CC BY
68
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2012. № 6
УНИВЕРСИТЕТСКАЯ ТРИБУНА Е.М. Примаков
ПРЕДЕЛЫ ЛИБЕРАЛИЗМА ДЛЯ РОССИИ
В лекции, прочитанной 14 ноября 2012 г. на факультете политологии МГУ имени М. В. Ломоносова, академик РАН Е.М. Примаков анализирует проблемы становления либеральной идеологии в современной России. Автор связывает идеологию с экономикой, оценивает преимущества и недостатки различных экономических систем применительно к нашей стране и обосновывает преимущества смешанной системы устройства народного хозяйства с «умеренной» приватизацией, без ущерба для «концентрации» производства.
Ключевые слова: либерализм, неолиберализм, псевдолиберализм, монетаризм, приватизация.
Политология — междисциплинарная наука. Она развивается на стыке философии, экономики, социологии. Одним из главных объектов изучения политологии являются философские и идейно-теоретические основания политики, свойственные тому или иному периоду жизни страны. Я попытаюсь через эту призму рассмотреть нынешнее положение в России.
Сначала о некоторых методологических подходах. Либерализм, консерватизм и социализм — три самые значительные идеологии современности, которые испытывают взаимовлияние, даже взаимопроникновение. Для понимания модели развития экономики сегодняшней России — это относится и к другим странам — необходимо исходить из переплетения идеологий. Определяющим при этом является соотношение между частями идеологической модели.
Вместе с тем политика лиц или группы лиц, причисляющих себя к той или иной идеологии, далеко не всегда соответствовала и соответствует ее сути. Примером могут служить и так называемые «либералы» 90-х гг., взявшие в свои руки после краха Советского Союза штурвал экономики Российской Федерации. Много написано и сказано об их экономической политике, конечно же, нелегкой в период перехода страны от командно-административной системы к рынку. Но как мыслился этот переход и что было основным для таких «либералов»? Многие из тех, кто во время горбачевской перестройки пропагандировал «социализм с человеческим лицом», иными словами, возможность демократизировать социализм, теперь во главу угла поставили ликвидацию всего того, что было при СССР. Отвергалось буквально все — не только то, что подлежало отторжению, но и
3
целый ряд механизмов для научно-технических и экономических достижений, позволивших мобилизовать ресурсы для решения многих задач модернизации. В начале 90-х гг. псевдолибералы сделали все от них зависящее для создания появившейся «ниоткуда» группы крупных предпринимателей, претендовавших на власть в России. Они вели дело к обогащению «олигархов», получивших в результате антинародной приватизации природные богатства страны, ее экономический потенциал. По мнению псевдолибералов, это было необходимо для внедрения рыночного хозяйства в России.
Бывший экономический советник Президента России Андрей Илларионов пишет об экономических руководителях нашей страны в 90-е гг.: «Потребовалось время, чтобы понять, что позиция, идеология их кумиров не являются ни либеральными, ни демократическими. Люди, провозглашавшие отделение собственности от власти, на практике захватывали госкомпании, государственные здания, получали госфинансирование, добивались вначале пониженных ставок арендной платы, а затем и полного освобождения от платежей государству. Такие действия дискредитировали не только конкретных людей, но и идеи, с которыми они ассоциировались в общественном сознании». Напомню, что Андрей Илларионов отнюдь не принадлежит к критикам либерализма или к тем, кто идеологически и политически обслуживает властные структуры в России.
Может быть, не стоило останавливаться на уже пережитом Россией прошлом, если бы не одно «но»: неолибералы в современной России за редким исключением не только не выступают с критикой псевдолибералов 90-х, но напротив, превозносят их.
После экономического краха псевдолибералов в России установилась линия на развитие рыночного хозяйства с широким участием государства в экономике. В 1998 г. было сформировано левоцентристское правительство. При нем не были принесены в жертву истинно либеральные рыночные ценности: отвергнуты призывы к тотальной национализации, отмене конвертируемости рубля, возвращения к государственной монополии внешней торговли. Но к этому решительно добавились интересы государства: прекращение антинародной приватизации, усиление роли государства как регулятора экономики, начало борьбы с экономическими преступлениями и так далее. Следующие правительства в целом продолжили эту линию, которая в начале XXI в. оформилась в идее государственно-частного партнерства.
Была подчеркнута роль государства не только как регулятора экономики наряду с рынком, но и как собственника средств производства. Государство стало владельцем или акционером целого ряда предприятий, крупных банков. Одновременно провозглашалось, что госсобственность постепенно будет приватизироваться за исключе-
нием небольшого числа стратегических предприятий, связанных главным образом с обороной и безопасностью.
Однако объективная оценка государственно-частного партнерства заключалась в том, что государство в нем сыграло определяющую роль. Такая роль определялась насущной необходимостью. Вскоре после провозглашения государственно-частного партнерства проявились его сложности. Не во всех случаях и далеко не по всем проектам его негосударственная часть готова была выполнить свои функции или просто не смогла сдержать свои обязательства. Все большее значение приобретало бюджетное финансирование проектов, но его оказалось недостаточно для остро нуждающихся в инвестициях инновационных производств и крайне необходимых проектов в области образования, здравоохранения. Эти трудности усугубились кризисом 2008-2009 гг.
В это время наблюдается усиление в России позиций тех, кто придерживается монетаристских принципов, которые уже пошатнулись на Западе — практика выявила недостатки монетаризма. Заслуживает внимания оценка применения теории монетаризма выдающегося экономиста Джона Гэлбрейта: «Чудо, которое мы открыли — монетаризм... Оставьте все на усмотрение центрального банка, фиксируйте денежную массу в обращении, меняйте ее объем только соответственно росту экономики — и проблема решена... В последние годы мы узнали, что такое чудо помогает лишь постольку, поскольку порождает огромную безработицу и огромные бездействующие производственные мощности. Вот так работает монетаризм. Он действительно останавливает инфляцию, но мы, однако, обнаружили, что такое лекарство гораздо опаснее болезни, которую им стараются вылечить».
В правительстве России сложились два центра с несовпадающими и зачастую противоположными взглядами не только по тактическим бюджетным вопросам, но и стратегическим проблемам: Министерство экономического развития и Министерство финансов. Став после выборов президента Д.А.Медведева руководителем правительства, В.В.Путин пытался извлечь полезное из позиции обоих центров. Не всегда это удавалось, так как ряд экономистов из администрации президента и начинавшие солидаризироваться с ними некоторые научные учреждения (имеются в виду не институты РАН) были расположены к безудержному принятию неолиберальных идей.
При этом основным критерием была западная практика. Однако отношение к практическому осуществлению неолиберализма в России не отражало то, что в это время уже происходило на Западе.
Выдающемуся русскому философу Н.А. Бердяеву принадлежит высказывание, которое совершенно справедливо можно распро-
странить на нашу современность: «То, что на Западе было научной теорией, подлежащей критике, гипотезой или, во всяком случае, истиной относительной, частичной, не претендующей на всеобщность, у русских интеллигентов превращалось в догматику, во что-то вроде религиозного откровения».
В этой связи уместно рассмотреть западные экономические теории второй половины XX в. Можно, очевидно, отметить некоторые тенденции этого теоретического процесса. После Второй мировой войны до середины 70-х гг. господствующее положение принадлежало идеям Джона Кейнса — и в теоретическом плане, и в экономической политике. Согласно этим идеям, регулятором экономики наряду с рынком, ограниченным законами и институтами контроля, должно стать государство. В этом Кейнс видел средство стабильного развития экономики при капитализме.
Однако в 70-е гг. начала все больше проявляться экономическая неустойчивость на Западе. Нефтяной, валютно-финансовый кризисы и инфляция привели к снижению темпов роста производства. Кейнсианские идеи были подвергнуты острой критике, и на первый план вышли неолиберальная, монетаристская и более радикальная неоконсервативная концепции. При определенных различиях их объединила общая цель: создать такую экономическую модель, которая могла бы обеспечить неограниченную свободную конкуренцию, а роль государства свести к созданию необходимых для этого условий.
Жизнь потребовала изменения идей Кейнса, но главное направление кейнсианства — необходимость вмешательства государства в экономику- оставалось непреложным для всей череды экономических теорий. Жизнь снова и снова возвращала к роли государства в рыночной экономике. Причем, к роли не эпизодической, на время кризисных потрясений, а постоянной. Созданная при Ф. Рузвельте антикризисная система государственного вмешательства в экономику не перестала существовать после того, как Соединенные Штаты вышли из кризиса в конце 30-х гг. Государственное регулирование в США достаточно развито по сей день. С этой целью создано множество федеральных служб. Важная роль отводится борьбе с монополизмом, поддержке малого бизнеса, соблюдению трудового законодательства, охране окружающей среды. Осуществляются государственные меры по регулированию банковской сферы.
Характерно, что мировой экономический кризис 2008-2009 гг. заставил многих на Западе вернуться к кейнсианским идеям государственного вмешательства в экономику. Тенденция отхода от чистого неолиберализма четко проявилась в США: президент Б. Обама внес радикальные изменения в налоговый кодекс, предложил меры борьбы с кризисом жилищного рынка, реорганизацию
системы здравоохранения в интересах, главным образом, среднего класса и неимущих. Еще в 2009 г. Сенат США одобрил план чрезвычайных антикризисных мер, который содержал положения о прямых государственных инвестициях в отрасли здравоохранения, образования, энергетики. Характерно заявление президента Обамы: «Я не возвращусь к дням, когда Уолл-стриту было позволено играть по правилам, им же установленным».
Но вернемся к России. В середине первого десятилетия XXI в. наблюдается определенное оживление либеральных идей в России. Целый ряд требований — независимого суда, решительной борьбы с вседозволенностью чиновничьего аппарата, с коррупцией, с фальсификацией на выборах, за обязательность подчинения Закону всех сверху донизу — выдвигается и поддерживается в России широкой общественностью, всеми политическими партиями, придерживающимися различных взглядов.
Определенная акцентировка принципов либерализма стала более заметной, чем ранее, в выступлениях и действиях российского руководства. Но это не свидетельствует — хочу особо отметить — о переходе России на позиции неолиберализма. Российские неолибералы — и в этом, пожалуй, их основная ошибка — исходят из универсальности западных экономических теорий, игнорируют их эволюцию и главное — не считаются с особенностями и степенью развития рыночных отношений в нашей стране. Видный представитель неолиберализма австрийский ученый Ф. Хайек отмечал, что свобода в экономической деятельности создает главное условие быстрого экономического роста и его сбалансированного характера, а свободная конкуренция призвана обеспечить открытие новых продуктов и технологий. Но можно ли считать, что в современной России сам рыночный механизм уже способен обеспечить рост и сбалансированность экономики, а низкий уровень конкуренции достаточен для достижения технико-технологического прогресса? Дело в том, что без государственного вмешательства в экономику невозможно и усовершенствовать в России рыночный механизм, и достичь необходимого для научно-технического прогресса уровня конкуренции.
Один из начальных принципов неолиберализма и неоконсерватизма заключается в том, что свободная игра экономических сил, а не государственное планирование обеспечивает социальную справедливость. Однако этот вывод не выдержал столкновений с действительностью в капиталистических странах, где, в частности, государство ввело прогрессивную шкалу налогообложения, способствующую перераспределению доходов в пользу малоимущих. Что касается России, то без государственного индикативного планирования (конечно, не директивного) вообще невозможно преодолеть
отставание в жизненном уровне населения от развитых западных стран.
Нельзя абстрагироваться и от того, что сферой острых противоречий с неолибералами остается оценка взаимоотношений между отдельной личностью и обществом. Неолибералы, как и их предшественники, псевдолибералы, по сути, отрицают, что свобода, демократия совместимы с определенными самоограничениями в пользу общественных интересов. Естественно, границы этих самоограничений должны определяться в каждом конкретном случае в законодательном порядке.
В связи со всем вышеперечисленным возникает вопрос: где все-таки пролегают границы востребованности либерализма в России?
Неолибералы, вопреки сдерживающей позиции Путина, выступают за резкое сокращение роли государства как собственника в экономике. Они поставили своей задачей провести новую масштабную приватизацию государственной собственности в России, настаивают на максимальном охвате приватизацией важнейших для страны стратегических предприятий. В их число в программе нынешнего российского правительства входят «Роснефть», ВТБ, «РусГидро», «Аэрофлот», предусматривается частичная приватизация РЖД, «Транснефти» и других. Конечно, в деятельности целого ряда госкомпаний есть минусы, которые следует устранить. Но что означает их перевод в частную собственность, сопровождаемую раздроблением? Приватизацию крупных госкомпаний нужно осуществлять постепенно, и что главное, без ущерба для процесса концентрации и централизации производства. Однако нынешнее правительство не ставит решение этой задачи во главу угла. Характерен в этом плане пример с государственным холдингом «Роснефтегаз», который стремился взять под свой контроль два осколка компании РАО «ЕЭС» — «РусГидро» и «Интер РАО ЕЭС». Это позволило бы создать один из самых крупных в мире энергетических гигантов. Кстати, ныне позиции сверхгиганта в мире принадлежат государственной канадской компании Hydro-Québec. Правительство выступило против расширения «Роснефтегаза». Премьер-министр на заседании правительства, обобщив высказанные позиции, назвал «абсолютно неправильным, когда государство в лице контролируемой им структуры приобретает профильные и непрофильные активы».
Ставка неолибералами сделана и на распространение частнособственнической инициативы вширь — на здравоохранение, образовательные учреждения, на коммерциализацию науки с тем, чтобы она самофинансировалась. Разгосударствление во всех этих областях рассматривается как магистральное направление развития России.
С появлением бюджетного дефицита в годы кризиса неолибералы еще более ужесточили свои позиции по вопросам государственного инвестирования, государственного субсидирования особенно из средств, образующихся за счет высоких мировых цен на нефть, газ, металлы. Даже в то время, когда цена на нефть перевалила далеко за 100 долл. за баррель, они настаивают на том, чтобы держать все государственные «сверхприбыли» в резерве, точнее в иностранных ценных бумагах, а не вкладывать в российскую экономику. Сначала это мотивировалось опасением разгула инфляции. Когда стало ясно, что вложения в экономику не приводят к инфляционному взлету — инфляция, которая, не имея монетарного характера в России, шла на убыль, — неолибералы изменили тактику.
Отказ от широкого инвестирования нефтяных прибылей в дорожную инфраструктуру (не говоря уже об инвестировании производства, сферы услуг) они аргументировали, как правило, необходимостью приберечь средства на тот случай, когда рухнет цена на нефть, и не менее важной, с их точки зрения, необходимостью скорейшего покрытия бюджетного дефицита, в том числе за счет снижения социальных расходов.
Конечно, в центре внимания остаются динамика мировых цен на нефть и образовавшийся дефицит бюджета. Мировая цена на нефть действительно понизилась, но далеко не рухнула. Что касается дефицита бюджета, то он небольшой в России, и существует практика успешного развития стран при бюджетном дефиците гораздо большем, чем у нас. Но российские неолибералы обходят эту реальность и продолжают гнуть свою линию.
В отношениях с неолибералами четко прослеживаются «красные линии», которые нельзя пересекать. Речь идет в первую очередь об отказе от сокращений социальных расходов, от расширения бюджетного финансирования образования, медицины, армии. Допуская увеличение списка предприятий, подлежащих приватизации, нельзя отказываться от государственной собственности на те объекты промышленности, которые крайне необходимы не только для безопасности, но и жизнедеятельности России.
Переходить «красную линию» нельзя также по вопросам необходимости государственного, а не рыночного управления в решении двух наиболее актуальных для сегодняшней России экономических задач: изменения структуры экономики и перевода ее на инновационные рельсы. Уже сегодня ясно, что сам рынок в России этих задач не решает. Пока, однако, активного государственного вмешательства в их решение не наблюдается.
Категорически несовместимо с необходимостью демократизировать наше общество и отождествление политической свободы с ограничением государственной власти. Такой позиции придержи-
ваются российские «правые». Необходимость перевода ряда государственных функций на общественный уровень очевидна. Но этот процесс не может и не должен ассоциироваться с ослаблением властных структур. Если такое произойдет, то процесс демократизации в нашей стране захлебнется, перерастая в неуправляемую стихию.
Не думаю, что В.В. Путин готов переступить эти ограничительные линии в угоду российским правым.
* * *
Вопрос: Как вы оцениваете события в Ливии и Сирии, а также феномен «арабской весны» в целом?
В Ливии нас просто обманули, попросили принять резолюцию Совета Безопасности ООН, необходимую якобы только для «закрытия неба», что необходимо для защиты мирного населения. Это было накануне продвижения войск Каддафи к Бенгази. Россия и Китай не наложили вето на эту резолюцию, а в результате — налеты натовской авиации, а как может выясниться, и участие спецназа (я имею в виду и британский, и французский спецназ) — все это было направлено на свержение режима. Сначала это отрицалось, потом было признано практически — ну, а что получилось из этого, все видели: хаос, отсутствие стабильности, то же, что в Ираке после американской операции. Мы в Сирии извлекли из этого уроки и придерживаемся (я говорю «мы», хоть и не имею прямого отношения к нашей политике) позиции, что дело сирийского народа — самому определиться с правящим режимом. Я, кстати говоря, не раз встречался с Башаром Асадом, беседовал с ним, — он далеко не самый агрессивный человек и политик.
Что происходит? Конечно, утверждать, что Асад непременно останется на своем посту, я бы не стал, но в то же время считаю, что мы проводили и проводим правильную политику. У нас нет никакой иной возможности действовать по-другому, поскольку в основе нашей политики лежит стремление к тому, чтобы сирийцы сами решили свои проблемы, без иностранного вмешательства — а оно, к сожалению, происходит. Да, не в такой форме, как было в Ливии, но в форме снабжения оружием повстанцев, переброски их из Турции и других стран.
Еще один аспект я бы хотел отметить: сейчас многие думают, почему Саудовская Аравия и Катар поддерживают оппозиционные силы и хотят свержения Асада? Видите ли, после американской операции в Ираке резко обострились отношения между суннитами и шиитами, двумя основными направлениями в исламе. В Ираке, где при Хусейне шииты не были адекватно представлены в руководящих органах, теперь сформировано шиитское правительство, в котором
не представлены сунниты. В этой связи государства с большинством суннитского населения, а это все арабские страны кроме Ирака и Бахрейна, опасаются образования «шиитского пояса» из Ирана, Ирака, Сирии и Ливана, где шиитское население показывает все большее стремление к власти. Сунниты, во что бы то ни стало, хотят выбить из этого пояса Сирию, отстранив от власти алавитское руководство, близкое шиитам. Вот такие происходят сейчас события.
Вопрос: На посту Министра иностранных дел России вы активно продвигали интеграционные идеи, в том числе «треугольник» сотрудничества Россия — Китай — Индия. Как Вы считаете, насколько эти планы были реализованы, каковы их возможные будущие перспективы?
Действительно, родилась идея такого сближения России, Китая, Индии. Думаю, все понимают — речь идет о сближении не ради создания военного союза, а ради сохранения стабильности в регионе, а может, и во всем мире.
Китай развивается бурно — вторая экономика в мире, которая, очевидно, через несколько лет будет первой. Индия... Уже многие не знают, что Индия — одно из самых передовых в технологическом плане государств. Нам очень важно иметь хорошие отношения с этими государствами. Важно отметить также, что когда провозглашалась идея треугольника, было ясно, что в таком вот треугольнике самая слабая сторона — это отношения между Индией и Китаем. Россия начала работать и над тем, чтобы отвести две страны от опасного рубежа. Консультации между тремя сторонами, включая первостепенной важности вопросы стабилизации положения и в регионе и в мире, продолжатся. Это ответ на Ваш вопрос.
Вопрос: Разрушит ли вступление в ВТО Российскую Федерацию?
Друзья мои, вначале я хочу сказать, что вступление в ВТО для России неизбежно. Извините, нельзя остаться полубеременной после того, как Россия открыла свою экономику, превратила ее в часть мировой. А будучи частью мирового хозяйства, она не может игнорировать организацию, через страны которой осуществляется 95% мировой торговли. Она не может игнорировать организацию, которая устанавливает правила игры на мировых рынках. Так что, вступление в ВТО было обязательным, и мало кто может сказать, что мы в наших условиях и в условиях глобальных процессов, которые происходят, должны возвращаться к изоляционизму.
В то же время, конечно, возникает много вопросов. Достаточно ли было сделано во время переговоров о вступлении? Я внимательно следил за этим процессом, и считаю, что сделано очень многое. 18
лет мы вели переговоры, 18 лет! Я попросил наших переговорщиков сделать для меня сравнение позиций наших оппонентов на момент начала переговоров и после их окончания. Это абсолютно разные позиции — мы добились очень многого. Не стану детализировать, но, поверьте, это так.
Многие считают, что вступление в ВТО положит конец всем нашим надеждам на развитие экономики, потому что мы не выдержим конкуренции. Но я хочу сказать, что Китай за 11 лет нахождения в ВТО в четыре раза увеличил внутренний валовый продукт и в семь раз увеличил внешнюю торговлю. Вот вам показатели того, что ВТО сама по себе не затрудняет подобный рывок.
Некоторые считают, что вступление ударит по отдельным нашим отраслям. Действительно, если понизятся таможенные пошлины (хотя у нас есть срок в 7 лет, 7 лет мы еще можем адаптироваться), тогда пострадают отдельные отрасли нашей промышленности. Угроза такая существует. И мы должны уже сейчас думать о том, каким путем ее преодолеть. Посмотрите, как у нас развивается экономика, я имею в виду главным образом частное предпринимательство — как правило, развитие идет за счет лоббирования своих интересов в руководстве страны. А где рост производительности труда? Где забота о сокращении издержек? Где стремление к конкуренции? Примеров подобных очень мало — нужно переходить на новую основу по многим позициям. И делать это нужно уже сейчас.
Вопрос: Как вы относитесь к приватизации в современной России?
Она неизбежна и будет развиваться. Но это не означает, что следует незамедлительно приватизировать важные для жизнедеятельности страны объекты. И думать о том, что это приведет к модернизации производства. Бесспорно, реиндустриализация на основе новой техники, на основе новых технологий нам нужна. Но может ли обеспечить ее главным образом широкая неотложная приватизация? Приведу пример. Когда я работал президентом Торгово-промышленной палаты России, к нам неоднократно обращались бизнесмены с требованием ставить вопрос об «обнулении» таможенных пошлин на ввоз высокотехнологичного оборудования, не производимого в нашей стране. В конце концов, нам пошли навстречу — просили ведь об этом не только ТПП, но и многие другие. Однако вскоре мы выяснили, что только 13% — на тот период, но, думаю, положение не изменилось и сегодня — ввозили оборудование сегодняшнего и завтрашнего дня. Остальные ввозили то, от чего уже избавлялись на Западе — это было, естественно, дешевле и даже лучше, чем у нас, но недостаточно, чтобы идти вровень с Западом. Поэтому остро стоит вопрос о вмешательстве государства в реин-
дустриализацию — особенно нужно модернизировать высокими темпами машиностроение.
Вопрос: Что бы Вы могли сказать о развитии российско-грузинских отношений?
Ничего не могу сказать. Хотел бы, чтобы они развивались, но многое зависит, конечно, от нынешнего грузинского руководства. Кстати, назначили там Зураба Абашидзе представителем для переговоров с нами. Он был послом у нас в Москве, знаю его хорошо. Он мне кажется очень порядочным человеком.
Вопрос: Способствует ли смена власти в Грузии решению территориального конфликта и улучшению отношений?
Я думаю, что под «территориальным конфликтом» имеется в виду Абхазия и Южная Осетия, но этот вопрос почти тупиковый. Нужно постараться решить сегодня многие другие проблемы. Что касается реформ нового правительства, то, безусловно, хуже Саакашвили ничего не будет. Так что новое правительство — это хорошо, конечно.
Вопрос: Не могли бы Вы дать совет по изучению арабского языка студентам первого курса?
Что могу сказать. Я сам себя ругаю за то, что, хотя и изучал арабский язык в Московском институте востоковедения, а потом 5 лет работал корреспондентом «Правды» в арабских странах, но знаю арабский язык далеко не идеально. Я считаю все эти годы потерянными для изучения арабского языка. Не теряйте времени.
Вопрос: В течение прошлого года мы наблюдали всплеск оппозиционных настроений. Как Вы думаете, какое будущее у несистемной оппозиции в России?
Ну, смотря, что Вы имеете в виду под «несистемной оппозицией». Те, кто вышел на Болотную площадь в Москве, состояли из различных групп и элементов. Да, там были люди, которые боролись за демократию еще в 90-х, но были и фашиствующие элементы. Там были люди, вышедшие с ксенофобскими лозунгами, были и провокаторы. Так что сплоченной несистемной оппозицией я бы это не называл.
Вопрос: К чему может привести миграционная политика в России?
Вы знаете, очень тяжелый вопрос. Экономически нам необходима иммиграция, необходима, но в то же время перед нами стоят трудно решаемые задачи. Возьмите Францию. Попытались ассими-
лировать мигрантов — не получилось, попытались на мультикуль-турной основе решить вопрос — не получилось. Я думаю, что, в общем, нам необходимы дифференциальные подходы — мигранты ведь зачастую являются русскоговорящими, имеют образование. Русскоговорящих мигрантов нужно привлекать, в первую очередь. Нужно, чтобы была целенаправленная политика в сфере миграции, чтобы не было недавно обнаруженных случаев, когда люди не находят достойных занятий и достойного места в жизни.
Вопрос: Каковы, на Ваш взгляд, перспективы Европейского союза в связи с греческими событиями?
Вы знаете, когда началась катавасия с кризисом ЕС, а он же начался раньше, чем кризис еврозоны как валютного пространства, мне довелось в Гамбурге беседовать с Гельмутом Шмидтом. Ему сейчас далеко за 90, но он мыслит очень трезво; он сказал, что происходящие события приведут к тому (и это более перспективный вариант), что несколько крупных стран ЕС объединятся и смогут навязывать свое мнение остальным или просто выделиться, проводя углубленную интеграцию, при формальном сохранении ЕС.
Посмотрите, сейчас действительно так и происходит — уже формируются институты, наднациональные структуры, которые должны будут воздействовать на бюджетную политику всего ЕС. Это уже ново. А как пойдет дальше — посмотрим, я не думаю, что Греция станет барьером для всей Европы. Будут ей помогать, искать какие-то формы, которые не приведут к ее исключению или выходу из ЕС.
Вопрос: Почему сегодня Вы разделили современных неолибералов и тех, что действовали в 90-е гг.? Ведь политика девяностых идеально соответствует идеалам неолиберализма.
Не совсем. Я разделил их потому, что неолибералы отличаются от псевдолибералов девяностых.
Вопрос: Как Вы считаете, является ли развитие сельского хозяйства в регионах России актуальным? Каким образом государство может этому поспособствовать?
Способствует сейчас и будет способствовать. Конечно, сельское хозяйство очень актуально — мы можем стать одним из главных экспортеров зерна и будем наращивать свои возможности. Кроме того, я против того, например, что нужно прекратить импорт продуктов питания и питаться продуктами только отечественными. Это, несомненно, ударит по качеству, как происходит при отсутствии конкуренции, но в то же самое время неправильно, когда больше
половины всех потребляемых населением продуктов приходит из-за рубежа.
Вопрос: Какие страны станут лидерами XXI в.?
Если говорить об экономике, то темпы роста Китая чрезвычайно высоки. Индия достаточно перспективна. Мы выделяем страны АТР — туда сейчас перемещается центр экономического развития, особенно когда в Европе происходят такие процессы. Все это свидетельствует об образовании многоцентристского мира с неравномерно развивающейся экономикой. Что касается политики, то у России существуют реальные перспективы быть в числе лидеров XXI в. Однако для этого следует приложить немалые усилия.
