CC BY
1468
диционной культуры тункинцев была на достаточно высоком уровне.
Литература
1. Маншеев Д.М. Традиционное скотоводческое хозяйство бурят Восточного Присаянья (конец XIX - начало XX в.). - Улан-Удэ: Изд-во ВСГТУ, 2006. - 208 с.
2. Галданова Г.Р. Закаменские буряты: Историко-этнографические очерки (вторая половина XIX -первая половина XX в.). - Новосибирск: Наука, 1992.
- 173 с.
3. НАРБ, ф. 345, оп. 1, д. 169, л. 3, 11.
4. Материалы комиссии Куломзина для исследования землевладения и землепользования в Забайкальской области. - СПб., 1898. - Вып. 13. - 181 с.
5. ГАРБ. Ф. l7l. Оп. l. Д. 2l0. Л. 37.
6. ГАРБ. Ф. l7l. Оп. l. Д. 80. Л. 232.
7. ГАРБ. Ф. 345. Оп. l. Д. l69. Л. 2.
8. ГАРБ. Ф. l7l. Оп. 2. Д. 60. Л. 6.
9. ГАРБ. ф. l7l. Оп. l. Д. 29. Л. 70.
10. ГАРБ. ф. l7l. Оп. l. Д. 29. Л. 35 об.-36.
11. Молодых И.А., Кулаков П.Е. Иллюстрированное описание быта сельского населения Иркутской губернии. - СПб.: Паровая скоропечатня П.О. Яблонского, l896. - 242 с.
12. ГАРБ. ф. l7l. Оп. l. Д. 29. Л. 3l об., 68, 87.
13. ГАРБ. ф. l7l. Оп. l. Д. l63. Л. 8l, 89.
14. ГАРБ. ф. l7l. Оп. l. Д. 80. Л. 8l, l09.
15. ГАРБ. ф. l7l. Оп. l. Д. l63. Л. 69, 99.
16. ГАРБ. ф. l7l. Оп. l. Д. l63. Л. 98, 233.
Маншеев Доржа Михайлович - доктор исторических наук, доцент кафедры регионоведения БГУ. Россия, 670025, Улан-Удэ, ул. Пушкина, 25, e-mail: [email protected]
Mansheev Dorzha Mikhailovich - doctor of historical sciences, associate professor at Regional Studies Chair, Buryat State University. Russia, 670025, Ulan-Ude, Pushkina St., 25, e-mail: dorzham@mail. ru.
УДК 947.03l
© Е.В. Нолев
«МОНГОЛО-ТАТАРСКОЕ ИГО»:
ИДЕОЛОГИЧЕСКИЙ И МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЙ АСПЕКТЫ ИСТОРИЧЕСКОГО ДИСКУРСА
Статья посвящена анализу концепции «монголо-татарское иго» в отечественной историографии. Особое внимание уделяется влиянию политических и идеологических факторов на формирование и развитие концепции. Рассматриваются альтернативные интерпретации русско-ордынских отношений, разработанные в современной историографии. Доказывается несостоятельность применения концепции «иго» в современной исторической науке.
Ключевые слова: монголо-татарское иго, русско-ордынские отношения, Золотая орда, отечественная историография.
E.V. Nolev
"MONGOL-TATAR YOKE”:
IDEOLOGICALAND METHODOLOGICAL ASPECTS OF THE HISTORICAL DISCOURSE
The article analyzes the concept of the "Mongol - Tatar yoke " in Russian historiography. Special attention is paid to the influence of political and ideological factors on the formation and development of the concept. The article discusses alternative interpretations of Russian-Horde relations developed in contemporary historiography. Failure of the conception of «Mongol yoke» in modern historical science is proved.
Keywords: Mongol-Tatar yoke, Russian-Horde relations, the Golden Horde, the Russian historiography.
Понятие «монголо-татарское иго», укоренившееся в отечественной историографии для обозначения периода зависимости Руси от Орды, явилось ключевой идеей для создания соответствующей исторической концепции, со временем став архетипом общественного сознания и социальной памяти. При этом формирование и развитие концепции «иго» на разных этапах исторического дискурса было обусловлено существенным влиянием ряда факторов идеологического и политического характера.
В свидетельствах летописцев отсутствует категория «иго», а русско-ордынские отношения
определяются термином «пленение» или «воля татарская». Исследователи также отмечают, что в аутентичных свидетельствах на ранних этапах ордынского владычества отсутствует ощущение катастрофы связанное с монгольским нашествием, более того, сам факт установления данного владычества рассматривался в рамках провиденциального сознания как «Богом установленный» порядок [20, с. 288]. В некоторых нарративных источниках Русская земля идентифицируется как часть Орды. Так, в «Сказании об убиении в Орде князя Михаила Черниговского и его боярина Федора» Русь предстает как «земля
канови и Батыеве», а в «Задонщине» как «Орда Залесская» [15, с. 28; 16, с. 108].
Полоса политических кризисов в Золотой Орде и завершение процесса формирования единого Русского государства создали возможность преодоления зависимости от Орды, для воплощения которой требовалось идеологическое обоснование. В послании Вассиана Рыло Ивану III говорится о порабощении Руси. В данном случае, вероятно, речь идет не о политическом или социальном значении данного термина. Термин «порабощение» выступает как литературное клише, свойственное древнерусской книжности, указывающее на прецедент библейской истории о порабощении иудеев. Во-первых, в рамках провиденциального сознания события и явления реальной жизни объяснялись за счет поиска аналогий с библейской историей [15, с. 29]; во-вторых, подобное обращение демонстрировало необходимость и возможность преодоления «рабства»; в третьих - в данной аналогии «порабощенный» русский народ занимает место народа, «избранного богом», что определяет его мессианское значение в будущем.
Впервые зависимость Руси от Золотой Орды была определена как «г^оЬагЬаго» польским хронистом Я. Длугошем в 1479 г. [2, с. 167]. В отечественной литературе употребление термина «иго татар» фиксируется в произведениях Радищева [16, с. 108]. Но формирование концепции «монгольское иго» происходит в трудах
Н.М. Карамзина: «Государи наши, - писал он, -торжественно отреклись от прав народа независимого и склонили выю под иго варваров». Выражение «склонить выю под иго» означает «склонить шею под хомут». Карамзин отождествил понятие «иго» и долговременное рабство [4, с. 380], заложив тем самым фундамент концепции. В то же время в его работе прослеживается неоднозначность оценки феномена ига. С одной стороны, присутствует стремление оправдать отставание России от Европы, что, несомненно, являлось важной идеологической задачей европеизации общества: «Сень варварства, омрачив горизонт России, сокрыла от нас Европу» [4, с. 369]. С другой стороны, являясь официальным историографом, Карамзин, выступая апологетом российской монархии, связывает рождение самодержавия с иноземным господством: «Рождалось самодержавие. Сия перемена, без сомнения, неприятная для тогдашних граждан и Бояр, оказалась величайшем благодеянием Судьбы для России» [4, с. 369]. Таким образом, дуальность оценки «ига» в трудах историка, возможно не является непреодоленным им противоречием, а продиктована разными
идеологическими задачами. В XIX в. в рамках концепции «иго» появляется идея о том, что именно Русь спасла Европу от нашествия монголов. По словам А.С. Пушкина: «...варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились на степи своего Востока. Образующееся просвещение было спасено растерзанной и издыхающей Россией». Подобная трактовка не могла не повлиять на развитие национальной гордости.
В 1826 г. в связи со 100-летним юбилеем Академии наук был объявлен конкурс о создании специального исследования о последствиях монгольского завоевания России, в частности, о влиянии золотоордынского ига на образ правления, политические связи государства, просвещение и образования народа. Ввиду отсутствия удовлетворительных результатов, в 1832 г. Академия наук вновь выступила с предложением принять участие в разработке вопроса о монгольском завоевании Восточной Европы, на этот раз с увеличением размера премии. Однако представленное немецким востоковедом Хам-мер-Пургшталлем сочинение не было одобрено Комиссией Академии наук [3, с. 5]. Несмотря на отрицательные результаты, сам факт проведения конкурсов и задач, поставленных в них, свидетельствует о высоком значении изучения и попытки определения границ интерпретации русско-ордынских отношений.
Переход от идеи порабощения Руси монголами к более взвешенной оценке русско-ордынских отношений в дореволюционной историографии характеризует позиция В. О. Ключевского касательно влияния татарского ига: «Ордынские ханы не навязывали Руси каких-либо своих порядков, довольствуясь данью» [6, с. 41].
Идеологические и политические факторы сыграли, пожалуй, ведущую роль в утверждении концепции «иго» в советской историографии. Однозначная позиция идеологов марксизма в известной степени сужала границы интерпретации монгольского владычества. «Татарское иго,
- писал К. Маркс, - не только подавляет, но растлевает и иссушает самую душу народную. Монгольские татары установили режим систематического террора, орудием которого были грабежи и массовые убийства» [12, с. 12]. Согласно Ф. Энгельсу, «при каждом завоевании более варварским народом ход экономического развития нарушается и уничтожается целая масса производительных сил» [3, с. 57]. Сравнение И.В. Сталина монгольского ига с новым позорным игом, которое «империалисты Австрии и Германии несут на своих штыках» [3, с. 255],
имело, на наш взгляд большое мобилизационное значение. Теперь концепция ига служила примером исторической героики и сплочения народа перед лицом общей опасности. При этом в рамках формационно-классового подхода
оформляется идея об изначальном сопротивлении русского народа монгольскому игу и соглашательской политике русских князей - союз феодалов и завоевателей против народных масс [5, с. 163]. Соответственно акценты интерпретации концепции смещаются от положительного влияния ордынского владычества на становление самодержавия к выявлению классовой дихотомии. Свою актуальность сохраняют идеи о причине отставания от Европы и спасения Европы [5, с. 216].
Очередное влияние идеологии на изучение русско-ордынских отношений связано с постановлением ЦК ВКП(б) «О состоянии и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы в Татарской партийной организации» от 9 августа 1944 г. Предлагалось устранить серьезные недостатки и ошибки националистического характера в освещении истории Татарии, в частности, «приукрашивание Золотой Орды» [13, с. 518]. Весьма показательным примером связи исследований с идеологией стал выход сборника «Татаро-монголы в Азии и в Европе».
С 1961 г. в условиях советско-китайского раскола в китайской историографии происходит переосмысление истории династии Юань. Единодушный взгляд на монгольское владычество как на эпоху чужеземного гнета и притеснения китайского народа сменяется утверждением, что период правления династии Юань являлся «эпохой великого объединения Китая». Реакция советских ученых на переоценку отрицательного отношения к монгольскому владычеству в Китае в трудах китайских историков проявилась в издании академического сборника статей. Цель сборника заключалась в демонстрации научной несостоятельности теорий о прогрессивной роли военных походов и территориальных захватов на примере Чингисхана и его преемников [18, с.
14, 16]. В данном случае консервация концепции «монголо-татарское иго» произошла под воздействием внешнего фактора в условиях идеологического противостояния с Китаем.
А.Б. Широкорад проследил изменения субъекта «иго» в отечественной историографической традиции. Для дореволюционной историографии характерно употребление словосочетания «татарское иго» или «татарское владычество».
В первые годы советской власти стало использоваться «татаро-монгольское иго», а в 196094
1970-х гг. в результате очередной трансформации большее распространение получил термин «монголо-татарское иго». Последнее изменение историк связывает с учетом интересов жителей Татарской АССР [22, с. 47].
В современной историографии, не ограниченной идеологическими директивами, вопрос о возможности применения концепции «монгольское иго», равно как и термина, вызвал дискуссию. Л.Н. Гумилев, отрицая наличие ига, охарактеризовал русско-ордынские отношения как симбиоз.
Своеобразной вехой в исследованиях явилась дискуссия под названием «А было ли иго?», развернувшаяся на страницах журнала «Родина». Предметом спора явился вопрос об оценке влияния татаро-монгольского ига на развитие государства средневековой Руси. Участниками были высказаны различные, подчас диаметрально противоположные точки зрения на проблему. В.П. Даркевич доказывал полностью отрицательное значение монгольского нашествия в истории русского народа. Д.М. Исхаков акцентировал внимание на специфике интерпретации событий в рамках национальных исторических концепций, отмечая, что «для национальной татарской истории монгольское завоевание - явление, безусловно, положительное». В.В. Трепавлов и А.И. Куркчи оценивали роль монгольского завоевания в истории России в равной степени и отрицательно, и положительно. Интересной представляется точка зрения И. Л. Измайлова: «рассматривать историю образования Улуса Джучи по шкале «положительное
- отрицательное» достаточно нелепо. Продуктивнее для изучения проблемы говорить об образовании империи, возникновении имперского пространства» [1, с. 85]. Семантически близким этой гипотезе является мнение А. А. Горского о ненаучности постановки вопроса о положительном или отрицательном значении влияния монгольского нашествия. Аргументируя данное положение, ученый говорит об истории Золотой Орды как органической составляющей истории России.
А. Б. Широкорад подвергает детальному анализу понятие «иго», отмечая, что «никакой системы отношений «иго» не было. Отношение Орды к русским княжествам постоянно менялось, т. е. было функцией времени и географического положения». Согласно мнению автора, нет ни правового, ни исторического термина «иго», а его применение правомерно для обозначения периода русско-татарских отношений с 1243 по 1480 г. [22, с. 48].
В.Н. Рудаков отмечает, что концепция «иго» не отражает тех форм зависимости, которые выделяются современной наукой. Среди них исследователь приводит практику выдачи ярлыков, сбор дани, присутствие баскаков на Руси, участие русских воинских контингентов в походах монголо-татар, карательных набегах ордынцев. Ставя под сомнение представление о многовековом иге, автор подчеркивает несинхрон-ность проявлений данных форм зависимости во время ордынского владычества [15, с. 25]. Отметим, что концепция ига представляется хронологически противоречивой не только ввиду непостоянства и чередования элементов русско-ордынских отношений, но относительно сюзерена данных отношений: последовательно сменяющих друг друга Монгольской империи, Золотой Орды и Крымского ханства.
Современные исследования предполагают альтернативные варианты интерпретации русско-монгольских отношений. Оригинальная концепция системы русско-ордынских отношений разработана в исследованиях Ю.В. Криво-шеева. Основу данной системы, по мнению ученого, составляют даннические отношения, при которых существование и развитие общественных институтов побежденных народов происходят без особого влияния со стороны внешнего фактора, более того, сохраняется экономическая самостоятельность [9, с. 242; 10, с. 190]. К вопросу о данничестве как социальной системе обращается и Н.Н. Крадин. Произведя классификацию кочевых империй и выделив «типичные кочевые империи», «даннические» и «завоевательные кочевые империи» [8, с. 317], ученый называет Золотую Орду типичным примером даннических отношений, подчеркивая, что при данной модели отношения «кочевники и земледельцы входили в состав одного политического организма, но продолжали жить отдельно в собственных экологических зонах и сохраняли различные социально-экономические структуры» [7, с. 171-172]. Ставя под сомнение тезис о политической интеграции (ввиду устранения кочевой аристократии от непосредственного управления завоеванными территориями), Ю.В. Кривошеев предлагает рассматривать русско-ордынские отношения с позиции «дистанционной эксплуатации» [10, с. 193-194], когда земледельческая цивилизация не входит в состав кочевой империи.
Логическим продолжением исследования политической и социальной природы русско-ордынских отношений является вопрос о государственном статусе Руси и Золотой Орды. Ш.Б. Чимитдоржиев относит Русь к провинциям Зо-
лотой Орды [21, с. 42]. Основываясь на летописных обозначениях русских земель термином «улус», В.В. Трепавлов делает вывод об их вхождении в качестве части государственной территории в Золотую Орду [19, с. 302]. Однако, согласно исследованиям Т.Д. Скрынниковой, термин «улус» первоначально означал племя, народ: «социальный организм, обозначаемый монгольскими терминами irgen и ulus, не представлял собой государственного образования. Оба термина были идентичны термину «этнос», обозначавшее «народ, люди, племя»» [17, с. 10]. Развивая данную идею, Ю.В. Кривошеев указывает на эволюцию значения термина «улус», приобретшего государственно-территориальный акцент, однако не утратившего первоначального смысла. «Русские летописи позволяют трактовать «улус» не как подчиненные Орде и управляемые ханом земли, а как территорию, население которой платит дань, во всяком случае, такое понимание не противоречит смыслу текстов» [9, с. 247].
Обращает на себя внимание характеристика русско-ордынской границы, данная В.В. По-хлебкиным: «Характерной особенностью этой границы было то, что эта была не какая-то фиксированная и охраняемая линия, а весьма широкая, многокилометровая полоса, на некоторых участках расширявшаяся до 150-300 км. Роль этой полосы состояла в том, чтобы разъединить русские и ордынские государственные владения» [14, с. 35]. Указание на наличие государственной границы и необходимость разъединения владений свидетельствует как минимум об определенной степени автономии Руси.
И.И. Назипов провел детальное исследование форм и содержания политических связей Руси и Орды, таких как политическая власть хана над русскими землями; дань в Орду; военные походы ордынских войск на русские земли. Автор пришел к выводу, что из 261 г. взаимоотношений Руси и Орды Северо-Восточная Русь обладала политической самостоятельностью и была независима от Золотой Орды в общей сложности 89 лет. Государственный характер политических связей Северо-Восточной Руси и Орды соответственно составляет 172 г., 36-37 лет из которых вовлеченность была формальной и 135136 лет фактической [11, с. 27-28].
Таким образом, политические и идеологические факторы оказали значительное влияние на становление и развитие концепции «монголотатарское иго». Выполняя задачи, поставленные перед исторической наукой в прошлом, несомненно, важные в конкретных исторических ситуациях, концепция «монголо-татарское иго» на
сегодняшний день исчерпала свой гносеологический и идеологический потенциал. Применение данной концепции сегодня не только не соответствует уровню научного дискурса, но и может иметь весьма деструктивные последствия в сфере межнациональных отношений.
Литература
1. А было ли иго? Полемика о роли монгольского нашествия (материалы круглого стола) // Родина. - 1997. - №3-4. - С. 85-92.
2. Горский А. А. Москва и Орда. - М.: Наука, 2001. - 214 с.
3. Греков Б. Д., Якубовский А.Ю. Золотая Орда и ее падение. - М; Л., 1950. - 478 с.
4. Карамзин Н.М. История государства Российского: в 12 т. - Т.5. - СПб., 1819. - 412 с.
5. Каргалов В.В. Внешнеполитические факторы развития феодальной Руси. Феодальная Русь и кочевники. - М.: Мысль, 1967. - 135 с.
6. Ключевский В.О. Сочинения: в 9 т. - М.: Мысль, 1987. - Т. 2. - 447 с.
7. Крадин Н.Н. Кочевые общества (проблемы
формационной характеристики). - Владивосток:
Дальнаука, 1992. - 240 с.
8. Крадин Н.Н. Кочевники, мир - империи и социальная эволюция // Альтернативные пути к цивилизации. - М.: Логос, 2000. - С. 314-336.
9. Кривошеев Ю.В. Русь и монголы. Исследования по истории Северо-Восточной Руси ХП-ХГУ вв. - СПб.: Изд-во С.-Петербургского университета, 2003. - 468 с.
10. Кривошеев Ю.В. Средневековая Русь и Джу-чиев улус: формирование и развитие системы отношений // Монгольская империя и кочевой мир. -Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 2004. - С. 186-212.
11. Назипов И.И. Северо-Восточная Русь в системе политических связей Орды: автореф. дис. ... канд. ист. наук. - Ижевск, 2012. - 30 с.
12. Насонов А.Н. Монголы и Русь (История татарской политики на Руси). - М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1940. - 178 с.
13. Постановление ЦК ВКП(б) «О состоянии и мерах улучшения массово-политической и идеологической работы в Татарской партийной организации». 9 августа 1944 г. // КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. - Изд. 9-е, доп. и испр. - М.: Политиздат, 1985. - Т. 7. - С. 513520.
14. Похлебкин В.В. Татары и Русь. 360 лет отношений Руси с татарскими государствами в XIII-XVI вв. 1238-1598 гг. (От битвы на р. Сить до покорения Сибири). - М., 2000. - 189 с.
15. Рудаков В.Н. Концепция ордынского «ига» и отношения с Ордой в русском общественном сознании второй половины XIII-XVI веков // Вестник МГИМО. - 2012. - №4. - С. 24-32.
16. Селезнев Ю.В. Происхождение понятия «монголо-татарское иго» (терминологическая заметка) // Российская история. - 2012. - №4. - С. 107-110.
17. Скрынникова Т.Д. Харизма и власть в эпоху Чингисхана. - М.: Вост. лит., 1997. - 216 с.
18. Тихвинский Л.С. Татаро-монгольские завоевания в Азии и Европе // Татаро-монголы в Азии и Европе. М.: Наука, 1977. - С. 3-23.
19. Трепавлов В.В. Государственный строй Монгольской империи XIII в.: проблема исторической преемственности. - М., 1993. - 170 с.
20. Чимитдоржиев Ш.Б. Монголия в эпоху средневековья и Новое время. Очерки. - Улан-Удэ: Бурят. кн. изд-во, 2007. - 212 с.
21. Чимитова Д.К. Отечественная историография влияния монголо-татарского ига на социальноэкономическое, политическое и культурное развитие Руси // Чингисхан и судьбы народов Евразии: материалы междунар. науч. конф., г. Улан-Удэ, 3-5 октября 2002 г. - Улан-Удэ, 2003. - С. 288-294.
22. Широкорад А.Б. Русь и Орда. - М.: Вече, 2008. - 480 с.
Нолев Евгений Владимирович, аспирант Института монголоведения буддологии и тибетологии СО РАН, Улан-Удэ, 670042, ул. Сахьяновой, 6, e-mail: [email protected]
Nolev EvgeniyVladimirovich- postgraduate student, Institute of Mongolian, Buddhist and Tibetan Studies, Russian Academy of Sciences, Siberian Branch. Ulan-Ude, 670042, Sakhyanova St. 6, e-mail: [email protected]
УДК 327 (517.3) © В.А. Родионов
ДЕМОКРАТИЯ КАК ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКИЙ РЕСУРС: СЛУЧАЙ МОНГОЛИИ
(Статья выполнена при финансовой поддержке РГНФ в рамках гранта РГНФ - МинОКН Монголии «"Возвращение"" России в Монголию: модели и сценарии», № 12-23-03002)
В данной статье рассматриваются внешнеполитические аспекты демократизации постсоциалистиче-ской Монголии. Уникальное геополитическое положение, стратегия «третьего соседа», интересы национальной безопасности во многом определили характер и направленность демократического транзита Монголии. Ключевые слова: внешняя политика, демократия, «третий сосед», национальная безопасность.
