CC BY
30
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2009. № 5
ГЛОБАЛЬНЫЙ КРИЗИС: ВЫЗОВЫ И ШАНСЫ ДЛЯ РОССИИ
Е.М. Примаков
МИРОВОИ ЭКОНОМИЧЕСКИМ КРИЗИС И РОССИЯ
29 октября исполнилось 80лет Евгению Максимовичу Примакову — человеку, играющему огромную роль в истории нашей страны, видному государственному и общественному деятелю, академику, председателю Торгово-промышленной палаты, одному из двух неформальных лидеров "Группы мудрецов", созданных генеральным секретарем ООН.
Коллектив факультета политологии МГУ — студенты и аспиранты, преподаватели и сотрудники, деканат и редакция нашего журнала присоединяются к многочисленным поздравлениям Юбиляру и желают ему доброго здоровья на благо России!
Предлагаем вниманию читателей стенограмму лекции Евгения Максимовича, которую он прочел преподавателям и студентам факультета политологии 8сентября 2009 года.
Ключевые слова: мировой кризис, антикризисные меры, диверсификация российской экономики, наукоемкое производство, роль ВУЗов.
On October 29 there was eightieth birthday of a person, who plays enormous role in the history of our country, a prominent statesman and public figure, the chairman of the Chamber of Commerce and Industry, one of two informal leaders of "The group of wise men" (created by the UN Secretary-General) — academician Yevgeny Maksimovich Primakov.
The collective of the faculty of political science of Moscow State University — students and postgraduates, professors and research workers, dean's office and editorial staff of
our journal join in the numerous congratulations to the hero of jubilee celebration and wish him the good health for the good of Russia!
We publish the shorthand record of Yevgeny Maksimovich's lecture, delivered to the collective of the faculty of political science on September 8, 2009.
Key words: world crisis, anti-crises measures, diversification of Russian economy, science absorbing industry, institute of higher education.
Я посвящу свое выступление видению экономического кризиса. Экономический кризис и Россия. Если вы не против, я остановлюсь на этой теме подробнее, а затем отвечу на ваши вопросы.
Сначала о несбывшихся идеях, выводах, прогнозах, которые делались, в том числе с высоких трибун. Первое. Говорили, что мы будем островом спокойствия, нас не затронет кризис, волны кризиса пройдут мимо и не захлестнут наш остров, который будет стабилен. Этого не произошло. Не произошло по вполне понятной причине: потому что мы широко и глубоко интегрированы в мировую экономику. Достаточно сказать, что в докризисный период, например, темпы роста иностранных прямых вложений в нашу экономику превосходили темпы роста инвестиций в целом. Это показатель очень важный. Другой показатель: более триллиона было вложено нами, я имею в виду и частные, и государственные вложения экономического характера, в зарубежных странах. Поэтому мировой кризис распространился и на нас. Приведу вам самые последние данные: на 10% сократился за первое полугодие российский ВВП, на 18% сократились инвестиции.
Второй, не выдержавший соприкосновения с жизнью вывод заключался в том, что кризис у нас только потому и возник, что мы находимся в мировом хозяйстве, что причина кризиса лежит исключительно вне России. Это неправильное представление. Да, кризис, безусловно, пришел к нам извне, но в то же самое время этот кризис получил у нас специфические черты именно в результате того, что он развивается в России. Нужно сказать, что мы вошли в кризис с двумя главными дисбалансами. Первый: у нас 40% ВВП создается за счет экспорта сырья, и, естественно, что этот кризис больнейшим образом ударил по нам. Кто-то из вас, кто хорошо знает китайскую практику, может сказать, что в Китае половина ВВП тоже создается за счет экспорта, но ... экспорта готовой продукции. А у нас — экспорт сырья. Поэтому когда Китай столкнулся с кризисом, темпы роста китайского ВВП сократились всего на 2% — было 10, стало 8%, т.е. дело ограничилось лишь небольшим снижением темпов роста, а у нас произошло физическое сокращение ВВП. Так вот, Китай осуществил следующий маневр: поскольку в результате мирового кризиса спрос на значительную часть экспортируемой продукции упал, они направили ее на внутренний рынок и увеличили платежеспособность населения. В результате при сокращении внешней торговли была увеличена внутренняя торговля, и это позволило сохранить высокие темпы роста экономики: 8% — 7,8%. У нас такого маневра нет,
мы этого сделать не можем, потому что у нас 40% ВВП создается за счет экспорта сырья. Это один дисбаланс.
Второй дисбаланс заключается в том, что, получая до кризиса действительно огромные средства за счет высоких экспортных цен на нефть, на газ, мы не вкладывали эти средства с целью диверсификации российской экономики на развитие банковской системы. Очень хорошо, что мы за счет полученных средств смогли сократить те внешние долги, которые были у СССР и у России, на 90 млрд долларов, но вместе с тем вырос корпоративный долг, который составил 500 млрд долларов. Вот с ним мы и вошли в кризис. Это огромная сумма. Она на тот момент была равна золотовалютным запасам страны. Этот огромный корпоративный долг, который, в общем, можно считать государственным долгом, так как многие предприятия или даже большинство должников были государственными структурами либо государство гарантировало покрытие их долга.
Почему это произошло? Потому что сама ориентация на вложение за рубеж огромных доходов от нефти, сама ориентация на то, чтобы вкладывать их в ценные бумаги США и ни в коем случае не тратить внутри нашей страны, привела к тому, что в России так и не образовалась система долгосрочного кредитования. Наших предпринимателей практически выталкивали за рубеж для получения "длинных" денег или долгосрочных кредитов. Вот так сложилась ситуация. И эти два дисбаланса очень напрягают, очень сковывают, они очень дают о себе знать в негативном плане.
Нужно сказать, что альтернатива, безусловно, существовала в виде вложений внутри страны, и к этому взывала реальная действительность. Смотрите сами, инфраструктура, дороги, например, у нас около 50 тысяч населенных пунктов, которые не связаны с магистральными дорогами. Вы представляете, что это такое? Как можно говорить о конкурентоспособной экономике в таких условиях?
Тем, кто настаивал на вложениях внутри страны, отвечали, что это приведет к инфляционному взрыву. Но почему вложения в дорожную инфраструктуру могут привести к серьезной инфляции? Это огромный вопрос. Кстати говоря, я вспоминаю, что когда премьер-министром был Зубков, в самом начале 2008 года состоялось у него совещание с участием министра финансов Кудрина. И на этом совещании я тогда сказал: смотрите, над нами нависает огромный корпоративный долг. Мне министр отвечал в течение получаса — он вообще очень долго говорит, объясняя свою позицию. Кончилось его выступление тем, что он, по сути, обвинил меня в желании закрыть возможность для наших предпринимателей получать кредиты из-за рубежа. А я ведь говорил совсем о другом.
В результате того, что не вкладывались средства внутри страны, накапливалась отсталость России. Например, в машиностроении. Нового машинного оборудования у нас производится в 82 раза меньше,
чем в Японии, в 30 раз меньше, чем в Германии, и в 31 раз меньше, чем в Китае. Это факты.
Теперь следующий вывод, который не соответствовал реальной действительности и который тем не менее имеет хождение и поныне. Недавно я читал о призыве Чубайса низко поклониться Министерству финансов, потому что у нас есть "подушка безопасности". Стабфонд действительно помог, и это нельзя отрицать, как и то, что поступили правильно, разделив его на Резервный фонд и на Фонд благосостояния населения. Но недавно Кудрин сказал, что Резервный фонд будет исчерпан уже в будущем году. Ну, пускай, еще через год, но это в общем не предполагает выхода из ситуации. Даже если мы начнем выходить из кризиса, даже если оттолкнемся от дна, даже если начнем всплывать, все равно пройдет несколько лет до того, пока мы твердо встанем на ноги. И в этих условиях ясно совершенно, что дефицит нашего бюджета не может постоянно ликвидироваться за счет этого фонда, который, как нам говорили, является настоящей подушкой безопасности.
Следующий вывод, который мало соответствует действительности, заключается в том, что мировой финансовый кризис, который действительно имеет структурный характер, означает начало конца капитализма. Читали, наверно, об этом. Это далеко не так. Это, безусловно, кризис той модели капитализма, которая развивалась в Соединенных Штатах и была им свойственна. Это кризис капиталистической модели, отвечающей не марксистской формуле "деньги — товар — деньги", а формуле "деньги — ценные бумаги — деньги". Это кризис, когда государство не вмешивалось в экономику и предоставило все рынку. Это кризис, возникший из-за спекулятивных операций, часто осуществляемых теми организациями и компаниями, у которых активы были меньше тех средств, которые они пускали на спекулятивные операции. Это кризис оттого, что никто не контролировал объемы и масштабы займов. Но это не кризис капитализма как такового. Более того, сейчас выходят из кризиса, применяя методы, далеко не свойственные либеральному капитализму, но тем не менее не методы, которые, как это оценивают некоторые, находятся за пределами капитализма. Имеются в виду методы государственного вмешательства. Однако на определенных этапах капитализм допускает методы государственного вмешательства и, более того, не может развиваться без этих методов. И сейчас эти методы осуществляются очень широко. В тех же Соединенных Штатах, например, принят закон, по которому вводится государственный контроль над банками, фондами и другими кредитными структурами. Такой контроль, многие считали, не пройдет через конгресс. Прошел. О каком конце капитализма можно в таких условиях говорить? Можно говорить о том, что структурный кризис повлияет на капитализм, безусловно, но в то же время говорить о том, что капитализм закончился или начинается его конец, — это несостоятельный вывод.
Еще один несостоятельный вывод заключается в том, что доллар
абсолютно исчерпал себя как резервная валюта, что он упадет, и вместо него появятся другие валюты, а среди них резервной валютой станет рубль. Конечно, кризис показал, что не существует однополярного мироустройства, что нельзя сейчас руководить из одного центра мировой финансовой системой. Кризис показал, что будет расти роль региональных валют и национальных валют. Евро, вы знаете, достаточно прочно сейчас утверждается, но думать о том, что рубль наряду с евро будет резервной валютой в ближайшее время — это просто неосуществимые мечты. Не надо забывать, что наш ВВП составляет 2,5% мирового. В этих условиях рассчитывать на рубль как на резервную валюту просто не приходится.
Ну, а теперь об антикризисных мерах в России. Все началось с поддержки банковской системы. Правильно это было или неправильно? Правильно. Если бы рухнула банковская система, это привело бы не только к крушению экономики, но и к социальному взрыву в стране. Я хорошо помню события десятилетней давности, когда были заблокированы практически все вложения населения в банки, и это привело к очень серьезным социальным последствиям. А сейчас это могло бы привести к еще более негативным социальным последствиям, поэтому правильно сделали, что дали средства в банковскую систему.
Но когда направляли средства в банки, была поставлена и вторая задача: через банки дать кредиты реальному сектору экономики. Вот этого не произошло. Банки, стремясь увеличить свою капитализацию, переводили деньги в валюту, вывозили ее за границу. В реальный сектор экономики это не пошло. Так, с одной стороны, была выполнена функция сохранения банковской системы и некоторого ее укрепления, а с другой стороны, в реальный сектор экономики кредиты не пошли. Почему? Потому, что ясно надо было понять, что в деле использования тех средств, которые государство дает коммерческим банкам, в жестких рамках именно этой функции банки теряют коммерческий характер и фактически выступают как агенты правительства. Это не было доведено до банков, им не были продиктованы условия. Потом кое-что было сделано в этом отношении, даже было принято решение комиссаров послать из Центрального банка во все коммерческие банки, но оказалось, что столько хороших специалистов и честных людей найти трудно, чтобы во все банки послать.
Наряду с финансовыми переводами в банки, по словам Владимира Владимировича Путина, открывается второй фронт в самом реальном секторе экономики. Этот второй фронт — непосредственное государственное кредитование, госзаказы, такие рычаги, как налоговая политика и так далее. Это нужно осуществлять, но это делается со скрипом. Возьмем, например, госзаказы. Вы читаете газеты, где буквально каждый день сообщают о том, что существующая схема госзакупок себя не оправдывает, потому что когда объявляется тендер, очень часто получает заказ тот, с кем заранее договорились. К сожалению, в полной мере сказывается коррупция.
И почему еще не получает достаточного импульса для развития реальный сектор экономики? Парадоксальная картина — правительство направило почти 1 трлн. рублей в рамках антикризисных мер, но сотни миллиардов рублей, предусмотренные в бюджете 2009 года на национальные проекты и федеральные целевые программы, остались невостребованными. И дело не только в том, что Министерство финансов запаздывает их давать. Дело в том, что их не выбирают министерства и ведомства, которым они предназначены. И в результате возникает несомненное противоречие: значительные бюджетные ресурсы, столь необходимые для поддержки экономики, не работают, они исключаются из оборота. Это уже чисто управленческая ошибка.
Какая существует формула выхода из кризиса? Мне кажется, что это — триединая формула. Триединая, потому что все ее части, все три задачи, которые она ставит для решения, тесно взаимосвязаны. Первая задача — это, безусловно, минимизация негативных явлений и результатов от кризиса, которые ухудшают положение в экономической и социальной сферах. Вторая задача — это поиск точек роста, причем выстраивание иерархии этих точек роста, для того чтобы выйти из кризиса. И, наконец, третья задача — это создание новой модели экономики. Мы не можем возвратиться к докризисной экономике, это совершенно ясно. Причем что сейчас в этой связи настораживает? Все больше и больше говорят о необходимости заимствования за рубежом и даже высказывают на этот счет определенные намерения. Вот недавно был спор на правительстве, мы читали об этом в газетах. Практически полемика велась между председателем правительства и министром финансов. Председатель правительства считал, что не нужно брать у МВФ около 8 млрд долларов, которые МВФ нам предлагает. Кудрин вел разговор вокруг да около, но, в конце концов, вынужден был согласиться с этим. Однако одновременно Кудрин, и здесь ему никто не возражал, сказал, что на рыночной основе нужно будет в будущем году взять 17,8 млрд долларов за рубежом. И если мы дополнительно еще 8 млрд возьмем у МВФ, появляется опасность, что мы пойдем по тому же пути, по которому шли в докризисный период. Это очень опасно.
Почему это опасно? Нам говорят, смотрите, уже началась рецессия, уже оттолкнулись от дна и поднимаются Соединенные Штаты, Япония, Германия, Франция — эти две страны являются локомотивом в Европейском союзе. Все они действительно поднимаются — обозначилась такая динамика. Таким образом, опять будет спрос на нефть, на газ, будут высокие цены и опять мы заживем счастливо. Давайте в этих условиях, предполагает ряд правительственных финансистов, поддержим наш нефтяной сектор, поддержим наши крупные компании. Однако это тупиковая ситуация.
Во-первых, мы не решаем таким путем отяжеленные кризисом социальные задачи. Я хочу привести пример Газпрома. Недавно Газпром опубликовал полугодовой отчет, и, согласно этому отчету, его выручка
в первую половину 2009 года превзошла на 9% первую половину 2008 года, докризисную. Откуда Газпром уже в кризисное время увеличил выручку? Ведь уменьшается экспорт газа и по объемам и по цене. Дополнительная выручка произошла из расширения сбыта газа на внутреннем рынке при ежеквартальном увеличении тарифов. А это значит, что источниками возросшей выручки Газпрома в кризисный период становятся промышленность и население. Газпром действительно несет "золотые яйца" в бюджет, и никто не должен удивляться государственной поддержке Газпрома, но эта поддержка должна осуществляться очень дозированно. Иначе доходы бюджета будут расти, но этот рост напрямую связан с тем, что, с одной стороны, ухудшается социальная ситуация, а с другой — задерживается промышленный рост. Причем одновременно за эти полгода не только выросла выручка Газпрома, но и упала прибыль. А если чистая прибыль падает, то это показатель неэффективности. А откуда быть эффективным Газпрому, в котором работают 300 тысяч человек, а занятых в норвежской Статойл, которая по продажам равна Газпрому, 30 тысяч, то есть в 10 раз меньше.
Не преуспеем мы в переводе экономики на инновационные рельсы, если будем ставить эту задачу только на словах, а не на деле. У нас только 10% предприятий занимаются инновациями. На мировом рынке наукоемкой продукции 37% принадлежит США, Китаю — около 7%, а нам 0,5%. Многие из вас знают Кондратьева, выдающегося русского экономиста, который кончил свою жизнь в 1938, к сожалению, как и многие другие люди науки, в тюрьме. Вошли в жизнь "длинные волны" Кондратьева. Изучив ретроспективно историю, он показал, что каждые 40—50 лет сменяют друг друга восходящие волны в рыночном хозяйстве и нисходящие волны. Причем каждая восходящая волна означает переход на новый технико-технологический уровень. Ныне к этому готовятся очень многие. В этом году США на науку, например, прибавили 3,2 % бюджета. Представляете, абсолютное выражение этих 3,2 % бюджета? Это огромные средства. У нас формально на науку чуть-чуть прибавилось из бюджета, но если это соотнести с инфляцией, то в общем прибавка не состоялась. Между тем, по данным Института проблем развития науки РАН, затраты на гражданские научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы в процентах к ВВП в России в 2 раза ниже, чем в Чехии, в 3 раза ниже, чем в Германии, в 4 раза ниже, чем в Южной Корее и Японии. Вот здесь нужно решать вопрос очень радикальным образом.
Правительство предпринимает целый ряд мер, чтобы улучшить обстановку, и мимо этого проходить нельзя. В первую очередь к этим мерам можно отнести облегчение на ввоз высокотехнологичного оборудования, которое не производится у нас. Это — обнуление таможенной пошлины, снятие НДС. Торгово-промышленная палата была у истоков этих решений — мы аккумулировали мнения очень многих наших бизнесменов и ставили этот вопрос неоднократно. В конце концов со-
стоялись решения, и это увеличило приток новой техники. Но новыми технологиями, по нашим оценкам, интересуются и приобретают их только 13,5% предприятий и только 8% предприятий проявляют интерес к покупке прав на лицензии и патенты.
Хотел бы отметить особую роль вузов в связи с кризисом. И не только в деле подготовки специалистов, необходимых для того, чтобы действительно грамотно выходить из кризиса, сделать все для того, чтобы был инновационный рост, инновационный подъем. Принят закон, по которому разрешается вузам создавать коммерческие структуры, и эти коммерческие структуры призваны, и уверен, что так и будет, сдвинуть с места процесс создания и развития венчурного производства.
Давным-давно, еще до того как на американский Запад было перенесено наукоемкое производство, мне довелось быть в Бостоне. Дорога вокруг Бостона была очень знаменитой. На ней были сосредоточены отделения компаний США, производящих наукоемкую продукцию. От каждого такого отделения полчаса автомобильной езды до Массачусетского технологического института или до Гарварда. Именно из этих двух крупнейших вузов приглашались профессора, часто со своими аспирантами. Под это "научное ядро" создавались малые венчурные компании. Как правило, их создавали американские крупные компании, чего у нас нет. Мы пойдем, как говорится, другим путем. Очевидно, у нас такие компании будут создаваться в Университетах, и главным образом в таких, как МГУ, как Бауманский университет и другие. Я хотел бы сказать, что это очень перспективное дело. Массачу-сетский технологический институт за счет коммерциализации своих открытий получает ежегодно 300 млн долл., и значительная часть этой суммы остается изобретателям, тем, которые открывают новые технологии. Закон наш пока не готов к действию, к нему нужны определенные нормативные акты. И сейчас большая надежда на то, что в первую очередь МГУ, а также Совет ректоров будут делать все для того, чтобы люди, которые непосредственно участвуют в создании новых технологий, получали бы за это свои "авторские". У нас на государственных предприятиях до сегодняшнего дня этот вопрос не решен.
Если уже заканчивать свое выступление (потом я скажу еще несколько слов по тем вопросам, которые получил), то не хотел бы, чтобы у вас осталось пессимистическое впечатление от того, что услышали от меня. Я хотел быть объективным в оценке нынешней обстановки. Но в тоже время я вижу, как многое изменяется, как многое делается сейчас для того, чтобы решить целый ряд вопросов, и я думаю, что они будут решены. И это не дежурная фраза, которой необходимо снабдить конец выступления.
Вопрос. Формирующийся мировой порядок
Действительно, сейчас уже очень мало осталось тех, кто отрицает тот факт, что мы движемся к многополярному мироустройству. Причем
это объективный процесс. Приведу ряд статистических данных. В 1990 году наиболее развитые страны и регионы того времени, США, Европа и Япония, контролировали 64% мирового ВВП. В настоящее время, т.е. через 18 лет, они контролируют лишь 55%. А МВФ прогнозирует, что в 2014 году развитые страны будут производить меньше 50% мирового валового внутреннего продукта. В предкризисный период по годовым темпам прироста национального ВВП Китай обходил США в 6 раз, Индия — в 4 раза, Европейский Союз — в 1,5 раза. Вот вам неравномерность развития, которая объективно обусловливает создание многополярного мироустройства.
Исторически мы с вами наблюдали две модели мироустройства — многополярную перед Первой и Второй мировыми войнами и двухпо-лярную, которая была во время холодной войны. Она строилась на идеологической основе и была размыта после окончания холодной войны. После этого осуществляется переход к многополярности.
Если говорить об однополярном мироустройстве — я не хотел бы, чтобы меня заподозрили в том, что ставлю знак равенства между гитлеровской Германией и Советским Союзом, думаю, никто меня в этом не заподозрит, зная мои настроения, — но надо сказать, что стремились к однополярному мироустройству и Советский Союз, и Германия. Но стремились на разной основе. СССР — на идеологической, а Гитлер стремился завоевать весь мир, подчинить его господствующей арийской нации. Однако никогда еще в истории не было однополярного мира. Такая модель оставалась гипотетической, только гипотетической.
Что касается сегодняшней многополярности, то она отличается от той, что была перед мировыми войнами. Во-первых, сегодня многополярность развивается в условиях глобализации, и это изменяет ее характер: сама по себе многополярность не порождает войн. Она, несомненно, содержит в себе кризисный элемент, но глобализация в целом противодействует столкновению различных центров силы. Это отнюдь не препятствует возможности вооруженных столкновений, но, как правило, не на глобальном уровне. Вместе с тем создание многополярной системы отнюдь не исключает тот факт, что на нынешнем историческом отрезке времени самой сильной в экономическом отношении, самой сильной в военном отношении и по своему политическому влиянию страной являются Соединенные Штаты. Отсюда необходимость в нашей внешней политике делать все возможное, чтобы, защищая свои национальные интересы, вести дело к меньшему количеству коллизий с Соединенными Штатами и с другими странами.
Следующий вопрос. Глобальные политические тенденции и проблемы национального суверенитета
Очень хороший вопрос. Видите ли, государственный суверенитет как ценность остается, безусловно. Но то, что он изменяется, то, что некоторые его функции переходят на наднациональный уровень, мы
это видим уже по имеющимся в мире примерам. Об этом свидетельствует, в частности, и ЕС, и АСЕАН. Определенные функции передаются на наднациональный уровень. К сожалению, этого не произошло у нас в СНГ, и мы очень многое теряем именно поэтому. Хотя Россия настаивает на создании единого экономического пространства стран СНГ, что подразумевает наличие наднациональных надстроек, пока, к сожалению, у нас этого нет. Согласие же на таможенный союз дали пока только три страны — Россия, Казахстан и Белоруссия.
Вопрос суверенитета связан также с "несостоявшимися государствами". Термин этот ооновский. Я входил в группу высокого уровня, созданную генсеком ООН Кофи Аннаном, которая получила название "группы мудрецов". И вот мы ломали голову над тем, как нам в докладе осветить возможность действовать в тех странах, которые представляют собой угрозу либо для своих соседей, либо для мира в целом. Это такие "несостоявшиеся государства", которые допускают геноцид с огромными человеческими жертвами. Мы пришли к выводу, что вмешательство в дело таких стран может осуществляться, но только по решению Совета Безопасности, где, как вы знаете, Россия, как и другие постоянные члены СБ, обладает правом вето. Но все-таки сама возможность такого вмешательства наряду с делегированием ряда функций государства на наднациональный уровень свидетельствует о том, что абсолютного значения государственный суверенитет сегодня не имеет. Именно абсолютного значения, как это было в прошлом. Но это не означает, что он не сохраняется. Неужели можно считать, что государственный суверенитет потеряла, например, Франция или Германия? Конечно, нет, но ряд функций они передали на наднациональный уровень.
Следующий вопрос. Механизмы формирования современной внешней политики России
Ну, трудный вопрос, конечно. Министерство иностранных дел должно предлагать решения тех или иных внешнеполитических проблем. Согласно этим рекомендациям принимает решение руководство — Совет безопасности, президент, премьер-министр. Осуществляют принятые решения исполнительные органы, в первую очередь Министерство иностранных дел. Это — общая модель, она действует и у нас. Но мне кажется, что недостаточно внимания мы уделяем ситуационному анализу, который дает возможность рассмотреть варианты решения вопроса. У нас же, как мне представляется, нет вариантов решения актуальных вопросов — по Грузии, по Украине. Нет вариантов: иногда мы контрдействуем, отвечаем на то, что идет оттуда, даже вынужденно действуем, но продуманности здесь и, если хотите, инициативности в осуществлении тех или иных действий маловато.
Ситуационный анализ был развит достаточно серьезно в Советском Союзе. В ИМЭМО, где я работал, была создана рабочая группа, мы получили закрытую государственную премию за разработку методики
ситанализа. Это была мозговая атака, и мы приходили к очень интересным выводам, имевшим большое значение. За 11 месяцев мы предсказали, что будет война между Ираком и Ираном. За 4 месяца мы спрогнозировали, что американцы будут бомбить из Вьетнама Камбоджу. По энергетическому кризису мы давали интересные соображения и варианты. Метод ситанализа сейчас в учебных целях используется МГИМО, да и у вас. Но, к сожалению, нет такого государственного центра, который, безусловно, должен существовать. Там постоянный состав должен быть небольшой. По каждой анализируемой проблеме следует набирать экспертов отовсюду — из всех ведомств и организаций, которые занимаются этими вопросами. Но каждый эксперт должен выступать в своем личном качестве и в то же время быть обезличен, поскольку в окончательном документе нет никаких привязок тех или иных выводов к участникам обсуждения. Проведение ситуационных анализов на государственном уровне — очень важная тема, которая, как представляется, найдет свое решение.
Следующий вопрос. Соотношение между экономикой и политикой
Многие из нас выросли на положении, которое было выдвинуто классиками марксизма: политика есть концентрированное выражение экономики. Жизнь учит, что это не совсем так или совсем не так. Часто политика бывает абсолютно оторванной от экономики. Посудите сами — когда мы вынужденно участвовали в гонке вооружений и хотели добиться стратегического паритета с США, было ли это вызвано экономическими соображениями? Отнюдь нет. Это была политика, мобилизующая все ресурсы, и экономика при этом приносилась в жертву. А иногда экономика существует совершенно отдельно от политики. Часто бывает, что политика действительно выражает экономические интересы. Но рассматривать политику всегда как нечто производное из экономики, на мой взгляд, было бы абсолютно неправильно.
Вопрос. Основные угрозы безопасности современной России: внутренние и внешние
На одно из первых, если не на самое первое место, я бы поставил терроризм на Северном Кавказе. Думаю, что борьба с терроризмом — в конечном счете борьба с сепаратизмом за единство территории России, если хотите, самая главная для нас.
Из внутренних угроз я бы выделил также коррупцию, сращивание чиновничества с крупным бизнесом.
Если говорить о внешних угрозах безопасности, то не последняя из них — распространение ядерного оружия. Вы знаете, что пять стран, которые являются постоянными членами Совета Безопасности являются членами ядерного клуба. Есть неофициальные ядерные государства — это Индия, Пакистан, Израиль. И есть пороговые и предпороговые страны. Что касается нынешней ситуации, то наибольшая опасность —
выход на ядерное оружие Северной Кореи и Ирана. Причем по Ирану, мне кажется, я даже уверен, пока нет политического решения на создание ядерного оружия. Однако иранское руководство хочет, очевидно, действовать по "японской модели", образовав все технические предпосылки для создания ядерного оружия, а решение о его создании принять в тот момент, когда им представится, что это необходимо по международным обстоятельствам. По Ирану такая картина. Да, и еще хочу сказать, что страны, которые хотят получить ядерное оружие, подчас ссылаются на то, что ядерные державы сами нарушают Договор о нераспространении ядерного оружия, 6-я статья которого гласит о необходимости общего участия в сокращении ядерного оружия и в конечном счете — ядерного разоружения. Этого процесса не происходит, и часто пользуются этим. Индия, например, прямо заявила, что она выходит на обладание ядерным оружием, потому что не осуществляется разоружение теми странами, кто уже им владеет. В этом отношении еще большее значение приобретает выход на договоренность с США по новому договору СНВ-1. Идут переговоры, и, судя по всему, они внушают оптимизм. Но есть еще нерешенные вопросы. Один из них — связь сокращения стратегических наступательных сил с ПРО, а связь эта существует. США, как известно, вышли из договора по ПРО, нарушив тем самым устойчивость процесса возможного сокращения стратегических наступательных сил. Вышли они на том основании, что, дескать, техника развивается, договор устарел и т.д. Это не аргумент. Когда я был министром иностранных дел, у нас были переговоры с американцами в Хельсинки. Мадлен Олбрайт возглавляла американскую сторону. Мне довелось возглавить нашу делегацию, куда входили и дипломаты и военные. Обе стороны тогда пришли к выводу, что если обозначается технический прорыв, давайте встречаться и консультироваться. Этим мы тогда спасли договор по ПРО. И сейчас хорошо было бы, если бы он существовал. Но Буш-младший — это был самый страшный период в истории США — совершал ошибку за ошибкой. Он и окружавшие его неоконсерваторы несут ответственность за политику, которую проводил Буш-младший. В частности, за выход США из договора по ПРО.
Еще один вопрос. Предложение Бжезинского обменять союз Америки с ОДКБ и ШОС на укрепление безопасности Евразии от России
Автор записки спрашивает мое мнение. Здесь предлагается так называемое "пакетное решение". Это не всегда полезно. Особенно, когда предлагаются увязки общего плана. Укрепление безопасности Евразии от России, например. Под это можно все что угодно подвести! Все что угодно! Я бы не стал серьезно относиться к таким предложениям.
Следующий вопрос. Барак Обама. Продолжение ли это политики неоконсерваторов с новой риторикой?
Мое мнение, что это не так. Вы знаете, у нас некоторые сразу же
восприняли Обаму как человека, который будет продолжать давно известный, изученный и отвергнутый нами курс США. Сразу же появились такие комментарии. Ну, Обама, прежде всего, не взял в свое окружение ни одного из неоконсерваторов, о которых говорится в записке и которые в свое время тесным кольцом окружали Буша-младшего и продиктовали ему доктрину унилатерализма.
Чем отличается Обама от Буша-младшего? Хотя он явно считает США ведущей силой в мировой политике, но понимает, что одни они, в одиночку, решить существенные проблемы международной политики не могут. Поэтому у него гораздо более гибкая позиция в отношении и европейских союзников, и в отношении нас. Этим нужно пользоваться. Потом он более взвешенный политик, с ним можно, как мне кажется, договариваться. Он показал себя достаточно решительным по многим вопросам. У США, несомненно, сохраняются империалистические идеи, заложенные во внешнем курсе. Но разные лидеры, стоящие во главе США, действуют по-разному. Одни понимают свои ограниченные возможности, другие считают их неограниченными. Исходя именно из этого нам нужно выбирать партнеров и строить свою политику с ними.
Еще вопрос. Существует мнение, что главный субъект, определяющий ход кризиса, это не государства, а транснациональная элита. Ее стратегия — говориться в записке — управляемый хаос, и это наиболее губительно скажется на России, поскольку речь идет об умышленном сбросе цен на нефть ради спасения доллара. Как Вы представляете себе эту элиту?
Я не представляю, что миром руководит и командует всем и вся какая-то группа, существующая на многонациональной основе, а события развиваются по мановению жезла или дирижерской палочки этой группы. Транснациональный характер, собственно говоря, приобретает большинство крупных компаний в мире. Ведь чем отличается сегодня мировая экономика? С одной стороны, это интеграционные процессы, которые происходят на государственном уровне, а с другой — это транснационализация бизнеса, транснационализация предпринимательской активности. При этом не существует единой транснациональной элиты. Ее попросту нет. А транснациональный капитал как таковой не заинтересован ни в кризисе мировой экономической системы, ни тем более в хаосе.
Еще одна записка. Кризис показал, что усилия Путина по ограничению олигархии в России были полезны, но недостаточны. Сегодня наблюдается определенное движение в обратном направлении. Какие могли бы быть меры по перестройке нашей политической системы, которые гарантировали бы свободу от развития олигархов?
Я согласен с автором записки в том, что Путиным были предприняты меры против олигархов. Не считал и не считаю правильным арест Ходорковского до суда — я об этом говорил публично. В то же
самое время тогда была необходима какая-то точечная операция, которая предотвратила бы захват власти олигархическими структурами. Я помню выступление Ходорковского на одной из конференций в ТПП. Он заявил во всеуслышание, что самая главная задача крупных предпринимателей — иметь лоббирующие группы во всех структурах и ветвях власти. Повсюду — и в законодательной, и в исполнительной, и в судебной власти создавать лоббирующие структуры. Тогда перед Путиным практически стояла дилемма: ударить по всей олигархической структуре, возникшей после преступной приватизации, или резко затормозить, может быть, даже нейтрализовать процесс прихода олигархов к власти.
Первый вариант привел бы к изменениям в собственности, дестабилизировал бы обстановку в стране. Путин на это не пошел и правильно сделал. Был, очевидно, выбран другой путь. Я думаю, он заключался в соглашении, не положенным на бумагу, по которому олигархи могли оставаться крупными предпринимателями, честно платить налоги, но не создавать свои структуры политического порядка, которые рвутся к власти, не расставлять кадры и т.д. и т.п. В 2003 стало ясно, что соглашение не работает. И тогда решили "точечно" поступить. И "точечно" поступили. Что касается сегодняшнего дня, то, мне кажется, что Владимир Владимирович понимает необходимость и сегодня поприжать крупный бизнес. Кстати, это показывает и высказанное им требование, чтобы крупные, в том числе вновь созданные, государственные структуры сами выплачивали свои долги. И ничего страшного, что часть их активов перейдет в руки частных собственников, в том числе иностранных. Речь, конечно, не идет о стратегических структурах. Путин понимает, что олигархические структуры сейчас живут не со своим народом. Об этом свидетельствуют очень многие факты. Другое дело, что со многими крупными компаниями сросся чиновничий аппарат на среднем, да и на высоком уровне и продолжает лоббировать их интересы.
Еще одна записка. Ряд консерваторов, либералов, коммунистов считают ненеминуемым второй виток кризиса. И это сильнее всего ударит по России, поскольку она — самое слабое звено в мировом сообществе по причине коррупции, износа основных фондов промышленности и т.д.
Знаете, не берусь предсказывать, когда закончится кризис. Действительно, некоторые рисуют выход из кризиса как латинскую букву ' Понимаете, сначала, дно, потом подъем, потом опять дно, потом опять подъем. Второе дно — поскольку очень много тех, кто не может выплатить свою задолженность банковской сфере. На этой основе предрекают крах многих банков. Думаю, что такого не произойдет. Что касается времени выхода из кризиса, знаете, очень трудно гадать на кофейной гуще. Мне кажется, что в этом году выхода из кризиса мы не почувствуем, вот что я могу сказать.
Еще один вопрос. Нужно или не нужно сейчас заниматься такими проектами, как Сочи-2014, остров Русский?
Мне кажется, что надо взвешивать все. Здесь как раз политология является той сферой, где можно и нужно взвешивать различные результаты и эффекты от того или иного решения. Ведь наше решение об отказе, допустим, от места проведения зимней олимпиады в Сочи больно ударит по имиджу России. А сколько мы можем потерять на этом отказе в иностранных инвестициях, вложенных в нашу экономику в целом. Да и политические потери неминуемы. Нужно все учитывать. Кажется, очень просто — решить и все, пустить деньги в другое русло. Но нужно считать, что мы потеряем и как потеряем, и поможет ли это выходу из кризиса. Это сложная материя, очень сложная.
Еще один вопрос. В разное время Россию называли то востоком Европы, то западом Азии, то срединным миром, при этом многие века вектор нашей внешней политики был ориентирован на Европу. Есть ли альтернатива такой еврофилии?
Я считаю, что политика должна быть диверсифицированной. Политика не должна иметь один только вектор. Особенно сейчас, когда есть такие феномены, какими являются Китай и Индия. Нужно быть гибче. В свое время мной была выдвинута идея треугольника: Россия — Китай — Индия. Тогда я объяснял эту идею тем, что это не союз и тем более не военный союз, а конфигурация, которая поможет улучшению отношений между углами треугольника, и сближение между ними стабилизирует ситуацию в большом регионе. Думаю, что эта идея своевременна и сейчас. С Китаем нужно продолжать вести дела, с Индией нужно укреплять отношения, но и не забывать при этом Европейский Союз и США. У нас должна быть многовекторная политика. Все взаимосвязано. Я долго занимался Ближним Востоком, еще со студенческих времен. Если США, например, почувствуют, что и без России они решат жгучие проблемы на Ближнем Востоке — это произойдет, если мы откажемся от активной ближневосточной политики, — то тем самым ослабнет заинтересованность тех же США развивать отношения с нами. Все взаимосвязано, все взаимозависимо, действовать нужно по всем направлениям. Спасибо, я исчерпал все вопросы.
2 ВМУ, политические науки, № 5
