CC BY
1
СТАТЬИ
В.Ю. Лебедев, А.М. Прилуцкий
«МЛАДОСТАРЧЕСТВО» В КОНТЕКСТЕ ЦЕРКОВНОЙ ПОЛИТИКИ ПОСТПЕРЕСТРОЙКИ
Аннотация
В статье рассматривается такой феномен церковного развития в наше время, как «младостарчество». «Младо-старчество» трактуется как злоупотребление властью со стороны духовно неопытного духовенства и отношений, основанных на авторитете, который верующие воспринимают как власть духовника. Будучи феноменом внутри-церковных отношений и сложным явлением религиозной культуры, младо-старчество нельзя рассматривать вне того социального контекста, в котором происходило восстановление и развитие церковных институтов постсоветского и постатеистического общества нач. 1990-х-нач. 2010 гг. В данной статье представлен результат анализа данного явления в контексте внутренней церковной политики Русской Православной Церкви в послеперестроеч-ное время. Авторами выявлены семантические компоненты явления, такие как расширительная семиотизация возраста и возможность расширительной трактовки понятия духовничество. В условиях постперестроечной России Русская Православная Церковь решала две основные внутриполитические задачи: активное открытие храмов и монастырей, и выстраивание диалога с органами власти и местного самоуправления. В условиях значительного экстенсивного развития епархиальных структур это привело к кадровому кризису: требования к кандидатам на священнические должности, причем как образовательные, так и канониче-
V.Lebedev, A. Prilutsky
«MLADOSTARCHESTVO» IN THE CONTEXT OF CHURCH POLICY OF POST-PERESTROIKA
Abstract
The article examines such phenomenon of church development in modern times as «mladostarchestvo». «Mladostarchestvo» is interpreted as abuse of authority by spiritually inexperienced clergy and relationships based on authority which believers perceive as the power of the confessor. Being a phenomenon of intra-church relations and a complex phenomenon of religious culture, mladostarchestvo cannot be considered outside the social context in which the restoration and development of church institutions in the post-Soviet and post-atheistic society of the early nineties and early 2000s. This article presents the result of an analysis of this phenomenon in the context of the internal church policy of the Russian Orthodox Church in the Post-Perestroika period. The authors identified the semantic components of the phenomenon, such as the broad semioti-zation of age and the possibility of an expanded interpretation of the concept of spiritual authority. In the conditions of Post-Perestroika Russia, the Russian Orthodox Church tried to decide two main internal political problems: the active opening of parishes and monasteries and building a dialogue with authorities and local self-government. In conditions of significant extensive development of diocesan structures, this led to a personnel crisis: the requirements for candidates for priestly positions, both educational and canonical, were determined by the conjuncture of church life. As a result, the professional ethics of young clergy was
ские, определялись конъюнктурой церковной жизни. В результате профессиональная этика молодых священнослужителей формировалась не в результате естественной передачи традиции, но на основании опыта нецерковной жизни и фрагментарного знания, часто почерпанного из религиозной литературы, преимущественно дореволюционной. Отсутствие внутренней книжной цензуры на этом этапе церковного развития стало одним из факторов, способствовавших развитию младостарче-ства. В условиях, когда получение опыта церковной жизни пастырями проходило одновременно с воцерков-лением их паствы избежать искажений в духовнической практике было невозможно.
formed not as a result of the natural transmission of tradition, but on the basis of the experience of non-church life and fragmentary knowledge, often gleaned from religious literature, mainly pre-revolutionary. The absence of internal book censorship at this stage of church development became one of the factors contributing to the development of mladostarchestvo. In conditions where the experience of church life by pastors took place simultaneously with the churching of their flock, it was impossible to avoid distortions in spiritual practice.
Ключевые слова:
церковная политика, церковная жизнь, воцерковление, власть духовника, религиозное образование.
Key words:
church policy, church life, churching, the power of the confessor, spiritual education.
https://doi.org/10.24412/2227-1538-2024-3-172-179
Священный Синод Русской Православной Церкви на декабрьском заседании 1998 года на основании выступления патриарха Алексия II принял особое решение «Об участившихся в последнее время случаях злоупотребления некоторыми пастырями вверенной им от Бога властью вязать и решить», в котором было отмечены различные нестроения церковной жизни, корнем которых является духовная неопытность священнослужителей и монахов, легкомысленно претендующих на «безраздельную власть над душами людей»1. Так впервые в новейшей церковной истории проблема так называемого младостарчества была обозначена в России на общецерковном уровне, хотя сам термин «младостарчество» в тексте синодального решения упомянут не был.
Позднее патриарх Алексий II неоднократно возвращался к этой теме. Выступая в 2001 году на Епархиальном собрании Москвы, он уже не только обозначил контуры проблемы, но и использовал для ее определения ставшую в настоящее время привычной терминологию «мы не раз говорили о так называемом младостарчестве. Совершенно недопустимой, противоречащей традиции Церкви следует считать позицию отдельных духовников, которые ограничивают Богом данную человеку свободу, навязывают пасомым свою волю и фактически ведут их не к Богу, а к себе. Таким пастырям необходимо
1 Журналы заседания Священного Синода от 28-29 декабря 1998 года. URL: http://www.patriarchia.ru/db/text/4970081.html.
понять, что своим неправильным настроением и сомнительным подходом они не только удаляют человека от спасительного пути, но и разрушают мир в обители»1.
Через два года, в докладе ежегодному епархиальному собранию Москвы 2003 года патриарх Алексий II снова вернулся к этой теме, отметив возрастную специфику данного явления: «священники и монахи, особенно молодые, часто не имеющие достаточно даже простого жизненного опыта, не должны думать о себе как о старцах-духовниках. Духовническое самозванство, руководство и советы, даваемые не от Бога, а как говорится, от ветра головы своей, дискредитируют священника и наносят духовный вред. Да не мнят они себя духоносными старцами»2. Во многом именно благодаря настойчивости патриарха Алексия II, о младостарчестве как о проблеме церковной жизни заговорили журналисты, освещающие динамику религиозной ситуации, духовенство и миряне Русской Православной Церкви. Будучи феноменом внутрицерковных отношений и сложным явлением религиозной культуры, младостарчество нельзя рассматривать вне того социального контекста, в котором происходило восстановление и развитие церковных институтов постсоветского и постатеистического общества начала девяностых-начала нулевых годов.
Следует отметить, что данное явление не локализовано исключительно в Русской Православной Церкви Московского Патриархата. Данная проблема была хорошо известна иерархам Русской Православной Церкви За рубежом [7], аналогичное по своей сути явление «герондизма» представлено в греческом православии. Возможно, что сам термин «младостарчества» был образован русской православной эмиграцией3.
Интересно, что постепенная концептуализация «младостарчества» выявила следующие семантические компоненты:
- понимание молодости не обязательно как календарно-возрастной характеристики, а как степени общей зрелости и опытности, возраст в этом случае подразумевается психологический, социальный, наконец, духовный (все это не менее значимо, чем цифры в паспорте);
- возможность применения по отношению к представителям белого духовенства и даже к мирянам, фактически берущим на себя обязанности советовать, наставлять и учить в духе недостаточно образованного религиозного радикализма.
1 Из выступления на Епархиальном собрании Москвы 2001 года. URL: https://clck.ru/3Biano.
2 Доклад Его Святейшества, Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II ежегодному епархиальному собранию Москвы 2003 года. URL: https://clck.ru/3BiaoK.
3 Евфимий (Стилиос), митрополит. Феномен «герондизма». URL: https://pravoslavie.ru/123610.html.
Мы полагаем, что эти явления можно рассматривать в качестве своего рода рефлексов младостарчества, наблюдаемых в близкой ему среде, близкой физически, организационно и доктринально, как ослабленный, субпро-явленный вариант, требующий, однако религиоведческой фиксации и исследования. Миряне, реализующие младостарческий паттерн, часто мечтают о священстве, активно его добиваются (ценят возможности стилизации: ношение подрясника и скуфьи, особая речевая интонация), но могут и удовлетворяться своим каноническим статусом, позволяя себе авторитетно вмешиваться в самые разные жизненные вопросы других, подчас в бесцеремонном и даже патологически навязчивом и наглом тоне.
Следует согласиться с тезисом о том, что младостарчество представляет собой парадигматическое искажение церковного старчества, возникновение которого начинается примерно одновременно со становлением институтов монашеской жизни [6, с 133-141]. Как явление церковной жизни оно «часто формируется под воздействием мифологического, идеологического, политического и художественного дискурсов» [7, с. 132]. При этом младостарчество имеет и социально-психологическое измерение (портрет и механизмы социальной реализации), - «первая причина возникновения такого духовничества - психология паствы» [4, с. 25]. Психическая девиация становится базой духовного неблагополучия. При этом решающим оказывается классический механизм ключа и замка, описанный, в частности, Э. Кречме-ром. Ряд социально-психологических черт, получают развитие, применение и определенную легитимацию в подходящих условиях. Младостарца во многом творит публика, причем не только почитатели, но в некоторой мере и те, кто тщательно устраняется от любых соприкосновений с этим явлением, уменьшая тем самым численную мощь носителей здоровой церковности, способной сдерживать младостарческую экспансию.
Мы видим два основных психотипа младостарцев: с преобладанием властности и желания признания и с преобладанием тревожности, мнительности, гиперответственности и страха - как за себя, так и за других; в итоге формируется единый тревожный комплекс с ядром общих, своих и чужих проблем. Забота о себе начинает альтруистически проецироваться на окружающих, неравнодушное участие перерастает в тиранию подчас медленно и не очень заметно. Склонность к властности и манипулированию часто зависит от возраста, бывая свойством именно молодых людей, со временем часто, хотя и не всегда, происходит пресыщение, и «игрушка власти» надоедает и отбрасывается. Во втором случае молодой возраст тоже может иметь существенное значение, поскольку различные комплексы страхов и тревожных переживаний питаются дефицитом жизненного опыта, который если и не снимает их полностью, то придает им реалистичные черты. Эти типы, «условно эгоистический» и «условно альтруистический» вырастают из уже
наличествующих у молодого индивида свойств психики и определенных форм социального опыта.
В ряде случаев дело доходит до обнаружения разнородной психической патологии разных регистров. Агрессия и стремление к доминированию выступают компенсацией к набору обид и претензий: не уделили внимания в семье, не приняли в университет, предпочтя выходцу из периферийного райцентра горожанина, продвигали по научной стезе представителей иных этносов и т.д. Понятно, что очень часто имеет место болезненная гипертрофия имевшихся неприятных жизненных эпизодов и даже полная их инверсия, а также и бредовое вымысливание на пустом месте. Так формируется установка мщения всем вокруг, замаскированная под учение, обличение и насаждение строгой духовной дисциплины.
Огромную роль в становлении личности младостарца играют детско-юношеские психотравмы, депривации, сформированные травматические комплексы и под. - как в клиническом, патологическом варианте, так и в пределах нормы, подчас условной. В этом смысле позволительно говорить, что истоки младостарчества лежат в возрасте развития (до 20-21 и даже до 25 лет). Ситуация юношеских травм становится генеративной моделью для продуцирования собственного личностного мифа. Отчасти мы уже касались этого вопроса [3].
Мстительные желания, пусть и подавленные направляются не только на виновников, реальных или вымышленных, но окрашивают все общение с людьми и миром, становятся источником подавления, унижения, деструктив-ности, садизма, чаще слегка декорированного. Правомерность такой экспансивной «мироотрицающей праведности» либо насаждается силой, либо орнаментируется демагогически.
Используя понятийный аппарат социологии Э. Дюркгейма, можно говорить о выпадении младостарцев и консолидированных вокруг них групп из нормальной социально солидаризированной среды, не сдерживающей и не уравновешивающей их, утратившей способность к избирательному принятию.
Личность младостарца по меньшей мере дисгармонична (это же справедливо и по отношению к значительной части его паствы), самовосприятие и восприятие мира деформировано. Когнитивной основой этих деформаций является малограмотность, которая может быть фронтальной, выражаться в практически полном незнании даже простых вещей, и выборочной. В первом случае религиозная практика будет покоиться на подражании и на использовании случайных источников (включая приходские суеверия), во втором же знание ряда вопросов, включая сложные, может быть даже высоким, количество разнородной литературы, тщательно прочитанной, может быть внушительным, но из-за отсутствия серьезного опыта, требующего длительного времени и соединенного с социализацией, эти знания плохо связыва-
ются с реальностью и порождают произвольные, подчас чисто «головные» конструкции [2], становящиеся убеждениями и формирующими в итоге дисфункциональное видение мира, определяющее деятельность младостарца. Таков феномен «книжной церковности», который был ожидаемым явлением в ситуации объективных трудностей религиозной жизни, но встречающийся и тогда, когда ситуация нормализовалась. Выборочность такой образованности проявляется в сильной диспропорции объема знания по разным вопросам, игнорировании наличия нескольких мнений (есть только одно, абсолютно верное), пренебрежении методологией, наконец, резким разграничением «правильной» богословской литературы и вредной светской, включая научные издания. В ряде протестантских деноминаций такая гносимахия закономерно привела к оформлению фундаментализма со всеми его негативными чертами [1].
С другой стороны, на актуализацию проблемы в значительной степени повлияла религиозная ситуация и внутренняя церковная политика, характерная для 90-гг. ХХ века. В условиях постперестроечной России Русская Православная Церковь в лице ее иерархии решали две основные внутриполитические задачи: активное открытие храмов и монастырей, и выстраивание диалога с органами власти и местного самоуправления. При этом существующие учреждения духовного образования не могли в ограниченные сроки подготовить необходимое количество священнослужителей; вновь открываемые семинарии как правило не были обеспечены квалифицированными преподавателями, богословские и церковнопрактические дисциплины в этих условиях часто преподавали священники, не имеющие духовного образования. В условиях значительного экстенсивного развития епархиальных структур это привело к кадровому кризису: требования к кандидатам на священнические должности, причем как образовательные, так и канонические, определялись конъюнктурой церковной жизни. В результате профессиональная этика молодых священнослужителей формировалась не в результате естественной передачи традиции, но на основании опыта нецерковной жизни и фрагментарного знания, часто почерпанного из религиозной литературы, преимущественно дореволюционной.
Необходимо отметить, что на 1990-е гг. приходится своеобразный религиозный книжный бум: рост интереса к религиозной проблематике обеспечивал религиозной литературе гарантированный сбыт. В результате различные издательства занялись часто бессистемной, некритической перепечаткой дореволюционных изданий на религиозную тему, причем переиздавались как серьезные научно-богословские работы преподавателей дореволюционных семинарий и академий, так и популярные издания часто весьма невысоко уровня. Следует согласиться, что отсутствие внутренней книжной цензуры на этом этапе церковного развития стало одним из факторов, способствовавших развитию младостарчества [5, с. 82]. Неразборчивое чтение
и некритическое отношение к источнику опять же является детской психологической чертой, именно поэтому мнения, усвоенные из книг в соответствующем возрасте, остаются актуальными подчас надолго - благодаря детским импринтингам. Разобраться же в этом информационном массиве было делом непростым, а для неподготовленного читателя и вовсе невозможным. В результате священнослужители, чье воцерковление пришлось на перестроечные и первые послеперестроечные годы, часто в своей практической деятельности ориентировались на поверхностно усвоенный ими идеал церковности, являющийся продуктом «книжной церковности» дореволюционного времени, сформированный в принципиально иных культурно-политических условиях, иногда - искусственный, недостижимый, образованный под влияние идеологем дореволюционного официального дискурса. Естественно, это приводило к деформациям в сфере практического богословия, созданию различных искусственных конструктов в области пастырского служения, часто на основе неприменимых к современным условиям религиозно-идеологических моделей и перенесения монашеских практик, как идеальных во всех отношениях, в приходскую жизнь.
Описываемый период новейшей отечественной церковной истории характеризуется не только активным восстановлением церковной традиции, прерванной в годы засилья атеистической идеологии, но и зачастую - ее конструированием. Возникавшие в ходе последнего модернистские конструкты часто выдавались за подлинную традицию. В условиях, когда получение опыта церковной жизни пастырями проходило одновременно с воцер-ковлением их паствы, причем зачастую - по одним и тем же книжным шаблонам, избежать искажений в духовнической практике было невозможно. В этом смысле можно говорить о еще одной разновидности возраста - религиозном как подтипе социального. Пребывание в религиозно-неофитском периоде оказывалось зачастую одновременным для пребывающих по разные стороны иконостаса. Порой у младостарца обнаруживаются неизжитые неофитские проблемы. Реализующаяся церковно-канонической властью политика в области церковного строительства в это время, как правило, не имела четких ориентиров и была направлена на обеспечение экстенсивного роста - восстановление ранее существовавших и создание новых приходов, восстановление монастырей, активную реставрацию исторических храмовых зданий, которые в большинстве случаев возвращались церкви в обезображенном, полуразрушенном состоянии. Начавшееся в это время активное открытие духовных учебных заведений - прежде всего семинарий и духовных училищ имело, как покажет время - отложенный эффект: на первоначальном этапе задача подготовки квалифицированных и компонентных священнослужителей для полного удовлетворения потребностей экстенсивно развивающихся епархий была нерешаемой.
Следует отметить, пик остроты проблемы младостарчества приходится на конец восьмидесятых годов прошлого - начало нулевых годов нашего века. Это время, когда были рукоположены бывший протоирей Владимир Головин, бывший схиигумен Сергий Романов et dii minores. Мы полагаем, что это тоже подтверждает наш тезис о том, что младостарчество в том виде, в котором с ним столкнулась Русская Православная Церковь в новейшей истории, является именно проблемой активного развития церковной структуры в постперестроечное время. Рефлексия над ролью возраста - от паспортного и биологического до психологического и социокультурного, несомненно, способствует избегать ненужных проблем.
Литература
1. Головушкин Д.А. Православный фундаментализм: возвращение к осмыслению // Философская мысль. 2016. №1. С. 111-155.
2. Концен П. Фанатизм. Психоанализ этого ужасного явления. Харьков: Изд-во Гуманитарный центр, 2011. 388 с.
3. Лебедев В.Ю. О некоторых психологических аспектах фанатизма // Религия. Церковь. Общество. Вып. 6. СПб.: Скифия-принт, 2017. С. 92-107.
4. Медведев Д.С. Младостарчество как вид околоправославных деструктивных явлений // Образование и духовная безопасность. 2018. №2(4). С. 24-26.
5. Ротач Н.С. Старчество и младостарчество: проблемы религиозного фундаментализма и неофитства в современном православии // Известия Иркутской государственной экономической академии (Байкальский государственный университет экономики и права). 2011. №6. С. 80-84.
6. Свистунов А.В. Феномен младостарчества в современной России как пример реконструкции православной традиции // Гуманитарий юга России. 2019. №8(1). С. 133-141.
7. Юрасов И.А., Павлова О.А. Деформация религиозной идентичности: социологический анализ (по материалам исследования православия) // Вестник ВЭГУ. 2018. №3(95). С. 124-133.
8. Lyutko E., Cherny A. The Concept of Mladostarchestvo as a Tool for Criticizing Religion in Modern Russia: An Analysis of Rhetorical An Analysis of Rhetorical Strategies // Changing Societies & Personalities. 2022. Vol. 6. No. 3. P. 655-676.
References
1. Golovushkin D.A. Pravoslavnyi fundamentalizm: vozvrashchenie k osmysleniyu. Filosofskaya mysl'. 2016. №1. S. 111-155.
2. Kontsen P. Fanatizm. Psikhoanaliz etogo uzhasnogo yavleniya. Khar'kov: Izd-vo Gumani-tarnyi tsentr, 2011. 388 s.
3. Lebedev V.Yu. O nekotorykh psikhologicheskikh aspektakh fanatizma. Religiya. Tserkov'. Ob-shchestvo. Vyp. 6. SPb.: Skifiya-print, 2017. S. 92-107.
4. Medvedev D.S. Mladostarchestvo kak vid okolopravoslavnykh destruktivnykh yavlenii. Obra-zovanie i dukhovnaya bezopasnost'. 2018. №2(4). S. 24-26.
5. Rotach N.S. Starchestvo i mladostarchestvo: problemy religioznogo fundamentalizma i neofitstva v sovremennom pravoslavii. Izvestiya Irkutskoi gosudarstven-noi ekonomicheskoi akademii (Baikal'skii gosudarstvennyi universitet ekonomiki i prava). 2011. №6. S. 80-84.
6. Svistunov A.V. Fenomen mladostarchestva v sovremennoi Rossii kak primer rekonstruktsii pravoslavnoi traditsii. Gumanitarii yuga Rossii. 2019. №8(1). S. 133-141.
7. Yurasov I.A., Pavlova O.A. Deformatsiya religioznoi identichnosti: sotsiologicheskii analiz (po materialam issledovaniya pravoslaviya). Vestnik VEGU. 2018. №3(95). S. 124-133.
8. Lyutko E., Cherny A. The Concept of Mladostarchestvo as a Tool for Criticizing Religion in Modern Russia: An Analysis of Rhetorical An Analysis of Rhetorical Strategies. Changing Societies & Personalities. 2022. Vol. 6. No. 3. P. 655-676.
