CC BY
34
внуки успешно продолжают научные изыскания в области фармакологии, и под светлой фамилией Яснецов продолжают выходить научные публикации. В. С. Яснецов оставил и большое творческое наследие в виде изданных трудов, подготовленных учеников, научных направлений и высказанных идей. Имя профессора Виктора Сергеевича Яснецова по-прежнему известно в научных кругах, среди медицинской общественности, сотрудни-
ков и студентов медицинских ВУЗов. Оно навечно останется в истории Смоленской государственной медицинской академии как достойный пример бескорыстного служения своему профессиональному долгу. Творческое наследие этого человека будет продолжать служить благородным целям воспитания еще для многих поколений молодых медицинских кадров.
УДК 615.(09)
мои ВСТРЕЧИ с Виктором СЕРГЕЕВИЧЕМ ЯСНЕЦОВЫМ
ПервоесоприкосновениесВикторомСергеевичем у меня состоялось в Москве осенью 1967 года. Было оно случайным и заочным. Я находился в 1-м ММИ им. И. М. Сеченова у научного руководителя по кандидатской диссертации Петра Кузьмича Анохина, заведующего кафедрой нормальной физиологии. Обсуждались иллюстрации реакций корковых нейронов на раздражение центральных и периферических структур нервной системы. Шла обычная рабочая дискуссия. Во время разговора в кабинет вошла референтка Петра Кузьмича и тихо сказала: «Вам письмо из Смоленска». Оказалось, что Петру Кузьмичу писал Григорий Михайлович Стариков по поводу предстоящей защиты докторской диссертации Виктора Сергеевича Яснецова. Защита должна была пройти в Москве, в совете, членом которого был Петр Кузьмич, при этом Григорий Михайлович просил оказать Виктору Сергеевичу моральную поддержку. Сразу же последовал вопрос, знаю ли я Виктора Сергеевича. Как мог, я представил его, сказал, что он является проректором по учебной работе нашего вуза. Позже от доцента кафедры Игоря Владимировича Орлова я узнал, что Петр Кузьмич и Григорий Михайлович время от времени переписывались. Познакомились они еще в 1955 году в связи с обращением Петра Кузьмича к Григорию Михайловичу с просьбой помочь напечатать в областной типографии монографию «Внутреннее торможение как проблема физиологии». По этому поводу в Смоленск для решения конкретных вопросов приезжал как раз Игорь Владимирович. Возвращаясь к письму Григория Михайловича, помню, что к сказанному мною о Викторе Сергеевиче добавил, что человек он не робкого десятка и сможет постоять за себя в любой аудитории. На том все вопросы разговора были исчерпаны. Мои ил-
В. А. ПРАВДИВЦЕВ
Смоленская государственная медицинская академия
люстрации были утверждены, диссертацию Виктор Сергеевич успешно защитил, и в нашем Смоленском медицинском институте на кафедре фармакологии появился новый доктор медицинских наук.
Второе соприкосновение с Виктором Сергеевичем было вновь заочным и состоялось уже в Ленинграде после того, как я приступил к работе на кафедре нормальной физиологии в Смоленске. Кафедра располагалась в учебном корпусе на проспекте Гагарина рядом с корпусами Областной клинической больницы. Никаких затруднений работа со студентами на новом месте у меня не вызывала. Больше того, после Москвы, после лекций и практических занятий в столичном вузе дома все было интересным. Для проведения практических занятий я получил шесть групп, по две в день, получилось - 3 дня в неделю, при этом считал, что нагрузка у меня очень маленькая.
Что бросилось в глаза в первую очередь при сопоставлении студентов наших и московских. Наши выгодно отличались большей дисциплинированностью, организованностью, ответственностью. Как оказалось, на это обстоятельство обратил внимание не только я. В 1971 году меня направили на 2-месячный цикл ФПК по педагогике в Ленинградский педиатрический институт. Институт произвел на меня удручающее впечатление. Кафедра нормальной физиологии - вся в копоти, крыша протекала. В лекционной аудитории пол местами отсутствовал. Студенческая масса больше напоминала базарную толпу, чем организованный студенческий поток. Во время лекции, которую читал известный ученый в области физиологии дыхания профессор Владимир Дмитриевич Глебовский и на которой присутствовали курсанты ФПК, в аудиторию вошли двое. Один из них оказался проректором по учебной работе,
второй - заведующим по АХЧ вуза. Они проводили осмотр помещений, очевидно, на предмет определения объемов ремонтных работ. Профессор лекцию остановил, студенты встали. В аудитории установилась тишина. Слово взял проректор. В основном он говорил об учебе, о дисциплине, об успеваемости, о быте студентов в общежитиях, о внешнем виде студента-медика на рабочем месте. В заключение он сказал: «Мы только что приехали из Смоленска, где нас принимал проректор по учебной работе медицинского института профессор Виктор Сергеевич Яснецов. Вы бы посмотрели, как там все обустроено, как там выглядят и работают студенты на лекциях, на практических занятиях. Нам до этого вуза еще надо расти».
Не скрою, мне было очень приятно слышать столь лестные высказывания о нашем институте,
о Викторе Сергеевиче в столичном городе среди курсантов, прибывших в Ленинград из Москвы, Воронежа, Свердловска, Днепропетровска, Пятигорска. Вместе с тем для меня стало очевидным, что высокие оценки нашему вузу, высказанные в ситуации, когда в этом не было никакой необходимости, есть не что иное, как искреннее признание коллег высокоэффективной работы педагогического коллектива нашего вуза под руководством того, кто отвечал за эту работу в первую очередь. Конечно же, это был Виктор Сергеевич Яснецов.
Отмечу, что именно «ленинградский эпизод» по-настоящему приковал мое внимание к Виктору Сергеевичу во всех его ипостясях. А было у него их много. Он и один из руководителей вуза, педагог, которого искренне уважали студенты, ученый, общественный деятель города и области.
Виктор Сергеевич Яснецов - доктор медицинских наук, профессор, проректор по учебной работе Смоленского государственного медицинского института
Характерной чертой Виктора Сергеевича было неподдельное любопытство по отношению к людям, которые появлялись около него. Он всегда замечал новых сотрудников и в последующем старался оценить каждого, кто на что способен. Наши кафедры располагались рядом, здоровались мы с Виктором Сергеевичем почти каждый день, при этом однаж-
ды, встретившись с ним в холле перед лекционным залом, он коротко сказал: «Зайди, есть дело».
Конечно же, зашел... попробуй не зайди. Исполнительская дисциплина в вузе была на высоте. Дело оказалось простым. В районном Совете народных депутатов Виктор Сергеевич возглавлял комиссию по делам молодежи, при этом он при-
думал простую и эффективную схему ее работы. Он «брал в оборот» кого-либо из молодых сотрудников, называл адрес, вручал перечень вопросов для анализа, снабжал «верительными грамотами», давал контактные телефоны и посылал его. в качестве «ревизора» в молодежные общежития городских промышленных предприятий, ПТУ, техникумов для комплексной проверки ситуации на месте. Конкретной задачей «ревизора» было оценить организацию воспитательной работы в общежитиях, в частности - организацию быта, досуга, вечеров отдыха, встреч с ветеранами, интересными людьми, с администрацией предприятий.
Должен сказать, что ответственные за работу общежитий со стороны администрации предприятий принимали людей Виктора Сергеевича весьма серьезно. По итогам проверок составлялись подробные справки, которые подписывались и принимающей стороной, и стороной проверяющей. В последующем справки передавалась Виктору Сергеевичу. Он назначал дату заседания комиссии, на которую приглашались исключительно директора заводов, ПТУ, техникумов.
Хотелось бы отметить то, как Виктор Сергеевич напутствовал своих посланцев. Он обычно говорил: «Справку в целом надо писать хорошую, но не перегибать, при этом следует всегда указать на конкретные недостатки». Подход простой, универсальный, вписывающийся в общую позитивную концепцию страны развитого социализма - в принципе, все должно быть хорошо, вместе с тем разрешалось выявить отдельные недостатки.
По моим справкам замечаний не было ни разу, правда, это имело для меня негативные последствия - объем «посыльной» работы не уменьшался, а постоянно увеличивался. К тому же, наряду с выходами за пределы института, Виктор Сергеевич давал поручения по линии ЦМС, которым он руководил как проректор по учебной работе. На каких только кафедрах я не был. Справки по-прежнему писал согласно данной им ранее установке. Их выслушивали, задавали вопросы, обсуждали. Виктор Сергеевич всегда умело подводил итоги дискуссий, четко формулировал выводы. Все шло нормально, однако апробированный алгоритм представления материалов для Виктора Сергеевича все же дал сбой, который однажды вылился в скандал.
Поручили мне проверить кафедру физики, руководимую Александром Ивановичем Смирновым. Предметом проверки была работа вообще плюс особенности становления нового курса информатики и кибернетики. Вопрос для меня был знаком, так как я сравнительно недавно приехал из Московского центрального института усовершенствования врачей, где месяц специализировался на кафедре физиологии и медицинской кибернетики.
Пошел к Александру Ивановичу. Встретил он меня настороженно, но все обстоятельно рассказал. Я ознакомился с кафедральными бумагами, методическими указаниями, стендами. В целом все было нормально, но недостатки-то следовало найти. Естественно, нашел, как мне казалось, в области нейтральной, имеющей непрямое отношение к производственным делам кафедры. Короче, недостатки нашел в сфере воспитательной работы сотрудников со студентами. В заключительной части своего выступления на заседании ЦМС я отметил, что содержание некоторых стендов кафедры, обращенных к слабоуспевающим студентам, является некорректным, так как в текстах слишком часто используются высказывания типа «позор двоечникам», «таким не место в вузе», «гнать их отсюда». Помимо нелестных высказываний в адрес слабоуспевающих студентов-первокурсников в прозе, часть «позорного» материала была представлена в стихах. Естественно, общая оценка педагогического процесса была представлена мной как удовлетворительная в соответствии с партийным стандартом оценки работы любого коллектива. Вопросов не было, Александр Иванович молчал. Виктор Сергеевич в конце огласил подготовленное мною решение по кафедре и заседание закрыл.
Буря разразилась на следующий день, когда Александр Иванович явился на прием к Виктору Сергеевичу с письменным заявлением. Разумеется, что на этой встрече я присутствовал. Сказать, что вид у Александра Ивановича был грозный, - значит, ничего не сказать. Он был устрашающим. В своем заявлении он обвинил меня в попытке. дискредитировать работу коллектива кафедры в становлении важнейшего в вузе новейшего курса, опорочить проделанную гигантскую работу путем раздувания мелких просчетов, недостойных вообще никакого внимания.
Только я попытался открыть рот, как Виктор Сергеевич рукой дал знать - помолчи, после чего стал говорить сам. «Александр Иванович, ваша реакция неправомерна. Посмотрите, что мы записали в протокол - признать работу удовлетворительной. Можно было бы записать - признать работу хорошей или отличной, но существует стандарт. Даже если работа хорошая, то пишут всегда -удовлетворительная. Что касается недостатков, в особенности воспитательного характера, здесь я целиком согласен с Виталием Андреевичем. Оскорбительные высказывания в отношении студентов-первокурсников (!) абсолютно недопустимы». После этого Виктор Сергеевич, улыбаясь, достал из стола положение о том, как следует общаться с «учениками», написанное. Петром I. Похоже, что «императорский наказ» произвел какое-то сильное впечатление на Александра Ивановича, он успо-
коился и больше никаких претензий не высказывал, свое заявление забрал. Я все-таки не вытерпел и спросил его, почему вчера он сразу после доклада ничего не сказал, а просто ушел. Ответ меня, как и Виктора Сергеевича, ошеломил. «Когда вы выступали, - сказал Александр Иванович, - пульс у меня был порядка 200 ударов в минуту. Я думал не о том, чтобы что-то сказать, а о том, как бы отсюда уйти в принципе». Виктор Сергеевич с улыбкой на сказанное коротко заметил: «Ну, это вы напрасно. Обычный рабочий момент, все мы вас искренне уважаем, поэтому ничего плохого у нас и в мыслях не было».
Расстались мы с Александром Ивановичем на «хорошей ноте», он еще несколько лет проработал заведующим, неоднократно заходил ко мне, в основном, для консультаций по импортным лекарственным препаратам, которые, очевидно, доставал из гуманитарной помощи, так как инструкции к ним были написаны на английском. «Я-то учил немецкий», - добавлял он всегда, как бы извиняясь.
Заканчивая описание истории с Александром Ивановичем, хотел бы отметить, что Александр Иванович, не имея в силу объективных обстоятельств никаких научных и учебных званий, являл собой пример настоящего педагога, который отдавал себя работе целиком. Порядок у него в делах был идеальным, все учебное оборудование блестело чистотой, все работало. Многое под его руководством на кафедре делалось руками самих сотрудников. Но общаться с ним было нелегко. Он тяжело воспринимал даже самые мелкие свои неудачи, если они случались, оставаясь равнодушным, когда его хвалили за успехи. Кстати, сам мог очень остро пошутить. Помню, когда я был студентом 5-го курса, на кафедре физики был организован кружок по освоению основ высшей математики. Этот кружок посещали человек 10 студентов и один относительно молодой любознательный доцент, сотрудник теоретической кафедры. На одном из заседаний, обрадовавшись тому, что освоенный материал позволил сознательно воспринимать содержание простого дифференциального уравнения, доцент в эмоциональном порыве в присутствии студентов, Александра Ивановича воскликнул: «Как здорово, я все понимаю, хотя раньше смотрел на это, как баран на новые ворота». Александр Иванович отреагировал мгновенно: «А теперь что ...смотрите, ... как баран. на старые ворота».
Жизнь «на посылках» продолжалась. Нельзя сказать, что эта работа мне ничего не дала. Это был опыт общения с людьми, их проблемами, заботами. Конечно же, этот опыт впоследствии пригодился мне, когда я пришел по инициативе Виктора Сергеевича в ректорат, где в общей сложности проработал секретарем приемной комиссии, ученым
секретарем Совета, ответственным секретарем приемной комиссии свыше 15 лет. Но все это было потом, а до того - в очередной раз, столкнувшись с Виктором Сергеевичем, вновь услышал: «Зайди, есть дело».
Вспоминая сейчас о своих встречах с Виктором Сергеевичем, не могу не отметить - меня ни разу к нему не вызывали через секретаря. Только при личном контакте. Впрочем, у него-то и секретаря на протяжении длительного периода работы не было. Долгое время в ректорате у него и кабинета не было. В административном корпусе на улице Глинки в одном кабинете сидели проректор по учебной работе Виктор Сергеевич Яснецов, проректор по научной работе Николай Борисович Козлов. 3 года вместе с ними просидел и я - ученый секретарь Совета, который собирался 4 раза в месяц. Три заседания обычно посвящались внутренним вопросам института, последнее - отдавалось защитам диссертаций. Жизнь была сложной, но интересной.
Итак, вновь прозвучало «зайди», стало быть, «в путь-дорогу»? На этот раз ошибся, потому что после того, как я оказался в кабинете Виктора Сергеевича на кафедре, после приглашения «садись поближе» стало понятно, что речь пойдет о каких-то других вещах. Последовал вопрос: «Расскажи мне подробно о том, что ты делал в Москве у Петра Кузьмича Анохина в аспирантуре, чему ты там научился и что можешь делать руками».
Проговорили мы долго. Я честно признался, что, отправляясь в Москву, почти ничего не умел, да и мало что знал, хотя читал много, но знания были разрозненными, много лишнего, бесполезного. То, что мне казалось нужным, на деле оказалось ненужным, а то, что надо было знать, я не знал. Короче, я быстро понял, что попал в серьезный научно-педагогический коллектив - с одной стороны, это сотрудники кафедры нормальной физиологии 1-го ММИ им. И. М. Сеченова, с другой - сотрудники академической группы Института нормальной и патологической физиологии АМН СССР Выводы я сделал быстро, для меня они были простыми и сводились к тому, что если в кратчайшие сроки я не разберусь в научной проблематике коллектива в целом, не встану «на ноги» методически, здесь я не выживу. Как я поступил? Я стал работать у штатных сотрудников «на общественных началах». препаратором. Дело доходило до курьеза. На одном из производственных собраний, когда говорили не столько о науке, сколько о хозяйственной стороне организации научного процесса, сотрудница лаборатории, высказывая недовольство по поводу отсутствия грамотных лаборантов, вдруг заявила: «Хорошо, что у нас появился новый препаратор из Смоленска, который помогает при проведении экспериментов». В мои обязанности входило - сходить
в виварий, принести животное, подготовить растворы наркотических препаратов, ввести животное в состояние наркоза, провести необходимые работы по трепанации черепа, по обнажению нужных периферических нервов. До опыта надо было приготовить раздражающие электроды для нервов, подкорковых ядер и многое другое. Когда опыт технически был подготовлен, появлялся его «хозяин». Я ждал этого момента с нетерпением, поскольку теперь можно было совместно работать с аппаратурой, обсуждать результаты непосредственно в ходе опыта. «Обслуживал» я сразу несколько человек. Хотел бы отметить тех, с кем мне довелось работать больше всего, осваивая премудрости физиологического эксперимента. Это Фатима Атовна Ата-Мурадова, старший научный сотрудник, в последующем - доктор биологических наук, сотрудница Института генетики РАН. Далее - младший научный сотрудник Диана Георгиевна Шевченко, в последующем - доктор медицинских наук, сотрудница Института психологии РАН. Далее - аспирант Вячеслав Борисович Швырков, в последующем - доктор медицинских наук, профессор, основатель Лаборатории нейрофизиологических основ психики Института психологии РАН. К сожалению, он рано ушел из жизни, оставив глубокий след в науке. Его имя носит сейчас основанная им лаборатория. Далее - Юрий Иванович Фельдшеров, аспирант, потом - кандидат медицинских наук, доцент, заведующий кафедрой нормальной физиологии Хабаровского медицинского института. Далее - Геннадий Боянович Крюков, кандидат медицинских наук, в последующем -ученый секретарь НИИ нормальной физиологии им. П. К. Анохина АМН СССР! Все они были моими учителями, и, если я чему-то научился, что-то освоил, то только благодаря их бескорыстной помощи в трудные для меня времена.
Работа при опытных экспериментаторах помогла мне прежде всего овладеть электронным оборудованием, освоить множество методик, использовавшихся для решения задач конкретных нейрофизиологических экспериментов. Не менее ценным результатом моей «препараторской» практики было проникновение в частные задачи научных экспериментов многих сотрудников. В результате я быстро проникся общими идеями, стал понимать, кто что делает, а главное, что надо делать мне. Не прошло и 3 месяцев, как я освоился и фактически был готов к тому, чтобы уяснить смысл темы диссертации, которая была предложена академиком Петром Кузьмичем Анохиным. Отмечу, что в Москве с аспирантами никто не церемонился и не возился. Например, тема диссертации мне была сформулирована в одном предложении, иллюстрированном одним рисунком на листе бумаги в течение 10 минут общения. Все. Остальное делай сам - пиши аннотации, протоколы, заполняй карты, т. е. выкручивайся,
как можешь. Если что-то не понятно - читай литературу, участвуй в аспирантских семинарах, дискуссиях, анализируй результаты своих опытов, результаты тех, кто работает рядом с тобой. Короче, дерзай, сам предлагай варианты развития темы.
Еще раз подчеркну, что форма начальной работы, которую я для себя выбрал, позволила освоить руками столько, что в полном объеме до сих пор реализовать мне здесь у нас не удалось. Многое еще в багаже лежит невостребованным грузом.
Все это пришлось выложить Виктору Сергеевичу, после чего я стал называть то, что, с моей точки зрения, могло бы его заинтересовать в первую очередь, например, при проведении экспериментов фармакологической направленности. Я назвал электроэнцефалографический метод, более сложный, но более тонкий - метод вызванных потенциалов, довольно сложный микроэлектродный метод, позволяющий наблюдать за натуральной активностью одиночных нейронов любых структур мозга, еще более сложный - микроионофоретический метод, позволяющий в ходе регистрации нейрона через многоканальные электроды ионофоретически апплицировать на него различные вещества. На последнее место я поставил стереотаксический метод, позволяющий «вслепую» по стереотаксическим картам вводить электроды в подкорковые ядра с целью их раздражения, регистрации суммарной электрической активности или с целью их разрушения.
Виктор Сергеевич слушал внимательно, не перебивая. Последовал лишь один вопрос: «Что из себя представляет стеклянный микроэлектрод, почему он не ломается при введении в мозг?» Пришлось объяснить, что изготавливаются микроэлектроды с помощью специальной электрической печки-кузницы из особого сверхпрочного и тугоплавкого стекла марки «Пирекс». Кончик микроэлектрода составляет величину порядка 1 мкм. Поломать его трудно, т. к. прочность кончика в несколько раз превышает прочность кончика аналогичного электрода, сделанного из стали. «Впрочем, в этом деле, - продолжал я, - самое сложное заключается не в изготовлении электрода, а в его заполнении. Стекло выполняет лишь опорную функцию, тогда как токопроводящей средой является солевой раствор, который вводится внутрь, но, - добавил я, - здесь для меня секретов нет, электроды заполним».
Минуту подумав, Виктор Сергеевич тихо, но твердо произнес ключевую фазу разговора: «А мог бы ты взяться за то, чтобы все эти методики, о которых ты мне рассказывал, можно было воспроизвести у нас, в нашем институте?»
Вопрос был неожиданным. Здесь я задумался и ответил уклончиво: «Понадобятся большие деньги». Виктора Сергеевича этот ответ не удовлетворил. «Я не спрашиваю о том, сколько понадобится денег,
я спрашиваю, ты мог бы взяться за это дело и довести его до конечного результата?» Вопрос был не из легких - одно дело рассказывать и совсем другое -делать, к тому же в неопределенной обстановке.
Дискуссия продолжалась. «Но ведь это же - целая лаборатория, сложное хозяйство, я же только ассистент кафедры, может быть, согласуете вопрос с заведующим?» Виктор Сергеевич не отступал: «Если бы Лев Соломонович мог сделать, я бы к нему обратился. но.». Степени свободы в ходе беседы для меня сократились до минимума, поэтому необходимо было дать ясный ответ. Виктор Сергеевич в любом деле всегда добивался ясности. Не зря он носил фамилию - Яснецов. Ответ мой был коротким: «Взяться согласен».
В конце беседы Виктор Сергеевич сказал: «Вопрос закрыт, будем делать Межкафедральную проблемную лабораторию электрофизиологии, а ты будешь ее заведующим. на общественных началах. Опыт работы «на общественных началах» в научном коллективе у тебя уже есть, так что должно получиться». «С чего планируешь начать?» - задал последний вопрос Виктор Сергеевич. «С помещения», - был мой ответ.
Вспоминая детали этого неожиданного для меня предложения, я каждый раз задавал себе вопрос: каковы были внутренние мотивы предложения Виктора Сергеевича, что послужило толчком для столь ответственного решения, принятого на неофициальном уровне, в ходе кабинетного контакта с молодым ассистентом, а не в ходе обсуждения вопроса в присутствии «патриархов» научной части с последующим принятием решения на Ученом совете. Ответа на этот вопрос у меня тогда не было, были лишь некоторые соображения.
Как мне рассказала чуть позже доцент кафедры нормальной физиологии Ариадна Георгиевна Лебедева, сокурсница Виктора Сергеевича, после защиты докторской диссертации он серьезно обдумывал вариант своего перехода с кафедры фармакологии, которой заведовал профессор А. И. Митрофанов, на кафедру нормальной физиологии, которой заведовал профессор Я. А. Милягин. Цель была простая - стать новым заведующим. Основания к тому были. У профессора Я. А. Милягина заканчивался последний пятилетний цикл, больше избираться он не мог. Доцент кафедры Л. С. Рахмилевич, хотя и работал над докторской диссертацией, но испытывал трудности, при этом перспектива его защиты представлялась неопределенной.
Виктор Сергеевич был уверен в успехе задуманного предприятия, тем более что шестидесятые годы были отмечены бурным развитием фармакологии за счет широкого внедрения в практику фармакологических исследований новейших физио-
логических методов. Если взять сборники научных работ или журналы тех лет, можно было отметить много любопытного. Так, крупный советский фармаколог В. В. Закусов вместе с всемирно известными физиологами П. К. Анохиным, П. С. Купаловым, Э. А. Асратяном участвует в Нью-Йорке в работе конференции, посвященной наследию академика И. П. Павлова. Работы таких видных фармакологов страны, как А. В. Вальдман, Д. А. Харкевич, Р. Ю. Ильюченок, Ю. Д. Игнатов, Т. Г. Райгородская, Э. Э. Эвартау интенсивно публикуются в физиологических журналах, при этом в их статьях почти невозможно провести грань между фармакологией и физиологией. Было и обратное движение. Например, академик АН СССР П. К. Анохин в конце шестидесятых годов сформулировал принципиально новое направление в нейрофизиологии, определенное им как «функциональная нейрохимия». Генеральной линией направления он считал анализ роли химических субсинаптических реакций нейронов в обеспечении механизмов обучения, долговременной памяти, пластичности, адаптации, генерации уникальных рисунков спонтанной и вызванной активности.
Разумеется, что Виктор Сергеевич диалектику взаимопроникновения фармакологии и физиологии воспринимал как нечто само собой разумеющееся, поэтому его представление о возможности перехода с одной функциональной кафедры на другую вряд ли могло вызвать в душе большие сомнения и колебания. Тем не менее он решил посоветоваться и с тем пошел к доценту кафедры Льву Соломоновичу Рахмилевичу.
Отношения у Виктора Сергеевича со Львом Соломоновичем были не простыми. Они соревновались друг с другом, как это бывает между людьми, работающими рядом и занимающимися близкими по сложности задачами. В непринципиальных вопросах Виктор Сергеевич часто проигрывал Льву Соломоновичу. Не могу не привести пример. Закончилась секция фармакологии, физиологии, патофизиологии студенческой научной конференции. Подводятся итоги. Виктор Сергеевич предлагает вручить грамоту за доклад, сделанный студентом-кружковцем кафедры фармакологии. Лев Соломонович возражает, аргументируя тем, что в докладе нет экспериментальных данных, а содержание носит характер обзора литературы. На это Виктор Сергеевич сказал: «Ничего страшного, обзор литературы - это 30% любой диссертации». «А 70% любой диссертации - это что?» - возразил Лев Соломонович. Грамоту студенту не вручили. Вместе с тем в вопросах стратегии, видения общей перспективы развития института, кафедр Виктору Сергеевичу равных не было, поэтому в дискуссии на эти темы с ним Лев Соломонович никогда не
вступал. Виктор Сергеевич зла обычно ни на кого не держал, к людям старался относиться не с позиций мелких обид, а с позиций пользы дела. Поэтому советоваться по поводу возможного перехода он пошел не к профессору Якову Андреевичу Милягину, который работу на кафедре завершал, а к доценту Льву Соломоновичу Рахмилевичу, который на кафедре работал и собирался на ней работать впредь.
Что произошло по итогам разговора. Лев Соломонович, как опять-таки рассказывала доцент А. Г. Лебедева, отговорил Виктора Сергеевича от решения о переходе. Основной аргумент был связан с тем, что в рамках предмета, помимо относительно простых по содержанию разделов физиологии кровообращения, дыхания, желез внутренней секреции, выделения, пищеварения, большое место занимали мембранология, системология, информатика, биофизика, нейрофизиология, электрофизиология. Лев Соломонович говорил о том, что сам с трудом все это осваивал под руководством бывшего заведующего кафедрой профессора Николая Александровича Юденича после окончания своей аспирантуры в Саратове, где занимался гематологией.
Хотя «после этого не значит вследствие этого», как утверждали древние римляне, но именно после разговора со Львом Соломоновичем Виктор Сергеевич пришел к окончательному решению остаться на кафедре фармакологии. Что он при этом думал - трудно сказать, но я полагал, что именно в этот момент у него могла зародиться идея - заполучить в копилку возможностей научного экспериментирования в нашем институте нечто, олицетворяющее достижение сложных технологий. Как мне казалось, одним из вариантов реализации планов Виктора Сергеевича и был план создания в институте современной электрофизиологической лаборатории. Забегая вперед, должен сказать, что насчет каких-то особых идей и личных устремлений Виктора Сергеевича в создании лаборатории я сильно ошибался. На самом деле, все оказалось проще, о чем речь пойдет ниже.
Поскольку мотивационный фактор событий меня волновал лишь с точки зрения идеальной, в плане чисто материальном я немедленно настроился на предстоящую серьезную работу, так как подвести Виктора Сергеевича было нельзя. Для начала я решил обзавестись помощниками. С огромным энтузиазмом в деле создания новой лаборатории ко мне подключились ассистенты кафедры Владимир Николаевич Клементьев и Николай Михайлович Осипов. Первый был радиолюбителем, с электроникой «на ты», второй - до поступления в медицинский институт окончил техническое училище, поэтому умел все. Оба обладали способностью решать нестандартные задачи.
События развивались быстро. Виктор Сергеевич конкретно воспринял идею об отдельном помещении для лаборатории и сразу же сообщил: «Занимайте бывший анатомический музей». Это был огромный зал в Старом учебном корпусе на первом этаже. Пошел смотреть. Помещение мне не понравилось. Избыточно большое, неуютное, с плохим полом, передающим вибрацию грунта от проходящих вблизи трамваев. Для электрофизиологических регистраций это было абсолютно недопустимо, но выбора не было. Правда, никакого оборудования тоже не было, так что размещать что-либо здесь не пришлось. К счастью, гигантское помещение у нас вскоре забрали под новый лекционный зал, а для лаборатории передали освободившееся помещение «под лестницей» после переезда кафедры топографической анатомии из Старого учебного корпуса в новый Морфологический корпус. Размер комнаты был почти оптимальным, а пол крепким.
Первое, что было сделано мною и Владимиром Николаевичем Клементьевым, - перенесли в комнату два письменных стола и обустроили свои рабочие места. Второе - оформили заказ в Медтехнику на 4 усилителя биопотенциалов УБП1-02. Буквально через неделю пребывания на новом месте Владимир Николаевич Костюченков привез нам совершенно новый универсальный 7-канальный чернильнопи-шущий регистратор - УСЧ-07. Это был самый первый прибор будущей лаборатории. Непонятно, откуда Владимир Николаевич его взял, но было понятно, почему его так легко кто-то отдал. Прибор хоть и являлся регистратором, но ничего регистрировать не мог по причине конструктивного отсутствия в нем усилителей. Так как усилители мы заказали, то в перспективе прибор можно было использовать для записи суммарной биоэлектрической активности головного мозга.
Четыре усилителя пришли быстро, а это означало, что у нас сразу получился 4-канальный электроэнцефалограф. Показали все Виктору Сергеевичу. Ему представленная конструкция не понравилась, и он сказал: «Я сам достану электроэнцефалограф». Примерно через год на склад Медтехники для медицинского института поступили 16-канальный клинический электроэнцефалограф ЭЭГУ16-02 Львовского производства и очень мощный многоканальный многопрограммный стимулятор Вильнюсского радиозавода ЭСУ-1. Цена приборов составила: 11000 рублей - электроэнцефалограф и свыше 7000 рублей - стимулятор. Суммы были очень большие. К примеру, автомобиль «Жигули» тогда стоил около 6000 рублей.
Несмотря на удачный старт, работать пока было нельзя - отсутствовал стереотаксический прибор для фиксации подопытного животного. На очередной рабочей встрече с Виктором Сергеевичем
я доложил, что стереотаксические приборы про-мышленно не выпускаются, их делают поштучно в Москве Экспериментальные мастерские при АМН СССР. Был еще небольшой импорт, но перспектива успеха здесь казалась призрачной.
Оформили гарантийное письмо в адрес директора мастерских. Подписал его Григорий Михайлович Стариков. Стали ждать. Через месяц после отправления письма я решил в мастерские позвонить. По телефону выяснил, что письмо получено, но пока оно просто лежит в папке, так как в очередь нас не включили. Было сказано, если кто-нибудь откажется от заказа, тогда этот заказ передадут нам. Пошел к Виктору Сергеевичу. Он подумал и сказал: «Можешь кому-нибудь написать в Москву из своих знакомых, чтобы помогли». Я сразу вспомнил, что можно написать разработчику стереотаксического прибора - доктору медицинских наук, профессору Рубену Ашотовичу Дуриняну. Он возглавлял лабораторию в Институте нормальной и патологической физиологии АМН СССР, часто выступал оппонентом по диссертациям аспирантов и соискателей Петра Кузьмича Анохина и меня немного знал. Написал. Текст был простой - так и так, делаем в Смоленском медицинском институте комплекс для проведения научно-исследовательских работ по физиологии мозга, нужен стереотаксический прибор, желательно Вашей конструкции, просим нам помочь.
Никакого ответа от Рубена Ашотовича я не получил, но при очередном звонке директору мастерских выяснил, что в очередь нас все-таки поставили и что заказ будет выполнен. Помог Рубен Ашотович или нет, не знаю, но факт остается фактом - из Москвы пришел счет на стереотаксический прибор и два дыхательных аппарата, которые дополнительно попросил включить в заказ по телефону. По цене все составило около 4000 рублей. Счет был оплачен, и в столицу оправилась машина вместе с начальником отдела снабжения. Через сутки приборы были уже в Смоленске.
Радости не было предела. Виктор Сергеевич все осмотрел и как бы одобрил. Да и как не одобрить -стереотаксический прибор имел очень красивый вид, сверкал гранями полированных алюминиевых конструкций, включавших головодержатели для кроликов, кошек, манипуляторы для подведения электродов во все структуры мозга, всевозможные дополнительные вспомогательные устройства.
Интересно, что эпопея со стереотаксическим прибором закончилась почти анекдотично. Спустя несколько дней после того, как прибор был собран, ко мне подошел доцент кафедры патофизиологии Вячеслав Васильевич Решедько. Вячеслав Васильевич, обладая глубокими знаниями в области патофизиологии, в дополнение был большим знатоком автомобилей, аккумуляторов, сварочных
агрегатов, сантехнических устройств, электромоторов и прочего «тяжелого» железного оборудования. Его живо интересовало, что мы делаем «под лестницей» в учебном корпусе, при этом часто получали от него дельные советы. Сообщил он интересную вещь. Оказывается, в Медтехнике несколько лет не знают, куда деть ящик, в котором находятся какие-то железки. Ящик с «добром» за ненадобностью давно списан, но выбросить его жалко. Вопрос стоял так: быть может, нам содержимое как-то пригодится, причем Медтехника доставку берет на себя. Я был в недоумении, но на всякий случай согласился, так как полагал, что действительно что-то может пригодится.
Ящик привезли. В присутствии Вячеслава Васильевича его вскрыли и что же - в нем оказался новый, весь в смазке с отличными мягкими манипуляторами венгерский стереотаксический прибор конструкции Сцентаготаи. Короче, бились, звонили, просили, платили, а в это время списанный за ненадобностью стереотаксический прибор лежал мертвым грузом на складе под боком. Кончилось тем, что два прибора мы объединили в один, взяв лучшее от одного, прибавив к нему то, что было лучшее в составе другого.
После водворения «стереотаксиса» на свое штатное место установка стала обретать законченные черты, но работать было затруднительно, так как отсутствовал катодный осциллограф для оперативной визуальной индикации процессов. Катодный оциллограф всегда был дефицитным пробором, а уж в 70-е годы купить его было практически невозможно. Виктор Сергеевич ситуацию оценил и без оптимизма бросил: «Буду думать».
Случайно Владимир Николаевич Клементьев узнал, что в Смоленском радиоклубе есть 2-канальный осциллограф - ДЭСО-1, которым никто не пользуется и который клуб мог бы продать по чисто символической цене порядка 200 рублей. Я собрал информацию об осциллографе. «ДЭСО» расшифровывалось следующим образом - 2-канальный электронный стационарный осциллограф. Судя по описаниям, он должен был бы подойти. Цена небольшая, но, правда, выяснилось -небольшая из-за того, что осциллограф не работал. Походили мы с Владимиром Николаевичем вокруг да около, осмотрели его внутренности, и Владимир Николаевич уверенно сказал: «Восстановим, будем брать».
Осциллограф привезли. Возились с ним долго, но дело постепенно шло в нужном направлении. «Диагноз» Владимир Николаевич поставил быстро, и в конце концов прибор включился, на большом круглом экране появились голубые лучи. Теперь можно было не только наблюдать за процессом, но и фотографировать его с экрана.
Показали осциллограф Виктору Сергеевичу. Он обошел его вокруг. Со стороны осциллограф чем-то был похож на самого Виктора Сергеевича - такой же осанистый, солидный - вес прибора составлял 300 кг. Виктор Сергеевич внимательно рассмотрел заводские нашлепки, повторил название - ДЭСО-1 и ушел. Через месяц к корпусу подъехал грузовик с группой солдат и подъемный краном. В кузове стояли два осциллографа ДЭСО-1. Мы с Владимиром Николаевичем так и обомлели. Солдаты все выгрузили, к одному из них тут же приклеили табличку «Смоленскому государственному медицинскому институту - от воинов-авиаторов». Этот осциллограф до сих пор в строю, напоминает нам и нашей научной молодежи о том, как по крупицам формировалась лаборатория, создание которой инициировал Виктор Сергеевич Яснецов.
Разумеется, что пока не был закончен полный цикл оснащения, серьезные исследования не проводили, но пристрелочные опыты шли. Отрабатывались методика регистрации электроэнцефалограммы, вызванных потенциалов как на наркотизированных, так и на бодрствующих животных, обездвиженных курареподобными препаратами. Именно для этих экспериментов нужны были дыхательные аппараты, которые нам поставили вместе со стереотаксическим прибором. В отношении этих аппаратов (техническое название ДА-1) не могу не отметить любопытный факт. Новые они почти все выходили из строя в течение первых 3040 минут работы. Оказывается, аппараты были рассчитаны на напряжение 127 вольт, но об этом ни в инструкции, ни на панели нигде не было указаний. Срабатывал стереотип - сетевой провод все вставляли в розетку с напряжением в 220 вольт, после чего аппараты, как и положено, выходили из строя. Я сам сжег такой аппарат в Москве, и только когда его вскрыли (обычно вылетали полупроводниковые диоды внутреннего выпрямителя), на двигателе прочитал надпись - 127 вольт. У нас дыхательные аппараты работают до сих пор без проблем, поскольку их «секрет» мне был известен.
Несмотря на то, что лаборатория в принципе уже функционировала, несмотря на то, что некоторые научные задачи, сформулированные Виктором Сергеевичем, уже решались, лично я в работу по-настоящему не включался. Для меня конечной целью была микроэлектродная техника, открывающая возможность прямых наблюдений за нейронной активностью, при этом в практическом плане следовало решить процедурные нюансы изготовления микроэлектродов.
Прежде всего предстояло найти в Смоленске требуемое стекло. Нашли его на электроламповом заводе. Стандартные трубки диаметром 1,5 мм были переданы нам в таком количестве, что этими
запасами пользуемся до сих пор. Далее электрическая печка - прибор для вытягивания из заготовок стеклянных микроэлектродов. Она должна была включать мощную спираль из вольфрама для локального разогрева стекла и сильный электромагнит, который должен был расплавленную трубку растянуть и разорвать.
Николай Михайлович Осипов сразу внес предложение: «Давайте временно откажемся от электромагнита, а растягивать трубку будем грузами. Если все сработает, потом поставим электромагнит». Печка с грузами была сделана из испорченного фотокалориметра. Конструкция оказалась столь удачной, что электромагнит на нее так и не установили. Печка работает до сих пор, обеспечивая изготовление микроэлектродов отличного качества.
Не теряя набранную скорость в решении проблем микроэлектродов, я стал думать о том, как изготовить многоканальный микроэлектрод для ионофоретического подведения веществ к нейрону. В лаборатории Петра Кузьмича Анохина для освоения техники мироионофореза на 2 месяца в Институт фармакологии Магдебурга (ГДР) командировали штатного сотрудника кафедры Геннадия Николаевича Олейника. После его возвращения всем желающим о премудростях микроионофоре-тической техники он все подробно рассказал. Как оказалось, основная сложность заключалась в особой конструкции микроэлектрода. Для получения многоканальности к центральной трубке с помощью газовой горелки по всей длине приваривались трубки боковые. Далее - обычная вытяжка, при этом центральный канал использовался для регистрации активности нейрона. Боковые каналы, заполненные биологически активными веществами, использовались для выведения веществ постоянным током разной направленности. Методика в целом была очень затратная. На изготовление и заполнение одного электрода уходило несколько часов.
Сразу же возникло желание технологию изготовления многоканального электрода усовершенствовать и упростить. Боковые трубки к центральной я решил не приваривать, а приклеивать эпоксидной смолой. Блок из склеенных трубок стал разогревать. Смола немедленно сгорела и все развалилось. Попробовал боковые трубки фиксировать к центральной с помощью тонкой медной проволоки. Прием сработал -проволока не сгорела, конструкция не развалилась, но из-за пропуска важнейшего технологического приема - приваривания боковых трубок к центральной при вытягивании вместо одного многоканального кончика получался электрод с несколькими раздельными кончиками. Оригинальный выход нашел. Виктор Сергеевич, который как-то застал меня в размышлениях около стоящей на подставке печки. «А ты после разогрева скрепленных в пучок трубок (легко сказать -
«разогрева», температура в зоне разогрева составляла величину порядка 1500-20000С) центральную поверни вокруг оси, получится сварка». Идею я сразу подхватил и дальше продолжил: «Электрод после поворота необходимо вытягивать строго из точки сварки, должно получиться». В 1981 году в журнале «Фармакология и токсикология» была опубликована статья под названием «Простой способ изготовления многоканальных стеклянных микроэлектродов.» Отзывы и просьбы прислать оттиски статьи поступили из Австралии, Европы и Северной Америки.
Хотелось бы отметить, что микроэлектродные исследования, которые проводились в Смоленске в период 70-90-х годов, были наиболее интересными из всего того, что выполнялось в лаборатории. Микроэлектродную технику немедленно освоили сотрудник кафедры Сергей Борисович Козлов, а также сын Виктора Сергеевича - Владимир Викторович, который, работая в НИИ нормальной физиологии АМН СССР им. П. К. Анохина, стал регулярно приезжать к нам в командировки для проведения совместных опытов. Необходимо подчеркнуть, что Владимир Викторович унаследовал самые лучшие черты характера Виктора Сергеевича. Среди них -целеустремленность и настойчивость в решении научных задач, исключительно высокая работоспособность, новаторские подходы при планировании и проведении экспериментов. Очень быстро Владимир Викторович стал не просто «потребителем» наших лабораторных возможностей. Он стал нашим научным партнером, а позже фактически научным консультантом. Я всегда с удовольствием ждал его очередного приезда, поскольку с собой он привозил новости, идеи, информацию о тенденциях развития экспериментальной физиологии, нейрохи-мии, нейрофармакологии в столичных заведениях. По результатам исследований, у нас в Смоленске в те годы был выполнен солидный объем совместных работ не только с Виктором Сергеевичем, но в еще большей степени с Владимиром Викторовичем.
Возвращаясь ко времени отработки технологии изготовления стеклянных микроэлектродов, не могу не отметить, как этот аспект нашей работы, у истоков которой стоял Виктор Сергеевич, получил оценку в последующем. Как известно, на определенном этапе нашего академического бытия все сотрудники по команде свыше подавали в ректорат сведения о профессиональных вредностях. Поскольку работа с вытяжкой электродов из стекла при довольно высоких температурах попадала в категорию «вредной», мы вносили этот показатель в реестр для тех, кто этим реально занимался - кроме меня, это были профессор Сергей Борисович Козлов и чуть позже доцент Андрей Викторович Евсеев. И что же. Нам не поверили, аргументируя тем, что «этого не может быть». «Какие там стеклодувные работы при высо-
ких температурах», - как-то было произнесено на заседании ученого совета академии. Дело кончилось тем, что на кафедру явился инженер по технике безопасности. С ситуацией он ознакомился, посмотрел на процесс, но его рекомендация была неожиданной: «Все-таки вы эту позицию в списки своей профвредности не включайте, потому что. профессора и доценты этим заниматься не должны». «А кто должен?» В ответ услышал: «Препаратор». «Так это по моей части, опыт работы препаратором у меня есть», - ответил я.
В завершение эпопеи с многоканальными микроэлектродами отмечу, что устройство для выведения фармакологических веществ, нейропептидов, медиаторов по схеме, опубликованной в одном из номеров «Журнала высшей нервной деятельности», собрал доцент кафедры Николай Михайлович Осипов. Были трудности с источниками питания. Понадобились анодные сухие батареи, поддерживающие на выходе напряжение постоянного тока порядка 100 вольт. Использовали их преимущественно в работе полевых радиостанций. Достал их в количестве 6 штук, конечно же, Виктор Сергеевич. Интересно, что токи, которые пропускались через заполненные каналы микроэлектрода для аппликаций веществ, измерялись в наноамперах. Вот бы всю эту технологию запустить не 28 лет назад, а сейчас - можно было бы отчитаться о приобщении нашей науки к нанотехнологиям.
Каковы итоговые результаты работы лаборатории на сегодняшний день? Автором первой кандидатской диссертации, которая выполнялась в лаборатории с использованием новых методических возможностей, был Сергей Борисович Козлов. Тему диссертации сформулировал Лев Соломонович Рахмилевич, заведующий кафедрой. Сергей Борисович по ранее утвержденному плану все сделал вовремя и в полном объеме, но ему хотелось большего. Об этом он откровенно говорил мне, демонстрируя без энтузиазма кимограммы сокращений скелетных мышц лягушки. Я предложил ему дополнить диссертацию экспериментами на кошках, у которых, воздействуя на седалищный нерв, можно было изучить специфические эффекты раздражения переменного тока высокой частоты по показателям восстановления соматических вызванных потенциалов. Ожидалось, что динамика восстановления будет разной в зависимости от частотных характеристик раздражающего тока. Против дополнительной серии Лев Соломонович не возражал, и в диссертации Сергея Борисовича появилась принципиально новая глава, иллюстрированная записями электроэнцефалограмм и вызванных потенциалов. Диссертация была защищена в совете нашего института и в штатные сроки утверждена.
Вторая кандидатская диссертация была выполнена полностью в лаборатории Сергеем Васильевичем Ефременковым. Идея диссертации развивала заключительный раздел диссертации С. Б. Козлова, правда, различия раздражающих эффектов переменного тока разной частоты оценивались не по показателям вызванных потенциалов, а по изменениям активности одиночных нейронов со-матосенсорной коры мозга кроликов. Долго у Сергея Васильевича не получались стабильные записи, но со временем работать он научился и все сделал, как было задумано. У Сергея Васильевича после
защиты диссертации в НИИ Нормальной физиологии АМН СССР им. П. К. Анохина планы на будущее были самые радужные - продолжать, продолжать и еще раз продолжать работу. Я предложил ему для начала провести серию экспериментов с регистрацией нейронов не в зоне соматической коры, как в диссертации, а в зоне ядер Голля и Бурдаха. Зона этих ядер продолговатого мозга структурно была более простой, а потому позволяла точнее ответить на вопросы об особенностях раздражающих эффектов переменного тока, чем занимался Лев Соломонович Рахмилевич.
Кандидат медицинских наук Сергей Борисович Козлов подготавливает электронное оборудование для проведения очередного эксперимента (1977 г.). На заднем плане - осциллографы ДЭСО-1, на осциллографе справа видна табличка с дарственной надписью (см. текст).
К большому сожалению, вопрос развития не имел, так как по производственным причинам Сергей Васильевич был переведен с нашей кафедры на кафедру патофизиологии. Вскоре он был назначен заместителем декана лечебного факультета, при этом научные связи с ним прекратились.
Третья кандидатская - диссертация сына Виктора Сергеевича - Владимира Викторовича. Разумеется, что в нашей лаборатории были выполнены ее фрагменты, но наиболее интересные, связанные с эффектами воздействия биологически активных веществ на нейроны ретикулярной формации ствола мозга кошек.
Четвертая кандидатская - диссертация Станислава Евгеньевича Вишневского. Поскольку была она «фармакологической», мы собрали ему отдельную установку на кафедре фармакологии. Это было удобно прежде всего для Станислава Евгеньевича, так как ему предстояло работать не на кошках, а на крысах. Виктор Сергеевич к моменту планирования этой диссертации уже глубоко погрузился в проблематику фармакологической коррекции отека головного мозга. Однако отработанные подходы к решению вопроса, практиковавшиеся на кафедре, его удовлетворяли не полностью. Как-то в разговоре со мной он сказал: «Хорошо бы выяснить, чем функционально мозг в состоянии отека отличает-
ся от мозга нормального». «Надо изучить литературу», - ответил я. «Посмотри», - добавил Виктор Сергеевич. Искать пришлось недолго, поскольку на глаза сразу же попалась статья о том, что очевидные отличия мозга отечного от нормального обнаруживаются по критерию восстановления соматических вызванных потенциалов, регистрируемых после прохождения по коре индуцированной волны так называемой распространяющейся депрессии Леао.
Поговорил на эту тему со Станиславом Евгеньевичем, объяснил ему сложности методического порядка. Станислав Евгеньевич не испугался, наоборот, воодушевившись интересной задачей, сразу же засел за англоязычную литературу, которую проштудировал досконально, чем искренне удивил Виктора Сергеевича. В дальнейшем процесс пошел быстро, эксперименты выполнялись без особых затруднений, так что диссертацию Станислав Евгеньевич защитил в срок. Не могу не отметить, сколь тактичен был Виктор Сергеевич в ситуации с этой диссертацией. Ко мне многие обращались с просьбами - помоги, подскажи, объясни, научи. Но только Виктор Сергеевич сразу сказал: «Я бы хотел, чтобы ты выступил научным консультантом по диссертации Станислава Евгеньевича. Это будет справедливо».
Так же, как в случае с Сергеем Васильевичем, интереснейшее направление, ориентированное на анализ функционального статуса мозга в состоянии отека, обозначенное Виктором Сергеевичем, не получило должного развития. По объективным причинам Станиславу Евгеньевичу после защиты пришлось перейти на работу в клинику, хотя я надеялся на то, что направление будет развиваться с перспективой получения внятного ответа на вопрос - чем функционально одиночный нейрон мозга в состоянии отека отличается от нейрона мозга нормального.
Пятая кандидатская - диссертация Виктора Павловича Козлова. Ему предстояло сделать примерно то же, что и Сергею Васильевичу, но на нейронах спинного мозга. Вспоминаются интересные процедурные детали защиты диссертации Виктора Павловича. Представлена она была в Ученый совет НИИ нормальной физиологии АМН СССР им. П. К. Анохина. Однако ученый секретарь совета доктор медицинских наук Татьяна Ивановна Белова диссертацию Виктора Павловича не взяла. Совет был перегружен, и его председатель член-
корреспондент АМН СССР профессор Константин Викторович Судаков дал указание - принимать только те диссертации, которые развивают учение академика П. К. Анохина о функциональных системах. Когда Виктор Павлович вернулся в Смоленск, он сразу пришел ко мне с вопросом: «Что делать?». Посмотрел я автореферат, диссертацию и сказал: «Ничего страшного, надо просто переписать 2-3 страницы введения, в которых следовало бы вскрыть связь собранного материала с нейродина-микой процессов стадии афферентного синтеза в составе формирующейся функциональной системы. Если хочешь, я могу помочь, но вопрос согласуй со Львом Соломоновичем».
Вариант текста я написал немедленно. Виктор Павлович переделал автореферат, первые страницы диссертации, после чего в Московский совет она поступила. Позже выяснилось, что об изменениях текста Виктор Павлович Льву Соломоновичу ничего не сказал. Об этом он узнал уже после опубликования автореферата и был крайне удивлен «инициативой» Виктора Павловича. В конечном итоге все улеглось, поскольку защита прошла успешно, а диссертация была очень быстро утверждена.
Шестая кандидатская - диссертация Ларисы Петровны Нарезкиной. Для автоматизированной обработки нейронной активности Ларисе Петровне были переданы программы и интерфейс, изготовленные по итогам нашей совместной работы с Конструкторским бюро СФ МЭИ, руководимым кандидатом технических наук, доцентом Олегом Егоровичем Аверченковым. Программно-электронный комплекс позволил в ходе проведения экспериментов обеспечить оперативную связь усилителей биопотенциалов с портативным компьютером «Электроника Д3-28» производства Смоленского завода «Кентавр», приобретенным не без участия Виктора Сергеевича. Диссертация Ларисы Петровны была одной из первых в институте, экспериментальная часть которой полностью обрабатывалась в реальном масштабе времени благодаря компьютерной технике.
Седьмая и восьмая кандидатские диссертации выполнены совсем недавно аспирантами кафедры Денисом Владимировичем Сосиным и Сергеем Александровичем Яснецовым. Символично, что через школу лаборатории электрофизиологии, созданной при поддержке Виктора Сергеевича, прошел не только его сын Владимир Викторович, но и внук - Сергей Александрович.
Вестник Смоленской медицинской академии М2-3, 2009
У V Т
Митинг, посвященный открытию столовой Медгородка. Выступает ректор института профессор Г. М. Стариков. На переднем плане справа - А. И. Орлов, председатель Смолоблиспокома. Слева от него -проректор по учебной работе профессор В. С. Яснецов. Виктор Сергеевич, несмотря на все свои высокие должности, в присутствии ректора, областных руководителей никогда в один ряд с ними себя не выставлял.
Коротко о докторских диссертациях. Помимо моей докторской, в лаборатории были выполнены полностью или частично еще пять докторских диссертаций. Среди них фрагменты диссертаций Владимира Викторовича Яснецова и его сотрудницы по Институту «Гидробиос» Ирины Николаевны Крыловой. Эксперименты, которые проводились у нас по этим диссертациям, в основном были связаны с микроионофоретическими исследованиями на нейронах головного мозга кошек. С Владимиром Викторовичем мы ставили опыты на протяжении нескольких лет. Важно отметить, что, несмотря на один и тот же формат совместных опытов, конкретные цели у каждого были свои. Так, если Владимира Викторовича в первую очередь интересовали реакции спонтанной и вызванной активности нейронов на микроаппликации веществ, то меня больше интересовала асимметрия вызванных реакций на раздражители разной модальности в условиях микроаппликации тех же веществ. Далее - фрагмент докторской диссертации доцента кафедры госпитальной терапии Надежды Васильевны Маршутиной. Надежду Васильевну поджимали сроки, и по просьбе Виктора Сергеевича часть
опытов выполнялась мною вместе с профессором Анатолием Ивановичем Митрофановым. Целью опытов была оценка изменений электроэнцефалограммы при внутривенном введении обездвиженному кролику различных плазмозамещающих растворов. С Анатолием Ивановичем быстро договорились, что опыты будем ставить каждый день во время зимних каникул. Начало - в 9-00.
В первый день я явился в 9 часов 2 минуты. Анатолий Иванович уже стоял у закрытых дверей лаборатории в черном халате и белой шапочке. Кролик был полностью готов к работе. Мне он ничего не сказал по поводу опоздания, но так посмотрел, что впредь я приходил в 8-40. Анатолий Иванович, как всегда, дверь лаборатории открывал ровно в 9-00. В последующем Надежда Васильевна вместе с Анатолием Ивановичем попросили проанализировать записанные кривые вместе с ними. Вопросов у них было очень много. Их интересовало все. Не отпускали до тех пор, пока не разобрались во всех тонкостях проведенных опытов и полученных результатов. После завершения работы, после написания совместной статьи Анатолий Иванович подарил мне 5 ампул d-тубокурарина. Свои опыты
мы ставили, используя для обездвижения животных листенон. У Анатолия Ивановича был более дефицитный и более адекватный для изучения активности мозга d-тубокурарин. Однако подаренные ампулы в работу запустить не пришлось. Во-первых, их было мало, во-вторых, можно было «испортить» фоновые записи, выполненные с использованием листенона.
Пятая докторская - диссертация Сергея Борисовича Козлова, посвященная реакциям нейронов в условиях длительного укачивания. Выполнена была в полном объеме в нашей лаборатории. Одним из консультантов диссертации был Владимир Викторович Яснецов, ставший к тому времени уже маститым ученым. Защита прошла в НИИ нормальной физиологии РАМН им. П. К. Анохина без проблем.
Шестая докторская - диссертация Андрея Викторовича Евсеева, последнего аспиранта Виктора Сергеевича. Андрей Викторович пришел к нам, будучи ассистентом кафедры фармакологии. После смерти Виктора Сергеевича состояние дел на кафедре было не простым, и он решил поговорить со мной о возможностях своего развития на кафедре нормальной физиологии. Я откровенно сказал ему, что единственный вариант, который мог бы реально обеспечить рост на новом месте, - научная работа. Андрей Викторович с этим согласился и в 2008 году в Военно-медицинской академии им. С. М. Кирова успешно защитил докторскую диссертацию.
Если бы Виктор Сергеевич был сейчас с нами -какую оценку он бы поставил всем по результатам проведенной за многие годы работы? Полагаю, что удовлетворительную, в соответствии с партийным стандартом, о чем он когда-то говорил Александру Ивановичу Смирнову.
Обратимся вновь к далеким 70-м, когда Виктор Сергеевич выступил с инициативой создания лаборатории. Почему он это сделал, какие факторы оказались решающими? Ответ, в конце концов, был найден в ходе несложного анализа ситуации, которая была проведена мною в бытность пребывания в ректорате ученым секретарем.
Однажды Григорий Михайлович Стариков, вспоминая некоторые детали начала своей работы в должности директора, потом ректора института, неожиданно в присутствии Виктора Сергеевича стал рассуждать о ее главных составляющих. На первое место он поставил контроль за политико-воспитательной работой среди сотрудников и студентов, далее - контроль за капитальным строительством, наконец, последнее - контроль за процессом воспроизводства кадрового состава института. Естественно, что для реализации частных вопросов своей многоплановой работы Григорий Михайлович
имел команду единомышленников. Расставляя людей, Григорий Михайлович, по возможности, ставку делал на проверенную в самых различных делах молодежь. С молодежью он любил общаться, память у него была хорошая, поэтому знал многих и многих постоянно держал в поле зрения. Так, именно Григорий Михайлович первым заметил Леонида Соломоновича Страчунского. Леонид Соломонович еще работал простым ассистентом, а Григорий Михайлович уже говорил о нем в своем кабинете: «Далеко пойдет». Напомню, что Виктора Сергеевича для института открыл также Григорий Михайлович, выдвинув его в 35 лет на должность проректора по учебной работе, фактически сделав его своей правой рукой. Обладая огромной энергетикой, Виктор Сергеевич, не ограничиваясь обязанностями проректора, занимался и воспитательной работой, и хозяйством института, и строительством и многими другими делами. Григорий Михайлович полностью доверял Виктору Сергеевичу во всем, включая расходование средств институтского бюджета.
Имея доступ к архивным протоколам ректорских совещаний, я как-то случайно отметил, что на одном из них предметно обсуждался вопрос о настоятельной необходимости открытия в институте всевозможных проблемных лабораторий, ЦНИЛа, других подразделений, которые могли бы обеспечить научное развитие сотрудников самых различных кафедр. Такого рода обсуждения, как оказалось, в ректорате проводились неоднократно. Сразу стало понятным, что предложение Виктора Сергеевича, по поводу которого он загрузил меня на несколько лет, было результатом не столько его личных устремлений, как я полагал ранее, сколько следствием реализации продуманной программы ректората в целом. Для актуализации программы выделялись деньги, определялись кураторы направлений, среди которых оказался и Виктор Сергеевич - наиболее яркий представитель команды Григория Михайловича.
В подтверждение сказанного отмечу, что очень быстро после превращения Межкафедральной проблемной лаборатории электрофизиологии в действующую единицу в институте был открыт ЦНИЛ. После ЦНИЛа методично и последовательно Леонид Соломонович Страчунский начал создавать и в конце концов создал полноформатный Научно-исследовательский институт. Позже были созданы еще несколько проблемных научно-исследовательских лабораторий.
Подчеркну, что, оставаясь активным участником многих институтских программ развития, Виктор Сергеевич всегда помнил о своей кафедре, при этом он, с одной стороны, постепенно пополнял ее оборудованием, с другой, руководствуясь каким-то особым, только ему присущим чутьем, собирал на кафедре талантливых выпускников вуза, обладав-
ших способностью к саморазвитию. Не случайно именно на кафедре фармакологии познавали азы науки заведующий кафедрой общей и медицинской химии доктор медицинских наук, профессор Николай Федорович Фаращук, заведующий кафедрой клинической фармакологии доктор медицинских наук, профессор Сергей Николаевич Козлов, заведующий кафедрой физвоспитания и ЛФК профессор Владимир Николаевич Костюченков, заведующий кафедрой фармакологии профессор Валентин Федорович Смычков, профессор кафедры фармакологии, доктор медицинских наук Павел Иванович Сизов, профессор кафедры фармакологии, доктор медицинских наук Игорь Александрович Платонов, ныне заведующий кафедрой фармакологии доктор медицинских наук, профессор Василий Егорович Новиков. Прибавьте сюда докторов и кандидатов наук, которые прошли через лабораторию электрофизиологии. Список получается весьма внушительным, фактически представляя научную школу Виктора Сергеевича Яснецова, которая и через 20 лет после его ухода из жизни успешно функционирует, так же как функционирует более 30 лет на кафедре нормальной физиологии лаборатория электрофизиологии, в которую Виктор Сергеевич вложил частицу своей широкой души.
В свете изложенного становится как-то обидно, что портрета Виктора Сергеевича нет в ряду выдающихся профессоров нашей академии, портреты которых вывешены в зале заседаний Ученого совета. Формальная причина есть - Виктор Сергеевич не был «заслуженным» и «почетным», хотя реальных заслуг у него перед академией не счесть. Министерство здравоохранения РСФСР 9 (!) раз предлагало ему поменять работу на более высокую, но родную академию он не бросил. Впрочем, в зале Ученого совета нет портрета и Григория Михайловича Старикова, который в трудные 50-е годы принял институт и в кратчайшие сроки вывел его на уровень классного учебного заведения, выпускники которого пользовались авторитетом по всей стране. Причина та же - не был он «заслуженным» и «почетным». Кстати, Григорий Михайлович - первый председатель Ученого совета института с правом проводить защиты диссертаций по многим клиническим и теоретическим специальностям. Напомню, что открытие работы этого совета состоялось в 1956 году защитой кандидатской диссертации ассистента кафедры биохимии Николая Борисовича Козлова - еще одного молодого сотрудника, которого вывел на орбиту больших дел Григорий Михайлович Стариков.
Послесловие. Вернемся в Лабораторию электрофизиологии. В 1992 году нашу академию посетил назначенный указом Президента России Бориса
Николаевича Ельцина губернатор Смоленской области Валерий Петрович Фатеев. Отношение к нему смолян, как к губернатору, было противоречивым, поэтому больше одного срока в должности он не продержался. В ходе знакомства с кафедрой нормальной физиологии Валерий Петрович поинтересовался, чем занимается заведующий, попросил показать ему научное оборудование.
Позже кафедру вместе с ректором академии Николаем Борисовичем Козловым посетил бывший ректор Рязанской государственной медицинской академии, бывший министр здравоохранения, проректор Московской медицинской академии им. И. М. Сеченова Игорь Николаевич Денисов.
Интересным было сопоставление реакций на одни и те же «раздражители» большого московского и большого смоленского чиновников.
Когда Игорь Николаевич зашел в лабораторию и осмотрел ее, он сказал: «Какое оборудование, какая лаборатория! Николай Борисович, вы вполне готовы к тому, чтобы заниматься подготовкой магистров». Стало понятным, что, знакомясь с академией, Николай Борисович с Игорем Николаевичем обсуждали перестройку высшей, в частности, медицинской школы. Теперь уже известно, что все закончилось ничем. Магистры в системе высшего медицинского образования не появились.
Более рациональной оказалась реакция губернатора Валерия Петровича. Слушая внимательно рассказ о наших научных достижениях, он пристально смотрел на приборы, а когда я закончил, спросил: «А почему у вас стоят такие старые осциллографы, и вообще. все какое-то старое, почему нет ничего нового?»
Валерий Петрович, к сожалению, попал в точку, первым внятно обозначив проблемные перспективы нашей Проблемной лаборатории.
С тех пор прошло еще 17 лет. Осциллографы (те же самые) практически «ослепли» из-за прекращения эмиссии электронов в электронно-лучевых трубках. Я попросил доцента Николая Михайловича Осипова поднять напряжение нитей накала. Положительный эффект мы получили, но вероятность того, что нити в этих условиях просто сгорят -очень высока. Конечно же, давно все надо было обновить. Без обновления в один прекрасный момент работа лаборатории остановится. Тем не менее все высокие гости академии при полном согласии наших высоких сопровождающих лиц, приходя к нам регулярно, говорят примерно одно и то же: «Какое оборудование, какая лаборатория!».
Как в этой ситуации не вспомнить Виктора Сергеевича, с которым можно было откровенно говорить обо всем - хорошем и не очень, о производственных достижениях и производственных трудностях. Виктор Сергеевич суть дела, проблемы
схватывал с полуслова, а осознав их значимость (он умел заглядывать за горизонт), всегда находил оптимальные варианты скорейшего их разрешения. Выдающийся был организатор, мыслил широко, показуху не воспринимал, в делах ни разу не сфальшивил, слов на ветер никогда не бросал. Сразу в памяти всплывает: «Да, были люди в наше время... богатыри...» (М. Ю. Лермонтов).
Наиболее интересные статьи, выполненные по итогам исследований в Проблемной электрофизиологической лаборатории. Большинство из них - результат совместных экспериментов, проведенных с Виктором Сергеевичем Яснецовым или с Владимиром Викторовичем Яснецовым в период с 1973 по 1993 год.
Характеристика реакций отдельных нейронов зрительной коры на антидромное раздражение пирамидного тракта // Доклады АН СССР - 1973, 202, № 5. - С. 1237-1239.
Анализ сигнальных свойств коллатеральных возбуждений пирамидного тракта // Функциональная организация деятельности мозга. -М.: Наука, 1975. - С.170-172.
К методике параллельного изучения электрической и мышечной активности матки в хронических опытах // Труды СМИ, т. 48, 1975. - С. 98-103.
О действии неокомпенсана на головной мозг // Психические нарушения при экзогенных заболеваниях. Труды СМИ, т. 44. - Смоленск, 1975. - С. 80-82.
Коллатеральные механизмы пусковых нейронов как основа структурно-функциональной связи аппарата «принятия решения» и акцептора результатов действия // Проблемы принятия решения. -М.: Наука, 1976. - С. 218-226.
Влияние аналептической смеси на биоэлектрическую активность коры больших полушарий // Акушерство и гинекология.- 1976, № 4. - С. 57-58.
Влияние фентоламина на электроэнцефалограмму и импульсную активность корковых нейронов // Фармакология и токсикология. - 1977, № 6. - С. 688-690.
Нейрохимический анализ конвергенции эфферентных и афферентных возбуждений на нейронах ретикулярной формации среднего мозга // Механизмы деятельности мозга. - М., 1979. -С. 49-50.
Коллатеральные возбуждения пусковых нейронов в структуре функциональной системы целенаправленного двигательного акта // Системный анализ механизмов поведения. - М.: Наука, 1979. -С. 273-286.
Простой способ изготовления многоканального электрода для микроионофореза фармакологиче-
ских препаратов // Фармакология и токсикология. -1981. № 2. - С.224-226.
Влияние ацетилхолина, 1-глутамата, серото-нина и мезатона при их микроионофоретическом подведении на спонтанную и вызванную активность нейронов ретикулярной формации среднего мозга // Фармакология и токсикология. - 1981. № 5. - С. 561-565.
Сравнительное действие мет-энкефалина и гамма-эндорфина на реакции нейронов дорзоме-диального гипоталямуса при электрокожной и акупунктурной стимуляции // Доклады АН СССР.
1981. - 260, № 6. - С. 1502-1506.
Влияние энкефалинов и морфина на нейроны ретикулярной формации среднего мозга // Фармакология и токсикология. - 1982, № 4. -С.13-16.
Влияние опиоидных пептидов, морфина и электроакупунктуры на нейрональную активность сенсомоторной коры и ретикулярной формации ствола мозга // Бюлл. эксп. биол. и медицины. -
1982. - 94, № 12. - С. 53-56.
Влияние бета-эндорфина, энкефалинов и их синтетических аналогов на электрическую активность нейронов дыхательного центра продолговатого мозга // Бюлл. эксп. биол. и медицины. - 1984. - № 12. - С. 687-690.
Влияние бета-нео-эндорфина агониста Х-опиатных рецепторов на нейрональную активность коры больших полушарий головного мозга // Бюлл. эксп. биол. и медицины.-1985. - № 1. - С. 69-71.
О химической чувствительности нейронов медиального вестибулярного ядра к энкефалинам, ацетилхолину, ГАМК и L-глутамату // Косм. биол. и авиакосм. медицина. - 1986. - № 5. - С. 53-57.
Нейрофизиологический анализ эфферентно-афферентного взаимодействия на нейронах теменной ассоциативной коры у кошек // Бюлл. эксп. биол. и медицины. - 1988. - № 10. - С. 403-405.
Влияние энкефалинов на ассоциативные процессы нейронов теменной коры // Бюлл. эксп. биол. и медицины. - 1990. - № 9. - С. 227-229.
Влияние некоторых нейромедиаторов и ней-ромодуляторов на электрическую активность нейронов медиального вестибулярного ядра // Космическая биология и авиакосмическая медицина. - 1990. - № 5. - С. 59-60.
Спонтанная и вызванная активность нейронов теменной ассоциативной коры у кошек в процессе укачивания // Авиакосмическая и экологическая медицина. - 1992. - № 1. - С. 46-49.
