CC BY
62
предложенной Н.С. Гумилевым: «В роли конквистадоров, завоевателей, наполняющих сокровищницу поэзии золотыми слитками и алмазными диадемами, Борис Садовской, конечно, не годится, но из него вышел недурной колонист в уже покоренных и расчищенных областях» [14, с. 86].
Примечания
1. Рассматривая интертекстуальные связи «Мальтийского рыцаря» с «Капитанской дочкой», мы выходим на перспективную, интересную, многоаспектную тему «Садовской и Пушкин». Темой этой уже ряд лет плодотворно занимаются нижегородские исследователи. Было отмечено, что интерес Садовского к Пушкину связан с самими основами его творческой самоидентификации. Очень точен и емок тезис С.Н. Пяткина: «Пушкинское имя <...> является своего рода идейно-художественным центром художественного мира Б. Садовского» [15, с. 62]. По мнению ГЛ. Гуменной, «...пушкинианство - сознательно избранная позиция поэта эпохи "Серебряного века", обозначение им художественного идеала и той традиции, которой он наследует» [16, с. 169]. В пушкинском контексте изучены поэзия, художественная проза, статьи Садовского. А вот драматургия пока еще остается на периферии исследовательского внимания. Мы можем назвать в этом плане лишь только одну статью, к тому же давнюю, - самарского ученого, доктора филологических наук В.П. Скобелева «Два водевиля в контексте литературных традиций ("Молодой писатель" А.Н. Толстого и "Камеристка" Бор. Садовского)» [17]. Поэтому изучение сценического наследия Садовского является насущной задачей.
2. С фигурой Мальтийского рыцаря, как нам представляется, связан такой значимый аспект проблематики пьесы, как злободневность, пусть он далеко не
Библиографический список
сразу прочитывается и осознается, будучи заслоненным всем тем, что имеет отношение к карточной интриге. В начале ХХ века, в преддверии революционных безбожных смут Садовской актуализировал образ оболганного историей императора Павла I, жаждавшего, «чтобы крест восторжествовал над злом» [4, с. 16]. Павел был предан знатью, аристократией, а понять и принять его, по глубоко выстраданному убеждению Садовского, могла только глубинная, подлинная Россия, представители которой вот такие честные и чистые душой юноши, как Федор Лукоянов. Да, Федор оступился, но спасен императором и будет верно служить своему государю, долгу, отечеству. И да не будет преувеличением: ведь, если вдуматься, о таких, как Федор Лукоянов и ему подобных провинциальных недорослях, обобщив их именами пушкинских героев, написал Садовской в замечательной статье о Денисе Давыдове в «Русской Камене», имея в виду блистательные ратные свершения Русской державы в начале XIX века: «А в сущности главными деятелями великой эпохи были скромные Белкины и Гриневы, повесть жизни которых начиналась эпиграфом: "Береги честь смолоду". Воспитанные в здоровых условиях подлинного, еще не тронутого, старорусского быта, <они> воспринимали настоящую, нормальную жизнь, не подмененную никакими теориями» [18, с. 342]. Не случайно этот вдохновенный тезис Садовского вызвал искреннее одобрение его кумира - самого А.А. Блока.
Пьеса «Мальтийский рыцарь» соответствовала широкому (хотя и противоречивому) интересу общественности Серебряного века к павловской теме. О важности последней для Садовского может говорить уже тот факт, что именно с ним в 1913 году поделился замыслом своей книги об убиенном императоре В.Ф. Ходасевич (которому судьбой будет определено написать лучшие строки о нашем авторе).
1. Галанина Е.Ю. Юрий Ракитин в России (1905 - 1917). Лица: Биографический альманах. Санкт-Петербург: Феникс; Дмитрий Буланин, 2004; Т. 10; 55 - 123.
2. В Троицком театре новая программа. Российский архив литературы и искусства (РГАЛИ). Ф. 464. Оп. 4. Ед. хр. 3
3. Троицкий театр. Российский архив литературы и искусства (РГАЛИ). Ф. 464. Оп. 4. Ед. хр. 3.
4. Садовской Б.А. Мальтийский рыцарь. Российский архив литературы и искусства (РГАЛИ). Ф. 464. Оп. 2. Ед. хр. 36.
5. Пушкин А.С. Капитанская дочка. Собрание сочинений: в 10 томах. Москва: ГЖЛ, 1960; Т. 5; 286 - 411.
6. Андреева И.П. «Чукоккала» и около. De vizu: Историко-литературный и библиографический журнал. 1994; № 1-2: 49 - 61.
7. Марусова И.В. Структура волшебной сказки в романе А.С. Пушкина «Капитанская дочка». Научно-методический электронный журнал «Концепт». 2014; Т. 20; 2566 -2570. Available at: http://e-koncept.ru/2014/54777.htm
8. Эйдельман Н.Я. Грань веков. Политическая борьба в России. Конец XVIII - начало XIX столетия. Москва: Мысль, 1982.
9. Коршунова Н.В. Крах политической доктрины императора Павла I, или Как нельзя управлять страной. Москва: Центрполиграф, 2018.
10. Пушкин А.С. Дневник 1833 - 1834 гг. Собрание сочинений: в 10 томах. Москва: П/КЛ, 1960; Т. 7; 312 - 342.
11. Горнунг Л.В. «Свидетель терпеливый»: дневники, мемуары. Москва: Издательство АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2019.
12. Лотман Ю.М. «Пиковая дама» и тема карт и карточной игры в русской литературе XIX века. Избранные работы: в 3 т. Таллинн: Александра, 1992; Т. 2; 389 - 415.
13. Гиппиус З.Н. Литературный дневник. Русская мысль. 1911; № 6; 15 - 20.
14. Гумилев Н.С. Письма о русской поэзии. Москва: Современник, 1990.
15. Пяткин С.Н. Образ Пушкина в прозе Бориса Садовского. Болдинские чтения, 2012. Большое Болдино (Нижегородская обл.): Государственный литературно-мемориальный и природный музей-заповедник А.С. Пушкина "Болдино", 2012: 60 - 70.
16. Гуменная ГЛ. Пушкинские эпиграфы в сборнике Б.А. Садовского «Позднее утро». Болдинские чтения. Арзамас: Арзамасский филиал ННГУ 2016: 168 - 178.
17. Скобелев В.П. Два водевиля в контексте литературных традиций («Молодой писатель» А.Н. Толстого и «Камеристка» Бор. Садовского). А.Н. Толстой. Новые материалы и исследования. (Ранний А.Н. Толстой и его литературное окружение). Москва: ИМЛИ РАН, 2002; 77 - 95.
18. Садовской Б.А. Лебединые клики. Москва, 1990; 339 - 358.
References
1. Galanina E.Yu. Yurij Rakitin v Rossii (1905 - 1917). Lica: Biograficheski] al'manah. Sankt-Peterburg: Feniks; Dmitrij Bulanin, 2004; T. 10; 55 - 123.
2. V Troickom teatre novaya programma. Rossi]ski] arhiv literatury i iskusstva (RGALI). F. 464. Op. 4. Ed. hr. 3
3. Troickij teatr. Rossi]ski] arhiv literatury i iskusstva (RGALI). F. 464. Op. 4. Ed. hr. 3.
4. Sadovskoj B.A. Mal'tijskij rycar'. Rossi]ski] arhiv literatury i iskusstva (RGALI). F. 464. Op. 2. Ed. hr. 36.
5. Pushkin A.S. Kapitanskaya dochka. Sobranie sochinenij: v 10 tomah. Moskva: GIHL, 1960; T. 5; 286 - 411.
6. Andreeva I.P. «Chukokkala» i okolo. De vizu: Istoriko-literaturny] ibibliograficheski]zhurnal.1994; № 1-2: 49 - 61.
7. Marusova I.V. Struktura volshebnoj skazki v romane A.S. Pushkina «Kapitanskaya dochka». Nauchno-metodicheski] 'elektronny] zhurnal «Koncept». 2014; T. 20; 2566 - 2570. Available at: http://e-koncept.ru/2014/54777.htm
8. 'Ejdel'man N.Ya. Gran' vekov. Politicheskaya bor'ba v Rossii. Konec XVIII - nachalo XIXstoletiya. Moskva: Mysl', 1982.
9. Korshunova N.V. Krah politicheskq doktiny imperatora Pavla I, ili Kak nel'zya upravlyat' strano]. Moskva: Centrpoligraf, 2018.
10. Pushkin A.S. Dnevnik 1833- 1834gg. Sobranie sochinenij: v 10 tomah. Moskva: GIHL, 1960; T. 7; 312 - 342.
11. Gornung L.V. «Svidetel' terpelivy]»: dnevniki, memuary. Moskva: Izdatel'stvo AST: Redakciya Eleny Shubinoj, 2019.
12. Lotman Yu.M. «Pikovaya dama» i tema kart i kartochnoj igry v russkoj literature XIX veka. Izbrannye raboty: v 3 t. Tallinn: Aleksandra, 1992; T. 2; 389 - 415.
13. Gippius Z.N. Literaturnyj dnevnik. Russkaya mysl'. 1911; № 6; 15 - 20.
14. Gumilev N.S. Pis'ma o russko] po'ezii. Moskva: Sovremennik, 1990.
15. Pyatkin S.N. Obraz Pushkina v proze Borisa Sadovskogo. Boldinskie chteniya, 2012. Bol'shoe Boldino (Nizhegorodskaya obl.): Gosudarstvennyj literaturno-memorial'nyj i prirodnyj muzej-zapovednik A.S. Pushkina "Boldino", 2012: 60 - 70.
16. Gumennaya G.L. Pushkinskie epigrafy v sbornike B.A. Sadovskogo «Pozdnee utro». Boldinskie chteniya. Arzamas: Arzamasskij filial NNGU, 2016: 168 - 178.
17. Skobelev V.P. Dva vodevilya v kontekste literaturnyh tradicij («Molodoj pisatel'» A.N. Tolstogo i «Kameristka» Bor. Sadovskogo). A.N. Tolstc]. Novye materialy i issledovaniya. (Ranni] A.N. Tolsto] i ego literaturnoe okruzhenie). Moskva: IMLI RAN, 2002; 77 - 95.
18. Sadovskoj B.A. Lebedinye kliki. Moskva, 1990; 339 - 358.
Статья поступила в редакцию 04.02.20
УДК 81.1
Rakhmatullina D.R., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Orenburg State Pedagogical University (Orenburg, Russia), E-mail: dilyara-rakhmatullina@mail.ru Vakhrusheva M.I., Cand. of Sciences (Philology), senior lecturer, Orenburg State Pedagogical University (Orenburg, Russia), E-mail: souva@mail.ru
MODELS OF TIME IN M. ENDE'S "MOMO" AND ITS TRANSLATIONS INTO ENGLISH AND RUSSIAN. The article focuses on translation issues considering translation as a transfer of text sense from source culture into target culture. The novel of M. Ende "Momo" and its translations into the English and Russian languages have become the research data. The linguistic persona of M. Ende is presented in the concept of "time" and its linear and non-linear models. "Time" is considered
to be a key concept in the cognitive map of any language. The non-linear model of time was studied specifically as a characteristic feature of individual writer's style presented in literary imageries as a synergy of physical, physiological and psychological characteristics of the concept "time". The authors apply the method of linguistic and cognitive analysis to the data. They come to the conclusion that dominant subconcepts and its constituents in the model are preserved in the target texts, characterizing the linguistic persona of both the writer and translators. The structural and meaningful adequacy of source and target texts proves the appropriateness of the writer's and translators' spheres of concepts in the translation space.
Key words: cognitive linguistics, source text, target text, literary imaginary, linguistic persona, linguistic persona of writer, linguistic persona of translator, model of time.
Д.Р. Рахматуллина, канд. филол. наук, доц., Оренбургский государственный педагогический университет, г. Оренбург,
E-mail: dilyara-rakhmatullina@mail.ru
М.И. Вахрушева, канд. филол. наук, доц., Оренбургский государственный педагогический университет, г. Оренбург, E-mail: souva@mail.ru
МОДЕЛИ ВРЕМЕНИ В РОМАНЕ МИХАЭЛЯ ЭНДЕ «МОМО» И ЕГО ПЕРЕВОДАХ НА РУССКИЙ И АНГЛИЙСКИЙ ЯЗЫКИ
В статье рассматривается проблема адекватной передачи авторских художественных концептов в текстах перевода. Исследование осуществлялось на базе концепта «время» в романе-сказке М. Энде «Момо» и его переводах на русский и английский языки. В романе представлены линейная и нелинейная модели времени. Подробно рассмотрена нелинейная модель времени, представленная в художественных авторских образах, как синергия физических, физиологических и психологических характеристик времени. При анализе авторской модели времени и способов ее реализации в текстах переводов используется лингво-когнитивный анализ. Перевод рассматривается как столкновение концептосфер автора и переводчика. Адекватность перевода зависит от степени совпадения их когнитивного опыта. Образы, формирующие концепт «время», становятся субконцептами в структуре доминантного концепта. Авторы приходят к заключению, что базовая часть концепта в переводах остается неизменной, несоответствия наблюдаются на периферии концепта.
Ключевые слова: когнитивная лингвистика, текст оригинала, текст перевода, концепт, художественный образ, языковая личность, языковая личность переводчика, модель времени.
Современное переводоведение уже давно использует и применяет приемы и термины когнитивной лингвистики для понимания и объяснения своих проблем. Сейчас много внимания уделяется вопросам объективности перевода. Вопросы, почему существуют различные варианты перевода, размышления о том, что каждый из вариантов может претендовать на близость коммуникативной и прагматической значимости тексту оригинала, порождают научный интерес к качеству перевода. Исследования в области когнитивистики перевода помогают найти ответы на поставленные вопросы.
Синергетический подход к изучению объектов и явлений - один из способов, с помощью которого исследователи предпринимают еще одну попытку комплексно осмыслить человеческие возможности познания окружающего мира.
Концептуальный анализ текстов оригинала и перевода как проявление данного подхода является одним из продуктивных методов понимания сущности процесса художественного перевода и обоснования его результатов. Он также дает возможность представить концептосферу произведения как часть концеп-тосферы автора, на которую ориентируется переводчик [1, с. 8]. Рассматривая перевод как перенос смыслового текстового пространства в новые лингвокуль-турные условия, вслед за Л.В. Кушниной, считаем, что «этот процесс совершается в условиях открытой, саморазвивающейся системы, включающей в себя текст оригинала, автора оригинала, культуру автора оригинала, переводчика, текст перевода, культуру переводчика, реципиента, картину мира каждого субъекта -автора, переводчика, реципиента, их интенции, намерения, пресуппозиции, ценности, идеи, мировоззрение» [2, с. 80].
Анализ процесса перевода сложен, характеризуется многоплановостью. Одним из срезов, в рамках которого может идти анализ, является плоскость «языковая личность автора - текст - языковая личность переводчика».
Традиционно языковая личность рассматривается в рамках введенной Ю.Н. Карауловым триады вербально-семантического (вербально-грамматиче-ского), лингво-когнитивного и мотивационного уровней, как «совокупность способностей и характеристик человека, обусловливающих создание и восприятие им речевых произведений (текстов), которые различаются: а) степенью структурно-языковой сложности; б) глубиной и точностью отражения действительности; в) определенной целевой направленностью» [3, с. 56].
С философской точки зрения автор произведения - это творец, генерирующий идеи (когнитивный план) и превращающий их в текст [4, с. 80], уникальный по своим смысловым, прагматическим и лексическим характеристикам. Текст оригинала - это вербализованное мировоззрение автора. Текст-мировоззрение оригинален и субъективен в том смысле, что обусловлен жизненным опытом и философскими взглядами автора. И в то же время он объективен, потому что описывает знакомую нам действительность заданными языковыми и речевыми моделями конкретного языка. На когнитивном уровне полет мысли и фантазии автора ищет свой вектор в многомерном пространстве мирового знания, стремясь расширить границы этого пространства. На вербальном уровне мысли и идеи приходится выражать с помощью уже имеющегося арсенала языковых единиц. Даже авторские метафоры и неологизмы становятся понятными читателю благодаря объективности языка и его представленности в довольно ограниченном наборе языковых моделей. А поскольку авторское когнитивное пространство стремится к расширению своих границ, следовательно, и пространство используемых им языковых моделей меняется, будучи отражением когнитивного, его воплощением.
Переводчик - это интерпретатор и коммуникатор [4, с. 79], имитатор стиля. Если у автора когнитивная активность доминирует над его активностью коммуникативной [там же, с 80], то логично предположить, что у переводчика интерпрета-тивная и коммуникативная активности выходят на первый план.
Языковая личность автора представлена концептосферой, реализуется в тексте в наборе концептов; некоторые (доминантные) укладываются в модели, поэтому текст можно представить как авторскую модель представления окружающего мира через языковое поведение персонажей.
Текст - линейный объект, в нем распределены жанрово-стилистические компоненты, соответствующие нормам языка или нарушающие их в соответствии с установками автора и переводчика.
Языковая личность переводчика, по мнению Л.В. Кушниной, «находит отражение в такой системе понятий, как языковое сознание, языковая способность, коммуникативная потребность, коммуникативная компетентность, переводческое мышление, переводческое мировоззрение, переводческая картина мира» [2].
О.Н. Шевченко определяет языковую личность переводчика как транслятора идей, порожденных в условиях одной культуры и кодированных ее языковыми средствами, в культурное пространство собственной страны [5, с. 6]. Языковая личность переводчика - это интерпретатор творческого сознания автора оригинала, его свобода ограничена авторскими пресуппозициями и возможностями языка-перевода.
Отношения автора и переводчика - это диалектическое взаимодействие [6, с. 159], направленное на преодоление когнитивного диссонанса. Термин, предложенный Л. Фестингером, означает «несоответствие между двумя когнитивными элементами (когнициями) - мыслями, опытом, информацией и т.д.» [цит. по: 6, с. 159].
Возможность проявления когнитивного диссонанса в любой степени всегда присутствует при общении автора и реципиента, при знакомстве читателя с новым произведением, безотносительно того, говорит ли он с автором на одном или разных языках. Задача переводчика - преодолеть когнитивный барьер, «навести мосты» между когнитивным опытом автора и читателя.
Индивидуальный когнитивный опыт формирует концептосферу языка, мы приобретаем его в процессе осознания, понимания и интерпретации концептуального, семантического и языкового пространств. При этом ученые сходятся во мнении, что все мы, находясь в общем (реальном открытом) концептуальном пространстве, думаем одними и теми же категориями, но комбинируем мыслительные единицы в рамках формальных языковых единиц, предоставленных конкретным языком, «тем, что ближе всего в сознании» [см. 1, 7]. Поэтому количество речевых клише, используемых носителями языка, достаточно ограничено, и на определенном этапе как раз владение этими речевыми клише отличает носителя языка от неносителя.
Следовательно, адекватность перевода может зависеть от степени совпадения когнитивного опыта автора и переводчика. Поскольку когнитивный опыт обусловлен познавательно-языковым и речевым видами деятельности, то, рассматривая триаду «автор - переводчик - читатель», смеем предположить, что на переводческом этапе переводчик стремится стать единой с автором коммуникативной личностью [8, с. 26], имитируя его коммуникативное поведение, вникая в авторские стратегии и тактики.
Но этому мешает ряд причин. Во-первых, поскольку переводчик и автор изначально представляют разные лингвокультуры, то объединиться в единую
коммуникативную личность им мешают различия в индивидуальном когнитивном опыте. Во-вторых, это различия в системах языков оригинала и перевода, которые по-разному членят объективную действительность. В-третьих, переводчик может в силу личностных характеристик не до конца постичь авторский замысел. И это далеко не полный перечень причин, способных негативно отразиться на процессе перевода.
На этапе предпереводческого анализа переводчик, постигая суть художественного текста в рамках «когнитивных, семиотических, мотивационных предпочтений автора» [цит. по: 9, с. 216], выделяет базовые концепты, модели представления концептов в тексте, сценарии-фреймы, в которых концепты или их модели вербально реализуются. На наш взгляд, выявление концептуальных моделей на данном этапе помогает переводчику раскрыть философскую и языковую личность автора оригинала и не выйти за рамки переводческого пространства, в котором ему отводится роль транслятора оригинального авторского стиля.
Роман М. Энде «Момо» - это философский роман-сказка, в котором автор делится с читателем своими размышлениями о времени. Идея времени представлена, на наш взгляд, несколькими концептуальными моделями. Данные модели в оригинале и их представленность в текстах англоязычного и русскоязычного переводов являются объектом настоящего исследования.
Опираясь на исследования, посвященные концепту «время» (Н.Д. Арутюнова, В. Н. Карпухина, Е.С Яковлева, В. Иванс, М. Грин и др.), мы приходим к выводу, что в романе можно выделить следующие модели:
1) линейная;
2) нелинейная, построенная на принципах:
а) цикличности;
б) движения маятника.
В статье «Концепт «время»: когнитивно-переводческий аспект (на материале романа М. Энде «Момо» и его переводов на английский и русский языки)» [10] мы приходим к выводу, что линейное время представлено в оригинале языковыми единицами, имеющими прямое значение, все они входят в научное поле концепта и создают объективное пространство текста.
Нелинейная, циклическая модель времени более древняя, чем линейная. С точки зрения В.Н. Карпухиной, обе модели могут сосуществовать в рамках художественного текста, причем мифологическое цикличное время может быть противопоставлено линейному, бытийному, историческому времени [11, с. 214]. Е.С. Яковлева противопоставляет неповторимость, уникальность каждого события линейной модели времени типизированности, аналогичности событий времени цикличного [12, с. 13].
Сама композиция романа «Момо» представляет собой цикличную модель: появившись среди людей и подружившись с ними, Момо становится «центром притяжения», к ней постоянно приходят люди. Пройдя ряд злоключений и освободив город от воров времени, Момо, завершая определенный цикл, вновь возвращается в тот же самый амфитеатр, где она обитала, и встречает там вновь собравшихся жителей города. Отправная точка романа становится его завершением, цикл замыкается. Жизнь людей в городе представлена в виде «индивидуальных циклов», рутинных, постоянно повторяющихся событий. Парикмахер Фузи, например, проводит свои дни за стрижкой и бритьем, болтовней с клиентами. Вне работы он навещает свою старую мать, девушку-инвалида Дарию, заботится о волнистом попугайчике.
Цикличность времени маркируется в текстах оригинала и переводов наречиями и словосочетаниями täglich, an den übrigen Tagen, wöchentlich, abends, manchmal /ежедневно, (раз, два раза) в неделю, в другие дни, иногда /every day, a day, once, twice a week. Такой эквивалентный перевод означает совпадение пропозиционного содержания данных наречий в пределах языковых картин мира культур, представленных в оригинале и переводах, и переводческого пространства, представленного смыслами, выражающими коммуникативные намерения автора и переводчиков.
Символичным является и первое появление в романе мастера Хоры, распорядителя времени. Его постоянно меняющаяся внешность как бы ищет тот цикл бытия, ту историческую эпоху, в которой существует Момо. Обращает на себя внимание следующий момент: костюмы, в которые Мастер Хора переодевается, появляются в следующей последовательности: костюм из прошлого, костюм из будущего, современный костюм. Далее эта идея развивается в загадке про трех братьев: прошлое и будущее встречается в настоящем. В англоязычном переводе этот порядок сохранен.
... eine Kleidung, wie weder Momo noch sonst irgendjemand sie je gesehen hat; denn es war die Mode, die erst in hundert Jahren getragen werden wird [13, с. 147]. / ...костюм, которого Момо тоже еще никогда не видала: это была мода столетней давности [14, с. 186]. / Nor had anyone else, since it dated from (to have existed since a particular time [19]) a hundred years in the future [15, с. 54].
Мы можем только предполагать, почему в русскоязычном тексте костюм из будущего назван костюмом столетней давности: возможно, это смысловая ошибка, но она обусловлена картиной мира переводчика, его мировосприятием.
Внутри циклической модели всего текста события располагаются линейно, в хронологическом порядке. Изредка в ход повествования включаются истории, рассказываемые другом Момо Джиджи (сказки в сказке), а также описания событий, происходящих параллельно.
Для романа свойственна неопределенность времени и места, характерная для сказок [16]. Лишь по нескольким деталям, например, по описанию детских игрушек, читатель может догадаться, что речь идет о второй половине XX века: ein ferngesteuerter Tank; eine Weltraumrakete; ein kleiner Roboter [13, с. 75] /управляемый на расстоянии танк; космическая ракета; маленький робот [14, с. 88] / remote-controlled tanks, space rockets, model robots [15, с. 12].
Неопределенность временного промежутка характерна в романе как для линейной [10], так и для цикличной модели. Своеобразно отражена в романе цикличность суток. Как правило, все события происходят после полудня, вечером или ночью.
1. Eines Mittags kamen einige Männer und Frauen aus der näheren Umgebung zu ihr und versuchten sie auszufragen [13, с. 10]. /Как-то e обед к Момо пришли люди, несколько мужчин и женщин [14, с. 10]. / One afternoon, a group of men and women from the neighborhood turned up and tried to question her [15, с. 8].
2. An manchen Abenden ... saß sie noch lange allein in dem großen steinernen Rund des alten Theaters... [13, с. 21]. /Вечерами ... Момо еще долго сидела в середине амфитеатра (...) [14, с. 24]. /Many were the evenings when, ... she would sit by herself in the middle of the old stone amphitheater [15, с. 8].
3. In solchen Nächten hatte sie immer besonders schöne Träume [13, с. 22]. / В такие ночи ей снились особенно прекрасные сны [14, с. 25]. / On nights like these, she always had the most beautiful dreams [15, с. 8].
Во втором примере обращает на себя внимание нарушение порядка слов в англоязычном тексте, переводчик таким образом сохраняет прагматический смысл высказывания.
Утро практически не упоминается. Лексема Tag появляется чаще всего в сочетании eines Tages и обозначает не время суток, а неопределенность времени события.
Eines Tages kamen zwei Männer zu ihr ins Amphitheater... [13, с. 16] / В один прекрасный день к ней пришли два человека... [14, с. 15] / One day, Momo receiveda visit from two closeneighbours ... [15, с. 6]
Eines Tages wollte Nicola Nino dieses Bild abhandeln - angeblich, weil er es so schön fand [13, с. 19]. /Никола, которому картина будто бы очень понравилась, захотел ее выменять [14, с. 19]. / Salvatore offered to buy this picture one day, ostensibly because he found it so beautiful [15, с. 8].
Эта неопределенность позволила переводчику в русскоязычном тексте избежать повторения наречия однажды, заменив его часто используемым в русском языке зачином историй «в один прекрасный день», а во втором примере вообще выпустить в переводе указание времени. В английском тексте все временные маркеры сохранены.
Рассмотрим случаи, где названные модели времени репрезентированы в художественно-концептуальных образах, о которых говорилось выше. Время является и главным персонажем произведения, и связующим звеном повествования. В произведении представлены практически все характеристики времени: неопределенность, абстрактность и одновременно четкое ощущение того, что оно движется, меняется, и вместе с ним меняемся мы. Время эксплицитно и имплицитно присутствует на всех уровнях повествования: грамматическом (использование временных форм глаголов, временных союзов и пр.), лексическом (употребление темпоральных наречий, лексических единиц с семантикой времени), прагматическом.
Цикличное время и время по принципу «маятника» представлено в произведении художественно-субъективными образами. Основные составляющие художественно-образной части концептуального пространства «время» - цветок, период цветения, маятник, пруд. Представление времени, его хранилища, его источника в виде маятника уходит корнями в философское представление времени в рамках оппозиции «относительное - абсолютное». Время-маятник как сочетание физиологического, физического и психического ярко представлено в главе 12 романа.
Для обозначения физического времени М. Энде использует лексемы, этимологически связанные с физическими терминами gravitätisch (ср.: gravieren -'belasten, beschweren', Entlehnung (17. Jh.) aus lat. graväre 'schwermachen, beschweren, belasten', zu lat. gravis 'schwer, gewichtig, würdevoll' [17]; современное значение прилагательного gravitätisch (часто с пометой «иронично») -würdevoll steif, feierlich / с достоинством, чопорно, торжественно.), Perpendikel (lat. perpendiculum 'Senk-, Richtblei', zu lat. perpendere 'genauabwägen, untersuchen, erwägen' [17]), Gewicht, в семантике которых присутствует сема 'вес', 'тяжесть'. В описании зала мастера Хоры концепт «время» реализуется также через описание разного рода часов. Глаголы, используемые для их характеристики (schwingen, (hin und her)) zappeln имеют семы 'двигаться по кругу', 'совершать ма-ятникообразные движения'. Эти физические характеристики концепта «время» благодаря названным глаголам, а также глаголу gehen и наречию emsig сближают его с живым существом, поскольку их семантическая валентность предполагает одушевленного актанта.
Und an den Wänden hingen alle Sorten von Kuckucksuhren und anderen Uhren mit Gewichten und schwingenden Perpendikeln, manche, die langsam und gravitätisch gingen und andere, deren winzige Perpendikelchen emsig hin und her zappelten [13, с. 144].
В русском и английском переводах физические характеристики времени репрезентирует отчасти существительное грузы и weights. Также сла-
бо реализуется метафорическая составляющая концепта «время - живой организм».
На стенах висели все виды часов с кукушками и различные старинные часы с подвешенными к ним грузами и лунообразными маятниками; одни маятники раскачивались медленно и важно, другие же быстро мелькали туда и сюда [14, с. 181]. / On the walls hung all manner of cuckoo clocks and other clocks with weights and pendulums, some swinging slowly and majestically and others wagging busily to and fro [15, с. 53].
Лексико-семантический вариант gravitätisch (часто с пометой «иронично») - 'würdevoll steif', 'feierlich' также реализован в переводах на русский и английский языки с наречиями важно (значительно, со значением [18]) и majestically (in a way that is beautiful, powerful, or causes great admiration and respect [19]).
Психологическое время связано с состоянием персонажей. Один и тот же промежуток времени может для одного промелькнуть, как мгновенье, а для другого тянуться, как вечность:
Es gibt Kalender und Uhren, um sie zu messen, aber das will wenig besagen, denn jeder weiß, dass einem eine einzige Stunde wie eine Ewigkeit vorkommen kann, mitunter kann sie aber auch wie ein Augenblick vergehen - je nachdem, was man in dieser Stunde erlebt [13, с. 57]. / Для измерения времени созданы календари и часы, но от них мало толку, потому что каждый знает, что один час может показаться вечностью и вместе с тем промелькнуть как мгновение - смотря по тому, что за этот час пережито [14, с. 62]. / Calendars and clocks exist to measure time, but that signifies little because we all know that an hour can seem an eternity or pass in a flash, according to how we spend it [15, с. 20].
Анализ текстов оригинала и перевода показывает незначительное изменение соотношения эксплицитной и имплицитной видов информации. На наш взгляд, это связано с тем, что общая пропозициональная структура, описывающая ситуацию, реализована в предикатах текста оригинала vorkommen (einen bestimmten Eindruck auf j-n machen), vergehen (vorbeigehen, zur Vergangenheit werden; aufhören [17]), а в текстах переводов промелькнуть (быстро пройти, пронестись (о времени)) и казаться (иметь какой-л. вид, производить впечатление
[18]), seem (to give the effect of being) и pass (to go past a particular point in time
[19]). Сравнительный анализ дефиниций показал, что благодаря использованию лексической единицы промелькнуть в русском переводе эксплицируется смысл 'проходить быстро', а введение казаться и seem эксплицирует смысл 'производить впечатление'. Возможно, это обусловлено лингвокультурной спецификой преобразования пропозиционального содержания в предикативные единицы, характеризующие специфику восприятия концепта «время».
Психологическое восприятие времени проявляется и в отрывке, описывающем поведение господина Фузи, который, став вкладчиком сберегательной кассы времени, вместо того чтобы экономить время, стал терять его. Время, тянувшееся для него прежде долго, стало постепенно сокращаться, а затем и вовсе исчезать.
Von all der Zeit, die er einsparte, blieb ihm tatsächlich niemals etwas übrig. Sie verschwand einfach ... Seine Tage wurden eist unmerklich, dann aber deutlich spürbar kürzer und kürzer [13, с. 69]. / ...ибо странно: от времени, которое он выгадывал, ему ничего не оставалось. Это время ... исчезало. Дни сначала незаметно, потом все более ощутимо укорачивались и укорачивались [14, с. 81]. / The odd thing was that, no matter how much time he saved, he never had any to spare; ... it simply vanished. Imperceptibly at first, but then quite unmistakably, his days grew shorter and shorter [15, с. 25].
В этом отрывке глагол einsparen переведен как выгадывать, однако такую замену можно трактовать как желание переводчика избежать повтора, поскольку во всей главе глагол экономить в сочетании с лексемами, обозначающими промежутки времени, употребляется неоднократно. В англоязычном тексте употреблен эквивалент save (to prevent time, money, or effort being wasted or spent [19]), реализующий практически тот же объем смысла, что и глагол einsparen (nicht verbrauchen) [17].
И, наконец, описание «того места, откуда исходит время», представляет собой соединение физического, физиологического и психологического, образуя сложный многомерный образ. Концепт «время» формируется определенным количеством субконцептов, образованных, в свою очередь, субконцептами более низкого порядка [ср.: 20].
Обратимся к анализу двух отрывков из романа и их переводов на русский и английский языки.
1. Hoch oben in der Mitte war eine kreisrunde Öffnung, durch die eine Säule von Licht senkrecht herniederflel auf einen ebenso kreisrunden Teich... [13, с. 161]. / В самой середине купола - вверху - зияло круглое отверстие, луч света горизонтально ниспадал оттуда в круглый пруд ... [14, с. 207]. / High overhead, in the very center of the dome, was a circular opening through which a shaft of light fell straight on to an equally circular lake ... [15, с. 59].
2. Dicht über dem Wasser funkelte etwas in der Lichtsäule wie ein heller Stern. Es bewegte sich mit majestätischer Langsamkeit dahin und Momo erkannte ein ungeheures Pendel, welches über dem schwarzen Spiegel hin- und zurückschwang. Aber es war nirgends aufgehängt. Es schwebte und schien ohne Schwere zu sein [13, с. 161]. / Над самой водой в луче что-то с медленной важностью, и Момо разглядела огромный маятник, качавшийся над черным зер-
калом. Но этот маятник ни к чему не был подвешен. Он невесомо витал в воздухе [14, с. 207]. / Just above the surface, glittering in the shaft of light with the brilliance of a star, something was slowly and majestically moving back and forth. Momo saw that it was a gigantic pendulum, but one with no visible means of support. Apparently weightless, it soared and swooped above the mirror-smooth water with birdlike ease [15, с. 59].
В первых двух примерах время появляется в образах света и маятника. Наблюдается расхождение в основаниях для сравнения в оригинале и переводах: в оригинале Säule von Licht или Lichtsäule / луч света / shaft of light. Анализируя словарные статьи лексем Säule, луч, shaft, убеждаемся, что Säule -**3х stützender, oder die Fassade schmückender Bauteil von kreisrundem Querschnitt, gegliedert in Fuß, Schaft und Kapitell; senkrechter Stützbalken, Pfosten; etwas gerade Emporsteigendes (Rauch~, Wasser~) [17, с. 1101]; луч - это узкая полоска света, исходящая от какого-л. источника света, светящегося предмета [18]; shaft -beam - line - a long, thin mark on the surface of something [19].
Немецкое слово Säule имеет семы 'опора', 'круглый в сечении', 'вертикальный', 'уходящий ввысь'. Сема 'вертикальный' усилена наречием senkrecht, а сема 'уходящий ввысь' заменена семой 'спускающийся, падающий', закрепленной в глаголе herniederfallen.
Исходя из размера источника, в русской версии перевода можно было бы использовать слово «сноп» - поток расходящихся в стороны лучей, искр и т.п., ср.: С. огня. С. света [18].
Глаголы, сочетающиеся со словами Säule von Licht или Lichtsäule / луч света / shaft of light - senkrecht herniederfiel / ниспадал / fell straight указывают на то, что в оригинале и его переводах практически одинаковое физическое восприятие света.
В примере 2 время-луч дополняется новым образом времени - маятником. Рассмотрим сочетаемость ключевого слова (Pendel, маятник и Pendulum).
В оригинале Pendel funkelte (sehr rasch im Wechsel aufleuchten und fast verlöschen; Licht in Funken aussenden od. zurückwerfen [17, c. 510]), hin- und zurückschwang (in großem Bogen hin und her bewegen, schleundert bewegen [17, c. 1159]); aufgehängt (durch Hangen befestigen [17, c. 166]); schwebte (sich langsam (lange Zeit brauchend, allmählich) in der Luft bewegen [17, c. 1154]). Маятник сочетается с мерцало (мерцать, -ает; нес. в. 1. Светиться неровным, колеблющимся светом; слабо блестеть, отражая такой свет [18]), двигаться (совершать движение; передвигаться, перемещаться, идти вперёд. Делать движения; шевелиться. Обладать способностью движения [18]); качавшийся (двигаться, колебаться из стороны в сторону или сверху вниз); витал (витать - носиться обозначает действие повторяющееся, совершающееся в разных направлениях или в разное время [18]).
Использование глаголов с одинаковым семантическим наполнением (funkeln, glittern / мерцать отраженным светом / bewegen, move, двигаться) свидетельствует об объективном восприятии физического времени и образа маятника автором и переводчиками.
В следующих примерах происходит синтаксическое перераспределение смысла в русском тесте перевода: mit majestätischer Langsamkeit / с медленной важностью /something was slowly and majestically moving back and forth.
В примере 2 идея о том, что время не имеет ни начала, ни конца, у времени нет направления, оно нелинейно, имплицитно представлена в образе незакрепленного маятника. В оригинале он двигается, будучи словно невесомым, в русском варианте он невесомо витает. В английском переводе движения маятника сравниваются с летающей в воздухе птицей, сравнение еще больше подчеркивает нелинейность времени. В значении глагола schweben обращает на себя внимание сема 'langsam', она не реализована ни в англоязычном, ни в русскоязычном переводах. Наоборот, варианты витать в воздухе и soar and swoop with a birdlike ease предполагают быстрое движение.
Следующий образ - это образ цветка. Время-цветок - образ физиологического времени, воспринимаемое через обоняние, зрение и слух. «Физиологич-ность» времени представлена автором в описании того, как главная героиня воспринимает цветение цветка, символизирующего час времени (Stunden-Blumen, часы-цветы, hour-lily-flower). Момо видит красоту цветка, воспринимает его краски (Es war eine Blüte von solcher Herrlichkeit, wie Momo noch nie zuvor eine gesehen [13, с. 161]. /Момо еще никогда ничего подобного не видела [14, с. 207]. / Momo had never seen so exquisite a flower [15, с. 60]); ощущает его запах (Der Duft allein schien ihr wie etwas... [13, с. 161]. /Запах цветка казался ей чем-то таким, о чем она всегда бессознательно тосковала. [14, с. 207]. / The scent alone seemed something she had always craved... [15, с. 60].) и, наконец, она «слышит» время (Die Lichtsäule... war nicht nur zu sehen - Momo begann sie nun auch zu hören! [13, с. 163]. /Луч света... был не только видимым - Момо вдруг стала его слышать! [14, с. 209]. /... she could not only see the shaft of light..., she could hear it as well [15, с. 61]).
Свет, цвет, запах, звук времени вызывают эмоции, ассоциируемые со временем, время - источник эмоций и их следствие: Momo hätte am liebsten laut geweint, als sie sehen musste... [13, с. 162 - 163]. / Момо хотелось громко заплакать, когда она увидела... [14, с. 209]. /She could have wept aloud when ... [15, с. 61].
Образ «час-цветок» вербализуется в следующих лексических единицах в оригинале и его переводах: große Blütenknospen auftauchen, enormous waterlily
bud emerged, всплывал из воды большой бутон / öffnete sie sich.....sie schließlich
vollerblüht, wider it opened, until at last it lay full-blown, бутон, пока он полностью не расцвел / leuchtende Farben, all the colours in the spectrum -- brilliant colours, чистые бесплотные краски.
Образы, формирующие концепт «время», перестают быть просто образами, они становятся субконцептами в структуре доминантного концепта. Каждый из субконцептов привносит еще один признак, характеризуя доминантный концепт с еще одной стороны. Принимая во внимание субъективность образа и признаков для его сравнения с доминантным концептом, мы предполагаем, что анализ лингвистических характеристик образной смысловой единицы, ее контекстуального окружения базируется на концептуальных признаках, уже зафиксированных в языке, и сами образы становятся источником либо новых признаков доминантного концепта, либо уточняют уже известные признаки, позволяя посмотреть на концепт с новой стороны, создавая новую модель его восприятия.
Таким образом, мы выяснили следующее:
Библиографический список
1. Нелинейная модель концепта «время» представлена в романе художественно-субъективными образами как синергия физических, физиологических и психологических характеристик времени, которые характеризуют автора как языковую личность на лингво-когнитивном уровне.
2. Доминантные составляющие эквивалентно сохранены в переводе, несоответствия можно найти на периферии представления образа. И это подтверждает идею Л.В. Кушниной о нелинейности когнитивной модели переводческого пространства [2], в котором авторское представление времени является вербализованным смысловым ядром текста, а переводческие несоответствия - это результат переводческих выводов, сделанных вследствие анализа культурологических и языковых пресуппозиций текста оригинала и переданными средствами языка перевода, доминирующими в арсенале языковой личности переводчика.
Сохранение выделенных моделей времени в структурном и содержательном планах в текстах перевода свидетельствует о совмещении концептосфер автора и переводчиков в переводческом пространстве, что также является показателем адекватности перевода.
1. Александрович Н.В. Концептосфера художественного произведения в оригинале и переводе (на материале романа Ф.С. Фицджеральда «Великий Гэтсби»). Автореферат диссертации ... кандидата филологических наук. Волгоград, 2010.
2. Кушнина Л.В. Языковая личность переводчика в свете современных научных парадигм. Вестник ПНИПУ. Проблемы языкознания и педагогики. 2016; № 4: Available at: https://cyberleninka.rU/article/n/yazykovaya-lichnost-perevodchika-v-svete-sovremennyh-nauchnyh-paradigm
3. Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. Москва: Издательство ЛКИ, 1987.
4. Пастухова Е.В., Цветухина Е.А. К вопросу о вторичной языковой личности: коммуникатор, интерпретатор или автор? Омский научный вестник. Серия Общество. История. Современность. 2018; № 2: 78 - 82.
5. Шевченко О.Н. Языковая личность переводчика (на материале дискурса Б.В. Заходера). Автореферат диссертации ... кандидата филологических наук, Волгоград, 2005.
6. Биякова С.В., Хопияйнен О.А. Через когнитивный диссонанс переводчика к тождеству перевода (на материале горной терминологии). Вестник КузГТУ. 2006; № 5: Available at: https://cyberleninka.rU/article/n/cherez-kognitivnyy-dissonans-perevodchika-k-tozhdestvu-perevoda-na-materiale-gornoy-terminologii
7. Минченков А.Г. Когнитивно-эвристическая модель перевода: к постановке вопроса. Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9. 2007; Выпуск 2, Часть II: 208 - 217.
8. Карасик В.И. Языковой круг: личность, концепты, дискурс. Волгоград: Перемена, 2002.
9. Куркина А.С., Стернин И.А. Коммуникативное поведение и коммуникативная личность носителя языка. Современные лингвистические и методико-дидактические исследования. 2019; № 3 (39): 112 - 127.
10. Вахрушева М.И., Рахматуллина Д.Р Концепт «Время»: когнитивно-переводческий аспект (на материале романа М. Энде «Момо» и его переводов на английский и русский языки. Вестник Череповецкого государственного университета. 2019; № 3: 31 - 42.
11. Карпухина В.Н. Особенности передачи моделей времени в текстах художественной литературы в процессе межкультурной коммуникации. Сибирский филологический журнал. 2011б; № 4: Available at: https://cyberleninka.ru/article/n/osobennosti-peredachi-modeley-vremeni-v-tekstah-hudozhestvennoy-literatury-v-protsesse-mezhkulturnoy-kommunikatsii
12. Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира (модели пространства, времени и восприятия). Москва: Языки славянской культуры, 1994.
13. Ende M. Momo oder Die seltsame Geschichte von den Zeit-Dieben und von dem Kind, das den Menschen die gestohlene Zeit zurückbrachte: Stuttgart; Wien: K. Thienemanns Verlag, 1973.
14. Энде М. Момо. Перевод с немецкого Ю.М. Коринца. Москва: Махаон, 2015.
15. Ende M. Momo. Translated by Maxwell Brownjohn. New York: Penguin Books, 1984.
16. Лупанова И.П. Современная литературная сказка и ее критики (Заметки фольклориста). Проблемы детской литературы, 1981: 76 - 90.
17. Wahrig G. Deutsches Wörterbuch. München: Bertelsmann Lexikon Verlag, 1997.
18. Большой современный толковый словарь русского языка, 2012. Available at: https://slovar.cc/rus/tolk/22320.html
19. Cambridge Dictionary. Available at: https://dictionary.cambridge.org/
20. Минченков А.Г, Горелова А.А. Концепт disrespect и возможности его изучения. Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 9. 2015; Выпуск 2: 122 - 129.
References
1. Aleksandrovich N.V. Konceptosfera hudozhestvennogoproizvedeniya voriginale iperevode (na materialeromana F.S. Ficdzheral'da «Velikij G'etsbi»). Avtoreferat dissertacii ... kandidata filologicheskih nauk. Volgograd, 2010.
2. Kushnina L.V. Yazykovaya lichnost' perevodchika v svete sovremennyh nauchnyh paradigm. Vestnik PNIPU. Problemy yazykoznaniya i pedagogiki. 2016; № 4: Available at: https://cyberleninka.ru/article/n/yazykovaya-lichnost-perevodchika-v-svete-sovremennyh-nauchnyh-paradigm
3. Karaulov Yu.N. Russkijyazykiyazykovaya lichnost'. Moskva: Izdatel'stvo LKI, 1987.
4. Pastuhova E.V., Cvetuhina E.A. K voprosu o vtorichnoj yazykovoj lichnosti: kommunikator, interpretator ili avtor? Omskij nauchnyj vestnik. Seriya Obschestvo. Istoriya. Sovremennost'. 2018; № 2: 78 - 82.
5. Shevchenko O.N. Yazykovaya lichnost'perevodchika (na materiale diskursa B.V. Zahodera). Avtoreferat dissertacii ... kandidata filologicheskih nauk, Volgograd, 2005.
6. Biyakova S.V., Hopiyajnen O.A. Cherez kognitivnyj dissonans perevodchika k tozhdestvu perevoda (na materiale gornoj terminologii). VestnikKuzGTU. 2006; № 5: Available at: https://cyberleninka.ru/article/n/cherez-kognitivnyy-dissonans-perevodchika-k-tozhdestvu-perevoda-na-materiale-gornoy-terminologii
7. Minchenkov A.G. Kognitivno-'evristicheskaya model' perevoda: k postanovke voprosa. Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Seriya 9. 2007; Vypusk 2, Chast' II: 208 - 217.
8. Karasik V.I. Yazykovojkrug: lichnost', koncepty, diskurs. Volgograd: Peremena, 2002.
9. Kurkina A.S., Sternin I.A. Kommunikativnoe povedenie i kommunikativnaya lichnost' nositelya yazyka. Sovremennye lingvisticheskie i metodiko-didakticheskie issledovaniya. 2019; № 3 (39): 112 - 127.
10. Vahrusheva M.I., Rahmatullina D.R. Koncept «Vremya»: kognitivno-perevodcheskij aspekt (na materiale romana M. 'Ende «Momo» i ego perevodov na anglijskij i russkij yazyki. Vestnik Cherepoveckogo gosudarstvennogo universiteta. 2019; № 3: 31 - 42.
11. Karpuhina V.N. Osobennosti peredachi modelej vremeni v tekstah hudozhestvennoj literatury v processe mezhkul'turnoj kommunikacii. Sibirskij filologicheskij zhurnal. 2011b; № 4: Available at: https://cyberleninka.ru/article/n/osobennosti-peredachi-modeley-vremeni-v-tekstah-hudozhestvennoy-literatury-v-protsesse-mezhkulturnoy-kommunikatsii
12. Yakovleva E.S. Fragmenty russkoj yazykovoj kartiny mira (modeliprostranstva, vremeni i vospriyatiya). Moskva: Yazyki slavyanskoj kul'tury, 1994.
13. Ende M. Momo oder Die seltsame Geschichte von den Zeit-Dieben und von dem Kind, das den Menschen die gestohlene Zeit zurückbrachte: Stuttgart; Wien: K. Thienemanns Verlag, 1973.
14. 'Ende M. Momo. Perevod s nemeckogo Yu.M. Korinca. Moskva: Mahaon, 2015.
15. Ende M. Momo. Translated by Maxwell Brownjohn. New York: Penguin Books, 1984.
16. Lupanova I.P. Sovremennaya literaturnaya skazka i ee kritiki (Zametki fol'klorista). Problemy detskoj literatury, 1981: 76 - 90.
17. Wahrig G. Deutsches Wörterbuch. München: Bertelsmann Lexikon Verlag, 1997.
18. Bol'shoj sovremennyj tolkovyj slovar' russkogo yazyka, 2012. Available at: https://slovar.cc/rus/tolk/22320.html
19. Cambridge Dictionary. Available at: https://dictionary.cambridge.org/
20. Minchenkov A.G., Gorelova A.A. Koncept disrespect i vozmozhnosti ego izucheniya. Vestnik Sankt-Peterburgskogo universiteta. Seriya 9. 2015; Vypusk 2: 122 - 129.
Статья поступила в редакцию 05.02.20
