CC BY
47
С.М. Шакиров
Мотив дороги б поэзии Владислава Ходасевича
Мотив — элемент сюжета, служащий раскрытию лирической темы В основе любого мотива лежит устойчивый словообраз. Для русской поэзии одним из таких ключевых слов является слово "дорога". Мотив дороги в русской поэзии неотделим от тем странствия, изгнанничества, бегства. Реальная русская дорога вдохновляла поэтов на размышления о собственной жизни и судьбе России. В развитии этого мотива можно проследить закономерности взаимоотношений духовного и реального мира в поэтических системах, т.е. мотив дороги может рассматриваться как парадигма русской лирики1.
Задача данной работы — исследовать мотив дороги в поэзии Владислава Ходасевича, чье творчество долгое время не изучалось в России, чья поэтическая система исключалась из контекста поэзии первой трети двадцатого века. Путь же, пройденный В. Ходасевичем, не менее значим для русской культуры, чем путь многих его современников — В. Брюсова, А. Блока, А. Белого.
В стихотворении "Памятник", подводя итог своему творчеству, Ходасевич напишет:
Во мне конец, во мне начало. Мной совершенное так мало! Но все ж я прочное звено: Мне это счастие дано. В России новой, но великой. Поставят идол мой двуликий На перекрестке двух дорог, Где время, ветер и песок...2 (254)
[нении с Россией, с русской культурой видит поэт смысл своего су-аования, а метафорический образ двух пересекающихся дорог сим-шрует парадигму его творчества.
В. Ходасевич уделял большое внимание отбору стихов при составлении своих книг. Все его сборники имеют строгую композицию, в них четко прослеживается лирический сюжет, выделяется образ лирического героя. Дистанция между ним и автором очень невелика. Лирический герой Ходасевича — поэт, творчество для него — способ познания мира. Этот герой проходит путь от осознания собственной индивидуальности до попытки постижения духовного мира другого человека. Так в художественной системе Ходасевича отражен путь духовных исканий русской и европейской культур того времени.
В поэзию Ходасевича включены как мифологические, так и литературные сюжеты и образы. Раскрывая главную свою тему поэта и поэзии, Ходасевич использует и сюжет мифа об Орфее, и пушкинский сюжет уединенного спокойного существования, и амбивалентные образы Тютчева. В основе поэзии Ходасевича лежит мотив дороги. Все
дальнейшие рассуждения в данном исследовании будут основываться на этом несомненном свойстве творчества поэта.
Владислав Ходасевич начинал свой поэтический путь в эпоху, когда символизм был жизненно-творческим методом познания мира. Символисты не отделяли поэта от человека, жизнь органически связывалась с литературой. События собственной биографии находили соответствие в творчестве. Помимо этого, символизм оживил интерес к мифу, породил его разнообразные творческие, индивидуальные обработки и интерпретации. Такая двойственная природа символизма отражена в первой книге В. Ходасевича "Молодость", название которой резко контрастирует с лирическим сюжетом.
Поэт в "зашифрованном" виде выражает драматизм и катастрофичность жизни, вызванные личной любовной драмой, используя для этого элементы мифа об Орфее. Уместно напомнить общее содержание этго мифа3.
Орфей — сын бога Аполлона и музы Каллиопы. От рождения он был наделен магической силой искусства, которой покорялись не только люди, но и боги, и даже сама природа. Своим пением и музыкой Орфей помогал гребцам и усмирял волны во время похода аргонавтов. Своей игрой на лире он покорил Аида и Кербера, когда спустился в загробный мир в поисках своей жены Эвридики, умершей от укуса змеи. Орфею не удалось вывести жену из царства мертвых, так как он нарушил условие, поставленное Аидом, и взглянул на нее, прежде чем вошел в свой дом. Соединиться с Эвридикой Орфей смог только после собственной смерти. Гибель Орфея произошла из-за его непочтительного отношения к богу Дионису. Вакханки растерзали Орфея. Его смерть оплакивали птицы, звери, леса, камни. Орфей обладал такой магической силой, что даже его голова, извлеченная из реки Гебр Аполлоном, долгое время пророчествовала в храме на острове Лесбос. Орфей считается учредителем древнейших религиозных обрядов.
Мотив дороги присутствует в сюжете этого мифа, есть он и в стихах Ходасевича, основанных на этом мифе. В стихотворении "В моей стране", открывающем книгу "Молодость", лирический герой, как и Орфей, приходит в мир из "мертвой страны". Большая часть стихотворения посвящена описанию мрачного пейзажа:
Мои поля сыпучий пепел кроет. В моей стране печален страдный день. Сухую пыль соха со скрипом роет, И ноги жжет затянутый ремень. В моей стране — ни зим. ни лет, ни весен, Ни дней, ни зорь, ни голубых ночей. Там круглый год владычествует осень, Там — серый свет бессолнечных лучей. (51)
Монотонный ритм и кольцевая композиция стихотворения способствуют нагнетанию чувства безысходности. Лишь в последней строфе мы узнаем, зачем пришел поэт в мир:
В моей стране уродливые дети Рождаются, на смерть обречены. От их отцов несу вам песни эти. Я к вам пришел из мертвенной страны.
Мотив дороги служит раскрытию темы поэта и поэзии. Поэт приходит в мир страдающим, его стихи являются выражением этой душевной боли. Выше уже говорилось о "зашифрованное™1' биографических событий, характерной для символизма. Но в мрачности первых стихов Ходасевича можно разглядеть и начало духовного становления его личности, несущее не только радость постижения мира, но и боль утраты прежних духовных ценностей.
Образ Орфея и связанный с ним мотив дороги получают дальнейшее развитие в стихотворении "Века, прошедшие над миром" из второй книги Ходасевича. На этот раз поэт, вступающий на "Орфеев путь", отправляется в царство теней, неся воспоминания об их былой жизни:
В беззвездном сумраке Эреба, Вокруг певца сплотясь тесней, Родное вспоминает небо Хор воздыхающих теней. (78)
Тема поэта и поэзии является главной в этом стихотворении. Стоит лишь поэту перейти в песнях от былых событий к тому, "чем собственный наш век терзаем", как между ним и его слушателями возникает непонимание:
И тени слушают недвижно, Подняв углы высоких плеч, И мертвым предкам непостижна Потомков суетная речь. (78)
Так поэт демонстрирует трагический разрыв между культурами различных эпох. Поэзия жива, пока жив поэт.
Выход из такого безнадежного положения Ходасевич находит, обращаясь к гармоничному миру пушкинской поэзии. Название второй книги стихов, "Счастливый домик", взято из стихотворения Пушкина "Домовому" (1819), которое Ходасевич анализировал в статье "Колеблемый треножник"4. Поэт благословляет мирную домашнюю жизнь. Единственными "соседями" уединенного существования лирического героя в его "Счастливом домике" оказываются мыши. Этим серым зверькам посвящен цикл стихов в разделе "Лары". Мыши становятся покровителями домашнего очага поэта, совершающего своего рода жертвоприношения, оставляя им сыр и прочую снедь.
Происхождение образа мыши в поэтической системе Ходасевича также объяснимо мифом об Орфее. Орфей, как указывалось выше, является сыном музы. В греческом языке слово "муза" этимологически связано со словом "мышь"5. На возможность такого толкования образа мыши указывает и статья современника, поэта М. Волошина, "Аполлон и мышь", опубликованная в пятом выпуске альманаха "Северные цве-
ты" в 1911 году Волошин пишет: "Мышь вовсе не презренный зверек, которого бог попирает своей победительной пятой, а пьедестал, на который опирается Аполлон, извечно связанный с ней древним союзом борьбы"6. Таким образом, описывая мышей, поэт имеет в виду не просто обитателей подпола, но и хтонических животных древней мифологии, "Тот" мир теперь находится рядом, в подвале. Оттуда приходит его посланец — серый зверек из стихотворения "Сырнику":
Знаю: каждый вечер робко скрипнет дверца, Прошуршат обои — и приходишь ты Ласковой беседой веселить мне сердце В час отдохновенья, мира и мечты.
Ты не разделяешь слишком пылких бредней. Любишь только сыр, швейцарский и простой, Редко ходишь дальше кладовой соседней, Учишь жизни ясной, бедной и святой. (85)
Поэт не противопоставляет мир мышей миру людей. Образ Орфея трансформируется в образ мирного обитателя "домика", а дорога посланцев "другого мира" оказывается не длиннее пути до "кладовой соседней". Почти божественная миссия поэта теперь осмысляется им в неразрывной связи с "простым миром". Мотив дороги, сплетаясь с мотивом покоя, служит раскрытию темы поэта и поэзии.
Переход от описания собственной душевной жизни к описанию мира, в котором живет поэт, становится этапом развития поэтической системы Ходасевича. На смену мифу об Орфее приходят библейские сюжеты. Примечательно, что в каждом из них будет присутствовать мотив дороги.
Смену мифологических образов мы видим в стихотворении "Путем зерна", открывающем третью книгу стихов. Книга эта создавалась в период войн и революций. В сознании поэта страдания и жестокость времени оправдываются будущим возрождением:
Проходит сеятель по ровным бороздам. Отец его и дед по тем же шли путям.
Сверкает золотом в его руке зерно, Но в землю черную упасть оно должно,
И там где червь слепой прокладывает ход. Оно в заветный срок умрет и прорастет.
Так и душа моя идет путем зерна: Сойдя во мрак, умрет - - и оживет она.
И ты. моя страна, и ты, ее народ,
Умрешь и оживешь, пройдя сквозь этот год, —
Затем, что мудрость нам единая дана: Всему живущему идти путем зерна. (94)
Сюжет стихотворения строится на метафорическом развертывании библейского образа зерна, которое, упав в землю, должно умереть, чтобы дать жизнь новому, многократно большему урожаю. Метафоричен здесь и moi ив дороги, раскрывающий тему истории В переломные моменты бытия пути, которые предстоит пройти стране и душе поэта, совпадают.
В стихах книги "Путем зерна", в отличие от других сборников, начинают появляться образы людей реального мира. Они пока еще имеют знаковый характер, служат способом для выявления собственных ощущений автора. Таков образ старухи из стихотворения "Слезы Рахили", потерявшей на войне сына. Мотив дороги связывает его с образом праматери Рахили. Композиционно эта связь подчеркнута строкой-рефреном в конце каждой строфы:
Ах. под нашей тяжелой ношей Сколько б песен мы ни сложили — Лишь один есть припев хороший: Неутешные слезы Рахили. (94)
Мотив дороги есть и в библейском мифе. О слезах Рахили восклицает пророк Иеремия, описывая тяжелый путь в вавилонский плен. Этот же образ использует евангелист Матфей, повествуя об избиении вифлеемских младенцев и бегстве Марии, Иосифа и Христа. Для поэта слезы Рахили становятся символом горя всех матерей, потерявших детей на войне. Ощущение этого горя заставляет поэта отрицать известные строки Тютчева из стихотворения "Цицерон" (1830):
Горе нам, что по воле Божьей В страшный час сей мир посетили! ( 125)
К образу старухи Ходасевич возвращается в заключительном стихотворении "Старуха" книги "Путем зерна". Здесь изображается тра-шческий эпизод зимы 1919 года.
Запоздалая старуха, Задыхаясь, тащит санки, Вегер. снег.. (125)
Мотив дороги служит здесь раскрытию темы смерти. Прерывистый ритм стихотворения связан не только с образом метели, через него поэт передает состояние задыхающейся старухи. Никто не хочег ей помочь. .А кругом ни зги. "Эх, сыночек, помоги!" Но спешит вперед прохожий,
Весь блестя скрипучей кожей. (125)
В облике этого прохожего поэт выделяет только одну деталь — "скрипучую кожу", ставшую своеобразным символом человека революции.
Во второй части стихотворения рисуется картина следующего дня. Метель кончилась, но солнца не видно. Люди, вышедшие за ворога, видят протянувшиеся из сугроба ноги замерзшей старухи. Смерть человека показана как нечто привычное и обыденное в суровой атмосфере тех лет:
Легкий труп, окоченелый, Простыней покрывши белой, В тех же саночках, без гроба. Милицейский увезет, Растолкав плечом народ. Неречисг и хладнокровен Будет он, — а пару бревен, Что везла она в свой дом, Мы в печи своей сожжем. (126)
С темой смерти связан мотив дороги в стихотворении "Тяжелая лира". Ходасевич вновь возвращается к образу Орфея. Лирический герой наделен способностью видеть за образами реального мира скрытую трагичность Такое "двойное зрение" сближает его с лирический героем стихов Тютчева. Видимый мир является лишь тонкой оболочкой извечного хаоса. В стихотворении "Из окна" мировая катастрофа начинается со смерти случайного прохожего, сбитого автомобилем:
Все жду: кого-нибудь задавит Взбесившийся автомобиль, Зевака бедный окровавит Торцовую сухую пыль.
И с этого пойдет, начнется: Раскачка, выворот, беда, Звезда на землю оборвется, И станет горькою вода. (136)
Для изображения картины крушения мира поэт использует образы Апокалипсиса. Это стихотворение было написано под впечатлением извесшя о смерти Блока. Вскоре поэт узнал о гибели Гумилева Собственное неприятие происходящего в стране, в особенности НЭПа, а также эти события сливаются в один образ, связанный с мотивом дороги, - автомобиля, несущего смерть,
В стихотворении "Автомобиль" мотив дороги раскрывает тему смерти души Машина становится фантасхическим носителем забвения. Сначала герой стихотворения, бредя по ночной улице, видит проносящуюся мимо машину. Под лучами фар, напоминающими крылья, мир
преображается. Но пот образ порождает в сознании героя образ, совершенно противоположный. Автор использует прием "негатива": реальный мир переходит в обратное изображение, белое становится черным, и видится герою совсем иной автомобиль:
Он пробегает в ясном свете, Он пробегает белым днем, И два крыла на нем, как эти, Но крылья черные на нем.
И все, что только попадает Под черный сноп его лучей, Невозвратимо исчезает Из уиюй памя!и моей.
Здесь мир стоял простой и целый, Но с той лоры, как ездит тот, В душе и в мире есть пробелы. Как бы от пролитых кислот. (144)
Исчезающие из души образы оставляют в ней пустоту. Такая опустошенность свидетельствует о кризисе в поэтической системе Ходасевича. Поэту уже недостаточно ощущения универсальности своей личности.
В последней книге стихов. "Европейская ночь", поэт открывает, что даже самая простая душа другого человека оказывается не менее значимой, чем своя собственная. Люди внешнего мира становятся в стихах реальными и живыми, а лирический герой делается наблюдателем их жизни. Для раскрытия темы "другого" используется могив дороги. Например, в стихотворении "Баллада" лирический герой, поэт, которому "лиру ангел подает" и для которого "мир прозрачен, как стекло". не может спокойно видеть безмятежно идущих в кино безрукого инвалида и его беременную жену:
За что свой незаметный век Влачит в неравенстве таком Беззлобный, смирный человек С опустошенным рукавом? (177)
Подойдя к безрукому, поэт пытается с ним заговорить и, сочувствуя его увечью, рассуждает о загробном воздаянии за земные страдания. Но безрукий не нуждается в сочувствии. Он счастлив и в этой жизни, ибо скоро станет отцом. Поэтому он молчит, не понимая, о чем идет речь:
Стоит безрукий предо мной И улыбается слегка. И удаляется с женой. Не приподнявши котелка. (177)
Иначе и быть не могло, ведь ни поэт, ни "другой" не хотят отказываться от своего пути. Сюжет стихотворения является трансформацией евангельской притчи о богаче и бедняке Лазаре. Каждый из них после смерти получил то, чего у него не было в земной жизни: бедняк — блаженство среди ангелов, богач — муки в адском пламени. Страдая, богач умоляет послать к нему Лазаря, чтобы тот хотя бы каплей воды облегчил его мучения. Это оказывается невозможным: разными были их земные жизненные дороги, разные они и на небе. "Хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к вам не переходят". И библейский, и "земной" сюжеты развиваются в стихотворении параллельно. Мотив дороги, присутствующий в них обоих, служит раскрытию темы "другого",
Даже магическая сила искусства не дает поэту возможность преодолеть пропасть отчуждения между людьми. Завершаясь, поэтическая система Ходасевича подходит к этой, наверное, самой важной проблеме в культуре двадцатого века,
ПРИМЕЧАНИЯ ' Философский энциклопедический словарь. М.,1983. С, 477.
2 Ходасевич В. Стихотворения. Л., 1989. Здесь и далее номера страниц указаны по этому изданию.
3 Мифологический словарь. М., 1991. С. 418.
4 Ходасевич В. Статьи о русской поэзии. СПб., 1922. С. 108.
5 Торопов В.Н. "Музы": Соображения об имени и предыстории образа //Славянское и балканское языкознание. Античная балканистика и сравнительная грамматика. М., 1977. С. 28-86.
Альманах "Северные цветы". СПб., 1911. Вып. 5., С. 14.
Д.В. Харитонов
Осокенности становления творческого менталитета в эпoxY "оттепели"
"Что такое оттепель?, - как с легкой руки Ильи Эренбурга стали называть тот период в жизни страны и литературы, началом которого явилась смерть тирана..., а конец оттиснулся в постановление октябрьского (1964г.) Пленума ЦК КПСС, в приговоре по делу писателей А. Терца (А. Синявского) и А. Аржака (Ю. Даниэля), в решении о вводе войск стран Варшавского Договора в Чехословакию?"1. Ответ на данный вопрос в наиболее общем виде можно сформулировать так.
