МОТИВ ИГРЫ В ПЬЕСЕ А. ВАМПИЛОВА «УТИНАЯ ОХОТА»
Мотив игры, экзистенциальная проблематика, онтологическая драма, игра в жизнь, розыгрыш, подмена, языковая игра.
Статья посвящена рассмотрению мотива игры в пьесе А. Вампилова «Утиная охота», выполняющего ключевую, смыслообразующую роль. Выделяется несколько уровней реализации мотива: игра как мрачный розыгрыш, как подмена подлинного мнимым, как способ поведения, постепенно переходящий в способ жизни, языковая игра, музыкальная пародия, игра с классическими мотивами. Это позволяет выявить экзистенциальную проблематику пьесы, онтологическую драму героя.
T.N. Sadyrina
Motive of play in the piece «Duck shooting» by A. Vampilov
Motive of play, existential problems, ontological drama, life game, practical joke, substitution, verbal
play.
The motive of play in A. Vampilov's piece «Duck Shooting» is analyzed in the article. It has a key sense-making role. Several levels of its implementation are differentiated: play as a dismal practical joke, play as substitution of the real by the imagined, as a behavior pattern gradually turning into a way of life, verbal play, musical parody, play with classical motives. All these levels allow to reveal the range of existential problems of the piece and the ontological drama of the main character.
Пьеса А. Вампилова «Утиная охота» (1970) в полной мере отражает и трагическую доминанту всего творчества драматурга, и его экзистенциальную проблематику. Являясь, по признанию самого писателя, лучшим из того, что им было создано, она знаменует своего рода переход русской литературы к новому художественному этапу. Определяющей чертой поэтики пьесы является игра — мотив, реализованный на многих уровнях содержания и формы.
Большинство вампиловедов уделяли особое внимание проблематике и образу главного героя (М. Туровская, К. Рудницкий, Н. Антипьев, Б. Сушков, М. Громова, В. Лакшин и др.). Е. Гушанская, Т. Журчева писали о сложном жанровом синтезе, структуре, композиции, системе образов. Однако отличаемая большинством исследователей особая поведенческая манера героя, заключающаяся в том, что он не живет, а играет в жизнь, не была обозначена как причина его онтологической драмы. Попробуем выделить несколько художественных компонентов мотива игры: игра как мрачный розыгрыш, игра как способ времяпрепровождения, игра как способ поведения, постепенно переходящий в способ жизни, языковая игра, музыкальная пародия, наконец, игра как смысловая подмена (мнимое вместо подлинного), игра с классическими мотивами.
В трактовке, предложенной Б. Гаспаровым, А. Жолковским, Ю. Щегловым, мотив трактуется предельно широко, как любой смысловой повтор в тексте. Мотив может выступать в новых вариантах, различных очертаниях, а повторяемость и устойчивость являются его основными характеристиками. Мотив игры в тексте пьесы А. Вампилова является смысловым центром, тем формально-содержательным компонентом, который может быть выделен в ряде других произведений драматурга.
Действие в «Утиной охоте» начинается с жестокого розыгрыша: главный герой пьесы Виктор Зилов получает в подарок от друзей похоронный венок, вешает его себе на шею подобно тому, как поступают с лавровым венком победителя. В той игре, которую предложили друзья, Зилов - «живой труп», или лузер. Злую иронию «безутешных товарищей» Виктор воспринимает в привычной для него игровой манере как повод посмеяться, призывая к тому же мальчика Витю, передавшего этот венок. Имя Виктор означает «победитель», здесь налицо прием иронического использования языковой игры. Нежелающий поддерживать странную игру герой-ребенок — явное доказательство противоестественности самой ситуации.
Обыгрывание имени выполняет пародийную функцию. То же самое происходит с музыкой, звучащей в пьесе: скорбный траурный марш странным образом преображается в бодрую легкомысленную мелодию. Наигранный смех Зилова часто напоминает плач. Героя окружают образы-двойники, один из которых (Саяпин) постоянно смеется, чаще некстати, он постоянный игрок или болельщик, а другой (Кузаков) - серьезен, искренен, ему принадлежит произносимая как бы в пространство фраза: «Если разобраться, жизнь, в сущности, проиграна», это задает трагический лейтмотив. Игра соединяет диаду — смысловую оппозицию пьесы: внешнее благополучие и онтологическая драма.
Интертекстуальное поле возникающего мотива включает и шекспировскую формулу «жизнь есть театр», и знаменитое «Что наша жизнь? Игра...», и популярное психологическое исследование Э. Берна «Игры, в которые играют люди», и многое другое. Вампилов показывает привычку героя играть, а не жить, симуляцию вместо реальных, искренних проявлений. Это неизбежно приводит к превращению всех жизненных доминант (дружба, любовь, профессиональная самореализация, семейные отношения, увлечения — утиная охота) в симулякры, жалкие подобья. Отсюда ощущение жизненного проигрыша или поражения, возникающее у героя желание свести счеты с жизнью. Суицид тоже проигрывается не то всерьез, не то как желание «пошутить».
Донжуанство Зилова оборачивается несостоятельностью жалкого кривляки, страдающего эгоиста, страдание при этом тоже мнимое. Розыгрыш становится любимым развлечением в общении Зилова с женщинами, варьируясь от безобидной шутки до пошлости или цинизма. Одна из самых сильных сцен в трагикомедии — театрализация, предложенная Виктором жене Галине, игра— воспоминание о «святом вечере», который их связал когда-то. Пародийная подмена подснежников пепельницей десакрализует высокое чувство. Симуляция не удалась герою, он забыл слова своей роли, точнее, не мог вспомнить ожидаемое Галиной слово, давно утраченное в мужском сознании обращение к любимой женщине — «единственная». Зилов потерпел фиаско на рандеву. Любовное свидание проигрывается, в значении: 1 — театральная репетиция, 2 — поражение.
Важнейшее значение приобретает мотив подмены не только в области человеческих чувств и отношений. Героя окружает поддельный мир: плюшевый кот, деревянные утки, садовая скамейка вместо домашнего дивана и многое другое, имитирующее нечто подлинное. Но самой важной является онтологическая (бытийная) подмена в сознании поколения, к которому принадлежит Зилов. Наиболее явно она отражена в следующем диалоге:
«Галина. Прекрати ради бога.
Зилов. Нет, бога не было, но напротив была церковь, помнишь?.. Ну да, планетарий. Внутри планетарий, а снаружи все-таки церковь. Помнишь, ты сказала: я хотела бы обвенчаться с тобой в церкви...» [Вампилов, 2005, с. 256].
Филология
Экзистенциальная проблематика стала смысловым центром литературы XX века. «Пустое небо» над головой человека неизбежно связано с пустотой души. Черта городского «пейзажа» советского времени, в одном здании — «наука и религия», а вместо венчания — экскурсия в планетарий. Эта антиномия отражает одну из причин внутреннего опустошения, деградации ценностей, постепенно приводящей к череде жизненных проигрышей и мыслям о самоубийстве. Важно подчеркнуть, что мотив самоубийства задан также указанием адреса новой квартиры: «улица Маяковского, тридцать семь». Попытке героя свести счеты с жизнью предшествует стрельба по искусственным мишеням — уткам, которые можно соотнести с живыми женскими сердцами, что заставляет вспомнить Чехова. Символический образ убитой чайки низведен до пародийного аналога - утки. Но ружье, которое по законам чеховской поэтики должно выстрелить, оказывается случайно отложенным. Становится ясно, что Вампилов играет с классическим сюжетом, или мотивом по-своему.
Исследователь М.И. Громова, размышляя о характере героя, утверждает: «Самый виртуозно отработанный им способ существования и обращения — вранье, вдохновенное ерничество, игра в честность, искренность и в оскорбительное "якобы чувство"» [Громова, 2002, с. 42]. Обращая внимание на ложный пафос зилов-ской проповеди перед женой («Жена должна верить мужу... Я тебе муж как-никак...»), Громова подчеркивает неоднократное использование оборота «как-никак». Вампиловский прием языковой игры и здесь, на наш взгляд, дает двойной эффект: первичное значение «как-никак» — «все-таки» (эмоционально-оценочное значение — упрек), вторичная семантика этого словосочетания — отрицательная характеристика симулянта: «Он "как-никак" сын, друг, инженер, муж, безоглядно растаптывающий жизнь...» [Громова, 2002, с. 42].
Игра с классикой осуществилась и на типологическом уровне: герой причислен исследователями к категории «лишних людей» (Печорин, Онегин), только вместо поэтичного антропонимического аналога типа Волгин, возникает технократичная, машинная, модернизированная форма фамилии - «ЗИЛ-ов». Характер персонажа лишен однозначности. Обладает ли герой победительным внутренним потенциалом для жизненной самореализации или он — пустоцвет, человек-симулякр — это вопрос открытый. Ответ осложняется близостью героя и автора, на которую неоднократно указывал Вампилов, это особым образом сближает Зилова с лермонтовским персонажем.
«Феномен Вампилова, загадка его личности, загадка его героев продолжает привлекать внимание исследователей. Вампилов в национальном самосознании все прочнее встает в один ряд с Пушкиным и Грибоедовым, Островским и Чеховым, Булгаковым и Эрдманом» [Смирнов, 2007, с. 25].
Рассмотренные инварианты мотива игры позволяют говорить о характере образа экзистенциальной и нравственной проблематики, а также о чертах постмодернистской поэтики, реализованных в одной из лучших пьес драматурга.
Библиографический список
1. Вампилов А.В. Старший сын: Пьесы. Рассказы. М.: Эксмо, 2005.
2. Громова М.И. Русская современная драматургия. М.: Флинта: Наука, 2002.
3. Гушанская Е.В. Александр Вампилов. Очерк творчества. Л.: Советский писатель, 1990.
4. Смирнов С.Р. Драматургия А. Вампилова: закономерности творческого процесса: авто-
реф. дис. ... д-ра филол. наук. Улан-Удэ, 2007.
5. Сутттков Б.Ф. Александр Вампилов. М.: Сов. Россия, 1989.