Вестн. Моск. ун-та. Сер. 19. Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2009. № 4
О.В. Худякова
МОТИВ ВОЗВРАЩЕНИЯ В РИМ
(к осмыслению концепта "Рим" в русской культуре)
В статье исследуются особенности формирования концепта "Рим" в русской культуре. Акцент сделан на бихевиористских и семантических моделях "обретения" героями Вечного города - ключевых мотивах в формировании феномена " чувство Рима". Особое внимание уделяется уникальному - в русской рецепции - феномену ностальгии по Риму.
Ключевые слова: концепт "Рим", Б. Зайцев, О. Мандельштам, Вяч. Иванов, Москва - Третий Рим, Рим - обретенный рай.
The article is dedicated to the investigation of the features of the concept "Rome" in Russian culture. The emphasis is put on the behavioristic and semantic patterns of the Eternal City finding by the protagonists (key motives of the phenomenon "Sense of Rome"). Special attention is given to the phenomenon unique for Russian culture - nostalgia for Rome.
Key words: concept "Rome", Boris Zaitsev, Osip Mandelstam, Vyacheslav Ivanov, Moscow - Third Rome, Rome as found paradise.
Образ Рима, Вечного города, нашел многогранное отражение в русской художественной литературе и эссеистике. Доминирующим в интерпретации ликов города, его воздействия на человека стал мотив ощущения счастья от пребывания в нем как в земном раю - ощущения, которое никогда не покидало русских путешественников, приезжающих в Рим. Подобная рецепция породила своеобразный концепт "Рим", который, однако, не исчерпывается исключительно образом земного рая. М. Осоргин в книге "Чувство Италии" отметил: "Радости вашей ему мало - он хочет и вашей тоски. Любовь к Риму - любовь к родине, тоска по Риму - тоска по ней. Когда вы покидаете Рим <.. .> Рим напомнит о себе той трепетной, неблагоразумной, необъяснимой nostalgia, в которую превратилось ваше чувство Рима"1. Особое место в русском осмыслении образа отведено чувству тоски, поселяющейся в душе отъезжающих и неутихающей, порожденной ностальгией, потребности в возвращении в Вечный Рим.
Понятие "ностальгия" давно вышло за рамки банальной тоски по дому. Различные интерпретации этого феномена предлагают исследователи в области психологии и психиатрии, литературы и
Худякова Ольга Вячеславовна - аспирант кафедры сравнительного изучения национальных литератур и культур факультета иностранных языков и регионоведения МГУ имени М.В. Ломоносова; тел.: 8-926-480-17-43, e-mail: [email protected]
1 Русские письма о Риме / Под ред. Л.И. Йогансон. М., 2007. С. 366.
философии. Изначально термин "ностальгия" был введен в медицине и обозначал заболевание человека, находящегося вдали от родины. В XIX в. из физического недомогания ностальгия превращается в экзистенциальную метафору и даже, по мнению М. Хайдеггера, становится неким способом существования в мире, где родина и чужбина изначально взаимосоотнесены, а человек является той точкой, где "эта взаимоотнесенность... приоткрывает нечто столь долгожданное и тем не менее остающееся далеким"2. Одиноким человека делает его "размежевание с сущим", блуждающим - его исходная неуютность, бездомность. Человек, считает Хайдеггер, может жить лишь в состоянии ностальгии, когда обнаруживается сила его связи с родиной. Именно такая, метафизическая ностальгия стала, например, темой фильма А. Тарковского "Ностальгия", посвященного поискам земной и небесной родины.
Румынский религиовед, историк и мифолог М. Элиаде полагает, что ностальгия таит в себе тоску по утраченному раю. Как важнейший психический аспект она является стремлением к чему-то абсолютно иному, несовместимому с настоящим или безвозвратно утерянному. Ностальгия выстраивает в нашем подсознании мифическую модель мира, где пространство сведено к центру, а время - к началу, таким образом, "тоска по утраченному раю" есть не что иное, как воспоминания о "начальном" прошлом. Исходя из данной интерпретации понятия "ностальгия" можно предположить, что "чувство Рима" и есть стремление к утраченному раю, а сам город обладает чертами мифологического мирового центра, куда ведут все дороги. П. Вайль отмечает, что только в Риме возникает странное ощущение, что город возник на земле таким, каким мы его увидели. Он вписан в нашу прапамять, поэтому мы не познаем его, впервые попав сюда, а вспоминаем уже пережитые чувства.
Мотив возвращения в Рим и отождествления города с отчим домом характерен для очерков П. Муратова и М. Осоргина, он звучит также в романе Б.К. Зайцева "Золотой узор", в поэзии Вяч. Иванова и О. Мандельштама. Следует также отметить, что восприятие Рима писателями Серебряного века во многом созвучно гоголевскому восторженному отзыву об Италии. Герой повести Н.В. Гоголя " Рим", итальянский князь, с одной стороны, выступает в произведении в роли блудного сына, покинувшего Рим-дом, а затем вернувшегося в него, а с другой - является паломником, отправляющимся в Вечный город в поисках божественной гармонии и красоты. Но, по мнению В.Ш. Кривоноса3, предыстория героя и позднейший рассказ о нем
2 Дорофеев Д.Ю. Блуждания философа в берете // http://anthropology.rchgi.spb. ru/haidegger/haidger.html
3 См.: Кривонос В.Ш. О смысле повести Гоголя "Рим" // Изв. РАН. 2001. Т. 60. № 6. С. 14-27.
образуют две пересекающиеся линии в повествовании, в каждой из которых акцентирован прежде всего мотив возвращения. По мнению исследователя, возвращение из Парижа ("чужого" мира), куда он когда-то уехал, в "свой" мир, Рим, интерпретируется в повести еще и как возвращение из царства мертвых. Рим, рассматриваемый как место воскрешения из мертвых, одновременно выступает и в образе отца, прощающего своего блудного сына.
Действие романа Зайцева "Золотой узор" разворачивается в Москве, Париже и Риме. Героиня романа, Наталья Николаевна, уезжает из Москвы сначала во Францию, а затем в Италию. Она покидает Россию и отправляется за границу в поисках нового места, где она сможет состояться как певица, обогатить свой внутренний мир новыми впечатлениями и почувствовать себя в центре всеобщего внимания. Италия действительно становится для нее обетованной землей, местом любви, счастья и наслаждений. Только в Риме Наталья Николаевна начинает по-настоящему чувствовать жизнь, она хочет "все узнать, впитать в себя прекрасное, многовековое, кругом отложенное"4. Ее спутник и наставник Георгий Александрович высказывает в романе мысль, которая, пожалуй, родственна отношению к Италии самого Зайцева: "Рим отвечает своей сущностью моей душе. И если верить в родины спиритуальные, возможно, родина моя именно он.. ,"5. Понятие спиритуальной, или духовной, родины наиболее естественно вписывается в концепт "Рим", символизирующий прародину. Человек, ощущая внутреннюю связь с каким-либо местом или конкретной эпохой, старается идентифицировать себя с этим реальным или воображаемым миром, экзистенциально его присваивает. Свою вторую, духовную родину за пределами России нашли и герои романа.
Город как культурно-исторический организм в романе воспринимается в связи с особой природой, которая формирует его уникальный лик и воздействует на героев. Исследовательница Вернон Ли в работе "Италия: Genius loci" отметила одну важную психологическую особенность некоторых локусов и топосов: "Места и местности. действуют на нас, как живые существа, и мы вступаем с ними в самую глубокую, удовлетворяющую нас дружбу. <.> Сам город, сама местность как она есть в действительности; черты его, речь его - это форма земли, наклон улиц, звуки колоколов или мельниц."6 - все это содержит в себе черты божества, воздействующие на подсознание человека. Мастер пейзажной зарисовки, Зайцев сумел запечатлеть Рим как genius loci (гений места), в единстве его интеллектуальных, духовных и эмоциональных компонентов.
4 Зайцев Б.К. Золотой узор // Роман-газета. 1994. № 21. С. 21.
5 Там же.
6 Вернон Ли (Паджет Виолетта). Италия: Genius loci. М., 1914.
Возвращение в Москву коренным образом изменило судьбу Натальи Николаевны: голод, лишения, смерть отца и гибель маленького сына заставляют ее покинуть родину, охваченную пожаром революции, и вновь уехать в Рим. Оказавшись там, она оглядывается на прожитую на родине жизнь, осмысляет трагедию России, глядя на нее издалека. Таким образом, сюжет о странствиях героини романа, спроецированный на евангельскую притчу о блудном сыне, приобретает более сложную структуру, нежели библейская фабула. Героиня оставляет дом, где жизнь была "легка и приятна"; причем, концепт "отчий дом" в романе имеет несколько важных составляющих: это собственно дом, жилище, родовая усадьба, это семья героини, включающая три поколения (отец, муж и сын), это православный быт героев и родная Москва. Перед нами возникают два образа Москвы - города беспечной юности ("... мы брели бульварами - Твер -ским, Никитским, по Пречистенскому - мир же весь раскрыт, в зеленоватом веянии весны, при пригревавшем солнце из-за перламутра облачков могли бы мы уйти хоть на самый конец света")7 и города пореволюционного ("За окном ветер рвал февральскою метелью. Сквозь полузамерзшее окно, в белесом свете видны были елочки, тропинка через разобранный забор, шпалерка тоненьких акаций, трепетавших в линии погибшего забора")8.
Рим также воспринимается как амбивалентный образ, сложный и противоречивый. В романе даны два образа Вечного города - Рим как источник счастья и плотских наслаждений ("Я жила в Риме полно. Если есть дни - не пожалеешь их - таких у меня не было"9, языческий архетип, и Рим христианский, место самообретения, приобщения к общечеловеческим ценностям через веру в Бога ("Пустынна была Аппиева дорога. У часовенки Quo Vadis я остановилась. Опустилась на землю и поцеловала след стопы Господней. Все кипело и клубилось во мне светлыми слезами")10. Именно в этом последнем Риме героиня может вспоминать Третий Рим, Москву, одновременно по-новому обретая и сам Рим как нечто ранее непознанное.
Римская тема в русской культуре содержит два важнейших компонента: генетический и знаковый, подчеркивает и С. Шварцбанд. По мнению исследователя, "римский миф" сначала возник как региональный, а затем стал приращивать смыслы "национального" и "христианского" и только затем в опыте иноплеменных и межконфессиональных истолкований стал трансформироваться во всеобщий. Для Московского княжества, а затем и для Российской империи "римский миф" стал идеологической моделью на всем пути утверждения собственной исключительности и мессианского предназначе-
7 Зайцев Б.К. Указ. соч. С. 4.
8 Там же. С. 63.
9 Там же. С. 22.
10 Там же. С. 78.
ния в мире. Поэтому зайцевская парадигма "Москва - Третий Рим" и частичное отождествление двух столиц представляются особенно интересными в культурологическом аспекте. Общую роль - как духовную, так и историческую - двух столиц для своих государств отмечал и М. Осоргин: "Средний по географическому положению, старейший по историческим преданиям, - Рим является такою же душой Италии, как Москва для России. Вечный центр культуры, он (Рим. - О.Х.) на обломках старого построил современность"1 .
Мотив возвращения в Рим в поисках "места человека во вселенной" нашел свое отражение в поэзии О. Мандельштама. Поэт никогда не бывал в Риме, но его внеопытное знание позволило ему на расстоянии глубоко и своеобразно раскрыть римскую тему. Мандельштам называет Италию всечеловеческой землей, так как там началась история христианской культуры. Рим для поэта олицетворяет единство человечества с европейской культурой, с которой и сам поэт ощущает родственную связь:
Да будет в старости печаль моя светла: Я в Риме родился, и он ко мне вернулся; Мне осень добрая волчицею была И - месяц Цезаря - мне август улыбнулся12.
"Я в Риме родился, и он ко мне вернулся" - инверсионный мотив, мотив возвращения "наоборот". Поэт перемещается в прошлое, ощущает себя сопричастным происходящему. Аллюзия в первой строчке на пушкинское стихотворение "На холмах Грузии лежит ночная мгла." в какой-то степени сближает восприятие Вечного города Мандельштамом с рецепцией Рима в творчестве Тургенева. Еще в 1857 г. Тургенев напишет Анненкову: «Рим - прелесть и прелесть. Зная, что я скоро расстанусь с ним, я еще больше полюбил его... Здесь понимаешь смысл стиха: "Печаль моя светла"»13. Это светлая печаль, сродни "трепетной, неблагоразумной, невообразимой nostalgia", о которой говорил Осоргин.
Ностальгические ноты, рожденные расставанием с Римом, пронизывают и итальянский цикл стихов Вяч. Иванова. Об этом "певце Рима", воспевшем его в "Римских сонетах", написано немало работ. Для нашего же исследования интересен именно аспект "обретения Рима" героем, вернувшимся сюда после долгих странствий:
О, сколько раз, беглец невольный Рима, С молитвой о возврате в час потребный Я за плечо бросал в тебя монеты! Свершались договорные обеты: Счастливого, как днесь, фонтан волшебный, Ты возвращал святыням пилигрима14.
11 Русские письма о Риме. С. 370.
12 Там же. С. 457.
13 Анненков П.В. Литературные воспоминания. М., 1960. С. 374.
14 Русские письма о Риме. С. 323.
Для Вяч. Иванова Рим был подобен отчему дому - месту, куда радостно вернуться после скитаний, спрятаться от невзгод:
Приветствую как свод родного дома, Тебя, скитаний пристань, Вечный Рим15.
"Невольный беглец", "пилигрим", явившийся к святыням, - все тот же "паломник", но уже не "блудный сын", так как беглец он невольный. Монета, брошенная в "волшебный фонтан" Треви, - своеобразный символ, в котором зашифрован мотив желанного возвращения. У Осоргина читаем: "Вы будете все надежды возлагать лишь на то, что, покидая Рим, не забыли бросить традиционное сольдо в фонтан Треви - этот залог возврата по старой примете"16, об этой же примете у Муратова: "Чтобы осталась надежда еще раз увидеть Рим, надо проститься с ним по старинному обычаю путешественников - бросить монету в фонтан Треви.. ,"17.
Мотив возвращения в Рим, символизирующего для русского человека не только Италию, но и саму Россию, является важной частью "римской темы" в русской культуре рубежа XIX-XX вв. Причем этот концепт включает в себя значительно больше, чем может показаться на первый взгляд: это и мечты о Риме человека, никогда там не бывавшего, и тоска по воображаемому "граду", и печаль покидающего Вечный город навсегда, и ностальгия изгнанника из отчего дома, который обрел приют в столице христианского мира, заменившего собой потерянный Третий Рим, и мотив обретенного рая.
Список литературы
Анненков П.В. Литературные воспоминания. М., 1960. Вайль П. Гений места. М., 2008.
Вернон Ли (Паджет Виолетта). Италия: Genius loci. М., 1914.
Дорофеев Д.Ю. Блуждания философа в берете // http://anthropology.rchgi.spb.
ru/haidegger/haidger.html Зайцев Б.К. Золотой узор // Роман-газета. 1994. № 21.
КомоловаН.П. Италия в русской культуре Серебряного века: Времена и судьбы. М., 2005.
Кривонос В.Ш. О смысле повести Гоголя "Рим" // Изв. РАН. 2001. Т. 60. № 6. ЭлиадеМ. Миф о вечном возвращении. СПб., 1998. Русские письма о Риме / Под ред. Л.И. Йогансон. М., 2007.
15 Там же. С. 325.
16 Там же. С. 367.
17 Там же. С. 393.