CC BY
0Игорь Игоревич Баринов
кандидат исторических наук старший научный сотрудник Институт славяноведения РАН Россия, 119334, Москва, Ленинский пр-т, д. 32-А E-mail: [email protected] ORCID: 0000-0003-0154-1506
«Мое отношение к белорусскому делу неизменно»: личностная биография Андрея Боровского
DOI: 10.31168/2782-473X.2024.3.07
Аннотация: В статье рассматривается биография Андрея Александровича Боровского, русского революционера, ставшего видным деятелем белорусского национального движения и возглавившим белорусскую дипломатическую миссию в Берлине. В силу ряда обстоятельств долгое время были известны лишь отрывочные сведения из его биографии, что не позволяло создать полную картину его жизни и деятельности. В определенном смысле биография Боровского стала слепком эпохи, в котором отразились общественно-политические изменения, свойственные поздней Российской империи и переломному революционному периоду. На примере личности Боровского можно проследить транзит идентичности от имперской к белорусской национальной, обусловленный рядом субъективных и объективных факторов и в целом характерный для описываемой эпохи. Статья основана на ранее неизвестных архивных документах.
Ключевые слова: Андрей Боровский, Белорусская народная республика, белорусское национальное движение
Андрей Александрович Боровский (1873-1945) не относится к числу деятелей белорусского национального движения, биографии которых были исследованы в научной литературе. Тем не менее в белорусской эмиграции своего времени он пользовался большим уважением и заслужил характеристику «верный сын белорусского народа». Действительно, Боровский участвовал в основных событиях белорусского национального движения первой половины XX в. — от революции 1917 г. до образования Белорусской центральной рады (БЦР) в 1943 г. Активный участник белорусских
внешнеполитических инициатив, Боровский долгое время возглавлял миссию Белорусской народной республики (БНР) в Берлине и оставался живым символом белорусской дипломатии даже после прекращения ее работы. К началу 1940-х гг. Боровский стал признанным дуайеном белорусского сообщества в Германии. Этому способствовали его «доброе сердце» и «отзывчивая душа», о которых неизменно вспоминали соратники1.
Подобный житийный подход к жизнеописанию Боровского заслонял тот факт, что о нем практически ничего не известно. До сих пор из одной публикации в другую кочует информация о том, что Боровский учился в Юрьевском и Петербургском университетах и еще студентом примкнул к белорусскому движению2. Ее источником является статья В. Соколовского, много работавшего с документами белорусской миссии в Берлине, которую возглавлял Боровский, однако автор не указывает, откуда он взял эти сведения. Из ранних лет будущего посла было известно лишь то, что он родился в Митаве. В рамках настоящей статьи будет предпринята попытка восстановить биографию Боровского и те обстоятельства, которые влияли на его жизненный выбор.
Андрей Боровский происходил из дворян Могилевской губернии. Отец будущего политика, Александр Иосифович Боровский (18471915), православного исповедания, получил домашнее образование и в возрасте 16-ти лет поступил на военную службу рядовым солдатом. По выслуге трех месяцев в январе 1865 г. Александр был принят унтер-офицером в 113-й пехотный Старорусский полк. В том же году он был направлен в Виленское пехотное юнкерское училище, которое окончил в августе 1867 г. по 2-му разряду с чином прапорщика. Следующие полтора года Боровский-старший прослужил в своей старой части, а в феврале 1869 г. был переведен в 114-й пехотный Ново-торжский полк, стоявший в Митаве. 28 марта того же года состоялось производство в подпоручики3. 19 апреля 1870 г., когда полк находился на маневрах в районе Динабурга (совр. Даугавпилс), в городской Александро-Невской церкви 22-летний подпоручик Боровский
1 Аривы БНР. Вшьня, 1998. С. 1111; Ранща. 1945. № 7 (24.01).
2 Сакалоуст У. Л. Да вытокау беларускай дыпламатык дзейнасць беларускай MÍdi у Берлше // Сацыяльна-эканамiчныя i прававыя даследаванш. 2008. № 4. С. 218.
3 Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 400. Оп. 12. Д. 24518. Л. 450.
заключил брак с 17-летней дочерью коллежского регистратора Ольгой Александровной Николаевой4. На следующий день новоиспеченный супруг был произведен в поручики, а в декабре 1870 г. получил под командование роту. 28 ноября (10 декабря) 1873 г. в Митаве у Боровских родился Андрей — первый сын и второй по старшинству ребенок. 30 декабря того же года он был крещен в полковой Алексан-дро-Невской церкви5.
Основные вехи биографии Боровского-старшего говорят о том, что военная служба была для него скорее вынужденным шагом. Для отпрысков обедневших дворянских семей армия являлась, по сути, единственным социальным лифтом, дававшим некие гарантии благополучия. Низкие баллы в училище и многолетняя рутина в ранге ротного командира — к 40 годам Боровский не поднялся в чинах выше капитана — в его случае говорят об отсутствии изначальных талантов к деятельности подобного рода. Усталость от строевой службы и необходимость содержать семью (кроме Андрея, в ней было еще пятеро детей) заставили Боровского-старшего вырваться из гарнизонного прозябания и перейти на бюрократическую работу. В июле 1886 г. он становится уездным воинским начальником в польском Серадзе, а в октябре 1890 г. возвращается на малую родину, в Моги-левскую губернию. С того момента Боровский-старший последовательно занимал аналогичные должности в Сенно (до ноября 1904 г.), Орше (с ноября 1904 по июль 1907 гг.) и Могилеве (с июля 1907 г.). Как можно видеть, в этой роли Боровский-старший добился больших успехов. Награжденный всеми основными орденами, вплоть до ордена Св. Владимира 3-й ст., весьма высокого для обычного армейского офицера, в 1910 г. он вышел в отставку в чине полковника, отдав военной службе без малого полвека6.
Примечательно, что младшие сыновья Александра Иосифовича, в меньшей степени заставшие армейскую атмосферу, пошли по стопам отца и превзошли его. Так, Александр Александрович
4 Латвийский государственный исторический архив (LVVA). F. 232. Ap. 1. L. 64. Lp. 79 v.
5 Провинциальный архив Миккели (Mikkelin maakunta-arkisto). 114 Novotorzhskin jalkavarykmentin ortodoksinen sotilasseurakunta. Metrikka 1873 (I C:1). Ark. 4 v.
6 Список полковникам по старшинству. Исправлен по 1 марта 1910 г. СПб., 1910. С. 414.
(1875-1939) окончил самое престижное в империи Павловское военное училище и Академию Генштаба в Петербурге, служил в гвардии. В годы Первой мировой войны Александр Боровский командовал полком, затем бригадой, и в итоге дослужился до генеральского чина7. Его брат, Сергей Александрович (1882-1968), окончил не менее престижное Александровское военное училище в Москве, в качестве полкового адъютанта отличился в русско-японской войне 19041905 гг. и лишь по причине болезни сердца был вынужден выйти в отставку в чине поручика8. Офицером стал и младший брат, Федор Александрович9. Выросший в гарнизоне Андрей Александрович, напротив, никогда не проявлял интереса к армейской службе. Его увлекающаяся натура с присущим ей благодушием не располагала, несмотря на природный ум, к систематической работе и даже не позволила Боровскому получить законченное образование. Жизненные обстоятельства при этом заставляли его, как и в свое время отца, заниматься тем, к чему у него изначально не было склонности.
Стоит отметить, что из-за постоянной перемены мест службы и жительства биография Боровского фрагментарна, и примерно восстановить ее удалось во многом благодаря случайным архивным находкам. Так, в Архиве г. Москвы обнаружилось личное дело Боровского — сотрудника Московской городской управы. В автобиографии он указывал, что «выбыл из 6-го класса Смоленской гимназии»10. История этого выбытия имела романтическую подоплеку. В начале 1896 г. выяснилось, что от Боровского ждет ребенка Каролина-Елизавета (Лина) Гейне, 28-летняя дочь купца из курляндского Голь-дингена. Где гимназист познакомился со своей землячкой, к тому же на шесть лет старше себя, остается неизвестным. Как бы то ни было, уже 28 февраля 1896 г. Боровский получил по месту своей прописки в Сенно паспорт11, и пара выехала в Москву. После лютеранского обряда оглашения, проведенного в Петропавловском соборе12, Андрей
7 РГВИА. Ф. 409. П/с 19-601 (1916).
8 Там же. П/с 317-826 (1906).
9 Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 102. Оп. 233а (Особый отдел). Д. 2102. Л. 103.
10 Центральный государственный архив (ЦГА) Москвы. Ф. 179. Оп. 32. Д. 192. Л. 1 об.
11 ЦГА Москвы. Ф. 203. Оп. 776. Д. 268. Л. 170 об.
12 ЦГА Москвы. Ф. 1476. Оп. 2. Д. 13. Л. 163 об. — 164.
Боровский и Каролина Гейне 14 июля 1896 г. обвенчались в Ермола-евской церкви на Садовом кольце13. Ровно через три месяца, 14 октября, у супругов родился сын Андрей, который был крещен в Воскресенской церкви на Малой Бронной. Там же, в дешевом доходном доме Гирша, поселилась семья14. Впоследствии Боровский переехал на юго-запад Москвы и жил там до самого отъезда из города — вначале в Грибоедовом переулке (дом Бекез, квартира Волохонского), затем в Бутиковском переулке (дом Ульянова, квартира 14).
В автобиографии Боровский упоминает, что в это время работал в Московском обществе сельского хозяйства, занимаясь «текущей сельскохозяйственной статистикой». В начале 1897 г. Боровский присоединился к Экспедиции по исследованию степных областей, которая изучала территорию современного Казахстана на предмет дальнейшей колонизации. Имя Боровского упоминается в опубликованных отчетах экспедиции среди ее главных участников. Сам он указывал, что «заведовал самостоятельной партией по исследованию киргизского хозяйства»15.
Стоит отметить, что в ту пору занятия, связанные с земельным и крестьянским вопросами, часто шли рука об руку с интересом к общественным преобразованиям. В свою очередь профессии статистика и специалиста по сельскохозяйственной колонизации, набравшие популярность в преддверии столыпинской реформы, почти всегда означали социалистическую ориентацию их обладателя. При этом палитра политических взглядов была весьма обширной — от радикалов (эсеров и анархистов) до практически «системной» оппозиции в виде левых кадетов. Во время Степной экспедиции ближайшими сотрудниками молодого статистика не случайно были бывший народоволец Иван Уродков и будущий депутат 1-й Государственной думы от трудовиков Григорий Шапошников.
Примечательно, что биография Боровского как на более раннем этапе, так и позднее сильно напоминает жизненный путь другого белорусского активиста — Евсея Канчера. Точно так же не прошедший нужную школу, Канчер стремился возместить этот пробел изучением предмета на практике. Неутомимый организатор кооперации
13 ЦГА Москвы. Ф. 203. Оп. 776. Д. 402. Л. 251 об.
14 Там же. Д. 268. Л. 169 об. — 170.
15 ЦГА Москвы. Ф. 179. Оп. 32. Д. 192. Л. 1 об.
и сельского хозяйства, Канчер, как и Боровский, успел поработать на окраинах империи — на Кавказе и в Туркестане. Вместе с тем более энергичный Канчер активно занимался повышением квалификации на различных курсах и постоянно публиковался в профильных изданиях, чего нельзя сказать о Боровском. Их взгляды тоже различались: если собранный и методичный Канчер был по духу меньшевиком, то порывистый Боровский быстро эволюционировал от социал-демократов к эсерам. После революции оба деятеля по-своему осмыслили белорусскую составляющую своих политических взглядов. Так, Кан-чер рассматривал белорусские реалии скорее в рамках общероссийского контекста, пусть и с выраженными локальными особенностями, и в конечном итоге склонился к большевистскому централизму. Напротив, Боровский придавал большее значение местным проблемам. В итоге они оказались по разные стороны баррикад: Канчер в красном Петрограде, а Боровский — в стане «буржуазной» Белорусской народной республики.
Вернувшись из экспедиции в 1900 г., Боровский, по собственным словам, короткое время работал в оценочно-статистическом бюро Петербургского земства, а в 1902 г. вновь приехал в Москву, где «занимался коммерческой железнодорожной статистикой и исполнял обязанности коммерческого агента» в правлении Общества Московско-Казанской железной дороги. Как следует из личного дела, 15 января 1904 г. Боровский подал прошение на имя городского головы для предоставления ему занятий по благотворительному столу при Московской городской управе. Согласно резолюции от 9 февраля того же года Боровский был назначен на временные занятия «по собиранию сведений о бедных, обращающихся в городское попечительство, с окладом 50 рублей». Очевидно, сперва дела у него пошли хорошо — 1 марта 1905 г. его оклад был повышен до 75 рублей16. Тем не менее в скором времени Боровский пропал. В ноябре 1913 г. определением Петербургской духовной консистории брак Боровского с Каролиной Гейне был расторгнут по причине «безвестного более пяти лет отсутствия» супруга17.
Это исчезновение Боровского было напрямую связано с его «второй», скрытой жизнью. Как следует из документов Департамента
16 Там же. Л. 1 — 1 об.
17 ЦГА Москвы. Ф. 203. Оп. 776. Д. 402. Л. 251а.
полиции, впервые он попал в поле зрения спецслужб еще в 1896 г., сразу после приезда в Москву — сосед Боровского по квартире оказался связан с революционерами. В следующий раз его имя всплыло в конце 1898 г., когда его вещи обнаружились у одного из членов Московского союза борьбы за освобождение рабочего класса (ранней социал-демократической организации)18. Не случайно именно в это время Боровский спешно завербовался в экспедицию и уехал из Москвы.
О периоде жизни Боровского между 1905 и 1916 гг. мы узнаем из обширного досье, собранного на него в Департаменте полиции. Как выясняется, будущий дипломат был активистом эсеровской партии и участвовал в «организации боевых дружин и водворении оружия в г. Москву». В совершенно секретном сообщении Московского охранного отделения Боровский был назван «серьезным деятелем местной группы социалистов-революционеров». Другая характеристика именует его «личностью, крайне опасной для общества». После разгрома московской группы эсеров в июне 1905 г. он бежал за границу и осел в Берлине, однако уже 24 ноября того же года вернулся в Россию. В ночь на 4 февраля 1906 г. Боровский был арестован в доме Торопова на Малой Никитской улице и оказался в Московской губернской тюрьме (знаменитой «Таганке»). Уликами по делу стали «значительное количество нелегальной литературы и коробка с револьверными патронами». В ноябре того же года за намерение «заняться революционной деятельностью, направленной преимущественно в военную среду», он был первоначально приговорен к высылке на четыре года в Туруханский край. Прошения матери и жены Боровского на имя императора и министра внутренних дел о замене Сибири выдворением за границу остались без ответа. Тем не менее из-за «болезненного состояния» Боровского (хронический нефрит) наказание было заменено тремя годами ссылки в городке Тара Тобольской губернии. Примечательно, что за время краткого пребывания в Сибири, еще не получив развод от Каролины, Боровский женился второй раз — на Анне Михайловне Мосовой19.
Уже в апреле 1907 г. Боровский бежал из ссылки и вновь оказался за границей. До начала войны в августе 1914 г. он жил в Германии
18 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 233а (Особый отдел). Д. 2102. Л. 2.
19 Там же. Л. 1-3, 37-38, 49; ГА РФ. Ф. 102. Оп. 142 (4-е делопроизводство). Д. 1683. Л. 1, 10, 17, 60, 62, 79, 88 об.
(в частности, в Хеллерау близ Дрездена), после чего выехал в Швейцарию. По сообщениям зарубежной полицейской агентуры, Боровский имел в эмиграции «многочисленные связи и знакомства». Действительно, в его бумагах встречаются визитные карточки и письма самых разных людей. Среди них были видные деятели эмигрантской социал-демократии, такие как Григорий Алексинский и Максим Литвинов (будущий советский нарком), библиограф и писатель Николай Рубакин, один из лидеров эсеров, журналист Андрей Аргунов. Встречались среди контактов Боровского и люди искусства, такие как Сергей Дягилев и Лев Бакст, с которыми его, вероятно, познакомил брат Сергей, ставший после ухода из армии оперным певцом20.
К этому же времени относятся контакты Боровского с Эмилем Жаком-Далькрозом, музыкальным педагогом, «отцом» ритмической гимнастики. Эта система эстетического воспитания в то время была очень популярна в Европе и России. Среди прочего, она предполагала формирование человеческой личности нового типа путем достижения гармонии психического и физического. В 1911 г. Даль-кроз открыл в Хеллерау, где жил Боровский, Институт ритма. Увлеченный его концепцией, Боровский стал редактором-издателем русской версии ежегодников института и участвовал в организации его мероприятий. Активно интересовался Боровский еще одной модной в ту пору идеей города-сада, заключавшейся в создании своеобразной гармонии города и деревни, где бы близость к природе благотворно влияла на человеческие взаимоотношения. Впоследствии Боровский указывал, что «состоял членом товарищества первого в Германии города-сада» в Хеллерау21. Как можно видеть, в этот период социалистические воззрения Боровского в определенном смысле приобрели утопические черты.
Оказавшись в Швейцарии, Боровский стал уполномоченным Бюро по розыску военнопленных русского-германского фронта. Официально оно было призвано собирать сведения о местонахождении австро-германских пленных в России в обмен на такие же сведения о русских пленных в Центральных державах. В Департаменте полиции считали, что это всего лишь прикрытие, благодаря которому Боровский, пользующийся доверием в социалистических кругах,
20 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 233а (Особый отдел). Д. 2102. Л. 88-90.
21 Там же. Оп. 142 (4-е делопроизводство). Д. 1683. Л. 97.
будет выполнять партийные поручения и станет «передаточной инстанцией социалистов-революционеров и социал-демократов». Боровский же, судя по всему, был слугой всех господ, выполняя поручения самого разного рода. Так, Департаменту полиции стало известно, что он привез с собой в Россию полученную из вторых рук русскую дипломатическую почту из Берна. При этом ранее Боровский был замечен там же в контактах с тайным германским агентом22. Учитывая круг его знакомств, он мог выполнять функции связного и курьера для кого угодно.
24 сентября 1915 г. Боровский кружным путем (через Англию, Норвегию и Швецию) прибыл в Петроград, откуда через Москву намеревался выехать в Могилев — официально для улаживания дел после смерти отца. После почти двухмесячного наблюдения, 11 ноября, полиция, наконец, решилась арестовать его. 21 декабря 1915 г. Боровский прибыл по месту своей «старой» ссылки и был заключен в Тюменскую уездную тюрьму, но уже 4 января 1916 г. был освобожден из-под стражи и отправился в Москву23.
С чем было связано столь быстрое освобождение Боровского? На этот вопрос может ответить прошение, поданное его братом, Александром Александровичем, на имя товарища министра внутренних дел Белецкого в конце ноября 1915 г. Из него следовало, что Боровский, несмотря на свое революционное прошлое, после начала войны «намерен был вернуться в Россию, дабы вступить в ряды защитников родины добровольцем», однако, «опасаясь быть задержанным, от этого воздерживался». Теперь же, находясь под арестом, он «во всем раскаивается» и «желал бы послужить чем-либо в такое тяжелое для Отечества время»24. В это же время сам Боровский отправил телеграмму на имя министра внутренних дел Хвостова, где отмечал, что в эмиграции «занимался разработкой вопросов городского хозяйства»25. Действительно, в 1911 г. Боровский упомянут в качестве «корреспондента из Москвы» на 3-м Международном конгрессе по жилищной гигиене в Дрездене. В том же году он назван «представителем от России» в репортаже о прошедшем там же 21-м конгрессе
22 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 233а (Особый отдел). Д. 2102. Л. 41-43.
23 Там же. Л. 92, 101 об, 131.
24 Там же. Оп. 142 (4-е делопроизводство). Д. 1683. Л. 96 — 96 об.
25 Там же. Л. 97.
Союза немецких земельных реформаторов26. Мы не знаем, получил ли Боровский какую-то должность в рамках заявленных интересов. Тем не менее снова выехать за границу, как он изначально намеревался, ему не позволили.
У нас нет сведений о том, чем занимался Боровский в революционный период с 1917 по 1921 гг. Вместе с тем в это время его имя впервые упоминается в белорусском контексте среди руководства Центрального союза потребительских обществ Белорусского края27. В 1919 г. Боровский уже является членом Белорусского национального комитета в Вильне в качестве представителя белорусских эсеров и «активно участвует в развитии сельскохозяйственных и потребительских кооперативов в Виленском крае»28. Наряду с прояснением деталей этого периода его биографии, больший интерес здесь вызывает вопрос, что заставило Боровского примкнуть к белорусскому движению. Его симпатии к левым, несомненно, проявились еще до революции. Тем не менее, в отличие от других белорусских социалистов, дворянин Боровский, выросший в русско-имперском (и частично имперско-немецком) окружении, очевидным образом не имел духовной связи с «белорускостью». Можно предположить, что осознание своей «малой» могилевской родины у Боровского произошло еще во время Степной экспедиции. Ее руководитель, Федор Щербина, который в свое время участвовал еще в «хождении в народ», впоследствии стал кубанским, а позже и украинским активистом. Подобное сочетание социальных и национальных лозунгов в принципе было свойственно политикам в аграрных регионах, таких как Украина, Кавказ, белорусские и частично балтийские губернии. Кроме того, революционные изменения нередко приводили «общероссийских» левых к мысли о необходимости преобразований на национальных территориях и в местных сообществах. В этом отношении социалистическая и националистическая ориентации не просто не входили в противоречие, но и дополняли друг друга.
26 Hopf F. E. Bericht über den III. internationalen Kongreß für Wohnungshygiene in Dresden vom 2. bis 7. Oktober 1911. Dresden, 1912. S. 27; Sächsische Volkszeitung. 1911. № 128 (07.06). S. 1.
27 Сакалоуст У. Л. Да вытокау беларускай дыпламатьн: дзейнасць беларускай Midi у Берлше. С. 208.
28 Пашкев1ч А. Адзш «этап» Юр'я Сабалеускага // Зашсы Беларускага 1нстытуту Навую й Мастацтва. 2008. № 31. С. 219.
Интересным моментом является и (ре)белорусизация Боровского. В условиях крушения старой общественной системы и связанной с ней духовно-интеллектуальной среды в ряде случаев мог произойти отход от русского как общепринятого языка образованного класса к национальным языкам. Своеобразный «возврат к корням», нередко происходивший в неполном или непоследовательном виде, тем не менее формировал новые паттерны идентичности, столь необходимой в изменившейся реальности. Личные письма Боровского лидерам БНР начала — середины 1920-х гг. написаны по-русски с вкраплением отдельных белорусских слов и выражений наподобие «сябры» и «грамадзяне». Более того, в начальный период берлинской жизни Боровский еще надеялся на возвращение к «старой» русской жизни. Так, в 1921 г. он вместе с юрисконсультом белорусской миссии Бруно Миллером стал одним из основателей русскоязычного издательства «Фаланга», выпускавшего различную печатную продукцию из «области военной науки»29. Среди прочего, оно печатало журнал «Война и мир», «вестник науки и техники», основанный группой бывших офицеров русского Генштаба и идейно близкий к сменовеховцам. В сентябре того же года Боровский участвовал в вечере памяти Александра Блока, организованном «Союзом русских журналистов и литераторов в Германии»30. В марте 1926 г. Боровский передал архив берлинской миссии БНР на хранение в Русский заграничный исторический архив в Праге, за что получил суровую отповедь от бывшего главы правительства БНР В. Ластовского31. Со временем Боровский, насколько можно судить, погрузился в белорусскую жизнь. Ничего не известно о его контактах с русской эмиграцией в 1930-е гг. В годы Второй мировой войны Боровский исполнял должность «корректора текстов» в белорусской редакции службы «Винета» Имперского министерства пропаганды32.
Взаимоотношения Боровского и белорусских активистов носили характер взаимовыгодного сотрудничества. Несомненно, белорусам, находившимся в политической изоляции, были кстати
29 Chronik russischen Lebens in Deutschland, 1918-1941. Berlin, 1999. S. 516.
30 Ibid. S. 75.
31 Литовский центральный государственный архив (LCVA). F. 368. Ap. 1. B. 30. Lp. 2 — 2 v.
32 Втщт А. Матар'ялы да псторьн беларускай э!шграцьн у Нямеччыне у 19391951 гг. Мшск, 1994. С. 17.
коммуникативные навыки Боровского и его способности. В ту пору дипкурьеры БНР сновали между государствами, доставляя документы и деньги, и формировали незримую сеть между белорусскими политическими центрами. Вполне возможно, что некоторое время Боровский исполнял именно такие функции. Для Боровского, в свою очередь, участие в развитии и поддержании белорусской идеи было связано с целой палитрой ощущений. Здесь, безусловно, была и романтика малой родины, и повседневно-бытовые интересы, связанные с улучшением своего общественного и материального положения, однако, как представляется, они не были решающими. В личности Боровского сочетались прагматизм и одухотворенность социалиста-утописта. И в том, и в другом русле он стремился к улучшению окружающего мира — недаром он выбирал для работы те сферы, которые были призваны содействовать этому (земельные отношения, благотворительность, деятельность в области литературы и искусства). Для Боровского БНР была прежде всего уникальным проектом общества равных. Ему импонировали социалистические взгляды ее руководителей и их программа, реализация которой могла бы стать примером для других народов.
Основная деятельность Боровского как белорусского политика связана с его пребыванием во главе миссии БНР в Берлине, форпосте международной политики белорусского движения. Как следует из документов, он получил назначение 4 апреля 1921 г. с месячным окладом в 3 тыс. марок, который уже в июле того же года был повышен до 4 тыс. марок33. Боровский определенно стал наилучшей кандидатурой на эту должность. Так, он вырос еще в «старой», не знавшей русификации Курляндии, пронизанной балтийско-немецким духом, и не имел ни языкового, ни культурного барьера для работы в Германии. Свою роль, несомненно, сыграли предыдущий опыт пребывания в стране и талант завязывать знакомства.
Стоит отметить, что Боровский заступил на свой пост в непростое для белорусского движения время: уже был заключен Рижский мир между Советской Россией и Польшей, разделивший белорусские земли, а германское правительство рассматривало возможность установления контактов с Советской Белоруссией. Вероятно, Боровский осознавал, что в текущих условиях рассчитывать
33 ГА РФ. Ф. Р5782. Оп. 1. Д. 10. Л. 3-4.
на политические успехи не приходилось, и сосредоточился на экономических вопросах — деятели белорусского движения тогда, как и прежде, остро нуждались в деньгах. Судя по сохранившимся документам, на появлявшиеся в немецких профильных изданиях объявления белорусских политиков, предлагавших поучаствовать в разработке природных богатств Белоруссии, было достаточно много откликов. Серьезным затруднением здесь было то, что правительство БНР не контролировало белорусскую территорию и, соответственно, сталкивалось с невозможностью предоставить доступ потенциальных инвесторов к рекламируемым богатствам. В частности, в июне 1921 г. в берлинскую миссию БНР поступило письмо из Кё-нигсберга. Местный предприниматель, заинтересовавшийся белорусским лесом, просил назвать уполномоченный орган на месте, с которым следует связаться, и спрашивал, выдает ли миссия охранные грамоты «для ознакомительных поездок по территории Белоруссии»34.
Наиболее крупным предприятием той поры стали взаимоотношения с фирмой IWEG (Internationale Waren Export- und ImportGesellschaft, Международное экспортно-импортное товарное общество). С ее помощью правительство БНР рассчитывало насытить промтоварами кооперативы Западной Белоруссии. Пытаясь играть на антипольских настроениях немцев, Боровский в меморандуме, подготовленном для IWEG в августе 1921 г., отмечал, что Литва и Белоруссия, «столетиями составлявшие одно государство», и теперь экономически и политически связаны друг с другом, выступая в роли противовеса общему врагу — Польше. Литву Боровский описывал как «островок стабильности» на Востоке и обещал партнерам всяческие преференции, пусть и без монопольного права35. Партнерство с IWEG характеризовалась запутанной системой взаиморасчетов. Например, для быстрого получения денег предполагалось брать займы у третьей стороны, чтобы затем гасить их за счет денежных поступлений от фирм-посредников, реализующих товары IWEG. Иногда для этих целей привлекались и физические лица, причем, чтобы снизить или обнулить комиссию по сделке, белорусская миссия кредитовала их еще не полученными деньгами, принимая под них
34 Там же. Л. 30.
35 Там же. Л. 5-8.
долговые расписки36. О деловых качествах Боровского свидетельствует тот факт, что он мог запросто дать переписку с IWEG кому-то из контрагентов для ознакомления и потом долго требовать ее воз-вращения37.
Насколько можно судить, в итоге просчитались обе стороны. Руководство IWEG не ориентировалось в актуальных белорусских реалиях. Заключая эту сделку, оно, очевидно, намеревалось избавиться от неликвидных товаров, которыми был переполнен немецкий рынок. Белорусская сторона, в свою очередь, ожидала от правительства Литвы таможенных и транзитных льгот. Однако из-за обострения польско-литовских отношений западнобело-русский рынок, находившийся на подконтрольной полякам территории, оказался недоступен. Правительство БНР было вынуждено выплачивать неустойки и возвращать нереализованный товар немецким посредникам за свой счет38. Последствия этой авантюры ощущались еще долго: даже в январе 1925 г. Боровский писал в Каунас, что материальное положение «совсем катастрофичное», и он живет «под постоянной угрозой судебного пристава»39. Возможно, отчаянная денежная ситуация заставила Боровского продать архив бывшей миссии в Прагу.
Увлеченный финансовыми операциями, Боровский полностью забросил политическую работу. В марте 1922 г. министр иностранных дел А. Цвикевич писал главе правительства БНР В. Ластовско-му: «В Берлине наше дело совсем заглохло. Нужно признать, что Андрей Александрович человек хоть и добрый, но как политический деятель — слабоват. Не дурак выпить и поболтать, но дальше этого обычно не идет. Его нужно подталкивать, ему нужно давать работу, так как у него самого мало инициативы»40. Не способствовали нормальной деятельности миссии взаимное недоверие сотрудников и отсутствие нормальной организации ее деятельности. Как справедливо замечает В. Ляховский, политические лозунги на тот момент
36 ГА РФ. Ф. Р5782. Оп. 1. Д. 11. Л. 24 — 25 об.
37 Там же. Д. 10. Л. 10.
38 Ляховский В. В. Несостоявшиеся проекты. Внешнеторговая деятельность белорусской политической эмиграции в 1919-1925 гг. // Труды БГТУ. Сер. 6. 2019. № 2. С. 44.
39 Аривы БНР. С. 1552.
40 Там же. С. 1291.
«превзошли организационные возможности и людские ресурсы белорусского национального движения»41. Формально миссия прекратила свою работу в октябре 1925 г., после того как Цвикевич, возглавивший правительство БНР после Ластовского, передал его полномочия правительству БССР. Фактически же к тому моменту она уже почти год не функционировала.
После расформирования миссии Боровский до конца своих дней вел жизнь частного лица. Алесь Виницкий, собиравший сведения о белорусской эмиграции в Германии, указывал, что Боровский держал в Берлине бюро переводов42. Просмотр адресных книг Берлина за 1926-1943 гг., однако, не выявил Боровского ни среди владельцев таких организаций, ни среди зарегистрированных переводчиков. Скорее всего, он работал в различных организациях в качестве внештатного сотрудника. Так, в 1926 г. в берлинском издательстве «Айгенбрёдлер», которое специализировалось на выпуске художественной литературы, вышел сборник сочинений Льва Толстого в переводе Боровского43. Любопытно, что во всех случаях, когда в справочнике встречается фамилия Боровского, его профессия указана как Schriftsteller («писатель», «литератор»)44. Известно, что в хрестоматию «Родной край», изданную в 1946 г. в белорусском лагере для перемещенных лиц Ватенштет, был включен очерк Боровского «Беловежская пуща»45.
Не позднее 1927 г. Боровский, до этого живший в центре Берли-на46, приобрел дом в районе Мальсдорф по адресу Брукзалерштрас-се (Bruchsaler Str.), д. 3847. Тогда, как и сейчас, это была восточная окраина города на границе двух земель (собственно Берлина и Бран-денбурга), в ту пору еще малозастроенная. С 1936 г. по этому же адресу была зарегистрирована третья жена Боровского, Клара Самой-ловна Пергамс, уроженка Кёнигсберга, с которой он начал жить еще
41 Ляховский В. В. Несостоявшиеся проекты. С. 44.
42 Втщю, А. Матар'ялы да псторын беларускай эм^рацын у Нямеччыне у 19391951 гг. С. 11.
43 Tolstoi L. Wie die Liebe vergeht und andere Werke. Berlin, 1926.
44 Berliner Adreßbuch 1943. S. 285.
45 Беларуси й беларусаведны друк на Захадзе. Менск, 2003. С. 50.
46 Адреса Боровского в Берлине: Вильгельмсхёэрштрассе, д. 17 (1912), Госслер-штрассе, д. 20 (1922), Йоахимсталерштрассе, д. 4 (1923), Аугсбургерштрассе, д. 30 (1926).
47 Berliner Adreßbuch 1928. S. 2052.
во времена первой эмиграции48. Ее профессия сперва была указана как «мастерица», затем как «портниха». Фамилия супругов не имела устойчивого написания: в справочниках встречаются такие варианты, как Ботоюзкоу, Бототзку, Батоюзку. Примечательно, что Боровский не лукавил, когда писал Ластовскому, что его отношение к «белорусскому делу» неизменно49. В 1932 г. два бывших виленских студента, Анатолий Шкутко и Михаил Москалик, поступившие в Высшую техническую школу в Шарлоттенбурге, поселились у Боровского. Тогда же они основали «Союз белорусских студентов в Германии». Дом Боровского в Мальсдорфе фигурировал как резиденция этой организации, а сам хозяин стал ее секретарем50.
Вторая мировая война вырвала Боровского из его уединения. После поражения Польши на территории рейха оказалось большое количество белорусов из числа военнопленных. Ими занимались сразу две организации — Белорусское представительство (Weissruthenische УеЛгаиеш81е11е), созданное на рубеже 1939/1940 гг., и Белорусский комитет самопомощи, возникший при нем весной 1940 г. Роль Боровского в данном контексте остается неясной. Иногда в литературе встречается утверждение, что Боровский непродолжительное время был первым председателем Комитета51. В любом случае, достаточно быстро ведущие места в обеих структурах заняли представители молодого поколения белорусских активистов, в первую очередь Анатолий Шкутко, бывший квартирант Боровского, и Николай Абрамчик. Сам Боровский с 6 августа 1941 г. числился в белорусской редакции пропагандистской службы «Винета». Насколько велика была его нагрузка, или же речь шла скорее о синекуре, судить сложно. По крайней мере участие Боровского в работе БЦР было номинальным и ограничилось трехмесячным (с 16 октября 1944 г.) пребыванием в составе уставной комиссии Управления военных дел в качестве переводчика на гонорарной основе52.
48 ГА РФ. Ф. 102. Оп. 233а (Особый отдел). Д. 2102. Л. 146.
49 LCVA. F. 368. Ap. 1. B. 30. Lp. 3.
50 Engelhardt E. von. Weissruthenien: Volk und Land. Berlin, 1943. S. 216; В1нщк1 А. Матар'ялы да псторьн беларускай эмпрацьн у Нямеччыне у 1939-1951 гг. С. 11.
51 Туронак Ю. Дзейнасць групы Фабiяна Аюнчыца (1939-1943) // Беларуси пстарычны агляд. 2007. № 1-2. С. 87-88.
52 Гардз{енка А. Беларуская Цэнтральная Рада (БЦР): стварэнне, дзейнасць, заня-пад, 1943-1995. Мшск, 2016. С. 323.
12 января 1945 г., когда Берлин сотрясали бомбардировки союзников, Боровский внезапно, на 72-м году жизни скончался. 17 января он был похоронен на ближайшем к его дому евангелическом кладбище, также известном как «Лесное кладбище на Рансдорферштрассе». Через несколько месяцев Мальсдорф вошел в состав советского сектора Берлина. К тому моменту белорусские политики уже покинули город. За могилой Боровского, очевидно, присматривала лишь его супруга. В конечном итоге бесхозное захоронение, как это принято в Германии, было ликвидировано, и на сегодняшний день его не существует.
* * *
Жизненный путь Андрея Боровского отразил в себе все основные этапы (пост)имперской истории, которые он успел застать. Выходец из благородного сословия, он на собственном опыте ощутил кризис и распад старого дворянского уклада, когда представители некогда главенствующего сословия становились заурядными служащими. Именно в пореформенную пору носители дворянского статуса столкнулись с проблемой, хорошо знакомой простолюдинам, — невозможностью в силу различных причин получить образование и заняться тем, к чему лежит душа. Фактическая утрата традиционных привилегий к концу XIX в. поставила перед российскими дворянами вопрос поиска новых коллективных идентичностей. В ряде случаев (особенно на национальных окраинах) у потомков дворянской элиты возникал интерес к региональной истории и осознанию себя в ней, что способствовало появлению локального патриотизма. При его сплавлении с политической активностью получались региональные активисты, которые нередко становились «отцами-основателями» местных национализмов. Подобный «возврат к корням» особенно рельефно ощущался в белорусском случае, где на начальном этапе протагонистами национального движения стали выходцы из сильно полонизированной / русифицированной шляхты.
Очевидно, такую эволюцию прошел и Боровский. Дворянин, превратившийся в разночинца, увлеченного социалистическими идеями, занимающийся популярным тогда делом (земской статистикой и кооперацией), он являл собой характерный для своего времени типаж. Юность, проведенная в Могилевской губернии, способствовала тому, что в ходе революционных потрясений он обратился к белорусской идентичности. Как представляется, белорусская идея не стала
для Боровского глубоким личным убеждением, как для многих его сотрудников. Он был скорее глубоким симпатизантом, чем пламенным борцом, в котором прагматизм сочетался с идеализмом и личной несобранностью. Несомненно, однако, что он сыграл немалую роль для белорусского политического представительства. В частности, Боровский старался как можно дольше поддерживать работу берлинской миссии БНР, а когда это стало невозможно — продолжал единолично символически представлять ее в Германии. Стоит отметить, что жизненная траектория Боровского не была нацелена на удержание старого социального статуса или обретение более высокого нового, как это часто бывало в ту пору. Особенности его личности и предыдущий образ жизни подтверждают искренность его порывов и заблуждений. Вероятно, именно эта изменчивость привела к тому, что со временем биография «патриарха» белорусского движения практически полностью забылась.
Источники
Арх1вы Беларускай Народнай Рэспублш. Т. 1, кн. 2. Вшьня: Наша Шва, 1998. 870 с.
Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 102 (Департамент полиции), Р5782 (Белорусское бюро печати в Берлине).
Латвийский государственный исторический архив (LVVA). Ф. 232.
Литовский центральный государственный архив (LCVA). Ф. 368.
Провинциальный архив Миккели, Финляндия (Mikkelin maakunta-arkisto). Ф. 114.
Российский государственный военный исторический архив (РГВИА). Ф. 400, 409.
Список полковникам по старшинству. Исправлен по 1 марта 1910 г. СПб., 1910. 1580 с.
Центральный государственный архив Москвы (ЦГА Москвы). Ф. 179, 203, 1476.
Berliner Adreßbuch. Berlin: Scherl, 1928. 7370 S.
Berliner Adreßbuch. Berlin: Scherl, 1943. 7062 S.
Sächsische Volkszeitung. 1911. № 128 (07.06).
Литература
Беларуси й беларусаведны друк на Захадзе. Менск: Б1Н1М, 2003. 582 с.
Втщк1 А. Матар'ялы да псторьн беларускай эмйрацьн у Нямеччыне у 1939-1951 гг. Мшск: Тэхналопя, 1994. 231 c.
Гардз,енка А. Беларуская Цэнтральная Рада (БЦР): стварэнне, дзей-насць, заняпад, 1943-1995. Мшск: Кшгазбор, 2016. 478 c.
Ляховский В. В. Несостоявшиеся проекты. Внешнеторговая деятельность белорусской политической эмиграции в 1919-1925 гг. // Труды БГТУ. Сер. 6. 2019. № 2. С. 41-46.
Пашкевгч А. Адзш «этап» Юр'я Сабалеускага // Зашсы Беларускага 1нстытуту Навую й Мастацтва. 2008. № 31. C. 144-260.
Ранца. 1945. № 7 (24.01).
Сакалоусш У. Л. Да вытокау беларускай дыпламатык дзейнасць белару-скай мюй у Берлше // Сацыяльна-эканам1чныя i прававыя даследаванш. 2008. № 4. С. 217-230.
Туронак Ю. Дзейнасць групы Фабiяна Акшчыца (1939-1943) // Бела-рускi пстарычны агляд. 2007. № 1-2. С. 81-96.
Chronik russischen Lebens in Deutschland, 1918-1941. Berlin: Akademie, 1999. 671 S.
Engelhardt E. von. Weissruthenien: Volk und Land. Berlin: Volk und Reich, 1943. 358 S.
Hopf F. E. Bericht über den III. internationalen Kongreß für Wohnungshygiene in Dresden vom 2. bis 7. Oktober 1911. Dresden: Buchdruckerei der Dr. Güntzschen-Stiftung, 1912. 970 S.
Tolstoi L. Wie die Liebe vergeht und andere Werke. Berlin: Eigenbrödler, 1926. 358 S.
References
Belaruski belarusavedny druk na Zakhadze. Mensk, BINIM, 2003, 582 p. (In Bel.)
Chronik russischen Lebens in Deutschland, 1918-1941. Berlin, Akademie, 1999, 671 p. (In Germ.)
Engelhardt E. von. Weissruthenien: Volk und Land. Berlin, Volk und Reich, 1943, 358 p. (In Germ.)
Hardzijenka A. Belaruskaia Tsentral'naia Rada (BTsR): stvarenne, dze nasts', zaniapad, 1943-1995. Minsk, Knihazbor, 2016, 478 p. (In Bel.)
Hopf F. E. Bericht über den III. internationalen Kongreß für Wohnungshygiene in Dresden vom 2. bis 7. Oktober 1911. Dresden, Buchdruckerei der Dr. Güntz-schen-Stiftung, 1912, 970 p. (In Germ.)
Liakhovskii V. V. Nesostoiavshijesia projekty. Vneshnetorgovaia deiatel'nost' belorusskoi politicheskoi emigratsii v 1919-1925 gg. Trudy BGTU, ser. 6, 2019, no. 2, pp. 41-46. (In Russ.)
Pashkevich A. Adzin "etap" Iur'ia Sabaleüskaha. Zapisy Belaruskaha Instytutu Navuki Mastatstva, 2008, no. 31, pp. 144-260. (In Bel.)
Ranitsa, 1945, no. 7 (24.01.1945). (In Bel.)
Sakaloüski U. L. Da vytokaü belaruska dyplamatyi: dze nasts' belaruska mi-sii ü Berline. Satsyial'na-èkanamichnyia ipravavyia dasledavanni, 2008, no. 4, pp. 217-230. (In Bel.)
Tolstoi L. Wie die Liebe vergeht und andere Werke. Berlin, Eigenbrödler, 1926, 358 p. (In Germ.)
Turonak Iu. Dzenasts' hrupy Fabiiana Akinchytsa (1939-1943). Belaruski histarychny ahliad, 2007, no. 1-2, pp. 81-96. (In Bel.)
Vinitski A. Matar'ialy da historyi belaruska èmihratsyi u Niamechchyne u 1939-1951 hh Minsk, Tèkhnalohiia, 1994, 231 p. (In Bel.)
Igor I. Barinov
PhD (History) Senior Researcher Institute of Slavic Studies Russia, 119334, Moscow, Leninsky prospect, build. 32-A E-mail: [email protected] ORCID: 0000-0003-0154-1506
"My Attitude towards the Belarusian Movement has not Changed": The Personal Biography of Andrei Borovsky
DOI: 10.31168/2782-473X.2024.3.07
Abstract: The article examines the biography of Andrei Aleksandrovich Borovsky, a Russian revolutionary who became a prominent figure in the Belarusian national movement and head of the Belarusian diplomatic mission in Berlin. Due to various circumstances, only fragmentary information about him and his life was available, not allowing to create an adequate picture of his life and activities. Thus, the reassembled biography of Borovsky provides a broader reflection on the socio-political changes in the late Russian Empire and during the revolutionary period. Using the example of Borovsky's personality, one can trace the transit from Russian imperial to Belarusian national identity, conditioned by a number of subjective and objective factors and a general characterisation of the described period in Russian history. The article is based on previously unknown archival sources.
Keywords: Andrei Borovsky, Belarusian People's Republic, Belarusian national movement
