CC BY
72
УДК 82.091 АНДРЕЕВА Е.А.
соискатель кафедры русской и зарубежной литературы Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского E-mail:[email protected]
UDC 82.091 ANDREEVA E.A.
Applicant of Department of Russian and foreign literature of Omsk State University of F.M. Dostoyevsky E-mail:[email protected]
МИФОПОЭТИЧЕСКИЕ ОБРАЗЫ И СИМВОЛЫ В СОВРЕМЕННОЙ ОЧЕРКОВОЙ ПРОЗЕ О ДЕРЕВНЕ THE MYTHOPOETIC IMAGES AND SYMBOLS IN MODERN ESSAY PROSE ABOUT THE VILLAGE
В статье на примере малой прозы А. Байбородина, Д. Новикова и М. Тарковского рассматриваются мифопоэти-ческие образы и символы, составляющие концептосферу современной очерковой прозы. Отмечается, что объединяющим началом для всех авторов является образ природы как некоего метафизического пространства, включающего в себя духовное пространство героя.
Ключевые слова: современная очерковая проза, нравственно-этический аспект, природа.
In the article on the example by A. Bayborodin, D. Novikov and M. Tarkovsky's small prose the mythopoetic images and symbols making sphere of concepts of modern essay prose are considered. It is noted that the uniting beginning for all authors is the image of the nature as the certain metaphysical space including spiritual space of the hero.
Keywords: modern essay prose, moral and ethical aspect, nature.
Говоря о современной прозе, исследователь И.С. Грацианова отмечает «смену научной парадигмы с позитивистской, антропоцентрической по сути, на метафизическую, основанную на переосмыслении пространственно-временного континуума и учете моментов сакрализации утраченных смыслов и происходящих в современном сознании ментальных сдвигов» [4, с. 1]. Это относится и к современной очерковой прозе о деревне, которая приобретает явные признаки почвеннической направленности: появляются произведения, отмеченные глубоким нравственно-философским подтекстом и онтологическим содержанием (Р. Сенчин, М. Тарковский, А. Байбородин, Г. Шульпяков, Д. Новиков и др.).
Естественно предположить, что образ деревни претерпел определенные эволюционные изменения, связанные с новыми социально-политическими и нравственно-философскими реалиями. О месте писателя в процессе нравственно-эстетического осмысления времени иркутский писатель А. Байбородин пишет: «В русской традиционной народной литературе писатели замышлены родовой судьбой, писателя рождает в некоем колене его ро-дова, как выразителя рода, - суть народа. В идеале ... может, недостижимом... русский народный писатель, словно приходской поп, посредник меж Богом и народом, меж небом и землёй» [6].
Для обозначения нового подхода к пониманию своеобразия современных авторов через взаимодействие ми-фопоэтической и условно-бытовой стилевых тенденций следует выявить категорию исконного «нравственного идеала» / народной морали/ нормы в соотношении с последующими модификациями / аномалиями, наиболее активно используемыми в очерковых текстах современных авторов. Это необходимо для исследования мифопоэтиче-
ского начала в современных очерках деревни.
А.Ю. Большакова обращает внимание на то, что этический аспект стал ведущим в изучении деревенской прозы с постоянным нарастанием интереса и глубины исследований начиная с 1970-х гг. «Деревенская проза» как явление русской классики XX века осмысливается в контексте общих этических установок национального сознания - крестьянского в своих основах - и их тревожных модификаций в современный период» [2, с. 345]. Вот почему преждевременно говорить о гибели русской деревни. Безусловно, прежней формации русской деревни как национальной формы жизни уже не существует. Однако на ее смену приходит новая реальность - «стоическая форма сопротивления Времени» [16, с.49], по-своему протестующая уничтожению «крестьянской Атлантиды».
К поиску этой «стоической» формы современные писатели подходят в контексте традиций русской классической литературы, наследуя основные архетипы, свойственные деревенской прозе (дом, земля, окружающая природа и др.), наполняя их современным содержанием.
Так, персонажи очерков М. Тарковского, Д. Новикова, А. Байбородина представляют читателю героя, вписанного в природный мир, задумавшегося над вопросами о смысле человеческого существования, жизни и смерти. Изображение бесконечного круговорота жизни приводит современных авторов к идее антропокосмизма, исходящего из «понимания человека как органической и активной части космоса и Вселенной» [13, с. 335]. Эта идея проявляется многообразно: здесь и долготерпение, и примирение с жизнью, понимание ее как бесконечной категории.
К примеру, старик из очерка М. Тарковского «Дед» (2004) - человек, на первый взгляд, «бичеватый» и «гулящий»: «У Деда был всего один зуб, гнилой, блестящий».
© Андреева Е.А. © Andreeva Е.А.
Но когда Дед умирает, все окружение сожалеет о том, «какой он был хороший, безобидный и как без него теперь скучно» [10, с. 355]. Или взять сцену прощания с бабушкой из очерка «Бабушкин спирт» (2004): «Кольке казалось, что Бабушкина смерть - нелепый переплет, из которого только он ее может вызволить, расколдовать, и что ей обязательно надо поскорее вернуться» [10, с. 268]. Или, как в рассказе Д.Новикова «Смерть старухи», надпись на могиле заброшенного погоста «Здесь похоронена старушка, - было написано кривыми, масляной краской буквами на серой доске. - Ее звали Любовь» [7, с.107].
Традиционная для «деревенской прозы» В. Распутина, В. Астафьева, В. Белова и др., линия, связанная с «вековечной» мудростью старшего поколения становится центральным мотивом всего творчества М. Тарковского, который подчеркивал, что идея гармонии человека и природы, ощущение таинства бытия была заложена в нем еще в детстве, его бабушкой. «Осознанно или нет, она целила меня на таежную жизнь. Много рассказывала про Енисей, куда в свое время отправила в экспедицию своего сына, а моего дядьку, знаменитого режиссера...» [10, с. 323]. В размышлениях о том, «почему она так стремилась сплавить внука в леса», подальше от московского кинематографического бомонда, М. Тарковский подходит к главной мысли: «Бабушка заложила во мне основы, открыв три двери: в русскую природу, в русскую литературу и в православный храм» [10, с.322].
Особенностью художественной картины мира современных писателей-«деревенщиков» является оживление признаков сакрального, в том числе мифологического, мышления. Ключевые понятия натурфилософского порядка (лес, реки и водоемы, растения, животные, рыбы, птицы и др.) составляют часть определённого мифопоэтического кода авторов. Особый символичный смысл природа приобретает в прозе карельского писателя Д. Новикова. Строгая красота Русского Севера в его прочтении наделена древней магической силой: «Север правдив и жесток. Если внутри у тебя покой, если не волочится следом кровавый след беды, то не тронет тебя ни один зверь, холодное море даст пищу, а дикие леса - кров» [7, с. 81].
В художественной системе писателя природа, имеющая универсальное значение, отождествлена с основами мироздания. Именно природе отведена роль главной системы координат, задающей параметры духовной системы героев и событий. «Не знаю, что за странная прихоть ведет меня на север. Она неодолима. И часто, опять собираясь, укладывая вещи в рюкзак, думаешь со страхом и упованием - бесы ли манят, промысел ли божий. Так и мучаешься в сомнениях, пока не дойдешь до края, где открывается все. Там узнаешь - благодарить или бежать» [7, с. 9].
Человек в мире природы не существует как изолированная личность, отчужденная от реальных форм: он подчинен порядку вещей в мире. Модель натурфилософского мироздания включает в себя не только онтологические, социально-нравственные координаты, но и прямые указания на язычество, связанные с природными циклами, поклонением стихиям воды, земли, огня и т. д.
В прозе иркутского писателя А. Байбородина частотным мифопоэтическим образом является образ земли. Автор в традициях русской ментальности одушевляет землю, подчеркивая, что с этим связаны многие земледельческие обряды, например, сеять до праздника Троицы,
убирать до Великого Покрова и т.д. «И в земледельческом таланте крестьян, кроме вселенского природознания, трудолюбия и терпения, кроме обереженных многовековых земледельческих навыков, таилась неизбывная, всепоглощающая, обрядово-поклонная, жертвенная любовь к матери-сырой-земле - любовь, увы, порой впадающая в духовную прелесть - языческое одухотворение земли» [1].
Вот как о «силе земли» в связи с очерками А.Байбородина пишет уральский автор С.Чепров: «...русский человек, он - «земляной». Таким сотворил его Бог. Есть народы - воины, есть - кочевники, есть народы - торгаши, для которых вся жизнь - сплошной базар. Русский же мужик - пахарь. Но пахарь, не снимающий с пояса меча. Ведь ратник от слова ратай - пахарь - способный в любую минуту встать на защиту своей семьи, своей земли и своей родины» [13].
В соответствии с мифологической традицией концепт земли объединен с традицией природного пространства. В пространстве природного мира для М. Тарковского особенно значим топос тайги. Но не пышность таежных пейзажей, а духовная наполненность приоритетна для писателя. Исследователь Н. Вальянов пишет: «Тайга воссоздаётся художником как пространство, в котором персонаж обретает смысл собственного бытия, определяет жизненное предназначение, имеет возможность очистить душу от повседневной суеты» [3, с. 80].
Природа, покорившая писателя до глубины души, по справедливому замечание Р. Сенчина, предстает аскетичной и строгой. «Каменистая вершина уже белела от снега, и ее опоясывали худосочные пихты, абсолютно вертикальные, игольно голые и лишь на концах оперенные густыми ершиками хвои» [10, с. 311]. В рецензии на книгу М. Тарковского «Замороженное время» Р. Сенчин, на наш взгляд, справедливо связывает эту авторскую особенность с суровым нравом охотника, больше привыкшего к «ориентирам на местности и сводкам погоды» [8], чем к заигрыванию с читателем.
Следующий по значимости космологический образ - это образ воды. Мифопоэтический комплекс воды в произведениях очеркистов (Д. Новиков, М. Тарковский) многозначен: это может, река, озеро, ручей, даже дождь.
Образ реки, являясь опорным в художественном мире натурфилософской прозы, наполнен конкретно-бытовым и философским смыслом. В этом случае речь идет о реке как об объекте изображения, о ее свойствах объективного характера - спокойная, величественная, свободная и т. д. Рассматривая образ реки, следует отметить, что его символика изначально двойственна. В «Словаре символов» Х. Керлота о реке пишется, что это амбивалентный символ, т. к. он соответствует как созидательной силе, так и разрушительной силе природы. С одной стороны, он означает плодородие и прогрессивное орошение почвы, а с другой -необратимое течение времени и, как следствие, потерю или забвение [5, с. 437]. Символика реки (воды) находится на службе суровой северной природы: в отдельных очерках («Глаза леса») сутками может идти дождь.
Другое значение, соединенное с восприятием речного потока, восходит к представлению о необратимом течении времени. Вот почему один из основных мотивов - река-дорога. «Эта нечеловечья мощь (природы) ярче всего проявляется в сибирских реках, не только могучих на вид, но
и важнейших по сути, поскольку от них напрямую зависит жизнь в этих суровых краях: это реки-дороги, реки-кормилицы, реки-учителя... И чтобы до конца понять двух русских писателей Астафьева и Распутина, надо хорошенько представлять, что такое для Сибири реки Енисей и Ангара» [11].
Общий знаменатель реки-дороги - безбрежность, образ, вызывающий к размышлению о смысле жизни и человеческого бытия. «Поначалу река была спокойной, неторопливой, и мы легко выгребали против течения. Настолько, что было время, чтобы смотреть окрест и думать про путь. <> Ведь только в дороге ты по-настоящему свободен и честен перед Богом и собой. В любых других обстоятельствах зависимость от людских схем гнет тебя к земле. <> И помочь тебе может лишь нательный крест, а помешать - лишь былые неправды» [7, с. 17-18].
Для язычников (народы Севера по большей части язычники) река (море) является объектом сакрального порядка, местом почитания и совершения многих обрядов. Так, персонажи Д. Новикова («Куйпога»), приехавшие к Белому морю, почти на физическом уровне ощущают, «как с тела, с души словно отваливается пластами чешуя накопившейся за долгие годы грязи, и слезы наворачиваются на глаза от ощущения пусть временной, пусть предсказуемой, но чистоты и ясности» [7, с. 41]. Это ощущение, происходящее на метафизическом уровне, автор называет «очищение духом Внутреннего моря».
В онтологическом смысле река (море) ощущаются как граница между мирами, некоей «гранью между жизнью и смертью, добром и злом, та, которую постоянно ищешь, иногда натыкаешься, но никогда не можешь устоять, удержаться на ней» [7, с. 43], В финале очерка «Куйпога» главная героиня по имени Вера вознаграждена за свою веру в силы природы - вода (после отлива) возвращается к берегу, «в разрыве туч вдруг блеснуло яростное солнце» [7, с. 48].
Нередко образ реки связан с мотивами судьбы, смерти, страха перед неведомым, с физиологическим ощущением холода и темноты, эмоциональными переживаниями утраты, разлуки, ожидания.
Связь земли и воды в художественном мире Д. Новикова выявляется путем моделирования вертикальной составляющей мироздания, созданной при помощи зооморфных образов. Об этой особенности мифологического сознания в свое время писал В.Н. Топоров: «Эти ассоциации были настолько устойчивыми, что периферийные элементы вертикальной структуры стали символами неба (птицы) и подземного царства (змеи-рыбы), сохранившими свое значение независимо от места их изображения в живописном пространстве» [12, с. 93]. Соотнесенность персонажей Новикова преимущественно с земноводными (образы рыб, змей, лягушек и др.) свидетельствует о приоритете образов земли и воды в творчестве автора.
Одинаково сильное отвращение испытывают персонажи в очерках «Жабы мести и совести» (2012) и «Змей» (2011) при первой встрече с пресмыкающимися. Однако со временем герои проникаются искренним интересом и даже любовью к природным тварям. Страх уходит вместе с тем, как в сознании героев метафорический образ змеи приобретает глубокий философский подтекст. За змеями, кишащими на участке главного героя, скрыта метафорическая параллель с духовными «гадами», которые источают душу
человека в современном цивилизованном мире.
«Кто же знал, что на земле моей, которую местные называют «кививакайне», или «каменное место», окажется полным-полно змей, царство просто змеиное, а не рай земной» [7, с. 225]. Природа ставит героя перед нравственным выбором: сдаться на милость судьбы или стать Хозяином своей жизни (в данном случае своей земли). «Извини, -говорю, - но вы должны понять -здесь теперь мое место. Здесь я теперь живу. Ступайте в леса, в болота, вдоль по берегу - места много везде. Но теперь здесь - мое» [7, с. 226]. Похожую символику несут жабы, приходившие по вечерам к костру в очерке «Жабы мести и совести». Известно, что жаба не имеет однозначного толкования: на Востоке - это признанный символ богатства и достатка, у православных жаба часто символизирует возрождение греха с добавлением жадности и зависти. С такими чувствами относятся друг к другу братья Жолобковы. Но в их истории жаба с «нечеловечески мудрыми глазами» нужна автору, чтобы «донести до них какую-то молчаливую, важную правду» [7, с.71-72].
Новикова особенно привлекает семиотика рыбы: палтус, сельдь, треска, зубатка, камбала, семга и др. В христианстве символ Рыбы (Ихтус) относят к Создателю, а последователей в первые века христианства часто называли рыбами. В прозе Новикова семантика ихтиологических образов связана с (развернутой метафорой) Высшим разумом, с такими понятиями, как «любовь к ближнему», «родство», «сила созидания». История братьев отсылает к библейскому сюжету из жизни Каина и Авеля, завершаясь словами: «Рука сама легла на топорище. Вдруг, совсем рядом, гулко и безнадежно скакнула сёмга именем Его». [7, с. 88].
В Новом Завете упоминается, что некоторые из первых учеников Иисуса были рыбаками и приводится его утверждение: «Я сделаю вас ловцами людей». Перечисленные образы в художественном мире очерков несут значение «встроенности» человека в мир природы, гармонии мироздания, при которой природа щедро одаривает человека. «Рыбы было столько, что первоначальный восторг быстро сменился сначала сосредоточенностью, а потом и усталостью» [7, с.77]. Для того, чтобы рыба ловилась, нужно уметь договариваться с рекой и озером, но прежде всего нужно быть в гармонии с самим собой.
Идеи антропоморфизма, укорененные в «деревенской прозе» начиная с великой притчи о «Царь-рыбе» (1976) В. Астафьева, как сказ о грехе и возмездии природы, получают в современной деревенской прозе онтологическое звучание. «И писатель В. Астафьев - под стать Енисею: такой же кряжистый, крепкий, мужицкий и в своих книгах насквозь речной - пароходский, лодочный, рыбный. Описанию различных рыбин и рыбалок посвящены многие строки его произведений. Сами названия за себя говорят: «Карасиная погибель», «Уха на Боганиде» да и «Царь-Рыба» ... Детство писателя прошло на берегах Енисея: от Овсянки на юге до приполярной Игарки — неплохим «плечом» длиной 1700 верст пролегла человеческая судьба! Крепко, пуповинно перевязана она с великой рекой. Так крепко, что крепче не бывает.» [11].
Характер взаимоотношений человека с природой отражает его положение в мироздании, позволяя в максимально крупном масштабе увидеть его назначение как человека
(родовое) в системе земного существования. Д. Новиков противопоставляет мир социума естественному, органичному миру природы. «Несколько лет назад меня неудержимо потянуло на природу. Не так, чтобы бессмысленно наскоком ворваться на какой-нибудь общий пляж, развести костер среди куч чужого мусора. <> Нет, захотелось своего, чистого, чтобы поменьше людей и побольше воздуха. Тогда я стал искать место, где будет мой дом» [7, с.155].
Дом и подворье - один из ключевых архетипов, составляющих единую концептосферу «русского мира», о чем неоднократно писали исследователи. В патриархальной традиции изба (дом) - узнаваемая модель крестьянского мира в миниатюре. Для старухи Дарьи из «Прощания с Матерой» (1976) В. Распутина, Агафьи из его же рассказа «Изба» (1989), солженицинской Матрены («Матренин двор», 1956) - это не просто жилище или отчий дом, а особый способ выражения национального характера и главный символ Родины, образчик крестьянской души.
В очерках писателя Г. Шульпякова обращаетсяособое внимание на семантику «избы», а не «дома». «Вы будете в Москве в это время? - на том конце женский голос. Я прикидываю в уме, считаю «Нет, я буду в деревне. Давайте через». «О, у вас дом в деревне!» - трещит трубка. «Изба...»
- «Как это хорошо - дом, природа. Я хотела бы...» - «Изба!»
- кричу. - Изба!» [15, с. 214].
С изменением современной картины мира понятие «изба» у Г. Шульпякова тоже приобретает новый смысловой оттенок, выраженный в словах автора: «Изба есть механизм, усваивающий, впитывающий время» [15, с. 217]. Жизнь избы приобретает особое онтологическое значение. Изба, как и человек, стареет: оседают ее венцы, уходит в землю валун, поддерживающий крыльцо, остывает печка. Наблюдение за бытовыми вещами позволяет автору прийти к выводу, что «современный человек не успевает за временем - декорации меняются быстрее, чем он привыкает к ним, вещи исчезают из обихода, так и не состарившись. Прошлое пусто. Между тем человек живет памятью, а значит, поиск прошлого - единственное, что может объединить людей» [15, с.214].
В связи с этой диалектикой особое значение имеет образ прохудившейся на избе крыши. Стремление срочно «залатать протекающую крышу» приобретает философский подтекст. «Прохудилась» ментальность писателя, его прежние представления о мире не выдерживают проверки жизнью. Вспомним ту же героиню «Матрениного двора», которой нужно было перестилать кровлю. «Но жутко ей было ломать ту крышу, под которой прожила сорок лет. Даже мне, постояльцу было больно, что начнут отрывать доски и выворачивать бревна дома. А для Матрены было это - конец жизни» [9, с. 133].
Характерно, что сюжет строительства дома в очерковой повести «Строить!» оборачивается авторской установкой на реконструкцию основ (модели) крестьянского мира целиком. «Хватит уже плакать - мне кажется очень важным строить. Строить именно сейчас, именно здесь, на нашей земле, много пережившей и много разрух перенесшей. Строить несмотря на неясность, на зыбкость, на непонятное будущее - оно всегда останется непонятным. Нужно брать эту землю и строить на ней. Строить для себя как отдельного представителя народа, желающего выжить, но не прозябая, а в поступательном движении» [7, с.220]. В связи с чем у Д. Новикова появляется категория людей - «делателей», двигающих «безнадежную массу вещества, заблудшей души, прошлой неправильности и неправедности - все-таки к свету». Герои новой деревенской реальности отходят от принципа коллективной ответственности за происходящее (привитого в период социализма) в пользу индивидуалистического начала.
Подводя итоги, можно сделать вывод, что основу современной деревенской прозы составляет принцип тождества микро- и макрокосмоса, сменившего на рубеже веков установку «микромир в макромире». Человек в заданной точке координат становится самодостаточной категорией. Смена философской парадигмы создает феномен «духовного» отшельничества, сознательного отказа от цивилиза-ционных благ в пользу поиска истинного смысла жизни в единстве с природой.
Библиографический список
1. Байбородин А. Мать-сыра-земля // Наш современник, 2013, №11 [Электронный ресурс]. URL: http://nash-sovremennik.ru/ archive/2013/n11/1311-17.pdf (дата обращения 08.06.2018).
2. БольшаковаА.Ю. Феномен деревенской прозы (вторая половина XX века): Дисс. ... д-ра филол. наук: 10.01.01. / Большакова Алла Юрьевна. М., 2002. 403 с.
3. ВальяновН.А. Художественный мир М.А. Тарковского: пространство, время, герой: Дисс. канд.филол.наук. 10.01.01 / Вальянов Никита Александрович. Красноярск, 2017. 234 с.
4. ГрациановаИ.С. Концептосфера и архетипическое пространство онтологической прозы последней четверти XX столетия: Дисс. канд.филол.наук. 10.01.01 / Грацианова Ирина Сергеевна. Краснодар, 2004. 236 с.
5. КерлотХ.Э. Словарь символов. М.: RELF-book, 1994. 608 с.
6. Кокшенева К. Слово от рода и народа // Москва, 2011. №6 [Электронный ресурс]. URL: http://www.moskvam.ru/publications/ publication_704.html (дата обращения 10.06.2018).
7. Новиков Д.Г. В сетях твоих. М.: Эксмо, 2014. 384 с.
8. Сенчин Р. Острова на земле // Интернет-журнал «Пролог» [Электронный ресурс]. URL: http://www.ijp.ru/text/949 (дата обращения 29.05.2018).
9. Солженицын А. Рассказы. М.: ИНКОМ НВ, 1991. 288с.
10. ТарковскийМ. Избранное. Новосибирск: ИД «Историческое наследие Сибири», 2014. 496 с.
11. Тарковский М. Речные писатели // Наш современник. 2015. №3. [Электронный ресурс]. URL:http://nash-sovremennik.ru/ archive/2015/n3/1503-29.pdf (дата обращения 29.05.2018).
12. Топоров В. Н. К происхождению некоторых поэтических символов // Ранние формы искусства. М.: Искусство, 1972. С. 77-103.
13. ФроловИ.Г. Перспективы человека. М.: Политиздат, 1983. 350 с.
14. Чепров С. Матушка-земля // Огни Кузбасса, 2015, №1 [Электронный ресурс]. URL:http://www.ognikuzbassa.ru/category-publicism/1061-sergej-cheprov-matushka-zemlya-razmyshleniya-po-prochtenii-ocherkov-anatolij-bajborodina (дата обращения 08.06.2018).
15. Шульпяков Г. Моя счастливая деревня // Новая Юность (Избранное). 2010. С.214-228.
16. Шульпяков Г. Робинзон по понедельникам // Огонек. 2014. №2. С.48-49.
References
1. Bayborodin A. Mother-cheese-earth // The our contemporary, 2013, No. 11 Available at: URL:http://nash-sovremennik.ru/archive/2013/ n11/1311-17.pdf(Accessed 08.06.2018).
2. BolshakovaA.Yu.The phenomenon of rural prose (the second half of the 20th century). PhD thesis Moscow, 2002. 403 p.
3. ValyanovN.A. The art world of M.A. Tarkovsky: space, time, hero. Candidatethesis. Krasnoyarsk, 2017. 234 p.
4. GratsianovaI.S. The sphere of concepts and archetypic space of ontologic prose of the last quarter of the XX century. -Candidatethesis. Krasnodar, 2004. 236 p.
5. KerlotH. E. Dictionary of symbols. M.: RELF-book, 1994. 608 p.
6. Koksheneva K. A word from thekin and the people//Moscow, 2011. No. 6. Available at: URL: http://www.moskvam.ru/publications/ publication_704.html (Accessed 10.06.2018).
7. NovikovD.G. In your seines. M.: Eksmo, 2014. 384 p.
8. SenchinR. Islands on the earth // The online magazine "Prolog". Available at: http://www.ijp.ru/text/949. (Accessed 29.05.2018).
9. SolzhenitsynA. Stories. M.: To INCA of NV, 1991. 288 p.
10. TarkovskyM. The Favorites. Novosibirsk: "Historical heritage of Siberia", 2014. 496 p. (In Russ.).
11. TarkovskyM. The river writers // The Nash Sovremenik. 2015. No. 3. Available at: http://nash-sovremennik.ru/archive/2015/n3/1503-29. pdf (Accessed 29.05.2018).
12. Toporov V. N. To origin of some poetic symbols / V.N. Toporov//The early forms of art. M.: Art, 1972. Pp. 77-103.
13. FrolovI.G. Prospects of the person. M.: Politizdat, 1983. 350 p.
14. CheprovS. The Mother earth// The Fires of Kuzbass, 2015, No. 1 Available at: URL:http://www.ognikuzbassa.ru/category-publicism/1061-sergej-cheprov-matushka-zemlya-razmyshleniya-po-prochtenii-ocherkov-anatolij-bajborodina (Accessed 08.06.2018).
15. Shulpyakov G. My happy village//New Youth (Favorites). 2010. Pp. 214-228.
16. Shulpyakov G. Robinzon on Mondays//The Spark. 2014. No. 2. Pp. 48-49.
