CC BY
430
УДК 82
Попова Галина Владимировна
Курский государственный университет gal.popova2011.yandex.ru
ОПРЕДЕЛЕНИЕ ПРИЗНАКОВ ФАНТАСТИЧЕСКОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ КАК МЕТОДИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА
В статье выявляются характерные признаки фантастики, которые могут служить основой для анализа фантастических произведений в школьной практике.
Ключевые слова: фантастика, вымысел, необычайное, восприятие, условность.
Феномен фантастики, конкретные тексты, их значение и степень влияния на подрастающее поколение всегда были предметом горячих споров критиков и педагогов. В современных программах литературного образования фантастика занимает одну из периферийных позиций. Понятно, что такое положение дел в современном литературном образовании во многом связано с большим объемом текстов нефантастических, изучение которых необходимо. Тем не менее уже само привлечение фантастики в школьные программы требует методического комментария. На этом этапе учитель, как правило, сталкивается с рядом проблем, поскольку порой бывает довольно сложно решить, фантастическое ли это произведение или нет. К примеру, «Хоббит» Толкиена - сказка или фэнтези? Можно ли назвать фантастической повесть М. Булгакова «Собачье сердце»? На эти вопросы можно ответить, только имея четкий критерий для дифференциации текстов. Итак, в данной статье ставится задача найти с опорой на труды литературоведов такие признаки фантастики, которые позволили бы с большой долей вероятности отнести то или иное произведение к этому виду литературы, а также создать основу для анализа фантастических текстов в школьной практике.
Рассмотрим сначала общее значение понятия «фантастика». Понятие фантастики в современной науке трактуется, как правило, в двух аспектах: гносеологическом и эстетическом. В эстетическом аспекте фантастика предстает как продукт работы воображения, нечто не соответствующее действительности, несуществующее, необычайное [см.: 1, с. 62; 3, ст. 1131; 7, стб. 887; 10, с. 758]. В гносеологическом смысле под фантастикой мы будем понимать «изображение фактов и событий, не существующих с точки зрения господствующих в данной культуре мнений» [12, с. 16].
В литературоведении за рабочее принято определение фантастики как «разновидности худо-
жественной литературы, в которой авторский вымысел от изображения странно-необычных, неправдоподобных явлений простирается до создания особого - вымышленного, нереального, “чудесного мира”. Фантастике свойственна высокая степень условности образного ряда, в котором нарушены реальные логические связи, естественные пропорции форм и пропорции изображаемого объекта. В фантастической картине мира угадываются преображенные формы реального - социального и духовного - человеческого бытия» [8, с. 461].
В обозначенные рамки могут быть включены миф, сказка, средневековый рыцарский роман, литература романтизма, готический роман, собственно научная фантастика, фэнтези, а также некоторые произведения, реалистические по методу, но имеющие отдельные фантастические элементы. Всем вышеперечисленным литературным жанрам в той или иной мере свойственно изображение необычайного, сверхъестественного, чудесного. С позиции «жесткого» рационализма мифологическое повествование представляет собой фантастический рассказ; сказка имеет разветвленную систему фантастических образов, ситуаций и посылок; литературе романтизма свойственна фантастическая образность, даже реализм Достоевского носит название «фантастического».
Именно широта охвата делает эту трактовку термина «фантастика» не совсем удобной для нас, поскольку наличие фантастической образности в пределах одного литературного жанра или конкретного произведения может стать предметом отдельного исследования.
Обратимся к специфическим чертам фантастических произведений. К «внешним» признакам можно причислить читательское, часто интуитивное отнесение того или иного произведения именно к фантастике или сомнение по поводу его принадлежности. С этим критерием связано особое
140
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 3, 2010
© Попова Г.В., 2010
положение фантастики относительно ее читательского восприятия - существование на зыбкой границе «веры и неверия»: «Своеобразие фантастики относительно литературы иного толка определяется прежде всего тем, какое отношение к себе она вызывает. Про фантастическое произведение нельзя сказать, что мы ему верим. Но нельзя сказать и обратного - “фантастика это то, во что мы заведомо не верим”. Фантастика находится где-то на грани веры и неверия» [5, с. 44].
Действительно, этот критерий может оказаться весьма продуктивным, поскольку «фантастическое возникает в момент сомнения... как читателя, так и героя, который должен решить, принадлежат ли воспринимаемые ими явления к “реальности” в том виде, как она существует в общем мнении» [11, с. 30].
По словам Т. Чернышевой, «для оценки того или иного создания человеческой мысли как фантастического, необходимо учитывать два момента: а) соответствие или, вернее, несоответствие того или иного образа объективной реальности, б) восприятие его человеческим сознанием в ту или иную эпоху [13, с. 43].
Таким образом, восприятие читателем произведения как фантастического и отношение к нему как к фантастическому, которое проявляется в возникновении сложного чувства, балансирующего на грани «веры и неверия», связано с тем, что именуется фантастическим в ту или иную эпоху. Следовательно, эпитет «фантастический» можно отнести к тексту, в котором присутствует нереальный (необычайный, невероятный, вымышленный) элемент (образ, идея), идентифицируемый в данную эпоху как фантастический.
Итак, одним их дифференционных признаков фантастики является, с одной стороны, критерий соотношения изображаемого с действительностью (отношения читателя к тексту), который очень важен для прояснения сущности фантастики, но мало дает для сужения ее литературоведческого определения и малопригоден для продуктивного анализа произведений, поскольку имеет некоторый оттенок субъективности. С другой стороны, с обозначенным критерием оказывается тесно связанным признак структурный -наличие в произведении некоего фантастического элемента (образа, идеи).
По степени значимости для общего хода повествования фантастического образа или фантастической идеи в современном литературоведе-
нии принято различать фантастику как метод и как жанр (вид, разновидность) литературы. Иначе такое разделение обозначается как фантастика-прием и фантастика-тема [2] или «формальная, стилевая фантастика» и «содержательная фантастика» [14, с. 365-370].
Т. Чернышева выделяет в литературе две достаточно большие группы фантастических произведений. В первой фантастические образы «выполняют роль специального художественного приема» и оказываются одной из составляющих вторичной художественной условности. Ко второй группе исследователь причисляет произведения, в которых «фантастический образ или гипотеза оказываются основным содержанием, главной заботой автора», и называет их «самоценной» фантастикой [13, с. 49].
Действительно, такое разделение значительно проясняет положение тех произведений, относительно которых нельзя применить определение «фантастическое», но в структуре которых явно наличествуют фантастические образы и мотивы. Так, трудно назвать фантастическим в целом роман Ч. Айтматова «И дольше века длится день .», поскольку фантастические мотивы в нем являются побочными и большая часть повествования находится вне «космической» темы. Все же нельзя не отметить качественно иное звучание романа, значительное расширение его смысловых и временных границ, произошедшее именно благодаря привлечению элементов фантастики.
Тем не менее представленная классификация не бесспорна, поскольку остается открытым вопрос о границе между «условной» и «самоценной» фантастикой. Несомненно, есть произведения, где все подчиняется фантастическому образу или идее. К этой группе можно отнести произведения лишь так называемой «твердой» научной фантастики во главе с Ж. Верном и Г. Уэллсом.
Мы попытались взглянуть на фантастику «снаружи» (читательское восприятие), «изнутри» -с позиции значимости фантастического элемента для общего хода повествования, однако не обнаружили достаточно «твердого» критерия для причисления того или иного художественного произведения именно к фантастике, тем более могущего служить основой для анализа подобных произведений в школе. Рассмотрим фантастику в соотношении с художественной условностью.
Фантастика в литературоведческой науке в середине прошлого века мыслилась как элемент
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 3, 2010
141
формы, как составная часть вторичной художественной условности (В. Дмитриев, Ю. Манн, А. Михайлова). В современном литературоведении вторичная художественная условность понимается как всякое «демонстративное и сознательное нарушение художественного правдоподобия в стиле произведения» [4, с. 744]. Т. Чернышева считает, что условная фантастика (в противоположность «самоценной») является составной частью художественной условности и рассредоточена во всем искусстве. Однако она же отмечает, что граница между образом «самоценным» и образом, принадлежащим вторичной художественной условности, сводимым в конечном итоге к приему, чрезвычайно расплывчата.
Е. Ковтун относит фантастику к вторичной художественной условности, поскольку она несет «использование заведомо невозможных в реальности ситуаций, явного вымысла», причем вымысел исследователь трактует как «элемент необычайного», понимая под необычайным «то, что не имеет непосредственных аналогий в реальности» [6, с. 31]. Действительно, условность в литературе так или иначе сближается с вымыслом в том плане, что предполагается в той или иной степени отказ от жизнеподобия. Позиционирование «необычайного» как того, чего не бывает и не может быть, позволяет соотнести «необычайное» с гносеологическим аспектом трактовки термина «фантастика», с той лишь оговоркой, что необычайное (фантастическое) может считаться таковым в определенную историческую эпоху. Необычайное или фантастическое в художественном произведении обусловлено наличием вымысла, именно ему обязан любой читающий фантастику возникновением сложного чувства, балансирующего на грани веры и неверия. Таким образом, «вымысел как элемент необычайного» предстает отличительным признаком фантастики.
Два типа условности, по Е. Ковтун, - рациональная фантастика и fantasy - соотносятся с «самоценной» фантастикой, по Т. Чернышевой, которая выделяет два типа фантастики (fantasy и science fiction), принимая за основу классификации структуру повествования. Научная фантастика предстает как повествование с единой фантастической посылкой, а фэнтези - повествованием со многими посылками. Как видим, классификационные системы Т. Чернышевой и Е. Ковтун сходны: в обоих случаях выделяются в струк-
туре фантастической литературы разные типы повествования, обладающие специфическими особенностями.
Итак, мы дифференцируем фантастическую литературу по наличию в ней вымысла, который является в выпуклом, явном виде, кардинально преобразовывая исходный материал. Выделение «элемента необычайного» как структурного компонента в поэтике целого ряда художественных произведений, с одной стороны, дает возможность ясно и непротиворечиво обозначить весь конгломерат текстов, содержащих яркий, резко выделяющийся в ткани повествования вымысел (элемент необычайного). С другой стороны, это существенно расширяет набор художественных произведений, объединенных под «знаменем» необычайного, по сравнению с количеством текстов, единодушно относимых к фантастике. Принимая в качестве характерного признака фантастики вымысел как элемент необычайного, мы получаем возможность вести анализ подобных произведений в школе «от формы к смыслу», причем вымысел понимается как категория формы. При этом внимание школьников акцентируется на специфике фантастического жанра, на обязательном присутствии в том или ином виде вымышленного элемента необычайного, что создает уникальную возможность для осмысления проблем глобального масштаба. Этот путь представляется достаточно эффективным, соответствующим возрастным особенностям школьников и, главное, интересным для них.
Библиографический список
1. Большая энциклопедия: В 62 томах. Т. 54. -М.: ТЕРРА, 2006. - 592 с.
2. Гуревич Г.И. Беседы о научной фантастике: Кн. для учащихся. - 2-е изд. перераб. и доп. - М.: Просвещение, 1991. - 158 с.
3. Даль В.И. Словарь живого великорусского языка. Т. 4. - М.: Издательская группа «Прогресс», «Универс», 1994. - 864 с.
4. Дмитриев В. Условность // Краткая литературная энциклопедия. Т. 9. - М., 1978. - Ст. 744746.
5. Каргалицкий Ю. Что такое фантастика? -М.: Художественная литература, 1974. - 352 с.
6. Ковтун Е.Н. Поэтика необычайного: художественные миры фантастики, волшебной сказки, утопии, притчи, и мифа. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 1999. - 306 с.
142
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 3, 2010
7. Краткая литературная энциклопедия. Т. 7. -М.: Советская энциклопедия, 1972. - 1008 стб.
8. Литературный энциклопедический словарь / Под ред. В.М. Кожевникова и П.А. Николаева. - М.: Сов. энциклопедия, 1987. - 752 с.
9. Михайлова А.А. О художественной условности (в искусстве и литературе). - 2-е изд. - М.: Мысль, 1970. - 300 с.
10. Новый иллюстрированный энциклопедический словарь / Ред. ком. В.И. Бородулин,
А.П. Горкин и др. - М.: Большая российская эн-
циклопедия, 1998. - С. 758.
11. Тодоров Ц. Введение в фантастическую литературу. - М.; РФО: Дом интелл. книги, 1997. -136 с.
12. Фрумкин К.Г. Философия и психология фантастики. - М.: УРСС, 2004. - 237 с.
13. Чернышева Т. Природа фантастики. - Иркутск: Изд-во Иркут. ун-та, 1985. - 336 с.
14. Чумаков В. О разновидностях фантастики в литературе // Литературные направления и стили. - М.: Изд-во МГУ 1976. - С. 365-370.
УДК 882.09
Смирнов Михаил Николаевич
Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
smirn o v. mikh ail@yandex. т
МОТИВ ДВОЕМИРИЯ В ПОЭТИЧЕСКОМ СБОРНИКЕ В.Ф. ХОДАСЕВИЧА «ТЯЖЁЛАЯ ЛИРА»
В данной статье раскрывается смысловое наполнение мотива двоемирия и показывается его композиционная роль в поэтическом сборнике В.Ф. Ходасевича «Тяжёлая лира» (1922).
Ключевые слова: мотив, двоемирие, обыденность, душа, иной мир.
Феномен двоемирия осмыслялся
В.Ф. Ходасевичем ещё в поэтическом сборнике «Путём зерна» (1920). Однако в четвёртой книге стихов выдающегося лирика начала ХХ века «Тяжёлая лира» (1922) ситуация дуализма получила более весомое и многогранное раскрытие. Мотив двоемирия в «Тяжёлой лире» стал лейтмотивом.
Мотив двоемирия заявлен уже в первом стихотворении сборника под названием «Музыка». Образ метели, развёрнутый в экспозиции названного стихотворения, подчёркивает неприкаянность лирического героя в этом мире. «Метель» соотносится с ночью, ассоциирующейся с тревогой и сомнениями. Но на смену вьюжной ночи приходит светлое утро, которое приносит с собой чувство гармонии, смирения:
Всю ночь мела метель, но утро ясно.
Еще воскресная по телу бродит лень,
У Благовещенья на Бережках обедня Еще не отошла. Я выхожу во двор [6, с. 192].
Душу героя пробуждают звуки одного из великих православных, двунадесятых праздников -Благовещения Богородицы.
Огромным количеством разноплановых смысловых оттенков наполняется мотив двоемирия в этом стихотворении. Так, мы ощущаем проявление характерной черты лирики Ходасевича, ко-
торая стала чётко вырисовываться ещё в предыдущем сборнике. Точно отмечает исследователь Т. А. Бек: «Книга “Путём зерна” явила талант поэта во всей его самобытности - чем дальше, тем интенсивнее Ходасевич вводит в свои стихи детали обыденности и расшатывает привычные ритмы, прививая, по его собственному выражению, “классическую розу к советскому дичку”» [2, с. 123]. Конечный результат для Ходасевича - сделать «высоким» то, что находится «низко», осветить земную реальность проблесками света горнего:
И маленьким таким вдруг оказался Дородный мой сосед, Сергей Иваныч.
Он в полушубке, в валенках. Дрова Вокруг него раскиданы по снегу [6, с. 192].
Перед нами разворачивается довольно приземлённая картина физического труда. Простой труженик, находящийся рядом с героем, в атмосфере повседневных забот внезапно оказывается сопричастным его радости, которая вызвана «музыкой», льющейся с неба.
Лирический герой останавливает работу: и свою, и соседа. Он просит прислушаться к небесной симфонии, однако Сергей Иваныч так ничего и не слышит:
«Помилуйте, теперь совсем уж ясно.
И музыка идет как будто сверху.
© Смирнов М.Н., 2010
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 3, 2010
143
