CC BY
133
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
УДК 81'37
Авилова Елена Равильевна
кандидат филологических наук Технический институт (филиал) Северо-Восточного федерального университета им. М.К. Аммосова (г. Нерюнгри)
МОРТАЛЬНЫЕ КОНЦЕПТЫ В ТВОРЧЕСТВЕ Е. ЛЕТОВА
На примере творчества Е. Летова проанализированы особенности формирования мортальных концептов и идейного базиса панк-субкультуры, определено влияние данных концептов на авторскую картину мира.
Ключевые слова: семантика смерти, художественный мир, панк-субкультура.
Творчество лидера одной из известных и, пожалуй, самых концептуальных панк-групп Е. Летова на сегодняшний день находится в сфере научных интересов. На наш взгляд, это связано с переосмыслением самого феномена панка, существовавшего в советском и постсоветском пространстве. Стремлением обозначить в этом явлении не просто социальный протест или систему вывернутых наизнанку ценностей, для которой отрицание становится единственной самоцелью,
а, прежде всего, попытаться увидеть в этом явлении некие онтологические, архаические формы, которые во многом и определяют общую философию и идеологию панка как культурно-исторического и социального явления.
Заметим, творчество Е. Летова довольно сложно рассматривать в контексте единого подхода, так как художественный метод автора претерпевал ряд принципиально важных изменений.
На сегодняшний день исследователями принято выделять три основных периода творчества Е. Летова: советский (1984 - начало 1990-х годов); национал-большевистский (середина 1990-х - начало 2000-х годов); творчество 2000-х гг. [см.: 8].
На сегодняшний день исследователи русской рок-поэзии неоднократно обращались к изучению мотивно-образных комплексов, так или иначе связанных семантикой смерти. В частности, Ю.В. Доманский в работе «“Тексты смерти” русского рока» детально исследует особенности художественной реализации темы смерти в творчестве А. Башлачева, В. Цоя, М. Науменко и С. Панова [см.: 3].
В своей работе мы остановимся на исследовании концепта «смерть» в творчестве Е. Летова, так как, на наш взгляд, именно этот семантический комплекс задает определяющие мировоззренческие доминаты рок-исполнителя.
Мы полагаем, что категория смерти у Е. Летова - это сложный семантический комплекс, анализировать который необходимо с помощью концептуального анализа, так как данный анализ является наиболее продуктивным способом описания индивидуально-авторской картины мира.
По мнению Л.Г. Бабенко и Ю.В. Казарина, «именно в художественном тексте осуществляется эстетическая концептуализация мира, проявляющаяся и в том, что автор как творческая личность, наряду с общепринятыми знаниями, привносит в представления о мире и свои частные, индивидуальные знания» [1, с. 60].
Традиционно смерть в контексте общей языковой картины включает в себя несколько значений: биологическое явление, философское и религиозное осмысление смерти [2, с. 36].
В песенной лирике Е. Летова мы сталкиваемся с несколько иными тематическими комплексами. В частности, структура обозначенного концепта состоит из трех семантических полей: физиологическая смерть, которую следует понимать как своеобразный способ возврата к вещественному содержанию (праматери); смерть на войне как способ протеста и субкультурный код; смерть как постижение высших форм бытия.
Заметим, что физическая смерть у Е. Летова -это всегда полная телесная деструкция, которая в большинстве случаев имеет прямое соотношение с поэтическим антропоморфизмом. Данный прием на художественном уровне реализуется посредством семиотической модели тела-пространства, которое полностью деструктурируется.
Антропоморфизм у Е. Летова - это не просто поэтический прием, а свойство самой вещи. В этом контексте особенно важно и то, что в качестве одной из излюбленных форм противостояния у него выступает физическая смерть:
Хватит! Уходите прочь, мы играем для себя Хватит! Убирайтесь вон, мы играем для себя Хватит! Всё равно ведь вам никогда нас не понять Хватит! Вы привыкли жить, мы привыкли умирать
[5, с. 127].
Характерны с этой точки зрения слова самого автора: «Стремление довести ситуацию до предела, до того момента, когда тебе угрожает смерть. Добиться того, чтобы сама реальность, эта тотальная чудовищная тирания “князя мира сего”, предприняла активные действия для твоего уничтожения. Ибо только в этом состоянии ты можешь про-
© Авилова Е.Р., 2012
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ №» 3, 2012
83
верить, действительно ли ты чего-то стоишь, чего-то можешь, - в состоянии войны, когда ты на волоске. Любая власть - это тираническая Система, осуществляющая произвол во имя “князя мира сего”» [6, с. 57].
Что особенно важно, обозначенное выше стремление можно понимать как попытку вернуться в рай архетипов через противостояние механической упорядоченности государства. Кроме этого, данная авторская установка прослеживается у Е. Летова и на языковом уровне. В частности, здесь присутствует достаточно большое количество «телесных» метафор («Шершавая заполночь пышно свербилась сморкалась роилась»). Само «гниющее» свойство субъекта становится его первичной, внутренней природой. Следовательно, такое овеществление метафоры возвращает ее к первоначальному содержанию.
Кроме этого, обращает на себя внимание еще одна базовая семиотическая модель - модель дома. Дом, который всегда символизирует жизнь, становится у Е. Летова воплощением смерти, анти-домом, низшим подземным пространством:
За окном темно и холод За окошком - яма За дверью - яма [5, с. 49].
Таким образом, смерть в контексте исследуемого семантического поля понимается как установка на радикальную поляризацию героя и внешних (традиционных) форм бытия, разрушение собственной телесной целостности, что неизбежно приводит к проблематике экзистенциального толка.
Особенно обращает на себя внимание то, что в семантическом поле данной тематической группы на ряду с лексемами, синонимичными ядру концепта (сон, суицид, гроб, могила и .др.), входит лексема «слово», что позволяет говорить о том, что здесь присутствует еще один важный мотив - мотив пустого, мертвого слова.
Стать бы во весь рост - да нету больше ног.
Сжать ладонь в кулак - да нечего сжимать.
Нету больше слов, нету больше нас [5, с. 39].
Таким образом, появляется своеобразное архе-типическое понимание слова, где прочитывается его изначальное мифологическое содержание. Можно сказать, что в данном случае речь идет об антропоцентрической мифологической концепции, которую условно можно обозначить как «слово - тело». Ср.: ««Внешняя форма (слова) есть тот неизменный, общеобязательный, твердый состав, которым держится все слово, ее можно уподобить телу организма» [7, с. 491].
Кроме традиционных синонимов лексемы «смерть», в структуру концепта входит ряд образных репрезентаций, семантика которых связана с войной, что позволяет сформировать еще одни важный семантический уровень исследуемого концепта, прочитываемый в контексте общей идеологии протеста и борьбы, которая является отправной точкой творчества Е. Летова.
Заметим, что война понимается на уровне подрыва основ существующего общественного строя и своего участия в этом процессе.
Осознание себя «солдатом» этой иллюзорной «войны» позволяет конкретизировать образ «врага», которому противостоит и на которого направляет свою агрессию:
Свято место не бывает без врага Полированным прикладом - наугад В непростреленной шинели - напролом Бравым маршем заглушив зубовны скрежет, ведь Солдатами не рождаются Солдатами умирают [5, с. 230].
Война создает у Е. Летова своеобразную иллюзию полярности окружающей реальности, что позволяет провести воображаемую «линию фронта», идентифицируя, таким образом, общество как совокупность «своих» и «чужих».
На художественном уровне это опять же воплощается в строгой поляризации героя и внешних форм бытия.
А. Дугин, анализируя танатофилические мотивы в творчестве Е. Летова, определяет их сущность как конфликт рационального восприятия смерти как абсолютного прекращения существования и метафизического измерения смерти через ее преодоление и начало новой жизни, которое возможно обрести, пройдя через разные экзистенциальные состояния отчаяния, страха, боли, приобретающие различные формы страданий, суицидально-депрессивных порывов и душевных истязаний. Лишь смерть может вывести личность в новое измерение, свободное от тоталитарных законов концентрационного внешнего мира и благоприятное для приобретения истинной свободы [4].
Итак, в поэзии Е. Летова концепт «смерть» имеет сложную структуру, которую следует рассматривать в одном субкультурном контексте, так как любая его репрезентация может прочитываться в идеологическом ключе, основой которого является противостояние и разрушение любой кодифицированной системы. Поскольку смерть здесь является своеобразным уходом в альтернативную систему ценностей, являясь особой формой протеста. Кроме этого, обозначенные семантические поля, входящие в структуру концепта, образуют своеобразный метасюжет: отрицание собственной человеческой природы, разрушение тела, смерть как выход на принципиально иной уровень, завершенный процесс самоидентификации.
Библиографический список
1. Бабенко Л.Г., Казарин Ю.В. Лингвистический анализ художественного текста. Теория и практика: практикум. - 4-е изд., испр. - М.: Флинта; Наука, 2006. - 256 с.
2. Дзюба Е.В. Концепты жизнь и смерть в поэзии М. Цветаевой: Дис. ... канд. филол. наук. -Екатеринбург, 2001. - 255 с.
84
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ .№ 3, 2012
3. Доманский Ю.В. «Тексты смерти» русского рока: пособие к спецсеминару. - Тверь, 2000. - 109 с.
4. Дугин А. Егор Летов: работа в черном // Официальный сайт группы «Гражданская Оборона» [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http:// www.gr-oborona.ru/pub/pub/1056115072.html
5. Летов Е. Стихи. - М.: Хор, Нота, 2003. -С. 252.
6. Летов Е. Я не верю в Анархию: сб. статей. -М.: Скит Интернэшнл, 2001. - С. 37.
7. Флоренский П.А. У водоразделов мысли. -М.: Директ-Медиа, 2008. - С. 491.
8. Чемагина А.В. Советские прецедентные феномены в творчестве Е. Летова. Политическая коммуникация. - Екатеринбург: Изд-во ГОУ ВПО «УрГПУ», 2009. - С. 122-124.
УДК 882.09
Андреева Валерия Геннадьевна
Костромской государственный университет им. Н.А. Некрасова
ВОЙНА В ИЗОБРАЖЕНИИ И ОЦЕНКЕ Л.Н. ТОЛСТОГО И Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО
Автор статьи рассматривает противоположные взгляды на войну Толстого и Достоевского, отмечает особый скрытый спор, который существовал между писателями и влиял на формирование их убеждений.
Ключевые слова: война, организованное убийство или освежающая общество сила, пацифизм, роль международной войны, чувство человека.
В опрос о Л.Н. Толстом и Ф.М. Достоевском как единомышленниках и художни-ках-антиподах уже давно рассматривается литературоведами и продолжает оставаться актуальным. Толстой и Достоевский были склонны к доведению своих идей до крайностей. Как правило, выходом из созданных нелепостей своей же философии для обоих было художественное творчество. Отношение Толстого и Достоевского к войне - одна из сложных и интересных проблем. На примере обращения к ней мы попытаемся показать, как близки и в то же время как резко противоположны в убеждениях и взглядах были два великих писателя второй половины XIX века.
Чтобы кардинально изменить свою жизнь, уйти от пустого городского времяпрепровождения и не делать больше долгов, Толстой в апреле 1851 года с братом Николаем отправился на Кавказ. Именно там Толстой начинает работать над своим первым произведением - повестью «Детство». Военная жизнь благотворно повлияла на Толстого, открыла ему глаза, заставила повзрослеть, задуматься над вечными вопросами и увидеть неприкрашенную реальность. В январе 1854 года Толстой был переведен в Дунайскую армию, он принимал участие в Крымской войне и находился в самой горячей точке сражений - на Четвертом бастионе Севастополя. Жизнь солдат и офицеров, страх смерти, все тяжести военного времени Толстой хорошо знал. Он писал о войне на протяжении всей жизни. «Набег», «Рубка леса», Севастопольская трилогия, «Казаки», «Война и мир», «Анна Каренина», «Кавказский пленник», «Хаджи-Мурат» - вот далеко не полный список только художественных произведений, в которых изображается война или упоминается о ней.
Как человек и публицист, Достоевский всегда интересовался военными вопросами. Но вот в ху-
дожественных произведениях своих, в отличие от Толстого, он не обращался к военной тематике. Еще со времен обучения в инженерном училище писателя тяготило военное дело.
Парадоксально то, что, изображая войну, Толстой постоянно и всё в большей степени радел о мире, а Достоевский, открывая противоречия человеческой натуры и показывая нравственную деградацию людей, пришел к утверждению войны как очищающей и освежающей силы. Уже в Севастопольской трилогии Толстой осуждает военные действия, показывает читателям их страшную кровавую реальность и абсурдность. Построив целую философию войны и мира в романе-эпопее, Толстой позднее, уже в конце 1870-х годов (это видно из финала романа «Анна Каренина»), и до конца жизни выступает сторонником пацифизма.
В романах Достоевского не слышно выстрелов сражающихся, однако почти во всех из них проливается кровь, совершаются убийства. Изображая мирное время, Достоевский открывает читателям внутренние противоречия, конфликты, преступления и подлости. Не случайно Родион Раскольников сравнивает себя с великими этого мира - Ликур-гом, Магометом, Наполеоном, - неизвестно, на какую бы жертву решился Раскольников, чтобы испытать свою идею, будь у него власть над людьми.
Лучшие герои Толстого и Достоевского способны мечтать, что открывает как в персонажах, так и в авторах людей неравнодушных, стремящихся к самосовершенствованию и преображению окружающего мира. Д. С. Мережковский в книге «Л. Толстой и Достоевский. Вечные спутники» отметил, что ему намного ближе Толстой-мечтатель. Процитировав слова Толстого «Я стариком 70-ти лет буду так же мечтать, как теперь, ребенком», Мережковский подчеркнул: «В этих простых и спокойных словах не больше ли христианского смире-
© Андреева В.Г., 2012
Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ N° 3, 2012
85
