CC BY
563
Мир как мое представление? Спор реализма и солипсизма
ГЕРХАРД ФОЛЛМЕР
В статье рассматривается проблема противостояния противоположных философских концепций реализма и солипсизма. В просто, доступной для студентов форме предлагаются самые разнообразные философские, научные и логические аргументы в пользу каждой из двух концепций.
Ключевые слова: реализм, солипсизм, онтология, теория познания.
Реалина и Одиноков изучают философию. Случайно повстречавшись, они заводят в разговор о действительности. Включим же диктофон, чтобы не упустить не одной существенной части беседы.
РЕАЛИНА
Признаешь ли ты существование мира вокруг тебя?
Ах, да ты солипсист!
Так вот откуда имя. Но не ощущаешь ли ты одиночества?
Но не противоречива ли твоя позиция? Ты ведь утверждаешь, будто ты единственный, и вот -беседуешь со мной.
Очень лестно! Хочешь сказать, что, в сущности, ты беседуешь сам с собой?
Спасибо, что подсластил пилюлю! Но разве мои вопросы и возражения не кажутся тебе неожиданными настолько, чтобы понял ты, наконец, что их автор вовсе не ты.
Так, ты даже и не знаешь, бодрствуешь ты или спишь?
Но ведь пробудившись, я, как следствие этого, все-таки прихожу к пониманию, что, по
меньшей мере, теперь, воспринимаю
реальность, а все прежнее - лишь мое
ОДИНОКОВ
Нет, не признаю. Я - единственное, что существует, а больше ничего и нет.
Ну, да, можно назвать и так. Solus ipse -единственно я сам.
Иногда... как помыслю о моем существовании. Обычно же веду себя так, будто и мир существует.
Почему же противоречива? Я все-таки один! И моя беседа с тобой - всего лишь мое представление.
Можно и так сказать. Но беседы эти меня ко многому побуждают.
Все твои возражения мне давно известны. Так что вряд ли ты меня ими удивишь. Но, бывает, конечно, и кое-что новенькое в том, что происходит. Но ведь и во сне иной раз происходят удивительные вещи, и все же все они - воображены мною.
Ну, а кому это точно известно? Неужели тебе?
И вовсе не так! И весь твой сон, и все твое последующее пробуждение, - все это один и тот же сон. Ты мнишь себя бодрствующей, а все еще, поистине, видишь сны. Ведь бывает же
воображение. И пусть во сне я не знаю, что вижу сны, но, по меньшей мере, впоследствии, способна осознать, что все было лишь сном. Но я же могу себя ущипнуть. Я переживаю разочарование, наталкиваюсь на препятствия, испытываю боль. Ну, разве это не указания на реальные события, управлять которым я не в силах? Но я могу спросить и других. так и в действительности. Ты это себе лишь представляешь. Всё - лишь воображение. А кошмары только тем и страшны, что увиденное во сне переживается как реальное. А ты не можешь спросить их во сне? Все подтвердят, что бодрствуешь, а ты тем временем спишь.
Это мне напоминает один глубокомысленный фильм. Там некоторые логические цепи большого компьютера запрограммированы так, что принимают и себя, и другие цепи за человеческих индивидов. И лишь компьютерным технологам известно, что эти цепи лишь воображают о своей человеческой экзистенции. Да, и это подозрение, в конечном итоге, полностью подтвердилось. Но если ты не знаешь даже и этого, как же можешь ты утверждать, что кроме тебя вовсе ничего и нет? Это означает, что помимо этого тебе ничего более не ведомо? Да знаю я этот фильм. Его поставил Райнер Вернер Фасбиндер. В конечном итоге и у компьютерных технологов закрадывается ужасное подозрение: не возможно ли такое, что и они тонко запрограммированные логические цепи некоторого суперкомпьютера и что их мир - это всего лишь «Мир вдоль цепи» (таково название фильма), замкнутых внутри некоторого мета-мира? Этот фильм в точности отражает именно нашу теоретико-познавательную ситуацию. Мы абсолютно ничего не знаем и не способны узнать о том, из какого числа снов и мета-снов нам следует пробудиться, чтобы оказаться, наконец, действительно бодрствующим. Тут ты права. Мне следовало бы выразиться точнее. Единственное, о существовании чего мне доподлинно известно, это мое сознание в данный момент. В остальном я агностик. Это значит, что я воздерживаюсь от высказываний о реальном, физическом, материальном существовании, ведь об этом мне ничего не известно. Напротив же, то, как это выглядит в моем воображаемом мире, об этом я знаю довольно.
Но если только я правильно тебя поняла, я буду вынуждена даже и подкорректировать твою позицию, и ниспровергнуть твои познавательные амбиции: без нашего диалога вряд ли ты когда-нибудь дошел до вышевысказанной мысли. Не достаточное ли это доказательство того, что помимо тебя есть и еще кое-что в этом мире? Но не значит ли это, что мысли твои, пусть и отчасти, должны в этом случае испытывать влияние некоторой - внешней к твоему Тут я тебя разочарую. Все это лишь показывает, что мое сознание, мое мышление берут такие повороты, о которых я прежде и догадаться не мог, или, во всяком случае, которых я прежде никак не мог ожидать. Над моими собственными представлениями нет у меня никакого абсолютного контроля, и не всегда я способен предусмотреть все. Может и так, но не обязательно. Цепи моих мыслей могли бы следовать исключительно внутренним закономерностям, о которых бы я
сознанию - инстанции? А то и управляться, и даже контролироваться ею? Тут у меня закралось одно подозрение. Не хочешь ли ты этим сказать, что и произведения Платона, Бетховена и Эйнштейна, которые ты читал, слушал или учил, возможно, и созданы тобой самим? Но это же ведь чистая мания величия! Боюсь, что с точки зрения логики - ничего. Но разве ты сверхчеловек, существо с супермозгом? И кстати - где вообще укрылось твое сознание: в сердце, в мозге, в диафрагме? узнавал лишь задним число; мысли эти могли бы, наконец, возникать и чисто случайно - даже и тогда, когда мне они представали бы как в высшей степени упорядоченные. А разве есть у тебя свидетельства против того, что и труды великих мастеров суть мои представления? Мания величия не противоречит логике. В конечном счете, и в твоем мире - и к слову сказать, в моем тоже - достаточно подобных примеров. Стоит лишь оглянуться. Но что стоят одни лишь упреки - без доказательств! Так что же свидетельствует против? Хочешь подтолкнуть меня на скользкую дорожку? Не выйдет у тебя ничего. Последовательному солипсисту ничего не ведомо о существовании его тела. Я даже не знаю, существуют ли в действительности мои руки и ноги, или я их всего лишь воображаю.
Скажи, а что делаешь ты, когда ощущаешь боль? Разве боль не есть нечто в высшей степени реальное? Так, речь идет о своего рода фантомной боли? Как если бы у безногого заболел мизинец, пусть он и отлично знает, что у него его больше нет? Ну, а зачем в этом случае вообще идти к врачу? До, но не к специалисту по ногам, а к психоневрологу. Не сходить ли и тебе к нему? Иду к врачу, если пользоваться твоим языком. Но и боли, и врачи - все это, безусловно, лишь мои представления. В некотором смысле так. Да затем, что в моем представлении лишь мой воображаемый врач способен устранить мою воображаемую боль. Ведь и безногий в случае боли отправляется к врачу. Предположим, ты задала этот вопрос серьезно. Если (в моем представлении) мне причиняет боль моя нога, то (в моем представлении) я иду к специалисту по ногам; если (в моем представлении) речь идет всего лишь о фантомной боли, то и направляюсь я к психоневрологу.
Что-то сложновато! А если врач и сам окажется солипсистом, захочет ли он тебе вообще в этом случае тебе помогать? Да и сможет ли? Но представляем ли мы тогда явным образом различенные точки зрения? Насколько я понимаю, ты так ничего до сих пор и не осознала. Повседневное поведение солипсиста ни в чем не отличается от поведения реалиста. Исключительно на уровне рефлексии, т. е. если речь идет об истолковании мира, наших переживаний и нашего поведения. В повседневной же жизни этого различия никак
Но ведь реалист мотивирован познавать и даже изменять этот мир, в существовании которого он убежден, в то время как у солипсиста нет для этого никаких резонов.
Я это понимаю, но здесь мне важна мотивация. Есть ли вообще у тебя желание изучать это мир?
Но ведь и речевое поведение, в конечном счете, относится к поведению. И как видно по нам с тобою, мы выносим различные суждения и используем различные аргументы.
Постепенно и у меня возникает такое впечатление. Правда, у меня оно вызывает сожаление.
Да и по Карлу Попперу, есть «величайший скандал для философии, что в то время как вся природа вокруг нас - да и не только она -разрушается, философы продолжают вести -иногда разумную, иногда нет - речь о том, существует ли мир!»2.
Это верно. Особенно если подобно тебе закрываться от всех аргументов...
Но как, по-твоему, вообще должен был бы звучать необходимый аргумент?
невозможно обнаружить.
Отнюдь. Солипсист как раз и изучает то, как устроен этот его воображаемый мир. И способен попытаться внести в этот представленный им мир свои изменения. С внешней же точки зрения, ты не заметишь в его поведении никаких отличий.
Этот воображенный мною мир мне, конечно же, столь же любопытен, как и тебе - твой якобы реальный. Или ты обнаруживаешь различия в наших поведениях?
Мы, естественно, репрезентируем различные понимания и, выражая эти взгляды, неизбежно приходим и к различному поведению. Но эта противоположность наших воззрений распространяется исключительно на те обстоятельства, которые, строго говоря, вообще не допускают проверки. Поэтому тебе и не удается принудить меня изменить мое убеждение.
И ты такая не одна. И Иммануил Кант полагал в «Критике чистого разума», будто «нельзя не признать скандалом для философии и общечеловеческого разума необходимость принимать лишь на веру существование вещей вне нас (от которых мы ведь получаем весь материал знания даже для нашего внутреннего чувства) и невозможность противопоставить какое бы то ни было удовлетворительное доказательство этого существования, если бы кто-то вздумал подвергнуть его сомнению»1.
Что ж, скандалы-то иногда случаются. Но, быть может, это даже удача для философии: ведь и тем больше привлечет она к себе внимания, чем больше она наскандалит. Но обозначая что-то как скандал, она, конечно же, не открывает этим путей его опровержения и устранения.
Никогда я так не поступаю. Необходимым аргументам я всегда готов подчиниться. Но ты как раз и не предложила ни одного необходимого аргумента.
Необходимым, к примеру, является логическое доказательство. Но ведь одна лишь логика, естественно, ничего не утверждает ни о существовании мира, ни о субъектах с сознанием.
1 И. Кант. Критика чистого разума // И. Кант. Собрание сочинений в 8 томах. Т.3. М., 1994. С. 36. B XXXIX.
2 Karl R. Popper. Objektive Erkenntnis. Ein evolutionärer Entwurf. Hamburg, 1973. S. 44.
На логическое доказательство я даже и не надеюсь. Но разве нет иных возможностей аргументировать в пользу реализма? Может, и нет. Но как насчет того, что реализм нельзя было бы даже и оспорить, если его существование не предпослать предварительно его обсуждению? Аристотель назвал это эленктическим аргументом. Но ты же не можешь осмысленно утверждать, что не существует вообще ничего. Ведь если все есть лишь представление, то должен же все-таки существовать кто-либо, кто все это представляет. Что ты имеешь в виду? Ты нашла необходимое доказательство? Очевидно, что я способен оспаривать или сомневаться в реализме, не предполагая изначально его существования, просто благодаря тому, что считаю возможным, что все есть мое воображение. Для этого мне не требуется реализм. Вовсе я не утверждал, что не существует вообще ничего. Это и действительно было бы противоречивым утверждением. Я, напротив, утверждаю, что помимо моего сознания в данный момент, моего мгновенного Я с его представлениями и убеждениями, ничего больше и не требуется. Мое теперешнее Я есть, безусловно, инстанция, отрицать которую я не могу, не впадая в противоречие.
Естественно, не можешь. Но этого мне все-таки мало. И ты так настаиваешь на этом «теперь». Не означает ли это фактически, что когда-то прежде, вчера или десять лет назад, вообще ничего еще и не существовало? Но ты же все-таки определенно еще помнишь о событиях из твоего прошлого. Ты напоминаешь мне Филиппа Генри Госсе -теолога девятнадцатого столетия. Как и большинство теологов его эпохи, он все еще не отказывался от буквального истолкования истории творения. Верно. И с тем, чтобы привести находки в созвучие с Библией, он сформулировал утверждения, что Бог-де создал мир сразу со всеми его геологическим напластованиями, ископаемыми, археологическими следами, документами, воспоминаниями etc., - так, как этот мир и открывается нам. Творение поэтому вполне могло бы состояться и 6000 лет назад. Правда, с такой же вероятностью оно могло бы состояться и в 1857 году, когда была опубликована его рукопись3. Этого утверждать я не могу. Ты и сама ведь уже привлекала мое внимание к тому, что в моих утверждениях о не-существовании мне не стоит заходить слишком далеко. О прошлом, да и даже о моем прошлом, я не могу утверждать ничего определенного. Я лишь верю, в то, что я об этом помню. Но как знать, быть может, и мои воспоминания возникли только что, так что я лишь переживаю ощущения, как будто уже живу годы и десятилетия. Но тут ему пришлось столкнуться с геологическими и палеонтологическими находками, датирования которых приводило его к затруднениям. Да, это кажется сумасшествием, но, очевидно, не может быть опровергнуто. Может, мне стоило бы у него кое-чему поучиться. Ведь он как раз и осознает, что достоверное знание прошлого невозможно. Так и я не знаю своего прошлого.
А как насчет твоего будущего? Его и подавно. Но в этом-то мы как раз и не
3 Philip Henry Gosse. Omphalos. L., 1857. P. 122-125, 345-353, 369.
Да-да, mors certa, hora incerta. Самое определённое в жизни - это смерть, а самое неопределённое - её час. Хотя это и не совсем так. Ведь то, что нас не будет через 200 лет, -это известно с высокой достоверностью. отличаемся друг от друга. Ведь и ты не способна знать, останешься ли ты живой через десять лет, десять дней, десять секунд. Согласен. То, что мы смертны и не дотянем до возраста в 200 лет, - это все равно, что закон природы.
Минутку! Ты ли это говоришь о законах природы? Но разве природа и законы природы не относятся к внешнему миру, о котором ты ничего не решаешься утверждать? Разве законы природы, по всеобщему убеждению, это не регулярности в поведении реальных систем? Реальных систем, прошу заметить. Как же ты, солипсист, может вообще говорить о законах природы? Но если и эти регулярности суть представления и только, почему же ты не способен ими распоряжаться, как ты это делаешь со своими фантазиями. Почему тебе не представить, что все вещи оказались невесомыми или падали бы вертикально вверх? И все-таки, что случится, если ты вообразишь, будто вещи - вопреки всякому опыту и против всех физических законов - вдруг потеряли вес? В твоем языке выражение «законы природы» относится к внешнему миру. В моем же - они являются закономерностями в поведении систем, существующими в моем воображении, но которыми я не могу произвольно распоряжаться. И ничего я не имею против того, чтобы называть их «законами природы». Я это могу себе вообразить так же хорошо, как и ты. Или, вернее будет сказать, - так же плохо. Однако мои представления сильно отличаются друг от друга: некоторыми я способен управлять произвольно; другими - лишь с большими усилиями и зачастую с умеренным успехом; в свою очередь, третьи вообще не поддаются моему воздействию. Некоторые из последних и выказывают регулярности, которые я - подобно тебе - называю «законами природы». Я почувствую себя так же, как и ты: те же ощущения, которые может переживать астронавт. Но помимо этого у меня ведь есть еще много других чувств и представлений, в соответствии с которыми окружающие меня вещи и мое собственное тело все-таки обладают весом, или по видимости им обладают. Эти переживания гораздо более отчетливы; и прежде всего, потому что я не способен им воспрепятствовать или же произвольно их изменить. К сожалению, даже и я не могу просто взять и одной своей мыслью пересилить боль.
Мне не послышалось? Ты говоришь о своем теле? И разве ты не утверждал, что тебе ничего неизвестно о существовании твоего тела? И разве не ты только что мне объяснял, что возможно и нет ничего, кроме одного - твоего сознания в данный момент? Как же ты снова вдруг заговорил о каком-то теле? Ты ведь уже знаешь: я могу использовать эту манеру речи, при этом никак не основываясь на реалистическом ее истолковании. При желании я вместо моего тела, естественно, мог бы говорить и о комплексе представлений, который в вашем реалистическом языке носит название «тела». Но это было бы чрезмерно обстоятельно.
Итак, ты признаешь, что реалистическое истолкование является более простым?
Ну, и пожалуйста! Если ты не хочешь больше со мной говорить.
Тут я сомневаюсь. Могут ли вообще для такого солипсиста, как ты, существовать несколько солипсистов.
Я полагала, ты - один в целом мире.
До сих пор, кроме тебя, мне еще никто не встречался. Ты - первый.
Но все же, если тебе повстречается еще один солипсист, не должны ли вы тогда осознать, что оба вы заблуждаетесь?
Ах, да. Для тебя ведь и я - всего лишь образование твоей фантазии.
О, да мне даже и повезло с тобой!
Нет, я вовсе этого не утверждал. С онтологической точки зрения реализм даже сопряжен со значительно большими издержками, нежели солипсизм. Ведь реалист вынужден еще и как-то «меблировать» мир, в то время как солипсист не притязает ни на что, кроме собственного, одномоментного ему сознания. Но беседа с реалистами для него оказывается просто безумно обременительной, когда во всяком понятии ему приходится исключать его реалистическое истолкование.
Ах, Реалина! Я всего лишь сказал, что солипсисту несладко приходится среди вас, реалистов. Но так же плохо пришлось бы и какой-нибудь реалистке, окажись она среди чистых солипсистов: но чтобы избежать
недоразумений, пусть она во всяком понятии прибавляет, что употребляет последнее - в отличие от ее собеседников - с притязанием на реализм. Напротив, в своей собственной среде солипсисты совершенно легко находят понимание.
Почему нет?
Может быть, так и есть. Но ведь в моем представлении, естественно, могут жить бесконечно большое число людей, которые, в свою очередь, могут полагать себя единственными в мире.
Признаюсь, что и я до сих пор не встретил такого второго, даже и в моем представлении.
Ты, Реалина, рассуждаешь уж чрезмерно реалистически. Один солипсист естественным образом принимает любого другого за свое субъективно-приватное представление, -
впрочем, как и все остальные встречающиеся ему фигуры.
Возможно, это так на моем языке. Но, может быть, тебя успокоит то, что ты относишься к тем особенно четким комплексам представлений, которым я не способен воспрепятствовать и которые не могу произвольно изменить. И к слову сказать, совсем к этому и не стремлюсь.
Нет, как раз и нет. Я же ведь говорил, что даже если бы и захотел, не смог бы этого совершить. Если использовать твой реалистический язык,
то ты и для меня - личность, субъект, пространственно-временная система с собственным сознанием.
Чувствую себя ужасно польщенной. Но разве не должны именно эти различия в отчетливости и силе воздействия побудить тебя задуматься? Не свидетельствуют ли эти различия все-таки в пользу реализма? Как же, конечно. Стоит мне только подумать о моих снах! Могу тебе прямо сейчас о них и рассказать! Давай не отвлекаться от темы. Но речь-то идет не о «праве». Если ты и попадаешь в мои сны, то очевидно на совсем ином уровне, нежели тот, на котором я оказываюсь в твоих. Я принадлежу к твоим представлениям, когда ты - в твоей терминологии - бодрствуешь. К моим же представлениям в виде сна ты принадлежишь, когда я сплю. В данный же момент, напротив, ты для меня в высшей степени реален, я же для тебя - как раз нет. Я так и знала, что мы отклонимся от темы. И да, и нет. Если бы я был реалистом, то эти различия я этим бы и объяснил. Но меня они не способны принудить отказаться от солипсизма. Да и у тебя самой разве нет представлений самого разнообразного рода? Даже очень охотно пораспрашивал бы я тебя о твоих снах. Попадаю ли я в твои сны? Уверена ли ты? Ведь, в конечном итоге, и ты часть моих представлений. Почему же и я не имею права сыграть в твоих снах пусть даже незначительную рольку? Почему же так? Тут ты права. Я должен был тебе сознаться, что и я уже видел тебя во сне. Выходит, что ты на обоих уровнях оказываешься частью моих представлений. И я бы дорого дал за то, чтобы и я являлся бы тебе на двух этих уровнях. Ну, хорошо. В таком случае жду твоих дальнейших аргументов.
Утверждаешь ли ты, что мы с тобой обладаем различными видами представлений? Да-да, мне это известно. Но как же ты тогда объясняешь себе в особенности эту их неподконтрольность? У меня, как у реалистки, объяснение самое простое: некоторые переживания и представления неподконтрольны, поскольку они как раз и обусловлены внешним миром и именно потому, что этот внешний мир находится вне нашего произвольного контроля. В сущности, наши представления одинаковы или, по крайней мере, аналогичны. Но в том, что касается меня, добавляется собственно лишь еще один класс представлений, а именно, такие, которые я не могу контролировать, и такие, которые ты называешь реальными. То, что для тебя является реальным, мне это лишь представляется. Как я их себе объясняю? Да, в общем, никак. Не имею и представления. Они просто существуют. Есть ли у тебя объяснение? Я понимаю. Это и действительно есть простое и убедительное объяснение., но для реалистки. Я же, как солипсист, не могу, конечно же, им воспользоваться, и даже не знаю, чем бы я мог его заменить.
Не значит ли это, что реализм и в твоих глазах способен объяснить больше, нежели солипсизм?
Ты серьезно это утверждаешь?
Все-таки объяснительная ценность - это важное свойство, которого мы, опираясь на веские основания, непременно требуем от теорий в опытных науках.
Нет, безусловно. Это философские основания, онтологические позиции, метафизические направления. Но ведь и здесь важную роль играет объяснительная ценность.
Зафиксируем себе следующее: реализм
способен объяснить больше, чем солипсизм. И это очень важный аргумент.
Я полагаю, не стоит искать мне здесь необходимые аргументы. Возможно, все что я могу предложить, - это хорошие аргументы.
У Хайнца фон Ферстера я обнаружила еще один интересный аргумент.
Да, это так. Но им не нравится быть солипсистами.
Их мотивы мне не известны. Но солипсизм они (впрочем, как и я) рассматривают как «короткое замыкание» в философии.
Хайнц фон Ферстер ссылается на принцип относительности. В соответствии с ним «некоторая гипотеза должна быть отклонена, если применительно к двум случаям она
выбирает лишь один из них, а не касается
одновременно обоих [...]; так, моя
солипсистская позиция не может быть
обоснована, если я вынужден изобретать еще
- 4
одно автономное существо наряду со мной» .
Да, с этим я вынужден согласиться. Если бы речь шла только об объяснении, я был бы уже реалистом.
Очень серьезно. Но разве достаточно лишь объяснительных преимуществ?
Да, но разве реализм и солипсизм можно назвать теориями опытных наук?
Пожалуй - некоторую роль. Но необходимым аргументом не является и объяснительная ценность. Ведь и реалисты не способны, конечно же, объяснить все. Все случайное, контингентное, сложное, возникновение мира, в конце концов, - многое из этого остается необъясненным.
Да, важный, ни никак не обязывающий.
Хорошо, что здесь мы с тобой едины. И мы также знаем, что мы понимаем под хорошими аргументами. И поэтому я с нетерпением ожидаю твоих дальнейших доводов.
У кибернетика? Но ведь он - радикальный конструктивист. Разве они не антиреалисты?
Почему же не нравится? Не вижу в солипсизме ничего дурного.
И как же они его опровергают?
Этот принцип относительности мне неизвестен. Мне, правда, пришло в голову, что я, как солипсист, не могу утверждать, что наряду со мной мог бы существовать и еще один солипсист, не говоря уже о нескольких. Впрочем, как и реалистка или иное автономное существо. Безусловно, я не могу одновременно утверждать и то, что существую только я, и в тоже время - не только я. Но кто способен производить такие утверждения?
4 Heinz von Foerster. Das Konstruieren einer Wirklichkeit // Paul Watzlawick (Hrsg.). Die erfundene Wirklichkeit. München, 1981. P. 39-60.
К сожалению, Хайнц фон Ферстер не дал имени этому авторитетному лицу. Но он приложил забавное
изображение. Оно показывает нам некого господина в котелке. В мире его
представлений - что изображен в внутри его головы -присутствуют фигуры, среди которых мы видим и таких, которые, в свою очередь, представляют себе этого господина в котелке.
Но что это показывает? Если господин в котелке является солипсистом, то для него было бы вполне естественным представление людей,
представляющих его самого. Но в то время как все эти люди обязаны своим
существованием ему, он этим людям, напротив, ни в коей мере не обязан.
Да, фон Ферстер в качестве дополнения использует нечто, вроде аргумента симметрии: если я себе самому приписываю реальность, то и другим я должен разрешить такого рода приписывание.
Да и фон Ферстер признает, что его принцип не является обязательным. Но допускает свой свободный выбор.
Как раз потому, что ты ведь утверждаешь существование твоего собственного Я, но не своего собственного тела. Признавая другие субъекты, ты еще не продвигаешься достаточно далеко, чтобы признать и материальные тела.
Ну, если я существую исключительно в твоем воображении, тогда и мне будет позволительно допустить, что ты существуешь
исключительно в моем. Но воображающее должно быть, по меньшей мере, столь же реальным, сколь и воображаемое.
Следовательно, и мое сознание должно быть столь же реальным, что и твое. И если ты полагаешь себя реально существующим, разве не должен ты признать и мое существование?
Как ты знаешь, я разделяю многие принципы симметрии. Но почему же должен я признавать непременно данный принцип? Крошечный господин в котелке, безусловно, не является одновременно тем же самым, что и его больший собрат, но есть лишь представление его представления. И когда ты обо мне размышляешь или видишь меня во сне, на что я все еще очень надеюсь, то речь идет о некоей идее, которую сформировало одно из моих представлений.
Ну, послушай же! Если я выбрал бы этот принцип, то я мог бы тогда сразу выбрать и реализм. Почему мне следует признавать реальными другие лица, но не остальной мир?
И все-таки дальше, чем это вытекает из моей позиции. То, что я существую, мне известно, а то, существуют ли еще и другие лица, - этого я не знаю. Не исключено, что они лишь мне представляются.
Никто не может тебе воспрепятствовать в этом предположении, - если только ты существуешь! Но что заставит меня предположить, что ты действительно существуешь? Для меня мое сознание является реальным, твое же - далеко не безусловно, не говоря уже о твоих представлениях. Поэтому-то мое сознание не идентично тому, что ты себе представляешь из его содержаний; или, говоря точнее, тому, что я себе представляю, что ты себе о нем представляешь из его содержаний. Ведь мое сознание вовсе не стоит на одной ступени с тем, что ты себе представляешь о содержании
Но если я думаю о тебе именно так? Разве это не является столь же возможной установкой?
Согласна. И я не откажусь так быстро от своих попыток освободить тебя от твоего безумного солипсизма.
Вовсе нет; собственно ты кажешься мне довольно милым. Но твой солипсизм мне представляется действительно безумным.
Что значит быть терпимой? По мне, так пусть все солипсисты свободно носятся по свету.
Но сам солипсизм настолько пуст, что я и называю его безумным.
И все-таки я считаю солипсизм безумием. Даже Шопенгауэр, для которого и целый мир в первую очередь являлся представлением, полагал, во всяком случае, что серьезно убежденных в солипсизме можно было бы обнаружить лишь в сумасшедшем доме5.
Убедительным аргументом, как он признается и сам, он не обладает. Солипсизм, который он называет теоретическим эгоизмом, является-де непреступной пограничной крепостью.
Но он говорит и «сумасшедший дом»
Что же еще - психиатрическую лечебницу, палату для умалишенных, конечно же.
Об этом ты уже должен спросить Шопенгауэра Во всяком случае, его, безусловно, бесконечно бы поразила встреча с реально существующим солипсистом.
Хм. Умалишенный есть тот, кто явным образом выражает взгляды, отличные от тех, что разделяются большинством других людей. А большинство людей суть реалисты.
моего сознания.
Мне ясно, что все эти точки зрения допускают свободный выбор, в той мере в какой они остаются внутренне непротиворечивыми. Но ведь мы не ведем речь о том, может ли существовать непротиворечиво некоторый реалист, но о том, можно ли с помощью аргументов убедить такого солипсиста как я отказаться от своей точки зрения.
Почему же безумного? Находишь ли ты и меня безумным?
Спасибо!!! Но что у тебя есть против солипсизма? Ты считаешь себя толерантной, но не хочешь быть терпимой к солипсизму?
Спасибо!!!
Но я ведь не требую от тебя превращения в солипсистку. И кстати, в качестве солипсиста я чувствую себя весьма комфортно. Хотя никакие чувства, безусловно - ни твои, ни мои - не являются в конечном итоге никакими аргументами.
И как же он его опровергает?
Видишь? Он говорит: «непреступной».
Что же он имеет в виду?
Что ж, он и меня отправил бы в эту палату?
Что ж, я и тебе представляюсь умалишенным?
А ты, безусловно, нормальная? И поскольку вы достигли столь прекрасного согласия, безумным оказываюсь именно я. Но ведь истина не достигается путем голосования. Кто
5 А. Шопенгауэр. Мир как воля и представление // Собр. соч. в 4-х томах. Т.1. М., 1992. (Книга Вторая, § 19)
А ты - единственный нормальный и обладаешь истиной!
Но даже если бы мы все стали солипсистами, то ведь лишь один из нас был бы прав. В конечном счете, не может быть даже и двух солипсистов.
Кроме того, мы ведь, если ты прав, - в любом случае всего лишь твои представления. Поэтому нам можно не бояться и нашего общего безумия. Но тогда твои представления не просто ошибочны, они еще и безумны. И как тебе это нравится?
Слабое утешение! Ты в таком случае не только одаренный художник, ученый, основатель религий и полководец. Ты и прародитель всех душевнобольных, террора, тирании. У тебя не просто мания величия; ты должен ответить и за все страдания в мире, ведь именно ты их и выдумал.
Как ты думаешь, почему у нас так мало солипсистов?
Обезьяний? Но шутки в сторону: если ты солипсист, то почему в твоем воображаемом мире встречаются почти исключительно реалисты?
Ты прав. Я полагаю, что разные позиции, в свою очередь, обуславливают и разную степень жизнеспособности, и что солипсисты в этом не особенно хорошо продвинулись.
И то, и другое.
Как давно ты уже солипсист?
А прежде?
Всякий начинает как наивный реалист. Но однажды превращается в критического или же в гипотетического реалиста.
знает, может быть, именно вы все как раз и заблуждаетесь. Может вы и есть сумасшедшие?
Почему же нет? Первый человек, кто убедился, что Земля является не диском, а сферой, был единственным, кто узнал истину. И все остальные считали его безумцем. Но прав-то был он.
Это так. Лишь один может быть представлением другого, а не наоборот. Но об этом мы уже рассуждали.
Должен признать, что мне это не нравится. Ведь в этом случае именно Я есть начало всех этих заблуждений, так сказать, прародитель всех безумцев. Но как бы то ни было, мы не можем сами выбирать свои кошмары.
С этим-то я смогу смириться. Ни то, ни другое сильно меня не беспокоит, хотя об этом я еще и не размышлял. Может быть, одним мне удастся компенсировать другое? Во всяком случае, я не намерен перекладывать ответственность на других.
Откуда мне знать. Возможно, для этого требуется особого уровня интеллект.
Снова требуешь объяснений, и снова я их не нахожу. Однако я почти уверен: как у
реалистки, у тебя вновь найдется какой-нибудь милый ответ. Не так ли?
Подразумеваешь повседневную жизнь или науку?
Полагаешь, я не жизнеспособен? Как ты пришла к такому выводу?
Не особенно и давно, собственно, только начиная с последнего семестра, после того, как прослушал лекции по социальной эпистемологии.
До этого я вообще не размышлял серьезно над этими вопросами. Предположительно, я был наивным реалистом. А ты?
Кроме меня.
Что-то пошло не так в твоем развитии.
Тут ты прав. Этого не требуется. И если ты недавний солипсист, то, может быть, на тебя это еще не оказало чрезмерных воздействий.
Возможно, перед нашим разговором, чего-то такого я и ожидала. Теперь же я поняла, что твое поведение в этой связи от поведения реалиста существенно ничем не отличается.
Как хочешь. Я, однако, не думаю, что тебе стоит это делать. Чтобы ты не делал, все будет лишь воображаемым.
Боюсь, что тебе придется столкнуться с социальным неприятием.
Ну, кто захочет общаться с солипсистом?
Только потому, что изучаем философию. А философия, как ты знаешь, есть мышление про запас. Исследуются ведь и экстремальные позиции, пусть даже никто их и не защищает.
Я поправлю себя: даже если почти никто их не защищает. Но даже если и вообще никто бы эту позицию не представлял, мы бы все равно имели право ее изучить.
Экстремальные позиции суть своего рода мысленные эксперименты: они выражены
отчетливее, прозрачнее, чем большинство иных позиций, которые находят себе фактических сторонников. Они помогают многому научиться. Но для повседневной жизни они малопригодны. Подумай, что произойдет, если какому-нибудь пассажиру трамвая ты расскажешь том, что его не существует?
Пассажиру трамвая это безразлично. Расскажи ему еще, что тебе неизвестно, есть ли он вообще!
Как хочешь. Тогда следующий раз, как и предсказывает Шопенгауэр, я навещу тебя в психлечебнице.
Конечно, ты во всем можешь вести себя так, словно ты реалист. Но ведь это было бы нечестно, и предположительно, эту нечестность можно было бы в тебе как-то подметить.
Пожалуйста, давай без аргументов ad personam.
А каких воздействий ты ожидаешь? Меня переедет автомобиль, поскольку я полагаю его нереальным? Или я упаду с крыши, вообразив себя невесомым?
Значит, я могу вообразить себя достаточно убедительным для тебя?
Это - однозначно двузначное - замечание я бы хотел пропустить мимо ушей. Я рад уже и тому, что ты хотя бы отчасти начинаешь меня понимать. Но объясни, почему же мне свойственна меньшая жизнеспособность в сравнении с реалистами?
Что ты имеешь в виду?
Но с тобой-то мы беседуем?
Разве я - никто?
И к чему хорошему это должно приводить?
Но ведь подобного я вовсе и не утверждал! Как последовательный солипсист вопрос о его реальном существовании я всего лишь оставляю открытом.
Обязательно как-нибудь попытаюсь.
Может, ты и права. Но ведь о своей позиции я могу никому не рассказывать.
Но что же остается делать убежденному солипсисту?
Я не собираюсь тебе подсказывать. Я лишь стремлюсь прояснить тебе то, куда мог бы привести тебя твой солипсизм. Отказалась бы от солипсизма. И может быть, мне еще удастся тебе в этом помочь. К счастью, есть и другие аргументы. Скорее, твою досаду. Признаю, что перечисленных тобой следствий следует со всей серьезностью опасаться, и я желал бы их избежать. Но что бы ты сделала на моем месте? Очень любопытно было бы послушать. Итак, я продолжаю выдерживать твою осаду. Осаду, а не досаду! Раз ты же стремишься завладеть крепостью, для этого тебе следует начать ее осаду.
Рене Декарт, к примеру, полагал, что сформулировал необходимый аргумент. Действительно, не выводит. Но то, что в своем сознании он обнаруживает идею бесконечного существа, доказывает для него, что подобное бесконечное существо, которое он затем называет богом, существует в ^ 6 действительности . И истинность бога гарантирует Декарту, что все, что ему представляется ясным и отчетливым, должно быть и истинным. Но таковым является и существование внешнего мира. Имеешь в виду «Cogito, ergo sum»? Но один этот аргумент еще не выводит за пределы солипсизма. Да-да, я знаю, что это еще называют психологическим доказательством бытия бога. Не хочешь ли ты меня уверить, что ход размышлений Декарта тебя убеждает? То, что мы, конечные существа, были бы не способными изобрести и сформулировать идею чего-то бесконечного исходя из нас самих - это просто неверно. Для этого нам достаточно довести идею увеличения чего-либо до идеи бесконечного. И почему некое бесконечно Великое существо должно быть еще и бесконечно Благим? Да и то, что подобному бесконечному существу, пусть даже и необходимо существующему, нужно заботиться о достоверности нашего познания, никак не обосновывается. Ведь и в том, что предстает моему взору ясным и отчетливым, я мог бы ошибаться.
Да-да, Кант показал необоснованность всех этих доказательств бытия бога. Но ведь и сам он затем доказывает существование внешнего мира7. Кант полагает, что все наши представления нуждаются в некоей вечной инстанции, которая могла бы находиться лишь вне нашего сознания. Он пытается это доказать. Но это его доказательство никто не принял. Во-первых, оно едва ли доступно пониманию и, во-вторых, оно непоследовательно. Он это утверждает, хотя это и ложно. Достаточно пережить более быстрые и более медленные изменения, чтобы благодаря одному этому получить представление о скорости, которое, в свою очередь, затем можно экстраполировать, формируя идеи нулевой
6 Декарт Р. Рассуждения о методе // Декарт Р. Сочинения в 2 т. Т.1.М., 1989.
7 И. Кант. Указ. соч. С. 220-223. B 274-279.
Значит, Кант тебя не убеждает?
Тут у меня снова закрадываются подозрения: не возможно ли, что и ты есть лишь некая логическая цепь в гигантском компьютере и что ты лишь вообразил себе, будто обладаешь сознанием или являешься им?
На это не способно, пожалуй, ни одно Я. Но разве это аргумент против подобной возможности? Разве не ты только что мне объяснил, что-де представимость и не-представимость еще не дают нам в руки никаких аргументов?
Из этого, пожалуй, вытекает, что ординарный солипсизм - твой личный солипсизм - это еще не самая скромная позиция, которую допускает мышление. Тот, кто действительно стремился бы к крайней степени скромности в вопросе своего существования, тот не будет настаивать даже и на солипсизме; он даже и себя самого мысленно устранит в пользу неизвестной инстанции, программирующей его Я.
Но и эта инстанции, в свою очередь, не способна удостовериться в своем собственном существовании. И кто лучше нее знает, как программировать логические цепи так, чтобы они себе воображали, будто обладают осознанным существованием. Ее-то и будут грызть самые мучительные сомнения.
Ах! Вдруг, ты стал признавать даже моральные аргументы. Но тебе как солипсисту всякая
скорости, остановки, вечного.
Совсем не убеждает. Я полагаю, что он совершает ту же самую ошибку, что и Декарт. Мои трудности в тех или иных представлениях вовсе не означают, что того или иного не существует. И тем более верно
противоположное: то, что я способен себе представить, не должно обязательно существовать и в реальности. Как солипсист я могу напредставлять себе очень многое, даже и вещи, которые ты полагаешь реальными. Но это, очевидно, не принуждает меня полагать эти вещи фактически реальными.
Проклятый аргумент! Тут ты снова права. Возможно, я есть всего лишь симулятивное Я. Кто-то или что-то запрограммировали меня и запустили. Ужасная мысль! Но ведь это непредставимо: я просто не могу себе
представить, что меня не существует!
Да, действительно. Представить я этого не могу. Но это, тем не менее, не делает мое несуществование невозможным. Итак, во мне оказывается даже меньше содержания, чем я думал. Правда, в мире зато оказывается больше, чем я был готов прежде признать: тогда должна наличествовать инстанция, способная симулировать мое Я. С онтологической точки зрения, однако, это оказывается гораздо более «накладным», нежели мое чистое Я. И вообще тогда нет никакой необходимости в том, чтобы существовал я сам.
Правильно. И эта инстанция способна запрограммировать даже нескольких солипсистов. Впрочем, она программирует и реалистов, радикальных конструктивистов, нигилистов - т.е. отвлеченные единицы, которые лишь воображают себя, будто они являются людьми, личностями, субъектами.
Так ей и надо. Почему ей должно быть лучше, чем мне? Итак, я следую золотому правилу: «Того, чего ты не желаешь от других, не причиняй им и сам».
Теоретически ни перед кем. Но мои моральные чувства точно такие же, как и твои. Это,
мораль и всякая этика, собственно, должны быть безразличны. Ведь ты ни перед кем не несешь ответственности. Не имею понятия. Но и я оказываюсь здесь в замешательстве. Все это время ты пытался мне доказать, что я, возможно, и вообще не существую, и что твоя солипсистская позиция неуязвима; и что же я сама должна предоставить тебе вооружение для ее защиты? И что теперь? Ну, и что здесь такого ужасного? Но и я ведь была заинтересована в своем существовании. Но тебе было это абсолютно безразлично Неужели ты до сих пор считаешь это привлекательной позицией? Тут в тебе сразу проглядывает европеец. Думается, что буддиста не очень взволновало бы, если бы он превратился в Ничто. Оно может быть для него даже предметом его устремлений. впрочем, применимо ко всем моим чувствам. У меня есть такие же надежды, сомнения, страхи, какие есть и у тебя. И чувство справедливости у меня тоже есть. Если и существует симулирующая меня инстанция, то и она должна иметь те же самые опасения, что и я. Что же могла бы она совершить, дабы удостовериться в своем существовании? Возможно, я что-то упустил. Я полагал, что могу аргументировать с позиции сильного солипсизма. Я думал, что обладаю по меньшей мере одним достоверным знанием, знанием о моем собственном существовании, а больше ничего и не нужно. Поэтому-то мне так сильно понравилась метафора Шопенгауэра о неприступной пограничной крепости. Теперь я сознаю, что в крепости, возможно, никого и нет, даже и душевнобольных. Как же? Я, безусловно, заинтересован, чтобы хотя бы я обладал фактическим существованием. Но я же тебе никак не мешал стать солипсисткой. Поначалу она не казалась мне столь проблематичной. Теперь же я в этом не так уверен. И это меня сильно беспокоит. В настоящий момент я оказался в подвешенном состоянии, и это меня страшит. Этому состоянию я предпочел бы даже позицию реалиста. С чего это? Ах, да. Об этом я что-то слышал. Меня, однако, это очень волнует. Уже говорилось, что и у меня, конечно же, точно такие же желания и потребности, как и у большинства реалистов.
Тогда становись же реалистом. Ты не способен принять решение - стать реалистом? Но я же стала реалисткой! Но ведь им не станешь, - просто приняв решение! Для этого же требуется убеждение. Ты ей являешься на основе привычки. Тот же, кто, имея на то серьезные основания, однажды стал солипсистом, должен отказаться от такого рода привычек и поэтому не может просто так к ней вернуться. Или ты полагаешь, всё это не серьезное дело, а всего лишь игра?
Я вовсе не нахожу такое толкование таким уж ошибочным. В конечном счете, каждый из нас занимает некоторую позицию; эти позиции мы пытаемся защитить и ослабить позиции противника. Вспомни о неприступной
крепости!
И конечно, есть и правила такой игры.
Но ведь нашу беседу можно было бы понять как игру и еще в одном смысле. В конечном счете, мы описываем весьма сходные переживания в рамках рознящихся языков.
По Витгенштейну, пожалуй, каждый человек ведет свою собственную языковую игру.
И в противном случае - поняли бы мы вообще друг друга?
Я знаю: о твоем теле, о руках и ногах, о твоем мозге, и даже о законах природы ты говоришь точно так же, как и я.
Но тогда какие части не могут быть переведены?
А вы?
Вы, солипсисты? Так вас, значит, много?
Понимаю. Наши аргументы в таком случае лишь ходы в игре. Но ведь в этом смысле и всякая серьезная дискуссия есть своего рода игра. Как бы ни противоречили друг другу выражения «серьезная» и «игра».
Ты права, безусловно. Это обычные правила аргументации, честного диалога, или более торжественно - свободного от вмешательств власти дискурса.
Свои ты описываешь на языке реалистическом, я же свои - на языке солипсизма.
И все-таки, к счастью, оба языка имеют сферы пересечений: ведь наши субъективные
ощущения мы выражаем абсолютно одинаково: «мне больно» означает одно и то же в обоих языках.
Нет! Достаточно того, что наши игровые ходы можно переводить на языки друг друга. В нашем случае большинство высказываний из одной языковой игры переводимы в другую. Поэтому и я так часто использую обычную реалистическую манеру выражения; и как раз потому, что выражаться только на языке солипсизма оказалось бы очень громоздким.
Да, эти выражения я могу перевести на мой язык благодаря тому, что по мере надобности вставляю выражения «как это я себе воображаю», т.е. говорю о некотором лишь представленном теле или же о законах природы как регулярностях, свойственных предметам моего представления. Бывают случаи, кода я это делаю, чтобы избежать недоразумений.
Ты же ведь знаешь, какие: вы, реалисты, претендуете на знание действительности; говорите о внешнем мире, материи, кварках и квазарах, о прошлом и будущем.
Мы, солипсисты, этого не делаем.
Проклятье! Ты все-таки подтолкнула меня на сколькую дорожку. Это, конечно, должно означать следующее: как солипсист я не
связываю со своими высказываниями никаких притязаний на познание реальности. В отличие от тебя я не утверждаю, что существует что-то
8 Л. Витгенштейн. Философские исследования // Л. Витгенштейн. Философские работы. Ч. I. М., 1994.
И почему же? материальное, однако, - и здесь я признаю твою правоту - я не имею права этого и отрицать. Подобные высказывания языка реализма не могут быть переведены на язык солипсизма. Максимум, что я могу, - это использовать язык в стиле «как будто»: мои переживания делают для меня удобной такую речь о кварках и квазарах, как будто бы они и действительно существовали. Фактически же, я бы поостерегся утверждать об их существовании «там вовне».
Тогда твои впечатления делают для тебя удобным и обо мне говорить так, как будто бы я и действительно существовала! Но разве тебе было бы не приятнее, если бы я существовала и в реальности? Почему же - к сожалению? Чего ты действительно хочешь? И я питаю к тебе нежные чувства. Возможно, тебя еще можно спасти. Посмотрим, что можно сделать. Во всяком случае, мне покажется удобным выражаться так, как будто тебе туда не следует отправляться. И хотя я отчетливо слышу твой иронический подтекст, это действительно так. О твоем фактическом существовании мне ведь ничего не известно. Мои желания, к сожалению, не играют здесь никакой роли. Ах, Реалина. Ты же мне очень нравишься. И я, естественно, и сам бы предпочел бы нравиться реальному человеку, а не воображаемому. И прежде всего, человеку с реальным телом -особенно с таким, как у тебя. Значит, мне не обязательно отправляться в больницу для умалишенных?
Литература:
1. Heinz von Foerster. Das Konstruieren einer Wirklichkeit // Paul Watzlawick (Hrsg.). Die erfundene Wirklichkeit. München, 1981.
2. Philip Henry Gosse. Omphalos. L., 1857.
3. Л. Витгенштейн. Философские исследования // Л. Витгенштейн. Философские работы. Ч. I. М., 1994.
4. Декарт Р. Рассуждения о методе // Декарт Р. Сочинения в 2 т. Т.1.М., 1989.
5. И. Кант. Критика чистого разума // И. Кант. Собрание сочинений в 8 томах. Т.3. М., 1994.
6. К. Поппер. Объективное знание. Эволюционный подход. М., 2002.
7. А. Шопенгауэр. Мир как воля и представление // Собр. соч. в 4-х томах. Т.1. М., 1992.
