CC BY
1
Вестник Томского государственного университета. Культурология и искусствоведение.
2024. № 54. С. 239-252. Tomsk State University Journal of Cultural Studies and Art History. 2024. 54. pp. 239-252.
Научная статья УДК 930.85
doi: 10.17223/22220836/54/21
МУЗЕЙНАЯ АТРИБУЦИЯ ДРЕВНЕРУССКОЙ МЕБЕЛИ В ПЕРВОЙ ЧЕТВЕРТИ ХХ В.
Наталья Владимировна Углева
Государственный исторический музей, Москва, Россия, [email protected]
Аннотация. Первая четверть XXI в. стала качественно новым этапом в музейной атрибуции древней русской мебели, когда были выражены сомнения в актуальности старых датировок, отражены в публикациях результаты практической работы с фондом по изучению коллекций, их систематизации, экспертированию мебели с точки зрения художественного выражения в контексте развития стилей и технических достижений, что расширило представления об истории страны и отечественном производстве мебели в допетровскую эпоху.
Ключевые слова: древняя русская мебель, атрибуция, коллекция, публикация
Для цитирования: Углева Н.В. Музейная атрибуция древнерусской мебели в первой четверти XXI в. // Вестник Томского государственного университета. Культурология и искусствоведение. 2024. № 54. С. 239-252. doi: 10.17223/22220836/54/21
Original article
ATTRIBUTION OF OLD RUSSIAN FURNITURE IN MUSEUMS IN THE FIRST QUARTER OF THE TWENTIETH-FIRST CENTURY
Natalia V. Ugleva
State historical museum, Moscow, Russian Federation, [email protected]
Abstract. Attribution of Old Russian furniture in museums begins in the first third of the twentieth century, and its active development continues in the next century. In 2000, a catalog for the exhibition "One Hundred and Twelve Chairs" was published. For the first time, it includes images of several ancient artifacts and their brief annotations. The next edition on the topic of interest to us was published in St. Petersburg in 2003. Its Old Russian section includes a selective bibliography and two articles in which information about furniture production from antiquity to the XVII centuries is presented in chronological order on the basis of information gleaned from literature, as well as specific monuments for the consideration of stage phenomena.
In 2015, a book about the collection of furniture of the Hermitage appeared. The catalog part includes several ancient artifacts previously published in the second half of the twentieth century, without a radical revision of the old information.
An example of the practical use of the method of complex research of the monument is the 2017 article by N.V. Ugleva about a retractable table. A detailed study of the monument made it possible to determine that it, like its direct analogues, were made not in the XVII-XVIII, as previously thought, but at the end of the XIX century.
In 2018, a book was published dedicated to Russian painted chests, which includes furniture of the XVI-XVII centuries. The author analyzes its design and decor, suggests a new dating. In the same year, a collective monograph was published, about the phenomenon of domestic throne chairs. Two articles directly concern the topic of interest to us. In the first of them, "For Fear and Greatness", the question of terminology is solved, the historical evolution of this type of ceremonial setting for official receptions in Russia has been traced since ancient times.
© Н.В. Углева, 2024
The second article about Russian throne chairs [24]. For the first time, these monuments are considered as examples of stylistic art.
The same algorithm of practical work with museum exhibits is reflected in the published report by N.V. Ugleva on the new attribution of the curule chair from the collection of the Historical Museum. Previously considered a model of the XVII century. On the basis of an art history analysis, it was ranked among the works of the last third of the XV - first third of the XVI centuries.
The only foreign author who published Russian artifacts of the XVII century is D. Miller, who included two monuments from the Hermitage collection.
In the XXI century, the development of the science of ancient Russian furniture has risen to a new stage, when doubts were expressed about the relevance of old dating and the idea of separating the ancient heritage into a separate zone of independent research is being viewed. Keywords: Ancient Russian furniture, attribution, collection, publication
For citation: Ugleva, N.V. (2024) Attribution of old russian furniture in museums in the first quarter of the twentieth-first century. Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo universiteta. Kul 'turologiya i iskusstvovedenie - Tomsk State University Journal of Cultural Studies and Art History. 54. pp. 239-252. (In Russian). doi: 10.17223/22220836/54/21
Музейная атрибуция древнерусской мебели начинает свое развитие в первой трети ХХ в. С момента выделения группы предметов из общего массива памятников и первичной их датировки проходит почти столетие. Неуга-сающий интерес к материалу проявляется в публикациях самого разного уровня, который демонстрирует различные подходы к популяризации и познанию отечественного наследия.
Второе тысячелетие в области изучения истории русской мебели ознаменовалось выходом издания к выставке Государственного исторического музея (ГИМ) «Сто и двенадцать стульев» [1], но, по сути, являющим собой каталог части коллекции. Эта выставка в целом являлась знаковой, так как впервые фонд мебели ГИМ публично демонстрировался для широкой публики, заявляя не только о своем существовании, но и о необычайно разнообразном составе. Кроме того, впервые мебель демонстрировалась в стенах Исторического музея в качестве моноколлекции, нарушая привычную практику показа в контексте иллюстрации бытовой среды или в качестве меморий, а как произведения художественного порядка. Во вступительной статье [1. C. 8-25] каталога обосновывалась концепция выставки, раскрывалась идея демонстрации развития стилей на примере стульев и кресел. Вторая статья [1. С. 26-29] издания поднимает вопрос истории формирования собрания ГИМ, впервые в практике исследования мебели осветившая процесс сложения коллекции. Этот аспект крайне важен с музееведческой точки зрения для осознания состава, что позволяет внедрить сведения в работу по плановому комплектованию, а также открывает дополнительные возможности в атрибу-ционной практике, так как именно источник поступления является объективной категорией и, порой, единственной для определения места и максимально уточненного времени создания памятника мебельного искусства.
Каталожная часть книги включает изображения артефактов по большей части русского происхождения, размещенные в хронологической последовательности. В аннотациях предложена атрибуция представленных памятников без ее обоснования и заключающаяся в кратких сведениях: название, место и время изготовления, материал, техника, размер, инвентарный номер, источник поступления, краткая аннотация.
Древнерусский раздел представлен шестью предметами, датировки которых соответствуют записям в инвентарных книгах и публикациям предшествующего периода. На том этапе не ставилась задача их переосмысления, так как накопленные знания в этой области казались исчерпывающими и не подвергались сомнению. Так, кресло с переметной спинкой [1. С. 33], стул, украшенный изображением орла [1. С. 33], два курульных кресла [1. С. 36] на сегодняшний день однозначно должны поменять свою атрибуцию не менее, чем на 100 лет. Кроме того, курульное кресло с кожаной обивкой [1. С. 36] является ярким образцом итальянской, а не так, как зафиксировано в каталоге, русской работы.
Следующее издание по интересующей нас теме «Русская мебель. История. Стили. Мастера» [2] вышло в свет в Санкт-Петербурге в 2003 г. и явилось попыткой двух коллег обобщить в хронологическом порядке сведения по отечественному мебельному производству от Древней Руси до неоклассицизма начала XX в. «на примере этапных явлений» [2. С. 4]. Одно из безусловных ее достоинств - не только практически всеобъемлющие временные рамки повествования, но и впервые опубликованный справочный аппарат с перечнем мастеров, мастерских, фабрик, поставщиков XVIII - начала XX в., словарем терминов, списком литературы, указателем имен для удобного поиска в тексте. Это исследование является и примером авторской атрибуции целого ряда предметов, в том числе, изготовленных в допетровскую эпоху.
Во введении анализируются материалы, введенные в научный оборот некоторыми предшественниками, в том числе и по интересующей нас теме Древней Руси. Этот блок размещен не по хронологии, а после книги
A.М. Кучумова [3], посвященной мебели конца XVIII - начала XX в. Библиография не имеет систематического порядка, работы указаны без логической связанности, что затрудняет восприятие информации.
Первыми в разделе литературы упоминаются фундаментальные монографии И.Е. Забелина [4, 5]. Их характеристике посвящены всего три предложения. По мнению И.К. Ботт и М.И. Каневой, изложенную И.Е. Забелиным и основанную, как известно, исключительно на архивных материалах информацию нельзя считать строго научной, очевидно, поэтому соавторы не рассматривают ее с точки зрения наиважнейшего источника для изучения древнерусской мебели. Далее перечисляются разновременные издания
B.Т. Барановой «Дом боярина XVII века» 1928 г. с «весьма скупыми сведениями» [2. С. 9] и Б.В. Сапунова «У истоков русской мебели (XI-XIII вв.)» [6], вышедшее в свет более 50 лет спустя. При анализе последнего отмечается новаторский взгляд на причины «относительной неразвитости мебельного дела... и убранства допетровского периода» [2. С. 9], что обосновывается особенностями национального мировоззрения, жизненного уклада, обычаев и традиций. В связи с отсутствием ссылок считаем, что И.К. Ботт и М.И. Канева перепутали анализируемое произведение с другим, так как мы не обнаружили данной сентенции в тексте. Напротив, очевидно, что Б.В. Сапунов - приверженец совершенно другой теории, утверждающей, что домонгольская Русь была частью общеевропейской культуры [5. С. 6]. Также следует отметить, что никак не прокомментирован предложенный в работе метод изучения наследия Древней Руси с привлечением самых разнообразных источников для воссоздания форм, конструкций и декора мебели. Этот исследовательский прием заяв-
лен как новаторский, но не является таковым, так как был значительно ранее апробирован А.К. Чекаловым в 1962 г. [7] и З.П. Поповой в 1973 г. [8-12].
Именно наследию последнего автора, широко известного в отечественных научных кругах как единственного специалиста последней четверти ХХ в. в области изучения мебели Руси, практика, сотрудника с полувековым опытом и хранителя крупнейшей в мире коллекции древнерусской мебели Исторического музея, И.К. Ботт и М.И. Канева уделили небольшое, но весьма несправедливое критическое внимание, подчеркнув его московское происхождение и назвав целый массив научных изысканий [2] 1972-1989 гг. в крупнейших издательствах страны и фундаментальную уже упомянутую единственную диссертацию по данной тематике всего лишь как ряд публикаций. В числе недостатков исследований З.П. Поповой, определенных И.К. Ботт и М.И. Ка-невой и кажущихся нам абсурдными, выделялись плохая сохранность старинных монет, используемых в качестве источников, а также необоснованность «перенесения западноевропейских (в частности, византийских) схем формообразования на русскую почву» [2. С. 10]. Собранный же уникальный информационный пласт, впервые позволивший в различных аспектах рассмотреть историю древнерусской мебели и конкретные памятники из собраний музеев России, введенные в научный оборот и иллюстрирующие всевозможные проявления этого вида искусства, является всего лишь заслуживающим внимания.
Из всего рукописного наследия И.К. Ботт и М.И. Канева выделили в качестве главного источника новое факсимиле Радзивиловской летописи, подчеркнув, что именно в таком формате она представляет значительный интерес для изучения быта Древней Руси, позволяет убедиться, что в XII-XIII вв. мебель на Руси уже существовала, но не помогает получить представление, какой она была [2. С. 10].
Следующим в библиографическом списке петербургские исследователи отмечают статью В.А. Чернышева [13], который рассматривает возможность существования рамочно-филеночной конструкции на Руси, но считает свой труд неоконченным и требующим дальнейшей разработки.
К достоверным сведениям И.К. Ботт и М.И. Канева относят отчеты Новгородской археологической экспедиции (1951-1962) в интерпретации Ю.П. Спегальского [14], указывающего на наличие в жилищах встроенного мебельного оборудования [2. С. 10]. Работа этого автора характеризуется как фундаментальная, хотя она была неоднократно раскритикована коллегами-археологами за использование выборочных и уже прежде опубликованных материалов, благодаря чему утрачивалась объективность предлагаемых им выводов.
Заканчивает перечень литературы труд 1910 г. А.А. Бобринского [15], первым составившего изобразительные ряды предметов, находящихся в музейных собраниях, частных домах и церквах в каталоге деревянных изделий. По мнению И.К. Ботт и М.И. Каневой, А.А. Бобринский решал лишь задачу обновления уровня современных ему художественных промыслов. Этот взгляд является слишком узким, односторонним так как труд знаменитого графа-археолога был направлен на фиксацию уникальных, многие из которых ныне утрачены, памятников с целью сохранения информации о наследии русской культуры в целом. Отмечая, что представленный материал «обшир-
ный, чрезвычайно интересный...», авторы книги сожалеют об отсутствии атрибуций, что отчасти несправедливо - в ряде случаев прописано время создания и место бытования.
В заключении анализа библиографии следует отметить, что в ней имеются упущения. К наиболее заметным среди них следует причислить уже упомянутую работу А.К. Чекалова - первопроходца в области реконструкции истории мебельного производства в Древней Руси, а также ряд публикаций, вышедших в свет в первой трети ХХ в. Здесь необходимо отметить первую в отечественном искусствознании мебельную энциклопедию Н.Н. Соболева [16], ведущую повествование с начала цивилизации, объемля мировые достижения, в том числе и на русской почве. И.К. Ботт и М.И. Канева обзору этого наиважнейшего, остающегося единственной работой по истории мирового мебельного искусства на русском языке, по многим положениям актуальной и поныне, давшей старт для последующих исследований, посвятили один абзац, отметив не подвижничество русского ученого, а лишь недостатки, ставшие очевидными по прошествии более полувека, исходя из уровня современных знаний. В целом просматривается явная тенденциозность в рассмотрении опубликованных материалов, где выявляются и превозносятся достижения некоторых авторов и, в противовес им, игнорируются масштабные открытия или формулируются замечания, чаще всего несостоятельные, других ученых, что вызывает полное недоумение и порождает смысловые и фактологические ошибки в тексте научных статей И.К. Ботт и М.И. Каневой.
Первая глава книги посвящена мебели Древней Руси. Во введении декларируется, что вплоть до XVI в. вся она была встроенной и относилась к «неподвижным устройствам», не объясняя, на основании каких фактов делаются столь ошеломляющие выводы. Кроме того, отмечая глубокую русскую самобытность, исследователи считают, что не возможны аналогии с европейскими традициями, а противоположные мнения «не выдерживают проверки фактами», относя разработки других ученых к «неубедительным, беспочвенным» [2. С. 13].
Уделяя наиважнейшей проблеме - формам мебели - всего несколько строк, авторы рассуждают крайне поверхностно, неаргументированно, но безапелляционно фиксируют свое мнение. Особое внимание уделяется возможности существования стула. Этот факт категорически отрицается вопреки наличию конкретного понятия в древнерусской литературе, а также собственной ремарки об особом месте князей, пользовавшихся подобными предметами. Аналогично безуспешно, допуская обороты «по-видимому», подтверждающие слабое знание темы, рассматривается и проблема появления и изменения форм столов. В попытке определения своеобразия исследуемой мебели И.К. Ботт и М.И. Канева вновь обращаются к труду Ю.П. Спе-гальского, рассмотренного уже в контексте библиографического обзора, и не обретают ответа на поставленный вопрос.
В главе отдается дань неоспоримой важности результатов раскопок Древнего Новгорода в 1951-1962 гг. для истории обработки дерева, отмечая неубедительность выводов, касающихся мебели. Например, анализируя предложенные археологами реконструкции, И.К. Ботт и М.И. Канева выражают сомнение по поводу жизнеспособности формы воссозданного стула «из длинных и круглых прутьев...» [2. С. 16], апеллируя к личному изыскатель-
скому опыту, и, вопреки собственному высказыванию о неэффективности такой практики, обращаются к сравнению с европейскими образцами. Кроме того, И.К. Ботт и М.И. Канева выражают сомнение в назначении предмета из-за его небольшого размера и отвергая его отношение к детским вещам, так как, по их мнению, вплоть до XVIII в. в Европе, в том числе и в России, из детского обихода существовала лишь колыбель. «При отсутствии иной передвижной мебели в избе наличие табурета для ребенка представляется нонсенсом» [2. С. 17]. Указанное положение относится к непозволительным ошибкам, так как в коллекции Исторического музея кроме колыбелей существуют несколько детских скамей и стульчиков XVI—XVII вв. на ножках - для сидения и с колесиками - для игры.
В качестве древнего жилища в нарративе присутствует лишь изба, поэтому создается впечатление, что И.К. Ботт и М.И. Канева забывают о наличии дворцов, теремов, палат высокопоставленной знати, храмов - тех архитектурных сооружений, оттуда происходят сохранившиеся до наших дней артефакты. По меньшей мере наивно сомневаться в наличии в древнем быту стула, кресел, говорить о том, что вся мебель была только встроенной, так как еще в последней четверти XII в. в произведении «Слово о полку Игореве» упоминается кровать, выполненная из тисового дерева, основные термины меблировки зафиксированы в отечественных словарях русского языка, их изображения широко представлены на иконах, в рукописях, на фресках.
Предваряя раздел по истории X-XV вв., И.К. Ботт и М.И. Канева выделяют два этапа: X-XV и XVI-XVП вв. Такое разделение определено значительной дифференциацией в принципах строительства, так как на первом этапе «существовали лишь рубленые деревянные жилища для всех социальных слоев населения, и этот период не оставил памятников мебели» [2. С. 17].
Отметим, что оба положения, приведенных в цитате, являют собой ошибки, относящиеся к разряду непозволительных. Как широко известно, до XVI в. существовала каменная фортификационная, церковная и гражданская архитектура, и, что не менее важно, в единичных экземплярах сохранились предметы обстановки. Вероятно, именно поэтому статья о X-XV вв. повествует, в основном, о деревообработке и основана на материалах раскопок Новгорода. Здесь перечисляются типы жилищ, инструментарий, породы дерева, использовавшиеся далекими предками. Далее выдвигается тезис о том, что наиболее распространенная форма хранения - сундуки - не существовала в домах наших предков, что объясняется неактуальностью задачи «формирования коробчатой корпусной мебели вроде сундука, уже существовавшего в Европе» [2. С. 31]. Это положение кажется нам просто абсурдным, так как сундуки являются отнюдь не изобретением европейской цивилизации, а существовали в бытовом пространстве со времен Древнего Египта. Присутствие подобного универсального вида мебели в Древней Руси не подвергается сомнению, о чем в исследовании данного вопроса пишет Н.Н. Гончарова, приводя цитату из Изборника Святослава 1076 г. [17. С. 8].
Следующий параграф «XVI-XVII века» посвящен обзору конкретных памятников, где И.К. Ботт и М.И. Канева обращаются лишь к нескольким предметам, три из которых находятся в собрании Государственного Эрмитажа, один - Русского музея, два - в Смоленском музее, один - в музее «Коло-
менское». Используя их устоявшиеся датировки, а также сведения, почерпнутые из мемуаров иностранцев, побывавших в России, и «Домостроя», делаются выводы о степени развития мебельного ремесла. Привлеченный набор источников влияет на результаты их анализа. Например, лавка XVII в., украшенная орнаментом «в виде косиц», сопоставляется с неким более древним изображенным аналогом, что дает возможность искусствоведам сделать вывод об устойчивости такого типа мебели, не предпринимая при этом попытки (хотя бы в качестве предположения) оспорить предложенную датировку артефакта и отнести время его изготовления на более ранний период.
Совершенно неактуальными являются рассуждения И.К. Ботт и М.И. Ка-невой о стульях. Очевидно, что соавторы совершенно не знакомы с собраниями музеев, а лишь с несколькими изображениями в выборочных изданиях. В частности, не упоминается коллекция ГИМ, являющейся единственной в стране, где древнерусские памятники представлены почти сотней образцов. В качестве показательных примеров исследователи приводят то, что было утрачено в годы Отечественной войны и зафиксировано лишь в фотоизображениях крайне низкого качества. Это - стулья из собрания Смоленского ис-торико-художественного музея, где совершенно справедливо отмечается их сходство с аналогами XII-XIII вв., но не осуществляется попытка переатрибуции самих предметов.
Рассуждения об интерьере XVII в. базируются на сведениях о Теремном дворце Московского Кремля, где перечисляются обитые бархатом стулья и кресла «по немецкому образцу»; лавки; столы на ножках в виде волют, которые в статье называются S-образными завитками, отмечается, что они были окрашены, вызолочены, а роспись столешниц имитировала мрамор; выделяется некое кресло, обитое бархатом и напоминающее трон, со скамеечкой для ног. Вся информация изложена без сноски на источники, без расшифровки описаний и терминов.
Далее авторы отмечают, что производство мебели осуществлялось мастерами Оружейной палаты. В качестве иллюстрации приводится кровать, выполненная по заказу царя Алексея Михайловича, с резьбой и позолотой, и указывается, что и сейчас в Опочивальне находится кровать с резным декором и высоким балдахином. Однако известный экспонат является результатом реконструкции конца XIX в. и он, безусловно, не имеет отношения к древним подлинникам.
Совершенно несправедливо, на наш взгляд, И.К. Ботт и М.И. Канева утверждают, что только в XVII в. появляется интерес к зарубежной мебели. Он существовал и прежде на протяжении многих веков, что мы уже отмечали ранее. Также слишком категоричным является заявление о применении генуэзского бархата для обивки. С этой целью широко использовались и восточные ткани, например персидские что подтверждает сохранившаяся аутентичная обивка кресла царя Алексея Михайловича, находящаяся в собрании ГИМ.
К необоснованным следует отнести тезис о том, что лишь к концу XVII в. русские резчики, но не мебельщики, как подчеркивают коллеги, овладели искусством барочной резьбы [2. С. 39], хотя из трудов И.Е. Забелина известно, что именно эти мастера выполняли самые различные заказы, включая изготовление элементов жилой или церковной обстановки, украшение подоконников, дверей, других деталей интерьера и экстерьера зданий.
Абсолютно справедливо, рассматривая типы столов, И.К. Ботт и М.И. Канева относят стол царевны Софьи (ГИМ) к брусочному варианту конструкции и датируют его не XVII в., как считалось ранее, а XVI, допуская и более раннее его происхождение. Другая разновидность имеет подстолье в виде ящика, часто украшенное резьбой. Однако ученые упускают из поля зрения еще одну значительную по количеству группу, объединяющую столы, опорами которых служили ножки-балясины.
Перечисление видов мебели завершают скамьи с переметными спинками. Авторы верно отмечают часто встречающуюся особенность разительного отличия качества исполнения спинки с виртуозным резным декором и грубой выделкой ножек сиденья, что исследователи объясняют устойчивой традицией декорации таких предметов ткаными полавочниками. По нашему мнению, можно выдвинуть еще одно предположение, что это связано с утратой опорной системы в связи с длительным периодом использования и последующим разрушением. С течением веков мебель, находящаяся в парадных или господских интерьерах и имеющая дефекты, заменялась на новую, в то время как предшествующая ей могла перейти в подсобные помещения или переместиться в дома более низкого социального слоя, где ее внешнему виду не придавалось особого значения, а важна была лишь функциональная составляющая. Упущением рассматриваемого раздела является отсутствие в перечне скамей стационарного варианта конструкции, когда спинка была неподвижной и соединялась с сиденьем, шкафов и сундуков разного размера.
Подводя итог исследованию И.К. Ботт и М.А. Каневой, следует отметить, что многочисленные погрешности и ошибки разного уровня значимости, отмеченные нами, послужили своеобразным толчком для осознания необходимости появления актуального труда в контексте их объяснения и опровержения.
В 2015 г. в свет вышла вторая книга [18], рассказывающая о коллекции Государственного Эрмитажа. От первой [19] ее отделяли 33 года, и за это время некоторые ранние памятники претерпели некардинальную переатрибуцию. В частности, кресло, прежде датированное XVII в., обозначено в каталоге как образец конца XVII - начала XVIII в., хотя в аннотации имеется ссылка на то, что его «конструкция и декоративное оформление восходят к XVI веку» и что оно характерно «для обстановки дома в Древней Руси» [18. С. 70]. К сожалению, этот тезис не был развит, не появилось доказательного объяснения, почему предмет отнесен к петровскому периоду, насыщенному иностранными влияниями, овладением новыми формами и декоративными приемами в области создания элементов интерьерной среды. Кроме того, крайне ценное для нас наблюдение, отмеченное Н.Ю. Гусевой, относится и к уже упомянутому креслу, и к следующей на ним в каталоге скамье аналогичного периода создания (прежде атрибутированной XVIII в.), но не мотивировало автора к пересмотру их времени производства. Оно заключается в констатации естественного процесса «вымывания» устаревшей мебели из нового жилого пространства «состоятельных горожан, однако она еще долгое время сохранялась в обиходе поместного дворянства, зажиточного крестьянства, в убранстве монастырей» [18. С. 70]. Такое перемещение отжившего свой век в дома других социальных слоев происходило издревле, не являлось приметой именно петровской эпохи, а всего лишь очередным этапом. Соответственно,
логично предположить, что указанные артефакты происходят из веков, предшествующих не только XVIII, но и даже XVII столетиям.
Следующим по хронологии является шкаф [18. С. 74], названный «поставец», который по сравнению с прежним его изданием в эрмитажной книге с датировкой «начало XVIII в.» «состарился» до рубежа XVII-XVIII вв. Хотя в аннотации и отмечается, что подобная конструкция сформировалась еще в XVI в., тем не менее, ссылаясь на консервативный московский быт, он причисляется к наследию петровской эпохи. Также в тексте приводится первая публикация памятника в журнале «Мотивы русской архитектуры» [20], где он с еще не утраченным ящиком вместо ниши в среднем ярусе опубликован как «Шкаф Вологодской губернии (так называемой монастырской работы) конца XVII века. Из Великого Устюга» [20. С. 235]. Правда, откуда получены сведения, в журнале не указано.
Становится очевидно, что коллекция Эрмитажа является предметом дальнейшего исследования ее хранителями, хотя кардинального пересмотра старых сведений не происходит.
Пример практического использования метода комплексного исследования памятника представляет статья 2017 г. Н.В. Углевой о раздвижном столе из собрания ГИМ [21], украшенном двуглавым орлом и датой «1752» в технике интарсии. Детальное изучение конструктивных особенностей декора с привлечением документов о его приобретении, литературы о геральдике, выявление и анализ типологического ряда позволили определить, что памятник, как и его многочисленные прямые аналоги, изготовлены не в XVII-XVIII, как считалось ранее и было закреплено в публикациях ХХ-XXI вв., а в конце XIX столетия в контексте формообразования русского стиля.
В 2018 г. в свет вышли 2 книги, каждая из которых имеет непосредственное отношение к исследуемой теме. Первая из них, посвященная русским расписным сундукам [17], включает и мебель XVI-XVII вв. Н.Н. Гончарова впервые публикует значительный массив памятников, вводя их в научный оборот, подразделяет дошедшие до наших дней образцы на группы, уделяет особое внимание расписным предметам, выделяет центры их изготовления, систематизирует и исследует сюжеты. Кроме того, что особенно важно для нас, она фиксирует дату 1076 г., когда сундуки упоминаются в Изборнике Святослава, что полностью опровергает мнение коллег И.К. Ботт и М.И. Каневой об отсутствии последних в X-XV вв. в связи с неактуальностью задачи «формирования коробчатой корпусной мебели вроде сундука, уже существовавшего в Европе» [2. С. 31]. Более того, автор совершенно аргументированно доказывает, что именно напольные крупногабаритные сундуки часто использовались не только для хранения, но и в качестве ложа или стола. В связи с этим Н.Н. Гончарова публикует древнерусскую мебель из собрания Исторического музея, вводя новую датировку стола со съемной столешницей, неоднократно опубликованного как произведение XVII в. [17. С. 8], и определяя период его создания XVI в., уточняя, что имеется возможность и более его раннего происхождения.
Также произошел пересмотр атрибуции шкафа [17. С. 35], украшенного круглыми розетками с растительным орнаментом и двумя поплечными мужскими изображениями. В инвентарной книге он был определен XVII в., в то время как Н.Н. Гончарова посчитала возможным изменить дату на период
конца XVI - начала XVII в., заметив, что форма шкафа «находит прямые реминисценции с мебелью XII в.» [17. С. 34]. Подобные ремарки об открытых рамках датирования крайне важны, так как демонстрируют колебания, сомнение ученого и направляют последователей на стезю дальнейшего поиска.
2018 г. ознаменовался выходом в свет коллективной монографии «Низвергнутые троны Российского престола» [22], посвященной феномену отечественных тронных кресел от древнейших до созданных в начале ХХ в.
Непосредственно интересующей нас темы касаются две статьи. В первой из них «Для страха и величия» [23] решается вопрос терминологии, где разграничиваются понятия «трон» и «тронное кресло», прослеживается историческая эволюция, включая сакральное значение этого вида парадной обстановки для официальных приемов в России с древнейших времен. Информация о ее формах основана на архивных источниках, и, кроме того, на изобразительном материале, который сфокусирован на старейшем артефакте - так называемом «Троне Архиепископа Максимиана Равенского», созданного в середине VI в. Впервые это кресло появилось в книге Н.Н. Соболева [16. С. 55-56] черно-белой фотографией крайне невысокого качества с фасада и с торца, что давало возможность увидеть предмет лишь в общих чертах. Осуществленная во второй раз в издательской практике публикация по специальному разрешению итальянского Архиепископского музея в Равенне, где оно ныне хранится, - важная составляющая статьи. «Трон» представлен цветной иллюстрацией в трех ракурсах, что крайне важно для исследователей, так как наглядно демонстрирует принципы византийского формообразования и декора, ретранслируемые русскими мастерами.
Вторая статья о тронных креслах русского престола [24] посвящена тому материалу, который был выделен в зону сохранения еще в протомузейный период и в настоящее время находится в Оружейной палате Московского Кремля. Эти памятники впервые рассматриваются не с точки зрения их мемориальной или драгоценной составляющей, как было принято с XIX в., а как образцы стилевого искусства. Артефакты встраиваются в линию развития европейских художественных направлений и технических достижений, благодаря чему обретают атрибуцию как с обоснованием ряда положений, так и с указанием на то, что еще необходимо уточнить в силу обстоятельств витринного хранения и невозможности визуального осмотра.
Тот же алгоритм практической работы с музейными экспонатами отражен в опубликованном докладе Н.В. Углевой о новой атрибуции курульного кресла из коллекции Исторического музея [25]. Прежде считавшееся образцом XVII в., оно на основании искусствоведческого анализа с привлечением эталонных материалов, соотнесения с историческими фактами было причислено к произведениям последней трети XV - первой трети XVI в., что в корне позволило изменить представление об истории отечественного производства мебели.
Еще один древний памятник был «обретен» в собрании ГИМ также благодаря атрибуционной работе. Это стол, по легенде, принадлежавший царевне Софье Алексеевне Романовой. Он поступил в коллекцию из Новодевичьего монастыря в Москве еще в 1890 г. и благодаря мемориальной составляющей датировался концом XVII в., т.е. временем пребывания опальной царевны в заключении. Сопоставление этого предмета с косвенными
аналогами, зарубежными образцами, изучение истории пребывания царственной особы в обители позволили сформулировать время его создания как XV - первая половина XVI в. Сумма собранных аргументов крайне важна для перспективы, так как позволит в дальнейшем использовать их при исследовании сходных артефактов.
В заключение остановимся на единственном издании зарубежного автора, так как внимание к русской мебели периода до XVIII в. - большая редкость. Оно сводится к книге Джудит Миллер [26], где в разделе «XVII век» опубликованы два памятника. Первый из них - буфет начала XVIII в. из собрания Государственного Эрмитажа [26. С. 61], изображение и аннотация которого позаимствованы в уже упомянутом труде «Русская мебель в Государственном Эрмитаже». Не прилагая усилий по осмыслению датировки, Д. Миллер тем не менее отмечает, что «корпусная мебель больших размеров, монументальная по облику, оставалась модной в России намного дольше, чем в странах - „законодательницах моды", Франции и Италии», упуская то, что полюбившиеся формы существовали столетиями и в других странах, а размер опубликованного ею экспоната меньше полутора метров по высоте (141 х 78 х 47 см) никак нельзя считать значительным. Кроме того, автор не заметил его неполную сохранность, которая очевидна для знатока и выражается в утрате ножек, и определенно ренессансно-барочную стилистику, позволяющую отнести дату изготовления как минимум к XVII в.
Второй объект - русский раздвижной стол [26. С. 65] - Д. Миллер считает произведением начала XVIII в., хотя создан он был во второй половине XIX. Подобные грубейшие ошибки происходят от определенного уровня профессионализма, лишенного достаточного знания предмета изучения и опыта атрибуции.
Подводя итог, можно сделать вывод, что в XXI в. развитие науки о древней русской мебели оказалось на качественно новой ступени. Опираясь на достижения предшествующих эпох, произрастая из опыта прежних поколений, была создана почва для дальнейшего углубления знаний.
Именно на этом этапе были выражены сомнения в актуальности старых датировок и просматривается идея выделения древнего наследия в отдельную зону самостоятельного исследования в книгах И.К. Ботт и М.И. Каневой, Н.Н. Гончаровой и статьях Н.В. Углевой, в которых отражены результаты практической работы с фондом по изучению коллекций, их систематизации, экспертированию древних образцов с точки зрения их художественного выражения в контексте развития стилей и технических достижений, что расширило представления об истории страны в целом и отечественном производстве мебели в допетровскую эпоху в частности.
Список источников
1. Кологривова Н.В., Стругова О.Б. Сто и двенадцать стульев из собрания Государственного исторического музея. М. : Константа, 2000. 136 с.
2. Ботт И.К., Канева М.И. Русская мебель. История. Стили. Мастера. СПб. : Искусство-СПБ, 2003. 512 с.
3. Кучумов А.М. Убранство русского жилого интерьера XIX века. По материалам выставки в Павловском дворце-музее. Л. : Художник РСФСР, 1977. 302 с.
4. Забелин И.Е. Домашний быт русских царей в XVI-XVII столетиях. М. : Товарищество тип. А.И. Мамонтова, 1868. 782 с.
5. Забелин И.Е. Домашний быт русских цариц в XVI-XVII столетиях. М. : Товарищество тип. А.И. Мамонтова, 1869. 857 с.
6. Сапунов Б.В. У истоков русской мебели (XI-XIII вв.) // Труды Государственного ордена Ленина Эрмитажа. Т. XXIII: Из истории русской культуры. Л. : Искусство, 1983. С. 5-17.
7. Чекалов А.К. Мебель и предметы обихода из дерева // Русское декоративное искусство. От древнейшего периода до XVIII века / под ред. А.И. Леонова. М. : Изд-во Академии художеств СССР, 1962. Т. 1. С. 12-56.
8. Попова З.П. Русская мебель XVI-XVII веков : дис. ... канд. искусствоведения. М., 1973.
9. Попова З. Мебель Древней Руси // Декоративное искусство СССР. 1972. № 1. С. 42-43.
10. Попова З. Мебель XVII века // Декоративное искусство СССР. 1972. № 6. С. 46-50.
11. Попова З.П. Русская мебель XVI-XVII вв. в собрании Государственного исторического музея // Русское художественное дерево: Труды ГИМ. М. : ГИМ, 1983. Вып. 56. С. 7-56.
12. Попова З. Русская мебель XVI-XVII вв. // Советский музей. 1989. № 4. С. 60-64.
13. Чернышев В.А. Рамочно-филеночная конструкция в изделиях русских мастеров XII-XVII веков // Труды Государственного ордена Ленина Эрмитажа. Т. XXIII: Из истории русской культуры. Л. : Искусство, 1983. С. 18-25.
14. Спегальский Ю.П. Жилище Северо-Западной Руси IX-XIII вв. Л. : Наука, 1972. 271 с.
15. Бобринский А.А. Народныя руссюя деревянныя издълiя, предметы домашнего, хозяйственного и отчасти церковного обихода. М. : Т-во скоропеч. А.А. Левенсон, 1913. 41 с.
16. Соболев Н.Н. Стили в мебели. М. : Изд-во Всесоюзной академии архитектуры, 1939.
350 с.
17. Гончарова Н.Н. Русские расписные сундуки XVII-XVIII веков в собрании Исторического музея. М. : ГИМ, 2018.
18. Гусева Н.Ю., Семенова Т.Б. Русская художественная мебель XVIII века. СПб. : Изд-во Государственного Эрмитажа, 2015. 432 с.
19. Соколова Т., Орлова К. Русская мебель в Государственном Эрмитаже. Л. : Xудожник РСФСР, 1973. 254 с.
20. Майорова Н. По страницам журнала «Мотивы русской архитектуры». М. : Белый город, 1985. 255 с.
21. Углева Н.В. Развенчание мифа. Изменение атрибуции дубовых столов из собрания Исторического музея // Материалы IV научно-практической конференции : труды Государственного исторического музея. Вып. 208. М. : ГИМ, 2017. С. 149-160.
22. Низвергнутые троны Российского престола: издательский проект Государственного исторического музея / С.А. Астаховская, И.К. Ботт [и др.] ; автор идеи и координатор Н.В. Углева; науч. ред. Н.Ю. Гусева, Н.В. Углева. М. : Исторический музей, 2018. 340 с.
23. Углева Н.В. Для страха и величия // Низвергнутые троны российского престола. М. : ГИМ, 2018. С. 8-13.
24. Углева Н.В. Древнейшие троны русского престола // Низвергнутые троны российского престола. М. : ГИМ, 2018. С. 14-31.
25. Углева Н.В. Атрибуция кресла в стиле Ренессанс // Проблемы атрибуции памятников декоративно-прикладного искусства XVI-XX веков : материалы VI науч.-практ. конф. 1618 октября 2019 г. М. : ГИМ, 2021. С. 100-105.
26. Миллер Д. Мебель. Все стили от древности до современности. М. : АСТ : Астрель, 2006. 559 с.
References
1. Kologrivova, N.V. & Strugova, O.B. (2000) Sto i dvenadtsat' stul'ev iz sobraniya Gosudarstvennogo Istoricheskogo Muzeya [One Hundred and Twelve Chairs from the Collection of the State Historical Museum]. Moscow: Konstanta.
2. Bott, I.K. & Kaneva, M.I. (2003) Russkaya mebel'. Istoriya. Stili. Mastera [Russian Furniture. History. Styles. Masters]. St. Petersburg: Iskusstvo-SPB.
3. Kuchumov, A.M. (1977) Ubranstvo russkogo zhilogo inter'era XIX veka. Po materialam vystavki v Pavlovskom dvortse-muzee [Decoration of Russian Residential Interiors of the 19th Century. Based on Materials from the Exhibition at the Pavlovsk Palace Museum]. Leningrad: Khudozhnik RSFSR.
4. Zabelin, I.E. (1868) Domashniy byt russkikh tsarey XVI-XVII stoletiyakh [Domestic Life of Russian Tsars in the 16th-17th Centuries]. Moscow: Tovarishchestvo tip. A.I. Mamontova.
5. Zabelin, I.E. (1869) Domashniy byt russkikh tsarits XVI-XVII stoletiyakh [Domestic Life of Russian Tsars in the 16th-17th Centuries].]. Moscow: Tovarishchestvo tip. A.I. Mamontova.
6. Sapunov, B.V. (1983) U istokov russkoy mebeli (XI-XIII vv.) [At the origins of Russian furniture (11th—13th centuries)]. In: Trudy Gosudarstvennogo ordenaLeninaErmitazha [Works of the State Order of Lenin Hermitage]. Vol. 23. Leningrad: Iskusstvo. pp. 5-17.
7. Chekalov, A.K. (1962) Mebel' i predmety obikhoda iz dereva [Wooden furniture and household items]. In: Leonov, A.I. (ed.) Russkoe dekorativnoe iskusstvo. Ot drevneyshegoperioda do XVIII veka [Russian decorative art. From the earliest period to the 18th century]. Vol. 1. Moscow: USSR Academy of Arts. pp. 12-56.
8. Popova, Z.P. (1973) Russkaya mebel' XVI-XVII vekov [Russian Furniture of the 16th- 17th Centuries]. Art History Cand. Diss. Moscow.
9. Popova, Z. (1972a) Mebel' Drevney Rusi [Furniture of Old Rus']. Dekorativnoe iskusstvo SSSR. 1. pp. 42-43.
10. Popova, Z. (1972b) Mebel' XVII veka [Furniture of the 17th Century]. Dekorativnoe iskusstvo SSSR. 6. pp. 46-50.
11. Popova, Z.P. (1983) Russkaya mebel' XVI-XVII vv. v sobranii Gosudarstvennogo Istoricheskogo muzeya [Russian Furniture of the 16th-17th Centuries in the Collection of the State Historical Museum]. Russkoe khudozhestvennoe derevo. Trudy GIM. 56. pp. 7-56.
12. Popova, Z. (1989) Russkaya mebel' XVI-XVII vv. [Russian Furniture of the 16th-17th Centuries]. Sovetskiy muzey. 4. pp. 60-64.
13. Chernyshev, V.A. (1983) Ramochno-filenochnaya konstruktsiya v izdeliyakh russkikh mas-terov XII - XVII vekov [Frame-and-panel construction in the works of Russian masters of the 12th -17th centuries]. In: Trudy Gosudarstvennogo ordena Lenina Ermitazha [Proceedings of the State Order of Lenin Hermitage]. Vol. 23. Leningrad: Iskusstvo. pp. 18-25.
14. Spegalskiy, Yu.P. (1972) Zhilishche Severo-Zapadnoy RusiIX-XIII vv. [Dwellings of Northwestern Rus' of the 9th-13th centuries]. Leningrad: Nauka.
15. Bobrinskiy, A.A. (1913) Narodnyya russkiya derevyannyya izd"liya, predmety domashnego, khozyaystvennogo i otchasti tserkovnogo obikhoda [Folk Russian wooden products, household, economic and partly church items]. Moscow: T-vo skoropech. A.A. Levenson.
16. Sobolev, N.N. (1939) Stili v mebeli [Styles in furniture]. Moscow: All-Union Academy of Architecture.
17. Goncharova, N.N. (2018) Russkie raspisnye sunduki XVII-XVIII vekov v sobranii Istoricheskogo muzeya [Russian Painted Chests of the 17th- 18th Centuries in the Collection of the Historical Museum]. Moscow: GIM.
18. Guseva, N.Yu. & Semenova, T.B. (2015) Russkaya khudozhestvennaya mebel' XVIII veka [Russian Art Furniture of the 18th Century]. St. Petersburg: State Hermitage Museum.
19. Sokolova, T. & Orlova, K. (1973) Russkaya mebel' v Gosudarstvennom Ermitazhe [Russian Furniture in the State Hermitage]. Leningrad: Khudozhnik RSFSR.
20. Mayorova, N. (1985) Po stranitsam zhurnala "Motivy russkoy arkhitektury" [Through the Pages of the Journal "Motifs of Russian Architecture"]. Moscow: Belyy gorod.
21. Ugleva, N.V. (2017) Razvenchanie mifa. Izmenenie atributsii dubovykh stolov iz sobraniya istoricheskogo muzeya [Debunking the Myth. Changes in the Attribution of Oak Tables from the Collection of the Historical Museum]. In: Trudy Gosudarstvennogo istoricheskogo muzeya [Proceedings of the State Historical Museum]. Vyp. 208. Moscow: GIM. pp. 149-160.
22. Astakhovskaya, S.A., Bott, I.K. et al. (eds) (2018) Nizvergnutye trony Rossiyskogo prestola: izdatel'skiy proekt Gosudarstvennogo istoricheskogo muzeya [The Overthrown Thrones of the Russian Throne: A publishing project of the State Historical Museum]. Moscow: GIM.
23. Ugleva, N.V. (2018a) Dlya strakha i velichiya [For Fear and Greatness]. In: Astakhovskaya, S.A., Bott, I.K. et al. (eds) Nizvergnutye trony Rossiyskogo prestola: izdatel'skiy proekt Gosudarstvennogo istoricheskogo muzeya [The Overthrown Thrones of the Russian Throne: A publishing project of the State Historical Museum]. Moscow: GIM. pp. 8-13.
24. Ugleva, N.V. (2018b) Drevneyshie trony russkogo prestola [The Most Ancient Russian Thrones]. In: Astakhovskaya, S.A., Bott, I.K. et al. (eds) Nizvergnutye trony Rossiyskogo prestola: izdatel'skiy proekt Gosudarstvennogo istoricheskogo muzeya [The Overthrown Thrones of the Russian Throne: A publishing project of the State Historical Museum]. Moscow: GIM. pp. 14-31.
25. Ugleva, N.V. (2021) Atributsiya kresla v stile Renessans [Attribution of a Renaissance Chair]. Problemy atributsii pamyatnikov dekorativno-prikladnogo iskusstva XVI-XX vekov [Problems of Attribution of Monuments of Decorative and Applied Art of the 16th-20th Centuries]. Proc. of the Conference. October 16-18, 2019. Moscow: GIM. pp. 100-105.
26. Miller, D. (2006) Mebel'. Vse stili ot drevnosti do sovremennosti [Furniture. All Styles from Antiquity to the Present]. Moscow: AST: Astrel'.
Сведения об авторе:
Углева Н.В. - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Государственного исторического музея (Москва, Россия). E-mail: [email protected]
Автор заявляет об отсутствии конфликта интересов.
Information about the author:
Ugleva N.V. - candidate of sciences in history, senior researcher of the Department of wood and furniture, State historical museum (Moscow, Russian Federation). E-mail: [email protected]
The author declares no conflicts of interests.
Статья поступила в редакцию 04.07.2022; одобрена после рецензирования 22.04.2023; принята к публикации 15.05.2024.
The article was submitted 04.07.2022; approved after reviewing 22.04.2023; accepted for publication 15.05.2024.
