CC BY
92ИСКУССТВЕДЕНИЕ
УДК 7.072
МОРЕ В ТРАДИЦИОННОЙ КУЛЬТУРЕ ПОМОРЬЯ
Н.М. Ведерникова
sds46@yandex.ru
Институт Наследия Москва, Россия
Аннотация. Море рассматривается как ландшафтная доминанта Поморья, определившая особенности духовной культуры, морских промыслов и ремесел. Привлеченные экспедиционные материалы Института наследия свидетельствуют о сохранении основ поморской культуры и преемственности традиций.
Ключевые слова: море, поморы, Соловецкие острова, обычаи, промыслы, поморский фольклор, Сумский Посад.
Для цитирования: Ведерникова Н.М. Море в традиционной культуре Поморья. Наследие и современность. 2019; 2(4):44-60.
ХУ1-Х1Х вв. - период колонизации Поморья выходцами из новгородских и ростовских земель [1; 2]. Море, дотоле неведомое, предстало во всей своей определенности как мощная стихия, от которой зависела жизнь: оно давало блага - пропитание, но и несло опасность. Вера, идущая от языческих времен, в то, что в природе есть свои хозяева, вызывала убеждение, что и у моря есть свой властелин. Однако привычные образы водяных, русалок, населяющих реки, озера и заводи среднерусских равнин, хозяев вполне обозримых акваторий, хорошо известных, освоенных людьми, знающих условия безопасного с ними соседства [3, 49-67], не соответствовали безбрежности и силе морской стихии.
Страх перед морем воплотился в образе морского сотона - морского демона («всегда враждебный человеку, стремящийся помешать промыслу или отнять и погубить всех промышляющих и плавающих в Белом море» [2, с. 183]. От сотона пытались оградиться магическими действами: брать на судно ветку рябины, не бросать в море камень, окуривать ружье вереском или обмывать речной водой и др. [2, с. 183].
Но не было силы, которая благоприятствовала бы людям на море, могла бы управлять стихией и одновременно защищать человека. Морской царь (известный лишь по некоторым вариантам сказки об обещанном морскому царю сыне и былины «Садко») не обладал этими свойствами, к тому же этот образ, в отличие от водяного, не обрел черты традиционных мифологических персонажей, в существование которых люди верили, а рассказы о них призваны были подтвердить их существование.
Вместе с тем, период хозяйственного освоения северных земель совпадал со временем утверждения православия на этой территории. Ярким свидетельством чего явилось возведение Соловецкого монастыря. И закономерно, что мифологических хозяев стихий сменили силы небесные, которые стали восприниматься покровителями человека, способными умилостивить морские ветры и одарить рыбаков уловом. Наиболее почитаемым из них стал Николай Угодник, который, по церковному преданию, «велик перед Богом и всеми людьми», «верный слуга Господа повелевал и морем, и ветром, и они были ему послушны», по житию не раз утишавший бури на море и спасавший утопавших; по народным представлениям, святой, напрямую могущий творить чудеса по молитве. Одна из самых распространенных у поморов молитв: «Никола святитель, морской управитель, моли Бога о нас».
Известен духовный стих «Микола», записанный на Севере (на Пинеге) от М.В. Кривополеновой, где Николай Чудотворец предстает не только как хранитель и исцелитель от бед сухопутных, но именно как морской управитель:
«...В бедах и в напастях он свет сохраняё, В болезнях лежашших он свет истеляет, В темницах сидяшших он свет избавляё, А по морю плаушших он свет направляё, Волны да усмиряё, врагов прогоняёт». [4, с. 81].
Никольские часовни - самые распространенные в Поморье: «От Онеги до Колы - тридцать три Николы». Это народная нумерология, но она отражает повсеместное почитание поморами св. Николая Угодника [5, с. 20].
О происхождении одной из многочисленных Никольских часовен (в д. Койда, Зимний берег) рассказывает следующая легенда:
«Ехал старичок с моря. Разбило карбас. Он попал на остров. На острове сидит и думает, как добираться. И вдруг появился белый человек -во всем белом. Он спрашивает: «Не знаю, как добраться до дома». - «Садитесь на это бревно и доберетесь». На острове лежало бревно. И он, говорит, сел на бревно и доплыл до берега. Шел-шел по берегу и дошел до дома. А тот, в белом, сказал, «дойдешь до дому, поставь святое место». Он потом часовню Никольскую поставил. Старичок назвал себя Николой» [6, с. 179]. Говорят, что и сейчас, когда рыбаки проходят мимо часовенки в честь Николы, то снимают шапки.
Ту же роль защитников на водах выполняли и поморские святые, жития которых всегда содержат мотивы плавания (гибели) на море. Это Зосима и Савватий, прибывшие морем на остров и основавшие Соловецкий монастырь; местночтимые святые угодники Логгин и Иоанн, погибшие в море при выполнении послушания по строитель-
ству Соловецкого монастыря; Варлаамий Керетский, которому во искупление убийства неверной жены было определено вечно плавать в ладье по морю и который обрел святость за глубину веры и покаяния. «Морская специфика - культурно-бытовая и стилистическая особенность поморской агиографии» [2, с. 199].
«Преподобные Зосима и Савватий, несите нас на святые острова», - с такой молитвой обращались кормщики, выходя в море. В Поморье повсеместно бытует поговорка: «Кто на море не бывал, тот Богу не молился». Немало существует устных рассказов, как молитва утишает бурю. Молитва на море стала частью культурной традиции в Поморье. Ей следовали рыбаки, ей следовали и паломники, направлявшиеся в Соловецкий монастырь.
Топография моря обретала конкретность. Море стало частью культурного ландшафта поморов, мало того - его ландшафтной и культурной доминантой. «Давно также известно мне стало, - писал С.В. Максимов, - что для приморского жителя все виды местностей делятся только на два рода: море и гору, и горой называет он высокий морской берег и все, что дальше от моря, хотя бы тут не было не только горы, но даже и какого-либо признака холма, пригорка» [7, с. 282].
Место мифического острова средь моря-окияна, на котором, по народным повериям, есть остров, где обитают силы небесные, заняли Соловецкие острова, где с начала XV века по божественному знамению - явлению ангелов прп. Зосиме, согласно церковному преданию, стал обустраиваться монастырь, в скором времени превратившийся в одну из наиболее почитаемых православных святынь. Соловецкий монастырь, становление которого проходило при непосредственном участии поморов, стал сакральным центром Поморья [6].
В Соловецкий монастырь направлялись паломники со всей Руси, путь их пролегал через поморские земли. Паломничество, принесение в Соловецкий монастырь обетов (обещанных даров) было и частью поморской традиции. Обычным обетом было «потрудиться» или «обещать детей» (дети, оставаясь на острове, обучались в монастырской школе и становились послушниками). На Соловки ездили поморки «сдавать грехи», на карбасах, на веслах, они добирались до Кеми, оттуда монастырским пароходом - в обитель. Нарушение обета могло вызвать бурю на море. Реакция моря на неправильное поведение - типичное (общее место) в рассказах о нарушении традиции.
Многочисленные острова на море, часто становившиеся местом спасения во время штормов, тоже требовали своего осмысления, что нашло отражение в преданиях, которые основывались на убеждении, что острова в море поставлены Богом для спасения людей [8, с. 60] и находятся под покровительством святых. Самые ранние за-
писи поморских преданий и легенд датируются второй половиной Х1Х-ХХ вв., т. е. относятся к периоду уже сложившейся поморской культуры. Некоторые из них содержат более ранний пласт мифологических преданий, в которых первыми обитателями островов были великаны, чудовища, змеи. Таковы, например, предания об островах Колгуеве, Жогжине и Кончаковском наволоке (береговой мыс), на которых некогда жили братья-великаны, колдуны - Колга, Жигжа и Кончак [8: 136-139]. В преданиях, записанных в XIX в., эти мифологические персонажи получают новое толкование: они представлены не только великанами (чудовищами), но и разбойниками. «В Соловецкий [монастырь] которые богомольцы идут, так и тех уж стали грабить: уж и что бы, кажись, баловства пуще. А вот пришел раз старичок с клюкой: седенький экой, дрябленький, да и поехал в Соловки с богомольцами-то. И приехали они к Жожгиному острову, где середний братан жил. И вышел Жожга, и подавай ему все деньги, что было, и все, что везли с собой. Старичок-то клюкой и ударь его, и убил, наповал убил. А по весне приговорился на сальный промысел, да и Колгу убил, и в землю его зарыли» [7, с. 332]. Можно предположить, что седенький старичок - это Николай Угодник, который, по народным рассказам, является людям в облике странствующего старика.
Многие островные топонимы и предания порождены историей края, бытовыми поморскими традициями. Остров Чернецкий (близ д. Летняя Река) по преданию был назван в честь спасшегося на острове купца, поставившего на острове своего спасения часовню и принявшего монашеский постриг. «Мыс в море, на месте впадения Летней Реки носит название "Святой". Называют его так потому, что тут молились жены рыбаков, провожая их в море» [9].
В поморской культуре острова мыслятся и как места духовного спасения [6, с. 5-9]. Это и сами Соловецкие острова, на которых по божьему промыслу был возведен Соловецкий монастырь. Это и Кий-остров, близ которого спасся будущий патриарх Никон; Нико-димский остров, названный в честь старца Никодима, который на острове «жил в посте и молитве» [7, с. 327]; остров Полтом-Карга, где поморами была поставлена часовня в память о погибшей в море девушке, утонувшей близ острова при чтении духовного стиха «Плач Иосифа Прекрасного» [7, с. 328].
Это почитание моря и его островов с их небесными покровителями породило ряд обычаев, среди которых наиболее яркие - установление обетных часовен и крестов. В поморской традиции рыбаки и охотники на морского зверя, выброшенные морем на остров, что часто грозило гибелью, следовали обычаю: «быть верными заветам своих праотцов и в сооружении деревянного креста полагать всю надежду на лучшую долю... Целой артелью, меньше чем в сутки, со-
оружался крест и вырезывается на нем приличная надпись с именем страдавшего и годом сооружения. Всегда, после того как вкапывали крест в землю, переставал ветер» [7, с. 323].
П.И. Челищев, совершивший путешествие по Русскому Северу в 1791 году, отметил на Заяцком острове «от пристающих за морскою погодою к сему острову множество деревянных больших и малых крестов, число коих не менее трех тысяч» [10, с. 13]. Этому обычаю следовал и Петр I, который, также по обету, «по пришествии своем на оный [Заяцкий остров] от погоды . вздумал из часовни сделать церковь во имя святого апостола Андрея Первозванного, и в одну ночь к часовне пристроен алтарь и освящена» [10, с. 13]. Им же собственноручно был поставлен крест на берегу Унской губы в честь спасения во время шторма. На Кий-острове иеромонахом Никоном (будущим патриархом) в 1639 году во спасение от непогоды был поставлен деревянный крест, а после был основан мужской монастырь, названый «Крестным». Современные поморы вспоминают: «Прежде весь берег был в крестах». Обетные кресты и часовни были одной из ярких ландшафтных примет Поморья.
Молитвы и постановка крестов и часовен по обету были частью и поморских промысловых обрядов. Поклонные обетные кресты ставили в благодарность за спасение и на удачу, отправляясь на промысел. Так, на Летнем берегу (д. Яреньга) перед выходом в море на рыбный или зверовой промысел «Кресты ставили, чтобы сёмгу ловить» [6, с. 181]; на Терском берегу поморы ставили кресты на ловлю жемчуга [11].
Море всегда грозило нежданной бедой и даже смертью. «Море возьмет, никого не спросит», - говорят поморы. «Приходит смертный час и на море, а навечно лежать в землю тянет», и тому есть основание: «В смертный час тебя на море не отпоют, не оплачут и поминок нет; хоть и не слышишь сам, а все утешенье, как проводят тебя в землю почестно» [12, с. 161]. Этими интонациями проникнуты поморские плачи об утопших.
В плаче о погибшем на море юноше плачея М. Деревлева (д. Сю-зьма), по воспоминаниям К. Гемп, выплакивала: «... на промысел с отцом хаживал/ Кажинный год за помощника хаживал. / Море наше неласковое осваивал, /Не страшился погоды, волны» ... «Но вот плачея обернулась к присутствующим и, никого не замечая, то распластывая руки в стороны, то с силой прижимая их к сердцу, в слезах зарыдала с безудержным отчаянием:
Море ты наше неспокойное, Кажинный год жизни забираешь, Жен, обездоливаешь, Детушек малых сиротишь,
Невест радости лишаешь. Горе несешь неизбывное, печаль великую. И что ты, ветер, спокой редко знаешь, Как с полуночи задуешь. Засвистишь, Волну вздымаешь высокую, пеной пылишь.
Ох, и страшна волна морская, Холодна, темна, солона волна глубинная, Встанет выше мачты, шире паруса.
Нет ей удержу, утешения нет, Не поставишь ей запрету, Запрету не поставишь, не умолишь, Бушевало и будет бушевать наше море.
Плач о море как-то снял оцепенение присутствующих, многие вздыхали, плакали, переговаривались. Плачея же сникла, она потухшим голосом, растягивая слова, закончила: «Но душа помора знает, море - наш кормилец», запись 1909 года [12, с. 174-176; 13, с. 44-53].
При всех опасностях морские промыслы (лов рыбы, добыча морского зверя) являлись основой жизни. Поморы говорят: «Море - наше поле». Для поморов основным продуктом питания стала рыба - «хлебом насущным», определив особенности поморской кухни. Ее употребляли в течение всего года. Это, в первую очередь, треска (тресёчка), а также сельдь, навага, корюх. Мурманская ценная рыба - палтус, зубатка, а также повсеместно вылавливаемая семга - употреблялась для приготовления праздничных блюд. Повседневной едой была рыба парена -запекаемая в глиняных латках в русской печи, уха из рыбы без приправы или из тресковой печени. Рыбу «душили», такую кислую рыбу употребляли и в пирогах. В ряде мест - на Поморском и Зимнем берегах -треска заменяла мясо, и потому в мясоед считалась скоромным блюдом. Повсеместно пекли рыбники. «Рыбники (или пирог с рыбой, кулебяка), - по наблюдениям этнографов, - были обязательным блюдом на свадебном пиру после венца, в качестве именных даров на родины и крестины, а в земледельческих районах Поморья соленые рыбники пекли к началу косьбы или жатвы» [2, с. 77-79].
Рыболовецкий промысел, охота на морского зверя, извозный промысел - доставка паломников на Соловки, монастырские хозяйственные перевозки требовали большого числа морских судов. Судостроение - изготовление лодок, карбасов, кочей - стало одним из основных видов производственной деятельности во многих прибрежных селах. Во второй половине XIX века центрами судостроения в Поморье исследователи называют Кемь, Сороки, Колежму, Сумский Посад [14]. Морские промыслы породили и такую специальность, как лоцмановское дело. Мастерство поморских корабелов и лоцманов использовал Соловецкий монастырь. Поморские лоцманы помогали Петру I проводить суда в труд-
нодоступные бухты на Белом море. В Нюхче, по местным преданиям, таким лоцманом (коршиком) был Антип Панов, которому царь со своего плеча пожаловал кафтан [7, с. 443], в Сумском Посаде - Антон Тимофеев, который в 1694 году провел корабли Петра I к Нюхче, откуда началось строительство «государевой дороги».
Море определяло социальную организацию мужской общины, с ее высоким уровнем коллективного общественного сознания [2, с. 82-95], необходимом в морских промыслах. Прибрежная часть моря, как земля, делилась общиной. Ловить рыбу в чужом наделе почиталось грехом. Пришвин в своих записках о Поморье упоминает о разделе между деревнями семужных тонь [15, с. 124]. Традиция «делить море» (т. е. распределять участки для лова) доныне сохраняется в поморских деревнях.
Море подчиняло себе хозяйственную деятельность и преобразовывало обрядовые и бытовые традиции. Морские промыслы заменили земледельческие работы, породив свои обычаи, при этом сохранив календарные ориентиры земледельческого обрядового цикла. Так, весен-не-осенний период связывался с проводами и встречей промышленников мурманского трескового промысла, где, как и в каждом значимом цикле работ, особо отмечались начало и конец. Начало этого обрядового цикла носил название проводы: с 1 марта (Евдокии) - до весеннего Николы, - сопровождавшегося в основном семейными обычаями.
«В назначенный для отправки на промысел день промышленники шли семьей на кладбище, где кадили умершим родственникам, выражая надежду на их помощь в предстоящем промысле и прощаясь с ними, так как могли с промысла и не вернуться. После кладбища шли в часовню или церковь, молясь на удачу. Ходили прощаться к живым родственникам и после всего возвращались домой на отвальный обед. Кроме отъезжающего, вся семья и родственники надевали в эти дни праздничные наряды.
Зато встреча - стретины - была поистине общинным праздником. Ежедневно с утра по домам, где ожидали мурманщиков, бегали группы ребятишек, желая попутного ветра, за что получали от хозяек калачи, пряники, орехи; окончив обход, мальчишки залезали на колокольню, высматривая паруса и выкрикивая своеобразные заклички. Вечером по домам ходили группы девушек. и тянули измененными голосами: «Подайте-ткось на поветерь, хозяюшка!» Их тоже одаривали, выставляя шаньги, булки, рыбу в специальное отверстие-окошко для милостыни. Этот обход назывался просить на поветерь».
Перед заходом солнца исполнялся пожилыми женщинами обряд молить ветер, содержащий элементы коллективной женской магии., обращенный к природным силам - ветрам, морю, солнцу. Обряды «про-
сить на поветерь» и «молить ветер» производились в течение всего срока возвращения мурманщиков, пока не вернется последний [2, с. 177].
С Николы Зимнего (6 декабря) начинался зимний морской зверобойный промысел. Весенняя путина начиналась с Благовещения -25 марта [2, с. 153-156].
Среди христианских праздников особо отмечали Николины дни Зимний и Летний, которые приурочивались к промысловой деятельности [2, с. 157; 16; 17]. С Весеннего Николы начинался весенний ход рыбы и икрометание. С погодой в эти дни связывали успешность (неуспешность) промыслов: «Гром на Николу.. рыбакам - к удаче», «если Егорий с водой, Никола с травой, то и Зимний (Никола) будет с навагой и сельдью». На Весеннего Николу (9 мая) происходили жеребьевки рыбных угодий. На Поморском берегу к весенним Николиным дням ждали первых вестей от промышленников с мурманского промысла. На Зимнего Николу (6 декабря) устраивались молодежные вечеринки [2, с. 158].
В 1911 году в д. Сюзьма (Онежский берег) К. Гемп была записана одна из вечериночных песен, интересная тем, что в ней славится (величается) море. Если учесть, что с Зимнего Николы начиналась зимняя путина, то обрядовый характер этой песни очевиден: «эта песня, -пишет К. Гемп, - прощание с вечером, гуляньем. Эту песню пели все, особенно дружно и торжественно:
«Море наше Белое распрекрасное Широко, далеко ты раскинулось, Не шумишь, не пылишь, не волнуешься, Закатилось солнце красное За высоку гору, за морску околицу.
Закраснело небо ясное, Свет последний пал на крутом берегу, Все ветра на покой ушли. Морю Белому распрекрасному Отдаем свой поклон и мы» [12, с. 73].
С поморскими промысловыми традициями соотносили и другие христианские праздники. На Терском берегу, в д. Варзуга, рассказывали: «Покров - промысловый праздник. Церковь раньше была не здесь, а была на устье, очень красивая была. Туда со всех тоней рыбаки приезжали на Покров. Самый разгар сёмги, когда она в реку поднимается. А когда из нее рыбник делали, головой вперед всегда запекали, чтобы рыба шла вверх по течению» [11, с. 55]. Особо почитали св. Петра и Павла: «Петр и Павел - рыбные апостолы, рыбу ловили. У Бога прислужники» (зап. Никитиной - 1997 г., д. Тамица). «На Рождество спрашивали, будет промысел али нет. Сидят мужики у проруби. Ждут. Вытянется зверь из проруби до половины, так скажут, будет
промысел али нет» [11, с. 56]. «На Сретенье Господне тюлень родится -от него и хлеб едим, не с поля, а с моря» [6, с. 177, зап. д. Койда].
Море воспринимается поморами как живое, изменчивое, оно волнуется, хмурится, насылает ветра, предупреждает о непогоде, обещает удачу, наказывает за невыполнение обетов.
Из беседы С.В. Максимова с ямщиком-помором: «Ведь оно у нас так-то никогда не живёт, чтобы покойно стояло, как в ведре бы, примерно, али в кадке: всё зыбит, всё шевелится, всё этот колышень в нём ходит, как вот и теперь бы взять. Нет ему так-то ни днём ни ночью покою: из веков уж знать такое, с той самой поры, как господь его бог в нашей сторонушке просиял. А вот по осени у нас падут ветра, - ай, как оно разгуляется! Взводнишшо (волнение) такой распустит, что без нужды большщой и не суются. И вот гляди, твоя милость!.. никакую дрянь эту наше море в себе не держить. Всё выкиды-вет вон из себя: все эти брёвна, щепы там, что им, - всё на берег мечет. Чистоту блюдёт!» [7, с. 282].
Поморы верили, что свистом можно было вызвать нужный ветер. Вот как это описывает С.В. Максимов: по дороге на Соловки хозяин шхуны «долго, долго смотрел ... против ветра и крутил головой, как будто сердился; затем снял шапку, похлопал себя по лбу и стал зачесывать вихор на правый висок. Опять похлопал себя по лбу и засвистел.
- Что это ты делаешь?
- Ветер хочу раздразнить: вишь ведь, чтоб его!.
- Как будто он тебя послушается? .
- Бывало, и слушался; а коли и не так, так всё как-то на сердце легче, как будто и сделал свое дело-то.» [7, с. 319].
Состояние воды в приливах и отливах как «проявление жизни Белого моря» запечатлено в поморском наречии. «Начало прилива, и именно тот короткий момент, когда вода как бы з а д у м ы в а е т с я и стоит неподвижно..поморы зовут куйпогой и куйпакой. За куйпогой вода з а ж и в е т , т. е. начнет прибывать, с п о л н я т ь с я , и все остальное время прилива носит уже название полой, при-б ы л о й в о д ы . Прилив кончается: вода к о р о т е е т , течение ее делается тише, она вскоре сполнится и через шесть часов от начала прилива буде п о л а я в о д а ; затем она д р о г н е т и начнет з а п а д а т ь (убывать) - и все следующее после того время отлива имеет одно общее название с у х а я , м а л а я в о д а . Таким образом, опять через шесть часов будет куйпога и немедленно следующее за нею начало полой воды» [7, с. 326].
Море вошло в язык поморов, породив названия камней (бак-лыш - надводный огромный камень, корго - подводный камень, пахта - утес, поливуха - камень, стоящий наравне с поверхностью
моря и др. [7, с. 333], что было важным при мореплавании, а также ветров - по наблюдениям поморов, влиявших на движение рыбы (шалоник, побережник, запад, север, морянка) [2, с. 152].
В 1920-х гг. сумпосадским краеведом И.М. Дуровым, первым поморским этнографом, был составлен «Словарь живого поморского языка», включающий более 12000 слов, каждая из словарных статей сопровождена примерами из жизни поморов, описанием обычаев, обрядов, фрагментами народных поэтических произведений, представляющих культуру поморов рубежа XIX-XX в. (В 1934 г. словарь в рукописном виде был передан в Карельский научно-исследовательский институт, где хранился в архиве; лишь в 2011 г. он был опубликован Карельским научным центром РАН. Сам И.М. Дуров был репрессирован в 1938 г.).
В фольклорном наследии Поморья все исследователи отмечают сохранность северорусских традиций в жанровом составе, самом строе произведений, художественной образности. Поморье оказалось хранителем эпических традиций - былин, духовных стихов, баллад, семейно-обрядовой поэзии, лирических песен. Море как поэтический образ в поморском фольклоре встречается нечасто, что позволяет говорить о его позднем включении в состав народной поэзии. Как емкий и многозначный образ оно осмысливается в соответствии со спецификой того или иного жанра.
Так, в былинах, записанных в районах Поморья, море становится эпическим фоном. В былине «Добрыня и змей», записанной на Мезени, Добрыня купается не в Пучай-реке (традиционной для этого сюжета), а в синем море, которое и относит его к змеиным горам - в чем можно видеть стремление исполнителей приблизить эпическое повествование к поморским реалиям.
«... И говорила ему жоланная мамушка: «Ты, сердечно мое дитятко, Никита Добрынич млад, Поедешь ты ко синю морю, Поедешь ты на война страшные,.
Во синем море купаться тебе захочется, В этом синем море есть три струи, Есть три струи, злы, относливы.
Погиб твой родный батюшко, Не купайся в этих злых струях.»
[18, с. 269, № 213, зап. 1957 г.; вариант: Озаровская: 48, зап. от М. Д.
Кривополеновой 1915 г.].
Аналогичную подмену видим в одном из вариантов былины «Илья Муромец и разбойники» (зап. в д. Калгалакша), где привычное чисто поле, по которому ездит Илья, заменено синим морем, хотя это не соответствует смыслу эпизода [19, с. 146].
Известны популярные в Поморье баллады «Братья-разбойники и сестра» и «Дети вдовы», где море входит в канву повествования. В первой балладе рассказывается о вдове, которая отдает замуж дочь «за сине море» «за гостя торгового», через несколько лет дочь с мужем решает навестить мать, но попадает к разбойникам, которые оказываются ее братьями.
В балладе «Дети вдовы» вдова своих незаконнорожденных сыновей «на дощечке на дубовой» отправляет в море во власть провидения.
«И сама она им да приговаривала: «Уж ты пой их, корми, Спас Иисус! Ты на ум их наставь да Богородица» [20, с. 130].
Через несколько лет приходят корабли, корабельщиками оказываются ее сыновья. Таким образом, море здесь составляет и фон повествования, с морем связаны и судьбы персонажей.
В лирические песни поморов море вошло так, как входит в традиционную песню природа, т.е. составляет поэтический фон, образуя символико-психологические параллели, раскрывающие глубину переживаний персонажей. Море в лирических песнях предстает в пейзажных зарисовках: по морю стелется туман, поднимается ветер, из-за моря налетает стадо гусей, в море появляются корабли, за море с птицей девушка шлет весточку милому. Все это обретает символическое звучание, что соответствует поэтике народной лирической песни, где сопоставление картины природы с переживаниями персонажей -традиционный поэтический прием - то, что было названо исследователями художественным (психологическим) параллелизмом.
Так, в одной из поморских лирических песен описание тумана, идущего с моря, передает тревогу девушки и молодца в ожидании предстоящего свидания:
«.Ой, моему-то сердцу спокою нету ни на час, ...
Все не видят-то с неба солнечных лучей, Из лучей-то, лучей не туман не с моря нападал, Из туманичку да частый мелкий дождик проливал.» [18, с. 97, № 49].
В свадебной песне неподвижное, будто застывшее, море символизирует психологическое состояние невесты, ее тоску при расставании с родными.
«Что ты, что ты, синё море, Да ты стоишь, не колыбнешься?...
Да что ты, что ты, Овдотьюшка, Что ты, что ты, Прокопьевна, Ты сидишь, не усмехнишься, Да ты на нас не оглянешься?» [18, с. 204, № 153].
В другой свадебной песне появление молодой жены в доме мужа передает символическая картина, ставшая зачином ряда поморских свадебных песен, где море заменило более традиционные для русских песен сад, лес, поле.
«Из-за синего солоного Да летит стадо серых гусей Да второ стадо - белых лебедей, Да отставала лебедочка, Да отставала лебедь белая Да что-й от стада лебединого. Да приставала лебедочка. Да приставала лебедь белая Да что-й ко стаду серым гусям ...» [19, № 151].
«Художественный образ, - замечает Н.П. Колпакова, - становится символом исключительно в зависимости от его функции; как символика счастья, так и символика горя в ряде случаев использует одни и те же предметы или явления природы, но с противоположным функциональным значением» [21, с. 233]. В поморской лирике это находит свое подтверждение в мотиве «корабль на море».
В лирических необрядовых песнях появление корабля предвещает встречу с любимым, в свадебных песнях - приезд жениха [19, с. 70-71, №№ 60, 153].
«Что ль по синему морю, по соленому, Там уж плыло-выплывало тридцать три корабля, Тридцать три корабля да со единым кораблем, Да со единым кораблем да со удалым молодцом.
По кораблику гуляет свет удалый молодец, Он строгал стружки да перестругивал, Он бросал стружки да во сине море, Обронил-то он свой злачен перстень.» [19, с. 117, № 156].
Величая невесту, воспевая ее достоинства как рукодельницы, пели:
«... Да вона шила, вышивала трои пялышка златые Виноградиё, красно-зеленоё.
Да чтой на первый угол шила сине море со волнамы, Да сине море со волнамы, да со черныма кораблямы.
Да со черныма кораблямы, со белыма парусамы...» [19, с. 110, № 143].
В поморском варианте баллады о полоне «Марья Юрьевна» (Карельский Берег) появление в море корабля - предвестник беды.
«Села-то Марьюшка к окошечку, Да глядит-то она во синё морё, Во синё морё, море солоное.
Увидала она три корабля черненыя, Да забегают оны в гавань корабельну, Да опущают-то паруса полотняны, Бросают-то да якоря булатныя. Опушчают-то да шлюпочки дубовыя.
Верхом убелены, низом украшены. Марьюшка глядит, да ей беда пришла, Беда пришла, да деться некуда. Повезли Марьюшку да Юрьевну во синё море» [19, № 189, зап. 1964 г. в д. Гридино; № 201, зап. 1963 г. в д. Поньгома]; баллада, зап. С.В. Максимовым в 1856 г. в Кандалакше [20, с. 197].
Широкое и многообразное использование мотива «корабль на море», в его красочном наполнении, с традиционными эпитетами (гавань корабельная, паруса полотняные, якоря булатные, шлюпочки дубовые и др.) позволяет признать оригинальность этого мотива, его зарождение и поэтическое оформление в поморской культуре.
Море как символическую параллель использует и частушка:
«Моя думушка волнуется, Как на море волна. Волна на море стихает, Моя дума - никогда» [19, с. 213].
«Бело морюшко глубоко -
Пояском не смеряешь, Милый в морюшко уехал -Вечерком не сбегаешь» (зап. Никитиной, д. Гридино. 1995).
В поморский фольклор входит и другой мотив - «ловля рыбы». В игровых песнях этот мотив получает символическое содержание.
«.Свежа рыбина в шелковом неводу, Красна девица в высоком терему, Да у рыбинки выспрашивает,
У белужинки выведывает: Каково рыбы жить без воды, Также девушке без милого дружка.» [19,с. 92].
В детской потешке (зап. 1926 г. в Сенной Губе Н.П. Колпаковой) имитация рыбной ловли превращена в игру с ребенком:
«Тяну, тяну, Рыбу ловлю. Попало немало. Шши-шш-ши. Ерши хороши» [22, с. 251].
Если в поэтический фольклор море вошло как художественная деталь, символический образ, дающий смысловые параллели, то в народной прозе, активно бытующих жанрах - преданиях, устных рассказах - море входит в канву произведения, определяя содержание рассказов, связанных с морем, историей посадов и деревень, судьбами людей, память о которых бережно сохраняют современные поморы, ощущая себя преемниками традиций.
Старинное поморская село Сумский Посад может служить иллюстрацией того значения, которое Поморье обрело в истории России и вместе с тем, как свидетельство связи поколений, позволяющих и сегодня рассматривать Поморье как особую культурно-историческую территорию.
Сумский Посад был основан в начале XV века. В XVI-XVШ веках это оборонительной форпост, для чего в селе был поставлен острог с шестью башнями, Сумпосал был подворьем Соловецкого монастыря, святость места подтверждалась чудотворными мощами упокоенного в местной церкви соловецкого подвижника Елисея Сумского. В XVШ-XIX веках Сумский Посад - один из крупнейших торговых центров Русского Севера, чему благоприятствовал удобный выход в море. Сюда стягивались товары со всего западного побережья Белого моря, а также Онежского озера, наезжали купцы из Англии, Норвегии и других западных стран. Основными предметами торгов были рыба, меха, соль. Все это определяло зажиточность села, что отражалось в постройках, нарядах женщин, носивших шелка и жемчуга. Это был один из крупных центров судостроения, баллада, зап. С.В. Максимовым в 1856 г. в Кандалакше [20, с. 197]. Здесь ковались якоря и вырабатывалась парусина.
О былом величии Сумского Посада напоминают планировка села - высокие дома, плотными рядами стоящие вдоль реки, дощатые мостовые, сохранившийся монастырский склад. Посреди порожистой реки на островке стоит Петровский бот. И хотя историки уверяют, что это дар великого князя Александра Александровича, посетившего Сумский Посад 7 июля 1870 г. [23, с. 393], жители упорно соотносят его с петровскими временами - даром Петра I за участие сумлян в строительстве «государевой дороги», поскольку в Петре I они видели единомышленника, для которого строительство кораблей, освоение морских путей было одной из важнейших государственных задач. Рассказы о Петре I, записанные в Сумпосаде, очень разнообразны. Одни из них связываются с именованием географических мест (Петровская луда, Петровская пристань, где, якобы, приставали петровские фрегаты). Другие - с петровским кладом, спрятанным на мысе Сумской губы, записи 1969 г. [8, 6, №№ 423, 424. С. 107-108].
В 1870 г. на основании указа Государственного совета в Архангельске и Кеми были открыты «Шкиперские курсы». Тогда же в Куше-реке, Онеге и Сумском посаде были открыты «Мореходные классы», готовившие штурманов, шкиперов, матросов. С 1871 г. сумская школа выпустила 78 капитанов, среди которых родовые сумские фамилии Ворониных, Корольковых, Демидовых, Евтиховых и др. Многие из выпускников вошли в историю Российского флота. Ф.И. Воронин в 1874 г. в заливе Пуховом спас австро-венгерскую эскадру. Вл.И. Воронин был участником полярных экспедиций, возглавляемых академиком О.Ю. Шмидтом. В 1960 г. школа была закрыта. Но здание школы сохранено, как сохраняется и память о знаменитых капитанах.
Сохранение родовой памяти - одна из приметных черт жителей Сумпосада. Каждая семья соотносит себя с родом капитанов или рыбаков, судовладельцев, торговых людей или лесопромышленников. В домах много фотографий и не только семейных, но и старинных снимков самого Посада, его примечательных мест, а также известных людей - например, братьев Ворониных. Снимки переснимают друг у друга, в рамках вешают на стены, относясь к ним как к дорогим реликвиям. Знание истории своего села, ощущение неразрывной связи поколений - отличительные свойства сумлян. Отсюда и характер людей - независимых, гордых и вместе с тем доброжелательных.
Изучение истории своего края, народной культуры, которому посвятил в 1910-1930-х гг. свою жизнь первый краевед Поморья сумля-нин И.М. Дуров, продолжают преподаватели и ученики сумской общеобразовательной школы. Школьный музей насыщен документами, предметами материальной культуры. Это живой музей, ставший одним из культурных центров села. Традиции певческого фольклора, старинную одежду сохраняют участницы сумпосадского самодеятельного коллектива.
В экспедициях 1998-1999 гг. в Поморье сотрудники Института культурного и природного наследия С.Е. Никитина и Н.М. Ведерникова изучали традиционную культуру поморов. Покидая одну из деревень - Летний Берег, попросили женщин на прощанье спеть самое заветное. И услышали.
«На Соловецких островах Дожди, дожди.
Ну, как расскажешь на словах. Как льют дожди?
В конверт письма не уложить Ветра, шторма.
Нет, надо просто здесь пожить -Ты приезжай сама».
Это авторская песня В.И. Вихорева, которая здесь часто звучит по радио. А потом женщины также дружно спели другую популярную песню, с особым чувством выпевая слова: «И все-таки море останется морем, / И нам никогда не прожить без морей».
Так море остается важнейшим фактором, неразрывными узами связывающим прошлое и настоящее.
Литература
1. Ключевский В.О. Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае // Соч. в 9 т. М., 1990. Т. 8.
2. Бернштам Т.А. Народная культура Поморья. М., 2009. С. 428.
3. Померанцева Э.В. Мифологические персонажи в русском фольклоре М: «Наука». 1975.
4. Озаровская О.Э. Бабушкины старины. 2-изд-е. М., 1922.
5. Теребихин Н.М. Сакральная география Русского Севера. Архангельск. 1993.
6. Ведерникова Н.М., Никитина С.Е. Соловки в памяти поморов. М., 2014.
7. Максимов С.В. Куль хлеба. Рассказы и очерки. Избранное. Лениздат. 1987. С. 156.
8. Криничная Н.А. Предания Русского Севера. СПб.: «Наука». 1991. С. 237.
9. Костин А.Н. Из опыта работы Шуерецкой сельской библиотеки-музея. http://belomjrye.com\mdex.php?optюn=com_ххвcontent&view=artikle&id=ll&Itemid=4.
10. Челищев П.И. Путешествие по северу России в 1791 г. М., 1909. Первое изд.: СПб., 1886.
11. Терские поморы. СПб., 2007.
12. Гемп К. Сказ о Беломорье. Архангельск, 1983.
13. Федосова И.А. Избранное. Петрозаводск, 1981
14. Богословский П.О. О Беломорском судостроении // Историко-литературный альманах «Соловецкое море». № 1, 2000. Архангельск. С. 19-33.
15. Пришвин М. За волшебным колобком / Избранное. М., 1971.
16. Ефименко П.С. Материалы для этнографии русского населения Архангельской губернии. М., 1878. Ч. 2.
17. Дуров И.М. Словарь живого поморского языка. Петрозаводск, 2011.
18. ПФМ - Песенный фольклор Мезени. Л.: «Наука». 1967. с. 367.
19. КП - Русские народные песни Карельского Поморья. Л.: «Наука». 1971. С. 452.
20. Балашов Д.М. Народные баллады / Вступ. часть, подготовка текстов, примечания Д.М. Балашова. Л., 1963.
21. Колпакова Н.П. Русская народная бытовая песня. М.-Л., 1962.
22. Лойтер С.М. «Детский фольклор Заонежья», Кижский вестник, вып. 9. Петрозаводск, 2004. С. 251.
23. Случевский К.К. Поездки на север России в 1885-1886 годах. М., 2009.
SEA IN TRADITIONAL CULTURE OF POMORIE
N. Vedernikova
sds46@yandex.ru
Heritage Institute Moscow, Russia
Abstract: Sea is considered to be the landscape dominant of Pomorie, that determined features of its spiritual culture, marine trades and crafts. Data, received during the Heritage Institute expeditions, also examined, witness preservation of Pomors' culture basis and continuity of traditions.
Keywords: sea, pomors, Solovetsky Islands, traditions, crafts, pomors' folklore, Sumskiy Posad
For citation: Vedernikova N., Sea in traditional culture of Pomorie. Heritage and Modern Times. 2019; 3(4^44-60.
References
1. Klyuchevskij V.O. Xozyajstvennaya deyatelvnostv Soloveczkogo monastyvrya v Be-lomorskom krae // Soch. v 9 t. M., 1990. T. 8.
2. Bernshtam T.A. Narodnaya kuTtura Pomorvya. M., 2009. S. 428.
3. Pomeranceva E\ V. Mifologicheskie personazhi v russkom foFklore M: «Nauka». 1975.
4. Ozarovskaya O.E\ Babushkinyv stariny\ 2-izd-e. M., 1922.
5. Terebixin N.M. SakraFnaya geografiya Russkogo Severa. ArxangeFsk. 1993.
6. Vedernikova N.M., Nikitina S.E. Solovki v pamyati pomorov. M., 2014.
7. Maksimov S. V. KuT xleba. Rasskazyv i ocherki. Izbrannoe. Lenizdat. 1987. S. 156.
8. Krinichnaya N.A. Predaniya Russkogo Severa. SPb.: «Nauka». 1991. S. 237.
9. Kostin A.N. Iz opyvta rabotyv Shuereczkoj seFskoj biblioteki-muzeya. http://belomjrye.com\index.php?option=com_xxvcontent&view=artikle&id=11&Itemid=4.
10. Chelishhev P.I. Puteshestvie po severu Rossii v 1791 g. M., 1909. Pervoe izd.: SPb., 1886.
11. Terskie pomoryv. SPb., 2007.
12. Gemp K. Skaz o Belomorve. ArxangeFsk, 1983.
13. Fedosova I.A. Izbrannoe. Petrozavodsk, 1981
14. Bogoslovskij P.O. O Belomorskom sudostroenii // Istoriko-literaturnyvj aFmanax «Soloveczkoe more». № 1, 2000. ArxangeFsk. S. 19-33.
15. Prishvin M.Za volshebnyvm kolobkom / Izbrannoe. M., 1971.
16. Efimenko P.S. Materialyv dlya evtnografii russkogo naseleniya ArxangeFskoj gu-bernii. M., 1878. Ch. 2.
17. Durov I.M. Slovarv zhivogo pomorskogo yazyvka. Petrozavodsk, 2011.
18. PFM - Pesennyvj foFklor Mezeni. L.: «Nauka». 1967. s. 367.
19. KP - Russkie narodnyve pesni KareFskogo Pomorvya. L.: «Nauka». 1971. S. 452.
20. Balashov D.M. Narodnyve balladyv / Vstup. chastv, podgotovka tekstov, primechaniya D. M. Balashova. L., 1963.
21. Kolpakova N.P. Russkaya narodnaya byvtovaya pesnya. M.-L., 1962.
22. Lojter S.M. «Detskij foFklor Zaonezhvya», Kizhskij vestnik, vyvp. 9. Petrozavodsk, 2004. S. 251.
23. Sluchevskij K.K. Poezdki na sever Rossii v 1885-1886 godax. M., 2009.
Сведения об авторе
Ведерникова Наталья Михайловна,
фольклорист, искусствовед, кандидат филологических наук, исследователь живой традиционной культуры российской провинции, в 1993-2014 гг. - ведущий научный сотрудник Института Наследия. E-mail: sds46@yandex.ru
Author of the publication
Natalia Vedernikova, folklore specialist, art critic, Ph.D in Philology, Russian province live traditional culture researcher, in 1993-2014 - a leading research fellow of the Heritage Institute. E-mail: sds46@yandex.ru
Дата поступления 14.11.2019
