CC BY
4
DOI: 10.25693/SVGV2023.44.3.010 УДК 811.511.25
Мифопоэтика прозы Прокопия Явтысого: конвергенция магической ритуалистики и советских идеологем
М.Ю. Елепова © ER1
ФГАОУ ВО «Северный (Арктический) федеральный университет имени М.В. Ломоносова», г. Архангельск, Российская Федерация, m.elepova@yandex.ru
Аннотация. Научная новизна исследования обусловлена выявлением в прозе П.А. Явтысого оригинальной контаминации форм древнего магизма как выражения национальной традиции и советских мировоззренческих идеологем. Цель работы заключается в осмыслении проблематики и поэтики повести «Схватка» и рассказа «Бубен» Явтысого в контексте этно- и мифопоэтики, методологии изучения Северного текста русской литературы. Задачи исследования состоят в выявлении функций мифопоэтической образности в прозе Явтысого, осмыслении формы воплощения революционных идей в движении сюжета повести «Схватка», этногенетиче-ских причин синкретизма магизма и советизма, характеристики особенностей ленинского неомифа. В статье рассматривается проблематика и поэтика прозаических сочинений П.А. Явтысого разных жанров - повести и рассказа в контексте контаминации фольклорной образности, мифопоэтической ритуалистики и советских идеологем. Произведения писателя рассматриваются в рамках методологии изучения Северного текста русской литературы как локального сверхтекста. Феномен мифа, основы мифопоэтики в указанных произведениях изучаются на базе фундаментальных теоретических исследований по фольклору и мифологии и конкретных научных работ, посвященных ненецкой национальной мифологии. Филологические методы исследования дополняются антропологическим, этнографическим и геопоэтическим подходами к рассмотрению различных аспектов художественного текста. В результате анализа повести «Схватка» и рассказа «Бубен» выявлено переплетение архаических верований и магических действий героев с революционными идеями строительства новой жизни. Доказано, что феномен шаманизма предстает в двойственном освещении - как отживший элемент уходящего под ударами советских преобразований старого мира и в то же время как мистическое явление, вмещающее в себя трансцендентальный опыт многих поколений. Установлено, что в повести намечаются черты советского неомифа, когда Ленин предстает как новый культурный герой, усвоивший функцию мифологического первопредка по созиданию новой общности людей. Сделан аргументированный вывод о том, что идейный синкретизм прозы писателя обусловил особенности ее поэтики: сочетание магических формул, заклинаний и других форм национального фольклора с советскими лозунгами и социологизаторскими штампами.
Ключевые слова: Прокопий Явтысый, повесть «Схватка», рассказ «Бубен», мифопоэтика, культурный герой, советские идеологемы
Для цитирования: Елепова М.Ю. Мифопоэтика прозы Прокопия Явтысого: конвергенция магической ритуалистики и советских идеологем // Северо-Восточный гуманитарный вестник. 2023. №3(44). С. 113-125. DOI: 10.25693/SVGV.2023.44.3.010
Prokopy Yavtysy's Prose Mythopoetics: Convergence of Magical Ritualism and Soviet Ideologems
M.Y. Elepova © [>3
Federal State Autonomous Educational Institution of Higher Education "Northern (Arctic) Federal University named after M.V. Lomonosov", Arkhangelsk, Russian Federation,
m.elepova@yandex.ru
Abstract. The article comprehends the problems and poetics of P.A. Yavtysy's prose works of différent genres - the novel and the short story in the context of contamination of folklore imagery, mythopoetic ritualism and Soviet © Елепова М.Ю., 2023
ideologies. The works of the writer are considered within the framework of the methodology of studying the Northern text of Russian literature as a local super text. The phenomenon of myth, the basics of mythopoetics in these works are studied on the basis of fundamental theoretical research on folklore and mythology and specific scientific works devoted to the Nenets national mythology. Philological research methods are complemented by anthropological, ethnographic and geopoetic approaches to the consideration of various aspects of a literary text. The scientific novelty of the study is due to the identification in the prose of the original contamination of the forms of ancient magism as an expression of national tradition and Soviet ideological ideologies. The purpose of the work is to comprehend the problems and poetics of the story "The Fight" and the story "The Tambourine" by P. Yavtysy in the context of ethno- and mythopoetics, methodology of studying the Northern text of Russian literature. The objectives of the research are to identify the function of mythopoetic imagery in Yavtysy's prose, to comprehend the form of the embodiment of revolutionary ideas in the movement of the plot of the story "The Fight", to characterize the features of Lenin's neo-myth, to comprehend the ethnogenetic causes of syncretism of magism and Sovietism in Yavtysy's prose writings. The results of the study. As a result of the analysis of the story "Fight" and the story "Tambourine", the interweaving of archaic beliefs and magical actions of heroes with revolutionary ideas of building a new life was revealed. It is proved that the phenomenon of shamanism appears in a dual light - as an obsolete element of the old world that is leaving under the blows of Soviet transformations and at the same time as a mystical phenomenon that contains the transcendental experience of many generations. It has been established that the features of the Soviet neo-myth are outlined in the story, when Lenin appears as a new cultural hero who has mastered the function of a mythological first ancestor in creating a new community of people. A reasoned conclusion is made that the ideological syncretism of the writer's prose determined the peculiarities of its poetics: the combination of magical formulas, spells and other forms of national folklore with Soviet slogans and sociological stamps.
Keywords: Prokopy Yavtysy, the story "The Fight", the story "The Tambourine", mythopoetics, cultural hero, Soviet ideologems
For citation: Elepova M.Y. Prokopy Yavtysy's prose mythopoetics: convergence of magical ritualism and Soviet ideologems. In: North-Eastern Journal of Humanities. 2023. №3 (44). Pp. 113-125. DOI: 10.25693/SVGV.2023. 44.3.010 (In Russian)
I. Введение. Цель работы заключается в осмыслении проблематики и поэтики повести «Схватка» и рассказа «Бубен» П. Явтысого в контексте этно- и мифопоэтики, методологии изучения Северного текста русской литературы. Задачи исследования: выявить функции мифо-поэтической образности в прозе писателя; рассмотреть формы воплощения революционных идей в движении сюжета повести «Схватка»; охарактеризовать особенности ленинского неомифа в произведении, осмыслить этногенетиче-ские причины синкретизма магизма, советизма и формы его художественного воплощения в прозаических сочинениях Явтысого.
Актуальность исследования обусловлена возрастающим интересом представителей литературоведческой науки к проблемам мифопоэ-тики и способам ее художественного воплощения в художественной литературе, в частности, в творчестве писателей циркумполярного мира.
Новизна работы состоит в том, что рассмотрение указанной проблемы происходит в рам-
ках научно обоснованного направления - изучения Северного текста русской литературы как локального сверхтекста. Кроме того, новизна исследования обусловлена выявлением художественной специфики прозы Явтысого, связанной с оригинальной контаминацией форм древнего магизма как выражения национальной традиции и советских мировоззренческих идеологем.
Феномен мифа и проблемы мифопоэтики получили осмысление в фундаментальных трудах Р. Барта, В.Я. Проппа, А.Ф. Лосева, Е.М. Меле-тинского, О.М. Фрейденберг, М. Элиаде и др., основывающихся на теоретических разработках К.Г. Юнга об архетипах, символах, коллективном бессознательном, на этно-культурологи-ческих исследованиях Л. Леви-Брюля «Сверхъестественное в первобытном мышлении (1931), К. Леви-Стросса «Структурная антропология» (1958).
Базой для выявления и изучения феномена Северного текста стали такие труды, как «Эстетика словесного творчества» [Бахтин, 1979],
«Семиосфера» [Лотман, 2010], «Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифо-поэтического» [Топоров, 1995], «Сверхтексты в русской литературе» [Меднис, 2003], «Метафизика Севера» [Теребихин, 2004].
В работах Е.Ш. Галимовой и А.Г. Лошакова разработана методология исследования Северного текста, в которой особое место занимают аспекты гео-, этно- и мифопоэтики. Е.Ш. Гали-мова оценивает пространство Русского Севера преимущественно как «мифопоэтическое» [Га-лимова, 2017: 21]. А.Г Лошаков отмечает: «...поэтика сверхтекста ориентирована на во многом отмеченную мифопоэтизмом эстетико-художественную систему реализма...» [Лошаков, 2017: 55]. Ю.В. Попков и Е.А. Тюгашев обосновывают «метафизику» Севера «как суверенный способ бытия мировой философии» [Попков, Тюгашев, 2011: 37].
Эти черты Северного текста актуализируются и в творчестве представителей автохтонных народов Крайнего Севера, в том числе ненцев. В современной науке о литературе есть ряд важнейших научных исследований о литературе народов Приполярья. Это базовый труд «Национальное самосознание и ценностные ориентации литературы» [Султанов, 2001], монографии «Фольклорно-эпические традиции в прозе малочисленных народов Севера» [Хазанкович, 2009] и «Эпические традиции в прозе малочисленных народов Арктики» [Хазанкович, 2019], работы «Литературы народов Севера» [Пошата-ева, 1988] и «Мифопоэтическая модель мира в ненецкой литературе» [Жулева, 2019], диссертация «Феномен творчества русскоязычных писателей ненцев и хантов последней трети XX века (Е. Ай-пин, Ю. Вэлла, А. Неркаги») [Лагунова, 2008], этнографическое исследование «Ненцы. Очерки традиционной культуры» [Хомич, 1995].
В настоящем исследовании впервые с позиций мифопоэтики в рамках поэтики Северного текста русской литературы изучается проза Прокопия Андреевича Явтысого (1932 - 2005) - самобытного ненецкого поэта, писателя, художника, педагога, общественного деятеля, представляющая собой оригинальный образец национальной фольклорно-мифологической трансформации проблематики и поэтики советской литературы. В условиях крепнущей тенденции глобализации и стирания своеобразных
черт национальных культур набирает силу противоположное движение - к истокам и корням национального культурного наследия. Автохтонные народы Крайнего Севера не остались в стороне от процесса реставрации и обновления своего «культурного багажа». В этом плане обращение к этапу развития ненецкой литературы 1960-х - 1980-х годов, к сочинениям П.А. Явты-сого, иллюстрирует обозначенный процесс на примере ненецкого этноса.
Теоретическая значимость исследования заключается в выявлении фольклорно-мифо-логических компонентов в неизученных в литературоведении прозаических текстах П.А. Явтысого, в частности, в повести писателя «Схватка» (1988), рассказе «Бубен» (1983), в своеобразном соотношении с идеологемами советской литературы.
Практическая значимость исследования: полученные результаты могут быть использованы в исследованиях художественной литературы малочисленных коренных народов Крайнего Севера в контексте Северного текста русской литературы.
II. Материалы и методы. Материалом для исследования послужили прозаические произведения Прокопия Явтысого - повесть «Схватка» и рассказ «Бубен». Изучение прозы ненецкого писателя в обозначенном аспекте обусловило использование культурно-исторического, мифопоэтического, структурно-семиотического методов литературоведческого анализа. В масштабах Северного текста русской литературы целесообразным стало также взаимодействие филологических методов исследования художественных текстов с антропологическим, этнографическим и геопоэтическим подходами к их изучению.
III. Результаты и обсуждение. В 1988 году в столичном издательстве «Современник» была издана книга прозы Явтысого, состоящая из двух произведений - повестей «Тундры моей хэкоры» и «Схватка». Повесть «Схватка», посвященная изображению начального этапа установления советской власти на ненецкой земле, является, без сомнения, одним из лучших произведений Явтысого в прозе. Ю.Г. Хазанкович отмечает, что благодаря политике советской власти «был создан фундамент для развития художественной словесности Севера как уникаль-
ного этноэстетического и социокультурного явления и стилистического феномена. В этом феномене можно обнаружить типологические схождения с другими "младописьменными литературами" России, но вместе с тем художественная словесность Севера не утратила укорененности в национальных ценностях и связей с живой эпической традицией» [Хазанко-вич, 2017: 26]. И для прозы Явтысого характерно это органическое сочетание, казалось бы, несочетаемого: понятий советской социально-политической системы и национальной мифологии, которая создает поэтический орнамент повестей писателя и в то же время имеет самодовлеющее значение.
Миф является онтологическим основанием традиционного мировоззрения народов, тесно связанных с миром природы, ненцев в том числе, это обусловило и характер их литературного творчества. Исследователи отмечают, что «...в области искусства и литературы воздействие мифопоэтического сознания, неосознанное воспроизводство мифологических структур продолжает сохранять своё значение, несмотря на, казалось бы, полную победу принципа истори-ко-бытовой нарративности» [Лотман, Минц, Мелетинский, 1982: 59]. А.Ф. Лосев в работе «Диалектика мифа» определяет миф как субстанциональный феномен: «Миф - не идеальное понятие и также не идея и не понятие. Это есть сама жизнь. <.. > Миф не есть бытие идеальное, но - жизненно ощущаемая и творимая, вещественная реальность.» [Лосев, 2001: 40-41].
Мифологемы прошлого в произведениях П. Явтысого. В повести Явтысого «Схватка» концентрируются фольклорные мотивы и мифологическая образность: герои видят вещие сны и видения, исполняют ритуальные песни и заклинания, выполняют магические обряды, в реалистическую ткань повествования вплетаются мифы и легенды. Мир повести населяют не только люди, но и духи предков, высшее небесное божество Нум, духи сил природы: Параденя Хад - Черный Буран, Хохорэй Яха - Лебединая Река, Пий Ерв - Хозяин Ночи и Блюститель Ночной Тишины, ветры-пересмешники. Простые люди - ненцы - носители фольклорно-ми-фологического сознания. Бабушка Луху - настоящая сказительница, даже узоры, которые она вышивает на шапке, имеют магическое значе-
ние. Ее внучка Ханийка произносит над священной куклой магическое заклинание, бедняк Тасир Худей занимается изгнанием злого духа из чума, оленевод Иримбо, отец комсомольца Ана Лапсуя, ворожит, чтобы помочь сыну.
Если античная мифология в литературе Нового времени целиком перешла в изящную эстетическую образность, то мифологические образы в повести Явтысого отчасти сохраняют статус действительного параллельного мира. Иногда мы видим в тексте традиционный прием олицетворения при изображении стихийных сил природы, что само по себе является свидетельством мифологизированного сознания. Э.Б. Тайлор в работе «Первобытная культура» отмечает: «Первая и главная причина превращения фактов ежедневного опыта в миф есть верование в одушевление всей природы - верование, которое достигает высшей своей точки в олицетворении ее» [Тайлор, 1989: 129]. Параденя Хад - Черный Буран предстает как антропоморфный герой поэтической персонологии, как образное воплощение метели: «Вот, смешав небо и землю, ломая ветви деревьев, раскалывая ледяную броню на озерах и реках, несется свирепый Па-раденя Хад - Черный Буран. Но в его упряжке не круторогие олени, а неукротимые снеговеи с Ледовитого океана» [Явтысый, 1988: 48]. В изображение буйства Черного Бурана вплетается фольклорный легендарно-сказочный мотив: бегство невесты Парадени Хада Хохорэй Яхи - Лебединой Реки и бесконечные поиски ее Черным Бураном: «Расспрашивает взбешенный жених и песца лающего, и росомаху рычащую, и волка воющего - никто ему ответить не может, какой тропой и куда Хохорэй Яха убежала. Вот и носится по всей тундре от Мезени до Ямала Черный Буран - Параденя Хад, небо с землей смешивает, невесту ищет.» [Явтысый, 1988: 48-49].
Почти каждая глава начинается в повести с пейзажного зачина с обилием эпитетов, метафор, сравнений. В духе поэтической образности рисуются в повести и ветры-пересмешники: «А случается, что, хохоча и взвизгивая, примчатся откуда-то из-за далеких хребтов ветры-пересмешники, дикие и непричесанные. И чего они только не натворят в тундре! То на чум сядут, дым от очага обратно в макодан заталкивать начинают, а сами от хохота чуть не лопаются.
А то к волку подберутся да как взвоют вместе с серым разбойником.» [Явтысый, 1988: 49]. Одушевление сил природы здесь не выходит за рамки стилистического приема, анимизм переходит в способ живописания картин ненецкой тундры. Однако за каждым олицетворением стоит архетипическое начало, и наделение антропоморфными чертами ветра - не исключение. В этой связи интересно замечание А.С. Жу-левой: «В литературе ненцев находим множество примеров, подтверждающих наблюдение, что в мифологическом сознании ненцев архетип ветра связывался с одушевленным существом космического происхождения, которое способно оказать как позитивное, так и негативное воздействие на человека» [Жулева, 2019: 94]. Многочисленные олицетворения создают мифологические узоры поэтической прозы Явтысого.
Соотношение образов мифов и действующих персонажей. Однако в повести есть не только лирическая канва событий. Фольклорно-мифологическая образность, как было сказано выше, предстает в ней и как воплощение реальных мистических начал. Так, Ханийка, устрашенная ожидаемым сватовством безобразного шамана Пелхи, по совету бабушки Луху берет священную куклу-мядне, мажет ее губы жиром, как это принято в идолопоклонстве, и надеется через разговор с куклой вступить в общение с прабабкой Вассой, в память которой и была сделана кукла. Ханийка поет заклинание:
Мядне, мядне - священная кукла!
Мажу губы тебе - жиром!
Говорю тебе слово - сердцем!
Будешь сытой - станешь доброй!
Будешь доброй - поедешь
к прабабке! Отвези мое слово к ней!..
[Явтысый, 1988: 72]
Традиция общения со священной куклой уходит в седую древность во всех первозданных культурах от Новой Гвинеи и Египта до Сибири и Арктики. В.Я. Пропп в работе «Исторические корни волшебной сказки» указывает на связь священных кукол с царством мертвых: «К этой же сфере приводит рассмотрение еще одного предмета, который стоит на границе волшебных помощников и волшебных предметов, а именно - куколок. <.> куколка служит заместителем
ушедшего под землю. Именно такую роль куколка играла в верованиях очень многих народов» [Пропп, 2021: 319-320]. Магические манипуляции с куклой, если воспользоваться классификацией Д. Фрэзера, представленной в его классическом труде «Золотая ветвь», можно отнести к имитативной магии - это «колдовские приемы, основанные на законе подобия» [Фрэзер, 2006].
Каждое слово заклинательной песни Ханий-ки при этом наполнено магической силой: «Заметим, что и само магическое слово сугубо коммуникативно и в сущности диалогично. Именно словесная формула превращает магическую акцию в адресованную «реплику», выражающую приказ, пожелание или запрет. От ответной реакции на эту реплику зависит успех» [Мелетинский, Неклюдов, Новик, 1994: 56].
По окончании исполнения священного текста Ханийка совершает древнейший магический акт - сжигает в очаге завязанный в узелок волосок, чтобы кукла дошла до цели и никто не пересек ее дорогу. Волосы воспринимаются как наделенные священным статусом буквально во всех древних культурах. Сжигание волос, по наблюдениям В.Я. Проппа, «есть магическое средство привлечения духа» [Пропп, 2021: 150]. Сжигание волосинки Ханийкой - способ передать сообщение духу прабабки.
Миры срединный (земной, населенный людьми и духами) и нижний (подземное место обитания злых духов, в повести в нем находятся и усопшие) взаимопроникают. Ханийка посылает посланницу в нижний мир, а ее прабабка Вас-са, получив весть от внучки, приходит оттуда для беседы с Луху, своей дочерью - бабушкой Ханийки. Умершие реально вторгаются в мир живых и меняют судьбы потомков. Васса является Луху наяву, ведет с ней пространный разговор, обещает изменить судьбу правнучки и оставляет новые таинственные узоры на шапке: «Но что это? На "сава э" - "ногах шапки" новый узор появился - на каждой "ноге" по три белых черточки. Что же это такое? Откуда они здесь?.. Неужто Васса свой знак для правнучки оставила? Ну, да! Так оно и есть.» [Явтысый, 1988: 130]. Мы видим, как оживают древние мифы в реалистической повести Явтысого, как укоренена его проза в глубинных преданиях своего народа, которые в свою очередь являют-
ся частью мирового мифологического древа. Как отмечает А.С. Жулева, «мир большинства героев ненецких литераторов пронизан магией. <...> В поступках ненецких героев зачастую проявляется сосуществование в сознании параллельности рационального и магического» [Жулева, 2029: 233].
Внесение образов советской действительности. Одновременно в духе советской идеологии в произведении происходит десакрализация главного мистического нерва жизни ненецкого этноса - шаманизма. Сначала шаманское служение предстает в характерной для него ипостаси - как общение с демонической силой и использование ее в своих целях: «Но и Параденя Хад, и безмолвие, и ветры-пересмешники свернут с пути, уступят дорогу, когда гулкий шаманский бубен ударит! Потому что на зов его примчатся черные духи, сила злобная. Ведь если шаман из чума вышел и полночный час ударами священного бубна на мелкие осколочки разбивает, значит, духам спешить надо: и угощение сытным будет, и козни новые людишкам устроить можно! Гудит шаманский бубен, нечисть в гости к себе зовет, ужас в сердце тундры вселяет» [Явтысый, 1988: 49].
Однако в последующем повествовании шаманы почти совершенно лишаются мистического ореола, равно как, кстати, и бубен в рассказе Явтысого «Бубен» (1983). Ее герой, шаман Ха-дий Нэрё, отравил свою первую бездетную жену, принес ее в жертву духам, свою дочь Амдэ, отмеченную шаманским знаком - священным родимым пятном, собирается продать богачу за сто оленей. Он привык властвовать над людьми, но его чары бессильны против советской власти. Нэрё беседует с духами, хочет узнать будущее дочери, оно открывается его сыну Тиру - разговор с духами и видение Тира, впрочем, описываются как вполне реальные. Тир описывает будущее Амдэ, глядя на лезвие ножа. По-видимому, Нэрё относится к шаманам высшего уровня - «выдутана», которые, как указывают Н.А. Окладников и Н.Н. Матафанов, «лечили в основном тяжелобольных и предсказывали будущее, глядя на лезвие ножа.» [Окладникова, Матафанов, 2008: 46]. Хадий проклинает дочь, которая пропадает в Красном чуме, и, умирая, приказывает Тиру убить сестру. Амдэ становится знаменитой артисткой, Тир
попадает в Ленинград, видит выступление сестры и находит ее в гримерной. Амдэ ожидает смерти, зная завет отца, но Тир ножом кромсает ее концертный бубен и вручает святыню рода -священный бубен отца, чтобы она и дальше выступала - «камлала» - на сцене. Магический предмет превращается в деталь сценического антуража. Однако Явтысый балансирует в рассказе между признанием реальности мистической силы шамана и данью времени - советской идеологии, отрицающей все потустороннее и мистическое.
Так и в повести «Схватка». Сцена общения шаманов с духами зла оборачивается картинами их сговора с врагами Советской власти - много-оленниками Ванотэтой и Нохо. В повести изображены два шамана: Тасей Сенга и Пелха. Оба они - отвратительные личности, исполненные коварства корыстолюбцы. Дается яркая портретная характеристика Пелхи: «А справа от Ванотэ-та словно груда дорогих мехов навалена. И сквозь эти меха какая-то уродливая маска проглядывает. Глаза навыкат, нос приплюснут, губы чуть ли не поперек подбородка стоят. А на спине, выше плеч, горб торчит. <...> Вот до чего страшен Пелха! За ожившего духа принять можно.» [Явтысый, 1988: 51]. Внешности соответствуют и его душевные качества: злоба и мстительность, многих не угодивших ему батраков убивали по его приказу. Тасей Сенга также наделен уродливой наружностью: «На трясогузку похож он. Личико сморщенное, словно в невидимом кулачке зажато. Носик, как птичий клюв, от переносицы вниз изогнут. Глазки-бусинки в меховые брови запрятаны. Родовая бородавка -на пол-лица, словно однажды сгусток жертвенной крови брызнул, да так и остался. Ну, трясогузка - и все тут!» [Явтысый, 1988: 51-52].
Действия шамана оцениваются уже как лишенные реальной силы, что как будто бы понимают и сами шаманы. Тасей рассчитывает на то, что «самый надежный его страж - это суеверный страх перед властью его над духами» [Явтысый, 1988: 50]. Однако этот страх испытывают только простые ненцы, многооленники отлично знают ему цену: «Нет, не боятся они никаких духов, и самого шамана они презирают, смотрят на него как на личинку овода в гнойном свище. Сами-то не верят, но им нужно, чтобы народ духов боялся» [Явтысый, 1988: 52]. Более
того, Ванотэта резко прерывает камлание: «Ну, хватит выть!.. Пора о деле поговорить» [Явты-сый, 1988: 53]. На встрече шаманы с жадностью пьют водку, а Тасей Сенга злобствует, что ему досталось мало горячительного напитка. Поскольку Пелха относился к шаманам высокого уровня, то от него следовало ожидать дара гипнотического воздействия. Однако, чтобы укротить Ханийку, он погружает ее не в магический сон с помощью гипноза, а пользуется снотворными таблетками. Автор «обескровливает» магизм, выхолащивает мистическое зерно шаманизма в духе советской идеологии, шаманская практика предстает как исторически сложившаяся форма обмана и наживы.
Шаманы вступают в заговор с многооленни-ками против создания оленеводческой артели. Подкуп, хитрость, убийства - все идет в ход. Оба шамана предстают как шарлатаны, лицемеры и лжецы. Оба одержимы блудной страстью. Пелха хочет жениться на юной красавице Ха-нийке и покупает ее за 200 оленей. Тасей Сенга тоже имеет виды на нее, но опередил Пелха.
В финале все козни богачей и шаманов разоблачены, правда торжествует. В эпическом плане финал вмещает и трагические мотивы: убиение родителей Лоло, гибель Иримбо, которая воспринимается как жертва, принесенная на алтарь новой жизни и новой правды, предполагаемая, но не описанная в повести смерть батрака Хабия по приказу Пелхи.
Тем не менее таинственная сила шаманских действий не до конца аннулируется. И хотя красночумник Ан, в соответствии с атеистической советской пропагандой, декларирует отсутствие в мире сверхъестественных сил - как христианского Бога, так и духов («Советская власть отменила Бога. Большевики ни Бога, ни духов не признают» [Явтысый, 1988: 76]), и шаманы осмеяны и выведены, так сказать, на чистую воду, но в повести все-таки остается некий дуализм: веяние духовной силы исходит от шаманов, как бы отвратительны внешне и внутренне они ни были. В той же сцене заговора, когда богачи с презрением отзываются о шамане, он сумел навести на них страх: «Взметнул над собой гулкий пензер Тасей Сенга, три раза громко ударил в него, всем трем гостям в лицо посмотрел. И усмехнулся. Да так, что у богатеев по спине мурашки забегали. Жуткая это была
улыбка, будто самого Идола Смерти» [Явтысый, 1988: 56]. Затем, когда Тасей замирает, почуяв будущую опасность, это поражает и гостей: «И гости, сами не понимая отчего, съежились, похолодели, поближе к спасительному огню придвинулись» [Явтысый, 1988: 57].
Феномен шаманизма. Можно с уверенностью сказать, что Прокопий Явтысый, знаток обычаев, нравов, мифологии, вообще мировоззренческих установок ненцев, прекрасно понимал реальные возможности шаманов. Он не мог полностью игнорировать факты, хорошо известные как ненцам, так, впрочем, и представителям других этносов, причастных к шаманизму: шаманы могли оказывать реальную помощь больным, в измененном состоянии сознания (ИСС) протыкать себя ножом без всякого вреда здоровью и т.п. И отнюдь не все их действия можно было объяснить с чисто материалистических позиций, отрицающих возможность воздействия сверхъестественных сил на человека. Однако Д.А. Функ и В.И. Харитонова справедливо замечают, что «.сами этнографы и фольклористы очень часто пытаются смотреть на изучаемые явления реалистически, но с позиции того реализма, который им доступен. Если обратиться к определениям и описательным характеристикам шаманской практики, то в них крайне редко обнаружишь суждения о реальных необычных качествах шаманов и колдунов» [Функ, Харитонова, 2012: 110]. Недаром автор говорит о камлании как о способе призывания темных духов и общения с ними. Л.В. Хомич пишет о ненецких шаманах: «Сильные шаманы умели показывать фокусы, творить чудеса - давали душить себя или пронзать ножом без ущерба для своего здоровья» [Хо-мич, 1981: 6]. Она приводит рассказы очевидцев о чудесах шаманов: дед Н.К. Салиндер уверял, что сильные шаманы «распарывали себе живот ножом или вспарывали живот больного, а потом все оказывалось цело» [Хомич, 1981: 32], и рассказывал другие еще более удивительные истории.
Подобное совершали, например, и якутские шаманы. Якуты относятся к тюркской группе народов России, для них также характерно явление шаманизма, как и для многих других народов Сибири. В.Л. Серошевский, проживший в Якутии 12 лет, в работе «Якуты: опыт этногра-
фического исследования» (1896), написанной на основе огромного фактического материала, описывает невероятные факты шаманской деятельности. Среди них к числу рядовых относились такие действия: шаман «глотал палку, ел горячие уголья и стекло, выплевывал изо рта монету, исчезавшую из его рук на глазах зрителей, и т.п.» [Серошевский, 1993: 609]. Учеными предлагаются различные материалистические объяснения феномена шаманизма, но дать истолкование этому явлению исключительно с позиций отрицания существования трансцендентального начала не представляется возможным.
Ленинский неомиф. Вместе с тем, в повести есть знаки созидания ленинского неомифа в духе советской псевдорелигиозной мифологии. Ленин предстает как новый культурный герой, в своем роде дух-покровитель. Но в отличие от первопредка-демиурга, он не связан с архаическими мифами рождения и просвещения этноса вроде античного Прометея, а является в настоящем, обновляя жизнь народа. Это персонаж, усвоивший одну из функций перво-предка, - герой, «моделирующий коллектив» [Мелетинский, 2000: 193]. Портрет Ленина в рамке из ивовых веток украшает красный чум. Старый тундровик Иримбо подолгу вглядывается в лицо нового «ясавея», проводника-вождя. Его незримое вмешательство в дела ненцев чудодейственно: «Глядя на портрет Ленина, Ирим-бо всегда испытывает огромную благодарность за то, что этот лобастый, с небольшой бородкой человек сумел не только прогнать белого царя и черных воронов-попов, не только прислал в тундру своих верных друзей-большевиков со словами правды и справедливости, но и сделал его младшего сына, простого бедняка кочевника, таким умным и всеми уважаемым начальником красного чума!» [Явтысый, 1988: 46]. Ленин высвобождает из вековой тьмы бедняков и объединяет их в новое сознательное сообщество. Ан с Иримбо думают, как бороться с коварным врагом. И вновь звучит тема общения с портретом вождя: «Смотрит на них с портрета Ленин и тоже вроде бы призадумался: чем бы помочь, какой дельный совет дать ненецкому комсомольцу Ану Лапсую?.. Да только ведь в тундре свои законы, свои приемы борьбы, своя диалектика.» [Явтысый, 1988: 77]. Подобно какому-нибудь легендарному первопред-
ку, Ленин не вмешивается непосредственно в жизнь ненцев. Он осуществляет высшее руководство, он главный вдохновитель, а думать надо самим. Однако жертвы приносятся и этому новому «идолу» - таковой стала смерть Иримбо и батрака Хабия, уверовавших в новое учение.
Художественный синтез и контаминация идеологем. В повести Явтысого органично соединились реалистическое и мифологическое начала, советские идеологемы и национальные символы, фольклорная образность и черты эпического повествования.
Философские, культурологические, литературоведческие и языковые аспекты изучения проблем мифологии и мифопоэтики получили глубокое осмысление в основополагающих трудах К.Г. Юнга «Концепция коллективного бессознательного» и «Архетипы и коллективное бессознательное», в работах «Диалектика мифа» [Лосев, 1930], «Миф и литература древности» [Фрейденберг, 1998], «Поэтика сюжета и жанра» [Фрейденберг, 1997], «Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифо-поэтического» [Топоров, 1995], «Поэтика мифа» [Мелетинский, 2000], «Аспекты мифа» [Элиаде, 2000], «Семиосфера» [Лотман, 2010] и др.
Мифопоэтическое начало произведений северных писателей особым образом рассматривается в рамках Северного текста русской литературы: с учетом основ метафизики Севера, его сакральной географии, геопоэтики, этнокульту-рологии. Эти грани мифпоэтики Северного текста глубоко разрабатываются в сборнике «Поморские чтения по семиотике культуры», ежегодно издаваемом под редакцией доктора философских наук, профессора Н.М. Теребихина, а также в сборниках научных материалов конференций «Северный текст русской литературы», проводимых на базе кафедры литературы САФУ им. М.В. Ломоносова.
Творчество представителей малочисленных коренных народов Крайнего Севера многогранно осмысливается в трудах современных ученых: в монографиях А.В. Пошатаевой, К.К. Султанова, докторской диссертации и монографиях Ю.Г. Хазанкович, в диссертационном исследовании О.К. Лагуновой, трудах А.В. Ващенко [Ващенко, 1989], В В. Огрызко [Огрызко, 2013] и др. В числе прочих рассматриваются и произведения ненецких писателей. Однако сочинения
П. А. Явтысого по преимуществу рассматриваются в общем обзоре либо внимание исследователей обращено на его поэтические произведения. Краткие очерки жизни и творчества писателя вошли в сборник «Разбуженная тундра», изданный к 50-летию НАО [Разбуженная тундра, 1979], в биобиблиографические справочники «Архангельские писатели» [Пономарев, 1986] и «В краю северного сияния» [Ермолина, 1994]. О поэзии Явтысого наряду с лирикой В. Ледкова и А. Пичкова размышляет Л.В. Царь-кова в книге «Три философских эссе о поэзии: Василий Ледков, Алексей Пичков, Прокопий Явтысый» [Царькова, 1998]. Краткие очерки о нем опубликованы в журнале «Пунушка» [Пу-нушка, 2007] и других изданиях. В сборнике «Ненецкий край: сквозь вьюги лет: Очерки. Статьи. Документы» [Ненецкий край, 2000] дано краткое описание творчества Явтысого, а в публикации шведского журналиста М. Ние-ми приводятся лаконично размышления писателя о ненецкой культуре [Ниеми, 1999]. А.С. Жу-лева в ряде глав монографии «Мифопоэтиче-ская модель мира в ненецкой литературе» [Жу-лева, 2019] анализирует стихотворения Явтысо-го, но не касается его прозы. Лирику Явтысого рассматривает и А.А. Арзамазов в статье «Пути развития миноритарной литературы: поэзия ненца Прокопия Явтысого» [Арзамасов, 2019]. Биография и творчество писателя в целом освещается в газетных статьях, справочной литературе, но такого рода публикации, безусловно, не содержат глубокого анализа его произведений. Проза Прокопия Явтысого до сих пор не получила должного осмысления в литературоведении. В данной работе выявлены особенности мифопоэтического видения Явтысого в сложном взаимодействии с понятиями советской идеологии на материале прозаических произведений этого автора разных жанров - повести и рассказа. Перспектива дальнейшего исследования прозы ненецких авторов и шире - представителей разных малочисленных коренных народов Севера, Сибири, Дальнего Востока - способствует выявлению типологических особенностей и оригинальных черт поэтики сочинений писателей советского периода в их глубинной связи с архетипами национального мирочувствия.
IV. Заключение. Мировоззренческий дуализм определяет в прозе Явтысого конверген-
цию черт древнего магизма и советских идей строительства новой жизни, двойственное освещение шаманской практики в диапазоне от пророческой мощи демонического происхождения до устоявшихся форм обмана, психологического насилия над простыми ненцами и проявления тайной вражды против советского строя. Эта контаминация полярных начал обусловила и черты поэтики прозаических сочинений Явты-сого, в особенности повести «Схватка»: метафоричность стиля, обилие олицетворений - отзвуков исконного анимизма, использование магических формул, заклинаний и других фольклорных форм в соседстве с цитатами из революционной песни «Мы - кузнецы, и дух наш молод...», написанной Ф. Шкулевым в разгар баррикадных боев первой русской революции 1905 года, штампами и лозунгами советского письма. Взаимопроницаемость миров - земного (срединного) и потустороннего (нижнего), вещие видения, священная кукла мядне мирно уживаются с Красным чумом, портретом Ленина, атеистическими лозунгами. Такое явление -не новость в истории литературы. Оно связано с тем, что языческие верования были не изжиты в среде ненцев к ХХ веку, христианизация коснулась их весьма слабо, несмотря на все усилия православных миссионеров, разве что ненцы включили дополнительно в свой пантеон Николая Чудотворца. По справедливому замечанию Хомич, ненцы продолжали тайно совершать свои религиозные обряды, магические действия, скрываясь от духовенства и русского населения [Хомич, 1981]. Многовековые верования не так быстро исчезают, на это требуется не одно столетие, а христианство ненцев было еще слишком молодо, чтобы пустить глубокие корни. Грянувшая в 1917 году революция положила конец приобщению ненцев к православию, и они остались со старыми богами и новыми революционными идеями, что и нашло отражение в ненецкой литературе советского периода.
Подобного рода синкретизм был и в древнерусской литературе начального периода, когда молодое христианство только еще начинало свое победное шествие по Руси, когда в сознании людей сочетались языческие и христианские представления. Например, в знаменитом памятнике письменности Х11 века «Слове о полку Игореве» князь Игорь отправляется «ко свя-
той Богородице Пирогощей», а русских людей автор «Слова» именует «Даждьбожьи внуки». Так и в прозе ненца Явтысого - соединяются архаические и советские мотивы, образы, лексические формулы, минуя в силу объективных причин пласт христианских убеждений. Эту особенность сочинений писателя можно оценивать как типологическую черту, характерную в целом для ненецкой литературы советского периода. Симптоматично и то, что в 1990-е-2000-е годы, когда исчезло идеологическое давление, Явтысый в стихотворении 1990-х годов «Было все необычайно.» с большой задушевностью вспоминает о старых богах - идолах, уже олицетворяющих в его глазах национальную самобытность ненцев:
Мрак, казалось, будет вечен... Но случилось чудо вдруг -идол вновь в тот вешний вечер встретил ласку теплых рук!..
[Явтысый, 1996: 33].
Анализ прозаических сочинений Явтысого помогает выявить типологическое и индивидуальное в произведениях писателя, понять ход и направление его творческой эволюции.
Список литературы:
Арзамасов А.А. Пути развития «миноритарной» литературы: поэзия ненца Прокопия Явтысого // Ежегодник финно-угорских исследований. 2019. Т. 13. № 4. С. 623-632. DOI: 10.35634/2224-9443-201913-4-623-632
Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М.: Искусство, 1979. 423 с.
Ващенко А.В. Историко-эпический фольклор североамериканских индейцев: Типология и поэтика. М.: Наука, 1989. 238 с.
Галимова Е.Ш. Северный текст русской литературы: методология исследования // Северный текст как логосная форма бытия Русского Севера. Т. 1. Архангельск: ИМИДЖ-ПРЕСС, 2017. С. 9-26.
Ермолина И.П. В краю северного сияния: библиографический справочник. Нарьян-Мар: Нарьян-Марская типография, 1994. 40 с.
Жулева А.С. Мифопоэтическая модель мира в ненецкой литературе. М.: ИМЛИ РАН, 2019. 328 с.
Лагунова О.К. Феномен творчества русскоязычных писателей ненцев и хантов последней трети XX
века: Е. Айпин, Ю. Вэлла, А. Неркаги: Автореф. дис. ... д-ра филол. наук. СПб., 2008. 48 с.
Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. М.: Педагогика-пресс, 1994. 602 с.
Леви-Стросс К. Структурная антропология. М.: Наука, 1985. 535 с.
Лосев А.Ф. Диалектика мифа. М.: Мысль, 2001. 558 с.
Лотман Ю.М. Семиосфера. СПб.: Искусство-СПб, 2010. 704 с.
Лотман Ю.М., Минц З.Г., Мелетинский Е.М. Литература и мифы // Мифы народов мира: Энциклопедия. В 2 т. Т. 2. К. - Я. М.: Советская энциклопедия, 1982. С. 58-65.
Лошаков А.Г. Сверхтекст и Северный текст русской литературы // Северный текст как логосная форма бытия Русского Севера. Т. 1. Архангельск: ИМИДЖ-ПРЕСС, 2017. С. 26-57.
Меднис Н.Е. Сверхтексты в русской литературе. Новосибирск: Изд-во НГПУ, 2003. 170 с.
Мелетинский Е.М. Поэтика мифа. М.: Изд. фирма «Восточная литература» РАН, 2000. 407 с.
Мелетинский Е.М., Неклюдов С.Ю., Новик Е.С. Статус слова и понятие жанра в фольклоре // Историческая поэтика. Литературные эпохи и типы художественного сознания. М.: Наследие, 1994. С. 39104.
Ненецкий край: Сквозь вьюги лет: Очерки. Статьи. Документы [Ред.-сост. В.Ф. Толкачев]. Архангельск: Изд-во ПГУ имени М.В. Ломоносова, 2000. 615 с.
Ниеми М. Литературный лагерь в Нарьян-Маре // Ненецкий край: сквозь вьюги лет: Очерки. Статьи. Документы. Архангельск: Изд-во ПГУ имени М.В. Ломоносова, 2000. С. 493-496.
Огрызко В.В. Литература малочисленных народов Севера и Дальнего Востока. Лица и лики. Библиографический справочник. В 2 т. М.: Литературная Россия, 2013. 1136 с.
Окладников Н.А., Матафанов Н.Н. Тернистый путь к православию. Из истории обращения к христианству ненцев архангельских тундр. Архангельск: Правда Севера, 2008. 477 с.
Пономарев Б.С. Архангельские писатели: биобиблиографический справочник. Архангельск: СевероЗападное книжное изд-во, 1986. 189 с.
Попков Ю.В., Тюгашев Е.А. Метафизика Севера в контексте натурфилософских интуиций Г. Д. Гачева // Геокультурное пространство Европейского Севера: генезис, структура, семантика: сб. науч. ст. Материалы V и VI Поморских чтений по семиотике культуры. Архангельск: Изд-во САФУ, 2011. С. 37-49.
Пошатаева А.В. Литературы народов Севера: Истоки. Становление. Развитие. М.: Наука, 1988. 167 с.
Прокопий Андреевич Явтысый. 85-летие со дня рождения // Пунушка. 2007. № 5-6. С. 2.
Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. СПб.: Питер, 2021. 576 с.
Разбуженная тундра: 50 лет Ненецкому автономному округу 1929-1979. Редактор-составитель В. Ли-ханова. Архангельск: Северо-Западное книжное изд-во, 1979. 147 с.
Серошевский В.Л. Якуты: опыт этнографического исследования. 2-е изд. М.: Российская политическая энциклопедия, 1993. 736 с.
Султанов К.К. Национальное самосознание и ценностные ориентации литературы. М.: Наследие, 2001. 194 с.
Тайлор Э.Б. Первобытная культура. М.: Политиздат, 1989. 573 с.
Теребихин Н.М. Метафизика Севера. Архангельск: Изд-во ПГУ имени М.В. Ломоносова, 2004. 272 с.
Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. М.: Изд. группа «Прогресс» - «Культура», 1995. 624 с.
Фрэзер Д.Д. Золотая ветвь: исследование магии и религии. М.: Эксмо, 2006. 958 с.
Фрейденберг О.М. Миф и литература древности. М.: Изд. фирма «Восточная литература» РАН, 1998. 800 с.
Фрейденберг О.М. Поэтика сюжета и жанра. М.: Лабиринт, 1997. 448 с.
Функ Д.А., Харитонова В.И. Шаманство или шаманизм? // «Избранники духов» - «Избравшие духов»: Традиционное шаманство и неошаманизм. Памяти В.Н. Басилова (1937-1998). Сб. ст. Т.17. М.: Изд-во ИЭА РАН, 2012. С. 109-137.
Хазанкович Ю.Г. Эпические традиции в прозе коренных малочисленных народов Арктики. М.: Флинта, 2019. 416 с.
Хазанкович Ю.Г. Литературы автохтонных народов Севера до и после 1917 года: опыт историко-кри-тической рефлексии // Гуманитарный вектор. 2017. Т. 12. № 2. С. 22-27.
Хазанкович Ю.Г. Фольклорно-эпические традиции в прозе малочисленных народов Севера. Новосибирск: Изд-во СО РАН, 2009. 131 с.
Хомич Л.В. Ненцы. Очерки традиционной культуры. СПб.: Русский двор, 1995. 336 с.
Хомич Л.В. Шаманы у ненцев // Проблемы истории общественного сознания аборигенов Сибири (по материалам второй половины Х1Х - начала ХХ в.). Л.: Наука, 1981. С. 5-41.
Хромова К. Свой человек в тундре // Советская культура. 1980. № 27(5347). С. 3.
Царькова Л.В. Три философских эссе о поэзии: Василий Ледков, Алексей Пичков, Прокопий Явты-
сый. Нарьян-Мар, 1998. 33 с.
Элиаде М. Аспекты мифа. М.: Академический Проект, 2000. 224 с.
Юнг К.Г. Архетипы и коллективное бессознательное. М.: АСТ, 2019. 495 с.
Явтысый П.А. Было все необычайно. // Взойдет росток души: стихотворения. Нарьян-Мар: Изд-во НОИУУ, 1996. С. 32-33.
Явтысый П.А. Схватка. Повести. М.: Современник, 1988. 189 с.
References:
Arzamasov A.A. Puti razvitiya "minoritamoy" liter-atury: poeziya nentsa Prokopiya Yavtysogo [Ways of development of "minority" literature: the poetry of the Nenets Procopius Yavtysy]. Yezhegodnik finno-ugor-skikh issledovaniy [Yearbook of Finno-Ugric Studies]. 2019. Vol. 13. № 4. Pp. 623-632. DOI: 10.35634/22249443-2019-13-4-623-632 (In Russian)
Bahtin M.M. Jestetika slovesnogo tvorchestva [Aesthetics of verbal creativity]. Moscow: Art Publ., 1979. 423 p. (In Russian)
Carkova L.V. Tri filosofskih jesse o pojezii: Vasilij Ledkov, Aleksej Pichkov, Prokopij Javtysyj [Three philosophical essays on poetry: Vasily Ledkov, Alexey Pichkov, Prokopy Yavtysy]. Narjan-Mar, 1998. 33 p. (In Russian)
Eliade M. Aspekty mifa [Aspects of the myth]. Moscow: Publ. in Academic Project, 2000. 224 p. (In Russian) Ermolina I.P. Vkrayu severnogo siyaniya: bibliogra-ficheskiy spravochnik [In the land of the northern lights: a bibliographic guide]. Narjan-Mar: Narjan-Mar Printing House Publ., 1994. 40 p. (In Russian)
Frazer D.D. Zolotaja vetv: issledovanie magii i reli-gii [The Golden Bough: A study of magic and religion]. Moscow: Publ. in Eksmo, 2006. 958 p. (In Russian)
Freidenberg O.M. Mif i literatura drevnosti [Myth and ancient literature]. Moscow: Publ. House "East Literature" of Russian Academy of Science, 1998. 800 p. (In Russian)
Freidenberg O.M. Pojetika sjuzheta i zhanra [The poetics of the plot and genre]. Moscow: Publ. in Labyrinth, 1997. 448 p. (In Russian)
Funk D.A., Haritonova V.I. Shamanstvo ili shaman-izm? [Shamanstvo or shamanism?] "Izbranniki duhov" "Izbravshie duhov": Tradicionnoe shamanstvo i neoshamanizm. Pamjati V.N. Basilova (1937-1998). Sbornik statej ["Chosen by spirits" - "Chose spirits": Traditional shamanism and neo-shamanism. In memory of V.N. Basilov (1937-1998). Collection of articles]. Vol. 17. Moscow: Institute of Ethnology and Anthropology of Russian Academy of Science, 2012. Pp. 109-137. (In Russian)
Galimova E.Sh. Severnyj tekst russkoj literatury: metodologija issledovanija [Northern text of Russian literature: research methodology]. Severnyj tekst kak logosnaja forma bytija Russkogo Severa [Northern text as a logos form of being in the Russian North]. Vol. 1. Arkhangelsk: IMAGE-PRESS Publ., 2017. Pp. 9-26. (In Russian)
Hazankovich Y.G. Epicheskiye traditsii v proze kore-nnykh malochislennykh narodov Arktiki [Epic traditions in the prose of the indigenous peoples of the Arctic]. Moscow: Publ in Flinta, 2019. 416 p. (In Russian)
Hazankovich Y.G. Literatury avtohtonnyh narodov Severa do i posle 1917 goda: opyt istoriko-kriticheskoj refleksii [Literature of the autochthonous peoples of the North before and after 1917: an attempt at historical and critical reflection]. Gumanitarnyj vector [Humanitarian vector]. 2017. Vol. 12. № 2. Pp. 22-27. (In Russian)
Hazankovich Y.G. Folklorno-epicheskiye traditsii v proze malochislennykh narodov Severa [Folklore and epic traditions in the prose of the indigenous peoples of the North]. Novosibirsk: Publ. in Siberian Branch of Russian Academy of Science, 2009. 131 p. (In Russian) Homich L.V. Nentsy. Ocherki traditsionnoy kultury [Nenets. Essays on traditional culture]. Saint Petersburg: Publ. in Russian Yard, 1994. 128 p. (In Russian)
Homich L.V. Shamany u nencev [Shamans among the Nenets]. Problemy istorii obshhestvennogo soznanija ab-origenov Sibiri (po materialam vtoroj poloviny XIX -nachala XX veka) [Problems of the history of social consciousness of the natives of Siberia (based on the materials of the second half of the 19th - early 20th centuries)]. Leningrad: Science Publ., 1981. Pp. 5-41. (In Russian)
Hromova K. Svoi chelovek v tundre [Own man in the tundra]. Sovetskaya kultura [Soviet culture]. 1980. № 27(5347). 3 p. (In Russian)
Lagunova O.K. Fenomen tvorchestva russkojazych-nyh pisatelej nencev i hantov poslednej treti XX veka: E. Ajpin, Yu. Vyella, A. Nerkagi [The phenomenon of creativity of Russian-speaking writers of the Nenets and Khanty of the last third of the 20th century: E. Ajpin, Yu. Vyella, A. Nerkagi]. Abstract of dissertation for the degree of Dr. Sci. (Philology). Saint Petersburg, 2008. 48 p. (In Russian)
Levy-Bruhl L. Sverhestestvennoe v pervobytnom myshlenii [The Supernatural in Primitive Thinking]. Moscow: Publ. in Pedagogic Press, 1994. 602 p. (In Russian)
Levi-Strauss C. Strukturnaja antropologija [Structural Anthropology]. Moscow: Science Publ., 1985. 535 p. (In Russian)
Losev A.F. Dialektika mifa [Dialectics of myth]. Moscow: Publ. in Thought, 2001. 558 p. (In Russian)
Lotman Y.M. Semiosfera [Semiosphere]. Saint Petersburg: Publ. in Art-SPb, 2010. 704 p. (In Russian)
Lotman Y.M., Minc Z.G., Meletinskij E.M. Literatura i mify [Literature and myths]. Mify narodov mira: Enciklopedija. [Myths of the peoples of the world: Encyclopedia]. In 2 volumes. Vol. 2. K. - Ya. Moscow: Publ. in Soviet Encyclopedia, 1982. Pp. 58-65. (In Russian)
Loshakov A.G. Sverhtekst i Severnyj tekst russkoj literatury [Super text and northern text of Russian literature]. Severnyj tekst kak logosnaja forma bytija Russkogo Severa [Northern text as a logos form of being in the Russian North]. Vol. 1. Arkhangelsk: IMAGE-PRESS Publ., 2017. Pp. 26-57. (In Russian)
Mednis N.E. Sverhteksty v russkoj literature [The Supertexts in Russian literature]. Novosibirsk: Publ. in Novosibirsk State Pedagogical University, 2003. 170 p. (In Russian)
Meletinskij E.M. Poetikamifa [The Poetics of myth]. Moscow: Publ. "East Literature" of Russian Academy of Science, 2000. 407 p. (In Russian)
Meletinskij E.M., Nekljud S.Y., Novik E.S. Status slova i ponjatie zhanra v folklore [The status of a word and the concept of a genre in folklore]. Istoricheskaja pojetika. Literaturnye jepohi i tipy hudozhestvennogo soznanija [Historical poetics. Literary epochs and types of artistic consciousness]. Moscow: Publ. in Legacy, 1994. Pp. 39-104. (In Russian)
Neneckij kraj: skvoz vjugi let: Ocherki. Stati. Doku-menty [Nenets Territory: Through the Blizzards of Years: Essays. Articles. Documentation]. Edited by V. Tol-kachev. Arkhangelsk: Publ. in Pomeranian State University, 2000. 615 p. (In Russian)
Niemi M. Literaturnyj lager v Narjan-Mare [Literary camp in Naryan-Mar] Neneckij kraj: skvoz vjugi let: Ocherki. Stati. Dokumenty [Nenets Territory: Through the Blizzards of Years: Essays. Articles. Documentation]. Arkhangelsk: Publ. in Pomeranian State University, 2000. Pp. 493-496. (In Russian)
Ogryzko V.V. Literatura malochislennyh narodov Severa i Dalnego Vostoka. Lica i liki [Literature of the indigenous people of the North and the Far East. Faces]. Bibliographic reference book. In 2 volumes. Moscow: Publ. in Literary Russia, 2013. 1136 p. (In Russian)
Okladnikov N.A., Matafanov N.N. Ternistyj put k pravoslaviju. Iz istorii obrashhenija k hristianstvu ne-ncev arhangelskih tundr [The thorny path to Orthodoxy. From the history of the conversion to Christianity of the Nenets of the Arkhangelsk tundra]. Arkhangelsk: Publ. in North Truth, 2008. 477 p. (In Russian)
Ponomarev B.S. Arhangelskie pisateli: biobibliogra-ficheskij spravochnik [Arkhangelsk writers: bio-bibliographic reference book]. Arkhangelsk: North-Western Book Publ., 1986. 189 p. (In Russian)
Popkov Y.V., Tjugashev E.A. Metafizika Severa v kontekste naturfilosofskih intuicij G.D. Gacheva [Meta-
physics of the North in the context of G.D. Gachev's Natural Philosophical Intuitions]. Geokulturnoe prostranstvo Evropejskogo Severa: genezis, struktura, semantika: sbornik nauchnyh statej. Materialy V i VI Pomorskih chtenij po semiotike kultury [Geocultural space of the European North: genesis, structure, semantics: Collection of scientific articles. Materials of the V and VI Pomeranian Readings on the Semiotics of Culture]. Arkhangelsk: Publ. in Northern (Arctic) Federal University named after M.V. Lomonosov, 2011. Pp. 37-49. (In Russian)
Poshataeva A.V. Literatury narodov Severa: Istoki. Stanovlenie. Razvitie [Literature of the peoples of the North: Sources. Becoming. Development]. Moscow: Science Publ., 1988. 167 p. (In Russian)
Prokopij Andreevich Javtysyj. 85-letie so dnja rozh-denija [Prokopy Andreevich Yavtysy. 85th anniversary of the birth] Punushka. 2007. № 5-6. 2 p. (In Russian)
Propp V.Ya. Istoricheskie korni volshebnoj skazki [The historical roots of the fairy tale]. Saint Petersburg: Piter Publ., 2021. 576 p. (In Russian)
Razbuzhennaja tundra: 50 let Neneckomu avtonom-nomu okrugu 1929-1979 [Awakened tundra: 50 years of the Nenets Autonomous Okrug 1929-1979] Editor-compiler V. Likhanova. Arkhangelsk: North-Western Book Publ. House, 1979. 147 p. (In Russian)
Seroshevskij V.L. Jakuty: opyt jetnograficheskogo issledovanija. Vtoroe izdanie [Yakuts: the experience of ethnographic research. Second edition]. Moscow: Russian Political Encyclopedia Publ., 1993. 736 p. (In Russian)
Sultanov K.K. Nacionalnoe samosoznanie i cennost-nye orientacii literatury [National identity and value orientations of literature]. Moscow: Publ. in Legacy, 2001. 194 p. (In Russian)
Tailor E.B. Pervobytnaja kultura [Primitive culture]. Moscow: Publ. in Politizdat, 1989. 573 p. (In Russian)
Terebihin N.M. Metafizika Severa [Metaphysics of the North]. Arkhangelsk: Publ. in Pomeranian State University, 2004. 271 p. (In Russian)
Toporov V.N. Mif. Ritual. Simvol. Obraz: Issledo-vania v oblasti mifopoeticheskogo [Myth. Ritual. Symbol. Image: Studies in the field of mythopoetic]. Moscow: Publ. Group "Progress" - "Culture", 1995. 624 p. (In Russian)
Vashhenko A.V. Istoriko-jepicheskij folklor severo-amerikanskih indeicev: Tipologija i pojetika [Historical and epic folklore of North American Indians: Typology and poetics]. Moscow: Science Publ., 1989. 238 p. (In Russian)
Yung K.G. Arhetipy i kollektivnoe bessoznatelnoe [Archetypes and the collective unconscious]. Moscow: AST, 2019. 495 p. (In Russian)
Yavtysyj P.A. Stihotvorenia [Poems]. Punushka [Punushka]. 2017. № 27. pp. 2. (In Russian)
Yavtysyj P.A. Bylo vse neobychajno... [Everything was unusual.]. Vzojdet rostok dushi: stihotvorenija [The sprout of the soul will rise: poems]. Narjan-Mar: Publ. in Institute for the Improvement of Teachers of the Nenets District, 1996. Pp. 32-33. (In Russian)
Yavtysyj P.A. Shvatka. Povesti [Fight. Stories]. Moscow: Publ. in Contemporary, 1988. 189 p. (In Russian) Zhuleva A.S. Mifopojeticheskaja model mira v ne-neckoj literature [The mythopoetic model of the world in Nenets literature]. Moscow: A.M. Gorky Institute of World Literature of the Russian Academy of Sciences, 2019. 328 p. (In Russian)
Сведения об авторе:
Елепова Марина Юрьевна - д.ф.н., зав. кафедрой литературы Северного (Арктического) федерального университета; г. Архангельск, Российская Федерация;
https://orcid.org/0000-0002-7229-5851; m.elepova@yandex.ru
Information about the author:
Elepova Marina Yurevna - Dr. Sci. (Philology), the Head of the Department of Literature of Northern (Arctic) Federal University named after M.V. Lomonosov; Arkhangelsk, Russian Federation;
https://orcid.org/0000-0002-7229-5851; m.elepova@yandex.ru
