CC BY
73
ИСТОРИЯ
УДК 947 Г 725
И.Н. Гостев МОБИЛИЗАЦИОННАЯ ПОЛИТИКА КОСТРОМСКИХ ПАРТИЙНО-СОВЕТСКИХ ОРГАНОВ В ГОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
В статье на большом фактическом материале, с использованием архивных источников, ряд из которых впервые вводятся научный оборот, анализируются позитивные и негативные аспекты мобилизационной политики Костромских органов власти в годы Гражданской войны. Автор приходит к выводу, что несмотря на все противоречия этой политики, она явилась одной из важных причин победы большевиков в войне.
Ключевые слова: мобилизация, Гражданская война, военкоматы, губком, укомы, маршевые роты, дезертиры.
« | большевики пришли к власти, разрушив старую армию. Когда они думали _Л-ж о том, что могло бы ее заменить, им виделось нечто вроде вооруженной народной милиции по образцу Красной гвардии. Рабоче-крестьянская Красная Армия была построенная по принципу добровольности, провозглашенному большевиками в 1917 г.: там не было ни знаков отличия, ни званий, и командование каждым подразделением осуществлялось выборным комитетом, в чьи задачи входило и избрание офицеров. Военная дисциплина признавалась лишь в боевых условиях, и даже тогда командиры подразделений должны были действовать без права карать за непослушание смертью. Такая армия показала свою беспомощность и донкихотство»1, - таково мнение известного английского историка Д. Хоскинга. «Реальной альтернативы принципу добровольчества в начальный период создания Красной армии не имелось», - так считал Н.Н. Мовчин, помощник начальника Организационно-мобилизационного управления штаба РККА. И с его мнением, думается, следует согласиться. Другие способы комплектования, такие как насильственное задержание личного состава старой армии или новые призывы в тех условиях оказались невозможны. Солдат-окопников было не удержать, а призывать - некого, в стране не осталось призывных возрастов. К тому же руководство большевиков, даже не предполагая, какого колоссального размаха достигнет вооруженная борьба, считало, что немногочисленной добровольческой армии будет вполне достаточно новому государству. Имелось в виду также всеоб-
щее вооружение трудового народа и милицейская форма несения военной службы2.
Расширение Гражданской войны и интервенция требовали вовлечения в борьбу всего рабочего класса через обязательную военную службу. Базой для перехода к регулярной армии стало «вневойсковое всеобщее военное обучение».
22 апреля 1918 года ВЦИК принимает «Декрет об обязательном обучении военному искусству». С учреждением комиссариатов по военным делам начался системный учет годного к военной службе населения и его призыв в Вооруженные силы. Военные комиссариаты являлись органами управления военными округами, окружные военкомы объявлялись представителями высшей военной власти в округе и подчинялись - Все-роглавштабу. Однако их работа шла довольно медленно, и 29 мая 1918 г. ВЦИК принял постановление «О принудительном наборе в Рабоче-крестьянскую Красную армию». В июле 1918 г. вводится всеобщая воинская повинность. Так начался «переход от добровольческой армии к всеобщей мобилизации рабочих и беднейших крестьян».
Всей организационной работой по мобилизации в Костромской губернии занимался учетно-мобилизационный отдел губернского комиссариата по военным делам. Отдел начал работать с 1-го апреля 1918 г. Первоначально на этот отдел была возложена работа по учету добровольцев формирующихся частей Красной армии и бывших солдат, офицеров, чиновников и техников старой армии. Когда служба в армии стала обязательной, то отделом был составлен мобилизационный план по губернии и осуществлялся при-
зыв всех, кто подпадал под этот план. Согласно приказу за .№4 от 1918 г. Реввоенсовета Республики Костромской губернский военный комиссариат приступил к формированию частей 1, 4 и 7 пехотных дивизий. Кроме того, отдел учитывал всех мужчин военнообязанного возраста, а также лошадей и повозок с упряжью. Всей пропагандистской деятельностью по проведению мобилизаций занимался организационно-информационный отдел, возникший 10 апреля 1918 г. Он позднее был переименован сначала в агитационно-вербовочный, а затем в ноябре 1918 г. стал называться агитационно-просветительским отделом3. Прошедшая в ноябре 1918 г. мобилизация трудящихся поставила в Костромской губернии «под ружье» 27 тыс. человек. Из них сформировали более 30 воинских частей. Мобилизованными пополнились 1-й Костромской советский полк, получивший новое название - 56-й Костромской образцовый полк, 28-й полк, 4 маршевых эскадрона кавалерии, авиационный дивизион, 2 артиллерийских дивизиона и другие части и соединения. В запасных батальонах готовились к отправке в действующую армию 27 маршевых рот4.
Чтобы помочь местным работникам организовать мобилизацию, военное обучение и политическое воспитание рабочих и, особенно крестьян, надевших красноармейскую форму, в Кострому в начале декабря 1918 г. прибыл комиссар Ярославского военного округа М.В. Фрунзе (Костромская губерния входила в состав этого округа). По итогам поездки Фрунзе издал специальный приказ, в котором отметил энергичную деятельность военкома Н.А. Филатова, вскрыл недостатки в работе губвоенкомата и определил задачи по ускоренной подготовке частей для фронта. По рекомендации Фрунзе 56-му полку в торжественной обстановке было вручено знамя от имени Костромского совета5.
В связи с наступлением армии Колчака наибольшая опасность Советской Республике стала исходить с Восточного фронта. Именно туда в начале 1919 г. направили 56-й и 28-й полки. Всего же с осени 1918 г. на разные фронты из Костромы выехало более 50 воинских частей. Весной 1919 г. в губернии было мобилизовано свыше 800 коммунистов, из них почти 600 человек выехали на Восточный фронт6. Успешно прошли партийные мобилизации в Костроме, Буе, Нерехте, в Галич-ском, Кологривском, Солигаличском и Чухломском уездах. Значительную помощь в проведении
мобилизаций, в улучшении всей деятельности местных органов власти оказал А.В. Луначарский, прибывший в Кострому 10 мая 1919 г. в качестве уполномоченного ВЦИК и ЦК РКП (б). Он посетил также Галич, Буй, Нерехту и некоторые села Костромского уезда. О своих положительных впечатлениях о поездке Луначарский высказался на пленуме Московского совета7. В августе - ноябре 1919 г., с наступлением Деникина, в губернии прошло 7 партийных мобилизаций, из них 6 - на фронт, куда отправилось более 700 человек. Среди них были председатель губисполкома Б.М. Волин, председатель Костромского общегородского комитета партии П.А. Бляхин и другие работники. Правда, в губкоме достаточно быстро осознали, что немного погорячились. Практически сразу же в ЦК была отправлена телеграмма о том, что вследствие последних партийных мобилизаций на фронт выбыло 3 председателя, 1 член уко-ма и около 10 более или менее ответственных работников. Поэтому губернская организация сильно ослабла, ввиду чего губернский комитет просил демобилизовать и отправить в распоряжение губкома ряд товарищей, находящихся в запасных частях г. Костромы8.
Партийные мобилизации активно проводились и в уездах Костромской губернии. Так, Костромской уездный комитет РКП (б) мобилизовал 50% членов партии и сочувствующих. «Все товарищи горят нетерпением поскорее попасть на фронт»9, - писала газета «Красный мир». Трудно сказать, реальные чувства и настроения выражала газета, или это была агитационно-пропагандистская кампания. Но как бы то ни было, можно видеть ее реальные результаты. Успешно провели мобилизацию партийные организации 1-й Республиканской льняной мануфактуры, механического завода, Запрудненской прядильно-ткацкой фабрики, фабрики «Лента» и других предприятий.
Партийная мобилизация проходила очень быстро. В один день партийный комитет принимал решение об отправке коммуниста на фронт, на другой день будущий фронтовик получал повестку о партийной мобилизации, а на следующий день человек отбывал на фронт. На каждого партийца составлялась краткая характеристика.
Партийные мобилизации касались не только мужчин, но и женщин, в возрасте от 20 до 35 лет не больше 10% всего наряда и их мобилизация должна проводиться только в том случае, если мобилизуемая может вести политическую работу10.
Такими активными и массовыми партийными мобилизациями Костромской губком не всегда был доволен. «Кроме этого ЦК, - как говорилось в телеграмме направленной Костромским губкомом в ЦК, - постоянно откомандировывает в Москву ответственных работников (Растопчин, Невский и др.). Очевидно, ЦК недостаточно хорошо информирован о положении партийной и советской работы в костромской губернии». Поэтому губком направил в Москву своего представителя т. Машталера, чтобы он доводил до ЦК все костромские проблемы11. В свою очередь ЦК РКП (б) было недовольно качеством политической подготовки и грамотности костромских партийцев. Секретарь ЦК Преображенский требовал от Костромского губкома провести партийную работу среди коммунистов, призванных по последней мобилизации в запасные части, «...ввиду того, что они недостаточно информированы о том, какие задачи возложены на них на фронте».
Если ЦК требовал от губкомов мобилизовывать коммунистов как можно быстрее и в больших количествах, то и губкомы, в свою очередь, то же самое требовали от горкомов. Так, Костромской губернский комитет предлагал горкому в течение 48 часов произвести мобилизацию 23 членов партии для отправки их на Западный фронт12.
Помимо партийной мобилизации продолжала регулярно осуществляться и общая мобилизация. В 1919 г. из Костромы на фронт выехало более 210 маршевых рот, эскадронов, команд, в которых насчитывалось свыше 35 тыс. человек. Кроме того, в январе - сентябре сформировали и отправили в действующую армию 12 войсковых частей, из них один стрелковый полк и два полевых госпиталя. Осенью продолжалось формирование еще девяти войсковых частей. За это время в губернии был произведен 31 призыв. Но это не значит, что все проходило гладко. Приказом Костромского губернского военно-революционного совета от 12 апреля 1919 г. №84 г. Кострома и уезд с 6-ти часов утра 13 апреля объявлялись на осадном положении (курсив мой. - И.Г.) Костромская губерния и ранее переводилась на осадное положение13). Так приказом Костромского губ-военкома Н.А. Филатова от 2 сентября 1918 г. осадное положение вводилось ввиду массовых крестьянских выступлений. А вот осадное положение, введенное в апреле 1919 г. было связано с трудностями мобилизационного процесса и частыми случаями дезертирства из частей гарнизона. Ос-
новной причиной дезертирства центральные и местные власти считали издержки мобилизации, когда на фронт отправлялись совершенно не подготовленные для этого люди. В приказе Ярославского окружного комиссариата по военным делам N° 195 от 17 февраля 1919 г говорилось о том, что Костромской военком Лазарев отправляет на фронт необученных и неорганизованных красноармейцев и ничто не делает для предотвращения побегов во время пути маршевых рот на северный фронт. В результате этого до 50% личного состава этих рот дезертировали. За это он был снят со своей должности. Приказ о снятии Лазарева, конечно же, был составлен под воздействием телеграммы Предреввоенсовета Троцкого, в которой он указал на то, что составленные в Костроме три маршевые роты (7, 13, 14) прибыли на Северный фронт, потеряв бежавшими из армии более половины личного состава. Поэтому необходимо сместить Костромского губвоенкома и потребовать от местного партийно-советского и военного руководства посылки на фронт только подготовленных и организованных красноармейцев14.
Но Лазарев написал объяснительные в Костромской губернский исполнительный комитет и в Костромской губком. Из этого документа можно проследить, как складывалась карьера этого человека. С 1911 г. он большевик. В 1912 г. член правления профессиональных рабочих портных, а с 1913 г. - секретарь этого союза. За революционную деятельность был выслан из Москвы в Калугу, затем 2 года полицейского надзора в Вологодской губернии. Но в Вологодской тюрьме заболел, и ему было предоставлено право выбора места пребывания. Таким городом оказался Рыбинск, откуда в 1916 г. его призвали в армию, и он оказался в 202 пехотном запасном полку в Костроме. Там он встретил революцию и активно включился в процесс создания новой армии. За организацию добровольческих красноармейских частей ревизией Кедрова от имени Совнаркома приказом за № 196 от 1 июля 1918 г. получил благодарность. Далее в объяснительной говорится о тех трудностях, с которыми столкнулся военком и за что, собственно, его и уволили: «.. .15 февраля пришла телеграмма, в которой говорилось
о необходимости закончить формирование запасных частей 16 февраля. То, что сделать это невозможно, в расчет не принималось. Почти сразу приходит новая телеграмма об отправке немедленно 28 стрелкового полка. Телеграфирую, что
людей нет. Нехватка более 2500 человек, да и те, что есть - необучены и неорганизованны. Поэтому они все и бегут. Из Центра, который, наверно, не понимает, что делает, поступает огромное количество противоречивых друг другу при-казов»15. Однако Лазарева все равно сняли. Проблемы, правда, никуда от этого не делись. Вот, например, такого характера. Красноармейцы маршевых рот № 65, 66, 67 2-го запасного полка, которые направлялись на фронт, избили на ст. Пресня Московской окружной железной дороги красноармейцев другого эшелона за то, что один из них «.стал говорить о советской власти, защищая ее в полном смысле этого слова». Комиссаром станции Пресня был вызван отряд ЧК, который оценил эшелоны, зачинщики беспорядков в количестве 9-ти человек были выявлены и преданы суду революционного трибунала. Да и настроение родных и близких тех, кого мобилизовали на фронт, нельзя назвать позитивным. Костромской губчека перехватил письмо, отправленное на фронт. В нем были таки строки: «В случае чего на фронте не задерживайся - порежь пальчик, да и то не больно, и лети в Костромской госпиталь. Теперь, Саша, все дерут с фронта, дезертируют. У нас в Костроме почти всех мужчин выслали на фронты, все возмущаются, что всех бьют и бьют без конца, лучше бы, говорят, к одному концу скорее пришло бы»16. Действительно, в 1919 г. трудности с мобилизацией были такие, что Костромской губком вынужден был просить революционный трибунал выделить представителя для опроса 36-ти заключенных губернской тюрьмы, желающих отправится на фронт. Все это и дало основание губвоенкому В.Г Георгиеву заявить на VIII губернском съезде Советов
12 сентября 1919 г. о том, что, в связи с требованиями фронта, на Костромскую губернию выпало «бесчисленное количество мобилизаций, срочных формирований, поставок», что «при весьма трудных и подчас невероятных условиях как общего государственного, так и местного значения» вызывало лихорадочную работу военного комиссариата17.
Чтобы выполнить мобилизационные планы Макарьевский, Солигалический, Ветлужский уез-дкомы мобилизовали не только заведомо неугодных для военной службы товарищей, но даже явных калек и вышедших из партии «шкурников». Некоторые из них оказались на курсах красных командиров, что было совсем непозволительно.
За такую постановку дел Костромское бюро губ-кома предало партийному суду Макарьевский уездный комитет. Думается, эта акция носила показательный характер, так как в конце резолюции заявлялось, что «.так будет поступлено со всеми не желающими отдать отчет в крайне серьезном положении, переживаемом республикой»18.
Достаточно распространенными были явления, когда всеми мерами пытались избежать мобилизации на фронт. Например, председатель Мисковской партийной организации т. Жигулев, не желая быть мобилизованным, внезапно заболел и просил исключить его из партии. Или вот еще один оригинальный метод избежать партийной мобилизации. Гражданин г. Костромы Д.П. Коровин направил в губком следующее заявление: «4 ноября 1918 г. я был принят в число членов Костромской организации партии большевиков. С тех пор и до настоящего времени я не имел возможности принять участие в партийной работе, не посетил ни одного собрания партии и не сдал ни одного обязательного ежемесячного взноса. Вследствие этого считал и считаю себя, на основании устава, выбывшим из членов партии. Я противник по убеждению всякого насилия и смертной казни, не проходил «всеобуч» и, будучи близоруким, не могу стрелять. Все это говорит о том, что я не могу быть в армию призван по партийной мобилизации». Предполагается, что давление на этого гражданина было оказано значительное, так как уже в следующем заявлении Коровин кается: «.в настоящий сложившийся момент всякие колебания не уместны, поэтому прошу комитет возвратить мне мое первое заявление и разрешить мне явиться на мобилизацию как члену партии»19.
Очень часты были случаи, когда военкоматы призывали конкретных людей, а партийные, советские и профсоюзные организации требовали от них приостановить или отменить эту мобилизацию. Председатель Костромского губернского комитета партии требовал от уездного комиссариата по военным делам дать отсрочку от профессиональной мобилизации И.Н. Нифонтову, т.к. «.сведения о нем представлены в Центр согласно телеграмме ЦК РКП (б) на предмет привлечения его к занятию ответственной должнос-ти»20. Часто мобилизованных использовали совершенно не по назначению. Так, Галичиский уездный партийный комитет обращался в ЦК РКП (б) по поводу мобилизованного Суворова,
который был определен во 2-ю запасную батарею в г. Ростове Ярославской губернии в качестве рассыльного. Галический уком и Костромской губком считали, что это ненормальное «распыление» партийных работников и просили вернуть его обратно в г. Галич21. Нужно сказать, что если мобилизовать могли практически кто угодно и когда угодно. Например, дважды комиссованного из рядов Красной армии уполномоченного Кологривского уездного политбюро при отделе управления милиции Н. Иванова Кологрив-ский уездком мобилизовал и в третий раз22. А вот демобилизовать в условиях военного времени могла только Демобилизационная комиссия при ЦК РКП (б) или даже Оргбюро ЦК. Причем, о демобилизации простого рядового, состоящего на должности буфетчика, ставились в известность Политуправление РВСР и Костромской губком23.
Мобилизации осуществлялись не только для отправки на фронт, но и для работы в тылу. По всей стране вводилась всеобщая трудовая повинность. Губернские комитеты по всеобщей трудовой повинности регулярно отчитывались перед губкомом о ее проведении. Так, в Костромской губернии к началу 1920 г. было принято на учет подлежащих к привлечению к работам 232367 человек, из которых 152265 человек уже приступили к работе24. Особые проблемы в годы гражданской войны по России в целом, и в нашем регионе, в частности, были с топливом. Для этого по постановлению губкома уездревсоветам, где производилась разработка леса, разрешалось мобилизовывать население и лошадей для подвозки дров. Цены на дрова устанавливались Уездоле-сом. Виновные в неисполнении данного постановления предавались суду революционного трибунала за бездействие. На межведомственном совещании Буйского уезда, прошедшего 20 января 1920 г. о мобилизации граждан уезда на борьбу с топливным кризисом, было принято решение организовать отряд в 250 человек и немедленно приступить к заготовке топлива.
Мобилизации подлежали не только люди, но лошади и подводы. Для снабжения Костромского гарнизона конскими повозками была введена военно-повозочная повинность с местного населения, а лошадьми - конская мобилизация, причем последняя проходила с большим трудом и нехватка лошадей в 1918 г. составляла 64%. Этой мобилизацией у местного населения занимались уездные военные комиссары, а деньги перечис-
лялись военным ведомством через Совнархозы. Костромской губвоенком В.Г. Георгиев в докладе на УШ губернском съезде Советов о работе губвоенкомата 12 сентября 1919 г. констатировал, что мобилизация лошадей, повозок и упряжи с апреля приостановлена, чтобы «.не разрушить в конец сельское хозяйство и дать возможность крестьянам провести полевые работы нормальным порядком»25.
Таким образом, мобилизационная политика Костромских партийно-советских органов в годы Гражданской войны осуществлялась достаточно сложно и противоречиво.
Примечания
1 Хоскинг Д. История Советского Союза. 19171991. - М., 1995. - С. 69.
2 Мовчин Н.Н. Комплектование Красной Армии (исторический очерк). - М., 1926. - С. 13.
3 Государственный архив новейшей истории Костромской области (ГАНИКО), ф. 1, оп. 1, д. 24, л. 16.
4 Государственный архив Костромской области (ГАКО), ф. р.-1151, оп. 4, д. 1, л. 181-182.
5 Миловидов В.Л. Страницы российской истории. - Кострома, 2006. - С. 106.
6 Российский Государственный военно-исторический архив (РГВИА), ф. 25906, оп. 5, д. 34, л. 60; оп. 7, д. 167, л. 22, 34, 59.
7 Советская газета. - 1919. - 12 июня.
8 ГАНИКО, ф. 1, оп. 1, д. 258, л. 112.
9 Красный мир. - 1919. - 29 октяб.
10 ГАНИКО, ф. 678, оп. 1, д. 181, л. 20.
11 Там же, ф. 1, оп. 1, д. 258, л. 116.
12 Там же, ф. 678, оп. 1, д. 181, л. 5.
13 На осадном положении в годы гражданской войны могли оказаться не только губерния или уезд, но и волость. Вот приказ Красносельского Волостного революционного совета от 25 октября 1918 г.: «Красносельская волость с сего числа объявляется на осадном положении. В силу объявления о военном положении в Красносельской волости, движение разрешается с 6-ти часов утра до 12 часов ночи старого времени. После означенного времени разрешается появление на улицах тех, кто несет обязанности по охране порядка. Членам исполнительных комитетов. Членам партии коммунистов. Тем лицам, должности которых связаны с занятиями в указанное время. Переговоры по телефону, всякого рода собрания, сходы и митинги допускаются лишь с раз-
решения местного революционного совета. Пропуски будут выдаваться в военном комиссариате с 12 до 16 по заявлению советских учреждений и партийных организаций» (ГАНИКО, ф. 1, оп. 1, д. 47, л. 46).
14 ГАНИКО, ф. 1, оп. 1, д. 120, л. 47, 57-58.
15 Там же, л. 59.
16 Там же, ф. 1, оп. 1, д. 145, л. 7.
17 Там же, д. 49, л. 19.
18 Там же, ф. 1, оп. 1, д. 264, л. 28.
19 Там же, ф. 1, оп. 1, д. 267, л. 60.
20 ГАКО, ф. р. 6, оп. 1, д. 20, т. 1, л. 58.
21 Там же, ф. р. 1151, оп. 4, д. 1, л. 181-182.
22 ГАНИКО, ф. 1, оп. 1, д. 96, л. 22.
23 Там же, д. 112, л. 5.
24 Там же, д. 468, л. 94.
25 Там же, д. 258, л. 90; л. 112.
Пак Сын Ы СВАДЕБНЫЙ ОБРЯД КОРЕЙЦЕВ САХАЛИНА И КОРЕИ
При исследовании проблем адаптации сахалинских корейцев к инокультур-ной среде представляется интересным проследить эволюцию обрядов жизненного цикла. Для представителей первого поколения характерна маргинальность, которая обусловлена тем, что они в своей преобладающей массе были малограмотными крестьянами из южных районов Кореи. Вследствие того, что корейское население подвергалось насильственной ассимиляции к японской культуре, а затем вынуждено было приспосабливаться к совершенно чуждому европейскому (в данном случае - русскому) образу жизни, они вынесли много лишений, и им пришлось пройти через трагедии и дискриминации. Тяжелый труд и борьба за выживание не оставили им времени для обучения русскому языку, а значит, и новой культуре. Второе и третье поколения сахалинских корейцев характеризуются высокой степенью аккультурации, выражаемой ускоренным переходом на русский (как основной для общения) язык, получением высшего образования и, тем самым, приобретением в обществе более высокого социального статуса.
Феномен менталитета сахалинских корейцев заключается в том, что они стремятся легко приспособиться к окружающей их жизни. Но это не значит, что корейцы Сахалина настроены на ассимиляцию и растворение в несвойственной им культурной среде. Даже представители третьего и четвертого поколений сохранили многие элементы традиционной для Кореи материальной и духовной культуры. Сахалинская корейская диаспора нового времени проявляет двоякую тенденцию своего развития: одновременное восприятие русской культуры и сохранение индивиду-
ального этнического своеобразия. Особенно это ярко проявляется в обрядах жизненного цикла ныне живущих в Сахалинской области корейцев.
Представим характер обрядов жизненного цикла - традиционных (свойственных исторической родине) и модернизированных (возникших в среде сахалинских корейцев).
Больше всего подвергся трансформации свадебный обряд корейцев Сахалина и Республики Корея (РК). В традиционном свадебном ритуале, как пишет Ю.В. Ионова, «большую роль играла конфуцианская идеология и строгая регламентация ритуала в соответствии с социально-правовыми нормами сословно-феодального общества Кореи» [2, с. 164]. Нынешний обряд в наибольшей степени подвергся модернизации и вестернизации. Правда, необходимо отметить, что некоторые элементы традиционализма сохранились в свадебных обрядах РК. Это касается такого аспекта брака, как союз двух семей, когда при выборе брачных партнеров самым главным критерием было их происхождение, т.е. род и клан, которые корейцы называют словом «камун». Поэтому мнение молодых не имело никакого значения, главным являлось согласие родителей. В подавляющем большинстве совершались чжунъмэ кёрон (браки по сватовству). Несмотря на то, что современные молодые люди в Корее женятся по любви, невестка с первых дней попадает в полную зависимость от свекрови.
Интересным представляется сравнение критерий, которыми руководствуются при выборе брачных партнеров в современной Корее и на Сахалине. А.Н. Ланьков, Т.В. Габрусенко утверждают, что родительское благословение остается обязательным [4, с. 134], даже если молодые на-
