УДК 130.2 Вестник СПбГУ. Сер. 6. 2012. Вып. 3
МУЗЕЙНЫЙ БУМ КАК ФЕНОМЕН ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЫ
А. С. Дриккер
Музей — храм наук и искусств — достигает расцвета в викторианскую эпоху. Однако, что удивительно, в другую эпоху, после завершения Второй мировой войны, начался невиданный рост популярности музеев, продолжающийся до сих пор. Пионеры, теоретики информационного общества — Тоффлер [1], Белл [2] — увидели в резком увеличении количества музеев и числа их посетителей один из главных признаков начала движения к новому типу общества — обществу знания. Полвека спустя мир компьютеризирован, общество знания в нем так и не появилось, однако музейный бум продолжается, захватывая все континенты. Устойчивость тенденции на протяжении полувека делает ее достойной осмысления. Какими актуальными процессами эта тенденция инициируется, что она проявляет: взлет духовности в демократической культуре или совсем иные стороны современности?
Генезис: история и теория
Современная активно развивающаяся музеология ищет генеалогические корни музея в древнем мире, чаще всего начиная отсчет от Александрийского мусейона. Действительно, аттическое влияние обнаруживается не только в Британском музее, нынешнем филиале Парфенона, но и в захолустном здании с краеведческими коллекциями ракушек и бабочек [3]. Однако при посещении чикагского Музея науки и техники усмотреть его прямое родство с Александрийским предком довольно сложно. Историю музея, который стал одним из важнейших институтов западной, а следом и мировой культуры, корректно отслеживать все-таки от эпохи Ренессанса. Именно тогда начинается трансформация частных коллекций и собраний в публичный институт. Процесс этот окончательно оформляется лишь в XIX в., когда появляются Старый музей в Берлине, Британский музей... Подлинного расцвета музейное строительство достигает в конце XIX и XX вв., распространяясь на далекую Америку и Россию.
Теория «музейности»
Характерно, что активное музейное строительство столетиями протекало безо всякой теоретической базы. И лишь в век победившей демократии возникает и постоянно усиливается интерес к генеалогии. Актуальная музеология в наиболее авторитетной версии объясняет происхождение музея посредством теории «музейной потребности». Автор идеи З. Странский [4] и его последователи [5] постулируют наличие некой особой онтологической — «музейной» потребности, свойственной homo sapiens. Последовательное усиление этой потребности от архаических праформ в традиционном обществе приводит к воплощению ее в самостоятельной форме музея как института культуры, характерного для динамичного индустриального общества.
* Работа выполнена при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (грант РФФИ № 10-06-00178-а).
© А. С. Дриккер, 2012
10
При этом главным и единственным аргументом, подтверждающим наличие видо-специфического признака, служит само существование музея. После принятия такого постулата уже «музейная потребность» рассматривается в качестве причины появления и развития музея. Способ доказательства достаточно сомнительный.
Обратим внимание, музей — законнорожденное дитя новоевропейской культуры. Но на вопрос, почему музей рождается именно и только в Европе, теория музейности никакого ответа не предлагает. Претензия теории на онтологический характер так и останется претензией без убедительного объяснения — почему музейная форма до ХХ в. не находила воплощения в восточных культурах? Сегодняшнее глобальное планетарное музейное наступление отражает не более чем полную победу доминирующей западной цивилизации.
Музей как феномен новоевропейской культуры
Так что произвольное добавление базовой потребности, избыточное умножение сущностей лишь маскирует проблему (на таком пути придется ввести потребности оперную, балетную, архивную...). Пожалуй, плодотворнее вернуться к бесспорным онтологическим признакам. Например, часто наблюдаемое у птиц и активно идущее от антропоидов желание выделиться из группы совместно со стремлением интеллекта к классификации и чисто сапиентной аксиологической потребностью, вероятно, способно объяснить исходно присущую человеку уже на самых ранних стадиях развития тягу к собирательству и коллекционированию. Каким же образом означенная тяга к собирательству приводит к формированию музейного института и почему именно в западноевропейской культуре?
Протестантская этика основывается на трезвом рациональном мировосприятии, высшие правила здесь отображаются земной упорядоченностью, классификацией, в материальном мире пуританское мировоззрение видит результат человеческой деятельности во славу Божию. Понимание успешного труда как признака избранности к спасению с естественностью вызывает уважение к процессу и материальному предмету труда. Усиленная идеями Просвещения, разумного прогресса ценность знания (научного, исторического, этнографического...) для профессионального успеха, для подтверждения богоизбранности порождает повышенный интерес к науке, технике, искусству, стимулирует изучение и внимание к природным объектам, быту, этнографическим деталям. Пиетет к трудолюбию как мерилу таланта и мастерства порождает культ деятелей культуры, общественных лидеров.
Феодальный мир веками и тысячелетиями пребывает в покойной органике биокультурных циклов. Проблема памяти в его устойчивости не особенно актуальна. Рациональная культура резко меняет темп жизни. Уже не произвольные внешние импульсы, личные амбиции, не дворцовые перевороты, а постоянное активное воздействие на природную и социальную среду определяет общественную динамику. Революции промышленные, социальные, культурные составляют органическую сущность этой культуры. Стремительность перемен во всех сферах жизни: в науке, технике, в производстве, хозяйстве, бытовой повседневности стимулирует проблему сохранения, памяти.
Культура, являющая интегральный опыт человечества, нации, этноса, племени, занята исключительно проблемами насущными, но для их решения неизменно обращается к наследию, интерпретируя его в соответствии с конкретными жизненными
11
интересами. Актуальная интерпретация представляет собой процесс отбора, критерии которого задаются весьма капризной и переменчивой системой ценностей.
Значимая потребность буржуазно-либеральной культуры в формировании иерархии, системы ценностей, утверждающей «сакральный» характер нового миропорядка, веру в законность существующего строя, властного права, его легитимной преемственности по отношению к уходящим абсолютам средневековья, вызывает к жизни многообразные институты общественной памяти. Одним из проявлений этой заботы, четко осознанной веком Просвещения, и является такой феномен новоевропейской культуры, как музей — институт памяти, материализованной в природных и артефактах, физически воплощающих высшие ценности одухотворенной деятельности и творческих усилий. Самые величественные и грандиозные храмы века разума — музейные храмы науки и искусства.
От протестантской этики к информационному обществу потребления
Рациональная модель мира, порожденная пуританским восприятием, эволюционно прогрессивна и неизбежна, однако тупик, в который ведет эта магистраль, можно рассмотреть в самом ее начале. Макс Вебер увидел угрозу в том, что «по мере того как аскеза начала преобразовывать мир, оказывая на него все большее воздействие, внешние мирские блага все сильнее подчиняли себе людей» [6, с 124]. Но несмотря на нравственное начало поднимающегося ремесленно-бюргерского сословия, «умеренного и упорного по своей природе, полностью преданного своему делу, со строго буржуазными воззрениями и принципами» [6, с 109], несмотря на сдержанность, упорство, личный аскетизм пуритан-первопроходцев, система, в основе которой постоянное инвестирование производства и его непрерывное расширение, заранее обречена на перерождение в результате неостановимого «онкологического» процесса.
Культура Нового времени энергично корректирует исходные установки. Религиозные, этические и эстетические ценности, конечно, обладают приоритетом, но в сравнении с традиционной и феодальной культурой материальные ценности обретают невиданный прежде статус. Ускоренный прогресс рациональной культуры определяется усилением универсальной ценностной меры — денежной. Мерилом престижа, социального статуса, мастерства, одаренности становится рыночная цена. Изобретения, научные прозрения, технические достижения, музыкальные и литературные произведения, храмы, палаццо все в большей степени рассматриваются не только как ценности духовные, символические, но и весьма земные, прагматичные.
Особенно наглядно влияние собственности сказывается в истории художественного музея. С одной стороны, усиливается его духовная роль как хранилища эталонов прекрасного, красоты, развиваются функции культурно-просветительские, с другой, музей — это собрание огромных материальных ценностей. Пластические искусства до сих пор занимают уникальное место среди прочих искусств, привлекая капитал сильнее, чем нефтеносные участки. Недаром, наверное, Сомс Форсайт — собственник — оказался ценителем и владельцем именно собрания живописи.
Прогрессивный успех западной модели (научно-техническое и военное превосходство, ликвидация безграмотности и голода, социальные достижения, «права человека») обеспечивает ей глобальное господство и влияние. Однако стремительное вовлечение в культурную орбиту еще вчера неграмотных сотен миллионов, объединение в единую экономику миллиардов трудящихся, массовый, уже планетарный масштаб системы
12
производства и потребления, несмотря на компьютерные и прочие технические чудеса, с неизбежностью ведет к редукции, опрощению.
Музейный бум и постиндустриальное общество
Темпы общественного развития нарастают прогрессивно. Скорости XIX в. в сравнении с постиндустриальными — это паровоз Стефенсона против сверхзвукового лайнера. Демократизация общества, просвещение, приобщение к потреблению культурно-развлекательного продукта миллионов «пользователей» определяют музейный бум, начавшийся после окончания Второй мировой войны. Музей — элитарный пережиток викторианской эпохи — становится вместе с кино и телевидением одним из наиболее демократичных и массовых институтов.
Начавшийся в странах Запада лавинообразный рост числа музеев (согласно Хадсону [7] каждые десять лет количество музеев увеличивается на 10%), количества посетителей музеев, музейных специалистов, демократизация музея, активное рождение новых форм, продолжаются и ширятся по всему миру. Отвечая основным особенностям и запросам современной культуры, умножение типового многообразия (музеи экологические, научные, детские...), либерализация музеев, неограниченное расширение массовой аудитории как ведущая идея, с одной стороны, свидетельствуют о росте толерантности и усилении просветительских тенденций актуальной культуры. С другой — потребление как главный жизненный ориентир не ограничивается чисто материальной сферой: важнейшая социальная проблема демократического мира — возрастающий досуг широких масс. В решении этой задачи музей выходит на первые роли и ширит свои возможности (за одну «музейную ночь» можно посетить добрый десяток музеев с многочисленными кафе, сувенирными лавками и прочими развлечениями).
Страстная тяга к музеефикации — симптом тревожный: культура утрачивает живую память и стремится «записать», законсервировать почти сиюминутные события и самые свежие артефакты (в феврале 2012 г., например, ровно через год после восстания 2011 г. в Тунисе, открылся «Музей тунисской революции»). Музеефикация — это попытка самооправдания культуры выбрасывания: прекрасный компьютер, проработавший всего два года, выбрасывается на помойку как одноразовая посуда, но зато — образец сохраняется в музее компьютерной техники.
Постмодернистская установка на отрицание репрессивной культуры, навязываемых сверху ценностей, с одной стороны, способствует раскрепощению человека. С другой, человек — существо социальное, а организация больших сообществ немыслима без иерархии. Устраняя сословную, образовательную и прочую цензуру, отвергая косные структуры и девальвированные сакральные ценности, но не предлагая взамен новых, демократическая цивилизация утверждает абсолютное доминирование простейшего универсального критерия отбора — денежного — и неминуемую культурную редукцию.
Проблемы смысла бытия вовсе не элиминируются, но рассматриваются в одном ряду с вопросами пищеварения и физзарядки, а потребности гастрономические и этические становятся равнозначными. Оно наверняка неплохо для кулинарии, возведенной в ранг творческого жанра, но не так радужно, например, для искусства. Поскольку нет ни малейшего сомнения в том, кто будет победителем в честной, открытой борьбе партий «За красивое питание» и «За красоту изящной словесности».
Итак, что же характеризует развитие музейного туризма, привлекающего в музейную сферу ежегодно новые и новые десятки миллионов? Доминирующая рациональная
13
культура, отказавшись от традиционных «классических» установок и используя энергию пробудившихся масс, обрела планетарный масштаб. Но ни понять, ни почувствовать, где же истинные ценности в том гигантском наследстве, которое копилось тысячелетиями, пока не смогла.
Музейный бум — органичный феномен демократического общества, отражающий как его безусловные достижения: сокровища человеческой культуры доступны сегодня миллиардам, так и проблемы: инфантилизацию, редукцию, снижение образовательного ценза, общественную амнезию и аномию, чреватые «тепловой смертью чувств».
Тонкая сложность культуры, выращиваемой долгими веками и тысячелетиями, в очередной раз оказывается перед угрозой варварского нашествия, на этот раз не орд воинственных гуннов, но по-детски невежественной массы новых потребителей. Сегодняшняя актуальная задача — сохранить культурное многообразие, чуждые демократическому большинству ценности, для которых губительно забвение музея — хранилища материализованного опыта, мастерства, красоты, но в не меньшей степени и вторжение в святая святых, в алтарное пространство толп непосвященных.
Противостояние музейной приливной волне не более продуктивно, чем борьба с движением Солнца. Разумная задача -использовать энергию демократического цунами на благо уникального наследия. Культура всегда отбирала истинно ценное, разберется она и сотнями тысяч музеев, сохранив пространство, где вместе с туристами, вкушающими острую информационную пиццу, или после них сможет обогатиться личность мыслящая, а главное — чувствующая.
Литература
1. Тоффлер Э. Третья волна. М., 2004.
2. Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. М., 2004.
3. Маковецкий Е. А. Аристотель в музее // Вестник С.-Петерб. ун-та. 2009. Серия. Вып. 2. С.171-185.
4. Странский З. Понимание музееведения // Музееведение. Музеи мира: сб. науч. трудов / НИИ культуры. М., 1991.
5. Калугина Т. П. Художественный музей как феномен культуры. СПб.: Петрополис, 2001.
6. Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма. М: ИНИОН АН СССР, 1972.
7. Хадсон К. Влиятельные музеи. Новосибирск: Сибирский хронограф, 2001.
Статья поступила в редакцию 15 марта 2012 г.
14