CC BY
77
УДК 13:27 «09/16»
В.Н. Луговой (Тула, ТулГУ)
МОНИЗМ РЕЛИГИОЗНОГО СОЗНАНИЯ СРЕДНЕВЕКОВОЙ РУСИ
Кратко анализируются аспекты становления русской религиозной ментальности, рассматривается ее исторический и социокультурный контекст.
История Киевской, средневековой Руси начинается эпохой формирования древнерусской государственности, связанной со сложением комплекса религиозных, политических, культурных, экономических представлений. Фактически итогом данного процесса явилось возникновение целостного мировоззрения русского народа, включая его религиозную ментальность.
Начиная рассмотрение вопроса о религиозном сознании средневековой Руси, целесообразно указать на влияние Византии, которая принесла на Русь православную веру и дала мощный импульс к развитию христианского типа сознания.
Византия располагалась к югу от Киевской Руси, сразу за черным морем - восточная наследница расколовшейся Римской империи. Ее население составляли не только греки, но и сирийцы, копты, армяне и др. В Х-Х1 веках, к моменту возникновения Киевской Руси, византийские города переживали период своего расцвета - прогресс строительной техники, точных и естественных наук, особенно математики, астрономии и медицины. Византийское мореходство и торговля, несмотря на конкуренцию арабов и норманнов, играли главенствующую роль в бассейне Средиземного моря, а Византийская золотая монета («безант») высоко котировалась на рыночных территориях от Евфрата до Гибралтара.
Все это помогло Византии заметно обогнать в своем развитии многие государства Востока и Запада. Несомненно, по уровню образованности, по напряженности духовной жизни, по интенсивности и глубокой одухотворенности того же изобразительного искусства, отображающего культурную специфику эпохи, Византия на многие века опередила страны средневековой Европы. Развитая государственность, религия, наука, ремесла и искусство достигали здесь крайне высокого уровня, так что для Киевской Руси оказалось вполне выгодным установление дружеских отношений и воспроизводство культурных феноменов этого государства. Заимствования культурных, социальных и государственных артефактов византийского общества Русью обусловило
преемственность мышления, религиозных и общественных идеалов двух державных территорий.
Прежде всего, многое было перенято в сфере государственности. Византия была самодержавной монархией, власть императора не ограничивалась никаким регламентом или договором. Византийская церковь полностью подчинялась государству. Христианство, ставшее государственной религией еще в IV веке, и оказалось надежной опорой императорской власти, освятив ее теократической идеей. Именно в Византии выкристаллизовалась одна из фундаментальных парадигм средневековой идеологии - идея союза христианской церкви и «христианской империи». Именно в Византии возник культ императора -«правителя всей православной ойкумены», обряд церковного венчания на царство, появившийся в V веке, также сложился в Византии. Многое из этого было практически полностью копировано в позднейшей период существования Российской империи: неограниченное самодержавие,
подчинение церкви государству, признание исключительности Российского государства как покровителя православных христиан и славян, имперская великодержавная идеология [1].
Киевская Русь, восприняв от Византии громадный запас знаний и насыщенную религией культуру, получила огромный стимул в развитии. К примеру, в Киеве времен Владимира Мономаха насчитывалось около 50-60 тысяч населения, когда Париж и Лондон с трудом достигали 30, соответственно и другие города Киевской Руси были довольно крупными и хорошо развитыми соразмерно сложившейся исторической ситуации. Однако подобные прогрессивные темпы продолжались не долго, с началом междоусобных войн развитие заметно затормозилось.
Преемственность между Русью и Византией привела к тому, что основой религиозного мировоззрения Руси стало христианство, а основной идеей было то, что существует единство между Богом и тварным миром. Нет разделения на мир земной и Царствие Небесное, в самом мире существует единство всех живых существ релятивно консубстанциональности Лиц Пресвятой Троицы. Ни о каком разделении сознания на религиозное и светское речи быть не могло, поскольку все социальное бытие проникалось стремлением к единому религиознообщественному идеалу.
Русь заимствовала у Византии и систему представлений о взаимоотношениях Церкви и государства. Согласно византийскому учению (в последствии принятому и Россией), Церковь и государство являются двумя божественными дарами человечеству, т.е. два порядка вещей, вытекающих из единого источника - воли Бога, во имя этой воли долженствующих быть в полном согласии между собой. Церковь ведает делами духовными, божественными, а государство - человеческими, земными. Государство следит за сохранением церковных догматов,
Церковь же, вместе с государством, направляет общественную жизнь по богоугодному пути. Синтез целей государства и Церкви обуславливает возможность их признания в роли взаимодополнительных функций одного и того же социального организма. Весомая роль в данной системе отводилась светскому правителю, что, возможно, и привлекло в свое время расположенность князя Владимира. Русский вариант теократии пошел по пути усвоения государственной властью священной миссии, т.е. правитель признается наместником Бога на земле, является помазанником Божиим, что гарантировало непререкаемый авторитет единовластию. Укреплению этой теории власти послужили и некоторые законы византийской империи, которые известны и на церковнославянском языке. Русские церковные круги позаимствовали от Византии концепцию священной миссии царской власти, и в XVII веке греческие патриархи утверждали, что русские цари преемственно получили власть византийских императоров, в последующие же века эта теория на Руси продолжала развиваться различными церковными служителями.
Ярым апологетом священной миссии царя выступил Иосиф Волоцкий - выдающийся церковный деятель и писатель конца XV и начала XVI века. Царь, согласно его убеждению, ответственен перед Богом не только за себя лично, но и за всякого человека в его царстве. С еще большей откровенностью сакральный характер царской власти, ее церковную принадлежность выразил Иоанн Грозный. Еще в посланиях старца Филофея царь именуется «хранителем православной веры» как имеющий церковные задачи и власть, а Митрополит Макарий (современник Иоанна IV) доходит уже до такой формулы: «тебя, государь, Бог, вместо Себя, избрал на земле и на престол вознес, поручив тебе милость и жизнь всего великого Православия» [2]. Именно поэтому у русского народа отношение к царю было на грани отношения к Богу, он признавался действительным помазанником Божиим, эталоном справедливости, и воспринимался только в положительном ракурсе. Различные «нестроения», происходящие в государстве, списывались на козни бояр или приближенных к царю, но никак не на саму державную персону.
Церковь по мере возможности всячески способствовала формированию картины мира, ядро которой составили бы единый Бог и самодержавный царь. Митрополит Макарий в своих трудах, рассуждая о тождественности горнего и дольнего, указывает на то, что семья есть малое государство, в котором глава семьи - государь, прочие же домочадцы его подчиненные (в совокупности царство), в то же время семья есть и малая Церковь (божественное учреждение). В одном элементе, таким образом, сливается мирское и божественное, образуя Царствие Небесное. Историк Костомаров, в свою очередь, отмечает: «Князь имеет власть как над светскими, так и над духовными особами, и
свободно, по своему произволу, распоряжается жизнью и имуществом всех... они открыто признают, что воля князя есть воля Бога, и что князь делает, то делает по воле Божией...» [3].
Вышесказанное позволяет сделать вывод, что на Руси, преимущественно под влиянием византийских социально-культурных мотивов, сложилась сбалансированная система представлений об общественном устройстве, основанная на принципах христианского восприятия мира.
Глубинная черта характера русского народа, как свидетельствуют исследователи, есть его религиозность и связанное с нею искание абсолютного добра, по сути осуществимого лишь в Царстве Божием. Совершенное добро имеет место в Царстве Божием постольку, поскольку только там вполне реализуемы заповеди Христа: люби Бога больше себя и ближнего как себя. Наследующие Божественную обитель свободны от эгоизма, и потому способны создавать абсолютные ценности - добро, красоту, познавать истину в ее чистоте, творить «блага неделимые и неистребимые, служащие всему миру» [4].
В Царствие Божием все члены имеют новое, преображенное состояние, поэтому русский народ не был сильно заинтересован устройством этого мира, его чаяния были сориентированы на мир небесный, в чем откровенно выразилась эсхатологическая сторона национального православия. В религиозности русского духа имеется стремление всегда действовать во имя чего-то абсолютного или абсолютизированного [5]. Выражение этой черты религиозности русских осуществлено в Церкви. Философ Н.А. Бердяев подчеркивает, что русское православие сосредоточено на эсхатологии, на стремлении к Царству Божию, к сверхземному абсолютному добру. Специфический характер православия проявился и в литургическом богослужении, и в годовом цикле церковной жизни, где самый главный праздник - Пасха, воскресение Христово, знаменующее победу над смертью в форме Преображения, жизни в Царстве Божием. Особенное выражение торжество жизни являет русская икона, показывающая человека преображенного. Русские иконы, так же как и византийские, глубоко отличаются от религиозной живописи итальянского Возрождения: красота их - не земная миловидность, а сверхземная духовность [6].
Главным в картине мира христианина было то, что путь к этому идеалу Царствия Божия был тут, в посюстороннем мире, и значительное количество подвижников на личном опыте подтвердили достижимость этого идеала.
Красота канонической иконописи служит хорошим выражением высокого духа русской религиозности эпохи русского Средневековья, когда создавались эти иконы. Она не имеет характера земной миловидности, но поднимает дух в сферу сверхземного бытия. Самым
талантливым представителем этой живописи, как известно, был Андрей Рублев, а самое совершенное творение - его икона Св. Троицы.
Икона имела огромную значимость для русского человека, его душе было ближе невербальное познание мира и Бога. Икона - это сложный организм, где богословская идея выражена определенными художественными средствами. Икона является своего рода окном в духовный мир, отсюда ее особый язык, где каждый знак - символ, обозначающий нечто большее, чем он сам. При помощи знаковой системы икона передает информацию так же, как письменный или печатный текст, использующий алфавит, который тоже не что иное, как система условных знаков. Икона - это откровение о «новой твари», о новом небе и новой земле, она свидетельствует о преодолении земного бытия [7], поэтому она всегда тяготела к принципиальной инаковости, к изображению иноприродности преображенного мира. Язык христианской символики способен передавать сложные и глубокие понятия духовной реальности в простых и привычных предметах. Поэтому даже неграмотный крестьянин, посещая службы в храме и созерцая лики святых на иконах, адекватно воспринимал ту мудрость, которую несло с собой Православие, он понимал ее душой, а не разумом. Именно такой, символично-образный, способ передачи информации оказался наиболее близок русской душе. Религиозная культура средневековой Руси была иконоцентрична.
Существует тесная взаимосвязь между культурой народа, того, что входит в понятие его святости и самой святостью. В идеале святости максимально раскрывается национальное самосознание народа. Иеромонах Иоанн (Кологривов) отмечает, что «каждый народ, переживая на свой лад истины возвещаемые Церковью, налагает на них свой собственный отпечаток... каждый народ имеет свое особое религиозное призвание. Наиболее полно оно осуществляется его религиозными гениями, т.е. святыми» [8]. Изучение феномена святости дает возможность понять особенности православия на Руси, логику развития Русской Церкви.
До XVII века русское общество отличалось однородностью, цельностью своего нравственно-религиозного состава. При всем различии общественных положений русские люди по своему духовному облику были весьма сходны, поскольку утоляли свои духовные потребности из одних и тех же источников. Понятно, что боярин и холоп, образованный и безграмотный запоминали не одинаковое количество священных текстов, молитв, церковных песнопений и мирских песен, сказок, старинных преданий, не одинаково ясно понимали вещи, неодинаково строго заучивали правила жизни, но они твердили один и тот же катехизис, часто одинаково легкомысленно грешили и с одинаковым страхом Божиим приступали к покаянию и причащению. Такие однообразные «эквилибрисы» совести помогали вполне понимать друг друга,
образовывать однородную нравственную массу, устанавливать духовное согласие вопреки социальной розни [9].
Таким образом, можно сделать заключение о том, что картина мира русских имела в своем основании образ христианского всеединства, оформившегося в религиозно-общественный идеал. В менталитете отечественного православия отсутствовало разделение на мир тварный и мир божественный, связь с Богом ощущалась во всем, государь считался наместником Бога на земле, исполнял Его волю, совмещая в себе государственное и божественное. В Церкви образчиками этого единства были изображения святых на иконах, показывающие преображенного человека, сумевшего при этой жизни достичь связи с миром божественным, с Царством Небесным и, конечно, большое количество подвижников, на живом примере доказавших осуществимость данного единства. Монизм религиозного сознания стоял на столпах православной веры, которая объединяла весь русский народ.
Библиографический список
1. Жидков, В.С. Десять веков российской ментальности [Текст]/ В.С. Жидков, К.Б. Соколов. - СПб.: Алетейя, 2001. - С. 114-115.
2. Зеньковский, В.В., прот. История русской философии. [Текст]/ В.В. Зеньковский. - Л.: Прометей, 1991. Т.1, ч. 1. - С. 42.
3. Жидков, В.С. Десять веков российской ментальности [Текст]/ В.С. Жидков, К.Б. Соколов. - СПб.: Алетейя, 2001. - С.159.
4. Лосский, Н.О. Условия абсолютного добра: Основы этики [Текст]/ Н.О. Лосский - М.: Политиздат, 1991. - С. 240.
5. Там же.- С. 243.
6. Там же. - С. 245.
7. Там же. - С. 254.
8. Иоанн (Кологривов), иеромонах. Очерки по истории русской святости [Текст]/ И. Кологривов - Брюссель: Жизнь с Богом, 1961. - С. 7.
9. Жидков, В.С. Десять веков российской ментальности [Текст]/ В.С. Жидков, К.Б. Соколов. - СПб.: Алетейя, 2001. - С.191.
Получено 1.10.2008 г.
