CC BY
162
МОРАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИИ ОБЛИК ВОЕННОСЛУЖАЩИХ ВЕРМАХТА НА ВОСТОЧНОМ ФРОНТЕ В КОНЦЕ 1941 - НАЧАЛЕ 1942 г.
С.Н. Молотков
Molotkov S.N. The moral and psychological character of the Wehrmacht servicemen at the Eastern front at the end of 1941 and the beginning of 1942. The article contains a detailed account of the issue.
Известно, что победа в войне достигается той армией, чье превосходство в силах становится подавляющим, полководцы более искусны и решительны, солдаты верят в победу над врагом. Морально-психологическое состояние войск занимает особое место среди слагаемых побед, так как именно в ключевые моменты сражения, на этапах перелома в ходе войны этот фактор определяет успех.
В отечественных военно-исторических трудах содержатся в основном общие сведения о состоянии дисциплины, нравственных устоях военнослужащих фашистской Германии во время битв под Москвой, Сталинградом, Курском, в ходе решающих операций советской армии в 1944-1945 годы. Специальных исследований по данной теме нет. Можно лишь выделить работу М.Ю. Мягкова [1], одна из глав которой посвящена рассмотрению боевого духа и дисциплины немецкого солдата во время сражений под Москвой.
Между тем требуют объяснения ожесточенное сопротивление немецких войск наступлению Красной Армии и в то же время неспособность личного состава германской армии идти на самопожертвование в безвыходных ситуациях, которое было присуще советским солдатам.
Можно выделить несколько основных факторов, от которых зависело морально психологическое состояние военнослужащих фашистской Германии в ходе войны против СССР: иные, нежели в Центральной Европе и Западной Европе природно-климатические условия; положение на фронте в целом и непосредственно на конкретном участке, где находился военнослужащий; отношения с сослуживцами и доверие к командному составу; материальное обеспечение военнослужащих; качество боевой подготовки; положение в германском тылу; появление но-
вых видов вооружения; эффективность немецкой и советской пропаганды.
Воспитание военнослужащих вермахта, укрепление их боевой морали неразрывно связано с внедрением в их сознание нацистской идеологии. Немецкий солдат получал вполне определенный багаж знаний, формирующий его поведение в тылу и на фронте.
До начала войны с СССР немецкое командование не могло открыто вести пропаганду против советской армии. Одним из методов поднятия морального духа солдат было внушение им чувства превосходства над любым противником. Позже такая политика привела к недооценке врага на Восточном фронте. Об этом свидетельствуют многие высшие офицеры фашистской Германии. Так, начальник штаба 4-й армии генерал Г. Блюментрит писал: «Многие из наших руководителей сильно недооценивали нового противника. Это произошло отчасти потому, что они не знали ни русского народа, ни, тем более, русского солдата. Некоторые наши военачальники <...> не имели малейшего представления о <...> стойкости русского солдата» [2]. Успехи в начальные месяцы войны с Советским Союзом не давали германскому военному командованию повода усомниться в высоком моральном потенциале военнослужащих вермахта. «Начиная с 22 июня, - вспоминал Г. Блюментрит, - немецкая армия шла вперед от победы к победе... 12 октября, когда сражение за Вязьму в основном закончилось, мы с гордостью могли смотреть на наше прошлое и с уверенностью -в будущее» [2, с. 91]. Вместе с тем упорное сопротивление советских войск под Смоленском, Киевом вызывало у германских войск чувство раздражения действиями противника, а также недовольство рядового солдата складывающейся обстановкой, неудовлетворенность результатами боев.
В целом же моральное состояние немецких солдат и офицеров в первые месяцы войны было стабильным, пронизанным уверенностью в победе. У военнослужащих группы армии «Центр» не возникало сомнений в том, что война закончится еще в 1941 году. К началу операции «Тайфун», направленной на захват Москвы, личному составу группы фон Бока внушалась мысль, что предстоит победный штурм советской столицы, определяющий исход войны. Передача группе дополнительных резервов должна было укрепить у германских солдат чувство своего полного превосходства над противником. Но наступление группы армии «Центр» на Москву во второй половине октября 1941 года не принесло ей решающего успеха. В войсках начали распространяться настроения неуверенности за исход кампании. «Когда мы вплотную подошли к Москве, - отметил Блюментрит, - настроение наших командиров и войск вдруг резко изменилось. С удивлением и разочарованием мы обнаружили в октябре и в начале ноября, что разгромленные русские вовсе не перестали существовать как военная сила. Все это было для нас полной неожиданностью. В войсках теперь с возмущением вспоминали напыщенные октябрьские заявления нашего министра пропаганды» [2, с. 91]. Из уст военнослужащих раздавались резкие высказывания в адрес военного командования и «... руководителей, восседавших в Берлине. В войсках считали, что политическому руководству пора побывать на фронте и своими глазами посмотреть, что там делается» [2, с. 92]. В «Особом донесении» командира 2-го батальона в штаб 481-го пехотного полка от 10 ноября 1941 года говорилось: «.Настроение в подразделении весьма не важное, главным образом из-за того, что конца войны сейчас еще не предвидится. Настроение, по моему мнению, приближается к настроению немецких солдат в Первую мировую войну, конкретно в 1917-1918 годы. Наступательный подъем появляется в момент последнего прорыва, когда их охватывает бешенство; выжидание в обороне они считают в порядке вещей, так как опасаются изменения обстановки к худшему.» [1, с. 207].
Угнетающе воздействовали на немецких солдат совершенно иные природно-климатические условия. «Психологическое влияние
этой страны на среднего немецкого солдата было очень сильным, - констатировал генерал Г. Блюментрит, - он чувствовал себя ничтожным, затерянным в этих бескрайних просторах. .Россия явилась истинным испытанием для наших войск <...> Человек, который остался в живых после встречи с русским солдатом и русским климатом, знает, что такое война. Ужас еще усиливается меланхолическим, монотонным характером русского ландшафта, который действует угнетающе, особенно мрачной осенью и томительно долгой зимой» [2, с. 72].
Погодные условия влияли не только на общее психическое состояние военнослужащих, они нарушали отлаженный механизм взаимодействия частей. Сформированная еще в 1939-1941 годах коммуникационная структура стала давать сбой. Генерал Г. Гу-дериан в своей книге «Танки - вперед» пишет: «С наступлением распутицы немецкий солдат оказался в незнакомой крайне тяжелой обстановке. Ему пришлось напрячь всю силу воли, чтобы не утонуть в этом море грязи и перенести затем наступившие морозы» [3]. Все это мешало немецкому солдату вести боевые действия так, как это было на Западном фронте. По свидетельству командира 3-й танковой группы генерал-полковника Г. Гота, «моральный дух личного состава подавлен огромной территорией и пустынностью страны, а также плохим состоянием дорог и мостов ... Значительное влияние на состояние морального духа личного состава оказывало также упорное сопротивление противника, который неожиданно появляется повсюду и ожесточенно обороняется» [4].
Боевые действия во второй половине ноября - первых числах декабря 1941 года привели германское командование к осознанию того факта, что в моральном состоянии военнослужащих вермахта происходит надлом. Это было связано, прежде всего, с положением на фронте, а также с недостаточным снабжением немецких частей и неподготовленностью личного состава к наступившим холодам. Непосредственный участник битвы за Москву Б. Винцер в своей книге «Солдат трех армий» так описывал сложившуюся ситуацию: «После первых снегопадов внезапно ударили морозы, они сковали всякое движение. Часовых в окопах нужно было сменять каждые полчаса. Нельзя было
браться за оружие без рукавицы, иначе руки примерзали к железу. Участились случаи, когда люди обмораживали ноги, руки, лицо. Если раненых не удавалось сразу вынести за линию огня, они погибали мучительной смертью. Павшие в бою за короткий срок окоченевали; трупы, изуродованные судорогой, укладывали как дрова, штабелями, в сараях, так как их невозможно было похоронить в земле. Оставшиеся в живых прятались в бункерах и избах. Только солдаты, стоявшие снаружи на часах или выполнявшие иную службу, получали полушубки и валенки, добытые в России. Вера в непогрешимость верховного руководства сменилась беспокойством и мрачным предчувствием. Но немецкие солдаты сражались и мерзли на льду и снегу, потому что этого требовала железная дисциплина» [5]. Немецкое командование было вынуждено признать неподготовленность солдат к ведению боевых действий в условиях русской зимы. «Прибывшие на самолете солдаты были одеты в длинные брюки и ботинки со шнурками. Часто у них не было шинелей и одеял. Таким образом, солдатам суждено было провести свою первую зиму в России в тяжелых боях, располагая только летним обмундированием», - писал генерал Г. Блюментрит [2, с. 90]. Особую роль в это время сыграли заболевания немецких солдат в результате простуды, которые достигли зимой 1941-1942 годов 228 тысяч. Причиной этих заболеваний явились внезапное наступление зимних холодов, недостаток теплого обмундирования и, прежде всего, отсутствие опыта пребывания в морозном климате [6].
Отсутствие в войсках в должном количестве теплой одежды стало серьезной проблемой для немецкого командования. В донесении штаба 9-й танковой дивизии от 2 ноября 1941 года отмечалось: «Особенно скверно дело с обувью, 30 процентов которой непригодно для носки, не хватает белья, смена которой не проводилась 3-4 недели. Совершенно отсутствует какое-либо зимнее обмундирование» [7].
Кроме того, в войсках ощущалась нехватка самых необходимых продуктов питания. По воспоминаниям полковника
В. Штейдле, «.фронтовики, в ободранном обмундировании, производили по сравнению с хорошо одетыми тыловиками жалкое впе-
чатление. Но в те дни солдаты раздобыли то, что они видели лишь изредка, - получили бутылку пива, сигареты, колбасу, сыр, шоколад» [8].
Начало советского контрнаступления под Москвой вызвало у значительной части военнослужащих немецкой армии паническое настроение. Многие солдаты и офицеры вермахта осознали, что рассчитывать на скорое завершение кампании теперь не приходится, а счастливое возвращение домой - под большим вопросом. Генерал К. Типпель-скирх в своей книге «История второй мировой войны» признавал: «Ни один приказ не мог уже сдвинуть эти войска, которые ценой нечеловеческих усилий сделали все возможное и вынесли невыразимые тяжелые испытания. ... В связи с изменением положения на фронте наряду с военными проблемами возникла еще более важная психологическая проблема. Создалась угроза того, что командование и войска под влиянием русской зимы и вполне понятного разочарования в быстром исходе войны не выдержат морально и физически. Нам грозила судьба Наполеона» [9].
Появление аналогий с неудачным наполеоновским походом 1812 года удручающе действовало на личный состав германской армии. Уже упомянутый генерал Г. Блюментрит пишет: «Воспоминания о Великой армии Наполеона преследовали нас, как привидение. Книга мемуаров наполеоновского генерала Коленкура, всегда лежавшая на столе фельдмаршала фон Клюге, стала его библией. Все больше становилось совпадений с событиями 1812 года» [2, с. 93].
Моральные силы немецких солдат были перенапряжены. Осознать тот факт, что Германия может проиграть в войне, им не давал накал боев, а также страх за собственную жизнь и жизнь своих фронтовых товарищей. Но зато они отчетливо понимали, что можно погибнуть, так и не взяв Москву. Солдаты стали воспринимать себя жертвами войны. Дисциплина, стойкость, умение наступать и обороняться отличали немецкого солдата в 1939-1941 годы. Но условия, при которых проходило отступление в декабре 1941 года, заставило германское военное руководство пересмотреть свои прежние оценки морального потенциала вермахта. Под Москвой участились случаи дезертирства и членовредительства. «Если кто-либо оказывался на
ничейной земле между фронтами, то по нему огонь спереди, а также, угадав его намерения, и сзади, пока ему не удавался спасительный прыжок в укрытия советского окопа. Он (солдат) через ломоть хлеба выстрелил себе в ногу, чтобы вернуться к себе на родину. Было установлено членовредительство, и военный трибунал приговорил его к смертной казни. Случаи членовредительства стали учащаться» [5, с. 203]. Случаи дезертирства - явление, достаточно распространенное в любой армии, но для фашистской Германии, чья идеология основывалась на принципах милитаризма и воинской доблести, это свидетельствовало о подавлении фронтовыми реалиями идеалов, воспитанных германским государством.
Военное командование понимало, что обычными мерами восстановить положение на фронте практически невозможно. На свет появляется директива, запрещающая отступление и приказывающая держаться до последнего. Принимались самые строгие меры к трусам и паникерам. Именно в этой ситуации была выдвинута формула войны - «или все, или ничего». Немецкие солдаты теперь должны были или выиграть в войне с СССР, или погибнуть - другого выхода у них не было.
Зимой 1941-1942 годов частям вермахта приказывалось уничтожать все оставляемые населенные пункты. Немецкое командование считало, что жестокость по отношению к гражданскому населению должна восстановить боевой дух военнослужащих. Резко выросло значение пропаганды. Она должна была укрепить в сознании солдат образ «кровожадного и безжалостного противника», не оставляющего в живых раненых и расстреливающего пленных. Это призвано было развеять у солдата всякую мысль о возможностях компромисса в войне. Пропаганда возымела свое действие. Боязнь оказаться в советском плену стала важнейшим мотивом поведения немецких солдат на фронте. Так, согласно показаниям рядового 1-й роты 553-го пехотного полка 329-й пехотной дивизии Вальтера Г., захваченного в плен на Калининском фронте летом 1942 года, явствовало: «.В то, что русские расстреливают пленных, верят очень многие. Об этом часто говорят офицеры и пишут все газеты. При сдаче в плен теряется всякая надежда на воз-
вращение обратно к себе на родину. А это для каждого очень дорого. Я и теперь уверен, что меня расстреляют. Германии мне больше не видать.» [1, с. 211-212]. Получая информацию из газет и радио, немецкие солдаты не задумывались о ее правдивости. Им сообщалось то, что они хотели и должны были услышать: «О том, что разыгралось под Москвой, в газетах не было ни слова. Сообщения о советском наступлении маскировались утверждениями о выравнивании фронта, запланированном занятии новых исходных позиций. Генерал Диттмар (официальный военный обозреватель гитлеровской Германии) сопроводил в радиокомментариях серию поражений высокопарными словоизвержениями» [8, с. 124].
Неоднозначной была оценка эффективности советской пропаганды, ориентированной на фашистских захватчиков. По мнению генерала Г. Блюментрита, «.русская пропаганда сводилась к разбрасыванию с самолетов листовок со скучным, грубо выполненным изображением покрытых снегом русских степей, усеянных трупами немецких солдат. Эта пропаганда не производила должного впечатления на наши войска» [2, с. 99]. Однако зимой 1941 года немецкая цензура, проверяющая солдатские письма домой, обнаружила, что военнослужащие стали прикладывать к своим посланиям советские агитационные листовки. К примеру, в дневнике погибшего унтер-офицера штабного взвода 162 пехотного полка 61-й пехотной дивизии Г. Пушмана в ноябре 1941 года была сделана следующая запись: «Сегодня русские самолеты засыпали нас листовками. Это уже не первый раз. Читали почти все, даже офицеры. Советские листовки помогают понять, что именно происходит. Меня всегда поражала способность комиссаров просто и ясно изложить самый сложный вопрос.» [1, с. 208]. Менявшееся видение конкретной ситуации и войны в целом позволяло немецкому солдату задуматься о своей роли в этой войне.
В начале января 1942 года наступление советских войск под Москвой продолжало успешно развиваться. Неудачи в боях, большие потери, суровая погода негативным образом действовали на настроения военнослужащих. Все труднее удавалось удерживать солдат на позициях. Бывший командир 47 танкового корпуса генерал-лейтенант
Р. Бамлер в послевоенном письме автору книги «Германские генералы - с Гитлером и без него» Л.А. Безыменскому пишет: «Я вспоминаю такие картины: пехотинцы бредут по снежным полям, не желая отправляться в окопы и бросая оружие. Даже некоторые офицеры бежали с передовой, крича, что продолжать бой не имеет смысла: все равно все перемерзнут или будут убиты. Отступление от Москвы произвело на всех нас ужасное впечатление. Я утверждаю, что отступление 1941-1942 годов было исходным пунктом большого военного кризиса, от которого немецкая армия ни материально, ни морально так и не смогла избавиться» [10].
В этой связи не удивительно, что зимой 1941-1942 годов многие немецкие солдаты использовали в своих письмах домой слова «ад», «пекло», «адский котел» для описания ужасов войны. Солдат Ги Сайер, в опубликованных после войны воспоминаниях «Последний солдат Третьего рейха» писал: «Я не такой, как те, кто не воевал. Я - солдат, и, стало быть, другой, потому что побывал в кромешном аду и теперь знаю страшную правду фронтовых будней» [11].
Многие письма с фронта в начале 1942 года свидетельствовали об усталости немецких солдат от войны. Солдаты ждали окончания войны, избавления от выпавших на их долю страданий. Единственной «нитью», связывающей их с «прошлой жизнью», были письма из дома. Нельзя отрицать того факта, что настроение солдат во многом зависит от ситуации, в которой находятся их семьи. Эмоциональный подъем, прослеживающийся в письмах из дома в первые месяцы войны, сменился предчувствием трагедии: «Письма от родных к нам доходили редко и со значительным опозданием. В письмах то и дело звучал вопрос, который можно было прочесть и на лицах некоторых солдат: Зачем все это?» [5, с. 198]. Увеличилось число военнослужащих, обратившихся к религии. Обесценивание человеческой жизни, кровавая бойня - все это заставляло думать о библейском апокалипсисе как наказании за совершенные преступления.
К концу февраля 1942 года контрнаступление советских войск приостановилось. Начался переход к позиционной войне. С приходом весны немецкое командование развернуло пропаганду нового решительного на-
ступления. Тем не менее, отступление под Москвой имело для вермахта роковые последствия. Изменились в худшую сторону взаимоотношения между военнослужащими. Возрос процент проступков, ранее считавшихся недостойными солдат вермахта. Подтверждением этому служат выдержки из записной книжки погибшего немецкого офицера (фамилия неизвестна), где приводятся темы бесед с личным составом его подразделения. Предметом бесед становятся кражи у товарищей, грабежи, драки, то есть явления, ранее не свойственные германской армии. Ухудшение психологического микроклимата во многих подразделениях стало одной из составляющих морального состояния германской армии [1, с. 288].
Огромное влияние на моральное состояние немецких солдат оказывали тяжелые потери в боевой технике и вооружении, а также появление качественно новой советской военной техники. Фельдмаршал Клейст писал об этом: «Советская боевая техника и оружие были отличного качества еще в 1941 году, особенно танки. Русский танк Т-34 был самым лучшим танком в мире» [12]. Воздействие этого русского танка (Т-34) на моральный дух немцев, пожалуй, было больше, чем фактические потери немцев на полях сражений. «Это - чудо-оружие, - писал немецкий танкист в своем рапорте, - которое сеет ужас и страх, где оно появляется» [12, с. 316]. В войсках возникает так называемая «танкобоязнь», психологическая проблема, специально обсуждавшаяся немецкими командирами [2, с. 94].
Одной из причин серьезных потерь вермахта под Москвой стала недостаточная подготовленность нового пополнения к боевым действиям. В войска прибывали солдаты, прошедшие ускоренный курс обучения, морально-психологически не подготовленные к обстановке на Восточном фронте. Б. Винцер отмечал, что в результате неправильной подготовки пополнение вермахта прибывало на фронт с такими наивными представлениями, что мы бы не удивились, если бы эти молодые солдаты отмечали отсутствие центрального отопления и комфортабельных туалетов [5, с. 214].
Таким образом, в результате битвы под Москвой изменился сам характер войны, что повлияло на ее восприятие военнослужащи-
ми вермахта. План блицкрига был сорван, и война приобретала затяжной характер. Крах концепции «молниеносной войны» не только ухудшил положение Германии, но и способствовал моральному надлому немецких фронтовиков. Война с СССР приобрела для них новое видение. В ходе западной кампании у многих немцев сложилось представление, что современная война - это война машин. Использование максимального количества техники обеспечивало продвижение вперед. Однако уже в первые месяцы войны на Восточном фронте стало ясно, что потери Германии будут намного больше, чем на Западе. В полной мере проявился дисбаланс между размерами советской территории, климатом в России и наличием в немецких соединениях достаточного количества военной техники и других средств. В результате человеческий фактор в войне с СССР стал играть решающую роль, и от уровня психологической подготовленности немецких солдат здесь, зависело намного больше, чем на Западном фронте. Провал наступления немецкой армии на Москву, контрнаступление советских войск зимой 1941-1942 годов потрясли германскую армию. Дальнейшие боевые действия весной 1942 года ассоциировались многими немецкими солдатами и офицерами с неудачной войной 1914-1918 годов. Память о поражении Германии в Первой ми-
ровой войне, которая была заглушена эйфорией побед 1939-1940 годов, вновь напомнила о себе.
1. Мягков М.Ю. Вермахт у ворот Москвы. 1941— 1942. М., 1999.
2. Роковое решение. М., 1958. С. 64.
3. Гудериан Г. Танки - вперед. М., 1957. С. 73.
4. Гот Г. Танковые операции. М., 1961. С. 108.
5. Винцер Б. Солдат трех армий. М., 1973. С. 199-200.
6. Мюллер-Гиллебранд Б. Сухопутная армия Германии 1933-1945: В 3 т. М., 1959. Т. 3.
С. 28.
7. Рейнгард К. Поворот под Москвой. Крах гитлеровской стратегии зимой 1941-1942 г.: Ист. очерк. М., 1980. С. 145.
8. Штейдле Л. От Волги до Веймера. Мемуары немецкого полковника командира полка 6-й армии Паулюса. М., 1973. С. 121.
9. Типпелъскирх К. История второй мировой войны: В 2 т. СПб., 1994. Т. 1. С. 201.
10. Безыменский Л.А. Германские генералы - с Гитлером и без него. М., 1964. С. 248-249.
11. Сайер Г. Последний солдат Третьего Рейха. М., 2003. С. 6.
12. От Мюнхена до Токийского залива. Взгляд с Запада на трагические страницы Второй мировой войны. М., 1992. С. 237.
Поступила в редакцию 10.09.04.
