CC BY
79
УДК 316.37
Вестник СПбГУ. Сер. 12. 2013. Вып. 4
В. Н. Келасьев
МОДЕЛИ ПСИХО- И СОЦИОГЕНЕЗА
Человек и общество, как известно, — формы живой целостности [1]. В современной науке до сих пор остается открытым вопрос о том, по каким закономерностям формируются механизмы самоорганизации этих целостностей, каковы возможные механизмы порождения самоотражения (Я, пред-Я) человека и общества, субъектности человека и общества. Вопросы эти имеют фундаментальный характер и их разработка ведется в различных отраслях знаний [см. напр. 2-6].
Конечно, человек и общество — живые целостности с особым типом причинности: они обладают свободой воли, выраженной субъектностью, автономностью, способностью модифицировать внешние воздействия, прогнозировать ход будущих событий и т. д. Выдвигается гипотеза, что в основе этой особой причинности лежат те довольно странные явления, которые обнаруживаются в ходе взаимодействия живой целостности со средой и которые приводят к отмене объективной причинности, что позволяет в известном смысле говорить о потере причинности и возникновении внутри живых целостностей своеобразных областей беспричинности, служащих основанием для возникновения разнообразных явлений психо- и социогенеза. В данной работе предпринята попытка построить на этой основе модель ряда закономерностей формирования явлений психо- и социогенеза. При этом мы исходим из того, что природа не могла придумывать отдельных закономерностей для психогенеза, а отдельных для социогенеза, она действовала на основе общих закономерностей.
Суть развиваемой гипотезы в том, что порождает явления психо- и социогенеза пока не замеченный, недооцененный исследователями факт «встречи» (столкновения) целостности с ее отражениями себя. Дело в том, что любая живая целостность в силу разнообразия отражательных возможностей, сложности отображает воздействия внешней среды. Сталкиваясь с отражениями себя, она, образно говоря, «пробуждается», догадывается о собственном существовании. Именно «факт встречи с собой» выпадал из поля зрения исследователей, хотя именно в его рамках разыгрываются интересующие нас глубинные и трудно поддающиеся анализу явления.
Как известно, живая целостность — носитель многих форм активности: она движется, воздействует на среду, отображает ее воздействия, ассимилирует ее элементы, что-то меняет в среде. И эти разные формы ее собственной активности, то есть самопроявления, отображаются живым, они оказываются внутри живой целостности (живое непредставимо без определенных отражательных возможностей). Отображаясь живой целостностью и включаясь в состав целостности, сами факты существований этих различных самопроявлений, образно говоря, именно «встречаются» с фактами существований целостности. На уровне общих фактов существования возникает «встреча» целостности со своими проявлениями. В рамках этой «встре-
Келасьев Вячеслав Николаевич — заведующий кафедрой теории и практики социальной работы, доктор философских наук, профессор, Санкт-Петербургский государственный университет; e-mail: socialwork@yandex.ru
© В. Н. Келасьев, 2013
чи» и возникают те довольно странные явления, которые важны для формирования предпосылок психо- и социогенеза. Необходимо поэтому более глубоко и подробно раскрыть суть понятия «встречи с собой».
«Встреча с собой» и следствия из нее
Фундаментальный тезис в том, что целостность и ее самопроявления на уровне самих фактов их существований не имеют отличий, одно и то же. Они полностью подобны, идентичны. Целостность выражается всегда в некоторых самопроявлениях, а самопроявления говорят о целостности, ее наличии. Как некоторые факты существований, они именно совпадают друг с другом, несут в себе один и тот же смысл. Одно непредставимо без другого, это два лика одного и того же. На уровне фактов существований они представляют именно одно и то же. Поэтому, отображая самопроявления, целостность встречается с собой, натыкается на себя же. Встречаясь с самопроявлениями, она, образно говоря, обнаруживает в них себя.
Налицо именно контур «встречи с собой», происходит пронизывающий все способное к отражению живое контакт целостности с собой.
Надо всмотреться в это их потенциальное со-существование. Оно отражает глубокое внутреннее противоречие. Есть факт существования единого (целостности) и в то же время это единое рассредоточено, распределено по целостности и ее самопроявлениям (есть эти два его лика, «облика»). Подчеркиваем: встречей с собой формируется раздвоенность единого, представленность его сразу в двух ликах. Причем, эта представленность единого в двух ликах выносится вперед — она есть, ее надо объяснять — объяснять раздвоенность, это фактически разобщенность с собой, то, «чего не может быть». При этом эту раздвоенность никакими объективными средствами не снять. Ведь факт существования каждого из ликов отвергает другой. Это — ситуация, которую не могут разрешить объективные средства, она им не под силу. В общем, в начале «встречи с собой» живая целостность ставится в своеобразный тупик: не может быть фактов существования единого и в то же время раздвоенности, распределенности этого факта существования сразу по двум ликам. Факт существования каждого из ликов именно исключает другой. А при встрече с собой единое разорвано по двум ликам и чтобы совместно со-существовать этим двум ликам надо как-то уславливаться, «договариваться» друг с другом о совместном сосуществовании, искать пути «примирения».
Рассмотрим соответствующие процессы подробнее.
Концентрация процессов на себе. Еще раз вдумаемся, что означает «встреча» фактов существований целостности с фактом существования ее же самопроявлений. Она означает, что «встречаясь» с полностью подобным себе, каждый лик единого, образно говоря, именно видит (обнаруживает) себя в другом лике. Тем самым происходит как бы возвращение его в себя. Это замыкаемость, концентрация процессов на себе. «Встречей с собой» процессы концентрируются на себе, отбрасываются в себя, должны становиться процессами о себе, замыкаются на себе (ведь эти разные лики единого на уровне фактов существования именно полностью подобны). А само с собой взаимодействовать не может — у себя с собой нет отличий. Примем очевидный постулат о том, что взаимодействие возможно, только если между некоторыми компонентами есть отличия [см. подробнее 1]. А у себя с собой по определению от-
личий нет. Конечно, реально живое всегда представлено некоторыми различающимися компонентами (неоднородность веществ, энергий, функций, структур живого [см. подробнее 1, 7]). Но в ходе «встречи с собой» отличий между самими фактами существований целостности и ее самопроявлений нет. А значит, нет и оснований для взаимодействия фактов существований целостности с ее самопроявлениями. И в силу отсутствия отличий между этими ликами себя процессы именно замыкаются на себе, сосредотачиваются на себе, оказываются принадлежащими только себе. Процессам остается одно русло: становиться отражениями себя. Они могут быть только в форме некоторых высказываний о себе. Появляется это нечто сконцентрированное на себе, ориентированное на определенную характеристику себя. В общем, в том едином, которое может быть образовано «встречей с собой», появляется концентрация, замыкаемость на себе и предпосылка высказываний только о самом себе.
Это принципиальное положение — при встрече с собой процессам надо переключаться на себя, сосредотачиваться на себе, в результате чего и должна появиться эта сфера самоотражения. Иначе говоря, как только происходит «встреча с собой», так появляется эта ориентация процессов на себя, сосредоточение их на самом себе. Единое концентрируется на себе и должно начать отражать себя. Во всяком случае возникают предпосылки для процессов самоотражения. Это означает, что единое должно решать задачу, поставленную его собственной раздвоенностью путем некоторого самоотражения. Самоотражение должно быть представлено некоторой характеристикой себя, которая должна как-то «примирять» оба лика, найти форму их со-существования, возможно интеграции в новое качество, объединяющее их, представляющее как некоторое единство.
Можно предполагать, что такое качество есть, более того, есть группа потенциально возможных качеств о себе. Подчеркиваем, что о себе можно высказываться именно качествами (свойствами) — будем использовать здесь термин «качество». На выработку характеризующих себя качеств и направлены сконцентрированные на себе процессы.
Очередное следствие «встречи с собой», развивающее высказанное положение в том, что «встреча с собой», помимо сказанного, порождает и явление, которое в известном смысле можно назвать утратой, потерей причинности.
Беспричинность. Встречаясь с подобием себя, каждый лик единого, как уже говорилось, в другом обнаруживает (видит) себя, в силу чего он оказывается, образно говоря, и в себе, и в этом другом лике. Поэтому происходит смешение причины и следствия, начала и конца. Невозможно определить, где в ходе (в интервале) встречи с собой причина, а где следствие. Они перемешиваются, их различение вообще теряет смысл. Возникает именно неотличимость причины от следствия, их совпадение. «Встреча с собой» лишает смысла само понятие причины и следствия, начала и конца. Эту ситуацию, которая может быть интерпретирована в определенном смысле именно как нарушение причинности, назовем беспричинностью или непричинностью, понимая всю относительность этого термина и то, что трудно пока определиться с его окончательностью.
Итак, в интервале «встречи с собой» мы имеем дело с совпадающими причиной и следствием (начала с концом). Внутри интервала этой встречи нет ни начала, ни конца, ни причины, ни следствия. В целостности — области беспричинности, отход
от объективных закономерностей. Это обстоятельство делает появляющуюся беспричинность своеобразной «вольной птицей», свободной от каких-либо жестких причинных ограничений и способной реагировать на эту необходимость порождения качеств самоотражения. Будем говорить об этой области как о безотличном (беспричинном) пространстве. Беспричинность фактически означает, что процессы внутри интервала «встречи с собой» вырваны из контекста объективного хода связей и подчинены только произвольным внутренним ограничениям, идущим от единого. Появляется область, между составляющими которой нет границ, интервалов, отсутствуют причины и следствия. И не в наличии ли этой области в реальной живой целостности корни порождения явления психо- и социогенеза?
В этой области невозможны любые объективные (имеющие место в реальности) процессы. Они предполагают причину и следствие, заканчиваются через некоторое время, требуют определенного интервала, временной дистанции между началом и концом. А внутри указанной области совпадений причины со следствием ничего этого быть не может, процессы «расстались» со своими объективными корнями, выходит, не может быть и самих объективно протекающих процессов. Область указанных совпадений по определению является областью, где ничего реального, объективного быть не может, значит, внутри этой области может быть только то, чего нет в реальности, что-то искусственно созданное, «порожденное» целостностью, объективно не существующее. Выходит, внутри этой области может быть только нечто искусственно созданное, предназначенное единым для себя. И, возможно, процессы этой беспричинной области могут стать исходным материалом для порождения качеств самоотражения.
Зона беспричинности — фактически своеобразная матрица, которая из-за того, что в ней все перемешано, утрачены причины и следствия, утеряны объективные корни происходящего, допускает только то, в чем нет этих объективных корней, то есть фактически именно то, чего не может быть в реальности. Оно при этом должно быть о себе. Но беспричинность о себе — что это? Это некоторая условная характеристика себя. Интуитивно ощущается, что то, что допускается этой матрицей, достаточно близко требуемой функции самоотражения. Ведь самоотражение по самой своей сути — то, чего нет в реальности — оно только отражение этой реальности. Оно может выступить в виде некоторых качеств, характеризующих себя. О себе можно, как упоминалось, высказываться только некоторыми качествами. Например, в простейшем случае характеризовать себя могут такие качества как голубизна, желтизна, белизна, краснота и т. д. Они неотъемлемы от себя. Это именно характеристики себя, их нет как некоторой самостоятельной, объективной реальности, это, образно говоря, «привязки» к себе. Но единое может характеризовать себя с позиции этих качеств. Очевидно, что есть группа соответствующих потенциально возможных качеств о себе. И они оказываются востребованными. Там же, где нет никаких ограничений развертыванию беспричинности, процессы могут приводить к формированию соответствующих условных качеств о себе.
База для порождения этих качеств о себе в том, что этой зоне беспричинности нужно именно то, что преодолевает путы причинности и освобождается от любых объективных ограничений и тормозов, что и предполагает такие отсутствующие в реальности качества. Они требуются как характеристики себя. Качества эти вырабатываются. Для их порождения единое должно, образно говоря, условиться
с собой, что оно такое-то ... голубое, красное и т. д. В его распоряжении — готовая к этому беспричинность, для которой нет препятствий для развертывания в такие непричинные качества о себе. Изначально их нет (в реальности нет красноты, голубизны), но они нужны и вырабатываются в результате своеобразного договора себя с собой (договора именно себя с собой, поскольку процессы утыкаются в себя же, замыкаются на себе же и другой реальности для взаимодействия, кроме как взаимодействия себя с собой, для них нет). Есть целый мир непричинных, условных качеств о себе, выступающих как характеристики себя. А взаимодействие себя с собой может вести лишь к порождению непричинных качеств. Подчеркиваем, что именно такие непричинные качества только и допускаются зоной (матрицей) беспричинности. Само о себе может «говорить» именно такими непричинными качествами. Процессам при концентрации на себе надо «пробивать» дорогу в эти непричинные качества, конструировать их, становиться процессами о себе. А о себе, помимо упомянутых качеств, можно говорить и посредством качеств, отражающих факт собственного бытия. На выработку этих качеств о себе и направлена беспричинность, которая разворачивается на себя и должна стать исходным материалом для этих непричинных характеристик себя. Продукты договора, чтобы стать реальностью для себя, и должны принять форму голубого, желтого, красного или некоторого пред-Я. А чтобы это могло осуществиться, договорному продукту надо придать некоторую условную значимость.
Гипотеза относительно невидимого гомункулуса, порождающего это условное договорное качество, сводится к тому, что такой гомонкулус представлен сочетан-ным, совокупным действием двух противоречащих друг другу ликов себя — которые именно из-за их взаимной исключаемости вынуждены «договариваться» друг с другом об условиях взаимного со-существования. Чтобы факт существования целостности со-существовал, скажем, с фактом существования какого-то самопроявления, двум ликам себя надо договариваться об устраивающем их новом непричинном качестве. Его сначала нет, но оно должно появиться как продукт их договора.
Возникает, однако, вопрос, как целостность «выявляет» то, какие качества ее, собственно, «интересуют»? Как она выявляет эти нужные ей характеристики себя?
Механизмы «ориентации» целостности на характеризующие ее качества. Все процессы порождения условного самоотражения регулируются позицией для себя. Именно эта позиция «сгоняет» (через договор) беспричинность в окончательные, завершенные качества о себе. Эта позиция — то же следствие замкнутости процессов на себе. Раз процессы сконцентрированы на себе, то и могут быть только чем-то о себе, для себя. А о себе — значит обязательно и для себя. О себе не может не быть не для себя. Все высказывания себя о себе, как говорилось, носят при этом условный характер. Себя может характеризовать себя же через уславливание, «договарива-ние» с собой. И, хотя о себе можно высказаться с весьма разных позиций, но любая живая целостность, «интересуясь собой», будет, прежде всего, задавать себе вопрос «какой Я? (какая Я)?». Это и есть базовая позиция для выработки условного договорного качества.
Вопрос о том, откуда у живой целостности берутся эти ориентации на характеризующие себя качества, то есть откуда берутся ориентации на качества «осознания» живым того, что его, собственно, «интересует», является важнейшим. Одно из объяснений и состоит в том, что эти ориентации могут быть поняты как про-
дукты ответа на вопрос «какой я?». Вопрос этот внедрен в себя, предполагается позицией для себя и самоотражение должно осуществляться под давлением позиции «какой я?». А ответ на этот вопрос требует выработки специфических непричинных качеств. Это, конечно, отражение себя, оно в непричинной форме. Вокруг себя же, как говорилось, предполагаются группы потенциально возможных качеств о себе. Процессы, образно говоря, идут по пути «ощупывания» собственного «тела» и направлены на выяснение того, «какой я» («какое оно», это мое «тело»). Надо что-то сказать о себе, выдвинуть тезис о себе. Чтобы это сказать, в едином должно начаться непричинное пробуждение (под давлением вопроса «какой я?»). Надо что-то выдвинуть о себе относительно того, «какой я?», отрефлексировать себя. Рефлексирование это — в условиях взаимоисключаемости ликов, которые, как говорилось, должны «договариваться» о непричинных условиях совместного со-существования. Им никуда не уйти от этого «договора» — они есть, при этом объективно исключают друг друга и им надо в непричинной форме именно «договариваться» об условиях взаимного со-существования. Продукт этого «договора» может выступить в форме нового непричинного качества, которое устраивало бы их обоих, предоставляло бы обоим право на существование. Поскольку вопрос «какой я?» обращен к себе, то это именно «договор» себя с собой (напоминаем, что при возвращении процессов в себя им остается одно русло течения — взаимодействовать только с собой, «высказываться» о себе). Продукт «договора» — некоторая непричинная характеристика себя, вырабатываемая под давлением одновременно двух ликов. Поскольку она «договорной» продукт, то и должна носить условный характер.
Конечно, задавая вопрос «какой я?», целостности надо одновременно искать и конкретные непричинные формы ответа на него. Любопытно, что на высокоорганизованных уровнях живого (скажем, на уровне человека и его языка), ответами на «какой я?» может рассматриваться вся группа качеств, представленных в языке прилагательными (типа «красный, зеленый, высокий-низкий, сильный-слабый, слышимый, видимый», то есть модальные и интенсивностные характеристики). Этот вопрос адресован себе и пробуждаться надо относительно себя, разнообразия оказывающихся у себя граней (сторон). Поэтому эти формы ответов применительно к разным граням себя будут разными. Но характеризовать надо именно себя, все свои грани.
Вопрос «какой я?» задается, когда процессы упираются в себя (замыкаются на себе) — он выражение позиции, с которой развертываются процессы и для себя может обращаться к нему, он фактически ее конкретизация. Собственно у позиции для себя больше ничего, кроме этого вопроса, и нет. И, задавая себе этот вопрос, единое и начинает пробуждаться, «понимать», что ему нужно. Ему нужны непричинные ответы на вопрос «какой я?» в виде этих качеств, которые в простейшем случае, как говорилось, могут выражать модальность, интенсивность, а также, возможно, пространственно-временные характеристики объектов. В общем случае это любые маркеры себя. Таким образом, ответ на вопрос «какой я?» дает сразу выход в непричинный, искусственно порождаемый единым мир требуемых качеств о себе. Как говорилось, этих качеств как чего-то самостоятельно объективного, реального нет. Но они требуются как ответы на вопрос «какой я?». Поскольку при этом само характеризует себя, то такие ответы могут быть, как говорилось, выраженными только в некоторой условной непричинной форме. Но такое непричинное (которого нет
в реальности, которое сугубо для себя) близко тому, что мы называем субъективным. Собственно, раз оно непричинное, то его и не может быть в реальности (в реальности может быть только причинное, объективное). Это качество вырабатывается целостностью для выхода из своих внутренних противоречий. А преодолевать их приходится только непричинными средствами, через такое предназначенное сугубо для себя — раз эти противоречия себя с собой принципиально неразрешимы объективными средствами. Такое для себя порождается «договорным» путем между ликами («договорились» — и все, оно есть, появилось).
Ответы на любой вопрос, в том числе и на «какой я?», предполагают законченность, завершенность — а это параметры, которые могут быть представлены наиболее полно в некотором значении. Неизбежна операция придания процессам определенного значения. Выходит, для себя «требует» законченного значения, а оно наиболее полно представлено в абсолюте, который будет выполнять требуемую функцию самоотражения. Посредством абсолюта лики «договариваютсся» о том, что единое может характеризовать себя в такой-то завершающей форме.
«Материалом», который пригоден для формирования договорным путем самоотражения, выступает беспричинность. Она допускает выход за рамки объективных связей, отход от них, ведь ее характеризует отсутствие каких-либо объективных препятствий для порождения требуемого непричинного самоотражения. Сама суть ведущих к непричинности процессов — в таком отходе от объективных причинных ограничений. Если нет тормозящего действия объективных причин, то и «договариваться» можно о чем угодно. Договариваться — и значит выходить за рамки объективных ограничений. Устранение объективности, образно говоря, открывает шлюз в мир непричинных качеств.
Вырабатываемая через договор законченность, завершенность поэтому и может быть достигнута только путем выхода за рамки причинных объективных ограничений, к чему способна беспричинность. Абсолют, характеризующий себя, построен на таком непричинном, договорном соглашении ликов. Достигаемая в итоге договора законченность, как говорилось, выражается в значении. Поэтому должна быть операция придания характеристикам себя определенного значения, что наиболее полно представлено в абсолюте, который своим исчерпывающим смыслом и будет выполнять функцию самоотражения. Посредством смысла абсолюта лики «договариваются» о том, что определенные стороны себя (единого) можно представить в такой завершающей форме. Абсолют как продукт соглашения ликов — также, конечно, то, чего нет в реальности, но он нужен для непричинного завершения процессов. При движении к абсолюту процессы пробивают дорогу в требуемые непричинные формы.
Именно с порождением этой, предназначенной для себя реальности начинается своеобразное пробуждение себя. Процессы, уткнувшись в себя, сначала, образно говоря, «застывают», останавливаются — ибо не могут уже течь — ведь чтобы течь, нужны отличия, а отличия уже исчерпаны — и им надо «осваивать» новое русло, начать что-то изобретать о себе — вот эта необходимость начать изобретать нечто о себе и дает начало такому непричинному пробуждению. Такое пробуждение оказывается единственно возможным руслом для течения процессов — они могут разворачиваться только в направлении отражения себя. Пробуждение — через самоотражение, порождение такого отражающего себя качества.
Не являются ли многие психические функции, процессы формой ответа на имеющийся внутри живого вопрос «какой я?». Во всяком случае, основания для того, чтобы предполагать, что именно вопрос «какой я?» выводит на эти резко выступающие за пределы объективной формы субъективные качества в виде различных ин-тенсивностей, модальностей, пространственно-временных характеристик, отражений целостностью себя, самопониманий, достаточно серьезны. В общем, согласно развиваемой гипотезе, истоки непричинных форм самоотражения именно в вопросе «какой я?», загнанном внутрь себя и проявляющемся при концентрации процессов на себе. Этот вопрос берет на себя функции регуляции договора себя с собой и выработки на этой основе требуемых непричинных форм отражения себя.
Конечно, задавать себе вопрос «какой я?» могут субъекты разных уровней, в том числе на уровне человека и общества, порождая для ответа на него универсальные средства оценки своих проявлений (любых форм своей активности). Эти средства выступают в виде явлений морали, права, религиозных заповедей, норм культуры. Понятно, что право, мораль, культура — тоже формы непричинности, причем особо развитые [см. подробнее 1, 8].
Несколько подробнее о предпосылках порождения Я (пред-Я). Суть развиваемой гипотезы в том, что эта форма самоотражения должна выступать в форме непрерывно идущего объяснения собственной раздвоенности, своеобразного активного деятеля. Это интегративное качество должно играть роль некоторого постоянного «объяснителя» такой раздвоенности единого (интерпретатора того, что «не может быть»). Оба лика единого, как говорилось, вынесены вперед, имеются, от их наличия не уйти и самоотражению остается только постоянно объяснять их наличие. Ответ на вопрос «какой я?» применительно к раздвоенности ликов может быть только одним — «единый». Ищутся формы этого единства.
Вся специфика порождения Я (пред-Я) определяется тем, что в ходе «встречи с собой» каждый из ликов в другом именно видит (обнаруживает) себя. И должен обозначить то, что он видит, то есть фактически ему надо обозначить себя, нужен маркер себя. А есть только единственное непричинное имя для обозначения самого себя. И это единственно возможное имя (маркер) для обозначения себя именно Я (пред-Я). Других форм непричинного обозначения себя нет. Качества Я устраивает оба лика, ведь именно в Я воплощен синтез двух ликов в новое качество, оно та интегративная непричинность, которая выражает, что лики на самом деле одно и то же. В Я нет отличий, оно завершающее значение, самопонимание, открытие себя как единого, одновременно общее в факте существования целостности и ее самопроявлений. Оно исходно предназначено для себя, ведет существование для себя именно как новое качество, возникающее над раздвоенностью. Это уже новая реальность — существование для себя. Да, это отражение, но оно ведет существование в форме этого непричинного качества, хотя уже на новом уровне — это существование именно для себя. Отражать может только то, что ведет реальное существование в понятной для себя форме.
Порожденное качество Я при этом должно быть именно постоянным «объ-яснителем» раздвоенности, фактически того, что «не может быть». Ведь раздвоенность единого требует объяснения. Такое осуществляющее объяснение самоотражение — в форме постоянно «работающего» активного деятеля, интерпретирующего эту «противоестественную» раздвоенность себя. Подчеркиваем, что поскольку
лики именно уже есть, имеются, то должно быть и постоянно идущее объяснение их наличия. Никакого объективного выхода из столкновения ликов друг с другом нет, и остается его только постоянно объяснять. Разум — форма такого непрерывно идущего объяснения в форме Я (пред-Я). Я-объяснитель. Объяснение «разнимает» лики, что достигается за счет интеграции ликов в едином качестве Я, «примиряющим» лики, предоставляющим обоим право на существование.
Обобщая, можно образно сказать, что Я — это то единственно возможное инте-гративное качество, которое формируется на почве безотличного (беспричинного) пространства — пространства, которое так старательно обходила современная наука. Надо заметить, что современной наукой изучалась (и изучается) только объективная причинность. Вопрос же о процессах, возможных в (внутри) беспричинном пространстве (области совпадений причины со следствием), даже не ставится. Да и сама его постановка представлялась лишенной смысла, абсурдной: казалось, как можно ставить вопрос о процессах внутри себя, внутри области совпадений причины со следствием. Там же по определению ничего быть не может! Но на самом деле в этом пространстве и развертывается самое интересное: порождение качеств условных значений, завершающих абсолютов, различных самопониманий, самоотражений, модальных, интенсивностных характеристик, раскрывается сама база для перехода от объективного к субъективному.
Разумеется, грань самого факта наличия (обнаружения ликами себя друг в друге) не единственная. Есть еще грань взаимопереходов фактов существования целостности и ее самопроявлений. Раз они едины, то этим предполагается, что в ходе встречи с собой целостность переходит в самопроявления, а самопроявления переходят в целостность и этот процесс непрерывен на протяжении всего хода их «встречи». Такой непрерывный взамопереход для себя может быть непричинно обозначен только посредством качества, отражающего этот непрерывный взаимопереход. Этот вечно длящийся, идущий взаимопереход непричинно поименован может быть только одним непричинным качеством: что он существует. Иначе говоря, взаимопереход ликов маркируется непричинным качеством «существую». «Существую» присоединяется к Я, формируется комплекс «Я — существующий». К этому комплексу присоединяются ответы на вопрос «какой я?» применительно к отражаемым свойствам внешней среды. Условные эквиваленты, представляющие для себя эти свойства, также присоединяются к этому комплексу. Формируется интегративное образование, функционирующее на базе непричинной логики, собственных точек зрения на себя, самоотражения, наполненное смыслом существования.
Кратко подытоживая изложенное, можно сказать, что задает направленность процессам на выработку характеризующих себя качеств вопрос «какой я?», само появление которого означает фактически формирование своеобразного субъекта (раз речь идет о непричинном пробуждении, выработке условных характеристик себя, проявляющемся этим вопросом «интересе» к себе). Процессы при концентрирован-ности на себе — и единственном, остающемся для них договорном пути течения могут развертываться только в направлении различных самоотражений, самопониманий, выступающих в непричинной форме.
Хочется также сказать, что сам объект нашего анализа неудобен для мышления. Ведь, думая о чем-то, мы всегда что-то преобразуем, изменяем условия, то есть устраняем отличия. А при «встрече с собой» нет отличий. Наше мышление в расте-
рянности — для него это непривычная ситуация. Непривычно и то, что единое представлено сразу в двух ликах. При этом ситуация, которой «не может быть», вынесена вперед, она есть, остается ее только объяснять, интерпретировать, для этого нужны активные непричинные формы (завершающие значения, абсолюты). Объяснять надо применительно к разнообразию граней, что и определяет множество условных характеристик себя. Но база для порождения различных отражений, самоотражений — обнаруженная во внутренней среде целостности беспричинность, которая разворачивается на себя и которая различными детерминантами среды преобразуется в характеризующие целостность непричинные качества.
Как известно, естествоиспытатели ищут основания для беспричинности в глубинных основах материи [6], мы же увидели ее предпосылки в самом факте «встречи с собой».
Если говорить о попытках искусственного воспроизведения описания качеств, то сначала надо воссоздать ситуацию беспричинности (это задача для естественников), а затем уже пытаться подчинить эту беспричинность области для себя.
Литература
1. Васильев Г. Н., Келасьев В. Н. Самоорганизация целостности: психо- и социогенез. СПб.: СПбГУ, 2003. 204 с.
2. Ананьев Б. Г. Человек как предмет познания. СПб.: Питер, 2001. 288 с.
3. Дубровский Д. И. Сознание, мозг, искусственный интеллект. М.: Стратегия-Центр, 2007. 272 с.
4. Пиаже Ж. Генетическая эпистемология. СПб.: Питер, 2004. 160 с.
5. Аллахвердов В. М., Куликов Л. В. Проблемы психологии сознания // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 12. 2008. Вып. 2. С. 3-9.
6. Проблема сознания в философии и науке / под ред. Д. И. Дубровского. М.: Изд-во «Канон», 2009. 407 с.
7. Келасьев В. Н. Как порождается разум (метасоциологический взгляд) // Вестн. С.-Петерб. унта. Сер. 12. 2011. Вып. 4. С. 345-354.
8. Келасьев В. Н. Модели социогенеза // Вестн. С.-Петерб. ун-та. Сер. 12. 2010. Вып. 3. С. 347-355.
Статья поступила в редакцию 11 июня 2013 г.
