CC BY
27
УДК 821.161.1. ПРОСКУРИНА В.Л.
аспирант кафедры русской литературы Х1-Х1Х веков, Орловский государственный университет имени И. С. Тургенева E-mail: vera0804@yandex.ru
UDC 821.161.1. PROSKURINA V.L.
Post graduate student, Department of Russian Literature of XI-XIX centuries, Orel State University E-mail: vera0804@yandex.ru
«МОРСКОЙ КОМПЛЕКС» В ЛИРИКЕ Д.С. МЕРЕЖКОВСКОГО «SEA SUBJECTS» IN LYRICS BY D. S. MEREZHKOVSKY
Статья посвящена изучению маринистической образной системы поэзии Д.С. Мережковского. Анализ стихотворений показывает, что в творчестве поэта реализуется два типа «морских» ситуаций: отношение к морю как к природному объекту, передающему состояние лирического субъекта, и изображение морской стихии в качестве трансцендентного образа, что дает возможность утверждать наличие эволюции в творчестве поэта от неоромантизма к символизму.
Ключевые слова: Мережковский, «морской комплекс», маринистика, образная система, антитеза, мотив.
The article is devoted to study of the figurative system of marine art in D.S. Merezhkovsky's poetry. The analysis of poems shows that in works of the poet two types of «sea» situations are implemented: the relation to the sea as to the natural object telling a condition of the lyrical subject, and the representation of sea elements as a transcendental image that gives the chance to approve existence of evolution in works of the poet from neo-romanticism to symbolism.
Keywords: Merezhkovsky, «sea subjects», marine art, imagery system, antithesis, motive.
Понятие «морской комплекс» было введено в литературоведение В.Н. Топоровым, который считал, что море может быть представлено как «объект изображения, а его свойства «объективного» характера легко становятся знаком иных семантических матриц (сравнение, уподобление, параллелизм, аллегория, эмблема, символ и т.п.)» и трансформируются в «заместители» других образов» [7, с. 578]. Помимо этого, описание моря часто не является целью, «а подчинено другим, важным задачам». Поэт может не изображать море, а использовать так называемый «морской» код «неморского» сообщения [7, с. 578].
В маринистике Д.С. Мережковского представлены оба отмеченных В. Н. Топоровым типа. В первом сборнике поэта «Стихотворения (1883-1887)» марини-стическая лирика полностью соответствует духу эпохи «безвременья». Так, в стихотворении «Даль» (1885 г.) лирический герой, подобно героям-романтикам, уходит от земного несовершенного мира. Поэт дает противопоставление двух пространств - прибрежного и земного: «...противны мне леса,/Где буйный пир весны томит меня тревогой,/Где душно от цветов, где жизни слишком много...» [4, с. 96]
Стихотворение строится на принципах противопоставления - беспокойство, душевный дискомфорт героя антитетичен наполненности жизни окружающего мира. Он выбирает «бездушную красу» моря, лишенного живого чувства.
Лирический субъект находится в состоянии душевного кризиса, вызванного пребыванием на земле, а море
спасает и благотворно воздействует на него: Здесь только волны, тучи, небеса; Их вечный полусон таинственно безмолвный Баюкает мой мозг, недугом знойным полный, И притупляет боль сознанья моего... [4, с. 96] Поэт дважды употребляет слово «здесь», обозначающее местонахождение героя между морем и землей. В одной строке Мережковский объединяет свойства моря, которые являются значимыми для героя и которые полностью соответствуют романтическому мировосприятию - неизменность, таинственность, тишина («Их вечный полусон таинственно безмолвный»). Следовательно, для Мережковского море - свободная стихия, благотворно влияющая на человека, способная помочь ему и вывести из духовного кризиса.
В то же время море воспринимается лирическим субъектом амбивалентно и антитетично, его динамика парадоксально трансформируется в смерть: «Где все -движенье, блеск и шум, но все - мертво...» [4, с. 96]
Однако меланхоличный герой все равно стремится в морскую даль, которая не обещает ему счастья, но все же прельщает своей недосягаемостью.
В стихотворении «Даль» прослеживается влияние Шопенгауэра, учением которого был увлечен Д.С. Мережковский в начале своего творческого пути. В частности, в стихотворении ярко выражено шопенгауэровское стремление к воле - человек почти добивается свободы, но не испытывает удовлетворения:
О как бы слиться нам, обняться крепче с ней, Но так, чтоб эта даль могла остаться далью
© Проскурина В.Л. © Proskurina V.L.
Вблизи, вокруг меня, в глазах, в груди моей! [4, с. 96] Так, отражается в стихотворении вечное стремление романтиков к свободе и надежда обрести ее.
Д.С. Мережковский в своем стихотворении использует романтические мотивы и одновременно отражает современную ему эпоху: человек «безвременья» еще не вышел из кризисного состояния, но находится в поиске пути духовного обновления.
В сходном по идее стихотворении Д.С. Мережковского «Небо и море» развиваются романтические тенденции, дополняемые авторским видением мироустройства. Поэт утверждает тривиальную для маринистики мысль о единстве двух пространственно противоположных объектов - моря и неба:
Небо когда-то в печальную землю влюбилось, С негою страстной в объятья земли опустилось... [4, с. 166]
Стихотворение поэта конца XIX века вызывает ассоциации со стихотворением родоначальника русского романтизма В.А. Жуковского «Море»: «Что движет твое необъятное лоно?.../ Иль тянет тебя из земныя неволи/Далекое, светлое небо к себе?... [1, с. 364]
Персонифицируя водное и небесное пространство, Д.С. Мережковский объясняет влечение моря к небу любовью, которая приводит к полному единению и идентичности: небеса становятся океаном. Тривиальная характеристика океана как «безбрежного» дополняется антитетичными сравнениями, сопровождающиеся столь же антитетичными эпитетами:
Стали с тех пор небеса океаном безбрежным, Вечным, как небо, - как сердце людское, мятежным [4, с. 166].
Так, океан соединяет безбрежность (масштабность), вечность (бесконечность) и мятежность (тревожность). Набор этих качеств позволяет воспринимать водную стихию и как романтизированный образ, и как земной объект, поскольку море соединяет в себе качества стихии и человека.
В сюжетной организации стихотворения особый интерес представляет метаморфоза объектов: небо «влюбилось» в землю, небеса превращаются в океан, океан (на земле) стремится слиться с землей. Из этого следует естественная художественная амбивалентность океана. Он одухотворен и является подлинным лирическим героем стихотворения. Небесный мир - божественный, поэтому водная стихия перманентно стремится к совершенному небу, отчаянно желает познать его и соединиться с ним. Поэтому Д.С. Мережковский употребляет лексемы с семантикой тоски («тоскует», «скорбь», «стонет») и глаголы с семантикой интенсивного действия («рвется», «мечется», «посылает проклятья»). Чувства океана дают ему силы бороться, однако реальность не позволяет осуществить мечту:
Тщетно! Вернется к ней море и, полное ласки, Будет ей вновь лепетать непонятные сказки. Мало небес ему, мир ему кажется тесным, Вечно земное в груди его спорит с небесным! [4, с. 166].
Антропоморфный образ является обобщенным образом человека конца XIX столетия, пытающегося выбраться из культурного тупика путем борьбы. Это объясняет использование в стихотворении «Небо и море» романтических мотивов. Синтезу неба и моря соответствует единая структура стихотворения, написанного 5-ст. дактилем: здесь нет строфического членения, все строки соединяются парной рифмой с женскими окончаниями.
Прием параллелизма использован Д.С. Мережковским в стихотворении «Кораллы» (1884 г.), которое композиционно делится на две неравные части: первая изображает жизнь морских организмов, вторая содержит размышления лирического героя о жизни.
Первая большая часть стихотворения - пейзажная зарисовка. «Лес кораллов» обособлен ото всего мира: чужд «неба, звуков и лучей». Эта изолированность обусловлена локализованностью кораллов «под волнами» на «глубине тропических морей». И несмотря на то, что дно моря традиционно является в русской поэзии символом смерти, в стихотворении Д.С. Мережковского оно не вызывает негативных эмоций, за исключением упоминания о гибели людей, «тружеников вечных», для которых дно моря стало могилой: «Колыбель, могила и приют,/ Дивный плод усилий бесконечных, Этот мир полипы создают» [4, с. 75].
Ряд однородных членов, обозначающих место погребения людей («колыбель», «приют»), раскрывает мысль о том, что смерть - это не трагедия, а новая жизнь. Потусторонний, почти инфернальный подводный мир, не представляется местом страдания, а скорее наоборот, это - «дивный плод усилий бесконечных».
Образ кораллов антропоморфен, и поэт подробно репрезентирует информацию о процессе их размножения и образования кораллового острова. Вся эта цепочка преобразований напоминает рождение новой жизни и смену людских поколений. Появление коралловых архипелагов в открытом море в результате долгого размножения и стремления наверх представлено автором торжественно:
И встает из бездны океана, И растет коралловый узор; Презирая натиск урагана, Он стремится к небу на простор... [4, с. 75]. При характеристике роста и движения кораллов, поэт на синтаксическом уровне активно использует словесную анафору, а на лексическом - градационный ряд глаголов настоящего времени с семами возвышения и устремления вверх: «встает», «растет», «стремится». Торжественность этой картины дополняется описанием удивительных морских организмов, не страшащихся урагана и бурь.
Изображая законченное действие и уже свершившийся выход кораллов на поверхность моря, поэт использует всего один глагол «вознесся» с семантикой законченного действия и стилистическим оттенком книжности, остальной морфологический набор этого фрагмента составляют существительные и прилагатель-
ные в функции эпитетов:
Он вознесся кружевом пурпурным, Исполинской чащею ветвей В полусвете мягком и лазурном Преломленных, трепетных лучей [4, с. 75]. Кораллы - донные объекты - интересны поэту способностью к постоянному изменению. Д.С. Мережковский подчеркивает характер этих живых существ, их стоическое стремление к цели. Грандиозное возвышение кораллового рифа сопровождает изображение пейзажа. Кораллы доминируют над природой, что подтверждается выбором эпитетов «пурпурное кружево», «исполинская чаща». Природный морской объект характеризуется по цвету и величине, «мягкому и лазурному» полусвету «трепетных лучей» на поверхности. В результате этого едва заметного глазу наблюдателя движения над волнами встает «новый остров, созданный веками».
Вторая часть стихотворения основана на параллелизме с первой. Лирический герой сравнивает с кораллами себя:
О, пускай в глухой и темной доле, Как полип, ничтожен я и слаб, -Я могуч святою жаждой воли, Утомленный труженик и раб! [4, с. 75]. Глухая и темная доля труженика схожа с происходящим на дне моря, как и жажда воли равносильна стремлению кораллов к поверхности моря. Это процесс становления нового мира, сравниваемого с раем: «Там, за далью, вижу я над нами/ Новый рай, лучами весь облит...» [4, с. 75].
Структурно все стихотворение подчинено правилам альтернанса: 5-ст. хорей с перекрестным рифмованием мужских и женских созвучий довольно традиционен, модернистских инноваций в построении стихотворения не наблюдается, что еще раз подчеркивает романтические тенденции в лирике поэта начала 80-х годов XIX века.
В стихотворении «Кораллы» Д.С. Мережковский в романтическом духе рассматривает проблему свободы. Его лирический герой стремится из мира условно реального в мир идеальный, в рай, на некий остров, который должен вырасти из моря житейского. Духовные устремлений героя («святая воля» и «новый рай») эксплицируют вечный путь человека.
Стихотворение интересно именно тем, что, с одной стороны, желания героя вполне соответствуют эпохе «безвременья», а с другой - уже в этом раннем произведении возникают предпосылки будущей христианской апологетики поэта и философа. Своеобразна и метафорическая форма описания: параллелизм человека и моря часто встречался в поэзии неоромантиков 1880-1890-х годов (К.Р., А. А. Голенищев-Кутузов), но у Д.С. Мережковского этот параллелизм проявляется по-особому, море заменяется конкретным образом кораллов, редко встречающемся в русской поэзии.
Стихотворение Д.С. Мережковского «У моря» задает совершенно иную традицию русского маринизма.
Содержание первой строфы обусловлено внутренним состоянием лирического героя перед грозой и состоянием окружающей природы: «Сквозь тучи солнце жжет, и душно пред грозой./ Тяжелый запах трав серебряно-зеленных/ Смешался в воздухе со свежестью морской, С дыханьем волн соленых» [4, с. 166].
Лирический герой занимает промежуточное пространственное положение и испытывает влияние и земных, и морских сил. Травы на суше воспринимаются героем ольфактологически, что выражено на лексическом уровне с помощью эпитета «тяжелый запах трав». Этот неприятный запах не исчезает даже под воздействием морской свежести, «дыханья волн соленых». Обонятельное и вкусовое восприятие лирическим героем окружающей природы имплицирует его внимание к морю, которое изображается как динамичный объект: И шепчет грозные, невнятные слова Сердитый вал, с гранитом споря... Зловещей бледностью покрылась синева Разгневанного моря [4, с. 166-167]. Развернутый образ антропоморфного бушующего моря создается лексико-семантическими средствами: градационный ряд глаголов с возрастающей семантикой интенсивности («шепчет», «спорит», «гневится») сопровождается набором синонимичных эпитетов («сердитый вал», «грозные слова», «разгневанное море»). Дополняет образ бурного моря аллитерация звонкого сонорного [р]: гРозные, сеРдитый, с гРанитом споРя, Разгневанное моРе. Повтор этого звука на фонетическом уровне моделирует негативные реакции лирического субъекта.
Помимо четкого отбора лексических средств и использования звукописи, поэт применяет в тексте цветопись: травы «серебряно-зеленые», море -это «бледность» и «синева». Следует отметить, что Д. С. Мережковский использует цветопись как средство обособления образов суши и моря, при этом цвета противоположных пространств все же перекликаются: в описании их присутствуют светлый и темный цвета: белый / серебряный и синий / зеленый. Такая параллель организует описания в цельную импрессионистическую картину.
В последней строфе море заменяется океаном, и поэт переходит к описанию его как более масштабной части водной стихии. Море и океан - две водные субстанции, но океан - первооснова, существовавшая «вначале», «до творения». Океан «безграничен, не упорядочен, не организован, опасен и ужасен»[8, с. 249] и поэтому вызывает противоречивые чувства у лирического героя:
О мощный Океан, прекрасен и угрюм, Как плач непонятый великого поэта, -Останется навек твой беспредельный шум Вопросом без ответа! [4, с. 167]. В последней строфе поэт использует сравнение океана и поэта: вечный шум моря непознаваем так же, как и поэтическое творчество, которое никогда не понимается миром. Эта мысль заимствуется Д. С. Мережковским у
М.Ю. Лермонтова, у которого толпа бросает «каменья» в поэта. В образах поэта и моря подчеркивается величие обоих феноменов: «мощный, прекрасный, угрюмый» океан и «великий» поэт оказываются равновеликими в своей природной, исконной красоте.
Скорбное настроение этого стихотворения вполне соответствует художественным настроениям 18801890-х годов, но мысль о непознаваемости природы, имплицитно отраженная в последних строках, безусловно, заимствуется у поэтов первой половины XIX века. В стихотворении «У моря» ощущается та «мистическая тайна бытия», о которой Д. С. Мережковский упоминает в статье «О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы». Изображая природу, поэт «бежит» от «урбанистической культуры, социальных связей»[2, с. 56]. По справедливому замечанию Т.Ю. Ковальчук, в пейзажах поэта «необозримые пространства предстают труднопреодолимой границей между лирическим героем и «толпой», и только в соприкосновении с природой «возможно творческое уединение» [2, с. 56].
Антропоморфное море в стихотворениях поэтов «безвременья», как правило, служит образцом идеальной стихии, поэтому лирические герои обращаются к нему напрямую, восхищаются им, обожествляют.
В стихотворении Д.С. Мережковского «Волны» («О, если б жить, как вы живете, волны...») поэт, осмысливая проблему свободы личности, сопоставляет два образа жизни - гедонистический и аскетический, сравниваемые в аллегоричной форме через образ моря.
Лексико-семантическая структура стихотворения определяется значимыми деталями. Поэт не просто останавливает на них внимание, а дублирует свою мысль. Характеристики волн сопровождаются романтизированными эпитетами, эксплицирующими качества моря, которые кажутся лирическому субъекту наиболее привлекательными и достойными подражания: свободные, бесстрашные, холодные, вечные. Волны воспринимаются как идеал: «Неправда ль, вы - счастливее меня?/Не знаете, что счастье - ненадолго.../На вольную, холодную красу/Гляжу с тоской: всю жизнь любви и долга/ Святую цепь покорно я несу [4, с. 187].
При этом лирический субъект осознает недолговечность счастья и поэтому сознательно отказывается от стремления к свободе. Отсюда упоминание «святой цепи» - неотъемлемого атрибута христианской этики. Однако лирический субъект тяготится своей долей, а христианство воспринимается им не как добровольный выбор, а некое принуждение. Идентичная мысль прослеживается в двух риторических вопросах, начинающихся с анафоры, и обращенных к разным объектам - к свободной стихии и к самому себе: «Зачем ваш смех так радостен и молод?/ Зачем я цепь тяжелую несу?» [4, с. 187].
Совершенно очевидно, что лирический субъект не готов за миг блаженства на свободе пожертвовать своей жизнью. Это доказывается в последних двух четверостишиях, начинающихся с противительного союза «но»:
Но нет во мне глубокого бесстрастья:
И родину, и Бога я люблю,
Люблю мою любовь, во имя счастья
Все горькое покорно я терплю.
Мне страшен долг, любовь моя тревожна.
Чтоб вольно жить - увы! - я слишком слаб... [4, с. 187].
Лирический субъект стихотворения Д.С. Мережковского
- рационален, и поэтому не может пожертвовать всем ради мига свободы, в отличие от своих предшественников - бунтарей эпохи романтизма. Душевное состояние лирического субъекта амбивалентно: он признает свою слабость и ею тяготится. Источник этого противоречия
- божественная сила, исходящая изнутри, которую он пока не понимает и не принимает. Поэтому внутренний мир героя представляет собой сферу полярных эмоций: божественное борется с искушением, гедонистические стремления побеждаются чувством долга перед Богом.
Свое стремление к Богу лирический субъект рассматривает как слабость: «О, неужель свобода невозможна,/ И человек до самой смерти - раб?» [4, с. 187].
Человек с подобным противоречивым мировоззрением не может найти смысл своей жизни и определить свое место в мире. Подобный тип личности - следствие трагической эпохи конца XIX века, и обращение к природе в таком контексте - это способ найти верное выход: «учиться у природы - «наставницы божественной» [6, с. 99].
В 1896 году выходит третий сборник стихотворений Д.С. Мережковского «Новые стихотворения (18911895)», включающий произведения, которые были написаны поэтом под впечатлением от заграничных поездок по Средиземноморью и Италии. Во всех трех маринистических стихотворениях этого сборника - «Я бы людям не мог рассказать, почему.», «Средиземное море», «То, чем я был» - четко очерчено лирическое «Я», мысли и переживания которого являются квинтэссенцией этих произведений. Объединяет их и образ морских волн, которые служат источником силы и вдохновения. Кроме того, в данных маринистических стихотворениях обнаруживаются принципы нового искусства, основой которого станет тесная связь природы и Бога. Н.Н. Нартыев, анализируя символистское творчество Д.С. Мережковского, справедливо отмечает, что «поэт любил природу и восхищался ее величавой красотой и мудрым равновесием, именно в ней видел лучшее творение Бога» [6, с. 99].
В стихотворении «Я бы людям не мог рассказать, почему.» (1892 г.) поэт наделяет морские волны божественной силой. Это лаконичное произведение состоит из двух пятистиший, выполненных разностопным анапестом (43432 43433) размером и специфической рифмовкой (аВааВ). Такая организация стихотворного текста довольно оригинальна, особенно если учесть, что по содержанию произведение является гимном морю.
Лейтмотивом проходит в нем мысль о ничтожности человека перед природой, которая обладает способностью говорить («Тем я глубже душою пойму/Ваши речи
живые/ ...Наши песни ничтожны: вы скажете то,/ Что вовеки не может никто/ Рассказать никакими словами») [4, с. 195].
Д.С. Мережковский обозначает в стихотворении два метода познания мира: чувственный и рациональный. Рациональное начало выражается в форме повторяемого дважды утверждения «только знаю», которому противопоставлено «люблю... не знаю, зачем и за что». Рациональное отодвигается на второй план, а на первый выходит чувственное, трансцендентное. Уже в первой строфе лирический субъект подчеркивает свою духовную связь с волнами: «вы для сердца», «душою пойму». Он не может объяснить истоки этой любви, определить ее причины, поскольку чувствами человека управляет Бог. Непонятый людьми лирический субъект закономерно обращается к природе, «наставнице божественной», способной вывести его из духовного кризиса.
Д.С. Мережковский наделяет волны божественной силой, перед которой склоняется человек. Способность творить, которую даровал ему Бог, еще не означает всемогущество («Наши песни ничтожны. »). Всемогуществом обладает только природа, которая несет в себе божественное начало и божьи истины.
В стихотворении «Средиземное море» (написано между 1891 и 1895) лирический субъект стремится к морю: «Яуйду из глубоких аллей...» [4, с. 284]. При этом образ моря появляется лишь во второй части стихотворения:
Наша радость и горе,
Все, что стоит любить, все, чем можно страдать И что люди словами умеют сказать, -Пред тобою ничтожно, о море! Забываю друзей и прощаю врагу, И полно мое сердце такого бесстрастья, Что любить на земле никого не могу, И не страшно мне смерти, не надо мне счастья [4, с. 284].
Поэт гиперболизирует безграничные возможности морской стихии, его мощь и силу. И соответственно принижает способности и значимость человека. Нельзя не заметить, что обращение к морю как к совершенству здесь в известной мере повторяет идею, выраженную в стихотворении «Волны».
Лирический субъект находится в состоянии эйфории от увиденного. Созерцание моря рождает в нем равнодушие ко всему земному - друзьям и врагам. Он добровольно отказывается от земного счастья и не боится смерти, поскольку есть другой мир - мир божественный, который скрыт в природе, доминирующем над всем живым, стоящей между человеком и Богом.
Лирический субъект приходит к наивысшему духовному состоянию христианского подвижника на земле - бесстрастию. «Бесстрастие есть воскресение души прежде воскресения тела, <...> оно есть совершенное познание Бога, какое мы можем иметь после Ангелов» [3, с. 243]. Теперь Бог и его благодать пребывают в душе лирического героя, поэтому бесстрастие «освящает ум» и «исхищает его от вещественного» [3, с. 244]. Именно
к такому выводу приходит С.Ф. Руднева, анализируя религиозно-культурную концепцию Мережковского: «. религия должна будет принять и осветить человеческую плоть, человеческое творчество, свободу человека» [9, с. 59].
Стихотворение построено на противопоставлении земного и небесного миров. Лирический субъект понимает ценность последнего только благодаря родившемуся в его душе через созерцание моря чувству любви к природе. Морская стихия помогает человеку обрести истинный смысл жизни.
Эта концепция находит выражение и в формальной организации стихотворения: первая его часть - строфа из 10 строк разбивается рифменными рядами на четверостишие с парной рифмовкой, двустишие также с парной рифмовкой и четверостишие с перекрестной рифмовкой. Такая разрозненность форм вкупе с метрической неравнозначностью (анапест с несимметричным чередованием стопности - 3412223443) создает эффект взволнованной речи лирического субъекта, озвучивающего свое решение уйти от земных радостей.
Вторая часть более цельная и состоит из 8 строк с кольцевой и перекрестной рифмой и не таким резким колебанием длины строк (24434444). С помощью чередования длины строк поэт выделяет наиболее важные моменты в своем рассуждении, в результате лирическое повествование становится эмоциональным и прерывистым, эксплицирующим волнение лирического субъекта, который преодолел гедонистические устремления и сделал осознанный выбор в пользу веры в Бога.
В стихотворении «То, чем я был» (1895 г.) основным является мотив любви к морской стихии. Это чувство овладевает лирическим субъектом на бессознательном уровне:
Скажите мне, за что люблю, о волны,
Ваш сладостный и непонятный шум,
Когда всю ночь ему внимаю, полный
Таинственных и несказанных дум [4, 243].
В первом четверостишии автор синтезирует описание волн и души лирического героя, раскрывающиеся через коррелирующие в рифме слова «шум» и «дум». Сладостный и непонятный шум волн сливается с таинственными и несказанными думами субъекта речи. Все четыре эпитета имеют общие семы загадочности, непостижимости, поэтому синтез образов моря и человека происходит на трансцендентном уровне, герой чувствует это единение, но не осознает его.
Извечная динамика морской стихии всегда привлекала поэтов-маринистов, не обходит это свойство и Д.С. Мережковский. Однако описание волн наполнено у него антиномичными качествами: изменчивость и неизменность, праздность и блаженство. Так, вечно движущееся и, соответственно, изменяющееся море остается неизменным в своей основе; не наполняя свое движение никаким особым содержанием: эпитет «блаженны» по отношению к волнам имплицитно подтверждает то, что это - проявление Бога. Противопоставленные характеристики морских волн доказывают принадлежность
моря и к миру земному, и к миру небесному. Поэт напрямую соотносит море и Бога:
И страстного вы учите бесстрастью... Быть радостным и не стремиться к счастью... И мудрости вы учите свободной: Все пением и смехом побеждать, Чтоб в красоте великой и холодной Бесцельно жить, бесцельно умирать [4, с. 245]. Созерцая волны Лирический субъект, созерцая волны, приобщается к высшим христианским ценностям: бесстрастию, кротости («не стремиться к счастью»), жизненной мудрости, оптимизму («Все пением и смехом побеждать»).
Море - проявление Бога на земле, поэтому вполне оправдано и объяснимо стремление лирического субъекта в финале стихотворения не к «праху земли», а к водной стихии:
Мой дух влечет к вам древняя любовь: Не прах земли, а вы - моя отчизна, То, чем я был и чем я буду вновь [4, с. 245]. Таким образом, можно утверждать, что в стихотворении «То, чем я был» отразились изменения творческих принципов Д.С. Мережковского. Новое, теоретически обоснованное им самим художественное направление нашло отражение в данном произведении, где мари-нистические образы становятся символами, трансцендентными сущностями.
Лирика Д.С. Мережковского 1880-1890-х годов, и особенно его маринистика, позволяет сделать вывод об эволюции мировоззрения поэта, переходе романтической эстетики в символистскую философию. Зачатки символизма наблюдаются уже в некоторых ранних стихотворениях поэта, и только в произведениях 1890-х годов символистские воззрения проявляются в полной мере.
Библиографический список
1. ЖуковскийВ.А. Стихотворения// Собрание сочинений: в 4-х томах. Т. 1. М. -л.: Госуд. изд-во Худ. литературы, 1959. 470 с.
2. Ковальчук Т.Ю. Структура художественного пространства в лирике Д.С. Мережковского 1880-1890-х годов // Вестник Челябинского государственного университета. 2010. № 34 (215). Вып. 49. С. 55-59.
3. Иоанн Лествичник. Лествица. М.: Правосл. братство св. ап. Иоанна Богослова, 2001 (переизд.: 7-е изд., Козельская Введенская Оптина Пустынь, 1908). 352 с.
4. Мережковский Д.С. Собрание стихотворений. СПб.: Фолио-Пресс, 2000. 736 с.
5. Мережковский Д.С. О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы. СПб.: Тип. Б.М. Вольфа, 1893. 192 с.
6. Нартыев Н.Н. Человек и природа в поэзии русского символизма (на материале творчества Д.С. Мережковского и З.Н. Гиппиус) / Вестник ВолГУ Серия 8. 2010. Вып. 9. С. 97-105.
7. Топоров В.Н. О «поэтическом» комплексе моря и его психофизиологических основах// Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. М.: «Прогресс» - «Культура», 1995. 575-622.
8. Топоров В.Н. Океан мировой // Мифы народов мира: Энциклопедия: в 2-х томах. Т. II. М.: Советская Энциклопедия, 1988. С. 249-250.
9. Руднева С.Ф. Богоискательство в религиозно-культурной концепции Д.С. Мережковского // Вестник Тюменского государственного университета. 2007. №1. С. 56-59.
References
1. Zhukovsky V. A. Poems//Collected works: in 4 volumes. V. 1. Moscow - l.: State publ. of fiction, 1959, 470 p.
2. Kovalchuk T.Y. Structure of the space art in D.S. Merezhkovsky's lyrics of the 1880-1890th years//Bulletin of the Chelyabinsk State University. 2010. No. 34 (215). Issue 49. pp. 55-59.
3. John Climacus. Lestvitsa. M.: Orthodox brotherhood of the John the Apostle, 2001 (reissue: 7th ed., Optina Monastery, 1908). 352 p.
4. MerezhkovskyD.S. Collection of poems. SPb.: Folio-Press, 2000. 736 p.
5. Merezhkovsky D.S. About the reasons of fall and new movements of modern Russian literature. SPb.: Publishing house of B.M. Wolfa, 1893. - 192 p.
6. Nartyev N.N. Human and the nature in poetry of the Russian symbolism (on the material of D.S. Merezhkovsky and Z.N. Gippius) / Bulletin of Volgograd State University. Ser. 8. 2010. Issue 9. Pp. 97-105.
7. Toporov V.N. About "poetic" complex of the sea and its psychophysiological bases//the Myth. Ritual. Symbol. Image: Researches in the field of mythopoetic thought: Selected. M.: «Progress» - «Culture», 1995. pp. 575-622.
8. Toporov V.N. World Ocean//Myths of people of the world: Encyclopedia: in 2 vol. V. II. M, 1980. Pp. 249-250.
9. Rudneva S.F. God seeking in the religious and cultural concept of D.S. Merezhkovsky//University of Tyumen Bulletin . 2007. No. 1. Pp. 56-59.
