CC BY
13
Mucha R. Der apokalyptische Kaiser. Die Wahrnehmung Domitians in der apokalyptischen Literatur...
Mucha R. Der apokalyptische Kaiser. Die Wahrnehmung Domitians in der apokalyptischen Literatur des Frühjudentums und Urchristentums. Frankfurt am Main: Peter Lang, 2015. XII + 491 S.
Фигура римского императора Домициана (годы правления 81—96 по Р. Х.) не без основания привлекает к себе внимание как специалистов по Новому Завету и ранней истории христианства, так и историков-античников. Для первых представляет интерес отношение императора к христианам, гонителем которых он остался в церковной памяти, притом что в христианских текстах, относящихся к эпохе самого Домициана или ближайших к ней по времени, его имя прямо не называется1. Перед вторыми стоит интересная и важная задача представить объективный портрет императора, которого авторы, писавшие в период его правления (Стаций, Марциал), характеризовали панегирически, а писатели последующей эпохи (Плиний Младший, Тацит, Светоний) представляли как жестокого тирана. Знаменательно, что в итоге Домициан оказался фигурой однозначно отрицательно оцениваемой и в христианской, и в языческой традициях.
В центре внимания немецкого исследователя Роберта Мухи интереснейшая проблема восприятия императора Домициана в иудейской и христианской апокалиптической литературе. Несколько памятников, относящихся к этой категории, допускают датировку временем Домициана (или близким к нему) и отмечены антиримским настроением, ввиду чего закономерно возникает вопрос, можно ли в их отрицательных образах, предположительно связанных с Римом, видеть отражение личности последнего императора из династии Флавиев, и если да, то в силу каких факторов могла сложиться эта зловещая символика? В поисках ответов на эти вопросы Р. Мухе пришлось написать значительную по объему и в высшей степени насыщенную фактологически и аргументационно монографию. Рецензент должен признаться, что уже давно ему не приходилось читать столь «плотного» научного труда. Здесь буквально каждая фраза включена в какой-нибудь аргументационный ряд, рубрикация продумана до мелочей, каждый подраздел снабжен промежуточными выводами, а список литературы совершенно не содержит наименований, включенных туда «для галочки», — каждая публикация полноценно задействована в исследовательском процессе.
Следующая за начальным «Введением в проблематику» первая часть монографии (с. 9—71) посвящена предварительному соотнесению явлений Домициана и апокалиптики. Здесь вначале обозревается биография императора и его оценка современниками. Затем рассматривается общее состояние иудейства и христианства в период правления Домициана, причем особое внимание уделено, во-первых, апокалиптической литературе как средству выражения иудейских и христианских идей, а во-вторых, взаимоотношениям между иудейством
1 Первые упоминания о Домициане как гонителе принадлежат Мелитону Сардийскому (фрагмент, сохранившийся у Евсевия Кесарийского (Historia Ecclesiae IV. 26) и Тертуллиана (Apologeticum 5. 3—4). Классический вид это представление принимает у Евсевия (Historia Ecclesiae III. 13-20).
и христианством, с одной стороны, и империей и императорской властью — с другой. Отмечается активность Домициана в деле утверждения императорского культа в Малой Азии, обращается внимание на устрожение сбора «иудейского фиска» (fiscus judaicus), которое могло иметь значимые последствия как для иудеев, так и для христиан. В заключительном, третьем, разделе первой части внимание исследователя сосредотачивается на таком важном аспекте апокалиптической литературы, как ее «оппозиционность» по отношению к доминирующим общественно-политическим и религиозным структурам. Здесь подчеркивается обращенность апокалиптики к истории, ее «заинтересованность» в ней (geschichtsinteressiert), что делает небессмысленным поиск в апокалиптических писаниях характеристик тех или иных исторических лиц, в частности императоров.
Вторая часть монографии (с. 73—364) по объему значительно превосходит остальные и несомненно является ее ядром2. В ее начале автор выделяет те тексты, свидетельство которых может иметь хотя бы косвенное отношение к императору Домициану. Ими оказываются Сивиллины книги 4 и 5, Откровение Иоанна Богослова и 4-я книга Ездры3. Обнаруживающаяся здесь некоторая диспропорция в пользу иудейских текстов нивелируется тем фактом, что новозаветному Апокалипсису уделено значительно больше места, чем всем рассматриваемым иудейским памятникам, вместе взятым, а также тем, что, выводы исследования Мухи почти полностью касаются именно его. В отличие от иудейских книг, Откровению Иоанна во второй части монографии посвящено два подраздела: в одном рассматриваются относящиеся к книге вводные вопросы, а в другом предложены экзегетические разборы тех фрагментов текста, где предполагаются намеки на личность Домициана: Откр 6; 12—13; 14—18. Результаты исследования Р. Мухи в данной части его труда таковы. Свидетельство Сивиллиных книг является лишь подготовительным и непосредственной оценки личности Домициана, которая не выходит здесь на первый план, не содержит. Оно важно ввиду того, что показывает развитие отношения к Римской империи в иудейских кругах в сторону ухудшения и обнаруживает растущее внимание к фигуре Нерона, которая начинает обрастать чертами архетипического богоборца. Это позволяет говорить о Сивиллиных книгах как о своего рода «базовом тексте» (Grundschrift) по отношению к Откр и 4Езд, с которыми в них обнаруживается ряд перекличек. Огромный раздел, посвященный Апокалипсису, приводит к следующим промежуточным выводам. Апокалипсис следует датировать временем Домициана, во всяком случае эта датировка наиболее вероятна. Империя времен Флавиев представлена в Откр как антипод Царства Бога и Агнца, а сам Домициан — как «восьмой царь», который одновременно и «из числа семи» (ср. Откр 17. 8—11), то есть как «возвращающийся» Нерон (Nero rediturus/redivivus). В этом качестве он оказывается эсхатологическим богоборцем и в собственном смысле слова антиХристом. При этом личность императора в смысле pars pro toto выражает отно-
2 Эта часть с четырехуровневой рубрикацией содержит в общей сложности 94 подраздела!
3 4-й книгой Ездры мы, в соответствии с современной научной традицией, именуем гл. 3—14 книги, которая в современных русских изданиях Библии именуется 3-й книгой Ездры.
Mucha R. Der apokalyptische Kaiser. Die Wahrnehmung Domitians in der apokalyptischen Literatur...
шение Тайнозрителя ко всей Империи. Восприятие Домициана является плодом «субъективной драматизации» (subjektive Dramatisierung), своего рода эсхатологически мотивированного сгущения красок и не должно восприниматься как простодушное отражение «исторической действительности». В 4 Езд к Домициану может быть отнесен образ последней из трех глав орла (гл. 11, ср. особенно ст. 29—32; истолкование в 12. 22—30), символизирующих династию Флавиев и Римскую империю соответственно. Он представлен здесь как царь последних времен, тиран, братоубийца и враг иудейства, которому, однако, предстоит возвещенное ему львом-мессией падение (11. 37—12. 3). Между всеми рассмотренными в этой части исследования памятниками устанавливаются разнообразные литературно-богословские связи, главными из которых являются резко негативное восприятие Римской империи (во всех текстах), присутствие мотивов, связанных с Нероном и приобретающих в связи с легендой о его «возвращении» эсхатологически-типологический характер (отсутствует в 4 Езд; в Откр есть основание напрямую связывать их с личностью Домициана), внимание к личности Домициана, стилизация его в качестве эсхатологического богоборца и антимессии (в Откр и 4 Езд).
Третья часть монографии (с. 365—433) призвана ввести апокалиптическое восприятие Домициана в контекст языческих и раннехристианских «стратегий воспоминания» (Erinnerungsstrategie). Здесь прежде всего обозревается рецепция фигуры последнего Флавия в римской литературе. Квинтэссенцией идей и чувств, связанных с его личностью у таких авторов, как Плиний Младший, Тацит и Светоний, оказывается, по Р. Мухе, следующая формула: второй Нерон — самопровозглашенный бог — гонитель — тиран. Нетрудно заметить здесь точки пересечения с апокалиптическим образом Домициана, и Р. Муха прямо говорит о совместимости и сопоставимости обеих сфер рецепции. Далее исследователь подвергает рассмотрению восприятие Домициана в раннехристианской литературе. В целом ее мейнстрим, в отличие от апокалиптики, может быть охарактеризован как проримский, и это нашло своеобразное отражение в оценке Домициана. Она остается всецело отрицательной, но эта отрицательная оценка уже не распространяется на саму Империю. Домициан мыслится как тиран и гонитель, но в этом качестве он оказывается уже исключением в ряду «хороших» царей, и логика pars pro toto здесь уже не действует. Такие авторы, как, например, Мелитон Сардийский или Тертуллиан4, отрицательно характеризуя Домициана, оказываются в своей критике гораздо ближе к римским историкам, нежели к авторам апокалиптических книг. В конце концов в христианском сознании образ Домициана автономизируется по отношению к своему прообразу Нерону и начинает восприниматься как самостоятельный тип злодея на троне.
Весьма короткая четвертая часть книги (с. 435—439) подводит итоги исследования. Автор формулирует выводы в виде пяти снабженных комментариями тезисов. Показательно, что они почти исключительно касаются Откровения Иоанна. Первый из них констатирует подтверждение в результате исследования датировки Апокалипсиса временем правления Домициана, восходящей еще к
4 Ср. фрагменты, указанные в сноске 1.
Иринею Лионскому. Второй подчеркивает невозможность точного определения того, на какие исторические реалии Малой Азии реагируют апокалиптические писания5, но полагает вероятным, что тексты представляют собой отклик на религиозную политику Домициана. Третий вывод-тезис утверждает решающую роль императорского культа в восприятии императора христианами провинции Асии. Четвертый указывает на то, что образ Домициана — гонителя христиан является не отражением исторических реалий, а плодом «раннехристианской комбинаторики» (frühchristliche Kombinatorik). Пятый вывод работы говорит о том, что в образе римского императора переплетаются и оказываются взаимно обусловленными индивидуальные и типологические черты.
Краткий обзор содержания труда Роберта Мухи показывает, что в его книге гораздо более интересным и значимым оказывается сам процесс исследования, нежели конечные выводы. Всё то, к чему ученый приходит в конце своего труда, в общем-то вполне соответствует современному научному мейнстриму, начиная от домициановской датировки Апокалипсиса, продолжая связанной с Нероном типологией и кончая убежденностью в том, что Домициан не является организатором масштабных гонений на христиан. Сильная сторона рецензируемого труда состоит в необычайной тщательности анализа материала — как первоисточников, так и вторичной литературы. Выводы здесь пусть и не поражающие воображение, но зато отлично обоснованные6. Вместе с тем как раз аргументированность этих выводов и подчеркивает невольно загадочность облика Домициана, который как бы ускользает от нас — чем больше пишется об этом императоре, тем очевиднее становится, что напряжение между «фактической информацией» и оставшимся в веках образом не получается в полной мере ослабить никакими научными построениями. По прочтении книги Роберта Мухи хочется читать о Домициане еще и еще — и, может быть, в этом и состоит лучшая похвала в ее адрес.
Антон Сергеевич Небольсин (д-р богословия, ПСТГУ; [email protected])
5 Множественное число точно отражает оригинальный немецкий текст исследования. Ясно, однако же, что раз упоминается Малая Азия, то речь идет именно об Апокалипсисе.
6 Нельзя также не отметить наличие в книге Р. Мухи целого ряда замечательных таблиц и диаграмм, наглядно иллюстрирующих ход мысли и промежуточные выводы автора.
