CC BY
37
Вестник Московского университета. Сер. 22. Теория перевода. 2014. № 2
ВОПРОСЫ ТЕРМИНОЛОГИИ В.Г. Кульпина,
доктор филологических наук, доцент кафедры славянских языков и культур факультета иностранных языков и регионоведения МГУ имени М.В. Ломоносова; e-mail: vgrkulpina@mail.ru
В.А. Татаринов,
доктор филологических наук, президент Российского терминологического общества (РоссТерм); e-mail: rossterm@mail.ru
О РЕКОНЦЕПТУАЛИЗАЦИИ ПРОБЛЕМ ПЕРЕВОДА И ПЕРЕВОДНОЙ ЛЕКСИКОГРАФИИ В ТРУДАХ ПОЛЬСКИХ ЯЗЫКОВЕДОВ
Рассмотрены пути концептуального обновления теории перевода и практики составления переводных словарей в польском языкознании. Обсуждаются изменённые подходы к пониманию некоторых понятий перевода и состава переводных словарей. Вводятся в научный обиход новые понятия переводческой практики.
Ключевые слова: теория перевода, практика перевода, параллельные тексты, переводной словарь, единица перевода, переводная эквивалентность.
Valentina G. Kulpina, Dr. Sc. (Philology), Assistant Professor at the Faculty of Foreign Languages and Regional Studies, Lomonosov Moscow State University, Russia; e-mail: vgrkulpina@mail.ru
Viktor A. Tatarinov, Dr. Sc. (Philology), President of Russian Terminology Society, Russia; e-mail: rossterm@mail.ru
Reconceptualization of Translation and Translation Lexicography Issues: A Case Study of Polish Linguists' Works
The ways of conceptual emendation of theory and practice of compiling translation dictionaries in Polish linguistics are considered. A changed approach to understanding some concepts of translation and translation dictionaries' composition is examined. New concepts of translation for practical use are proposed.
Key words: theory of translation, practice of translation, parallel texts, translation dictionary, unit of translation, translation equivalence.
Авторы статьи уже долгие годы занимаются изучением вопроса реконцептуализации понятийно-терминологического аппарата пе-реводоведения и социолингвистических факторов, ведущих к концептуальной лабильности общеизвестных терминов. От семантических сдвигов (амбисемии) [Татаринов, 1988] через перекатегоризацию (категориальную мену сем) [Кульпина, 1985; Кульпина, Татаринов, 1990] к новой понятийной структуре и к методологическому осознанию новых категорий [Татаринов, 2007] — таков основной путь реконцептуализации в научной сфере. Однако существуют многочисленные нюансы в процессах реконцептуализации. О некоторых особенностях подвижности концептов в переводоведении, откры-
тых нашими коллегами, например в Болгарии и Финляндии, мы уже писали [Кульпина, Татаринов, 2009, 2013]. В настоящей статье речь пойдёт об аналогичных изысканиях польских переводоведов, представленных в сборнике статей «По следам переводов: в поиске переводных соответствий» [Na tropach translatów..., 2011].
Сборник статей создан трудом ведущих польских языковедов, в том числе и даже в прежде всего специалистов по переводу с польского языка на русский (и vice versa) и польско-русской лексикографии. Сборник открывается статьёй Войцеха Хлебды «Поиск переводных эквивалентов: точки отсчёта». В. Хлебда, редактор сборника, известный польский языковед, русист и полонист, разработчик целого ряда польско-русских словарей [Idiomy, 2003; Idiomatykon, 2006], пишет о задачах сборника, связанных с взращиванием новых поколений специалистов по переводу. Он указывает, что при приобретении переводческих навыков учащиеся должны в первую очередь осознать тот факт, что тексты складываются из языковых единиц: таковые могут состоять из одного слова или нескольких. При этом каждая из последовательностей графических слов, таких, например, как w naszych czasach 'в наше время', jak podaje autor 'как пишет автор', nie do przyj^cia 'неприемлемо', есть некое целое, «целостный многословный знак отдельного понятия, отдельного "кванта содержания" — а не сумма нескольких отдельных "квантов"...» [s. 8]1; характерно, что в языке перевода также функционируют целостные знаки, присущие этому языку, отсюда пословный перевод чреват рисками. Граница, где начинается подлежащее переводу понятие, а где заканчивается целостность единицы перевода, остаётся принадлежностью сферы феноменологии.
Будущим переводчикам, как указывает В. Хлебда, следует внушать мысль о том, что использование двуязычных словарей — это умение, основанное на знании. Надо знать, что «языковые знаки бывают многозначными, что они определённым образом сочетаются с другими знаками, что изменения сочетаемости связаны с изменениями в значении графически одного и того же знака, что, наконец, соответствия в другом языке подбираются в переводном словаре к определённым значениям (лексико-семантическим вариантам) данного знака, а не к данному знаку как какому-то монолитному целому» [s. 9]. Эти знания нужно усвоить, чтобы будущими переводчикам не хотелось машинально взять для перевода из правой части словаря первое встречное-поперечное слово. В. Хлеб-да приводит примеры некачественных и даже в корне неверных переводов, акцентируя внимание на том, что переводная лексико-
1 Здесь и далее по тексту указывается номер страницы рецензируемого издания [№ йорасИ йатМож., 2011].
графия не есть лишь вопрос поиска и установления эквивалента на другом языке и отнюдь не означает работы лишь с материалом языка перевода. Работа в первую очередь должна вестись с языковыми фактами своего родного языка: «Из массы текстов, написанных на родном языке, надо выделить языковые единицы, которые затем, будучи пропущены через переводной словарь, станут транс-ляндами...» [8. 10].
В. Хлебда называет причины, по которым лексикографам стоит избавиться от инерционного подхода к уже выработанным соответствиям: 1) за последние годы язык современных дискурсов в Польше и России вслед за общественно-экономическим и научно-технологическим ускорением подвергся значительным динамическим изменениям, породившим волну неологизмов и неосемантизмов. Перед лицом того, что в объединяющейся Европе неоспоримой ценностью является диалог, для переводной лексикографии это означает постановку новых задач; 2) количество переводных единиц языка, зафиксированных в словарях, значительно меньше актуально употребляемых, причём этот разрыв всё увеличивается, особенно в сфере зафиксированных переводных пар во фразеологических польско-русских словарях; 3) лексикограф, работающий с переводной лексикографией, должен знать не только то, что он ищет в целевом словаре, но в не меньшей мере — к чему именно он подбирает соответствие, как выглядит исходная единица перевода.
Автор упоминает о конструктивном течении критики в лексикографии, инициированном Яном Вавжиньчиком, в связи с чем отмечает слабые стороны польско-русской лексикографии, такие, как: 1) избирательность словника (опущение групп потенциальных трансляндов); 2) избирательное отношение к значениям заголовочных слов; 3) неравномерность в выделении однословных и многословных переводных единиц («не в пользу последних, хотя именно они преобладают в лексиконе)» [8. 12]; 4) неточность в установлении границ и формы исходных единиц (трансляндов); 5) асимметрия в языковом статусе левой и правой сторон словаря, когда статусным единицам исходного языка нередко искусственно приписываются соответствия-языковые продукты, не являющиеся собственно транслятами, такие, как, например, описания или квазидефиниции; 6) отсутствие семантических указаний, помогающих ориентироваться в значениях единиц левой и правой сторон словаря; 7) отсутствие других указаний, которые позволили бы пассивный словарь пользователя преобразовать в активный и помогли порождать тексты на иностранном языке.
В. Хлебда очерчивает теоретический диапазон издания как затрагивающего ряд базовых проблем переводной лексикографии. Это вопросы сущности переводной эквивалентности, принципов
определения равнозначности между единицами ИЯ и ПЯ, включая проблему tertium comparationis, вопрос источников переводных соответствий и роли текстов, прежде всего параллельных, в процессах установления подобных соответствий, вопрос компьютерного вспоможения труда лексикографа. Важно, что «книга старается показать работу переводного лексикографа не только и даже не столько с точки зрения результатов, сколько как work in progress, бесконечный процесс поиска, авторефлексии, возврата, даже блужданий» [s. 13]2.
Статья Халины Бартвицкой «От параллельного текста к переводному словарю (из практики лексикографа)» наряду с постулатами, связанными с теорией перевода, содержит практические советы для переводчиков по сбору и обработке переводных эквивалентов. Х. Бартвицка указывает, что накопление переводных единиц относится к скрупулёзным, но вместе с тем интересным занятиям, сходным с решением шарад и ребусов. Случается, что подбор эквивалента для языковой единицы, на первый взгляд непереводимой, затягивается на весьма длительный период. Сферы поиска и методы накопления эквивалентов могут значительно разниться, иногда эквивалент обнаруживается лексикографом по определённому алгоритму, а порой помогает случай. Х. Бартвицка указывает на разнообразие источников транслятов — это так называемые «двутексты» — тип параллельные текстов, представляющих собой «литературный или публицистический текст оригинала и профессионально выполненный перевод» [s. 146], изданные в разное время словари. То, что какие-то эквиваленты в них могут «резать ухо», может быть следствием постоянного эволюционирования лексической системы, когда значения слов сужаются или расширяются, когда слова меняют свою стилистическую окраску, эмоциональный заряд. Среди других источников Х. Бартвицка называет тексты СМИ, личную переписку и др. источники, которые складываются в «мешки» лексикографического материала, каждый из которых подлежит разного типа обработке. Материал из «двутек-стов» Х. Бартвицка считает весьма надёжным, потому что он шлифуется, верифицируется через его функционирование в тексте перевода. При этом на полезность текста как источника поиска не влияют ни жанр литературного произведения, ни его художествен-
2 Ср. наши размышления по этому поводу: «Речь идёт о таких характеристиках перевода, которые в принципе исключают линейность, последовательность операций переводчика в их дословном понимании... На практике эти свойства процесса перевода выглядят как своего рода суета: при переводе следующего сегмента текста приходится заменять некоторые слова в предыдущем предложении, дискретность значений некоторой фразы заменяется идиоматикой, предполагавшееся соответствие оказывается несоответствием и т.д.» [Татаринов, 2007, с. 185—186].
ная ценность, ни успех у читателя. Х. Бартницка приводит примеры переводных пар, извлечённых ею из параллельных текстов, среди них: panna z okienka na poczcie (букв. 'барышня из окошка на почте') 'служащая почтового отделения', party ogrodowe (букв. 'садовое парти') 'пикник в саду', projektant ogrodow (букв. 'проектировщик садов') 'ландшафтный дизайнер', zycie zgodne z nature (букв. 'жизнь в соответствии с природой') 'жизнь по законам природы!', kobieta puszysta (букв. 'пушистая женщина') 'женщина пышных форм'.
Х. Бартвицка полагает, что не следует пренебрегать новыми транслятами для языковых единиц, которые уже зафиксированы в двуязычных словарях. Потому что они могут обогатить текст перевода в стилистическом отношении. Она полагает, что из двутек-стов имеет смысл извлекать крупные фрагменты, выходящие за пределы комплекса элементарных переводных единиц, так как они могут пригодиться в словарях в качестве иллюстративного материала по употреблению слов. Крупные контексты могут быть сведены до необходимого минимума путём отбора с точки зрения особой грамматической сочетаемости, разной стилистической окраски, прагматической ценности и т.п.
Разнообразие методов позволяет выявить прагматический заряд, обнаружить то, что не найти в системных языковых описаниях. В качестве примера такой находки Х. Бартвицка приводит пример переводной пары zaprosic na ognisko (букв. 'пригласить к костру') 'пригласить посидеть у костра', strzelila z najgrubszego kalibru (букв. 'выстрелила из самого толстого калибра') 'пустила в ход тяжёлую артиллерию'.
Х. Бартвицка подчёркивает, что картотека переводных пар может составляться из разных источников. Если для переводной пары встретились новые эквиваленты, их надо собрать воедино, составить из них синонимический ряд с теми транслятами, которые используются на данный момент, и включить их в синонимический ряд. При поиске транслята для многословных единиц можно воспользоваться семантическим анализом отдельных лексем. Если полностью устраивающий нас эквивалент не находится, «стоит обратиться к дефинициям отдельных слагаемых такой языковой единицы, и лишь в такой плоскости — часто путём интуиции, можно вести поиск или непосредственно создавать адекватный транслят» [s. 147—148]. Х. Бартвицка уверена, что хорошие результаты даёт системное составление картотеки переводных соответствий. Комплектация и архивирование переводных единиц может осуществляться по тематическому принципу, по грамматическим моделям, по экспрессивной окраске, по оценочным семам с точки зрения функционально-стилистической принадлежности и другим принципам.
В процессе установления переводных пар пригодными могут оказаться иллюстрации, которые иконическим образом демонстрируют данный денотат (например, pantofle od Chanel (букв. 'туфли от Шанель') 'туфли-шанельки'). Х. Бартвицка перечисляет трудности, связанные с переводом модных реалий, объясняя это наличием разного рода оригинальных определений: использованием окказионализмов, заимствований и т.д.
С точки зрения сохранения коммуникативной ценности текста важно создать читателю условия для адекватного восприятия языковых реалий, отсюда необходимость тщательного сбора любых названий реалий, регистрация их соответствий в других языках, в том числе также их вариантов. Приводятся примеры: lany poniedziaiek — мокрый понедельник, Piwnica pod Baranami — Погребок под Баранами. К категории языковых реалий Х. Бартвицка относит такие переводные пары, у которых в роли транслята выступает название близкого, хотя и не идентичного элемента окружающей действительности. Путём анализа текстов ею устанавливается функциональное соответствие между названиями стиральных порошков для детского белья — польского и русского: proszek Cypisek — порошок Мойдодыр. В переводческую пару эти лексические единицы объединяет способ номинации, источник культурных коннотаций (обращение к кинофильму и произведению для детей). Такое соответствие зачастую попадает в руки переводчика по чистой случайности, поэтому Х. Бартвицка рекомендует особо отмечать названия, каким-то образом обратившие на себя наше внимание на упаковках продуктов, в рекламках, кулинарных рецептах, технических инструкциях и т.п. Хотя эти материалы не попадут в двуязычные словари, собирать их полезно с точки зрения решения проблем, возникающих при переводе. Это касается и разного рода «декоративных» употреблений — окказионализмов, игры слов, языковой шутки (например, обращение misiaczku (~ 'мишуня') получило в литературном переводе русский эквивалент 'плюшастик', слово rymowanki (букв. рифмовочки), вслед за Н. Янко-Триницкой, стоит перевести на русский язык как штучки-дрючки). Переводческого поиска требуют редупликации, точные и неточные (например, выражение elegancja-francja (букв. 'элеганция-Франция', ср. в рус. 'элегантный как рояль')), употребляемые, когда кто-то поразил чьё-то воображение своей одеждой. Особый подход нужен при переводе редупликаций с именами собственными: «Если это возможно, мы образуем соответствующую структуру аутентичного имени, подбирая вторую часть (в чём может помочь обратный словарь), например Juleczka-Kuleczka (букв. 'Юлечка-Шарик') — Юлишка-Кубышка» (s. 150). Х. Бартвицка полагает, что замена имени и пола — вещь в данном случае второстепенная. Ведь главное 176
при переводе окказиональных лексических повторов — сохранение экспрессии, стилистического эффекта (отсюда Alinka-Chudzinka (букв. 'Алинка-Худышка') можно перевести как Мишка-Худышка). В качестве литературного примера замены приводится пример перевода фразы из известного стихотворения Юлиана Тувима: „Biega, krzyczy pan Hilary" (букв. 'Бегает, кричит пан Хиляры' — в переводе 'У тёти Вали очки пропали'.
Х. Бартвицка ссылается на свой переводческий опыт, когда эквиваленты многих словосочетаний подбираются ею на основе записи живого разговорного русского языка для разных коммуникативных ситуаций: «Этот текстовой материал хранится в своего рода лексикографическом "зале ожидания"» [там же] — пока не будет востребован. Среди «дожидающихся своей очереди» эквивалентов Х. Бартвицка приводит переводные пары film do ogl^dania — 'смотрибельный фильм', ludzie s^ dziwni (букв. 'люди странные') 'люди — странные существа', spiskowa teoria dziejow — 'теория исторического заговора' и др.
Х. Бартвицка выражает надежду, что вынесенный ею в статью материал может оказаться полезным для практической лексикографии. Её целью было показать, что проработка самых разных текстов (печатных и устных) чрезвычайно важна для работы лексикографа, и такая работа никогда не заканчивается, нужно постоянно обогащать эмпирическую базу и методы поиска переводных эквивалентов. В статье использованы тексты литературных переводов российских переводчиков с польского языка — О. Катречко, С. Соколова и А. Моисеева, К. Старосельской.
Статья Анджея Богуславского «Отдельные единицы перевода — индивидуумы/феномены» посвящена презентации установленных им единиц перевода и является частью подготавливаемой им к печати книги «Основы конфронтативной переводной лингвистики». В статье даётся ряд образцов лексикографической нотации, в которой запись переводных единиц получает индикаторы валентности, такие, например, как ktos 'кто-то', cos 'что-то' и другое. Но при этом в нотации не обозначены, к примеру, операциональные показатели флексии, аккомодации, порядка слов и т.п. Тем не менее в нотацию А. Богуславски включает «аллюзивные показатели, которые следуют у него за знаком '' (одинарные кавычки) и которые «ориентированы не только на семантические глоссы» [s. 153]. Эти единицы даются как переводные с тем обоснованием, что они представляют собой своего рода обобщения или признание в особых случаях «многотранслятовости и транслятобежности» [там же].
А. Богуславский подчёркивает необходимость методического настроя на тщательность подбора эквивалентов и демонстрирует образцы такого подхода в лексикографической практике. В первую
очередь А. Богуславский настроен на доступность и прозрачность лексикографической презентации. Вместе с тем в ряде случаев им даётся теоретическая категоризация зарегистрированных явлений.
Представленные А. Богуславским материалы практической лексикографии состоят из двух частей: «I. Польско-английские единицы перевода» и «II. Польско-русские единицы перевода». В польско-английской части приводятся, к примеру, в качестве заголовочного слова такие единицы, как Angielka 'англичанка'. В одинарных кавычках даётся глосса 'о молодой женщине' и эквивалент English girl. В квадратных скобках указывается: [и, соответственно, в обратном направлении, т.е. не *английская девушка, ср.: (аутентичный пример) He engaged her because she was an English girl. — Он принял её на работу, потому что она была англичанкой]. Далее следует комментарий: «Здесь имеет место (буквально) познавательное обогащение по стороне английского текста. Таким образом, может возникнуть сомнение, учитывается ли в такой нотации принцип ситуативности, который осью субституции делает ситуацию, определяемую с исходным учётом выражения в Ls одновременно со всеми его функциональными свойствами, в особенности познавательными. Ответ таков, что ситуация, которой касается субституция, интерлингвальна; она должна охватывать также коэффициент, идущий от Lt: Lt может навязывать детализацию того, что дано в Ls; ср. данный ранее пример: англ. neighbour — 'сосед, соседка'. <...> Именно с такой неизофункциональной вари-антизацией мы имеем дело в приведённой тут паре Lt, то есть в данном случае английский язык требует дифференциации, выходящей за пределы того, что представлено в слове Englishwoman (кстати, это слово вообще не может быть употреблено в отношении новорождённого). Эти обстоятельства в значительной мере отличаются от тех, которые имеют место в отношении русского выражения имя — отчество в Ls и заголовков польского языка: эти последние, реализующие предикативность, никоим образом не могут реализовать детализацию ситуации употребления имени собственного (имя собственное представляет собой категорию, принципиально несоразмерную с предикативными выражениями)» [s. 154].
Аналогичным образом устроена лексикографическая нотация заголовочного слова Anglik 'англичанин' 'о молодом мужчине' — English boy, на что указывает пример из художественного текста и комментарий.
Анджей Богуславский приводит большое количество английских эквивалентов польских выражений, весьма ценных с точки зрения их перевода. Например: bez wzgl^du na okolicznosci 'несмотря
на обстоятельства' — come what may [там же]; cytujq 'цитирую' 'в ме-татекстовом употреблении' — and I quote; напр., он сказал, цитирую... [там же]; жилой район — residential district [s. 155]; na uzytek wewn^trzny 'для внутреннего пользования' — for domestic consumption [там же]; u nas 'у нас', 'w naszym kraju' 'в нашей стране' — in this country [s. 156]; za jednym zamachem 'одним махом' — in one action [s. 157]; zobaczmy, jakie sq wyniki 'посмотрим, каковы результаты' 'реплика ведущего викторину' — let's see what happens и т.д. и т.п.
В польско-русской части приводятся, к примеру, русские эквиваленты следующих польских выражений: komedia — букв. 'комедия' 'замкнутое выражение, оценивающее ситуацию' — анекдот [там же]; montaz siowno-muzyczny — музыкально-литературная композиция [там же]; no dobrze 'выражение, означающее согласие в ситуации отказа от ранее принятой установки' — ладно уж [s. 158]; radosna tworczosc — букв. 'радостное творчество' — административный восторг [там же]; ziosliwosc przedmiotow martwych букв. 'зловредность мёртвых предметов' — закон подлости / закон всемирного свинства [там же].
Подобранные А. Богуславским эквиваленты говорят об исключительно тщательном подходе к вопросу и о тонкой лингвистической наблюдательности и, разумеется, о глубоком знании тех языков, на материале которых устанавливается переводная эквивалентика.
Роман Левицки в статье «Трансляты в переводном словаре — поиск и обнаружение» подчёркивает, что транслят в структуре переводного словаря представляет собой саму цель такого словаря, к которой устремлён пользователь. Оригинал дан в текстовой структуре. Р. Левицки считает целесообразным уточнить понятие переводного словаря, так как от дефиниции зависят принципы и техника подбора транслятов. При этом понятие переводного словаря не идентично понятию двуязычного словаря. Хотя переводной словарь всегда двуязычен, тем не менее его цели ориентированы именно на перевод. Поэтому такой словарь передаёт не столько статическое соотношение между языковыми единицами (чаще всего словами обоих языков), сколько показывает возможности перевода на переводящий язык; при этом единицей перевода необязательно является слово. Характерно, что транслят может не занимать аналогичного положения и не иметь такого же ранга в структуре языка перевода, что и единица оригинала в структуре языка оригинала. Транслят «не обязан» быть равнозначным; при переводе как раз естественно производить разного рода семантические трансформации языковых единиц оригинала, которые называются в терминологии переводоведения переводными трансформациями. Такие трансформации рассматриваются не как какой-то минус, недостаток перевода или особый приём, попытка
переводчика найти выход из сложной ситуации, а как естественная и неотъемлемая часть любого процесса перевода.
Отсюда следует вывод о том, что транслятом в переводном словаре может быть: 1) языковая единица, необязательно равнозначная, но хотя бы не противоречащая языковой единице оригинала, каким-то образом связанная с ним семантико-логическим отношением; 2) это необязательно единица с аналогичным языковым статусом; 3) общий принцип лексикографической практики гласит, что точкой отсчёта в словаре в виде заголовочного слова всегда является языковая единица оригинала; 4) однако поскольку отношение переводной эквивалентности есть отношение между текстами (не между единицами языков, а между продуктами двух языков), а также между единицами таких текстов (их сегментами, отрезками), то следует признать, что это требование не распространяется на трансляты; 4) трансляты могут быть языковыми единицами, поскольку они могут быть продуктами применения особых трансформационных переводных техник — но решение вопроса о том, являются они единицами языка или нет, вопрос второстепенный, не релевантный для пользователя, не влияющий на качество словаря и пользу от его рекомендаций; 6) считается, что трансляты — это такие языковые единицы языка перевода, которые вне зависимости от их статуса в системе языка способны передавать информацию, содержащуюся в переводящей единице. Переводной единицей же Р. Левицки считает любой отрезок переводимого текста, к которому переводчик подыскивает соответствие в процессе перевода. Для практики создания переводного словаря это означает, что транслятами могут в нем быть неравнозначные единицы, которые могут даже вызывать удивление, но в таких случаях они бывают снабжены соответствующим поясняющим комментарием. Отсюда транслят есть единица не столько равнозначная (хотя такое возможно), сколько информационно и функционально эквивалентная. Это означает, что самым важным признаком единицы оригинала (т.е. транслянда, единицы перевода) является не её значение, а способность обозначать данный элемент действительности. А поскольку отношение переводной эквивалентности является отношением между текстами или единицами (сегментами, отрезками) текстов, то предметная соотнесённость единицы оригинала носит денотативный характер.
Автор словаря задаётся вопросом: как данный предмет, признак или состояние вещей можно назвать в языке перевода? Это знание берётся из знания текстов на данном языке, знания языкового поведения, реакций в диалоге и эмоциональных реакций, что в свою очередь подводит к осознанию семантического потенциала данной языковой единицы и позволяет уберечь от приписывания 180
статуса транслята единицам неоптимальным. Доступ к текстам в современных условиях обеспечивается текстовыми корпусами, неотъемлемым инструментом работы лексикографа. Что касается единиц, выступающих в художественных текстах, лучший метод — воспользоваться переводами этих текстов, но такой метод не всегда применим и не стопроцентно надёжен. Ведь решения на перевод могут быть неоптимальными, контекстно связанными, а значит, обладать низким уровнем универсальности и пригодности для того, чтобы послужить рекомендацией в словаре. При применении такого метода стоит сохранить изрядную долю критицизма и не переносить автоматически решения на перевод в словарь.
В отношении языковых единиц из информационных утилитарных текстов можно применить лишь собственный переводческий опыт. При его верификации также стоит проявлять недоверчивость. Надо проверять, существует ли данная языковая единица в контекстах, в которых обозначен именно данный предмет, выступает ли он в аналогичной коммуникативной ситуации и не привносит ли он иной стилистический заряд. При этом речь не идёт лишь о принадлежности к определённому функциональному стилю: «Транслят должен иметь сопоставимую с переводимой единицей частотность употребления в текстах, чтобы он не звучал странно или излишне оригинально» [8. 161].
Р. Левицки делает следующие выводы. Подбор эквивалентов осуществляется через контекст; верификация потенциальных транслятов производится на основе их способности называть одну и ту же вещь или употребления в аналогичной ситуации; при поиске и оценке этих единиц следует применять стилистический критерий «звучания» данного выражения. Транслятом во многих словарях будут продукты переводных трансформаций, трансляты ищут в контекстах. В переводной словарь следует включать и трансляты, являющиеся продуктами трансформаций. Их достоинство в том, что они показывают возможности перевода фрагментов, не имеющих однозначного соответствия. Демонстрация переводных трансформаций в словаре означает, что пользователь словаря на их примере учится, а не только находит решение для конкретной ситуации. При этом словарь должен содержать информацию о том, что в данном случае была применена трансформация. Механизм трансформации может быть продемонстрирован через цитации обоих контекстов. Такая концепция была применена Р. Левицким в его русско-польском христианском словаре [Ье-шсЫ, 2002] — в нём в качестве коротких однословных помет указывались пути трансформации. Им приводится ряд примеров, среди них, в частности: лавра 1аота / || (^о1ше 'вообще') к1а$£1ог 'монастырь'.
Функции показателя путей трансформации выполняют в этом словаре следующие пометы: og6lnie 'в целом, вообще)': сигнал применения процедуры генерализации; копкгйше 'конкретно': сигнал применения процедуры конкретизации; ор18о^,о 'описательно': сигнал применения перифразы как описательного перевода; 2е 2ш1апц. копйгиксд 'с изменением конструкции': сигнал применения переформулирования предложения таким образом, что не понадобится использовать лексический эквивалент. Применён и ряд графических помет: знак || означает функциональный аналог, знак ~ указывает на приблизительный перевод. Р. Левицки уточняет, что в случае перевода с изменением конструкции подбор транслята осуществляется в результате расширения единицы перевода, когда в тексте перевода невозможно дать лексическую единицу в качестве соответствия заголовочного слова (хотя текст переведён верно), так как переводной единицей стало в данном случае целое предложение (а не отдельная лексема).
Проверка единиц перевода, исходя из их способности называть одну и ту же вещь или употребляться в одной и той же ситуации, может способствовать выработке общих принципов формирования макроструктуры словаря. Так, в Польско-русском словаре имён собственных Р. Левицкого [Ье-шсЫ, 2008] в качестве заголовочного слова у антропонима выступали имя и фамилия, как обозначающие конкретного человека. Особая трудность при формировании словника русских антропонимов состоит в хронологически и социально дифференцированной практике применения отчеств. Несоблюдение узуса чревато нарушениями стилистической нормы, что может приводить к проявлениям неуважения, иронии и т.п. или же весь текст может быть воспринят как чуждый, а его автор — как недостаточно компетентный.
Трудности словарной презентации русского антропонимикона Р. Левицки демонстрирует, в частности, на примере формы фамилии известной исследовательницы, которая в России чаще всего выступает как Склодовская-Кюри и редко как Кюри-Склодовская (и этот факт Р. Левицки фиксирует с помощью соответствующих помет), а в польском языке порядок слов в формуле имени иной: Curie-Sklodowska выступает как единственно верный.
Р. Левицки затрагивает проблему стилистической принадлежности ономастических транслятов. Топоним Jeruzaleш (муж. рода) 'Иерусалим' имеет возвышенный, поэтический или архаический характер. Добавим, что нейтральный характер носит название того же города Jerozoliшa (жен. рода) 'Иерусалим'. Русский же эквивалент Иерусалим и стилистически нейтрален, и единственно возможен. Таким образом, переводчик с русского языка на польский встал бы перед альтернативой перевода антропонима, релевантно-
го для определённых контекстов. В заключение Р. Левицки подчёркивает, что автор переводного словаря не только ищет трансля-ты в уже существующих фондах и рекомендует их к использованию в качестве переводов, но и регистрирует в словаре отношения эквивалентности, возникшие как результат применения переводчиками трансформационных способов перевода. Если такие способы перевода регистрируются в переводных словарях, их ценность по сравнению с традиционными способами презентации языковых словарях значительно возрастает.
Статья Яна Вавжиньчика — известного польского переводове-да, редактора и разработчика целого ряда двуязычных и одноязычных словарей русского и польского языков, специалиста-библиографа, «Блеск и нищета транслятосферы» посвящена также проблемам переводной двуязычной лексикографии.
Ян Вавжиньчик подчёркивает: чтобы описать человека и его деятельность в инфосфере, в это описание следует включить ещё и транслятосферу как переводческую деятельность, поскольку она составляет органическую часть инфосферы. Не существует таких обществ, которым перевод был бы не нужен. В свою очередь неделимой частью транслятосферы является культуросфера, участвующая в формировании инфосферы. Ян Вавжиньчик заостряет внимание на том, сколь сложна структура транслятосферы. Профессиональные переводчики и любители, делая массу переводов, создают этим массу данных, не вошедших в библиографический инвентарь. Чтобы охватить их содержательную сторону, понадобились бы «отряды переводоведов», «научных муравьев» 168].
Чтобы достичь в переводе совершенства, мало знать язык оригинала и перевода и обладать другими обширными знаниями, надо прекрасно разбираться в культуре и истории, цивилизации, в которой этот язык существует. На практике трудно найти совершенного переводчика; ошибки встречаются даже у самых реномированных представителей этой профессии. Изучение ошибок поколений переводчиков позволяет углубить знания о переводных реляциях. Я. Вавжиньчик говорит также о существовании «переводческой ляпсологии», накопившей уже солидный опыт, что зафиксировано в лингвистических библиографиях.
Но гораздо важнее ляпсологии разработка содержательных моментов, связанных с парами языков, на которые осуществляется перевод конкретных объектов — языковых единиц, и аспектов адекватности перевода. В синтезирующих работах должна содержаться информация о неявных моментах, не содержащихся в традиционных библиографиях. В крупных публикациях даётся содержание, в статьях — резюме, ключевые слова, что позволяет получить ориентацию. Однако всегда часть этой информации остаётся со-
крытой, за кадром. Поэтому необходим графемный ключ, идея которого принадлежит Петру Вежхоню, который первым выполнил огромный труд по такому упорядочению данных переводного словаря, которое привело к созданию двух обратных переводных индексов (словарей) элементарных единиц перевода [Wierzchon, 2006].
Создание такого рода индексов предпринято в истории лексикографии впервые и может быть с успехом применено при обобщении фактов переводной ляпсологии. Но сортировку материала следует предварить извлечением из него переводных пар с документирующей их локализацией информации. Я. Вавжиньчик сообщает, что такая задача в экспериментальном плане была предпринята для русского и польского языков в Малом библиографическом словаре польского языка [MSB]. В некоторых статьях словаря имеются отсылки к критической литературе по переводу. В библиографии, прилагаемой Я. Вавжиньчиком к своей статье, приведены выборочно труды по критике переводов. Я. Вавжиньчик особо выделяет среди них работу Ядвиги Шимак-Райферовой, а также Х. Дзержа-новской, которая описала мастерскую переводчика.
Я. Вавжиньчик полагает, что статью по критике переводов надо расширять за счёт индексов переводных единиц. Но он подчёркивает при этом, что словари являют собой лишь частичное знание; ни один из них не содержит всех достижений переводчиков предыдущих эпох и переводчиков-современников. «Авторы словарей, как правило, не являются переводчиками, не обладают языковым переводческим опытом, который приобретается благодаря контакту с переводимыми массами текстов» [s. 170]. Двуязычные словари неизбежно носят интертекстуальный характер в том плане, что целый ряд эквивалентов неизбежно перекочёвывает из словаря в словарь, каждый из них оригинален лишь в какой-то мере. При этом оригинальность словаря является измеримой величиной. Этот вопрос ранее не ставился, а задача эта чрезвычайно сложна и трудоёмка; её решение предполагает определённый порядок осуществления действий. Начать следует с двуязычных словарей общего типа, русско-польских, издаваемых с конца XVIII в. и по сей день. Материал таких словарей Я. Вавжиньчик предлагает точно разложить на элементарные минимальные единицы перевода на основе первопро-ходческой системы, разработанной Петром Вежхонем. Эти единицы в рамках проекта Я. Вавжиньчика следует скоррелировать с биб-лиографическо-документационной информацией, которая бы в хронологическом порядке указывала на словари, содержащие данную переводную пару, состоящую из русского транслянда и польского транслята. Скомплектованные таким образом данные позволяют «проследить историю отдельных переводных пар, зафиксировать момент первого появления отдельных переводных пар на страни-184
цах словарей, их присутствие в одних словарях и отсутствие в других» [там же].
Я. Вавжиньчик вводит сокращение ЭПП (элементарная переводная пара). «Процент ЭПП данного словаря, зарегистрированных и предлагавшихся в словарях более ранних, очерчивал бы степень неоригинальности переводной информации, содержащейся в данном словаре» 170—171]. Суммирование ЭПП может ускорить процесс лексикографической эмендации (обновление словаря) и будет способствовать его качественному развитию и рационализации. Я. Вавжиньчик отмечает, что качество таких произведений лексикографии, несмотря на длительность традиции, оставляет желать много лучшего. Я. Вавжиньчик призывает к упорной борьбе с ошибками, к улучшению словарей, повышению квалификации лексикографов и восполнению в ней брешей. Каждое последующее издание должно означать для лексикографа работу по серьёзной критической оценке и работе по их совершенствованию, предваряющей последующее опубликование. Очередное переиздание редко свидетельствует о суровой самооценке и самопроверке текста со стороны авторов словарей. В истории лексикографии ощущается нехватка такого жанра, как полемические словари (термин А. Легежинской), которые способствуют лексикографическому прогрессу.
В заключение скажем о некоторых привнесённых авторами сборника нюансов в обсуждение тех или иных понятий. Авторов объединяет стремление «свежим взглядом» взглянуть на то, что стоит за распространёнными терминами теории перевода, стремление раскрыть их глубинный смысл.
Так, Войцех Хлебда соотношение терминов эквиваленты и эквивалентность предлагает дифференцировать следующим образом: эквивалентность (польск. ekwiwalencja) рассматривается как соотношение равнозначности между чем-то и чем-то, а эквиваленты — как его практические экспоненты. Под этим «чем-то» в переводоведении подразумеваются или тексты, или языковые единицы, т.е. вербальные явления. При этом В. Хлебда подчёркивает отнесённость текстов к речи, а языковых единиц — к языку, языковой системе, реальным представителем которой (хотя и приблизительным) является словарь.
В. Хлебда постулирует необходимость различать текстовую и словарную эквивалентности. Отношение эквивалентности между языковой единицей языка А — трансляндом, в терминологии Анд-жея Богуславского (т.е. левой частью словаря), и языковой единицей языка Б, т.е. транслятом (правой частью словаря), В. Хлебда называет словарной эквивалентностью. Между текстовой и словарной эквивалентностью наблюдается двусторонняя связь. Так, при
переводе текстов, работая над текстовой эквивалентностью, мы пользуемся эквивалентами, запечатлёнными в переводных словарях. При этом подбирая эквиваленты для единиц языка А, можно в какой-то мере использовать в качестве их источника текстовые эквиваленты из уже переведённых, «готовых», текстов.
В связи с переводной эквивалентикой В. Хлебда вводит понятие конденсата: Переводная эквивалентика должна строиться на массе текстов естественных языков и быть их своего рода конденсатами. Тексты, из которых отбираются эквиваленты-конденсаты, должны представлять собой автономные тексты — от художественных до административных, и мультитексты. Термин мульти-текст рассматривается В. Хлебдой как своего рода продолжение выделенного Яном Вавжиньчиком термина двутекст, означающего оригинал какого-либо произведения и его перевод, рассматриваемые как совокупность, как потенциальный источник переводных пар. Мультитекст, с одной стороны, это совокупности текстов, т.е. корпусы текстов (самые яркие примеры мультитекстов). В более узком же значении мультитексты можно рассматривать как переводные серии, т.е. оригинал какого-либо произведения и ряд его переводов на другой язык, взятые как целое, как теоретически открытый (но на данный момент закрытый) ряд его переводов, рассматриваемых как своего рода совокупность.
В. Хлебда определяет текстовую эквивалентность метафорически как пространственную, а словарную — как точечную. Это, по его мнению, означает, что «при оценивании текстов А и Б как эквивалентных мы можем принимать во внимание соответствие не только (и даже не столько) отдельных слов, но также предложений, последовательностей предложений, абзацев, разделов или даже совокупности обоих произведений. В словаре же мы ищем соответствия между двумя точками: «названием А на входе словаря» и названием Б — «на выходе» [8. 23].
С точки зрения переводной лексикографии важнейшим понятием является понятие источников эквивалентов. Среди таковых в табличном представлении В. Хлебда выделяет системные источники: каталоги (списки, реестры, указатели, номенклатура товаров, оферта фирм, собственно каталоги и др.), словари (одноязычные и двуязычные), текстовые источники: автономные тексты, мульти-тексты, среди таковых одноязычные и параллельные корпусы, двутексты и переводные серии. Таким образом, системные источники в принципе бесконтекстны, хотя словари всё же несколько смещены в сторону текстов по сравнению с каталогами (ведь за каждой единицей словаря должны стоять массивы мультитекстов). И спектр потенциальных источников эквивалентов имеется у каждого ведущего их поиск.
Интереснейшей проблемой является проблема переводньх универсалий: именно существование отношений эквивалентности позволяет постулировать существование переводных универсалий. Что такой феномен существует, что есть определённая система координат, позволяющая установить принадлежность текста к разряду переведённых, а не оригинальных, на это уже давно обращалось внимание исследователей. Чтобы приблизить это понятие польским специалистам ради формирования терминологической адекватности на почве польского языка, Лукаш Грабовски в статье «Дву- и многоязычные корпусы на службе переводчика, лексикографа и исследователя» осуществляет семантический перевод соответствующих терминов и устанавливает терминологические корреляции между английскими названиями переводных универсалий и польскими.
Л. Грабовски высказывает мнение, что в связи с развитием современных информационных технологий каждая область языкознания должна произвести передефиницию и адаптацию своего исследовательского инструментария и методологии к вызовам цифровой гуманистики XXI в. Такие же вызовы стоят перед описательным переводоведением (descriptive translation studies), сосредоточенном на продукте перевода, процессе перевода (как процессе принятия решений на перевод) и функциях перевода. Возникшее корпусное переводоведение (corpus-based descriptive translation studies) осциллирует к пониманию эквивалентики как функционального соответствия между текстом (текстами) исходного и целевого языка. При этом эквивалентность не должна носить пре-скриптивного характера и рассматриваться в категориях нормы, но иметь лишь дескриптивный характер. Подчёркивается связь эквивалентности с социокультурными факторами. В наши дни необходима опора на собрание переводных текстов (дву- и мульти-текстов). Указывается, сколь велика роль корпусов в изучении переводных универсалий.
Л. Грабовски обращает внимание на особенности переводов, проистекающие из факта, из какой культуры в какую осуществляется перевод, так как в переводных соответствиях при переводе с польского на английский можно ожидать большое количество адаптаций к англо-американской культуре и, напротив, при переводе с доминирующей англо-американской культуры на польский трансляты будут экзотизироваться и не будут адаптироваться к польским реалиям, что может проявляться в большом количестве заимствований (Шрек, Гарри Поттер), языковых калек, верных соответствий лексическим и синтаксическим структурам оригинала. В то же время отмечается тенденция к адаптации независимо от доминирующей культуры, так как именно такие переводы предпо-
читает читатель. Непростая ситуация с переводами приводит к трудностям выбора наиболее репрезентативных транслятов.
Для всех переводов по сравнению с оригиналом характерны интерференция и стандартизация, которые могут быть отнесены к законам переводного текста, вследствие действия которого перевод всегда беднее оригинала. К универсалиям также относятся употребление в переводе большего количества слов, что связано с более эксплицитной манифестацией значения в переводе, большая степень экспликации связующих элементов, большая длина предложения, большее количество повторов и слов и в то же время упрощения в лексике и синтаксисе. Так, стилистически изысканные длинные предложения в переводе разбиваются на более короткие, наблюдается большая когезия переводного текста, тенденция к замене креативных коллокаций оригинала словосочетаниями, типичными для переводящего языка, меньшее лексическое разнообразие.
При переводе специальных текстов в случае, если переводчик не знает точного эквивалента, он обычно прибегает к гиперонимам. Вместо архаизмов и стилистически изысканной лексики переводчики склонны употреблять коллоквиализмы и не слишком креативные синонимы. Стандартизация проявляется в тенденции к адаптации переводного текста к нормам и образцам, типичным для переводящего языка.
Л. Грабовски останавливается на явлении похожести переводных текстов друг на друга в большей степени, чем исходные тексты, получившем название levelling out. При этом выделяются межъязыковые переводные универсалии и внутриязыковые переводные универсалии. Л. Грабовски описывает двуязычные польско-русские и русско-польские корпуса с точки зрения их потенциала в плане поиска универсальных переводных эквивалентов. Он выступает за использование в качестве помощника переводчика параллельных корпусов с такой аргументацией, что переводчик не переводит отдельные лексические и более крупные языковые единицы, ибо единицы перевода реализуются именно в тексте, и это значит, что двуязычные корпуса имеют преимущества перед переводными двуязычными словарями и являются богатым источником переводных эквивалентов. Он подчёркивает, что «корпусная методология — это не что иное, как эмпирическое и индуктивное исследование языкового узуса с использованием аутентичного языкового материала» [s. 109].
Основной тезис Тадеуша Пётровского («Эквивалентность в двуязычных словарях») в отношении эквивалентов в переводе: «Они не существуют объективно, а создаются переводчиком для конкретного переводимого текста» [s. 47]. А потому создаваемые разного рода типологии эквивалентов не соответствуют своему назна-
чению, так как предполагают семантическую стабильность слов в обоих языках, а значит, и стабильность соотношений между элементами обоих языков. Эти типологии относятся к изолированным единицам, без контекста, а лексические единицы редко выступают изолированно; для них характерен определённый контекст — языковой и социальный. В таких типологиях речь идёт о полных или неполных эквивалентах. Такие типологии предполагают, что слово является вместилищем для определённого «количества значения», а значение текста формируется аддитивно путём соединения с помощью синтаксических конструкций отдельных слов; при этом сумма их значений — это значение текста. Т. Пётровски подчёркивает, что в результате исследований прагматики дискурса было установлено, что истина лежит в упрощённом представлении значения текста, а не аддитивном.
Т. Пётровски утверждает, что текст не имеет значения, а является некоей формой с определённым семантическим потенциалом, значение тексту задаёт его интерпретатор. И это касается также семантики элементов текста. Хотя нет готовых элементов целых текстов, на уровне текста невозможно установить типологию эквивалентов; в целом же можно высказать убеждение, что есть элементы в тексте на одном языке, которым относительно постоянно соответствуют элементы на другом языке. Но это не есть истинное утверждение (интерпретировать способен тот, кто пребывает с создателем текста в коммуникативной общности).
Т. Пётровски обращает внимание на то, что в «случае языков с похожей структурой, погруженных в похожую культуру, как русский и польский, пространство свободы перевода значительно уменьшается, но и ответственность переводчика возрастает, а чем сходство меньше, тем свобода больше...» [8. 49].
Интересен вопрос Т. Пётровского: если двуязычный словарь не является собранием эквивалентов в строгом смысле слова и не является типом учебника по переводу, то каков статус содержащихся в нем эквивалентов? В то же время это не есть результат сопоставления лексических систем, контрастивная лексикология. Ведь лексиколог заинтересован в таком сопоставлении языков, которое носит системный характер, а практика — это тексты, которые можно создать на обоих языках. «Исследователя интересует бесконтекстный потенциал языковых систем, а практика — порождение текста, погруженного в определённый контекст <...>. В двуязычном словаре не имеет места бесконтекстное сопоставление лексических единиц двух языков, хотя так может показаться» [8. 50]. «Двуязычный словарь — это сокращённая запись результатов анализа определённого количества ситуативных локализованных текстов на двух языках» [8. 51]. Это запись некоей неточной предрасположенности к пере-
воду, которая может быть описана как: в определённых контекстах одного языка данный лексический элемент можно иногда заменить элементом другого языка; иногда такой перевод может быть приемлемым. В двуязычной лексикографии (так сложилось исторически) на эквиваленты накладываются ограничения: лексические единицы одного языка по своей сложности должны соответствовать исходной синтагматической сложности лексических единиц. Это значит, что однословной единице должна соответствовать однословная единица, многословное выражение не имеет права на лексикографирование, существительное должно иметь своим эквивалентом существительное, разговорное слово — разговорное. Эти формальные и семантические ограничения нацеливают на дословный перевод, который не имеет ничего общего с реальным переводом [там же]. Лексикография не имеет права внедрять в словарь свои неологизмы. У переводчика же таких ограничений нет.
Т. Пётровски анализирует различия между трудом переводчика и лексикографа, специалиста по двуязычной лексикографии. Начало работы лексикографа такое же, как и у переводчика: он тоже исходит из процесса перевода: отдельное слово не имеет эквивалентов, таковые могут обнаружиться при погружении слова в какой-то контекст, языковой или ситуативный. Словарный эквивалент — это результат анализа текстов. В то время как переводчик работает с одним текстом, который соответствующим образом ситуативно текстуализован, лексикограф должен подобрать контексты к словнику своего словаря, подобрать эквиваленты для данного заголовочного слова в разных контекстах и соответствующим образом их ограничить, чтобы сформировалась минимальная единица-эквивалент. Эти ограничения связаны с ограничениями объёма словаря и уровня знаний его предполагаемого пользователя.
Таким образом, минимальной единицей, с которой работает переводчик, является не собственно слово, а слово в минимальном контексте (коллокативно-валентностный образец).
Крупные издательства создали уже солидные базы данных для разработки больших двуязычных словарей; часто эти данные основываются на одноязычных словарях. Однако в настоящее время автоматический анализ текста сразу выдаёт переводчику полуфабрикат как базу для анализа. Даже если у нас имеется какое-то описание лексики для лексикографа, например, в словарях, его часто недостаточно. Обычно возникает необходимость обратиться к корпусам как к расширенному описанию. Однако при этом лексикограф должен перейти ко второму языку, чтобы найти эквиваленты.
Таким образом, теоретики перевода и лексикографы переводных словарей продолжают поиски новых подходов в осознании
таких вечных категорий перевода, как единица перевода, роль параллельного текста в переводе, хронологическая и культурно-историческая относительность соответствий перевода, а также создают очевидно новые категории типа транслят, транслятосферы, «ляп-сология», эмендация словаря (Я. Вавжиньчик), единицы-конденсаты, минуции (проблемы перевода конкретной языковой единицы), ситуативный лексикографический комментарий (Т.А. Милютина).
Понятие переводной словарь, очевидно, завоевало своё место под солнцем, потеснив вездесущую номинацию двуязычный словарь. Работа по автоматизации словарной технологии набирает темпы, но привела к возникновению интеллектуального парадокса: ответственность теоретика перевода и рутинного составителя переводного словаря для его последующей автоматизации многократно возрастает, а формальная сторона создаваемых словарей, наполняемость словарных статей и их концептуальное структурирование изменяются семимильными шагами3.
Список литературы
Кульпина В.Г. Особенности локативного употребления личных местоимений // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 1985. № 1. С. 47—53. Кульпина В.Г., Татаринов В.А. Аббревиация как способ категоризации специальных понятий (методологические аспекты) // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 9. Филология. 1990. № 4. С. 27—34. Кульпина В.Г., Татаринов В.А. Оригинальный подход к терминографии как науке о создании терминологических словарей // Славянское тер-миноведение. 2009. № 1. С. 28—29. Кульпина В.Г., Татаринов В.А. Интегративное терминоведение: общая теория и практические приложения // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 22. Теория перевода. 2013. № 2. С. 145—160. Татаринов В.А. Лексико-семантическое варьирование терминологических единиц и проблемы терминографии: Автореф. дисс. ... канд. филол. наук. М., 1988. 24 с. Татаринов В.А. Методология научного перевода: К основаниям теории
конвертации. М.: Московский лицей, 2007. 384 с. Na tropach translatow. W poszukiwaniu odpowiednikow przekladowych / Pod red. Wojciecha Chlebdy. Opole, 2011. 176 s.
Словари
Богуславский А. Русско-польский, польско-русский иллюстрированный
словарь: W 2 t. Wyd. 4. Warszawa: Wiedza powszechna, 1993. 1183 с. Bogusiawski, A. Polsko-rosyjskie materialy leksykograficzne. Lask; Warszawa: Leksem, 2008. 36 s.
3 В список словарей к настоящему обзору в качестве примера включены словари с явными признаками обновлённой лексикографической технологии.
Idiomatykon — Podr^czny idiomatykon polsko-rosyjski / Pod red. Wojciecha Chlebdy. Zesz. 1. Probny / Uniwersytet Opolski. Opole, 2006. 129 s.
Idiomy — Idiomy polsko-rosyjskie. Польско-русские идиомы / Wojciech Chleb-da, Albina Goiubiewa, Jan Wawrzynczyk, Tomasz Welg. Warszawa: Wyd-wo Naukowe PWN, 2003. 272 s.
Lewicki R. Chrzescijanstwo. Slownik rosyjsko-polski. Lublin: Wyd-wo Uniwer-sytetu Marii Curie-Sklodowskiej, 2002. 367 s.
Lewicki R. Polsko-rosyjski slownik nazw wlasnych. Lublin: Wyd-wo Uniwersy-tetu Marii Curie-Sklodowskiej, 2008. 222 s.
MSB — Wawrzynczyk J., Maiek E. Maly slownik bibliograficzny j^zyka rosyj-skiego: W 2 t. Warszawa: BelStudio, 2010. T. 1. 1730 s.; T. 2. 638 s.
Nowy slownik rosyjsko-polski polsko-rosyjski / Red. naczelny Jan Wawrzynczyk; autorzy hasel: J. Wawrzynczyk, H. Bartwicka, V. Kulpina, E. Maiek. Warszawa: Wydaw. Naukowe PWN, 2008. 1264 s.
Wawrzynczyk, J. Slownik bibliograficzny j^zyka polskiego. Wersja przedelektro-niczna. T. A—C. Warszawa, 2000. 364 s. (Semiosis Lexicographica, vol. VI).
Wawrzynczyk J. Slownik bibliograficzny j^zykoznawstwa ogolnego i polonistycz-nego. Warszawa: Wyd-wo Akademickie Dialog, 2001. 412 s.
Wawrzynczyk, J. Wspolczesne j^zykoznawstwo rosyjskie — polskie — ogolne. Slownik bibliograficzny / Uniwersytet Lodzki, Katedra Literatury i Kultury Rosyjskiej; Uniwersytet Warszawski, Instytut Lingwistyki Stosowanek. Z. 2. Lodz; Warszawa, 2002. 301 s.
Wawrzynczyk, J., Maiek, E. Z materialow do slownika bibliograficznego j^zyka polskiego. Terminologia lingwistyczna. Wybrane terminy wiedzy o kulturze i literaturze. Neologizmy, hapaks legomena. Warszawa, 2004. 554 s. (Semiosis Lexicographica, vol. XVI).
Wielki slownik polsko-rosyjski / Red. naczelny Jan Wawrzynczyk; J. Wawrzynczyk, M. Kuratczyk, E. Maiek, H. Bartwicka. Warszawa: Panstwowe Wyd-wo PWN, 2005. 927 s.
Wielki slownik rosyjsko-polski z kluczem polsko-rosyjskim / Red. Naczelny Jan Wawrzynczyk; J. Wawrzynczyk, M. Kuratczyk, E. Maiek, A. Goiubiewa, H. Bartwicka, A. Wawrzynczyk. Warszawa: Panstwowe Wyd-wo PWN, 2004. 1362 s.
Wierzchon, 2006 — Wierzchon P. Indeks a tergo jednostek przekladowych wiel-kiego slownika rosyjsko-polskiego z kluczem polsko-rosyjskim. Porz^dek translatowy. Warszawa: Takt, 2006. 2019 s.
