CC BY
395
ЭКОНОМИКА
Н. И. Фокин
кандидат экономических наук, ДВГУ
Р. А.Горбунов
студент ДВГУ
МОНЕТАРИСТСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ КРЕДИТНО-ДЕНЕЖНОЙ ПОЛИТИКИ: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ
История монетаризма началась задолго до того, как американский экономист Карл Брунер впервые использовал этот термин в 1968 г.1 Уже в XVIII в. была в основном сформирована корневая система монетаристского дерева — количественная теория денег. Несущие конструкции этой теории можно обнаружить в трудах Давида Юма, который еще в 1752 г. писал, что между увеличением количества золота и последующим ростом цен проходит некоторое время и это время может стать периодом, благоприятным для развития экономики2. Другими словами — деньги в краткосрочном периоде не нейтральны, их количество влияет не только на уровень цен, но и на реальные показатели экономического развития.
Однако понадобилось почти два столетия, прежде чем сформулированная идея получила заметное содержательное приращение. Хотя по форме сдвиг был: в 1885 г. Симон Ньюкомб разработал операционную версию количественной теории денег, которая приняла вид знаменитого уравнения MV=PT и которая в 1911 г. была популяризирована Ирвингом Фишером и получила название уравнения Фишера3.
Почему же прогресс в разработке монетаристской идеи ока-' зался таким относительно медленным? На наш взгляд, его задержали два препятствия. Первое — ограниченность статистических данных, которая экономистами до 40-х гг. нынешнего столетия и не могла быть преодолена по не зависящим от них обстоятельствам. Второе — широкая распространенность односторонней интерпретации монетарного воздействия на экономику США в период Великой Депрессии. Именно такая интерпретация и стала эмпирической
базой кейнсианской революции в экономической мысли и политике в 30—60-х гг. XX в.
Великий Джон Кейнс вынес неутешительный приговор возможностям монетаристского рычага. Знакомство с «Общей теорией занятости процента и денег» не может не заразить убежденностью Кейн-са, что кредитно-денежную политику, основанную на количественной теории денег, неминуемо ждет «мертвая зона». Эта зона, или ликвидная ловушка», образуется из-за состояния «медвежести», то есть стремления людей сыграть на понижение курса ценных бумаг, что абсорбирует прирост денежной массы через удержание ее в форме ликвидности. В итоге разрывается зависимость между количеством денег и процентной ставкой и денежная масса уже не может на что-либо воздействовать, кроме уровня цен. Именно «ликвидная ловушка» предопределила провал кредитно-денежной политики в годы Великой Депрессии. В пользу такого вывода свидетельствовали успехи макроэкономической стабилизации по кейнсианским рецептам. Но уже спустя всего лишь несколько лет после зарождения кейнсианства ему пришлось испытать оглушающее воздействие мощных критических ударов теоретиков монетаризма.
Первый удар был нанесен Кларком Уорбертоном в 1946 г. Проведенные им исследования поставили под сомнение прочность вывода о том, что именно монетаристская политика повинна в Великой Депрессии4. Но самый сильный удар по кейнсианству еще только готовился, и готовился, как это ни удивительно, в одной из военных научно-исследовательских лабораторий в США. Именно в такой лаборатории последние два года войны работал будущий «отец» монетаризма — Милтон Фридмен. Он отвечал за статистическое обеспечение опытов над сплавами для реактивных двигателей, т.е. занимался проблемами, не связанными с экономикой. Но такова поразительная способность великого ума — способность к генерализации, — что приобретенный в лаборатории опыт стал отправной точкой монетаристских воззрений Фридмена.
Используя точные данные — точные потому, что источником их был контролируемый эксперимент, Фридмен составлял сложные уравнения мультипликационной регрессии и на этой основе рассчитывал время работы сплавов при разных температурных режимах. Однако получаемые результаты не совпадали с рассчитанными5. Как же тогда оценить результаты действий правительства, если в их основе лежат данные значительно менее точные и надежные? Как же тогда не стать скептиком в отношении к долгосрочным эконометрическим прогнозам и возможностям точной настройки экономики?
Фридмен ищет ответы на возникшие вопросы. Результаты научного поиска публикует в 1956 г. в книге «Исследования количественной теории денег». Современные же очертания Фридменовс-кий монетаризм начинает принимать в 1963 г. после публикации Фридменом в соавторстве с Анной Шварц «Монетаристской истории США, 1867—1960». Идеи монетаризма развиваются в известном
президентском послании Фридмена Американской экономической ассоциации, которое было названо «Роль монетарной политики». Год этого послания — 1967-й и можно считать годом, когда идеи монетаризма начинают широко распространяться и он начинает жить не только как экономическая теория, но и как политика и идеология.
Для политиков и идеологов монетаризм — главная составляющая современного консерватизма, или, если учесть, что Фридмен не принимает этого термина, — радикального либерализма. Этот срез политики и идеологии характеризует безграничная вера в возможности конкурентной рыночной системы. Монетаристский бог—это идея «Let it be». Государство, как регулирующий экономический агент, перестает быть объектом поклонения.
Для экономистов же монетаризм — современная экономическая теория, и базируется она, разумеется, не на вере или политически привлекательной идее, а на математических и эмпирических исследованиях. Эти исследования показали, что монетарное воздействие на экономику возможно потому, что круг активов, которые являются субститутами денег, очень широк. В образуемый активами портфель входят не только финансовые инструменты, но и физические активы — здания, оборудование, собственность и даже потребительские товары длительного пользования. Отметим, что кейнсианский портфель включает лишь наличность и государственные облигации. Изменение количества денег вызывает субституцию, замену между активами, начиная с самых близких субститутов, что воздействует на производство, инвестиции, потребление и в конечном итоге на совокупные расходы и уровень цен.
Но для того, чтобы придать воздействию направленный характер, необходима стабильность спроса на деньги. Достижимо ли это условие? Достижимо — доказывает Фридмен. Спрос на деньги ста-' билен. Стабильность спроса определяется особенностями факторов, его определяющих. Спрос зависит от объема сделок, размеров доли дохода и богатства, которую предпочитают в форме денег, и альтернативных издержек хранения денег. Учет последнего фактора означает, что в формуле, описывающей монетаристскую модель спроса, будут присутствовать различные виды процентных ставок. Но регрессионный анализ демонстрирует их статистически малую значимость. Поэтому основной фактор, удовлетворительно объясняющий большую часть колебаний спроса на деньги — это реальный доход, который и отражается в количестве сделок. В конечном счете функция спроса на деньги принимает форму, соответствующую канонам классической количественной теории денег: потребность в деньгах зависит от количества сделок, но не чувствительна к изменениям нормы процента. Последнее означает, что спрос на деньги по норме процента должен быть низкоэластичным. Но подтверждается ли этот вывод практикой?
Низкая эластичность спроса на деньги по норме процента была подтверждена эмпирически в 1968 г. экономистами Федерального
резервного банка Сант-Луиза Андерсеном и Джорданом6. Рассчитанное на базе их исследований «уравнение Сант-Луиза» позволило достаточно точно предсказать валовый национальный продукт США, что и оказалось решающим фактором, склонившим научное и общественное мнение в пользу монетаризма, привлекшим к нему внимание мира бизнеса.
Обоснование стабильности и низкоэластичности спроса на деньги означало, что монетаризм принимает форму антикейнсианской революции, поскольку, по Кейнсу, спрос зависит от быстро меняющихся и непредсказуемых настроений хозяйственных субъектов, а фискальный эффект, т. е. воздействие бюджетного дефицита или суффицита на процентную ставку, а через нее на совокупный спрос, может достигаться только при высокоэластичном спросе на деньги.
Исследование механизма монетарного воздействия на экономику и особенностей спроса на деньги неумолимо вело к обоснованию главной идеи монетаризма.
Основная идея монетаризма — это идея изменений в денежном предложении как главном факторе изменений в совокупном спросе и через них — в объеме национального производства, инфляции и занятости. И если для кейнсианцев изменения в денежном предложении не имеют важного значения, то монетаристы, используя игру слов, подчеркивают противоположность своего вывода: «Действительно, деньги не имеют важного значения. Но только потому, что деньги — это единственное, что имеет значение для решения макроэкономических проблем». Фридмен берет в союзники статистику — она не подтверждает наличия «ликвидной ловушки», а потому причина Великой Депрессии не в монетаристской политике, а в отсутствии таковой: в 1929—1932 гг. денежная масса в США снизилась на треть, хотя ситуация требовала ее увеличения7.
Вывод о доминирующей и уникальной роли денежного предложения в решении проблем роста, занятости и инфляции можно считать первой характеристикой монетаристской концепции кредитно-денежной политики. Однако следующая характеристика в некоторой степени противоречит этому выводу: для выполнения своей активной роли кредитно-денежная политика должна проводиться пассивно.
Вывод о неэффективности и даже неприемлемости активной кредитно-денежной политики основывается на том, что монетарные эффекты имеют различные временные лаги. В отсутствие надежных аконометрических расчетов можно оказаться в ситуации, когда, например, расширительный монетарный эффект совпадает по времени с фазой цикла, требующей, напротив, ограничения денежной массы. Поэтому активная противоциклическая кредитноденежная политика может не только не сгладить экономические колебания, а, наоборот, усилить их. Именно так и происходило в США в 70-х гг., когда регулируемое увеличение номинальной процентной ставки не соответствовало росту инфляции, что приводило к низкому уровню реальной став-
ки, делало деньги «дешевыми» и вместо «охлаждения» экономики сверхстимулировало инвестиции и совокупный спрос.
Монетаристская концепция исходит из того, что есть единственный способ предотвратить проциклическое поведение денежного предложения. Для этого необходимо обеспечить устойчивый, постоянный темп роста денежной массы, сделать его независимым от состояния занятости и уровня инфляции и связать его лишь с долгосрочными темпами роста национального дохода, которые в послевоенный период составляли в среднем около 3% в год. Если использовать терминологию автоматической фискальной политики, то это означает, что в экономику следует встроить своего рода монетарный стабилизатор. После его «включения» монетаристская политика должна быть политикой кредитноденежного бездействия.
Ориентация роста денежного предложения на определенную величину получила название «монетарного правила», а использование этого правила в качестве принципа экономической политики стало фундаментальной характеристикой монетаристской концепции кредитно-денежной политики.
Анализ практических аспектов реализации монетарного правила подводит к вопросу: «Если сложная тонкая настройка экономики через активную кредитно-денежную политику центрального банка нецелесообразна, то целесообразна ли деятельность самого центрального банка»? Фридмен доказывает, что следует упразднить центральный банк страны, и предлагает варианты практического решения проблемы. При получении Нобелевской премии по экономике, которая, как известно, была учреждена Центральным банком Швеции, Фридмену придется отшутиться — он скажет: «Мои монетарные исследования привели меня к выводу, что Центральные банки могут быть с большой выгодой заменены компьютерными... К счастью для меня лично, этот вывод не имел практических последствий — иначе не было бы никакого Центрального банка Швеции, учредившего награду, которую я имею честь получить. Должен ли я извлечь мораль, что иногда потерпеть неудачу означает преуспеть?»8
Присуждение Фридмену Нобелевской премии
свидетельствовало и о том, что стрелка весов в теоретическом споре монетаристов и кейнсианцев качнулась в сторону монетаристов. Это было связано и с тем, что монетаристская концепция позволила объяснить феномен 70-х гг., не объясняемый в рамках кейсианской ортодоксии — феномен стагфляции, т.е. такого состояния экономики, в котором одновременно наблюдаются и инфляции, и безработица. Фридмен доказал, что для решения проблемы стагфляции необходимо выйти на естественный уровень безработицы, как на тот минимальный уровень незанятости, который может быть выдержан без провоцирования инфляции. Это означает, что в долгосрочном периоде знаменитая кривая Филлипса лишается негативного наклона и становится вертикальной, пересекающей ось «число незанятых» в точке «естественный уровень безработицы».
Дальнейшая разработка темы привела Фридмена к выводу, что новейшая и самая острая проблема наших дней — это даже не стагфляция, а стампфляция (эШтр+тАайоп), заключающаяся в одновременном росте и уровня безработицы, и темпов инфляции. Следова-' тельно, Фридмен еще дальше уходит от неокейнсианского толкования кривой Филлипса — в долгосрочном периоде она и не отрицательно наклонена, и не вертикальна — она положительно наклонена.
Новизна монетаристских идей, в случае их принятия, не могла не взорвать прежний механизм кредитно-денежной политики. Монетаризм требовал замены принципа дискретности принципом правила, а это означало необходимость перехода от таргетирования процентной ставки к монетарному таргетированию — привязке динамики изменения различных составляющих денежной массы к амплитуде экономического роста в долгосрочном периоде. Такой переход и был осуществлен в 70-х гг. в Японии, Федеративной Республике Германии и Швейцарии. Эти страны наиболее строго следовали монетаристскому рецепту. Они добились наиболее низких темпов инфляции. Монетаризм успешно прошел практическую проверку. Монетаристская революция свершилась.
Впечатляет скорость, с которой монетаристская концепция кредитно-денежной политики завоевала умы большей части экономистов. На это ушло всего 10 лет после 1967 г. как отправной точки. Превзойден рекорд времени между открытием новой теории и ее введением в тексты массовых учебников. Уже к началу 80-х гг. в США трудно было найти экономиста, которому было бы до 40 лет и который открыто признавал бы себя сторонником Кейнса.
Что же определило такой потрясающий интеллектуальный и политический успех монетаризма? Ответ не будет оригинальным: в основе успеха — содержательная сила монетаристских идей. У них более чем двухвековая история. Последние три десятилетия их разрабатывал не политик и не публицист, а прежде всего ученый, блестящий математик, экономист. И до того, как идеи приняли «читабельную», понятную для широкой публики форму, они были критически рассмотрены и обкатаны в профессиональной среде. Нобелевскую премию Фридмен получил не только за вклад в разработку проблем истории и теории монетарной политики, но и за анализ проблем потребления. Он автор не одного десятка книг. В глазах общественности Фридмен стал человеком, который говорит президентам и премьерам, что им делать. В такой оценке есть определенная доля преувеличения. Но есть и факты. Фридмен был экономическим советником американских президентов Рональда Рейгана, Джеральда Форда, Ричарда Никсона, а также премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер9. Одно время ходили нескончаемые слухи о том, что Фридмен был экономическим консультантом военной хунты в Чили — но они не подтвердились10.
70-е гг. стали годами, если употребить былую коммунистическую лексику, победоносного шествия монетаризма по всему миру. В
той или иной степени его идеи воспринимаются научным сообществом и исповедуются политиками большинства развитых стран, а также стран с быстрорастущей экономикой. Впечатляющий пример обоих типов дают страны Азиатско-Тихоокеанского региона. Пример номер один, нами уже упомянутый, — Япония. Анализируя итоги проводимой Центральным Банком Японии кредитно-денежной политики, один из директоров Банка Есио Судзуки делает вывод, что «монетаризм в Японии прошел успешное испытание»11. С этим выводом солидаризируется и сам Фридмен, считающий, что кредитно-денежная политика Японии «наилучший эффективный экономический эксперимент, настоящая проверка на практике монетаристского опыта»12.
Но подъем монетаризма оказался процессом не только приобретений. Ему сразу же пришлось испытать мощные критические удары со стороны представителей других направлений экономической мысли. И эти удары во многом усиливались первыми трудностями реализации монетаристской концепции кредитно-денежной политики. Убедительное тому свидетельство — опыт США.
Федеральная резервная система США начала применять монетарное таргетирование с начала 70-х. Однако полного выхода на устанавливаемые показатели денежной массы не получалось. От них приходилось отклоняться из-за непредвиденных эффектов, связанных, например, с внешней торговлей. Высокая инфляция 1979 г. заставила более строго придерживаться монетарных показателей. Положительные изменения в динамике инфляции подтверждали правильность выбранного курса. И тем не менее вскоре его пришлось существенно скорректировать. Сделать это заставили события начала 80-х гг.
В начале 80-х гг. в США и других странах развиваются процессы дерегулирования и децентрализации финансовой системы, реализуются финансовые инновации, наиболее яркий пример которых — «NOW» — счета. В результате становится невозможным провести точную границу между различными компонентами денежной массы, а потому однозначно интерпретировать денежную статистику, не говоря уже о контроле над денежным предложением. Конечный же итог — значительное ослабление связи между денежным предложением и национальным продуктом, а потому — появление краткосрочных флуктуации величины денежной массы. Это и привело к тому, что к середине 80-х гг. США и другие страны следовали в лучшем случае частичному таргетированию денежной массы. Их кредитно-денежную политику можно было считать монетаристской лишь в том смысле , что показатели денежной массы оставались. Естественно, возникал вопрос — не объявить ли монетаризм мертвым?
Объявить — утверждали интеллектуальные оппоненты монетаристов. Для такого вывода есть несколько оснований. Новые классики во главе с Робертом Лукасом доказывали, что если ожидания не адаптивны, а рациональны, то изменения параметров уравнения, по которому монетарные власти определяют денежное предложение ,
изменяют и параметры уравнения реального выпуска. В результате зависимость «денежная масса — объем реального выпуска» — реализуется на нескольких уровнях и приобретает характер не каузальной, а корреляционной зависимости. Только первые внезапные изменения денежной массы могут воздействовать на экономику. Ожидаемые изменения такого воздействия не окажут. Поэтому монетаристская политика обречена на неэффективность.
Не остались в долгу и сторонники неокейнсианства во всех его неоупаковках. Свою критику монетаризма они сосредоточили на двух направлениях. Первое связано с долгосрочными социальными последствиями монетаристской политики. По мнению кейнсианцев, следование «монетарному правилу» предполагает и свертывание спроса, создание «дефляционного кризиса», рост безработицы и свертывание социальных программ. Это не могло не вызвать определенной нестабильности, а потому давало основания для вывода, что в долгосрочном плане потери в производстве и занятости, замедление прогресса в гуманитарной области могут привести к более опасным последствиям, чем бедствие инфляции. Второе направление критического удара связано с проблемой постоянства скорости обращения денег. Возможные вариации этого показателя вели к изменениям совокупного спроса вне зависимости от изменений в денежной массе. И такие вариации оказались не возможными, а реальными — в 80-х гг. скорость обращения денег упала в большинстве стран.
Но монетаристы не поддавались натиску своих критиков. Монетаристы доказывали, что отклонения от денежного таргетирования связаны с государством, чрезмерно зарегулировавшим рынок, с бюрократическими структурами центральных банков, чиновники которых опасаются потерять вместе с вожжами активного управления экономикой и свои рабочие места. Отвечая на критику, монетаристы показывали, что механизм кредитно-денежной политики должен отражать особенности экономического цикла и что они никогда не рассматривали денежное предложение как абсолютно экзогенное, т.е. определяемое исключительно внешними источниками. Еще в 1963 г. Фридмен и Шварц в упомянутой выше книге выявили, что не только денежное предложение влияет на экономическую активность, но и экономическая активность изменяет денежное предложение. Например, сокращение производства может вызвать уменьшение денежной массы. Следовательно, эффективность кредитно-денежной политики будет зависеть от полноты учета возникающей обратной связи.' Эти и другие монетаристские аргументы давали основания для вывода, а потому и надежду, что монетаризм, многими уже похороненный к середине 80х, к началу 90-х выкарабкается из могилы.
Но в 90-х гг. события продолжают развиваться в неблагоприятном для монетаристов направлении. 20 июля 1993 г. Алан Гринспен, Председатель Федеральной резервной системы США, объявляет, что «денежные агрегаты больше не являются надежными гидами для
политики»13. Сформулированный вывод относился главным образом к показателю М 2 в структуре денежного предложения, но и этого было достаточно для итоговой оценки, что денежное предложение, по крайней мере, на данный момент, ошибочный компас экономического развития.
Анализ монетарных показателей развитых стран за 1993—1995 гг. свидетельствует, что деньги, как и в домонетаристские времена, льют-, ся в экономику относительно свободно и вне связи с ростом национального продукта. Так, в США при среднем суммарном приросте наличных, текущих счетов, сберегательных и срочных вкладов за 1990—1994 гг., равном 1%, за 1995 г. этот же прирост составит 6%; значительно увеличился данный показатель во Франции и Канаде, тенденция к его росту наметилась в Германии, в Японии за 1994 г. наличность в обращении и текущие счета подскочили на 10,2%14. Но всплеска инфляционных процессов не предвидится.
По состоянию на 1995 г. центральные банки большинства развитых стран, за исключением, пожалуй, Бундесбанка ФРГ, отказались от жесткого денежного таргетирования. Вместо него используют другие рыночные индикаторы: форму кривой совкупного дохода и различные финансовые сигналы. Закономерно возникают вопросы: «Завершена ли история монетаризма и его концепции кредитно-денежной политики? Неужели монетаризм встретит XXI век только в учебниках по истории экономических учений? Или, может быть, закончились только его лучшие дни»?
На наш взгляд, несколько неожиданные для монетаристов события первой половины 90-х гг. не следует толковать в исключительно пессимистическом ключе. Возможно, что настоящая история монетаризма и монетаристской концепции кредитноденежной политики только и начинается. Для такого вывода есть определенные основания.
Во-первых, на монетаризм работают мировые интеграционные процессы. Они ведут к созданию единого рынка предложения денег, поскольку займы в иностранной валюте для фирм становятся все более доступными. До создания такого рынка в полном объеме еще далеко и все же, если измерить изменения предложения денег суммарно в 6 наиболее развитых странах (Япония, США, Франция, Англия, Германия, Канада) и сравнить их с изменениями суммарного валового внутреннего продукта, то за период с 1973 по 1995 гг. результат будет более чем впечатляющим — изменения не только совпадают по направленности, но и близки по величине15. Поэтому с реализацией возможностей глобального таргетирования денежного предложения будет создан более надежный монетаристский механизм кредитно-денежной политики, чем тот, который был основан на таргетирова-нии национальных денежных показателей.
Во-вторых, следует учесть и тот факт, что основные принципы монетаризма и его концепция кредитно-денежной политики не сводятся только лишь к «монетарному правилу». Они заключаются и в
других идеях независимости центральных банков, снятии ограничений с потолков кредитов и движении процентных ставок, либерализации всей финансовой системы. Эти же идеи и связанные с их реализацией процессы получают все большее развитие и распространение.
Хор экономистов и политиков, исполняющий фридменовское «Let it be» в XXI веке зазвучит еще более явственно.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Gagan P. Monetarism //Money. The New Palgrave /Ed. by Eatwell J., Milgate M., Newman P. New York, London: The Macmillan Press Limited. 1989. P.195.
2 Niehans J. A history of economic theory: classic contributions, 1720—1980. Baltimore: The Johns Hopkins Press, 1990. P.54.
3 Friedman M. Quantity Theory of Money //Money. The New Palgrave /Ed. by Eatwell J., Milgate M., Newman P. New York, London: The Macmillan Press Limited. 1989. P.4.
4 Gagan P. P. 196.
5 Friedman M. My evolution as an Economist. Autobiographical Account //Lives of the Lauretes: Seven Nobel Economists /Ed. by Breit W. and Spenser W. Cambridge, Massachusets, London: The MIT Press. 1986. P.77—92.
6 Gagan P. P. 197.
7 Friedman M. Quantity Theory of Money. P. 19.
8 Friedman M. My evolution as an Economist. P.78—79.
9 Friedman M. Politics and Tyrany: Lessons in Pursuit of Freedom /Ed. with introduction by Theroux. San Francisko: Pasific Institute for public policy Research, 1984. P.6.
10 Blaug M. Great Economists since Keynes. An Introduction to the lives and works of one hundred modern economists. Cambridge: Cambridge University Press, 1989. P.63.
1 Пигулевская Е.А. Новые течения в экономической мысли Японии. М.: Наука, 1992. С.97.
2 Там же.
3 Central bankers all at sea //The Economist. 1993. July, 31st. P.70.
4 Money-supply figures. Fog warning //The Economist. 1995. October 21st. P.91.
5 Там же.
Nikolai I. Fokin,
Roman A. Gorbunov
Monetary concept of credit — monetary policy: historical and modern approach.
The article reviews historical and analytical aspects of monetary policy, investigate dynamics of monetary indices, shows striking features of monetary economics — interwining of mutually stimulating practical questions and theoretical development.
