7. Краткая литературная энциклопедия. Т. 7. -М.: Советская энциклопедия, 1972. - 1008 стб.
8. Литературный энциклопедический словарь / Под ред. В.М. Кожевникова и П.А. Николаева. - М.: Сов. энциклопедия, 1987. - 752 с.
9. Михайлова А.А. О художественной условности (в искусстве и литературе). - 2-е изд. - М.: Мысль, 1970. - 300 с.
10. Новый иллюстрированный энциклопедический словарь / Ред. ком. В.И. Бородулин,
А.П. Горкин и др. - М.: Большая российская эн-
циклопедия, 1998. - С. 758.
11. Тодоров Ц. Введение в фантастическую литературу. - М.; РФО: Дом интелл. книги, 1997. -136 с.
12. Фрумкин К.Г. Философия и психология фантастики. - М.: УРСС, 2004. - 237 с.
13. Чернышева Т. Природа фантастики. - Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1985. - 336 с.
14. Чумаков В. О разновидностях фантастики в литературе // Литературные направления и стили. - М.: Изд-во МГУ 1976. - С. 365-370.
УДК 882.09
Смирнов Михаил Николаевич
Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
smirn o V. mikh ail@yandex. т
МОТИВ ДВОЕМИРИЯ В ПОЭТИЧЕСКОМ СБОРНИКЕ В.Ф. ХОДАСЕВИЧА «ТЯЖЁЛАЯ ЛИРА»
В данной статье раскрывается смысловое наполнение мотива двоемирия и показывается его композиционная роль в поэтическом сборнике В.Ф. Ходасевича «Тяжёлая лира» (1922).
Ключевые слова: мотив, двоемирие, обыденность, душа, иной мир.
Феномен двоемирия осмыслялся
В.Ф. Ходасевичем ещё в поэтическом сборнике «Путём зерна» (1920). Однако в четвёртой книге стихов выдающегося лирика начала ХХ века «Тяжёлая лира» (1922) ситуация дуализма получила более весомое и многогранное раскрытие. Мотив двоемирия в «Тяжёлой лире» стал лейтмотивом.
Мотив двоемирия заявлен уже в первом стихотворении сборника под названием «Музыка». Образ метели, развёрнутый в экспозиции названного стихотворения, подчёркивает неприкаянность лирического героя в этом мире. «Метель» соотносится с ночью, ассоциирующейся с тревогой и сомнениями. Но на смену вьюжной ночи приходит светлое утро, которое приносит с собой чувство гармонии, смирения:
Всю ночь мела метель, но утро ясно.
Еще воскресная по телу бродит лень,
У Благовещенья на Бережках обедня Еще не отошла. Я выхожу во двор [6, с. 192].
Душу героя пробуждают звуки одного из великих православных, двунадесятых праздников -Благовещения Богородицы.
Огромным количеством разноплановых смысловых оттенков наполняется мотив двоемирия в этом стихотворении. Так, мы ощущаем проявление характерной черты лирики Ходасевича, ко-
торая стала чётко вырисовываться ещё в предыдущем сборнике. Точно отмечает исследователь Т. А. Бек: «Книга “Путём зерна” явила талант поэта во всей его самобытности - чем дальше, тем интенсивнее Ходасевич вводит в свои стихи детали обыденности и расшатывает привычные ритмы, прививая, по его собственному выражению, “классическую розу к советскому дичку”» [2, с. 123]. Конечный результат для Ходасевича - сделать «высоким» то, что находится «низко», осветить земную реальность проблесками света горнего:
И маленьким таким вдруг оказался Дородный мой сосед, Сергей Иваныч.
Он в полушубке, в валенках. Дрова Вокруг него раскиданы по снегу [6, с. 192].
Перед нами разворачивается довольно приземлённая картина физического труда. Простой труженик, находящийся рядом с героем, в атмосфере повседневных забот внезапно оказывается сопричастным его радости, которая вызвана «музыкой», льющейся с неба.
Лирический герой останавливает работу: и свою, и соседа. Он просит прислушаться к небесной симфонии, однако Сергей Иваныч так ничего и не слышит:
«Помилуйте, теперь совсем уж ясно.
И музыка идет как будто сверху.
© Смирнов М.Н., 2010
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 3, 2010
143
Виолончель... и арфы, может быть...
Вот хорошо играют! Не стучите».
И бедный мой Сергей Иваныч снова Перестает колоть. Он ничего не слышит,
Но мне мешать не хочет и досады Старается не выказать. Забавно:
Стоит он посреди двора, боясь нарушить Неслышную симфонию. И жалко Мне наконец становится его [6, с. 193].
И в этих строках мы чувствуем зачатки нескольких тем, которые Ходасевич разовьёт в сборнике. Это и тема отрыва поэта от реальности, его избранности, которой он порой тяготится; тема сострадания простому человеку, лишённому возможности причаститься к миру высшего порядка: светлому, небесному - духовному.
Образ Сергея Иваныча воплощает тип сознания «маленького», простого человека, пристально изучаемого русской литературой Х1Х-ХХ веков. Когда Благовещение проходит, по народным представлениям, наступает время, в которое можно в полную силу трудиться и изменять землю: рыть, копать, вбивать колья, пахать и сеять. По-этому-то Сергей Иванович в полную силу занят работой, и ему досадно, что его отвлекает главный герой стихотворения. Однако Сергей Иваныч не хочет показывать обиды. Ходасевич уверен, что человек, который не способен услышать музыку неба, не виноват ни в чём. Более того, Сергей Иваныч старается разделить с лирическим героем его радость, восторг. Но... не получается. Естественно, мы не можем сказать, что отношение лирического героя Ходасевича к «обычным» людям равно неприязни романтического сознания к «черни», «толпе». Он страдает от своей неприкаянности и сочувствует ограниченности простого человека.
Таким образом, в стихотворении «Музыка» преодолевается характерная для европейских романтиков антитеза: деление людей на «филистеров» и «истинных» музыкантов. Как верно отмечает
Н.В. Банников, «лирический герой стихов Ходасевича, несмотря на горестно-саркастическую интонацию, полон сострадания к человеку и миру, лежащему в хаосе и дисгармонии» [1, с. 230].
Неизменным остаётся лишь одно: мир небесный для души поэта не менее реален, чем земной. Он доступен, лирический субъект видит и слышит его. В данном стихотворении провозвестниками иного мира выступают ангелы:
Я объявляю: «Кончилось». Мы снова За топоры беремся. Тук! Тук! Тук!.. А небо
Такое же высокое, и так же В нем ангелы пернатые сияют [6, с. 193].
Четыре коротких строки, завершая стихотворный текст, ёмко обобщают весь комплекс сложных переживаний поэта.
Мотив двоемирия обретает новую смысловую и экспрессивную окраску ещё во многих стихотворениях сборника «Тяжёлая лира» («Душа», «Искушение», «Когда б я долго жил на свете...», «Пробочка», «Ласточки», «Порок и смерть», «Март», «Друзья, друзья! Быть может, скоро.», «Ни жить, ни петь почти не стоит...»).
В заглавном стихотворении лирический герой признаётся, что душа его горит в высоте, как луна. Она словно отделена от тела и не принадлежит человеку:
А сколько здесь мне довелось страдать -Душе сияющей не стоит знать [6, с. 199].
Герой ограждает её от земного мира, храня, как «драгоценный сосуд». Однако в данном тексте мы чувствуем, что душа, как и луна, холодна и в определённой степени эгоистична. Она безответна и к страданиям, и к страстям героя. «Драгоценный сосуд» пока ещё пуст. Точно подчёркивает М.М. Дунаев: «Ходасевич готов и сам предпочесть хотя бы забытьё, сон среди этого непостижимого существования. Что там можно вызнать в ином бытии, когда и доступное как будто - недоступно на деле» [4, с. 460].
По-другому раскрывается мотив двоемирия в стихотворении «Когда б я долго жил на свете .». Если в стихотворении «В заботах каждого дня...» сборника «Путём зерна» лирический герой отказывается от страстей, которые абсолютно чужды ему, то в данном произведении он с отстранённостью смотрит на них, уже познав их глубины. Мир суеты опостылел ему, но протагонист не проклинает земную реальность. Он смиренно принимает то, что происходит вокруг. Однако лирический герой уже устремлён к небу:
Глаз отдыхает, слух не слышит,
Жизнь потаённо хороша,
И небом невозбранно дышит Почти свободная душа [6, с. 206].
В отличие от предшествующего стихотворения, душа здесь привязана к телу, она зависима от него.
Трагический путь освобождения души от земного плена, прорыв в иной мир, сопряжённый со страданиями и болью, очерчен в стихотворении «Ласточки»:
Пока вся кровь не выступит из пор,
Пока не выплачешь земные очи -
Не станешь духом. Жди, смотря в упор,
Как брызжет свет, не застилая ночи [6, с. 215].
Стихотворение перекликается с диалогом Платона «Федр»: «Восприняв глазами истечение красоты, он согревается, а этим укрепляется природа крыла: от тепла размягчается вокруг ростка все, что ранее затвердело от сухости и мешало росту; благодаря притоку питания, стержень перьев набухает, и они начинают быстро расти от корня по всей душе - ведь она вся была искони пернатой. Пока это происходит, душа вся кипит и рвется наружу. Когда прорезываются зубы, бывает зуд и раздражение в деснах - точно такое же состояние испытывает душа при начале роста крыльев: она вскипает и при этом испытывает раздражение и зуд, рождая крылья» [5, с. 30]. В труде античного автора под действием памяти о прошлой космической свободе и красоте душа испытывает те же плотские мучения. Стремление вверх может быть реализовано только тогда, когда вырастут крылья. Однако выдержать их для души, заключённой в бренном теле, - трудное испытание.
Об этом писала ещё Н.В. Дзуцева: «Материалом книги становится напряженная драма души, ее мифотворческого субстрата - Психеи, символически уподобленной ласточке, не могущей пробиться сквозь “прозрачную, но прочную плеву” обыденного сознания, унизительной правды материального бытия. Это испытание души, “разъедающей тело”., чтобы воплотиться в дух и оказаться в только ему подвластной реальности» [3, с. 257]. В этих строках исследовательница коснулась лаконичного стихотворения «Пробочка».
Страх и боль, которые могут сопровождать исход души в мир иной, рождают в сборнике мотив сомнения («Смотрю в окно - и презираю...»):
Смотрю в окно - и презираю.
Смотрю в себя - презрен я сам.
На землю громы призываю,
Не доверяя небесам [6, с. 193].
Мотив сомнения, кстати, второй по частотности появления в цикле. Как правило, он органически связан именно с двоемирием. Мотив сомнения берёт своё начало, как и лейтмотив сборника, в цикле «Путём зерна» и присутствует в дальнейшем творчестве автора.
В последних трёх стихотворениях сборника «Тяжёлая лира» доминирует именно мотив сомнения. Однако Ходасевич не замыкается на нём. Лирический герой преодолевает тяжесть сомне-
ния в стихотворении «Порок и смерть», находя выход к иному миру:
Порок и смерть язвят единым жалом,
И только тот их язвы убежит,
Кто тайное хранит на сердце слово -Утешный ключ от бытия иного [6, с. 229].
Верующему человеку сразу становится понятно, о чём сказал Владислав Фелицианович последней строкой. От грехопадения и страха смерти может спасти молитва. Она разрушает тяжёлые цепи сомнения и приоткрывает лирическому герою дверцу в мир небесный. Надежда на покаяние души-странницы успокаивает его.
Душа-странница путешествует между мирами. И для Ходасевича важен не только её исход в мир идеальный («Ни жить, ни петь почти не сто-иг...»):
Так, провождая жизни скуку,
Любовно женщина кладет
Свою взволнованную руку
На грузно пухнущий живот [1, с. 240].
Умиление у поэта вызывает чудо рождения. Благодаря подобию лирических переживаний поэта вспоминаются эпизоды с прорастанием зерна в стихотворении «Стансы» цикла «Путём зерна»:
Рассеянно я слушаю порой Поэтов праздные бряцанья,
Но душу полнит сладкой полнотой Зерна немое прорастанье [6, с. 177].
В сборнике «Тяжёлая лира» мы встречаем стихотворение с идентичным названием. Оно сходно со «Стансами» в цикле «Путём зерна» по лирической тональности, по выраженным переживаниям. В обоих стихотворениях лирический герой предстаёт в облике старика, подводящего итоги жизни:
Теперь себя я не обижу:
Старею, горблюсь - но коплю Все, что так нежно ненавижу И так язвительно люблю [6, с. 212].
Однако если в более раннем стихотворении старик отказывается от восприятия земных радостей, то в «Тяжёлой лире» он мудро собирает драгоценные впечатления от последних минут на земле. Но он не предаётся разврату. Его взгляд и отношение к страстям созерцательны. И здесь искушение не доводит лирического героя до греха.
К концу сборника меняется подход Ходасевича к осмыслению мотива двоемирия. В «Бельс-ком устье» трагически интерпретируется один из главных библейских образов. Автор воспринимает Адама как первого человека на земле, начав-
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 3, 2010
145
шего её преобразование, нарушившего первозданную гармонию. Осваивая библейский образ, автор иронически снижает и осовременивает его: И тот, прекрасный неудачник С печатью знанья на челе,
Был тоже - просто первый дачник На расцветающей земле.
Сойдя с возвышенного Града В долину мирных райских роз,
И он дыхание распада На крыльях дымчатых принес [6, с. 221]. Поэта беспокоит, что агрессивный научно-технический прогресс может замарать чистоту души. В условиях земного существования, где нужно добывать себе уютное место под солнцем, трудно сохранить безгрешность. По-другому после этого воспринимаются и оцениваются переживания лирического героя, выраженные в стихотворении «Душа». Самое важное для него -оградить и защитить свой духовный мир от разрушительного вторжения материального мира.
Сборник «Тяжёлая лира» имеет кольцевую композицию. В содержательном плане первое и последнее стихотворения сборника очень похожи. С первых строк врывается в текст обыденность («Баллада»):
Кому мне поведать, как жалко Себя и всех этих вещей? [6, с. 241]
Мы чувствуем, что лирический герой сожалеет о полной своей отчуждённости от земного мира. Вновь открываются для него небеса, звуча неведомой музыкой:
И музыка, музыка, музыка Вплетается в пенье мое. [6, с. 243]
Душа героя почти испытывает желанное освобождение. Тело видится ей с высоты:
Я сам над собой вырастаю,
Над мертвым встаю бытием. [6, с. 243] Кто-то неведомый вручает герою лиру. Музыку теперь может творить сам герой. Мы понимаем, что даром вещания, силой идеального искусства может наградить только Бог. Он помогает лирическому герою. Бог отмечает и принимает его. Однако лира тяжела. Таким образом, сохраняется противоречивое ощущение: принадлежность героя миру земному и в то же время его стремление вверх - сохраняются до самого
конца сборника. Протагонист становится своего рода проводником божественной воли. Он призван освящать обыденность, связь с которой так тяжело переживает.
Итак, в сборнике «Тяжёлая лира» мотив двое-мирия является художественной доминантой и основанием единой поэтической концепции. Он определяет глубинные смыслы стихотворений. В данном сборнике мотив двоемирия обретает тесную связь с символом души, что даёт Ходасевичу возможность развернуть своеобразный лирический сюжет, характеризующий странствование Психеи в мирах дольнем и горнем.
Мотив двоемирия сохраняет и семантику, идущую от христианской традиции. Это даёт возможность заключить, что духовные ценности христианства всё-таки не потеряли для поэта высокий религиозный смысл. В стихотворении «Ласточки», где главным структурным элементом является образ души, интерпретация лейтмотива перекликается с античным источником, а именно: диалогом «Федр» Платона. Новым для «Тяжёлой лиры» является мотив сомнения.
Библиографический список
1. Банников Н.В. В.Ф. Ходасевич // Три века русской поэзии. / Сост. Н.В. Банников. - М.: Издательский дом «ОНИКС 21 век»: Мир и образование, 2002. - С. 410-415.
2. Бек Т.А. Владислав Ходасевич. Из воспоминаний современников и критических статей // Серебряный век: Поэзия. - М.: ООО «Издательство АСТ», «Издательство Олимп», 2001. - С. 599608.
3. Дзуцева Н.В. Время заветов. Проблемы поэтики и эстетики постсимволизма. - Иваново: Ивановский гос. ун-т, 1999. - 250 с.
4. Дунаев М.М. Владислав Фелицианович Ходасевич (1886-1939) // Дунаев М.М. Православие и русская литература: В 6 ч. Ч. 6. / Моск. Духов. Академия. - М.: Издательство Моск. Духов. Академии, 2000. - С. 112-116.
5. Платон. Сочинения: В 3 т. Т. 2. / АН СССР; Ин-т философии. - М.: Мысль, 1970. - 611 с.
6. Ходасевич В. Ф. Собрание соч.: В 4 т. Т. 1. -М.: Согласие, 1996. - 592 с.