CC BY
125
СССР/Россия в XX в.: черты развития, региональное измерение
УДК 94(47)
В. И. Бакулин
МНОГОПАРТИЙНОСТЬ В СОВЕТСКОЙ РОССИИ: УПУЩЕННЫЙ ШАНС
В статье рассматриваются политические события конца 1917 - первой половины 1918 г. в России в целом и в Вятской губернии в частности. Анализируются опыт зарождения советской многопартийности и причины, обусловившие неудачу этого опыта.
The political events of the end of 1917 - the first half of 1918 in Russia in general and in Vyatka Province in particular are considered in the article. The author analysts the genesis of the Soviet multiparty system and the reasons which caused its failure.
Ключевые слова: многопартийность, большевики, эсеры, причины неудачи.
Keywords: multiparty system, Bolsheviks, esers (Socialist Revolutionaries), the reasons of the failure.
Тема советской многопартийности явно не относилась к числу модных в историографии прошлых десятилетий, не получила она должного освещения и в литературе новейшего времени, хотя в той или степени затрагивается в трудах либо более общего характера, либо посвященных истории отдельных партий [1]. Между тем она вполне заслуживает отдельного разговора в современном российском обществе, вышедшем на второй (после периода 1917-1922 гг.) виток политического плюрализма. Речь в статье пойдет лишь о тех партиях (главным образом большевиках, меньшевиках, эсерах), которые были представлены в рожденных Февральской революцией Советах рабочих и солдатских депутатов и играли в них определяющую роль.
Выход на эту достаточно масштабную тему есть смысл начать с более узкой проблемы, которая нередко определяется как «политическая нетерпимость» широко известного большевистского лидера. Увлеченные этой версией публицисты от истории, как правило, избегают, в общем-то нелишнего, уточнения - что именно выступало предметом такого рода нетерпимости. Сам В. И. Ленин еще в 1902 г. (особенно обстоятельно в солидной работе «Что делать?») достаточно популярно и недвусмысленно объяснил: никаких компромиссов в идеологических, мировоззренчес-
© Бакулин В. И., 2012
ких вопросах [2]. Эту линию он действительно последовательно выдерживал в отношениях как с иными партиями, так и со своими оппонентами внутри большевистского (с «отзовистами», «богостроителями» и проч.) течения. Что же касается его взглядов на политическое взаимодействие, на возможность тактических компромиссов в отношениях между советскими партиями, на допустимость выстраивания в России многопартийной системы власти, то здесь перед нами предстает далеко не столь однозначная картина.
Уже в «Апрельских тезисах» ленинская идея многопартийного советского правительства («Вся власть Советам!») как возможной и необходимой альтернативы Временному правительству [3] объективно задавала возможный вектор развития Российского государства и общества на целую историческую эпоху. Заметим, речь идет о Советах того этапа российской революции, когда в них практически безраздельно господствовали умеренные социалисты - эсеры, меньшевики. Входившие в Советы большевики далеко уступали им как количественно, так и в смысле реального влияния на ход событий. Во многих провинциальных Советах (в Вятском в том числе) представители этой партии в это время вообще отсутствовали.
Бурные события 3-4 июля в Петрограде, разгон - с применением вооруженной силы - демонстрантов, осуществленный с санкции не только Временного правительства, но и фактически -эсеро-меньшевистской «верхушки» Петросовета и избранного в июне Всероссийского центрального исполнительного комитета (ВЦИК) Советов, побудили В. И. Ленина временно отказаться от заявленного в апреле лозунга. Однако уже через пару месяцев, в изменившейся после провала корниловского мятежа ситуации (оформившийся de facto союз всех советских партий в противостоянии правому военному перевороту и реальной угрозе массовых репрессий в случае его успеха), он не просто вернулся к идее многопартийной советской власти.
В начале осени в открытой прессе (газета «Рабочий путь» за 6 сентября) статьей с выразительным названием «О компромиссах» лидер большевиков, по сути, предложил умеренным социалистам, порвав с либералами-кадетами, овладеть через Советы всей полнотой власти в стране. При этом он обещал им поддержку со стороны своей партии, даже без претензии большевиков на вхождение в состав сформированного в таком случае (в терминологии тех лет - одно-
родного социалистического) советского правительства [4].
Идея советской многопартийности приобретала все больше сторонников среди членов небольшевистских советских партий, следствием чего стало выделение левого крыла как в меньшевистском движении, так и в ПСР. В сентябре -октябре 1917 г. левые эсеры (лидер М. А. Спиридонова) пошли на прямой союз с большевиками, а в ноябре, организационно отделившись от правых, создали полностью самостоятельную партию - ПЛСР. Однако руководство правых эсеров и доминировавших пока в меньшевистской партии «центра» и правого крыла упорно открещивалось от носившейся в воздухе идеи левоцентристского блока, сохраняя союз с либералами, а в их лице - и с элитными слоями населения России. Результатом подобного политического курса, а также проводимой правящей коалицией внутренней и внешней политики стало быстрое падение авторитета этих партий, особенно меньшевиков, как в столице, так и в регионах страны [5].
Начавший работу 25 октября, в момент свержения большевиками и их союзниками Временного правительства, II Всероссийский съезд Советов высветил новую расстановку сил в самих Советах в центре и на местах. Среди его делегатов явно преобладали противники Временного правительства и либерально-социалистической коалиции. Оказавшись в меньшинстве, эсеры и меньшевики правоцентристской ориентации покинули заседание, демонстративно «хлопнув дверью». Вскоре их примеру последовали и левые меньшевики-мартовцы (что позднее было оценено их видными представителями, например Н. Н. Сухановым-Гиммером, как стратегическая ошибка [6]). Тем самым была упущена реальная возможность создания в процессе работы съезда многопартийного советского правительства. Оно, как известно, оформилось на том этапе как однопартийно-большевистское.
Но если Совнарком первоначально выглядел именно так, то в Советах, ставших волею съезда органами власти, выстраиваемой в стране по принципу «снизу - вверх», картина была иной. Там наряду с большевиками заседали левые (а иногда и правые) эсеры и меньшевики, анархисты, эсеры-максималисты, представители менее значимых левых и центристских, а также национальных партий и просто беспартийные депутаты. В сельских Советах, где большевики пока еще появлялись в виде исключения, преобладала именно последняя категория народных избранников. Достаточно отметить, что даже в прилежащем к губернском центру Вятском уезде первая волостная большевистская ячейка появилась лишь во второй половине февраля 1918 г., а в июле того
же года в пяти выборочно взятых уездах (Гла-зовский, Малмыжский, Котельничский, Нолинс-кий, Орловский) ячеек РКП(б) насчитывалось всего 13 [7].
В конце ноября - начале декабря 1917 г. существенную поддержку РСДРП(б) оказала более популярная в среде сельских жителей ПЛСР, делегировав своих представителей в состав Совета народных комиссаров. Объединение городских и сельских Советов на их III совместном Всероссийском съезде в середине января 1917 г., избрание форумом единого ВЦИКа, где почти поровну (но с некоторым перевесом в пользу большевиков) распределились мандаты между двумя ведущими левыми партиями, казалось, придавали необратимый характер процессу становления в РСФСР (так в ходе данного форума стала именоваться страна) многопартийной или хотя бы двухпартийной системы. Тем более что в принципиально важных для судеб страны вопросах (декреты о земле и о мире, конфессиональная государственная политика и др.) им пока еще удавалось находить компромиссные решения.
С другой стороны (отметим это, не вдаваясь в очень непростые причины данного явления), роспуск Учредительного собрания, также продемонстрировавший единую позицию большевиков и левых эсеров в этом вопросе, объективно сужал пространство политического плюрализма, загоняя процесс в более узкий коридор потенциальных возможностей. Разрыв не только с пока еще относительно многочисленными правыми эсерами, но и со значительно ослабленными меньшевиками (около 3% голосов избирателей на выборах в Учредительное собрание, 60 тысяч членов партии к маю 1918 г. [8]) повышал риск гражданской войны в России.
Но и сам левоэсеровско-большевистский двухпартийный правительственный блок оказался недолговечным. Первая серьезная трещина в нем, в перспективе переросшая в разлом, была связана с Брестским миром, категорически не принятым левыми эсерами. Возникший конфликт имел мировоззренческий и вместе с тем судьбоносный для страны характер. Если левые эсеры, а в унисон с ними и левые большевики-бухаринцы считали возможным принести Россию в жертву мировой революции, то сторонники ленинской линии в партии решительно повернули к более патриотической позиции.
Характеризуя ее в интервью корреспонденту газеты «Юманите» 24 июля 1921 г., нарком иностранных дел РСФСР Г. В. Чичерин констатировал: «Только в первые месяцы нашего существования мы призывали к немедленной революции во всех странах. С момента, когда был подписан Брестский мир, наш метод изменился. С этого времени он принял форму политики, на-
правленной на медленное и органическое укрепление нашего существования. Слишком быстро был предан забвению тот факт, что начиная с весны 1918 г. мы предлагали капиталистам всех стран оказать содействие восстановлению производства в России в виде концессий. С того времени мы вели переговоры с представителями норвежского банкира Танневика... Тогда мы предложили одновременно немецким капиталистам и через посредничество полковника Робинса американским капиталистам целую систему экономического восстановления, которая должна была обеспечить нам подъем российского производства, а им прибыли, которые они сочли бы достаточными... мы были готовы платить, чтобы учиться» [9].
Отреагировав на подписание советской стороной мира с Германией и ее союзниками отзывом своих представителей из правительства, левые эсеры, тем не менее, продолжили сотрудничество со своими политическими партнерами в Советах. Это давало шанс на сохранение коалиции и упрочение ее в перспективе при наличии благоприятствующих тому условий. Однако события развернулись по-иному, а противоречия между партиями стали нарастать еще по нескольким направлениям. Наряду с Брест-ским миром в числе главных факторов обострения следует назвать политику продовольственной диктатуры и принципиальные вопросы государственного строительства, «вставшие ребром» в связи с обсуждением и принятием первой советской Конституции. Более детально тему отношений между партиями социалистического блока на протяжении первой половины 1918 г. есть смысл рассмотреть на региональном уровне, на материалах Вятской губернии.
В период первичного становления советской власти в регионе (конец ноября 1917 - февраль 1918 г.), острой борьбы с саботажем чиновников, направляемым деятелями правоцентристского толка (кадетами, эсерами, энесами, меньшевиками), местные большевики свои отношения с левыми социалистами выстраивали на вполне благожелательной основе, рассматривая таковых в качестве политических союзников и - в какой-то мере - идеологических единомышленников. Поэтому, например, в середине января 1918 г. большевистское руководство Вятского горсовета с пониманием отнеслось к просьбе организационного бюро анархистов города выдать ему аванс в сумме 1 тысячи рублей. Правда, дали анархистам (а заодно и эсерам-максималистам) лишь половину просимого, то есть по 500 рублей [10].
Идеологические баталии, развернувшиеся в губернии (как и в целом по стране) по вопросу о Брестском мире, внесли некоторую неопределен-
ность в межпартийные взаимоотношения, и состоявшаяся в конце февраля - начале марта 1918 г. губернская большевистская конференция постановила оставить открытым до всероссийского съезда РСДРП(б) вопрос «об отношении к левым партиям» [11]. Впрочем, расхождения на почве «Бреста» оказались здесь не столь глубокими, как в некоторых других регионах, поскольку упомянутая конференция встала на бухарин-ские позиции, по существу смыкавшиеся с платформой левых эсеров. Правда, следует принять во внимание и тот факт, что собранная наспех конференция вряд ли выражала волю большинства вятских большевиков.
В принятой ею 1 марта резолюции о международном положении говорилось: «Мы не можем принять этих условий мира, мы не хотим класть оружия, поднятого на капитал и империализм всех стран... Мы приступим к формированию партизанских отрядов, могущих противостоять всей империалистической клике в лице их ударных батальонов, и вместе с тем агитировать среди пролетариата всех стран за войну, священную войну капиталу... Мы верим, что крестьянство даст хлеб для революционной армии... что революционные рабочие приготовят для армии и штыки, и снаряды» [12]. Резолюцию было решено огласить на крестьянском съезде Вятского уезда, напечатать в «Вятской правде» и в виде листовок, копию направить в ЦК РСДРП(б). Избранному делегатом от губернской конференции на 7-й чрезвычайный всероссийский партийный съезд (он состоится в Москве 6-8 марта 1918 г.) Чиркову было поручено проводить там именно эту линию [13].
Всероссийский коммунистический съезд, как известно, эту линию не одобрил. Левые эсеры остались при своем мнении, но разрыва между губернскими организациями РКП(б) и ПЛСР на этом этапе не произошло. Не отказались те и другие и от сотрудничества с маловлиятельной местной группой эсеров-максималистов. Например, в апреле 1918 г. Вятский горсовет ввел в состав своего исполкома ее представителя, командира очередного Летучего отряда Хупонэна, назначив его комиссаром станции Вятка-1 [14].
Гораздо более запутанный характер приобрели отношения большевиков с анархистами. Дело в том, что в поведении последних стала все более отчетливо проглядывать склонность к действиям криминального характера (в соответствии с известным анархистским лозунгом «Грабь награбленное!»), в то время как овладевшие властью большевики уже стремились упорядочить социальные процессы, в том числе вводя элементы правового регулирования [15]. Пересмотр межпартийных отношений наметился на рубеже зимы и весны 1918 г.
В конце февраля вятские анархисты, не сумев добиться помещения для своей организации законным путем, через квартирный отдел горисполкома, самовольно заняли Еврейский клуб, а затем, действуя в том же духе, перебрались в здание Общественного собрания. Правда, и на этот раз руководство горсовета к их выходкам отнеслось снисходительно, в качестве оправдания таковых выдвинув следующие аргументы:
1) ранее Общественное собрание использовалось лишь «для приятного времяпровождения» (выпивки, игра в карты, концерты, библиотека) «бюрократического чиновничества», а теперь анархисты будут там читать лекции для народа;
2) «анархисты на революцию смотрят всесторонне и не сделают вреда для общества»; 3) в конечном счете их поведение можно признать «не идущим в разрез с советской властью» [16].
Однако уже в начале марта исполкомовцы пересмотрели свою оценку ситуации, отказали анархистам (и эсерам-максималистам) в выделении очередной денежной суммы и потребовали отчета у первых из них о том, какое именно имущество и какие ценности прибрали они к рукам в Общественном собрании [17]. Наиболее злостных изредка начали привлекать к судебной ответственности [18]. Но вместе с тем еще не один месяц местной организации РКП(б) придется проводить сдержанную и осторожную линию по отношению к представителям этой партии. Хотя само объединение вятских анархистов (по имеющимся косвенным данным) было немногочисленным и маловлиятельным, но за его спиной маячили игравшие огромную роль в жизни региона так называемые Летучие отряды, ядро которых составляли анархиствующие матросы Балтийского флота. Лишь отправка последних в августе на Котласский фронт несколько разрядила обстановку в губернском центре [19].
Но все же определяющим фактором политической жизни губернии в весенне-летний период оставались взаимоотношения между большевиками и левыми эсерами. А они все более обострялись. Вслед за Брестским миром камнем преткновения стала проблема хлебозаготовок. В то время как большевистские руководители, следуя установкам центра и продолжая линию предыдущей администрации Временного правительства, пытались проводить в жизнь государственную хлебную монополию и политику твердых закупочных цен, левые эсеры эту политику фактически саботировали. Проходивший в апреле 1918 г. 2-й губернский съезд Советов под давлением левых эсеров повысил закупочные цены на хлеб в 3-4 раза выше установленных правительством, фактически приравняв их к рыночным. В начале лета продовольственные органы губернии закупали зерно у крестьян по цене 20 рублей за
пуд, на «черном» рынке оно стоило лишь на 2 рубля дороже. Решение продовольственных проблем таким способом было явно не по карману как советским органам, так и, зачастую, рядовым гражданам [20].
В отличие от некоторых, даже соседних, регионов (например, на проходившем в марте 1918 г. 4-м крестьянском съезде Нижегородской губернии при голосовании резолюции левые эсеры получили 19 голосов против 241 у большевиков [21]), в Вятской губернии левые эсеры имели прочные позиции в уездах и волостях. В исполкомах Советов Вятского, Котельничского, Уржумского уездов левые эсеры в начале лета 1918 г. имели более половины мандатов, в прочих уездах губернии -от 12,5% в Малмыжском до 47,3% в Елабужском. Они же преобладали в Глазовском Совете РСД [22] и имели более половины мест в губернском исполкоме Советов [23]. Сопротивление левых эсеров политике государственной хлебной монополии и тем более вводимому с мая 1918 г. ее ужесточенному варианту продовольственной диктатуры явилось одной из главных причин фактически полной неспособности губернских властей выполнить соответствующие установки правительства страны. Задание по отправке хлеба в голодающие районы страны на май местные продовольственные органы выполнили в размере 1%, а за вторую половину месяца, по их собственному признанию, вообще ни одного фунта хлеба заготовлено не было [24]. Между тем вопрос хлебного снабжения голодающих городов и создаваемой Красной армии был в буквальном смысле вопросом жизни и смерти страны и народа.
Принципиальный характер носили и расхождения РКП(б) и ПЛСР по вопросам государственного строительства. Большевики находили нужным усиливать централизм в управлении страной, рассматривая его в качестве важнейшего условия преодоления процесса ее распада и противодействия нараставшей анархии. Этот принцип отстаивался ими в работе подготавливавшей проект Конституции (будет принята 10 июля 1918 г. V Всероссийским съездом Советов) комиссии. В качестве текущего мероприятия руководителям российских регионов было предложено сосредоточить львиную долю властных и управленческих полномочий в руках узких органов - президиумов губернских исполкомов Советов. Однако и эта идея оказалась в конечном счете «торпедированной» левыми эсерами [25], в силу чего большевикам пришлось искать иной вариант централизации управления регионом. Так родилась идея Военно-революционного штаба. Но практически реализована она будет уже после разрыва с левыми эсерами.
Инициаторами разрыва межпартийного союза и в центре, и в Вятской губернии выступили имен-
но они. В Москве 6 июля, во время работы V Всероссийского съезда Советов левоэсеров-ские боевики Николай Андреев и Яков Блюмкин, выполняя решение ЦК своей партии, убили германского посла Мирбаха. Преследовалась цель возобновления войны между Советской Россией и Германией. Возникший на этой почве межпартийный вооруженный конфликт (понимаемый как мятеж левых эсеров) был подавлен верными РКП(б) военными формированиями, а левые эсеры превратились в политических противников большевизма.
Вятскими эсерами в качестве повода для разрыва с местными большевиками был использован расстрел за воровство четырех красноармейцев. По этому поводу местная организация ПЛСР выпустила антибольшевистскую прокламацию. В самом исполкоме 6 июля левоэсеровская фракция предъявила ультиматум большевикам, потребовав отказа от безоговорочного выполнения распоряжений центра, в том числе в вопросе о создании комитетов бедноты. Большевики ультиматум отвергли, а губвоенкомат разоружил городскую организацию ПЛСР. В ответ на это левые эсеры 7 июля вышли из губисполкома и перенесли свою штаб-квартиру в Глазов [26].
Размежевание большевиков с бывшими союзниками давало им определенный тактический выигрыш: упрощались управленческие процедуры, облегчилось принятие нужных решений в соответствующих органах, ситуация становилась более прозрачной и предсказуемой. Таким способом обеспечивался прорыв из, казалось, безнадежно кризисного состояния управленческой сферы. Но обеспечивался он за счет ущемления демократического потенциала молодой советской власти. На смену фактически парализованному, после выхода из него левых эсеров, губернскому исполкому Советов пришел чрезвычайный орган -Военно-революционный штаб, чисто большевистский по своему составу.
Конечно, подобные меры были оправданы целым рядом факторов - голодом в городах и северных регионах России, развертывавшимися иностранной военной интервенцией и Гражданской войной, необходимостью подавления анархических тенденций и разгулявшегося еще в прошлом году криминала. Конечно, они были смягчены как осуждением частью левых эсеров авантюрной политики своего партийного руководства и переходом их на сторону большевиков, так и способностью последних даже в условиях войны идти на определенные политические компромиссы. Уже 22 августа 1918 г. в одном из своих постановлений Вятский горисполком оговорил право местных организаций левых эсеров, эсеров-максималистов и меньшевиков-интернационалистов, «стоящих на платформе советской власти»,
участвовать в предстоящих выборах и быть представленными в местных Советах [27] . Но рана, нанесенная летом 1918 г. самой идее создания в нашей стране многопартийной политической системы, как это выяснится уже в ближайшей исторической перспективе, увы, оказалась смертельной.
Примечания
1. См., например: Политические партии России. Конец XIX - первая треть XX века: энциклопедия. М., 1996; Политические партии России: история и современность. М., 2000; Сапон В. П. Терновый венец свободы: либертаризм в идеологии и практике российских левых радикалов (1917-1918 гг.). Н. Новгород, 2008; Суслов А. Ю. Социалистические партии в Советской России: отечественная историография. Казань, 2007; Медведев А. В., Слепченкова А. А. Партия социалистов-революционеров в Нижегородском крае (18951923). Н. Новгород, 2012; Протасов А. Г. Всероссийское Учредительное собрание: история рождения и гибели. М., 1997; Орлов Б. С. Социал-демократия как объект научных исследований в России: научно-аналитический обзор. М., 2000 и др.
2. Аенин В. И. Что делать? // Полн. собр. соч. Т. 6. С. 6-10, 24-27, 41-42 и др.
3. Аенин В. И. О задачах пролетариата в данной революции // Полн. собр. соч. Т. 31. С. 115.
4. Аенин В. И. О компромиссах // Полн. собр. соч. Т. 34. С. 135.
5. См., например: Смирнова А. А. Петроградские меньшевики: от триумфа к поражению // Социал-демократия в российской и мировой истории. Обобщение опыта и новые подходы: материалы науч. между-нар. конф. М., 2009. С. 263; Дмитриев П. Н. Организации РСДРП на севере Удмуртии в 1917 г.: поиск идентичности // Там же. С. 273; Бакулин В. И. Драма в двух актах: Вятская губерния в 1917-1918 гг. Киров, 2008. Гл. 7; Медведев А. В, Слепченкова А. А. Указ. соч. С. 136-138, 177 и др.
6. Суханов Н. Н. Записки о революции. М., 1992. Т. 3, кн. 7. С. 342-343.
7. ГАСПИ КО. Ф. П-45. Оп. 1. Д. 111. Л. 4; Быст-рова А. С. И. В. Попов. Киров, 1972. С. 18.
8. Орлов И. Б. Оценки Октябрьского переворота в меньшевистской печати конца 1917 - начала 1918 г. // Социал-демократия в российской и мировой истории. Обобщение опыта и новые подходы: материалы науч. междунар. конф. М., 2009. С. 299.
9. Цит. по: Отечественные записки. 22 нояб. 2012 г. (№ 22). С. 8
10. ГАКО. Ф. Р-897. Оп. 1. Д. 1а. Л. 34об.
11. ГАСПИ КО. Ф. 1. Оп. 1 Д. 4. Л. 8.
12. ГАСПИ КО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 4. Л. 4, 5.
13. Там же. Лл. 5, 9, 10.
14. ГАКО. Ф. Р-897. Оп. 1. Д. 1а. Л. 93об.
15. Подробнее об этом: Бакулин В. И. Драма в двух актах ... С. 148-149.
16. ГАКО. Ф. Р-897. Оп. 1. Д. 1а. Л. 54, 54об.
17. Там же. Л. 56.
18. Там же. Л. 152 и др.
19. См.: Бакулин В. И. Летучие отряды - тяжелая кавалерия революции в Вятской губернии // Военно-исторический журнал. 2012. № 11.
20. Очерки истории Кировской организации ... Ч. 1. С. 502; Быстрова А. С. Комитеты бедноты в вят-
Е. Е. Шеремеев. Оппозиционный либерализм Партии народной свободы.
ской деревне. Киров, 1956. С. 10; См.: Алексеев Ю. П. Экспедиция А. Г. Шлихтера и С. П. Середы за хлебом в 1918 г. // История СССР. 1966. № 3. С. 138.
21. Медведев А. В., Слепченкова А. А. Указ. соч. С. 190.
22. Быстрова А. С. Указ соч. С. 8; ГАСПИ КО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 6. Л. 2.
23. ГАКО. Ф. Р-897. Оп. 1. Д. 1а. Л. 124; См. также: Китаев Д. Н. Борьба за хлеб в Вятской губернии летом 1918 г. // Вятская земля в прошлом и настоящем: сб. материалов регион. науч.-практ. конф. Киров, 2012. С. 133-139.
24. Быстрова А. С. Указ. соч. С. 11.
25. ГАСПИ КО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 6. Л. 15.
26. Новоселов А. Н. Указ. соч. С. 118; ГАСПИ КО. Ф. 1. Оп. 1. Д. 6. Л. 13; Загвоздкин Г. Г. Гражданская война // Энциклопедия Земли Вятской. Киров, 1995. Т. 4. С. 352.
27. Бакулин В. И. Драма в двух актах ... С. 161.
УДК 93.908
Е. Е. Шеремеев
ОППОЗИЦИОННЫЙ ЛИБЕРАЛИЗМ ПАРТИИ
НАРОДНОЙ СВОБОДЫ (НА ПРИМЕРЕ СУДЬБЫ ПРОВИНЦИАЛЬНОГО ЛИБЕРАЛА А. К. КЛАФТОНА)
Проблема русского либерализма в начале XX в. является дискуссионной как для отечественной, так и зарубежной историографии. Автор на примере судьбы секретаря Самарской губернской земской управы 1897-1918 гг. А. К. Клафтона, который в 19181919 гг. был лидером кадетов Сибири, пытается интерпретировать политическое кредо конституционно-демократической партии (народной свободы) как оппозиционный либерализм, в рамках определения Б. Н. Чичерина (1862 г.).
The problem of Russian liberalism in the early XX century is debatable both in Russian and foreign historiography. The paper reviews the life of A. K. Klafton a, who was the secretary of Samara provincial Zemstvo (County) Council in 1897-1918 and the leader of cadets of Siberia in 1918 -1919. The author tries to interpret the political credo of Constitutional-Democratic Party (the Party of National Freedom) - as oppositional liberalism, within the limits of B. N. Chicherin's definition (1862).
Ключевые слова: русский либерализм, земство, конституционно-демократическая партия (народной свободы), либералы в провинции, А. К. Клафтон, оппозиционный либерализм, диктатура адмирала А. В. Колчака.
Keywords: Russian liberalism, zemstvo, Constitutionally-Democratic Party (of national freedom), liberals in province, A. K. Klafton, oppositional liberalism, dictatorshi p of admiral A. V. Kolchak.
140-летию со дня рождения уроженца г. Вятки и видного земского деятеля г. Самары А. К. Клафтона (1871-1920) посвящается
Начальным шагом современной российской исторической науки в области изучения конституционно-демократической партии (народной свободы) [1] стала статья Ш. Галая в журнале «Вопросы истории» (1991. № 12), где КДП впервые в СССР провозглашалась «левоцентристской и надклассовой партией» [2].
Это вызвало пересмотр принятой в советской историографии классификации политических партий, что совпало с системной трансформацией нашей государственности [3]. В. В. Шелохаев подчёркивает, что в 1990-е гг. «начался качественно новый этап в изучении и осмыслении проблем либерализма. ...Существенно изменились теоретические и методологические подходы к проблеме...» [4]. Об этом весьма репрезентативно свидетельствует новейшее диссертационное исследование А. Н. Егорова [5].
© Шеремеев Е. Е., 2012
