Научная статья на тему 'Мир еврейского местечка в новеллах Ицхака Башевиса-Зингера'

Мир еврейского местечка в новеллах Ицхака Башевиса-Зингера Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
67
15
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Мир еврейского местечка в новеллах Ицхака Башевиса-Зингера»

Исходя из такого понимания цели человеческой истории, Мережковский положительно оценивает все общественные силы и процессы, которые приближают человечество к ней. Одним из таких процессов является освободительное движение, которое он называет также «великим делом любви». Однако его понимание освободительного движения отличается от привычного нам, являясь, как и вся его концепция, идеалистическим.

Так, Мережковский, полемизируя в своей дореволюционной публицистике с теми, кто видел в революции лишь зло и разрушение, писал, что революционное понимание всемирной истории есть именно христианское ее понимание. Наука, утверждая незыблемость закона причинности, подразумевает эволюционное понимание истории, т.е. бесконечность и непрерывность развития. Христианство же допускает «прерыв», преодоление «внешнего закона причинности» вторжением трансцендентного порядка в эмпирический, т.е. то, что мы называем чудом. На самом же деле чудо есть лишь реализация высшего, несоизмеримого с эмпирическим закона. Таким «прерывом» в социальной жизни является революция, которая, таким образом, выступает, прежде всего, как акт созидания нового. И какие бы конкретные формы не принимал новый порядок, возникающий в результате революционных потрясений, смысл всех революций у христианских народов, по мнению Мережковского, один - «вечное искание Града Божьего»3. Поэтому, например, республиканское устройство государства и политические свободы, с точки зрения Мережковского, не самоцель, а лишь один из этапов пути к последнему освобождению личности, которое будет реализовано в грядущем «царстве Духа».

Итак, можно констатировать тот факт, что творчество Мережковского в плане своей общемировоззренческой подоплеки было характерно для своей эпохи. В нем, так же, как и в творчестве многих философов, литераторов и других представителей интеллектуальной элиты конца XIX - начала XX в., проявилась тенденция отхода от рационалистической картины мира, успевшей к концу XIX в. завоевать прочные позиции в европейской культуре. Лучше всего эту ситуацию рубежа веков охарактеризовал сам Мережковский: «Наше время должно определить двумя противоположными чертами - это время самого крайнего материализма и вместе с тем самых страстных идеальных порывов духа»4.

Примечания

' Мережковский Д.С. Грядущий Хам //Д.Мережковский. Больная Россия. Л., 1991. С. 16.

2 Там же. С. 19.

3 Мережковский Д.С. Семь смиренных //Вехи: pro et contra. СПб., 1998. С. 105.

4 Мережковский Д.С. О причинах упадка и о новых течениях в современной русской литературе // Поэтические течения в русской литературе конца XIX - начала XX века, М., 1988. С. 48.

А.В.Слепова

Челябинск

Мир еврейского местечка в новеллах Ицхака Башевиса-Зингера

На многих картинах Марка Шагала изображен человек, движущийся вперед, с лицом, обращенным назад. Таким мог быть и портрет американского писателя, лауреата Нобелевской премии за 1978 г. Ицхака Башевиса-Зингера (14 июля 1904 г. - 24 июля 1991 г,). Место действия его новелл, рассказывающих о жизни польских евреев до войны, - это местечко, черта оседлости, замкнутое пространство. Здесь в XX в. все было точно так же, как в шестнадцатом, когда Сигизмунд Август даровал евреям грамоту с правом самоуправления: те же женщины в пыльных париках, мужчины в длинных лапсердаках, то же стремление жить по законам Торы и Гемары, чтить предков, справлять праздники, заботиться о детях.

Согласно теории Лотмана, которая изложена в работе «Структура художественного текста», действие в прозаическом произведении начинается тогда, когда герой преодолевает или стремится преодолеть границы территориального поля, породившего его. Но герои Зингера ничего не хотят знать о внешнем мире и активно обживают свое маленькое пространство, создают изолированную цивилизацию.

Что же может быть движущей силой сюжета в произведениях о замкнутом пространстве, которое населяют консервативные люди, зацикленные на быте? Конфликт здесь обусловлен несоответствием внешней несодержательности быта и его внутренней наполненности,

которая связана с хасидизмом, научившим превращать быт в радость, пищу - в символ, старый дом - в цитадель добродетелей, жизнь - в сказку. Любовь, рождение, смерть, брак, еда, праздники и будни, пляски и молитвы - все, что является бытом по отношению к безграничному пространству дороги и историческому времени, в этом замкнутом пространстве как раз и является самым существенным. А потому особую роль в этих новеллах играет образ дома. Так, Дом - это и центр мироздания, и защита, и место, дающее силу и уверенность.

Если пространство в новеллах И.Башевиса-Зингера строго ограничено, то время здесь бесконечно, хотя и циклично. Неделя - от субботы до субботы, год - от праздника к празднику. И как ежегодно евреи готовы радоваться по случаю исхода предков из Египта и оплакивать разрушение Храма, так не может жить хасид без памяти об отцах и дедах. Герои Зингера не мыслят себя вне Бога, а значит и ждут прихода мессии. Эсхатологизм, ставший частью быта и сознания, определяет отношение героев к настоящему и будущему, превращает настоящее в отрезок времени неопределенной длительности.

Кроме бытового и сакрального времени в новеллах Зингера важную роль играет и фольклорное время. При этом часто нет четкой границы между реальностью и вымыслом: сюжеты о диббуках, об искушении чертом праведника становятся неотъемлемой частью местечковой цивилизации. При этом писатель никогда не ограничивается простой реконструкцией фольклорных сюжетов, они получают в новеллах Зингера новую интерпретацию. Так, в «Тишевицкой сказке» в роли рассказчика выступает черт, который привносит в новеллу яркость народного языка, эмоциональность, смеховое начало. Но вскоре травестия народного сознания с признанием царящей в мире амбивалентности (добро-зло, верх-низ, жизнь-смерть) сменяется описанием реальных событий Второй мировой войны, где святое не высмеивается, а оскверняется. В этом мировом хаосе чертенок оказывается единственным, кто способен сохранить последнее свидетельство присутствия божественного начала на Земле - буквы.

Часто в новеллах Зингера фольклорное начало проявляется не на сюжетном уровне, а на структурном. Так, новелла «Венец из перьев» построена как волшебная сказка. Есть здесь и умная неприступная красавица, и отвергнутый жених, и волшебный предмет, и искупление греха, и относительно счастливый конец. И все же эту новеллу нельзя назвать сказкой. В «Венце из перьев» осмысляется агадический образ венца с еврейскими буквами, загадку которых предстоит разгадать только избранному человеку. В данной новелле чудо появления венца не столько отвечает на вопросы героини, сколько ставит новые, а венец становится символом поиска человеком единственно правильного пути в жизни.

Деятельные в местечковом пространстве герои Зингера оказываются абсолютно беспомощными перед надвигающейся на них индустриальной цивилизацией. Когда Абба - герой новеллы «Маленькие сапожники» - впервые видит поезд, он ему кажется дьяволом, извергающим искры и столбы дыма. Это ожившее существо утаскивает его сына, лишает покоя.

Таким образом, внимательное отношение героев к месту своего обитания, законы Торы и Гемары, эсхатологизм, мудрость и красота агадических притч и фольклорных сюжетов, отгороженность от индустриального мира и раздробленного исторического времени -все это определяет жизнь героев новелл Зингера о еврейском местечке.

Н.В.Харса

Новосибирск

Французские романтики о взаимосвязи души и тела

Романтикам удается изменить представления общества о самой природе сексуальных отношений: объектом любви и желания становится не только тело человека, но и его душа. Эти изменения в восприятии души и тела можно проследить на романтических текстах, так или иначе апеллирующих к средневековому опыту борьбы с колдовством, - сюжетах общения женщины со злым духом в сказке Ш.Нодье «Трильби» и «Ведьме» Ж.Мишле,

В «Ведьме» Мишле постоянно фиксирует внимание читателей на сексуальной компоненте ведовских процессов. Все гонители «ведьм» - монахи, якобы спасавшие их души, на самом деле, добивались власти над их телом. Тело женщины могло выступать как собственность хозяина (право первой ночи), как объект зависти (слишком полная, слишком красивая), как объект недозволенных страстей монаха. Во всех этих значениях тело наделяется ценностными качествами - как то, что приносит удовольствие через обладание. Кроме того, здесь же признается ценность телесной красоты - женщина, вступившая в

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.