Может ли двуязычный словарь быть источником этнолингвистической информации? Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

МЕЖКУЛЬТУРНАЯ КОММУНИКАЦИЯ. НАЦИОНАЛЬНЫЙ И ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНЫЙ АСПЕКТЫ В ДВУЯЗЫЧНЫХ И МНОГОЯЗЫЧНЫХ СЛОВАРЯХ

© 2009

В. Хлебда

МОЖЕТ ЛИ ДВУЯЗЫЧНЫЙ СЛОВАРЬ БЫТЬ ИСТОЧНИКОМ ЭТНОЛИНГВИСТИЧЕСКОЙ ИНФОРМАЦИИ?

На XIV Международном конгрессе славистов в Македонии (Охрид, 10—17 сентября 2008 г.) в рамках одного из тематических блоков состоялась встреча этнолингвистов Польши (Е. Бартминьский, В. Хлебда), России (С.М. Толстая, Е. Березович), Сербии (Л. Раденкович), Бельгии (А. Юдин) и Великобритании (Й. Цинкен), вынесших на суд дискутантов ряд вопросов, суть которых заключалась в названии программного доклада Е. Бартминского и В. Хлебды «Как исследовать языковую картину мира славян и их соседей?» [БаЛт^Ы, СЫеЬёа 2008]. В этом докладе были сформулированы следующие тезисы:

1) этнолингвистику можно рассматривать как одну из наук о коллективной (в первую очередь, этнической) идентичности, основой которой является коллективная память;

2) коллективная идентичность и коллективная память могут исследоваться (этно)лингвистикой ввиду того, что память, чувство идентичности, самосознание, ментальные карты в психике людей и т.п. представляют собой оязыков-ленные феномены;

3) постижение сути таких концептов, как «польскость», «русскость», «серб-скость».., «европейскость», ввиду их чрезвычайной сложности, должно проводиться разными путями и методами при сохранении, однако, определенного tertium comparationis, обеспечивающего сопоставляемость получаемых для разных языков и культур результатов;

4) в качестве такого tertium comparationis может быть предложен комплекс названий ценностей — основа будущего сопоставительного аксиологического словаря. Вынесенные на обсуждение списки названий ценностей насчитывали до 75 единиц; было решено выделить из них ок. 10 названий типа независимость, автономия, равенство; вина/грех, правда/ложь и т.п. и представить их в качестве объекта межъязыкового сопоставительного анализа.

Автор этих строк предложил также определить основные источники этнолингвистической информации, анализ которых позволил бы получить:

— лексикографические данные из всех толковых словарей данного языка в их хронологическом порядке, а также, по мере надобности, из специальных словарей (в том числе — переводных);

— текстовые данные, черпаемые из текущей эксцерпции текстов данного публичного дискурса, в том числе из публицистики, художественной литературы и релевантных в общественно-культурном отношении научных текстов, а также из записей ситуативно обусловленных актов живой устной коммуникации;

— корпусные данные, черпаемые из больших компьютерных корпусов данного языка и из интернетовских браузеров;

— экспериментальные данные, получаемые в результате проведения специальных опросов (особенно анкет открытого характера).

В связи с этим было также предложено организовать четыре рабочих встречи методологического характера, соответствующие выделенным выше источникам: словарям, текстам, корпусам и анкетам. Первый семинар «Этнолингвистика и лексикография», проведение которого было намечено в апреле 2009 г. в г. Ополе (Польша), призван рассмотреть два вектора анализов:

1) от словарей к этнолингвистической информации (т.е. от анализа микро- и макроструктуры словарей разного типа к определению возможностей извлечения из них этнолингвистически релевантной информации);

2) от потребностей и интересов этнолингвистики к словарям (т.е. от определения, в каком типе информации этнолингвистика нуждается больше всего, к моделированию оптимальной в этом отношении микро- и макроструктуры словарей разного типа).

Таким образом, на повестку дня могли бы быть вынесены такие частные вопросы, как, напр.:

1) толковые, переводные и специальные (отраслевые) словари как возможный источник этнолингвистически релевантной информации;

2) словари различных «лектов» (диалектов, социолектов, фамилектов, идиолектов) как возможный источник этнолингвистически релевантной информации;

3) типы словарных толкований в контексте возможности извлечения из них этнолингвистически релевантной информации;

4) этнолингвистика и оптимальные модели словарной дефиниции;

5) этнолингвистика и возможные направления реориентации двуязычной лексикографии;

6) этнолингвистика как стимулятор лексикографических идей и т.п.

К какому направлению анализа и к какому частному вопросу мы бы ни обратились, предметом обсуждения должен стать, в первую очередь, вопрос о том, что следует считать информацией «этнолингвистически релевантной». Опережая ход будущей дискуссии на эту тему, выдвинем здесь общий тезис о том, что столетия контактов между людьми и их взаимодействия в познании и освоении действительности означают столетия их речеповеденческой активности во всех областях и всех проявлениях человеческой жизни. Поэтому нет оснований полагать, что следы этого многовекового опыта отложились лишь на избранных уровнях языка (главным образом, лексическом, фразеологическом и паремиче-ском) и обошли стороной другие слагаемые языковой системы. Если этнолингвистику интересуют любые проявления и документы восприятия членами данного этноса действительности — их способ категоризации и иерархизации объ-

ектов этой действительности (в том числе — и их самих), даваемые последним оценки, шкалы ценностей и т.д., — поиск этих следов должен выйти за рамки традиционного круга интересов этнолингвистики (лексика, фразеология, паре-мика). Проникновение в сложную систему словообразовательных средств и морфологических категорий, в семантику синтаксических моделей, в логику организации сверхфразовых единств, в грамматику и прагматику текста не может не принести качественно новых для этнолингвистики свидетельств многосторонних отношений членов данной этнической общности друг к другу, к их собственной истории, к миру растений и животных, богов и святых. Слабо изведанной в этом отношении является сфера «околоязыковых» и «околотекстовых» явлений (верований и поверий, ритуальных предписаний, норм поведения по устойчивым, повторяемым сценариям и т.п.; см. [Бартминьский 2005]). Почти не изведанной этнолингвистикой является сфера «языка в действии» — ситуативно обусловленного речеповедения, протекающего одновременно на трех каналах связи: вербальном, паравербальном и невербальном, и требующего поэтому специальных техник и методик анализа (conversation analysis; см. [Chlebda 2000], [Rancew-Sikora 2007]).

Место двуязычного словаря в кругу источников этнолингвистически релевантной информации особое. В этой связи выдвинем два следующих тезиса:

1) словарь представляет собой своеобразный жанр речи, или текст, имеющий своего автора, читателя и содержание. Из этого следует, что любой (также двуязычный) словарь является субъектным высказыванием о действительности;

2) двуязычный словарь не сводится к простому соположению списка единиц языка А и их эквивалентов в языке Б. Потенциально в двуязычном словаре можно усматривать место встречи и сосуществования асимметричных по отношению друг к другу языковых картин мира двух этносов.

Субъектный характер словаря означает, в первую очередь, что посредством образующих словарь единиц языка (их семантических структур) высказывается данный этнос (в случае двуязычного словаря — два этноса) как субъект истории и культуры; такой субъект мы вправе определить как коллективный. Однако исследователь, желающий путем анализа единиц словаря проникнуть в национальную картину мира, не должен забывать, что в словаре присутствует и другой субъект: автор словаря, лексикограф и/или редактор. Границы и окончательный характер извлекаемой из словаря языковой картины мира во многом зависят от установок и активности этого индивидуального субъекта.

В любом словаре слагаемые языковой картины мира содержатся в его макро-и микроструктуре, в его «вертикали» (словнике) и «горизонтали» (дефинициях значений, пометах, в иллюстративном материале). Объем и содержание исходного словника двуязычного словаря зависят от обоих названных субъектов: коллективного и индивидуального. В то время, однако, как индивидуальный субъект (лексикограф) стремится, как правило, сделать целевой словник полностью симметричным по отношению к исходному (т.е. старается приписать эквиваленты всем без исключения единицам исходного языка), не следует, по нашему мнению, скрывать естественной асимметрии между понятийными сис-

темами двух языков, наоборот, — следует ее обнаруживать и выделять, используя для этого специальные формальные приемы (напр., в «Настольном польско-русском идиоматиконе» отсутствие эквивалента — понятийная лакуна — регулярно помечается знаком ноля 0; см. [Chlebda, red., 2006—2008]). Сумма знаков асимметричности и есть первая этнолингвистически релевантная информация о различиях в восприятии мира двумя коллективными субъектами словаря.

Сказанное относится и к горизонтальным компонентам словаря, в первую очередь, — к дефинициям. Проблема в том, однако, что переводные словари, как правило, лишены толкования значений единиц обоих языков. Не иначе дело обстоит и с упомянутым «Настольным идиоматиконом», где, однако, развита система примечаний, содержащих семантические и другие необходимые пользователю комментарии. Опыт польско-русского сопоставления таких единиц «Идиоматикона», как пословицы, устойчивые сравнения, эмотивные выражения, этикетные формулы и даже городские надписи (вывески) не только показывает зоны общего и зоны расхождений в членении обоими языками действительности, но и обнаруживает факт обращения членов обоих этносов в аналогичных ситуациях к разным участкам этой действительности, выявляет различия в оценках объектов и явлений действительности, позволяет увидеть несовпадение стоящих за формально адекватными единицами двух языков культурных традиций и т.п. С другой стороны, однако, опыт этого словаря показывает, что указание в словаре на зоны собственно национального и зону общего (а для этнолингвистики релевантны не только расхождения, но и сходства) невозможно без такой или иной по форме семантизации единиц обоих сопоставляемых единиц, что наталкивает на мысль о необходимости возврата к выдвинутой еще Л.В. Щербой ([Щерба 1974: 265—312]) идеетолко-во-переводного словаря.

ЛИТЕРАТУРА

Бартминьский Е. Языковой образ мира: очерки по этнолингвистике. — М.: Индрик, 2005.

Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. — Л.: Наука, 1974.

Bartmiñski J., Chlebda W. Jak badac j^zykowo-kulturowy obraz swiata Slowian i ich s^siadów? //Etnolingwistyka. Т. 20. - Lublin, 2008. - S. 11-27.

Chlebda W. Plaszczyzny ogl^du j^zykowego obrazu swiata w opisie semantycznym j^zyka // Komparacja systemów i funkcjonowania wspólczesnych j^zyków slowiañskich / red. S. Gajda. — Opole: Wydawnictwo Uniwersytetu Opolskiego, 2000. — S. 163-178.

Chlebda W. Siatka haslowa dwujQzycznego slownika skrzydlatych slów jako swoisty tekst kultury. // Przeklad - jQzyk - kultura / red. R. Lewicki. - Lublin: Wydawnictwo UMCS, 2002. - S. 87-95.

Chlebda W. J^zykowy autoportret Polaków. Spotkanie podmiotów // Podmiot w jQzyku i kulturze / red. J. Bartmiñski, A. Pajdzkska. - Lublin: Wydawnictwo UMCS, 2008. -S. 185-196.

Podr^czny idiomatykon polsko-rosyjski: z. 1-3 / red. W. Chlebda. - Opole: Wydawnictwo Uniwersytetu Opolskiego, 2006-2008.

Rancew-Sikora D. Analiza konwersacyjna jako metoda badania rozmów codziennych. -Warszawa: Wydawnictwo Trio, 2007.

CAN A BILINGUAL DICTIONARY BE A SOURCE OF ETHNOLINGUISTIC

INFORMATION?

V. Khlebda

The author advances the thesis that a bilingual dictionary, for one thing, is a special text genre (a subjective statement of reality perception) and, for another, it is a sphere of coexistence of asymmetric linguistic world-images of two ethnic groups. The thesis became a starting point for the possible retrieval of ethnically relevant linguistic information from a bilingual dictionary.

© 2009

А.А. Горбачевский, И.А. Шушарина

РУССКИЙ И ПОЛЬСКИЙ: О СЛОВАРЕ ЛОЖНЫХ ДРУЗЕЙ

ПЕРЕВОДЧИКА

Изучение так называемых «ложных друзей переводчика», т.е. межъязыковых омонимов, паронимов, а также других межъязыковых единиц, которые могут вызвать неправильные ассоциации, является одной из прикладных задач кон-трастивной лингвистики. При обучении иностранному языку, особенностям перевода, при составлении двуязычных словарей необходимо учитывать, что в разных языках встречаются созвучные лексические образования, которые в силу относительной произвольности звуковой оболочки слов, условности связи между означаемым и означающим имеют совершенно разные смыслы. Случайные межъязыковые совпадения способны вызвать у людей, письменно или устно воспринимающих текст, смысловые иллюзии и всевозможные недоразумения. Особенно такие совпадения коварны в родственных языках, так как человек, не в полной мере владеющий иностранным языком, уверен в совпадении смыслов созвучных слов и невольно упускает из вида, что, как и в современных языках, лексемы, существовавшие в общем праязыке, были многозначными или имели более широкое или более узкое значение. Позднейшая актуализация разных сем, расширение или сужение значений привели к образованию семантически не совпадающих межъязыковых коррелятов. Кроме смысловых сдвигов, к возникновению «ложных друзей переводчика» приводят и сдвиги фонетические, словообразовательные, а также разное осмысление родственными или неродственными этносами одних и тех же заимствований.

Исследование мнимых межъязыковых эквивалентов началось сравнительно недавно. Пожалуй, одним из первых обратил на них внимание польский лексикограф Б. Линде, работавший над созданием сравнительного словаря русского и польского языков. Труд его остался незавершенным, однако сами «ложные друзья переводчика» привлекли внимание многих исследователей. В частности,