CC BY
3Есть сведения, что вскоре после Февральской революции в корпусе по Гороховой, 14 помещался угрозыск.15 Впоследствии здание использовалось как жилое; в послевоенные годы (?) оно было надстроено четвертым этажом, при этом существовавший карниз был сбит и повторен в тех же формах в венчающей части здания. В начале 1970-х гг. дом был передан Ленинградской телефонной сети (ныне АО «Петербургские телефонные сети») и приспособлен под нужды этой организации (при этом старые перекрытия четырех верхних этажей — по деревянным балкам — были сменены на железобетонные); в 2000—2001 гг. здесь была произведена реконструкция для того же пользователя. Авторы проекта — 4-я мастерская института «Ленжилпро-ект» под руководством А. Р. Шендеровича — сохранили капитальные стены, но полностью изменили планировку помещений на всех этажах, в том числе и на четвертом (считая цокольный), где в свое время размещалась квартира, снимавшаяся А. С. Пушкиным. Впрочем, еще до реконструкции расположение и размеры комнат были изменены до неузнаваемости приспособлением здания под коммунальное жилье. До наших дней дошла южная парадная лестница, созданная в связи с надстройкой дома в 1820-х гг., характерная для зодчества того периода. Отреставрирована и воссоздана ее отделка, включая металлическую решетку перил благородного классицистического рисунка.
А. /О. Малахиева
15 Любвин Р. Борьба с уголовным террором // Санкт-Петербургские ведомости. 1997. 6 ноября. С. 4.
«МНИМЫЙ ПУШКИН»
(Прижизненные списки политических эпиграмм, приписывавшихся Пушкину)*
Весной 1825 г. в Михайловском Пушкин готовил к печати свое первое собрание стихотворений. В письме к П. А. Вяземскому от конца марта—начала апреля, уже отправив рукопись в Петербург, поэт выразил сожаление по поводу не включенных туда эпиграмм: «Изо всего, что должно было предать забве-
♦ Настоящая публикация продолжает серию заметок на тему «Мнимый Пушкин»: 1) Прижизненная псевдопушкиниана // Временник Пушкинской комиссии. СПб., 1996. Вып. 27. С. 73—85; 2) «Мнимый Пушкин» (Прижизненные списки политических стихотворений, приписывавшихся Пушкину) // Временник Пушкинской комиссии. СПб., 2002. Вып. 28. С. 214—223.
© А. В. Дубровский, 2004 337
12 Временник Пушкинской кЦЬризЬ^Нз,
нию, более всего жалею о своих эпиграммах — их всех около 50 и все оригинальные — но, по несчастию, я могу сказать, как Chamfort: „Tous ceux, contre lesquels j'en ai fait, sont encore en vie",1 a с живыми — полно, не хочу ссориться» (XIII, 160). О задуманном Пушкиным сборнике эпиграмм сообщил в 1856 г. ближайший друг поэта С. А. Соболевский библиографу M. Н. Лонгинову, посылая ему текст стихотворения «О муза пламенной сатиры...»: «Пушкин хотел издать особую книжку эпиграмм и приготовил для оной сообщаемое ныне предисловие».2 Т. Г. Цявловская предположила, что Пушкин имел в виду прежде всего эпиграммы политические, сборник которых он собирался выпустить в свет в случае исторических перемен. По мнению исследователя, идея такой книги родилась во время беседы с приехавшим в Михайловское И. И. Пущиным.3 Рукопись была уничтожена самим поэтом после восстания декабристов. Т. Г. Цявловская попыталась реконструировать сборник и установила 9 эпиграмм, написанных Пушкиным до ссылки и 16 эпиграмм, созданных им в период с лета 1824 по осень 1825 г.4 В принадлежности большинства этих текстов Пушкину сомневаться не приходится. Однако было бы неправильно считать безоговорочно пушкинскими (как это делает Т. Г. Цявловская) четверостишие «Мы добрых граждан позабавим...» и эпиграмму на Аракчеева («В столице он капрал...»), которые печатаются в большом Академическом издании в разделе «Dubia». Не ставя своей задачей дальнейшую реконструкцию утраченного сборника, попытаемся установить круг политических эпиграмм, распространявшихся в прижизненных списках под именем Пушкина и степень их принадлежности поэту. Эпиграмма:
Мы добрых граждан позабавим И у позорного столба Кишкой последнего попа Последнего царя удавим
широко распространялась в списках как пушкинская под заглавиями: «Подражание Мирабо», «Слово Mirabeau», «Экспромт», а чаще, вообще без заглавия. Наиболее ранним явля-иется список в тетради, описанной П. Н. Сакулиным. Без об-
1 Шамфор: «Все те, на кого я их написал, еще живы» (фр.).
2 Беляев М. Д. Соболевский о Пушкине: (Из переписки С. А. Соболевского с M. Н. Лонгиновым) Н Пушкин и современники. Л., 1927. Вып. 31—32. С. 45.
3 Цявловская Т. Г. «Муза пламенной сатиры» И Пушкин на юге. Кишинев,
1961. Т. 2. С. 174.
4 Там же. С. 196—197.
ложки, сшитая из шести листов плотной бумаги с филигранями
1817 г., тетрадь была найдена «на чердаке барского дома в с. Лазаревском Юрьевского уезда Владимирской губернии (в двенадцати верстах от г. Юрьева Польского)».5 Большую часть тетради занимала записка калужского губернского предводителя дворянства князя Н. Г. Вяземского малороссийскому военному губернатору князю Н. Г. Репнину от 4 апреля
1818 г., написанная в ответ на либеральную речь последнего, произнесенную на открытии дворянских собраний в Полтаве и Чернигове. Затем, по мнению Сакулина, той же рукой и теми же чернилами в тетрадь внесены «Ода на вольность», подписанная именем «Алексея Пушкина» и «Деревня» с подписью «Пушкин», после которой уже другим почерком написано: «Не достойно Пушкина». А еще ниже, на той же странице, тем же почерком, каким были написаны стихотворения, но более бледными чернилами — эпиграмма, подписанная «Пушкин»:
Друзья! Народ мы позабавим И у позорного столба Последнего кишкой попа Последнего царя задавим.6
Сакулин сравнил тексты стихотворений с пушкинскими, отметил множество разночтений и предположил, что стихи вписывались в тетрадь по памяти в 1817—1820 гг. Он обратил внимание на французское происхождение четверостишия (Ж. Мелье, Д. Дидро) и сделал вывод, что «крылатое слово пришлось^ по сердцу русским революционерам преддекабрьского периода и попало в стихи, которые настойчиво приписывались самому Пушкину».7
Значительно более авторитетными считаются списки в тетрадях П. П. Каверина и А. В. Шереметева. Воспитанник Московского и Геттингенского университетов, участник заграничных походов 1813—1815 гг., член Союза благоденствия, близки» друг Пушкина Каверин был активным собирателем и пропагандистом его поэтического творчества.8 Выйдя в 1823 г. в отставку и
5 Сакулин П. Я. «Недостойно Пушкина» // Пушкин и современники. Л., 1930. Вып. 38—39. С. 47. В сноске Сакулин отметил, что незадолго до революции имение принадлежало Пузыревским, к которым оно перешло от Богдановых. Тетрадь хранится в РГАЛИ (ф. 384, оп. 1, № 27).
6 Там же. С. 54.
7 Там же. С. 56.
8 См.: Мандрыкина A.A., Цявловская Т. Г. Распространение вольнолюбивых стихов Пушкина Кавериным и Щербининым // Лит. наследство. 1956.Т. 60. Кн. 1. С. 393—404.
поселившись в Калуге, где его отец служил губернатором, Каверин заполнил стихотворениями Пушкина целую тетрадь. Описанная внучатным племянником Каверина Ю. Н. Щербачевым, она хранилась в семейном архиве Кавериных, погибшем во время революции.9 «Тетрадь в четвертую долю листа, переплетена в красный переплет, корешок и углушки которого обтянуты зеленой юфтью. На листах имеются кое-где водяные знаки с указанием 1823 года» — такой видел ее родственник Каверина.10 Четверостишие, точнее, половина его (последние две строки и имя автора отсутствовали по вполне понятным соображениям), было записано на 117-й странице под заголовком «Подражание Мирабо»:
Мы добрых граждан позабавим
И у позорного столба
И. И. 824 Калуг.11
В оглавлении тетради Каверин поместил эту эпиграмму с измененным названием: «Слово Mirabeau» среди пушкинских стихотворений, ни одно из которых также не имело подписи поэта. По-видимому, он не сомневался в ее принадлежности Пушкину. Мнение Каверина чрезвычайно важно, поскольку получать пушкинские стихи он мог непосредственно из рук друзей поэта.
Значительный интерес представляет дошедший до нас прижизненный список эпиграммы в тетради А. В. Шереметева, хранящейся в Пушкинском Доме.12 Владелец тетради — двоюродный брат Ф. И. Тютчева, ученик С. Е. Раича, близкий к декабристским кругам (обе его сестры были замужем за декабристами M. Н. Муравьевым и И. Д. Якушкиным), А. В. Шереметев, по воспоминаниям своего внука гр. В. А. Мусина-Пушкина, состоял с А. С. Пушкиным в дружеских отношениях.13 Тетрадь Шереметева сохранилась не полностью. Судя по бумаге верже с водяными знаками «Хлюстиных» «1816» и описанию имеющихся там произведений, тетрадь заполнялась в 1820-х гг. Тексты пушкинских стихотворений в тетради (27 полных и
9 Описание тетради см.: Щербачев Ю. Н. Приятели Пушкина Михаил Андреевич Щербинин и Петр Павлович Каверин. М., 1913. С. 64—133.
ю Там же. С. 64.
" Там же. С. 92.
« ПД, ф. 244, оп. 8, № 38, л. 12.
13 Мусин-Пушкин Вл. Несостоявшаяся дуэль Пушкина в 1827 г. Н Русская старина. 1909. № 1. С. 192—193.
6 отрывков) чрезвычайно высокого качества.14 Эпиграмма здесь в отличие от списка Каверина не имеет заголовка, но есть подпись:
Мы добрых граждан позабавим И у позорного столба Кишкой последнего попа Последнего царя удавим.
А. Пушкин
Бросается в глаза совпадение как минимум первых двух строк (как выглядели две последние у Каверина, мы, к сожалению, уже никогда не узнаем). Эпиграмме предшествует запись на французском языке: «Et ses mains ourdiraient des entrailles du prêtre Au défaut d'un cordon pour etrangler les Rois etc. Voltaire».15 Подпись «Voltaire» взята в скобки и карандашом исправлена на «Diderot» рукой, по-видимому Е. И. Якушки-на, который использовал тетрадь Шереметева во время работы над статьей «По поводу последнего издания сочинений Пушкина».16 По положению в тетради (между стихотворением «К Энгельгардту» и эпиграммой «Холоп венчанного солдата...», датированными здесь 1818 г.) четверостишие «Мы добрых граждан позабавим...» можно датировать тем же годом. Итак, приятели Пушкина А. В. Шереметев и П. П. Каверин не сомневались в принадлежности этой политической эпиграммы Пушкину.
Не сомневался в его авторстве и далекий от пушкинского окружения бывший штабс-капитан Д. Брандт, разжалованный за провинность в рядовые. На следствии 18 июля 1827 г. он донес на юнкера В. Я. Зубова, который якобы декламировал стихи, сочиненные Пушкиным на покойного государя императора: «И у фонарного столба Попа последнею кишкой Царя последнего удавим».17 Показание Брандта — характерное свидетельство распространенного народного мнения о
14 Описание тетради см.: Томашевский БТынянов Ю. Молодой Тютчев: (Неизданные стихи) И Тютчевский сборник. Пг., 1923. С. 40—47; Цявлов-ский М. АЛ) О принадлежности Пушкину эпиграммы «Мы добрых граждан позабавим...» // Красная новь. 1937. № 1. С. 180—181; 2) Политические эпиграммы // Статьи о Пушкине. М., 1962. С. 60—62; Пушкин А. С. Соч. Т. 1. Лицейские стихотворения 1813—1817. СПб., 1999. С. 516—517.
15 «И руки его сплетали кишки священника, чтобы в случае недостатка веревок удавливать ими царей. Вольтер» (фр.).
16 См.: Библиографические записки. 1858. Т. 1. № 10 и 11.
17 Подробнее об этом см.: Ганцова-Берникова В. Отголоски декабрьского восстания 1825 года // Красный архив. М.; Л., 1926. Т. 3 (16). С. 193.
принадлежности наиболее острых политических стихотворений Пушкину.
К середине XIX в. четверостишие прочно закрепляется за Пушкиным. Об этом свидетельствуют списки в рукописных сборниках: Н. С. Тихонравова,18 Е. И. и В. Е. Якушкиных,19 П. А. Александрова,20 П. А. Ефремова,21 дополняющих издание сочинений поэта под редакцией П. В. Анненкова. Следует отметить также список Н. А. Мордвинова (1827—1884), сына управляющего делами III Отделения, члена кружка петрашевцев, тайного корреспондента А. И. Герцена. На списке оды «Вольность» Мордвинов сбоку записал текст эпиграммы:
Народ мы добрый позабавим И у первого столба Кишкой последнего попа Последнего царя удавим.22
В то же время Е. А. Бестужева считала ее автором Е. А. Баратынского: «Трубецкая еще писала для Николая Бестужева:
Мы добрых граждан позабавим И у позорного столба Царя мы русского задавим Кишкою русского попа.
(Евг. Баратынский)».23
К воспоминанию Е. А. Бестужевой необходимо отнестись с осторожностью, так как она рассказывала об этом М. И. Се-мевскому спустя много лет, будучи уже в преклонном возрасте.
Как пушкинскую, эпиграмму впервые опубликовал в Лондоне Н. П. Огарев.24 Н. В. Гербель включил ее в число шестнадцати стихотворений «быть может и принадлежащих Пушкину, (...) но сильно пострадавших от небрежности переписчиков, так что их трудно признать за пушкинские, без ясных на то доказательств».25
18 РГБ, ф. 299, 1.318.
19 ПД, ф. 244, оп. 8, № 60, л. 10; Там же, № 104, л. 23.
20 Там же, № 92, л. 76 об.
21 Сборник находился в собрании Б. В. Томашевского (II, 1013). В настоящее время хранится у его дочери 3. Б. Томашевской.
22 См.: Никитина Ф. 1) Воин новобранный И Наука и религия. 1981. № 3. С. 43; 2) Кто автор? // Наука и религия. 1981. № 8. С. 26—27.
23 Воспоминания Бестужевых. М.; Л., 1951. С. 414.
24 русская потаенная литература XIX века. Лондон, 1861. С. 79.
25 Стихотворения А. С. Пушкина, не вошедшие в последнее собрание его сочинений. Берлин, 1861. С. XI.
В российской печати до революции четверостишие не появлялась из цензурных соображений. В. Я. Брюсов перепечатал его из «Русской потаенной литературы» с пометой: «Безусловно в противоречии с подлинными стихами Пушкина».26 Точку зрения Гербеля и Брюсова разделял и Лернер.27 Более осторожно подошел к атрибуции эпиграммы М. А. Цявлов-ский. Внимательно рассмотрев все факты и соображения за и против авторства Пушкина и приведя свидетельства, неизвестные его оппонентам: воспоминания И. П. Липранди о тосте, произнесенном Пушкиным в память убийства Павла и выдержку из дневника П. И. Долгорукова о том, как Пушкин нападал на «дворян русских», утверждая, что «их надобно всех повесить, а если б это было, то он с удовольствием затягивал бы петли», исследователь пришел к выводу о недопустимости «в категорической форме отрицать принадлежность Пушкину революционной эпиграммы». «Как можно утверждать, — писал Цявловский, — что поэт, по словам Вяземского, „живший и распалявшийся в жгучей и вулканической атмосфере" декабристских кругов, не мог сымпровизировать вольный перевод французских стихов, с такой страшной экспрессией выражающих дух великой буржуазной революции».28 Цявловский предложил ввести эпиграмму в раздел «Dubia», и его точка зрения была принята редакцией академического собрания сочинений поэта (И, 488). Позднее Ю. Г. Оксман практически сгладил различие в позициях Лернера и Цявлов-ского, объявив, что они «окончательно установили отсутствие оснований для приписывания этого четверостишия Пушкину».29
В результате в некоторых изданиях стихотворение зачислили в разряд анонимных произведений.30 Сторонники противоположной точки зрения утверждали, что именно «рука Пушкина вписала его в русскую подпольную литературу эпохи кануна восстания декабристов».31 Так, редакторы массового собрания со-
26 Пушкин А. С. Поли. собр. соч. М., 1919. Т. 1. С. 135.
27 Лернер Н. О. Мелочи прошлого: Из прошлого русской революционной поэзии // Каторга и ссылка. № 8 (Кн. 21). М., 1925. С. 240—241.
28 Цявловский М. А. 1) О принадлежности Пушкину эпиграммы «Мы добрых граждан позабавим...». С. 183; 2) Статьи о Пушкине. С. 65.
29 Оксман Ю. Г. Из истории агитационной литературы 20-х годов // Очерки из истории движения декабристов. М., 1954. С. 481
30 См., например: Русская эпиграмма(ХУШ—XIX вв.) / Предисл., под-гот. текста и примеч. В. Мануйлова. Л., 1958. С. 202; Русская эпиграмма второй половины XVII—начала XX в. Л., 1975. (Библиотека поэта. Большая сер.). С. 425.
31 См., например: Поршнев Б. Мелье. М., 1964. С. 215.
чинений поэта (тираж 500 ООО экз.) Д. Д. Благой и Т. Г. Цяв-ловская, устранив раздел «Dubia», включили четверостишие в раздел «Ранние стихотворения, незавершенное, отрывки, наброски». Комментарий окончательно убеждал читателя в авторстве Пушкина.32
Однозначная редакторская позиция подверглась справедливой критике со стороны В. Д. Рака. Исследователь подчеркнул, что следствием такого подхода «может явиться лишь неверное представление у массового читателя, на которого рассчитано издание. (...) если в массовое издание сочинений писателя включаются произведения, авторство которых окончательно не установлено, то необходим и раздел „Dubia"».33
* * *
В последние годы правления Александра I появилось несколько эпиграмм на «всесильного временщика» А. А. Аракчеева, авторство которых приписывали Пушкину. Со слов его приятеля Я. И. Сабурова П. В. Анненков записал: «Дело о ссылке Пушкина началось особенно по настоянию Аракчеева (...) Милорадович призывал Пушкина и велел ему объявить, которые стихи ему принадлежат, а которые нет. Он отказался от многих своих стихов тогда и, между прочим, от эпиграммы на Аракчеева, зная, откуда идет удар».34 Известно, что Аракчеев не оставлял Пушкина в покое и во время его ссылки.35 В Акад. издании напечатаны две эпиграммы на Аракчеева: «Всей России притеснитель...» — в основном корпусе, «В столице он — капрал...» — в разделе «Dubia» (II, 486). Основным источником последней является Чебоксарский сборник.36 Владелец тетради неизвестен; записи датируются 1825 г.37 Впервые эпиграмма «В столице он — капрал...» была опубликована в 1926 г. В. Ганцовой-Берниковой по выдержке из доноса рядового Брандта, который на следствии 18 июля 1827 г. показал, что юнкер В. Я. Зубов «рубил бюст государя императора, приговаривая словами: „Так рубить
32 Пушкин А. С. Собр. соч.: В 10 т. М., 1974. Т. 1. С. 215, 535.
33 Рак В. Д. К истории четверостишия, приписанного Пушкину И Временник Пушкинской комиссии. 1973. Л., 1975. С. 107.
3< Модзалевский Б. А. Пушкин. Л., 1929. С. 337.
35 русский архив. 1881. № 1. С. 182—183.
3* РГАЛИ, ф. 384, оп. 2, № 13.
37 Описание тетради см.: Цявловский М. А. 1) Эпиграмма Пушкина на Аракчеева // Литературный критик. 1940. № 7—8. С. 217; 2) Статьи о Пушкине. С. 28.
будем тиранов отечества, всех царей русских" и декламировал стихи, сочиненные Пушкиным на покойного государя императора:
В столице он — капрал,
В Чугуеве — Нерон,
Кинжала Зандова везде достоин он».38
По мнению автора статьи, эпиграмма относилась к Александру I. Впоследствии М. А. Цявловский убедительно переадресовал эпиграмму Аракчееву. Рассмотрев ее в контексте антиправительственных стихотворений, где поэт не только обличает («Всей России притеснитель...»), но и угрожает Зандовым клинком А. С. Стурдзе («Холоп венчанного солдата...»), Александру I («Се самый Дельвиг тот...»), любому тирану («Кинжал»), Цявловский предложил «приведенную эпиграмму считать в числе, если не безусловно принадлежащих Пушкину, то во всяком случае в числе тех, относительно которых мы с большей долей вероятности можем утверждать, что они были сочинены Пушкиным».39
Поскольку новыми источниками для однозначной атрибуции эпиграмм «Мы добрых граждан позабавим...» и «В столице он — капрал...» мы не располагаем, следует, на наш взгляд,
сохранить эти эпиграммы в разделе «Dubia».
* * *
Эпиграмма на строительство Исаакиевской церкви:
Сей памятник двух царств и двух царей приличный — низ мраморный, а верх кирпичный,
написанная неустановленным автором в конце XVIII в., известна по многим, незначительно отличающимся друг от друга вариантам. Смысл ее — в сопоставлении правлений Екатерины II, в царствование которой Исаакиевский собор строили из мрамора, и Павла, при котором собор достраивали из кирпича. Е. Н. Львова впоследствии вспоминала: «При государе Александре Павловиче Монферан представил новый план Исакиев-скому собору, который был начат строиться еще при государыне Екатерине, из мрамора, в то же самое время, как и ныне существующий Константиновский дворец. Когда и то и другое строение были более половины кончены, императрице они не
38 Ганцова-Берникова В. Отголоски декабрьского восстания... С. 193.
39 Цявловский М. Л. Эпиграмма Пушкина на Аракчеева // Литературный критик. 1940, № 7—8. С. 220.
понравились и она приказала их оставить. Вступил на престол государь Павел и тотчас повелел приступить к окончанию сих зданий, и церковь была докончена кирпичом; в то же время нашли — не знают кем написанные — стихи:
Сей храм, двум царствам столь приличный, Основа — мрамор, верх кирпичный».40
Автором эпиграммы многие мемуаристы (А. Коцебу, А. С. Шишков) называли капитан-лейтенанта Акимова. Морской офицер, отправленный незадолго до кончины императрицы в Англию, вернулся оттуда в павловскую Россию. Потрясенный разительными переменами, он прибил эпиграмму к стене Исаа-киевского собора. По приказанию Павла Акимов был подвергнут жесточайшему наказанию, лишен чинов и дворянства и сослан в Сибирь. Начальник тайной полиции при Александре I Я. де Санглен утверждал, что Акимов не сам сочинил эпиграмму, а пострадал исключительно за ее распространение. Позднее эпиграмму безосновательно атрибутировали В. Н. Каразину (Кс. Полевой) и Н. М. Карамзину (Н. И. Греч). По свидетельству П. А. Вяземского, Ф. А. Толстой «уверял Карамзина, что эти стихи им сочинены, но Карамзин этому не верил, равно не поверят все, знавшие Толстого».41
В первой четверти XIX в. эпиграмму дополнили символом Александровской эпохи и приписали Пушкину. В анонимном «Рукописном сборнике прозаических и стихотворных произведений» двустишие, озаглавленное «Надпись к Исакиевской церкви», имеет следующий вид:
Здесь храм трех царств изображенье: Гранит, кирпич и разрушенье.42
Датировка эпиграммы устанавливается по бумаге 1823 г. Почти такой же вариант приводит в своих рассказах Е. Н. Львова, уверяя, что стихи были найдены при разрушении собора.43
В таком варианте эпиграмма была впервые напечатана в 1861 г. за границей Н. В. Гербелем как пушкинская.44 Здесь она характеризует уже не Александровскую, а Николаевскую эпоху.45
40 Рассказы Е. Н. Львовой // Русская старина. 1880. № 6. С. 356.
41 См:. Степанов В. П. Убийство Павла I и «вольная» поэзия // Литературное наследие декабристов. Л., 1975. С. 78, 79.
« ПД, ф. 244, оп. 8, № 78, л. 4.
43 Рассказы Е. Н. Львовой. С. 356.
44 Стихотворения А. С. Пушкина, не вошедшие в последнее собрание его сочинений. С. 96.
4* Там же. С. 231.
* * *
Боже, коль ты еси, Всех царей в грязь меси, Кинь под престол Мишеньку, Машеньку, Костеньку, Сашеньку И Николашеньку Ж...Й на кол.
Впервые как пушкинскую пародию на российский гимн, эпиграмму представил декабрист А. В. Поджио на допросе следственного комитета от 12 марта 1826 г. Поджио припомнил, что на совещании, происходившем осенью 1823 г. на квартире у И. И. Пущина, речь шла о сочинении песен и пародий «наподобие „Боже, спаси царя" Пушкина».46 В семье Бестужевых автором песни считали А. А. Дельвига. Подлинным автором стихотворения является художник А. В. Уткин (ок. 1796— 1836). Арестованный вместе с А. И. Герценом в 1834 г. А. В. Уткин на следствии сознался в сочинении пародии на гимн «Боже, царя храни...», был заключен в Шлиссельбург-
скую крепость, где вскоре и умер.47
* * *
В июле 1827 г. ближайший помощник Бенкендорфа М. Я. фон Фок записал еще одну политическую эпиграмму, приписанную Пушкину: «Des vers qu on attribue à Pouschkin cirkulent en ville et on les dit par coeur. Les voici tels qu on me les a répétés (перевод: «По городу ходят стихи, которые приписывают Пушкину и которые все твердят наизусть»). Вот они в том виде, как их мне повторяли:
Россия в оба ты гляди! Министрам товарищи даны. Но от Дашки, от Блуда И от Рюрикова уда Чего ты можешь ожидать!»4в
Шефу жандармов не стоило большого труда расшифровать имя «Рюриковича». «Долгоруков» — написал он на записке Фока, имея в виду князя А. А. Долгорукова, назначенного в 1827 г. товарищем министра юстиции и управляющим этим ми-
46 Восстание декабристов. Т. И. С. 74.
« См.: Герцен А. И. Собр. соч.: В 30 т. М., 1956. Т. 8. С. 468.
48 Модзалевский Б. А. Пушкин под тайным надзором. Л., 1925. С. 65.
нистерством. Годом ранее Д. В. Дашков был назначен товарищем министра внутренних дел, а Д. Н. Блудов — товарищем министра народного просвещения.
* * *
С 1827 г. по всей России стали ходить эпиграммы на Николая I. Три из них: «Едва царем он стал...», «Великий государь...», «Оригинал похож на бюст...» приписывались Пушкину. По вполне понятным причинам они бытовали главным образом в устной традиции. До нас дошли списки середины XIX в.49 По поводу распространения эпиграммы «Едва царем он стал...», приписанной Пушкину, вопрос рассматривался в Правительствующем Сенате и Госсовете. В деле № 331 Департамента гражданских и духовных дел за 1828 г. изложены следующие обстоятельства. Отставленный за «дурное поведение» от службы поручик второго Украинского уланского полка Дмитрий Селигановский был задержан И ноября 1827 г. в Рязани в нетрезвом виде жандармским унтер-офицером Семеновым и препровожден в полицейскую часть. На следующий день, согласно рапорту полицмейстера, «упомянутый Селигановский вытрезвился» и был освобожден из-под присмотра полиции. Однако вскоре он снова был задержан по приказу рязанского гражданского губернатора Шредера, которому жандармский подполковник Приклонский в приватной беседе сообщил некоторые подробности относительно Селигановского. Задержанный Семеновым отставной поручик якобы рассказал ему, что «он был во многих иностранных государствах и служил будто в свите Его Величества», а затем «стал ему декламировать стихи», которые жандарм, «вслушиваясь в оные находил их весьма неприличными, которые, вытвердив на память, передал подполковнику Приклонскому». На допросе у губернатора Селигановский признавался сначала в чтении стихов: «Ничто не ново под луною; что было, то будет ввек, и прежде кровь лилась рекою, и прежде плакал человек. И царь, и раб, безумец и мудрец , невинная душа, преступник, изверг злобы, исчезнут все как тень, и всем один конец; на всех грозится смерть, для всех отверзты гробы!», а через несколько дней написал другие стихи: «Лишь только на престол, — он накуралесил, пятерых повесил, а остальных в Сибирь сослал!», которые он якобы
ПД, ф. 244, оп. 8, № 8, л. 9 об.; № 34, л. 65; № 63, л. 49; № 92, л. 77; № 104, л. 23 об.
слышал в доме помещика Николая Иванчина. Корнет Николай Иванчин дал по этому поводу следующее объяснение: поручик Селигановский, скитаясь без пристанища, просил его о помощи. «Он умел вкрасться так, что он, Иванчин, нимало его ни в чем не подозревая, позволил прожить у себя в доме несколько времени». Однажды Селигановский, поведав о своем знакомстве с Пушкиным, спровоцировал хозяина дома на чтение дерзких стихов поэта. Зги стихи Иванчин слышал еще в полку, но от кого именно, он вспомнить не мог. Позднее на суде Иванчин отвергал чтение эпиграммы на Николая I и говорил, что он имел в виду совсем другие стихи, «сочиненные будто бы Пушкиным»: «Иной под кивер спрятав ум, уже в воинственном наряде, гусарской саблею махнув, в крещенской утренней прохладе красиво мерзнет на параде и едет греться в караул!». Версию Иванчина подтвердил свидетель подпоручик Семен Тулаев. Мнение рязанского уездного суда и рязанской палаты уголовного суда относительно степени вины и соответственно наказания обвиняемых разделились, и рязанский гражданский губернатор представил дело в Сенат. В заключении Сената, утвержденном Департаментом гражданских и духовных дел, поручик Селигановский, обличенный «в знании оскорбительных для Высочайшей особы Его Императорского Величества стихов», приговаривался к лишению чинов и дворянства и ссылке в Сибирь на каторжную работу. Отставному корнету Иванчину и подпоручику Тулаеву, вина которых (первого в чтении, а второго в слушании «дерзновенных стихов») не была окончательно установлена, но подозрение в знании этих стихов сохранилось, вменялось в наказание трехмесячное тюремное содержание с последующей подпиской о воздержании от подобных занятий и установлением строго надзора за их поведением со стороны местного начальства.50
Эпиграммы на Николая I впервые были опубликованы в 1861 г. в заграничной печати.51 Гербель напечатал только две из них: «Великий государь...» и «Едва царем он стал...».52 В России их впервые перепечатали в 1918 г.;53 все три впервые напечатал Брюсов.54
Первые две эпиграммы датируются второй половиной 1826 г., «Оригинал похож на бюст...» — 1826—1832 гг. Датировка последней эпиграммы напрямую связана с исполнением скульптором Петром Нормоновым бюста императора Ни-
50 ПД, ф. 244, оп. 16, № 33.
51 Русская потаенная литература. С. 82.
52 Стихотворения А. С. Пушкина, не вошедшие в последнее собрание его сочинении. С. 93.
53 Собрание запрещенных стихотворений. Пб., 1918. С. 80.
54 Пушкин А. С. Полное собрание сочинений. М., 1919. Т. 1. С. 339.
колая I. В «Истории русского искусства» И. Грабаря приводится фотокопия бюста, хранящегося в Академии художеств, с датировкой «до 1832 г.».55 В комментарии сообщается, что «ничем не выделившийся Петр Мормонов оставил нам очень любопытный мраморный бюст молодого императора Николая I».56 Один из списков эпиграммы находится в рукописном сборнике (РНБ), датируемом не позднее 1832 г.57 О масштабах распространения эпиграммы можно судить по записи ее в казанском сборнике Н. К. Чупина, заполнявшемся в 40-е гг. XIX столетия.58
А. В. Дубровский
55 Грабарь И. История русского искусства: Т. 1—6. Т. 5: История скульптуры. Вып. 10. М.: Изд-во Кнебель, 1909. С. 205.
56 Там же. С. 206.
57 Русская эпиграмма второй половины XVII—начала XX в. Л., 1975. С. 832. (Б-ка поэта. Большая сер.).
58 О рукописном сборнике Н. К. Чупина, ныне хранящемся в Гос. архиве Свердловской области (ГАСО, ф. 129, оп. 1, № 257, л. 6) см.: Малышки-на Л. М. Рукописный сборник стихотворений Пушкина II Болдинские чтения. Горький, 1976. С. 165—170.
НОВЫЕ ФАКТЫ К ИСТОРИИ СООРУЖЕНИЯ НАДГРОБНОГО ПАМЯТНИКА А. С. ПУШКИНУ
Многие годы могила поэта1 была практически в безвестности, хотя имеются сведения об отдельных посещениях ее учеными, путешественниками, журналистами. В результате таких посещений появились описания памятника,2 о существовании которого знали очень немногие.
Несколько расширило круг «посвященных» описание, помещенное П. В. Анненковым в «Материалах для биографии Александра Сергеевича Пушкина» (1855). И лишь тогда, когда на повестку дня в стране был поставлен вопрос о сооружении памятника Пушкину в Москве, «вспомнили» о месте последнего упокоения поэта, о его могиле и о состоянии памятника, как выяснилось, весьма неприглядном. Читаем в одной из публикаций
1 В 1837—1841 гг. на могиле стоял деревянный крест с надписью «Пушкин», летом 1841 г. установлен ныне существующий обелиск.
2 Наиболее ранние описания см.: Студитский. Святогорский монастырь и могила А. Пушкина // Иллюстрация. СПб., 1848. Т. 6. № 9. С. 133, 137, 138; Мацкевич Д. Святогорский монастырь и сельцо Михайловское: Путевые заметки // Северная пчела. СПб., 1848. № 249. 5 ноября. С. 996.
350 © А. Д. Гдалин, М. Р. Иванова, 2004
