CC BY
39
МОДАЛЬНАЯ ОФОРМЛЕННОСТЬ ВЫСКАЗЫВАНИЯ КАК ОДИН ИЗ МАРКЕРОВ НАЦИОНАЛЬНОГО СТИЛЯ КОММУНИКАЦИИ
Л.А. Козлова
Ключевые слова: коммуникация, когниция, национальный стиль коммуникации, модальность, вежливость. Keywords: communication, cognition, national style of communication, моdality, politeness.
«- Щекн, - говорю я, - тебе хотелось бы жить на Пандоре?
- Нет, мне нужно быть с тобой. Ему нужно быть. Вся беда в том, что в их языке всего одна модальность. Никакой разницы между "нужно", "должно", "хочется", "мо-жется " не существует. И когда Щекн говорит по-русски, он использует эти понятия словно бы наугад. Никогда нельзя точно сказать, что он имеет в виду».
А. и Б. Стругацкие.
В широкой палитре научных интересов А.А. Чувакина вопросы теории коммуникации занимают центральное место. Говоря о задачах теории коммуникации в современном обществе, А.А. Чувакин подчеркивает ее междисциплинарный характер, необходимость ее сотрудничества с другими науками, объектом которых является человек во всех его ипостасях [Чувакин, 2009, с. 103-105]. Данная точка зрения абсолютно созвучна характеристике современной научной парадигмы лингвистики, которая определяется многими исследователями как когнитивно-коммуникативная. Как отмечала Е.С. Кубрякова, языковое явление может считаться адекватно описанным и разъясненным только в тех случаях, если оно рассмотрено на перекрестке когниции и коммуникации» [Кубрякова, 2004, с. 16]. На самом деле, анализировать коммуникативную деятельность без обращения к тому, что делается в голове человека, то есть к работе сознания, может быть, и можно, но
вряд ли это продуктивно. Столь же непродуктивны попытки понять, как работает сознание, без обращения к анализу языковых фактов, которые могут приоткрыть «окно» в сознание. Наиболее продуктивным оказывается путь от анализа языковых фактов к гипотезе о том, как работает сознание и далее - к поиску новых фактов для подтверждения гипотезы. Примеры такого подхода находим, например, в работе А. Вежбицкой, которая проводит сопоставление культур через посредство лексики и прагматики, реконструируя т.н. культурные сценарии, которые выстраиваются в сознании в процессе коммуникации и отражают его этнокультурную специфику [Вежбицкая, 2001, с. 126-217].
Сегодня никто не оспаривает тезис об этнической маркированности сознания, которое формируется в различных географических, климатических, политических, экономических, социальных, религиозных и других условиях, оказывающих влияние на наше восприятие и интерпретацию мира с помощью языка, что и обусловливает его этническую маркированность. Совокупность всех вышеперечисленных условий формирует культуру общества, понимаемую в самом широком смысле этого слова как «сложный комплекс представлений, организованный в кодекс отношений и ценностей: традиций, религий, законов, политики, этики, искусства - всего того, чем человек, где бы он не родился, пропитан до самых глубин своего сознания и что направляет его поведение во всех формах деятельности» [Бенвенист, 2002, с. 31].
Основной формой деятельности сознания является язык как «самое человечное в человеке», а потому именно язык в своих формах, единицах и категориях несет на себе отпечаток культуры того общества, которое использует его в качестве средства общения. Этнокультурный потенциал языковых единиц различных уровней находит свою актуализацию в процессе употребления языка как средства коммуникации (подробнее см.: [Добричев, Козлова, Пшенкина, 2013]). Коммуникативный кодекс, то есть набор конвенций и правил коммуникации, формируется под влиянием тех культурных ценностей и установок, которые сложились в рамках того или иного лингвокультурного сообщества и обеспечивают его жизнедеятельность. Незнание этих правил, а также сознательное нежелание им следовать (часто под влиянием этноцентризма) может приводить к различным конфликтам как в рамках одной культуры, так и «поверх границ культур».
Актуальность проблемы национально-культурной специфики коммуникации, продиктованная не только теоретической, но практической потребностью - глобализацией мирового сообщества, (а сегодня -миграционными процессами, ставящими под угрозу сохранение европейской культуры), обусловила появление значительного числа работ,
в которых данная проблема рассматривается на материале различных языков и культур [Куликова, 2009; Прохоров, Стернин, 2005; Стернин, Ларина, Стернина, 2003 и др.]. Центральным понятием этих исследований является понятие национального стиля, или этностиля коммуникации, который определяется Т.В. Лариной как «исторически сложившийся, предопределяемый культурой и закрепленный традицией тип коммуникативного поведения народа, проявляющийся в выборе и предпочтительности определенных средств коммуникации (вербальных и невербальных), используемых в процессе межличностного общения [Ларина, 2009, с. 33].
Национальный стиль коммуникации, отражающий специфику этнического сознания и культурные ценности лингвокультурного сообщества, формируется за счет использования самых различных языковых средств. Его маркерами могут выступать фонетические особенности речи, ее эмоциональная насыщенность, предпочтения в использовании именных или глагольных способов номинации, соотношение эксплицитных и имплицитных способов выражения смысла, модели построения дискурса. Одним из таких маркеров является модальная оформленность высказывания, анализу которой посвящена данная статья. Анализ проводится на материале английского языка, в отдельных случаях для сопоставления привлекается материал русского языка.
Категория модальности является одной из тех языковых категорий, в которых антропоцентрическая сущность языка проявляется наиболее полно. Само определение данной категории включает говорящего («Понятийная категория со значением отношения говорящего к содержанию высказывания и отношения содержания высказывания к действительности...» [Ахманова, 1969, с. 237]).
Несмотря на многочисленные спорные вопросы в области изучения данной категории, которая относится к числу наиболее сложных, а потому наиболее дискутируемых, большинство авторов сходится в мнении о том, что модальность неоднородна по своему составу и функциям, что объясняет целесообразность выделения в ней двух слоев, или разновидностей. Первичная (или т.н. объективная) модальность выражает отношение содержания высказывания к действительности в плане его достоверности, гипотетичности или противоречия реальному положению дел, устанавливаемое говорящим, и, таким образом, входит в состав предикативности, находя свое языковое выражение в грамматических формах наклонения. Вторичная (или т.н. субъективная) модальность также неоднородна и включает деонтическую и эпистемиче-скую виды модальности. Деонтическая модальность выражает отношения между действием, выраженным сказуемым, и субъектом дей-
ствия, выраженным подлежащим предложения, в плане возможности, невозможности, желательности, необходимости его выполнения и актуализируется модальными глаголами в их первичных значениях, а также словообразовательными показателями, а именно суффиксом -able в составе прилагательных (readable, talkable). Поскольку она оказывается «встроенной» в предикат, она определяется как action, or root modality. Эпистемическая модальность, или модальность мнения (epistemic, or belief modality) выражает различную степень уверенности говорящего в достоверности информации, содержащейся в высказывании и, таким образом, представляет собой проекцию говорящего на содержание всего высказывания [Jacobs, 1995, p. 225-226].
Не входя в существо многочисленных дискуссий относительно категории модальности (критический анализ работ по категории модальности см., например, в: [Беляева, 1985; Palmer, 2001; Gisborne, 2007 и др.]), отметим лишь, что термины «объективная» и «субъективная модальность», при всем уважении к традиции и авторитету исследователей, предложивших данные термины (В.В. Виноградов, В.З. Панфилов и др.), представляются нам не вполне удачными как не отражающие сущности различий между двумя видами модальности. Первичная модальность может считаться объективной лишь в том смысле, что она выражает соответствие содержания высказывания истинному положению вещей в объективной действительности. Однако это положение устанавливается говорящим, и именно поэтому в само определение так называемой объективной модальности включается говорящий, то есть субъект высказывания, что и мешает определению данного вида модальности как объективной. Поэтому термины «первичная» и «вторичная» модальность кажутся нам более точными, поскольку они более адекватно отражают разный статус видов модальности: первичная модальность лежит в основе построения предложения и является компонентом предикативности (отсюда ее обязательный характер), а вторичная модальность представляет собой дополнительный слой, выражающий деонтический смысл или эписте-мическую оценку говорящим истинности информации, содержащейся в высказывании.
Средства выражения как первичной, так и вторичной модальности принимают участие в формировании национального стиля коммуникации. Так, хорошо известно, что, несмотря на наличие прото-типического средства выражения побуждения - повелительного наклонения, наиболее частотным средством выражения побуждения в англоязычной культуре являются вопросительные предложения типа « Could I borrow you pen?», «Why don 't we postpone it for a while?», а
также косвенные просьбы и даже приказания, как, например, в следующем отрывке, представляющем собой разговор между руководителем и подчиненным: «Thanks, Brian. I expect you've got work to do». Everthorpe departed with obvious reluctance (D. Lodge). В таких случаях мы имеем возможность наблюдать, что действуют не столько правила грамматики, сколько правила вежливости. Примечательно, что в таких речевых актах, как приглашение или предложение, не относящихся к числу т.н. ликоущемляющих, употребление императива считается коммуникативной нормой, например: «Take a seat, please» (D. Lodge).
В русском языке употребление императива как прототического способа выражения побуждения считается нормой, а вежливость и уважение к личному пространству собеседника выражаются другими способами: интонацией, использованием вежливого «Вы», уменьшительно-ласкательными формами обращения типа «сестричка», фраз типа «Будьте так добры», разговорного «Будь ласка» и т.п. Асимметрия в средствах использования побуждения в русской и английской лингвокультурах приводит к тому, что в своей англоязычной деятельности русскоязычные коммуниканты нередко переносят коммуникативные конвенции родного языка в свою англоязычную речь, употребляя императив так же часто, как в русском, что свидетельствует о наличии лингвокультурной интерференции.
Наибольший интерес для анализа в лингвокультурологическом аспекте представляет эпистемическая модальность, так как именно в ней находят наиболее полное отражение национально-специфичные концепты и культурные ценности лингвокультурного сообщества. Как показывает сопоставительный анализ средств выражения эпи-стемической модальности, в английском языке этот вид модальности получает наиболее детальную языковую репрезентацию, что лишь подтверждает культурную значимость тех концептов, которые находят свою актуализацию в этих средствах. Эпистемическая модальность выражается, прежде всего, специальным классом слов - модальными словами, число которых в английском языке значительно превышает их число в других европейских языках. Так, по данным А. Вежбицкой, английский язык насчитывает 18 модальных слов (probably, possibly, clearly, evidently, obviously, apparently, supposedly, seemingly, conceivably, undoubtedly, allegedly, reportedly, arguably, unquestionably, likely, certainly, presumably), что значительно превышает их число в немецком (8), датском (9) и французском (5) [Wierzbicka, 2006, p. 248]. При этом следует учитывать и тот факт, что данный список является принципиально открытым и может по-
полняться за счет модальных наречий, которые могут отщепляться и переходить в состав модальных слов, а также выступать в качестве операторов эпистемической модальности, оставаясь при этом в составе своего класса, как это происходит с наречием hopefully, обладающим достаточно высокой частотностью в современном англоязычном бытовом и публицистическом дискурсе.
Вторым по частотности средством выражения эпистемической модальности являются т.н. перформативные глагольные выражения, или эпистемические глагольные фразы (epistemic verbal phrases), называющие речевые и ментальные действия (I think, I suppose, I believe, I presume, I guess, I suspect, I trust, I perceive, I gather, I am afraid), число и частотность которых в английском языке также значительно больше, чем в других языках. По данным сопоставительных исследований, частотность «I think» в английском устном дискурсе составляет 51 на 10 000 слов, в то время как частотность его датского эквивалента ik denke составляет 9 на 10 000слов, а его немецкого эквивалента ich denke - 6 (Aijmer 1997). При этом высокая частотность употребления отдельных перформативных глаголов, таких, как know, настолько велика, что это приводит к их десемантизации и превращению в так называемые conversational hedges, или hesitation fillers.
Высокой частотностью в сфере выражения эпистемической модальности обладают и модальные глаголы, употребляющиеся в своих вторичных значениях, развившихся на основе первичных деонтических значений возможности, позволительности, необходимости. Развитие эпистемических значений модальных глаголов проходило по схеме: You may go - You are permitted to go ^ He may be sick -Evidence permits me to think that he is sick [Jacobs, 1995, p. 234-236].
Наибольшей частотностью в сфере эпистемической модальности обладают глаголы can, may, must, менее частотны will, should, ought. Глагол have, обычно функционирующий как средство выражения деонтической модальности, также может употребляться в эпистеми-ческом значении, выражая высокую степень уверенности говорящего, основанную на фактах, которые «заставляют, вынуждают так считать», например: She could sense that he did not want her to comment on either the questions or his answer, but her instant reaction was that whether he admitted it to himself or not, there had to be a connection between his wife's death and the subject of his book (Clark, 80).
Другими средствами выражения эпистемической модальности являются так называемые модализованные глаголы (seem, appear), наречия-аппроксиматоры (sort of, kind of), а также т.н. confirmative questions (He is not very competent, is he?), употребление которых спо-
собствует снижению категоричности высказывания, а также интонация, которая может отражать различную степень уверенности говорящего в истинности сообщаемого факта.
Спецификой англоязычного дискурса является высокая плотность средств выражения эпистемической модальности, которые, употребляясь в высказывании, передают широкий спектр различных прагматических значений. Например: «I don't wish to seem spiteful but I am afraid she can't have been a very nice woman. - Oh, she was a very nice woman» (S. Maugham). В данном примере средства эпистемиче-ской модальности (модализованный глагол seem, перформативная фраза I am afraid, модальный глагол can в эпистемическом значении, в сочетании с приемом недосказа, или преуменьшения (understatement) (she can't have been a very nice woman), также весьма характерном для англоязычного дискурса, используются говорящим для того, чтобы смягчить отрицательную характеристику, которая дается персонажу в данном высказывании. Ответная ремарка, содержащая положительную характеристику женщины, о которой идет речь, напротив, звучит весьма лаконично и даже несколько категорично.
В следующем примере темой разговора становятся отношения между супругами, и говорящий предваряет каждое свое высказывание перформативной фразой, тем самым подчеркивая, что это лишь его личное впечатление, которое может оказаться ошибочным, даже если он уверен в своих оценках: «I don't think for a moment that you are in love with your husband. I think you dislike him. I shouldn't be surprised if you hated him. But I'm quite sure that you 're afraid of him» (S. Maugham).
Таким образом, многочисленные и разнообразные средства выражения эпистемической модальности используются в англоязычном дискурсе для выражения постепенности перехода от мнения к знанию и необходимости четко проводить различие между первым и вторым, а также для снижения ассертивности высказывания, представления сообщения как личного мнения и признания иной точки зрения на обсуждаемую ситуацию. При этом следует отметить, что говорящие иногда выбирают модальные средства очень скрупулезно, особенно в тех случаях, когда это касается таких аспектов, как, например, отношения между странами. Так, высокопоставленный военачальник США в своем интервью вскоре после событий 11 сентября, когда велись активные поиски Осамы Бен Ладена, высказал предположение о том, что тот может скрываться в Пакистане. На второй день, вновь отвечая на вопросы корреспондента, который сказал: «You said there
was a probability of Osama bin Laden being in Pakistan», он поправил корреспондента: «I did not say there was a probability, I said there was a possibility». Такая замена существительного probability на possibility, выражающего меньшую степень уверенности, убедительно демонстрирует то значение, которое придается в англоязычной культуре модальному оформлению своей речи, поскольку оно показывает степень уверенности говорящего в истинности сообщаемых им фактов, а также ответственность говорящего за содержание сообщения. Примечательно, что в данном примере эпистемическая модальность получает свою языковую репрезентацию не в глаголе, а в существительном, однако ее функция остается прежней, что еще раз подтверждает множественность способов языковой репрезентации данного вида модальности. Это различие в модальной оформленности высказывания необходимо учитывать в межкультурной коммуникации. Так, комментируя недавно очередную информацию американских СМИ о том, что во время российских авиаударов в Сирии якобы гибнет мирное население, представитель Минобороны РФ И. Конашенков привел целый ряд убедительных фактов, опровергающих эту информацию. При этом он упомянул и то, что в данных сообщениях американских СМИ используются слова типа «вероятно», что, по его мнению, свидетельствует об отсутствии у них фактов. На наш взгляд, употребление модальных маркеров типа probably, possibly и т.д. в сообщениях американских СМИ вряд ли может использоваться в качестве аргумента в пользу того или иного мнения, поскольку их употребление в значительной мере продиктовано нормами англоязычного коммуникативного стиля.
Истоки такого понимания функционального назначения эписте-мической модальности были заложены еще Джоном Локком, который в своих фундаментальных трудах, оказавших огромное влияние на формирование сознания и традиций не только британской, но и всей англоязычной (американской, австралийской и канадской) культуры, унаследовавшей эти принципы, обосновал необходимость как для развития науки, так и конструктивного общения проводить четкое различие между знанием и мнением. Эта мысль Дж. Локка наиболее полно представлена в следующем высказывании: «Our knowledge, as has been shown, being very narrow and we are not happy enough to find certain truth in everything that we have an occasion to consider; most of the propositions we think, reason, discourse - nay, act upon, are such as we cannot have undoubted knowledge of their truth. <... > But there being degrees therein, from the very neighbourhood of certainty and demonstration, quite down to impossibility and unlikeliness, even to the
confines of impossibility; and also degrees of assent from full assurance and confidence, quite down to conjecture, doubt and distrust». - «Наше знание, как было показано, довольно ограничено, и нам не всегда удается найти истину во всем, что нам приходится рассматривать; большинство суждений, о которых мы думаем, размышляем и дискутируем, и, более того, в соответствии с которыми мы действуем, таковы, что мы не располагаем достаточными знаниями относительно их истинности <... > Поэтому существуют различные степени, от почти полной уверенности и убежденности, до невероятности и неправдоподобности, а также различные степени согласия, от полной уверенности и доверия до предположения, сомнения и недоверия (перевод наш. - Л.К.) (цит. по: [Wierzbicka, 2006, p. 35]).
Вторая, не менее важная идея, высказанная Дж. Локком, тесно связанная с идеей об ограниченности нашего знания и необходимости разграничивать знание и мнение, заключается в необходимости быть осмотрительными и осторожными в своих суждениях и не навязывать собственное мнение другому, заключена в следующих словах: «It is unavoidable to the greatest part of men, if not all, to have several opinions, without certain and indubitable proof of their truth. <... > For where is the man that has incontestable evidence of the truth of all that he holds, or the falsehood of all he condemns; or can say that he has examined to the bottom all his own, or other men's opinions? The necessity of believing without knowledge, nay often upon very slight grounds, in this fleeting state of action and blindness we are in, should make us more busy and careful to inform ourselves than to constrain others» - «У большинства, если не у всех людей, может быть несколько (разных) мнений, без неоспоримых доказательств их истинности (правильности). Потому что где найти такого человека, у которого имеется неопровержимое подтверждение истинности того, что считает он, или ложности того, что он осуждает; или который может сказать, что он до конца разобрался в собственном мнении или во мнении других людей? Необходимость верить без достаточного знания, даже часто на незначительном основании, в этом постоянно меняющемся состоянии действия и неосведомленности, в котором мы пребываем, должна побудить нас к тому, чтобы мы заботились о том, как самим получать знания (стать более информированными), чем ограничивать (сдерживать) других (перевод наш. - Л.К.) (цитируется по [Wierzbicka, 2006, p. 39]).
Эти идеи Дж. Локка имели основополагающее значение для развития англоязычной культуры мышления и общения, и, соответственно, для развития английского языка. В своих трудах Джон Локк
показал связь между рациональным, свободным от эмоций мышлением, и уважением к иному мнению (что всегда способствует прогрессу в любой области знаний). Именно на этой основе сформировался принцип толерантности относительно иных взглядов и мнений, правило не навязывать свое мнение другому, тем самым не вторгаясь в его личное ментальное пространство, стремление избегать ассертив-ности, категоричности высказываний, что в целом позволяет характеризовать английский язык как язык компромиссов, язык, обладающий богатым ресурсом средств, позволяющих избегать конфликтов в общении. Характеризуя специфику научного дискурса в разных культурах, сирийский исследователь Риббани отмечал, что идеал восточного ума - это пророк и всевидящий (в полном соответствии с религиозной традицией), в то время как идеал британского ума - ученый и философ [Ribbany, 1920, p. 81-83].
При этом, говоря о широкой палитре и высокой частотности языковых средств выражения эпистемической модальности как отличительной особенности английского языка, исследователи подчеркивают важность тех культурно-исторических факторов, которые привели к уникальной «модальной сцене» [ Aijmer, 1997, p. 39]. К числу этих факторов относится интенсивное развитие научной мысли, которое способствовало становлению идеала английского языка как языка, отвечающего потребности максимально точно выражать научную, свободную от эмоций мысль, а также позволяющего выразить уважение к иному мнению, что является залогом развития любой науки.
С другой стороны, становление Британии как империи, «над которой никогда не заходит солнце», и обусловленная этим потребность в использовании языка для ведения международной политики и дипломатии способствовали развитию таких языковых средств, которые необходимы для достижения компромисса, для ухода от прямых ответов, для развития амбивалентности, недосказанности и имплика-тур, которые широко используются в языке дипломатии. Широко известна следующая характеристика английского языка: «Language is deceptive; and though English is subtle it also gives a clever person - one alert to the ambiguities of English - to play tricks with mock precision and to combine vagueness with politeness. English is perfect for diplomats and lovers» (Paul Theroux). - «Язык обманчив, и хотя английский очень хорошо передает различные тонкости, он также позволяет умному человеку, хорошо чувствующему способность английского языка передавать двусмысленность, использовать с мнимой точностью различные приемы для того, чтобы сочетать уклончивость с вежливо-
стью. Английский язык идеально подходит для дипломатов и любовников» (перевод наш. - Л.К.).
Говоря о Франции, В.Г. Гак отмечал, что Франция - это цивилизация цвета, имея в виду тот факт, что французский язык чаще, чем, например, русский, использует для именований цветовые обозначения: зеленое пространство (сквер), зеленая Европа (соглашение по вопросам сельского хозяйства стран Общего рынка), оранжевая карточка (проездной билет), алая карточка (льготный билет для пенсионеров), серая карточка (техпаспорт автомобиля) [Гак, 2000]. Говоря о Британии и ее языке, можно сказать, что это цивилизация разума (А. Вежбицка именует это сочетанием cool reason). Именно эта традиция лежит в основе правила сдержанности суждений, необходимости проведения четких различий между фактами и мнениями, стремлении не навязывать свое мнение собеседнику, избегать излишней категоричности, что находит свое языковое воплощение в использовании широкой палитры средств выражения эпистемической модальности. Весь путь от предположения к признанию чего -то как неоспоримого факта «устлан» многочисленными средствами передачи модальности мнения. Характеризуя Россию, есть все основания утверждать, что это - цивилизация чувства, что находит отражение как в ключевых словах русской культуры, так и в особом характере модальности, чаще всего ассертивной, сочетающейся с эмоциональной оценкой. Очевидно, именно этим можно объяснить наличие большего, по сравнению с английским языком, количества частиц в русском языке, выражающих различные эмоциональные оттенки, и большую частотность их употребления в различных типах дискурса. Ср., например: «А ведь шинель-то моя!» (Н.В. Гоголь). «Что же ты не одета?» (А.С. Пушкин).
По мнению исследователей, epistemic commitment, то есть особое внимание, уделяемое эпистемической оценке в английском языке, отличает английский от других языков, и умению использовать эти средства в англоязычном общении должно уделяться много места и времени, поскольку от правильного использования этих средств во многом зависит успех адаптации к новой культуре [Holmes, 1982, p. 27]. Развивая эту мысль, А. Вежбицка считает, что значимость языковых средств выражения эпистемической оценки сопоставима со значимостью суффиксов вежливости (honorifics) в японском языке, без овладения которыми невозможно успешное общение на этом языке [Wierzbicka, 2006, p. 251].
Все сказанное выше позволяет сделать вывод о том, что средства выражения модальности вносят значительный вклад в формиро-
вание национального стиля коммуникации, а потому овладение этими средствами в процессе изучения иностранного языка является одним из условий успешного межкультурного общения.
Литература
Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М., 1969. Беляева Е.И. Функционально-семантические поля модальности в английском и русском языках. Воронеж, 1985.
Бенвенист Э. Общая лингвистика. М., 1974.
Вежбицкая А. Сопоставление культур через посредство лексики и прагматики. М.,
2001.
Гак В.Г. Язык как форма самовыражения народа // Язык как средство трансляции культуры. М., 2000.
Добричев С.А., Козлова Л.А., Пшенкина Т.Г. Этнокультурный потенциал языковых единиц различных уровней. Барнаул, 2013.
Куликова Л.В. Коммуникативный стиль в межкультурном общении. М., 2009. Ларина Т.В. Категория вежливости и стиль коммуникации. Сопоставление английских и русских линвокультурных традиций. М., 2009.
Кубрякова Е.С. Об установках когнитивной науки и актуальных проблемах когнитивной лингвистики // Вопросы когнитивной лингвистики. 2004. № 1.
Прохоров Ю.Е., Стернин И.А. Русское коммуникативное поведение. М., 2005. Стернин И.А., Ларина Т.В. Стернина М.А. Очерк английского коммуникативного поведения. Воронеж, 2003.
Чувакин А.А. Коммуникация как объект исследования современной филологии // Университетская филология - образованию: регулятивная природа коммуникации. Барнаул, 2009. Ч. 1.
Aijmer К I think: An English Modal Particle // Modality in the Germanic Languages. Berlin, 1997.
Carter R., McCarthy M. Exploring Spoken English. Cambridge, 1997. Gisborne N. Dynamic Modality. [Электронный ресурс]. URL: http://www. skase. sk/Volumes/ JTL09/pdf_doc
Holmes J. Expressing Doubt and Certainty in English // RELC Journal. 1982. № 13(2). Jacobs B. English Syntax. A Grammar for English Language Professionals. Oxford,
1995.
Palmer F. Mood and Modality. Cambridge, 2001. Ribbany A.M. The Syrian Christ. Lnd., 1920. Wierzbicka A. English. Meaning and Culture.N.Y., 2006.
