CC BY
66
Я.П. Изотова Барнаул
МОТИВ ГОРНИЦЫ У Н. КЛЮЕВА И В. ШУКШИНА («Я человек, рожденный не в боях...» и «Сураз»)
Основанием для сопоставления творчества Н.Клюева и В.Шукшина явилась тематическая близость (тема деревни,
получившая интенсивное развитие), ярко выраженное стремление вернуться к русскому национальному корню, раскрытие сложных социально-нравственных проблем, в частности, конфликта «новой» морали и традиций, исторической концепции России. В творчестве обоих художников присутствует мессианское начало. Вызывает интерес и то, что писательская манера каждого позволила современникам воспринимать двух крупных литераторов как «самородков», «непрофессионалов». Клюев - явление, вышедшее в начале ХХ века за рамки новокрестьянской поэзии, Шукшин - явление 60-х годов, не уместившееся в границах «деревенской прозы».
Художественные миры Клюева и Шукшина представляются нам соизмеримыми. Наблюдения над их текстами показывают, что «деревенский» мир у Шукшина и Клюева в общих чертах схож. «Крестьянский мир, по Клюеву, - это образ Вселенной [...]. Это же космическое мироощущение пронизало и есенинские «Ключи Марии»
- отмечает Н.М.Солнцева [1]. Образ мира, творимый Шукшиным, - это «космос рядового советского человека» [2] с чертами «крестьянской космогонии».
Так, у обоих писателей внутриизбяное пространство конкретизировано, «осязаемо». Его, в основном, заполняют материальные данности бытовой сферы: печной угол, передний угол, горница, печь, стол, лавки, икона. Вот пример интерьера избы у Шукшина: «Русская печь, лавки, сосновый пол, мытый, скобленный и снова мытый. Простой стол с крашеной столешницей. В красном углу
- Николай-угодник» («Калина красная») [3 (259)]. Ср. с убранством избы в «Избяных песнях» Н.Клюева.
Образ горницы - лейтмотивный в творчестве Шукшина. По определению В.И.Даля, горница есть «задняя изба, чистая половина, летняя, гостиная, холодная изба; налево из сеней обычно изба. направо горница, без полатей и без голбца, и печь с трубой или голанка» [4]. Согласно фольклорной традиции, в лирических жанрах «действие <...>, как правило, разворачивается в светелке или в горнице» [5]. В произведениях Шукшина наиболее значимые события
тоже часто происходят в горнице, в связи с чем этот образ вызывает в памяти фразеологизмы: «Ладить по горничному, а родиться по голбичному», «Чья горница, тем она и кормится» [6]. Горница Шукшина - место, где герои ищут справедливости, решают жизненно важные вопросы, делают открытия, где, в конечном итоге, рождается истина. На это обращает внимание С.М.Козлова, когда, омысляя образ горницы в рассказе «Штрихи к портрету» как «глубокую и многосмысленную метафору художественного пространства в творчестве Шукшина» [7], указывает: «И вот тогда можно ещё не понять, но уже приблизиться к теплу раскалённого «горна» истины -«горница» [8]. Горн - «горло» или жерло огня.
Итак, «горница» оказывается семантически значимой характеристикой шукшинского деревенского мира. В связи с этим нами предпринята попытка интерпретации образов горницы в рассказе Шукшина «Сураз» и стихотворении Клюева «Я человек, рождённый не в боях».
Осмысляя лейтмотивный образ горницы в стихотворении «Я человек, рождённый не в боях» как символ преданности художника патриархальной деревне, Клюев защищает право человека на эту преданность. Это стихотворение, посвящённое Павлу Васильеву, явилось полемичным ответом на есенинские строки:
Я тем завидую,
Кто жизнь провел в бою,
Кто защищал великую идею («Русь уходящая»,
1924) [9(164)]
Ранее Клюев на ту же тему полемизировал с Маяковским:
Маяковскому грезится гудок над Зимним,
А мне - журавлиный перелет и кот на лежанке («Маяковскому грезится гудок Зимним. . .», 1919) [10(64)]
Особый пафос клюевскому произведению придаёт то, что датированное 1933 годом, оно создавалось на фоне политических преследований поэта. Клюев в 1932 году делает попытку опубликовать поэму «О чём шумят седые кедры...». Редактор «Нового мира» И.М.Гронский, к которому он обращается, видит во «взволнованном» повествовании непристойное содержание. Формальным поводом для притеснений автора поэмы стало неосторожно обронённое в беседе с
Гронским «словцо» Павла Васильева по поводу «интимно-игривого» содержания поэмы, посвященной художнику А.Яр- Кравченко [11].
Итак, лирический герой Клюева, автобиографически близкий автору, -изгой, своеобразный «сураз» на поэтическом поприще, и в этом, как выясняется, его трагедия:
Я человек, рождённый не в боях,
А в горенке с муравленою печкой,
Что изразцовой пёстрою овечкой Пасётся в дрёме, супрядках и снах.
И блеет сказкою о лунных берегах,
Где невозвратнее, чем в пуще хвойный прах,
Затеряно Светланино колечко! (77).
Авторский нажим на слове «горенка» ведет к осознанию «особости» героя, заключающейся в нежелании «петь с чужого голоса», что приведет его жизнь к трагическому финалу.
В соответствии с фольклорной песенной традицией «горенка» Клюева - новая, «с муравленою печкой» (то есть глазурованной, поливанной).
Особый интерес вызывает метафорическое уподобление печи, находящейся в горенке, овечке. Для Клюева более характерны уподобления печи хозяйке, матери (см. «Избяные песни»). Овца, по представлениям простого народа, является кормилицей семьи: от нее получают мясо, молоко, шерсть. Последнее ассоциируется с теплом домашнего очага: неслучайно существовал обычай садить молодых на овечью шкуру. Считалось, что «вывороченный тулуп, овчина <...> предохраняют жениха и невесту от действия нечистой силы и злых чар, наделяют их плодородием, счастьем и богатством» [12]. Концепт метафоры «печка - овечка» позволяет соотнести лирического героя -сына - с ягненком, агнцем, ищущем спасения от житейских невзгод в теплой «горенке», пространственные границы которой неожиданно расширяются до космических размеров гигантского луга. Не вызывает сомнения, что в основании образа печки - «изразцовой ярки» -библейская легенда об Агнце и урочном Его Воскресении.
Сам лирический герой амбивалентен. С одной стороны, он беззащитен, доверчив, как овца («Казним за нежность, тайну, слово, // За морок горенки в глазах, - // Орланом - иволга в кустах», 78), с другой стороны, наделен некой потенцией, под которой явно подразумевается творчество, позволяющее рождать новые произведения. В этой связи автором переосмыслен фразеологизм
«принести в подоле» - «повышлю в сарафане дочку» (79). «Дочка» в сарафане - поэзия, «замешанная» на фольклоре.
В рассказе Шукшина «Сураз» мотив горницы отличает крайняя степень настойчивости. Полагаем, что этим мотивом автор подчеркивает навязчивый, одержимый характер любовного влечения Спирьки к Ирине Ивановне, ассоциирующийся с соблазном, из-за которого в конечном счете он погибает.
Действие развертывается преимущественно в
пространственной динамике. При этом важную роль играют моменты попадания в горницу и выхода из нее, что очень точно отражает состояние героя и суть конфликта: «Было под вечер. Спирька умылся, побрился, надел выходной костюм и пошёл к Прокудиным» [13 (115)]. Подробности в описании действий Спирьки свидетельствуют о желании автора подчеркнуть его первоначально хорошие намерения в отношении приезжих. Это подтверждает и предваряющая события авторская характеристика героя: «неожиданно добрый» (114).
Завязкой психологического действия в рассказе становится ошибка героя, заключающаяся в том, что он пришел не вовремя. Это ясно из сообщения старика Прокудина о квартирантах: «Там - старик кивнул на дверь горницы». - Укладываются» (115). Однако вопреки «предостережению» «Спирька качнул головой, пошёл в горницу» (116).
В этом действии видится начало скрытого конфликта между Спирькой Расторгуевым и приезжими учителями.
Конфликт усугубляется выходом героя из горницы и возвращением туда вместе с возлюбленной: «Вернулись вместе -Ирина Ивановна и Спирька» (117).
С посещением горницы связано, прежде всего, откровенное, «неодолимое» любовное желание Спирьки, касающееся замужней учительницы: он наблюдал, как «вздрагивало нежное горлышко женщины» (117), ему хотелось «потрогать это горлышко,
погладить» (118). Недалеко отстоящие в тексте слова «горница» и «горлышко» вызывают ассоциацию со словом «горлица». На этой почве возникает метаметафора «горница - горлица», окрашивающая происходящее в лирические тона. Тем самым образ шукшинской горницы приближен к фольклорному: он имеет оттенок некой приукрашенности, праздничности. Так, «горница» Ирины Ивановны контрастирует с горницей в доме-«логове» Нюрки, где все дозволено.
Диалог, сопровождающий первое посещение Спирькой учителей, прерывается фразой: «Спирька, не оглянувшись, вышел из горницы». Однако сюжетное действие вновь возвращает героя в горницу. В рассказе говорится, что «спокойный, решительный Спирька
прошёл в горницу» (120) и «погладил белое нежное горлышко» (121), после чего «сильная короткая рука Сергея Юрьевича влекла Спирьку из горницы» (121).
Герой Шукшина так же, как и клюевский лирический герой, предстает несправедливо пострадавшим «ягненком». Частое подчеркивание того, что Спирька похож на Байрона, позволяет предположить, что он был кудряв как баран (заметим, по звуковому оформлению слова «Байрон» и «баран» схожи). С одной стороны, Спирька Расторгуев, безусловно, похотлив, и его поступками движет преимущественно телесное влечение, напоминающее баранье упорство, с другой стороны, он, как выясняется из текста, добр, раним и доверчив (не замечает в первом разговоре с Сергеем Юрьевичем злых насмешек, спасает в войну от голода Нюркиных детей).
И Шукшин, и Клюев в своих произведениях сознательно драматизируют сцену расправы над невиновным. Так, поэтические средства в Шукшинском рассказе большей частью служат созданию образа учителя-дьявола: «и всё у них есть, у дьяволов, везде они -желанные люди», «нехорошо сузились глаза», «крик - злой, резкий», «как бичом стегнул женщину», «полыхают тёмные глаза его», «тонкий одеколонистый холодок», «крепость руки была какая-то нечеловеческая».
Этот образ наводит на мысль о «железной руке государственной власти» с ее раскулачиванием и «раскрестьяниванием» сельского жителя. Не случайно Шукшин дает герою «говорящую фамилию» - «Расторгуев», намекая на то, что есть что-то, главное в нем, крестьянине, уже не сохранено -«расторговано». И основной конфликт в рассказе на наш взгляд, имеет истоки в 30-х годах: именно тогда зародилось презрение к
крестьянству, желание искоренить «идиотизм деревенской жизни».
Клюев в своём стихотворении «Я человек, рождённый не в боях» мастерски создает образ «нехристя» - пролетарского судьи периода культа личности. Этим образом он стремится вызвать неприязнь, почти физиологическое отвращение к «притеснителю». Представляется значимым авторское обобщение: злодей назван то «зверем рыкучим», готовым «пожрать волшебный колобок» (78), то «орланом», расправившимся с «иволгой» в кустах.
Под таким обобщением, без сомнения, подразумевается организатор репрессий - государственная власть.
Кстати, оба автора, защищая в произведениях сторону слабого, коим оказывается главный герой, по всей видимости, отталкиваются от смыслов фольклорных афоризмов: «Отольются
волку овечьи слёзы», «Сделайся овцой, а волки готовы», «Шуба овечья, а душа человечья» [14] и др. Итак, оба героя отстаивают человеческие ценности, однако сталкиваются с непониманием, пытаются бороться (неудавшаяся месть Спирьки, возглас клюевского лирического героя «Не сдамся!»), но терпят поражение.
Бунт Спирьки Шукшин изображает через скрупулезную разработку «горничного» мотива. Постоянно акцентируя внимания на слове «горница», автор подчеркивает, что Спирька делается все более настырным, одержимым в своем желании мести: «Нащупал дверь горницы, тоже приподнял её с низу... <... > Он был в горнице! Во тьме горницы, слабо разбавленной светом уличной лампочки, скрипнула кровать» (124); «Вышел из горницы и пошагал прочь от тёмного дома» (126).
Именно на фоне нагнетания «горничного» мотива происходит сюжетная развязка: герой неожиданно отступает. Полагаем, что фокус повествования - в демонстрации Спирькой восторга по поводу того, что он все-таки достиг цели. Этот восторг выражен несобственнопрямой речью: «Он был в горнице!» Разоблачением ликования от предвкушения мести в рассказе становится фраза «он понял, что не находит в себе зла к учителю» (131), подтверждающая представление о безвредности, кротости героя.
Итак, «горница» стала источником страданий и гибели как для героя стихотворения Клюева «Я человек, рождённый не в боях.», так и для Спирьки Расторгуева - героя рассказа Шукшина «Сураз».
Настойчивое обращение авторов к образу горницы, рождающее «горничный» мотив, подтверждает гипотезу о взаимопритяжении «деревенских миров» Клюева и Шукшина, а, следовательно, можно говорить об общности в мироощущении и мировоззрении писателей.
В шукшинском рассказе «Сураз» и клюевском стихотворении «Я человек, рождённый не в боях...» обращает на себя внимание то, что «горница» - часть мифологизированного мира: в частности, прослеживается миф о заклании Агнца и урочном Его Воскресении. При этом мифотворчество Клюева выглядит более явным, «выпуклым», так как подчинено общей идее создания авторского мира о Клюеве - поэте - крестьянине, выходце из народной глуби - из крестьянской горницы с печью. Мифопоэтика - тот способ освоения действительности, с которым художники подходят к решению проблемы отстаивания человеческих ценностей в условиях разрушения деревенского уклада.
Сопоставление творчества Шукшина и Клюева, ориентированного на возрождение православных традиций русского народа, не лишено перспективы в связи с тенденцией современной науки к определению места каждого писателя в литературном процессе XX века.
Примечания
1. Солнцева Н.М. Китежский павлин. М., 1992. С. 159.
2. Скубач О.А. Советский человек в советском пространстве. О герое шукшинской прозы // В.МШукшин: проблемы и решения. Сборник статей. Барнаул, 2002. С. 167.
3. Цитируется по: Шукшин В.М. Киноповести. Повести. Барнаул,1986.
4. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. т.1. М., 1981. С. 376.
5. Смолицкий В.Г. Русь избяная. М., 1983. С.48.
6. Даль В.И. Указ. соч. Т. 1. С.376.
7. Козлова С.М. Поэтика рассказав В.МШукшина. Барнаул, 1992. С. 106.
8. Козлова С.М. Указ. соч. С. 107.
9. Цитируется по: Есенин С.А. Стихи и поэмы. М., 1973. Номера страниц указываются в круглых скобках после цитаты.
10. Клюев Н.А. Стихотворения и поэмы. М., 1991. Далее цитируется по этому изданию. Номера страниц указываются в круглых скобках после цитаты.
11. Солнцева Н.М. Указ. соч. С.363.
12. Афанасьев А.Н. Древо жизни. Избранные статьи. М., 1982.
13. Шукшин В.М. Рассказы. Барнаул, 1989. Далее цитируется по этому изданию. Номера страниц указываются в круглых скобках после цитаты.
14. Даль В.И. Указ. соч. Т. II. С. 641.
