С. А. Тихомиров,
ассистент кафедры теории и истории культуры
МОЛОДЕЖНАЯ СУБКУЛЬТУРА И «СУБКУЛЬТУРНАЯ МОЛОДЕЖЬ»
В СОВРЕМЕННОМ РОССИЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ
В науке существует разделение молодежи в наиболее общем ее виде на два больших слоя: так называе-
мую благополучную (домашнюю) и неблагополучную (уличную)1. Критерием подобного разделения является совокупность социокультурных институтов и механизмов, позволяющих встроить каждого представителя молодого поколения в современное ему общество. Ведя разговор о благополучной молодежи, мы не даем ценностных оценок этой группе; здесь подразумевается лишь то, что процесс социализации и инкультурации осуществляется при помощи «традиционных» общественных институтов, идет запланированным и официально санкционированным путем. Словосочетание «неблагополучная молодежь», напротив, говорит о сбое в естественном ходе событий, о том, что процесс вхождения в общество и культуру молодым человеком оказывается заблокирован и реализуется альтернативными путями.
Рассмотрим основные каналы продуцирования «неблагополучной» субкультурной молодежи. Еще в 195 6 г. Ш. Эйзенштадт обратил внимание на то, что семья начинает утрачивать ведущую роль в процессе социализации, а ее функции частично перекрывают неформальные гомогенные возрастные группы («peer group»)2. Если раньше традиционный механизм социализации и формирования культурного опыта предполагал наличие устойчивых семейных связей через поколение (от бабушек и дедушек к их внукам), то впоследствии процессы урбанизации привели к вытеснению родственных отношений связями инструментального, временного и поверхностного характера, доминированию в обществе нуклеарного типа семьи. Следующим этапом в разрушении прежних механизмов трансляции опыта и становлении ситуации
дефицита общения в семье стало ее последовательное отстранение от воспитания детей, наблюдаемое в России с 1990-х гг. по настоящий момент. Социальные функции семьи перенимаются иными институтами в силу того, что практически все ее члены оказываются насильно вытянутыми на арену рыночной экономики3.
Немаловажно, что в условиях стремительно изменяющихся реалий окружающего мира ряд знаний и ценностей старшего поколения уже перестал быть актуальным для молодых. Становление новых жизненных практик молодежи, расширение их спектра вследствие перехода российского общества от замкнутости к открытости и мощного влияния образцов западной культуры («вестерна») вступают в противоречие с утвердившимися некогда устоями и институтами4. Так, исследования, проведенные социологами в Твери и Новосибирске, показывают, что молодое поколение проявляет «большую информированность и грамотность в вопросах сексуальной жизни, чем их родители», причем сами родители не ощущают себя уверенно в качестве источника информации подобного рода5. В этой связи вполне обоснованным представляется утверждение М. Мид о становлении префигуратив-ного типа культуры, при котором взрослым есть много чему поучиться у собственных детей6.
К тому же каждый молодой человек осуществляет активный поиск самого себя, происходит формирование его индивидуальной системы ценностей и жизненных приоритетов, а потому он скорее выберет самостоятельный поиск решения проблемы, нежели беспрекословно воспримет совет со стороны родителей даже при условии его адекватности. Иными словами, современную молодежь характеризует «неприятие прямого социализирующе-
го (воспитательного) воздействия со стороны старшего поколения»7.
Социологи на протяжении многих лет отмечают у молодежи сохранение установки на получение высшего об-разования8. Вместе с тем учебные заведения, которым поручено быть важным звеном в процессе внесемей-ной социализации и инкультурации, на данный момент не справляются с подобного рода задачами. В. А. Есаков полагает, что это будет возможно только в том случае, если образовательная сфера будет ориентирована на реальные интересы и потребности подрастающего поколения, а досуг молодежи будет организован так, чтобы у нее существовала столь же реальная возможность применять полученные знания и навыки на практике9.
Пока же наблюдается рассогласование между профессиональными предпочтениями молодежи и потребностью работодателей в этих профессиях10, а образовательный статус молодых людей отстает от запросов рынка труда. Рационализм и прагматизм молодых людей, выражающийся в том, что рейтинг карьеры как ценности остается неизменно высоким, как желаемое, находится в противоречии с действительным, ибо только каждый пятый полагает, что сможет устроиться на хорошую работу по освоенной специальности11. При общей «рыночной» ориентации высшего образования, значительная часть молодежи учится только для того,
чтобы получить «конвертируемый»
12
диплом .
Причина подобной ситуации представляется более глубокой, нежели недальновидность молодежи или их родителей. Дело в том, что для семей с низким уровнем доходов получение ребенком профессии, имеющей спрос на рынке труда, — одна из
немногих возможностей преодолеть семейную бедность, однако отсутствие денег (например, для записи на платные курсы или занятия с репетитором) и связей в нужной сфере существенно затрудняют реализацию поставленной цели. Поэтому опреде-
ленной части молодых людей приходится мириться с получением профессии в вузах «попроще», тех, в которых родители могут использовать накопленный ранее социальный капитал, однако никаких гарантии высокой зарплаты или работы по специальности в дальнейшем такая молодежь не имеет.
В современном российском обществе налицо аксиологический парадокс: образование является одно-
временно инструментальной и финальной ценностью. Е. Мезенцева и Е. Космарская, а также И. Шурыгина отмечают, что тяга к образованию как к конечной ценности повсеместно осталась, причем для родителей с низким уровнем доходов оно является, по сути, единственным социальным достижением, которое они хотят передать детям, однако реально высшее образование (особенно «нерыночное») отнюдь не гарантирует обязательное получение индивидом высокого социального статуса и интеграции в общество на базе полученной профессии13.
С вузами связана еще одна немаловажная проблема: практически
полное отсутствие совместной трудовой, равно как и необязательность общественной деятельности, приводит к распаду академической группы на замкнутые микрогруппы, состоящие, как правило, из двухтрех человек. Показательным является исследование Л. И. Шумской, которая на основе эмпирических фактов установила, что современные формальные группы характеризуются высокой степенью изолированности молодых людей друг от друга, общей неразвитостью сети межличностного общения14.
Наблюдается решительное неприятие попыток создания общих для формальной группы традиций (в основном аналогов школьных — поздравления каждого члена группы с днем рождения с обязательным вручением подарка и ответным угощением со стороны получателя и т. д.), а низкая степень благополучия и удовлетворенности в межличностных
отношениях приводят к
тому, что различные выездные практики, проводящиеся не с первого года обучения, становятся для некоторых студентов настоящей проблемой в силу необходимости существовать бок о бок со своими сокурсниками столь длительный промежуток времени. Среди наиболее часто называемых причин фигурируют личная неприязнь, боязнь конфликтов, отсутствие психологического комфорта в общении («я даже и не знаю, о чем с ним можно поговорить»).
Иными словами, дезинтеграционные процессы пока преобладают в студенческой среде, хотя получает развитие и ряд компенсаторных механизмов, направленных на интеграцию: например, всплеск интереса к
движению КВН, которое стало своеобразным преемником деятельности студенческих агитбригад15. Утрата значимости формальной группы как основного институционального социума, его низкая востребованность компенсируются устойчивой переориентацией молодежи на неформальную микросреду (дружескую компанию), предоставляющую своим членам эмоционально насыщенное и комфортное общение, возможность быть понятым и принятым таким, какой ты есть.
Трудности экономической интеграции молодежи в общество подводят нас к еще одному фактору, способствующему появлению «неблагопрлуч-ной» субкультурной молодежи, а именно к безработице. Согласно данным Международной организации труда, молодежь составляет 44% от общего числа безработных в мире16. Причины различны: в развивающихся
странах безработица среди молодых вызвана, прежде всего, перенаселенностью, в развитых — перепроизводством и жесткой конкуренцией с представителями старших поколений, имеющих более высокую квалифика-цию17. В России, по мнению В. И. Чупрова, главной причиной стал развал в 1990-е гг. целых отраслей и отдельных производств, которые традиционно обеспечивали молодых
людей рабочими местами18. Причем бурное экономическое лихолетье конца XX в. значительно усилило и скрытые формы безработицы, выражающиеся в предоставлении неоплачиваемых отпусков на время простоя производств, сокращенных рабочих недель и т. д. Следовательно, можно говорить о том, что безработица выступает не в качестве характеристики, свойственной молодежи, но как результат действия структурных и институциональных факторов.
И хотя сейчас наблюдаются положительные сдвиги в развитии данной сферы, эти показатели крайне неоднородны как для различных регионов России, так и для экономических секторов и отдельных отраслей (к примеру, наибольшее количество занятых молодых людей сейчас сконцентрировано в частном секторе)19.
Частичная занятость может быть также рассмотрена как возможный канал продуцирования субкультурной молодежи, ибо она далеко не всегда связана с работой по специальности, слабо способствует повышению квалификации, продвижению по карьерной лестнице, формированию ощущения у молодого человека, что он находится «при деле», самореализации, в конечном счете, а ведь именно эти мотивации трудовой деятельности идут у молодежи сразу после желания получать достаточную заработную плату20. Общим здесь является то, что как безработица, так и частичная занятость в молодежной среде ведут к понижению ее профессионального статуса, маргинализации, блокировке официально санкционированных каналов, через которые происходит самовыражение и самореализация, что
впоследствии компенсируется различными субкультурами.
Выделенные факторы нередко действуют комплексно, усиливаются внешними обстоятельствами. Например, отечественная молодежь в 1990-х гг. не смогла включиться в процесс общественного воспроизводства, так как оказалось, что воспроизводить, строго говоря, нече-
го: ее готовили к занятию строго культурна. Однако следует учиты-
определенных позиций в социальной вать, что каждая субкультура тяго-
структуре, однако сама структура теет к закрытости, самообособле-
внезапно оказалась разрушенной. нию, а современная ситуация в мо-
Как результат, молодое поколение лодежной среде такова, что процес-
гораздо более активно, нежели в сы дифференциации преобладают над
условиях стабильного общества, процессами интеграции. Молодежное
включилось в процесс формирования сообщество все более и более фраг-
новой социальной структуры, реали- ментируется на слабо связанные
зуя свой инновационный потенциал, друг с другом группы, лишенные
а между молодежью и взрослыми стал подлинно общей мировоззренческой
нарастать ценностный антагонизм. основы. В соответствии с этим од-
Учитывая еще и тот лавинообразный ним из ключевых направлений адрес-
поток западных культурных форм, ной молодежной политики должно
который захлестнул отечественную стать формирование и/или развитие
культуру в 1990-е, становятся тех институтов и механизмов, кото-
вполне очевидными причины бурного рые бы компенсировали бы действие
расцвета молодежных субкультур. дезинтеграционных процессов. Под-
При этом важно понимать, что черкнем, речь идет не о приведении
субкультуры отнюдь не являются всех к общему знаменателю и унич-
«порочными» образованиями, с кото- тожении всякой инаковости, но о
рыми необходимо бороться всеми необходимом балансе, равновесии
доступными средствами, да и в це- межу процессами дифференциации и
лом далеко не вся молодежь суб- интеграции в молодежной среде.
Примечания
1. Козлов А. А., Утишева Е. В. Проблематика социального здо-
ровья и здорового образа жизни молодежи (на материале социологического исследования) // Социальные и ментальные тенденции современ-
ного российского общества. СПб.: Изд-во СПбГУ, 2005. С. 130-131.
2. Eisenstadt S. N. From Generation to Generation: Age Groups and Social Structure. Glencoe, Illinois: Free Press, 1956.
3. Журженко Т. Старая идеология новой семьи: демографический
национализм России и Украины // Семейные узы: Модели для сборки:
Сборник статей. Кн. 2. М.: Новое литературное обозрение, 2004. С.
271.
4. Бляхер Л. Е. Нестабильные социальные состояния. М., 2005.
С. 91.
5. Журавлева И. В. Отношение к здоровью индивида и общества.
М.: Наука, 2006. С. 184-185.
6. Типологию, разработанную М. Мид см.: Мид М. Культура и мир детства. М.: Наука, 1988. С. 322.
7. Шумская Л. И. Социально-психологические особенности лично-
стного становления современных студентов // Социальные и ментальные тенденции современного российского общества. СПб.: Изд-во СПбГУ,
2005. С. 122.
8. Ковалева А. И. Социальный статус молодежи // Молодежь России перед лицом глобальных вызовов на рубеже веков (Как противо-
стоять агрессивному экстремизму, ксенофобии и насилию среди молодежи): Материалы Международной конференции, 18-19 ноября 2000 г.,
Москва, Россия. М.: Социум, 2001. С 175.
9. См. подробнее: Есаков В. А. Мегаполис и его культура (на
примере Москвы). М.: Альфа-М, 2008. С. 116-117.
10. Так, согласно данным передачи «Специальный корреспондент»
(эфир от 19.10.08, РТР) в России выпускается в 5 раз больше юристов, чем того требует рынок.
11. Ковалева А. И. Социальный статус молодежи // Молодежь России перед лицом глобальных вызовов на рубеже веков... С 17 6.
12. Там же. С. 183.
13. Мезенцева Е., Космарская Е. Бег по замкнутому кругу: уро-
вень жизни, ментальные установки и социальная мобильность жителей России // Мир России, 1998. №3. С. 174-175; Шурыгина И. И. Жизненные стратегии подростков // Социологические исследования. 1999. №5.
С. 57-60.
14. Шумская Л. И. Социально-психологические особенности лич-
ностного становления современных студентов // Социальные и ментальные тенденции современного российского общества. СПб.: Изд-во
СПбГУ, 2005. С. 119-124.
15. Райкова И. Н. «Пока под нами сцена не дрогнет и не рух-
нет.»: творчество студенческих агитбригад 1970-1980-х гг. // Фольклор малых социальных групп: традиции и современность: Сборник ста-
тей. М.: Государственный республиканский центр русского фольклора. 2008. С. 213-224.
16. Гогитидзе К. Безработица молодеет // Газета. RU 31.10.2006 http: // www.sostav.ru/news/2006/10/31/12/
17. Чупров В. И. Молодежь в общественном воспроизводстве // Социологические исследования. 1998. № 3. С. 98.
18. Там же. С. 98.
19. Луков В. А. Проблема обобщающих оценок положения молодежи
// Социологические исследования. 1998. № 8. С. 28; Мкртчян Г. М.,
Чистяков И. М. Молодежь Москвы на рынке труда // Социологические исследования. 2000. № 12. С. 43.
20. Зубок Ю. А. Исключения в исследовании проблем молодежи //
Социологические исследования. 1998. № 8. С. 52-53; Сибирев В. А.,
Головин Н. А. Штрихи к портрету поколения 90-х годов // Социологические исследования. 1998. № 3. С. 108.