Научная статья на тему 'Москва и Коминтерн: социологические заметки'

Москва и Коминтерн: социологические заметки Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
447
144
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Москва и Коминтерн: социологические заметки»

А.Ю. Ватлин, Н.В.Романовский*

МОСКВА И КОМИНТЕРН: СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ

Облик, в котором ХХ век предстает при его переходе в новое тысячелетие, сформирован в значительной мере социальной активностью революционных освободительных движений, соперничавших с капитализмом. Русская революция Октября 1917 г. открыла это соперничество; русские, советские коммунисты и международное коммунистическое движение стали мотором этого соперничества. Руководил коммунистическим движением Коминтерн, образованный в 1919 и распущенный в 1943 г. Его исполком (ИККИ) из Москвы управлял созданными во всем мире коммунистическими партиями и своими структурными подразделениями: Профинтерн, КИМ — Коммунистический интернационал молодежи, Спортинтерн, Крестинтерн, Межрабпом, Международная организация революционных писателей и др. О коммунистическом движении писали много. Но архивные данные о московской части коммунистического "айсберга" стали доступны лишь с начала 90-х годов, позволив проанализировать приведенные ниже социологически важные аспекты истории "московского" Коминтерна.

Создание Коммунистического Интернационала — результат не только "русской искры". Первая мировая война обнаружила леворадикальный потенциал рабочего, молодежного движений. По данным австро-венгерской военной цензуры, в трети писем за ноябрь 1917—март 1918 г. ожидания мира связывались с Россией, в трети — с революцией и в 20% с тем и другим (1). События 1918-1919 гг. показали слабость политических устоев Европы, содействуя созданию компартий. Их члены были готовы сражаться не за "русские деньги", а за воплощение своих идей.

Лидеры большевизма (Ленин, Зиновьев, Бухарин, Троцкий и др.) создавали Коминтерн с расчетом на всемирную пролетарскую революцию. "Не ждать, а основать третий Интернационал должна тотчас наша партия", — призывал Ленин в Апрельских тезисах

1917 года. Первое выступление после взятия Зимнего дворца в октябре 1917 г. он завершил призывом к мировой социалистической революции (2). После захвата власти большевиками надежды на вооруженный конфликт классов за рубежом оправдались частично. Ко времени 1-го конгресса Коминтерна (Москва, 2-6 марта 1919 г.) пик революционных выступлений (кроме Венгрии) миновал, но цель Коминтерна осталась прежней — мировая революция пролетариата, установление советской власти, всемирной диктатуры пролетариата в форме Соединенных штатов мира (или Союза советских республик Европы и Азии). Инструментом революции виделась единая всемирная партия

— Коммунистический Интернационал. Партии, вошедшие в Коминтерн, считались его "секциями", включая и Российскую компартию [РКП(б) с марта 1918 г., в 1924 — 1952 гг.

— ВКП(б)].

Первый конгресс Коминтерна походил на презентацию опыта большевиков; в центральном докладе Ленин сделал акцент на советы как высшую форму демократии трудящихся. Представителям "старого мира" (кроме потенциальных союзников) Коминтерн открыто грозил гражданской войной. Накопленные социалистами Европы традиции внутрипартийной демократии и парламентаризма отвергались как буржуазное влияние на пролетариат. Устав Интернационала (лето 1920 г.) повторил и ужесточил организационные основы РКП(б). "21 условие приема в Коминтерн" (1920 ) — прививка рождающимся компартиям от бацилл оппортунизма — попутно лишила их свободы маневра на политической сцене своих стран. Копируя опыт русского подполья, военного коммунизма, секции милитаризовали свою жизнь.

В годы гражданской войны в России идея мировой революции была абсолютным приоритетом "красных". Левых критиков Брестского мира объединяла идея "наступательной революционной войны" до Ла-Манша. Упомянутое в проекте программы Коминтерна 1922 г. право на "красную интервенцию" не удалось реализовать из-за

* Ватлин Андрей Юрьевич — доктор исторических наук, исторический факультет МГУ. Романовский Николай Валентинович—доктор исторических наук, профессор.

слабости советской России и ее союзников. Но братскую помощь оказывали — примерами были в 1919 г. посылка войск на выручку революции в Венгрии, "польская кампания" 1920 г. и др. Смене акцентов в сторону умеренности сопротивлялись и лидеры РКП(б), занимавшиеся Коминтерном, и представители иностранных компартий, выразители радикальных настроений в революционных движениях своих стран. Вынужденные признать в 1920 г. "детскую болезнь левизны в коммунизме", они не избавились от настроя "последний и решительный бой", воздерживались от критики путчизма, популярного в московском аппарате Коминтерна и приводившего к авантюрам. Это случалось и после гражданской войны — "мартовская акция" 1921 г. в Центральной Германии, масштабный, но несостоявшийся "германский Октябрь" 1923 г. Ответственными за эти и другие поражения считались местные кадры: они либо не набрались революционной твердости, либо проявляли "правый уклон". В программных дискуссиях интерес к методам военного коммунизма всегда контрастировал с советским тезисом об их необязательности, о важности опыта нэпа (3).

До 1925 г. в пограничных с СССР странах действовали вооруженные отряды и группы, закладывалось на хранение оружие и т.п. Для компартий готовили специалистов по военно-боевой работе из числа иностранных граждан. С 1924 по 1936 г. военные курсы при ИККИ в СССР прошли свыше 500 специалистов-нелегалов по проведению специальных операций (4). Деятельность иностранных коммунистов в советской военной и политической разведке тщательно скрывалась; эта деятельность Коминтерна породила немало легенд, живущих по сей день.

Создание и работа компартий требовали денег. В первые годы победившее пролетарское государство не считало затраты на создание и налаживание революционной работы "секций" Интернационала.

В ход шли экспроприированные у буржуазии и аристократии в России бриллианты и драгоценности. Сейчас об этом пишет массовая пресса (5), благо в архиве Коминтерна такого рода документов изобилие. 1 апреля 1920 г. ЧК Украины докладывала Дзержинскому: "...дали Южному бюро Коминтерна бриллиантов на три миллиона рублей. Больше пока у нас нет" (6). Отправлявшиеся за рубеж эмиссары Коминтерна получали драгоценности горстями: по меркам военного коммунизма после победы во всем мире они превратятся в стекляшки, место которым в музее. В начале 20-х годов деньги выдавали из кассы ЦК по запискам вне бюджета: "Прошу выдать на неотложные расходы триста миллионов" [7, Зиновьев — Молотову]; компартии напрямую обращались в ЦК РКП (б) за субсидиями. После прихода в Коминтерн О.Пятницкого (он в 1921 г. подписывался "заведующий валютной кассой") в этой сфере навели относительный порядок, разоблачили тех, кто, распоряжаясь выделяемыми партиям средствами, не забывал личных интересов (8). В связи с всеобщей забастовкой в Великобритании в мае 1926 г. по предложению Сталина, Молотова и Догадова было решено через ВЦСПС направить бастующим 2 млн. руб. (около 200 тыс. фунтов стерлингов) (9).

В период нэпа и стабилизации в Европе акценты с военно-политической организации мировой революции сместились на пропаганду, совершенствование организационных структур Коминтерна, его партий. Руководство революционной борьбой превращается в руководство отдельными компартиями (10). Росло число такого рода вопросов в повестках дня ИККИ, в его аппарате появились секретариаты ("лендерсекретариаты") и референты по странам. Речь пока не шла о диктате; представители компартий в Москве играли заметную роль в подготовке решений, затрагивавших партии. В колониальных и зависимых странах лидеры Коминтерна и компартий делали акцент на национальном освобождении, при этом важное место во второй половине 20-х годов отводилось компартии Китая. ОМС — отдел международной связи — дирижировал перемещениями связников и курьеров между Москвой и партиями по всему миру. Коминтерн наладил лучшую в свое время радиосвязь с разведчиками-нелегалами и эмиссарами при руководстве партий, сообщавшими шифром в Москву все происходившее в братских партиях. "Специальные службы" в аппарате имели особый вес. При стабильной смете ИККИ около 4,5 млн. руб. бюджет ОМС вырос с 322 тыс. руб. в 1929 г. до

835 тыс. в 1933-м (11).

Изначально ведущую роль в борьбе за мировую социалистическую революцию играла пропаганда опыта большевизма, советов — соответствующий отдел одним из

первых был создан в начале 1919 г. Председатель исполкома Коминтерна Зиновьев признал в 1920 г., что Коминтерн являлся в это время исключительно "обществом пропаганды"

(12). В условиях затухания революционной борьбы новой нишей для деятельности Коминтерна стала пропаганда образа СССР на иностранные аудитории. Известна масштабная деятельность "империи Мюнценберга" (по имени одного из видных деятелей Коминтерна, руководившего этим направлением работы) — киностудии, пресса, театры, рабочие клубы, обмен рабочими и спортивными делегациями, празднование десятилетия Октября в Западной Европе.

Коминтерновское восприятие мира формировало идеологию всего движения. Пропагандистский светофильтр пропускал с Запада на Восток черный свет, а обратно — розовый. "Заслуги" в насаждении у советских людей образа окружающего мира, разделенного классовой ненавистью к буржуа и любовью к СССР, несомненны. Но в эту сферу агитпроп ЦК ВКП(б) не стремился пускать кого-либо. Идеологические клише: "нарастание кризиса", "всеобщий подъем", "революционная ситуация" и т.п. к тому же глушили аналитическую работу Коминтерна, не всегда повторявшую расхожие формулы

(13). Немногие большевистские деятели, по службе знавшие реальную ситуацию в мире, не стеснялись в выражениях по этому поводу: "Все эти нелепые разговоры в Коминтерне о борьбе против мнимой подготовки войны против СССР только портят и подрывают международное положение СССР, — писал Г.В.Чичерин Сталину 20 июня 1929 г. из Германии. — Как хорошо было бы, если бы Вы, т.Сталин, изменив наружность, поехали на время заграницу, Вы бы узнали цену выкриков о наступлении последней схватки. Возмутительнейшая ерунда "Правды" предстала бы перед Вами во всей наготе. Ложная информация из Китая повела к нашим колоссальным ошибкам 1927 г. Ложная информация из Германии принесет еще несравненно больший вред" (14). Слова эти оказались пророчеством: с 1923 г. клеймившая правительства своей страны как фашистские, КПГ прозевала приход в 1933 г. Гитлера к власти.

Структурные метаморфозы повторяли эволюцию политической стратегии Интернационала. Его конгрессы, до 1922 г. ежегодные, оказались малоэффективными: установочные доклады "русских товарищей" тонули в выступлениях с мест, стержень дискуссий терялся, работа затягивалась. Более целенаправленные пленумы исполкома, каждый из которых объединялся темой — единый рабочий фронт, угроза фашизма и войны, мировой кризис и т.д. — лишь одобряли политическую линию московского центра Коминтерна. После 1932 г. прекратились пленумы ИККИ, между 6-м и 7-м конгрессами прошло семь лет (1928-1935).

Менялись коминтерновские функционеры. На смену настроениям "сделать все как в России" пришла пора аппаратной дисциплины. Из Коминтерна первыми ушли лица авантюрного склада (этот тип выведен И.Эренбургом в "Хулио Хуренито"), не желавшие в ожидании мировой революции влачить серое аппаратное существование. Ушли анархисты и "леваки", недовольные превращением партизанской ставки в штаб регулярной армии. Нэповская Россия была слишком нормальной для радикалов, сталинская державность их отталкивала; они были неспособны мириться с "железной" дисциплиной, догматизмом московского центра. В середине 20-х годов активисты "первого часа" в руководстве уже исключение. Затем пришла очередь "правых" приверженцев традиций довоенного социалистического движения. ИККИ уподоблялся "ордену меченосцев" (15) — "идеальный тип" организации, по определению Сталина.

Трудно датировать начало бюрократизации "московского Коминтерна". Один сотрудник ИККИ в 1920 г. писал: "Коммунистический Интернационал переполнен паразитирующими элементами. Требование о преимуществах в отношении к иностранным делегатам повлекло за собою большое развитие злоупотреблений. Это имеет плохие последствия и зарождает бюрократизм" (16). Вернувшийся из Германии в начале 1920 г. после года в берлинской тюрьме Моабит Карл Радек, секретарь ИККИ, принялся налаживать работу аппарата на западный лад. "Чужой среди своих", без неформальных связей для пробивания решений, он забрасывал инстанции гневными письмами. "Обращаю внимание ЦИК и ЦК на совершенно недопустимое отношение к нуждам Коминтерна. Я теряю час в день на телефонирование по самым пустяшным вопросам практического характера, которые не улаживаются" (17). Отчаявшись, Радек объявил забастовку: "Повторяю, что впредь до создания возможных для работы условий я прекращаю таковую в Московском Комитете, в партийной печати и т.д." (18). В отличие от

советских учреждений в "штабе мировой революции" почти не было "старорежимных кадров", что не мешало его превращению в учреждение, жившее по канонам бюрократии. Руководство ИККИ каждый год выбивало в ЦК ВКП(б) ставки, мотивируя это ростом объема работы. Аппарат рос, бытовые проблемы обострялись, жилья не хватало; в "общежитии" Коминтерна — гостиница "Люкс" в Москве на Тверской — надстроили два этажа и т.д.

На протяжении 20-х годов по аналогии с эволюцией ВКП(б) Коминтерн терял "прозрачность". Кадровые решения навязывались сверху, что отразила резолюция пятого пленума (1925): "Сильные партийные кадры... создаются не только путем организованных выборов, но, главным образом, путем отбора на живой работе" (19), — отбора, отданного на откуп аппарату, номенклатуре, воспроизводивших путем кооптации себе подобных на ступеньках партийных структур и контроля за их последующими шагами. С начала 30-х годов кадры в деятельности ИККИ — от воспитания в знаменитой Ленинской школе до расстановки ключевых фигур в ЦК компартий — заняли центральное место. ИККИ стремился контролировать их перемещения, не допуская минимальной оппозиции. Практика замкнутости аппарата критиковалась оппозиционерами и деятелями ИККИ, пытавшимися сдержать бюрократизацию. Секретарь ИККИ Пятницкий резко критиковал институт функционеров, игравший "вредную роль. Во-первых, тем, что функционеры обсуждают и решают все вопросы, не будучи уполномочены на это членами партии. Во-вторых, тем, что в партии создана каста жрецов, активно принимающих участие в партийных делах, остальная же масса совершенно пассивна" (20).

Несмотря на проверки и чистки, в 30-е годы до "большого террора" 1937-1938 гг. персонал ИККИ сохранил стабильность. Как и в советских организациях, здесь держали тесную связь с ОГПУ-НКВД, обеспечивали секретность, жесткую дисциплину. Святая святых

ИККИ — отдел кадров — насчитывал более 50 сотрудников и вел дела номенклатур компартий, московского аппарата, картотеки иностранных коммунистов, побывавших в СССР. Личных дел на момент роспуска Коминтерна в его архиве было около 60 тыс.

Аппарат Коминтерна перестроили в 1935 г. Создание личных секретариатов еще больше централизовало управление, усилило персональную ответственность секретарей ИККИ. Размещавшиеся в Москве региональные управления ("лендерсекретариаты"), были ликвидированы "как постоянный институт представителей и инструкторов ИККИ за границей" (21), были распущены также примыкавшие к Интернационалу организации (Профинтерн, КИМ, МОРП и др.). Очевидно, с этим планом пришел к руководству Коминтерном Г.Димитров, убедив в необходимости перемен руководство ВКП(б). Об этом свидетельствует письмо Сталина Димитрову от 25 октября 1934 г., когда готовился VII конгресс: "Я целиком согласен с Вами насчет пересмотра методов работы органов Коминтерна, реорганизации последних и изменения их личного состава" (22). Был у перестройки и личный подтекст. Сталин прибег к характерному для него приему смены структур ради избавления от О.Пятницкого и В.Кнорина, проигравших Д.Мануильскому борьбу за близость к Г.Димитрову (23).

Коминтерн распадался на две отдалявшиеся одна от другой части: московский центр (все более иррелевантный процессам в мире) и компартии. Децентрализованный Интернационал при сверхцентрализованном в Москве вокруг Сталина управлении уподобился неповоротливому танкеру, с опозданием реагирующему на изменения погоды, необходимость менять курс. С определенного времени Сталин считал более полезными национальные компартии, чем их московский центр. Коминтерн был распущен в 1943 г. ради укрепления антигитлеровской коалиции, хотя Сталин еще до начала войны взвешивал возможность такого шага. Функции Интернационала перешли к международному отделу ЦК ВКП(б) — КПСС. После Второй мировой войны призывы вернуться к "всемирной партии" в лучшем случае отражали ностальгию.

Для эволюции Коммунистического Интернационала важным оказалось размещение его в Москве, в известном плане ставшее случайностью. Проведение 1-го конгресса (и последующих) за рубежом было нереальным из-за полицейских репрессий в отношении "агентов Ленина". В столицу Советской России добрались лишь левые социалисты, лично знакомые лидерам РКП(б) по эмиграции, не представлявшие всего спектра левых сил международного рабочего движения. В первые год—два предпринимались попытки вывести органы оперативного руководства в Европу. Но Венское, Скандинавское бюро и

т.д. не вышли за рамки представительств ИККИ. С середины 20-х годов оперативный контроль за партиями из Москвы вели "лендерсекретариаты", их референты копировали функции инструкторов ЦК ВКП(б).

Лидеры Интернационала и советской России видели негативные последствия такой практики. Троцкий писал членам Политбюро 6 октября 1920 г. о "неуклюжей и выпячивающейся организационной гегемонии русской партии над Коминтерном", отталкивающей от коммунистов национально ориентированных рабочих стран Европы (24). Он предлагал, не отказываясь от гегемонии, маскироваться лозунгом пролетарской солидарности с Россией. В январе 1922 г. Карл Радек ставил перед Политбюро ЦК РКП(б) вопрос о перенесении центра работы в Берлин: "Это было бы чрезвычайно важно для нас. Антимосковские настроения сильны среди ближайших людей. Было бы неслыханно полезно, чтобы рабочие увидели нас в Западной Европе" (25). "Антимосковские настроения" учли на короткое время в отношениях с европейской социал-демократией. Третий (1921) конгресс Интернационала, выдвинувший лозунг "завоевать массы", породил краткий период борьбы за "единый рабочий фронт", во многом продиктованный внешнеполитическими интересами советского государства. Политику "единого рабочего фронта" сменили тактика "класс против класса", отказ от парламентских блоков с социалистами и т.д. Коминтерн, номинально международная организация, не дистанцировался от интересов советского государства.

Конфликты в руководстве РКП(б)—ВКП(б), стороны которых клялись в верности мировой революции, во все большей мере втягивали Интернационал во внутрипартийные баталии. К высокому авторитету идей мировой революции в коммунистических партиях, включая российскую, к авторитету Коминтерна апеллировали всякий раз конфликтовавшие стороны в большевистской партии в 20-е годы. Начиная с конца 1923 г. попытки германской, польской компартий вмешаться во внутрипартийную борьбу в ВКП(б) пресекались русскими товарищами. Российская секция номинально единой мировой партии оставляла зарубежным секциям Интернационала роль наблюдателей. Процесс бюрократизации шел и в ВКП(б) и в Коминтерне.

Для иностранных коммунистов не было секретом, что широко освещавшаяся западной прессой борьба Сталина против Троцкого, Зиновьева и др. вредила образу "нового мира", показывала лидеров большевизма политиками, погрязшими в борьбе за личную власть. Административные меры Сталина и Бухарина против сторонников оппозиции в зарубежных секциях демонстрировали "загнивание" политической жизни Коминтерна. Вскоре и Бухарин оказался в оппозиции к Сталину. В период конфликта с большинством в ЦК Бухарин с соратниками не искали поддержки в Коминтерне, предоставив Сталину определить масштаб "правого уклона" в комдвижении (26). В итоге Сталин позднее уже не забывал о политической уязвимости Интернационала.

Единовластие Сталина сделало ненужным маскировку воздействия на ИККИ через русскую делегацию. Постановление Политбюро от 27 января 1931 г. предлагало: "Для укрепления повседневной связи руководящей части работников ИККИ с работой ЦК ВКП(б) признать необходимым присутствие на всех заседаниях Политбюро тов. Мануильского, а в случае его отъезда — тов. Пятницкого" (27). Появился механизм защиты от контроля "зарубежных товарищей": на Политбюро допускали только членов ВКП(б). Дальше — больше. В конце 1931 г. Д.Мануильский (связующее звено с советскими партийно-государственными структурами), обвинив сотрудников ИККИ в разболтанности, болтливости, указал: "Поставить дело как в ГПУ" (28).

Тезис о "руке Москвы" появился вместе с созданием Коминтерна — руководившего, наказывавшего, раздававшего средства своим сторонникам. Финансовые субсидии компартиям от руководства ВКП(б), минуя ИККИ, были и формой контроля. В 30-е годы средства с текущего счета ИККИ в одном из районных отделений Госбанка в Москве снимались по разрешению секретаря ЦК ВКП(б). Сметы расходов Коминтерна на предстоящий год утверждало Политбюро, отдельной строкой финансируя его спецслужбы. В 1936 г. представителям компартий в Москве запретили напрямую сноситься с советскими ведомствами; ИККИ контролировал переписку работников с партиями (29). Некоммунистическая пресса Европы с самого начала рассматривала Коминтерн как отдел большевистской партии; в рабочем движении Запада его называли "московским" интернационалом. Нераздельность имиджа СССР, ВКП(б) и Коминтерна вредила советской внешней политике в общественном мнении Запада. Разгром восстания в

Кантоне (Китай), скандал вокруг посольства в Париже (место конспиративных встреч с турецкими революционерами), счета британской компартии в Московском народном банке (Лондон), — эти и подобные факты вынудили Политбюро разделить компетенции Народного комиссариата по иностранным делам (НКИД) и Коминтерна (12, с.133-134). Специальная комиссия занялась удалением из посольств иностранных коммунистов. По докладу Сталина 23 апреля 1928 г. Политбюро приняло решение "О Коминтерне и Советской власти", подтвердив принцип невмешательства в дела других стран и приняв ряд вытекающих из этого мер.

Кадровое давление на секции Коминтерна началось при его первом председателе Г.Е.Зиновьеве, подражавшем (не имея и толики ленинской харизмы) авторитарно-отеческому обращению Ленина с товарищами. С середины 20-х годов "большевизация" секций Коминтерна сделала российский опыт единственным образцом организационно-кадровой работы. При Бухарине (до 1929 г.) кадровой политикой Коминтерна дирижировала "русская делегация". Символической для его аппарата в Москве стала замена официального немецкого языка на русский. Она отражала также смену поколений в руководстве ВКП(б) — большевистская "старая гвардия", прошедшая эмиграцию, уступала место выходцам из российской глубинки. Затем принятие гражданства СССР и перевод в ВКП(б) сделались для рядовых работников ИККИ условием сохранения рабочего места.

Показательны штрихи повседневности. Так, в легендарном отеле "Люкс" атмосфера равенства и братства уживалась с борьбой за квадратные метры и престижный этаж. Великая идея не заслоняла бытовые склоки; квартирный вопрос испортил не одно поколение коминтерновцев. В архиве Коминтерна содержится большая переписка по поводу "уплотнений". Их жертвы находили разные причины отказа от этой процедуры, представляя даже ходатайства ЦК своих компартий. О характере конфликтов говорит прошение об отставке политкомиссара "Люкса" Т.Аллена: "Всякое уплотнение, перемещение и вселение сопровождается большими скандалами, грубой руганью и издевательствами... Ни один человек, у которого жив революционный дух и уцелела революционная совесть, не может позволить подвергать себя такому унижению и издевательству, которые можно сравнить только со старым рестораном, когда каждому пьяному посетителю было предоставлено право обслуживающего лакея ругать и издеваться над ним по своему усмотрению, а последний должен был согнуть спину и рабски молчать" (30).

Для зарубежных единомышленников правившей в России партии советская повседневность была рядом — стоило выйти из "Люкса". Дочь швейцарского коммуниста Эмбер-Дро, работавшего секретарем ИККИ, из московских впечатлений середины 20-х запомнила, как она и брат бегали в соседний гастроном Елисеева подбирать мелочь у касс. Реальность радикально отличалась от представлений, с которыми приезжали в столицу СССР члены братских партий, хотя были спецпайки, закрытая столовая, дачи в Кунцеве, и спецавтобус от "Люкса" до здания ИККИ, подсобное хозяйство в подмосковном совхозе, чтобы улучшить снабжение сотрудников, и др. В свою очередь, часть советской номенклатуры воспринимала Коминтерн как "окно в Европу": поездки за рубеж, литература, пресса и т.п. И иностранные работники ИККИ "знакомили" москвичей с Европой, весьма отличной от лубочных классовых битв, рисовавшихся советскими газетами. Интернациональная контрольная комиссия разбирала не одно дело о спекуляции импортным ширпотребом: особым спросом пользовались шелковые чулки и грампластинки "от Коминтерна".

"Большой террор" жестоко ударил по московским коминтерновцам. Было уничтожено более ста работников аппарата ИККИ (12, с.191-193). Главное управление госбезопасности НКВД знало каждого курьера Коминтерна: разрешения на пересечение ими границы СССР всякий раз запрашивались через ЦК и НКВД. Отдел международных связей больше других пострадал от ударов по Коминтерну. Димитров и Мануильский в письме А.Андрееву (отвечавшему в Политбюро ЦК ВКП(б) за связи с "общественными организациями") 10 октября 1937 г. подчеркнули, что выявление органами НКВД в аппарате Коминтерна врагов народа и "разветвленной шпионской организации" отрезало "нас совершенно от заграницы". В ответ на работу "по линии связи" в ИККИ были посланы "тт. Сухарев, Блинов, Борисов, Ромашов, Чекалов, Матвеев и Крученков" (31).

Коминтерн становился "колесиком и винтиком" партийно-государственной системы, созданной Сталиным. Эту трансформацию отразили перипетии

местопребывания его Исполкома. Из особняка на Моховой у Троицких ворот Кремля ИККИ с середины 30-х годов готовился переехать в новостройку за Калужской заставой. Но 4 февраля 1938 г. решением Политбюро в это здание вселили ВЦСПС, а Дворец труда профсоюзов на набережной Москвы-реки отдали артиллерийской академии, выведенной из Ленинграда. ИККИ разместили в одной из коминтерновских школ до постройки нового здания. "Уплотнение" контролировал Ежов (32), возможно, вследствие заявления Сталина о "шпионах, свивших себе гнездо в Коминтерне" (33). В итоге его разместили рядом с нынешним Всероссийским выставочным центром.

Сказанное о перипетиях Коминтерна показывает значение его для социальной и политической истории России и мира в ХХ в. Его наследие в этом плане останется актуальным, пока для этого в мире существует массовая база для протеста, создаваемая социальным неравенством. Коминтерн дает богатый материал для изучения природы и возможностей организаций. В том, что политические организации существенно изменили облик ХХ в., понимание массовой политики, социальных преобразований, есть заслуга Коминтерна. Высокую оценку "организационного оружия" большевиков дал видный специалист по социологии организаций Ф.Селзник (34). Коминтерн и его прообраз — большевистская партия периодов подполья и военного коммунизма — воспринимался им как "идеальный тип" организации острых форм классовой борьбы, а в специфических русских условиях 1918-1922 гг. — организации военизированного типа. По Селзнику — в терминах структурного функционализма, — эти организации строились на следующих основаниях: 1. По целям — на теоретическом каноне классовой борьбы, близкой к военным действиям; 2. В структурном плане они уподобились организации военной (и в определенной мере — церковной, построенной на вере, харизме и т.п., в данном случае речь идет о вере в канон марксизма, ленинизма и т.п.); 3. В плане организационного стиля авторитарность вела к недостатку обратной связи с социальной базой, отсутствию демократических процедур в принятии решений, кадровых назначениях и др; 4. Внутренние коммуникационные линии служили преимущественно исполнению команд и т.д. В сущности, этой политико-военной организации не хватало только званий и униформы, как в советском МИДе после Второй мировой войны.

Коминтерн (и Лигу наций) можно рассматривать и как эксперимент по созданию всемирной организации. В международных организациях после 1945 г. принимались меры по обеспечению иммунитета от вовлечения в политику страны пребывания, использования в национальных целях юридического статуса организации и ее работников, процедур финансирования, быта, подбора персонала и т.п.

Эффективность и техническая оснащенность, экспертность Коминтерна в известной степени служила образцом для советских органов сходного диапазона и характера деятельности (НКИД, НКВД, разведка), для многих спецслужб капиталистического мира, противостоявших ему, и т.д. Созданная глобальная сеть партий Коминтерна, связанных с центром, способных выполнять его директивы, — это глава социологии движений и партий, подтвердившая вывод Р.Михельса (36) о тенденции организующихся движений к бюрократизации, отрыве руководства от движения, утрате связи с ним. 10-15 лет Коминтерн эволюционировал "от революции к резолюции" — от мировой революции — к запоздалым сменам тактики, акцентированию кадровой работы, структурным перестройкам, отработке документов, взаимодействия, к аппаратным, процедурным аспектам деятельности, — что сопутствует утрате связи руководящих органов с движением (35).

"Бюрократизация" Коминтерна производна также и от исторической, социальной специфики: Коминтерн перенес в иную политическую среду опыт партийного строительства и руководства России. Правда, успешный опыт большевиков, доминируя в Коминтерне, не превратил его "секции" в ведущую политическую силу других стран. Теория партий такого типа, основы их функционирования отставали от концептуально-теоретических разработок деятельности партий парламентского типа и других массовых легальных организаций, от практики их строительства, политики, принятия решений.

Неподвижность политической и организационной теории обусловила роковую, по-видимому, для Коминтерна экстраполяцию прогноза революции в передовых странах на будущий исторический период. Этот прогноз, верный в условиях Первой мировой войны, вскоре после нее потребовал коррективов. Однако важность таких поправок (с комплексом вытекавших практических мер) не осознавалась политическим руководством СССР. Оно с

середины 20-х годов на протяжении 60 лет состояло из лиц, не готовых к политическому анализу процессов в мире. Революция и неизбежная гибель противостоявшего строя (модель 1917 г.) стали определяющими в глобальном мышлении руководства ВКП(б) и КПСС, в ее стратегии и программе. Между тем серьезная политическая организация не должна игнорировать происходящее вокруг нее. Итог такого руководства — серия неудач в политике Коминтерна, его партий, СССР. 1941 год едва не стал концом советского строя. Из лидера социально-политического движения "московский" Коминтерн примерно за первые десять лет существования уподобился когорте полководцев без боеспособной армии. Решающую роль в такой судьбе сыграло руководство ВКП(б).

Коминтерн в отечественной истории — не только память о переменах названий улиц (нынешняя Воздвиженка — затем Калинина — в Москве была улицей Коминтерна), колхозов, радиостанции и т.п. Он напоминает, что лидеры мыслили советскую страну как флагмана коммунистического рабочего, национально-освободительного движений, общемировым олицетворением которых были и СССР, и Коммунистический Интернационал. Но теория становилась идеологией. Ставка на революционный эффект всестороннего прогресса советской страны оказалась иллюзией, сделав к тому же СССР заложником успеха или неуспеха прорыва в коммунизм. Для внешнего мира советский опыт стал указателем необходимости третьего пути. Политические просчеты в глобальной стратегии руководителей СССР ("элиты") свели на нет энтузиазм, выучку, самоотверженность сотен тысяч коммунистов во всем мире, включая работников Коминтерна,

Литература

1. Hobsbawm E. Age of extremes. The short twentieth century. — L. 1995. — Р.59.

2. Ленин В.И. Полн. собр. соч. — Т.31. — С.178, Т.35. — С.3.

3. См. Ватлин А.Ю. Программная дискуссия в Коминтерне // Вопросы истории. — 1998, № 9.

4. Чуркин С. Становление отечественного спецназа // Независимое военное обозрение. — М., 2000. — № 9. — С.7.

5. См., например: Шишкин О. Диктатура бриллиантов // Независимая газета. — М., 2000. — 11 марта. — С.9-10.

6. Российский государственный архив социально-политической истории (далее — РГАСПИ). ф.17, оп.84, д.96, л.2.

7. Там же. ф.17, оп.84, д.53, л.176.

8. Венер М., Ватлин А.. Украденные миллионы // Родина. — М., — 1994, № 11. С.60-65.

9. РГАСПИ. ф.17, оп.162, д.3, л.65.

10. Фирсов И. Коминтерн: механизм функционирования // Новая и новейшая история. — М., 1991. — № 2.

11. РГАСПИ. ф.17, оп. 162, д.7, л.27; д.214, л.46.

12. Адибеков Г.М., Шахназарова Э.Н.,. Шириня К.К. Организационная структура КИ 1919-1943. — М., 1997 — С.9,14.

13. См. ряд примеров в: Улунян А. Коминтерн и геополитика. — М., 1997.

14. Цит. по: Неизвестный Чичерин // Новая и новейшая история. — М., 1994. — № 2, с.13.

15. Сталин И.В.. Собр. Соч. Т.5. — С.71.

16. РГАСПИ. ф.323, оп.1, д.59, л.5.

17. Там же. ф.17, оп.84, д.96, л.4.

18. Там же. ф.5, оп.2, д.249, л.2 [письмо К.Радека от 2 апреля 1921 г. членам Орг- и Политбюро ЦК РКП (б)].

19. Коммун. Интернационал в документах 1919-1932 — М., 1933, с.493.

20. Пятницкий О. Вопросы партийного строительства в секциях Коминтерна. — М., 1926. — С.15.

21. РГАСПИ. ф.17, д.120, ед. хр.204, л.56, 59.

22. Там же. ф.558, оп.1, д.3162, л.1.

23. См.: В. Пятницкий. Заговор против Сталина. М., 1998, с.189-193.

24. РГАСПИ. ф.17, оп.109, д.122, л.1.

25. Там же. ф.5, оп 3, д.228, л.8.

26. См.: "Правый уклон" в КПГ и сталинизация Коминтерна. Стеногр. заседания Президиума ИККИ 19 декабря 1928 г. — М., 1996.

27. Сталинское политбюро в 30-е годы. Сб. док-тов. М., 1995, с.178.

28. РГАСПИ. ф.495, оп.18, д. 864, л.91.

29. Там же. ф.495, оп.18, д.1073, л.2.

30. Там же. ф.495, оп.65, д.1а, л.16 (Письмо от 23 декабря 1920 г.).

31. Там же. ф.17, оп.120, д.259, л.32, 33-34.

32. Там же. ф.17, оп.163, д.1182, л.72.

33. Дневниковые записи Г.Димитрова // Новая и новейшая история. — М., 1991. — № 4. С.67-68.

34. SelznikPh. The organizational weapon. A study of bolshevik strategy and tactics. — N.Y. e.a., 1952.

35. Neveau E. Sociologie des mouvements sociaux. — P., 1996.

36. Michels R. Soziologie des Parteiwesens. 2-te Aufl. B., 1925. — S.504.

Работа выполнена при поддержке РГНФ. Грант -00-03-00127.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.