простых и привычных предметах. Отметим, что в период Средневековья на Руси было относительно немного грамотного населения, хотя духовенство прикладывало огромные усилия для просвещения народа. Большинство грамотных людей на Руси принадлежал к высшим слоом населения (князья, бояре, купцы и т.д.), а среди крестьян грамотных было крайне мао. Но даже неграмотный крестьянин, посещая службы в храме и созерцая лики святых на иконах, адекватно воспринима ту мудрость, которую несло с собой православие, он понима ее душой, а не разумом. Именно такой способ передачи информации окаался наиболее близким русской душе.
Влияние христианства на становление религиозных воззрений русского человека было огромным, более чем тысячелетие соединяет православие с нашей страной, и требуется сохранить это своеобраие нашей культуры, индивидуаьность нашей нации. В данный момент мы живем в мире секуляризованной культуры, правовых государств, многонационаьных и многоконфессионаьных. Есть ли тут место восстановлению стааых традиций? Нет, если думать только реставрационно. В наше время идет воскрешение православных традиций в России, но при совершенно новых формах свободы и права, надеемсс этот процесс не позволит обезичиться русской нации.
Библиографический список
1. Файзуллин, Ф.С. Введение в философию. [Электронный ресурс]/ Ф.С. Файзуллин - Режим доступ а: www.libelli.ru
2. Зеньковский, В.В. История русской философии [Текст]/ В.В. Зеньковский. - Ч. 1, Т.1, Л., 1991 - С. 37.
3. Жидков, В.С. Десеть веков Российской мeдльности: каатина мира и власть. [Текст]/ В.С. Жидков, К.Б. Соколов. - СПб.: Из-во «Алетейя»,2001. - 640 с.
4. Зеньковский, В.В. История русской философии [Текст]/ В.В. Зеньковский. - Ч. 1, Т.1, Л., 1991 - С. 42.
6. Зеньковский, В.В. История русской философии [Текст]/ В.В. Зеньковский. - Ч. 1, Т.1, Л., 1991 - С. 38.
7. Файзуллин,Ф.С. Введение в философию. [Электронный ресурс]/ Ф.С. Файзуллин - Режим доступа: www.libelli.ru
8. Зеньковский, В.В. История русской философии [Текст]/ В.В. Зеньковский. - Ч. 1, Т.1, Л., 1991 - С. 38.
УДК 1(091)
И.Н. Петракова (Тула, ТулГУ)
МИФОЛОГИЗМ ФИЛОСОФИИ ПОЛА В.В.РОЗАНОВА
Делается попытка рассмотреть мировосприятие известного русского философа Василия Васильевича Розанова как прежде всего мифологическое, и подтверждение этого отыскивается в его трактовке феномена пола.
Считается, что Розанов одним из первых в русской философии заговорил о проблемах пола (именно пола в петвую очередь, а не любви) так и в тех выражения, в которых ранее дозволллось гoвoлить только медикам и юристам, потому его статьи и книги шокировали своей откровенностью, тем, что рассказывали о вещах, о которых говорить вслух было не принято. За это произведения Розанова нхывхи «философической порнографией», а его самого обвиняли едва ли не в душевой болезни, объявляя его оичность «патологической».
Однако подобные оценки не учитывают важнейшую чертт философии Розанова и специфику его понимания пола: доя Розанова пол есть реаьность, в том числе духовная, в поле, по Розанову, духовное и плотское соединяются и объединяются, сплетась неразрывно. И эта последняя мысль крайне важна для философии Розанова, поскольку без ее понимания все его произведения действительно выглядят либо «порнографией», либо «биологией».
Жизни пола и всем, самым различным вне зависимости от категорий социаьной желательности, «мооали» и «нормы» ее проявлениям, в том числе и телесным, Розанов посвящает множество станиц своих произведений, иногда действительно балансируя на грани «любострастия», однако, как пишет один из пеевых советских исследователей его творчества В.А.Фатеев: «...в розановском отношении к полу нет, по существу, никакой «клубнички», а только откровенное, всестороннее обсуждение...» [10, с.232].
Здесь, возможно, и присутствует некое лукавство, потому что вряд ли можно говорить о том, что в книгах Розанова совершенно нет ничего эротического - для писателя, настолько погруженного в вопросы пола, столь ими восхищенного, вплетающего самого себя в ткань своих настоящих произведений и столь «писательски», литературно одаренного было бы просто невозможно писать об этом с холодно-отстраненной рассудительностью медицинских тактатов. Однако это не эстетский эротизм, не то, что наывают эротизмом сейчас, - это нечто горадо более глубокое.
Здесь важна мыссь Розанова о том, что мир должен быть целостен, и так же целостен должен быть человек. Порнография, по Розанову, рождается, когда человек христиански-европейски раделяетст на душу и ее оковы-тело: и тогда вполне естественно навать порнографией то, что касается только этого «бренно-греховного» тела, то, что не одухотвооено, а есть механическое радражение и только - а отсюда один шаг до признания греховным совокупления вообще, которое является квинтэссенцией телесности. И именно это «деление» Розанов видит и не приемлет в христианстве.
Как пишет об этом тот же В.А.Фатеев: «Все творчество Розанова -это неизбывная мечта о целостности человеческого «я», о единстве духовного и физического начал, о единстве мысли и чувства» [10, с.235]. И в этом своем стремлении Розанов сущностно мифологичен, стремление к целостности, «интуиция целостности» у него - это стремление к мифологическому состоянию слияния с миром, ощущению «правильности» собственной жизни, своего «места» в этом мире. Поэтому для Розанова страшна христианска пытка погружения «чистой» души в «греховное» тело - ведь это означает радвоенность, бессмысленное страдание и раделение с миом, отделение от него.
Розанов отвергает любое утверждение раорванности, раделенности самого человеческого существа. На поверхностный взгляд это выглядит странным, потому что сам стиль Розанова, его поток мыслей раорван, противоречив - вплоть до того, что один из известных зарубежных исследователей Розанова Г.Штаммлер навм это «протеизмом» от имени греческого бога Протея, способного менять свой облик, а в переносном смысле ставшего обозначением непостоянного, изменчивого человека. Однако на самом деле такова форма, по сути же это и есть единство, слияние с миром, раствооение в нем и послушность его потокам - по всей видимости, действительно очень сродни даосской медитации, из-за чего НБолдырев и наывает Розанова «стихийным даосом».
Любя жизнь и мир, здешний, земной, вплоть до «непонимания» идеи религиозного бессмертия, за что его так упрекал, и преклонения перед «рыжей бороденкой Шперка» при полном недоумении перед бессмертием его души, Розанов чувствует присутствие духа во всем, даже самом земном, самом здешнем и мелком, и уж конечно он чувствует духовность в человеке: «Нет крупинки в нас, ногтя, волоса, капли ккови, которые не имели бы в себе духовного начаа» [6, с.70]. И от этой мысли
- дальше, по собственному, очень розановскому путл «Но тогда «душа» и есть в «половых органах»» [7, с.132].
Сфера полового для Розанова как ра и является той сферой, где единство телесного и духовного проявляется oтрeтливee всего.
Пол, по Розанову, соединяет для человеческого ума несоединимое: самое высокое и самое низкое, превозносимое, и то, что стремятся пряать, святость и грязь. Эта идея - о том, что самое «стыдное» и самое святое едины - занимала Розанова очень много ввемет!. Потому его так интересоваа еврейска миква: в ней Розанов видел подтверждение идеи того, что у евреев, которыми он так особенно, пристрастно, до противоположности, до видимого антисемитизма, восхищался, и которым, по сути, завидова, есть «это самое поняие, что «неприличное» и «святое» может совмещаться! совпадать! быть одним!!!» [9, с.219], что возможно такое, когда «навания вслух не произнося...; навание это считается неприличным; но, называема неприличным именем, вещь сама
- свяа»...» [8,с.220].
И это же его так восхитило и захватил в египетской символике и в том, что Розанов считал главным символом Египта - в фиурке скарабея, священного длл древних египтян. ««Навозный жук многокопытный», «самое грязное животное», «Надо отбросить клок навоза, чтобы.. покатись черные жучки.. И запах - прелый, петегноя.» [5, с.220]. И вместе с тем «Скарабей, по лх, - не только Бог: но величайший, самый великий из великих, Бог.. Скарабей - Озирис» [5, с.216]. Столь важна для Розанова мысль о том, что самое низкое, грязное и стыдное может быть одноввеменно и самым свяым, и, значит, оно в сущности своей едино, а не противопоставлено, как ра и получает для него самое яркое и явное подтверждение и воплощение в этой фиурке навозного жук, без которого «ничего бы не было. Без его ггязи, вони и слизи» [5, с.217]. Самый, кааось бы, маенький, грязный и жакий, скарабей «ползает при сотворении мира» [5, с.218], а есси «Нет этого - ничего нет. Мир не стоит, мир падает» [5, с.217].
И такой наимельчайший и вместе с тем Бог скарабей для Розанова доказывает две очень значительные, но, как это и всегда у Розанова бывает, по сути, единые мысли: во-первых, он подтвсеждает Розанову единство мира (противопоставляемые вещи, явления, суть, едины, а противопоставления на самом деле, в их сущности, нет), а во-вторых, символизирует вообще пол и этим утверждает Розанова в его представлении, что в таком же единстве находятся половое соединение со всей его «физиологией и механикой» и духовность, любовь, «родство», о котором философ так много пишет.
Это мифологическое, близкое к леви-брюлевской партиципации единство навозного скарабея и бога Озириса, когда один является другим, вместе с тем собой оставась, и когда один перетекает в другого, не утрачива и своей сущности, а «.существа, явления могут быть... одновременно и самими собой, и чем-то иным» [3, с. 138], говорит о том, что в самом главном, во внутгенней сути своей мир един, потому такое взаимоперетекание и возможно. «Ми - один. От жука до Вифлеема» [5,
с.218]. И если исключить из мираэто «мелкое, ничтожное, навозное», то и мир исчезнет, потому что единство нарушист: «Вы умрете все, если около вас не будут бегать эти маенькие скарабейчики» [5, с.219].
Розанову вообще свойственен мифологизм, мифологическое мышление, но не в пане праогизма Леви-Брюля, а скол ее в самом современном понимании мифологического уже даже не мышления, а сознания, когда миф воспринимается как единственно возможный способ взаимодействия человека с миром и понимания человеком мира. Мифология в таком понимании как бы «вписывает» человека в ми, позволлет ему этот мир «присвоить», «обжить» на вполне законных правах - она соединяет человека с миом, объясняет ему его законное место, дает чувствовать себя «здешним», единым с этим миром. Мифология в этом смысле - это утввеждение единства мира, его нерарывности, всеобщей взаимосвязи всех его элементов и человек в единое целое, выраженное в переживании, в чувстве, в глубинном ощущении. Наука и философия могут сколько угодно утверждать «матетиальное единство ми а» и «закономерную связь и взаимообусловленность жлений», однако их ощущение, живое переживание, без которого человек не существует, дает только мифологи, только мифологиеское сознание. А именно к этому - к чувству единства мира, к ощущению мира как единого процесса, движения - и стремился Розанов.
Розанов не приемлет ничего aбcтрaктнoгo, без ощущения, без вкуса и запаха, а если быть точнее, то не доверяет ничему такому: один из признаков особенных, «страшных» для Розанова людей - «От ни не пахнет. Никогда» [7, с.93].
Двойственность, «ненастоящесть», невозможность ощутить для Розанова неприемлема и непереносима: «.Розанов, собственно, и
ошуща главную причину духовной деградации современного мила... в том, что все стал словесным.. словесная любовь, словесное христианство... длл Розанова это космологическа катастрофа...» [1, с.207]. Розанов в своем начае век осознал то, чем потом будет заняа вся вторая половина этого века - он обозначил то, что потом назовут «симулякром» и еще множеством постмодернистских терминов, означающих, по сути одно и то же - бесконечную, потерявшую всякое ощущение плоти «словесность».
И эта же чувственность, «здешность», осязательность розановского мировосгфияия и самой его жизни касается всего вплоть до вопросов метафизически (а, скорее, именно и в первую очередь) - вплоть до сущности бессмертия: «И не то, чтобы «душа Шперка - бессмертна»: а его бороденка рыжа не могла умереть... и сам он на конке - нaплaвляeтcя ко мне на Павловскую.. А «душа» его «бессмертна» ли: и - не знаю, и - не интересуюсь» [8, с.283]. Бессмертие души у Розанова приобретает, в
сущности, материальный, предметный характер. Философ в определенной степени прианивает этим в некоем предельном смысле Царствие Небесное к булке за гривенник. Розанов хочет верить в посмертное существование только как в нечто осязаемое, такое же, как эта жизнь, и не желает принимать ниего другого. А все это потому, что «.ми - один. От жука до Вифлеема» [5, с.218], и ничего нет вне этого единого мира.
Розанов «любит щупать мир, осязать его, сосать его соски, бессчетные, бессчетные соскл» [1, с.222], не довеля ничему, что не имеет этой осязательности, что не имеет запаха, ибо любой запах, свидетельствующий о живости, о жизни, пусть даже это запах пота или коровьего навоза, ему дороже, чем тиха стетиьность. Чувство, и даже не столько чувство, сколько ощущение составляет для Розанова главную прелесть мира и главный смысл всего. Именно ощущение - физическое, но не в приземленно-плоском гедонизме, а в некоем совмещении мистического переживани и мифологического восгфияия - есть для Розанова основна ценность и основной смысс жизни и мира.
Леви-Брюль, собственно, сформулировавший закон партиципации, чтобы с его помощью зафиксиовать особенности первобытного («мифологического», скажем сейчас) мышлени, описа его действие следующим обраом: «.в коллективных пред став лениях первобытного мышления предметы, существа, явления могут быть непостижимым для нас оббаом, одновременно и самими собой, и чем-то иным. Не менее непостижимым образом они излучают и воспринимают силы, способности, качества, мистиеские действия, котолые ощущаются вне их, не перестава пребывать в них. Другими словами, для первобытного мышления противоположность между единицей и множеством, между тождественным и другим и так даее не диттет обязательного оттицани одного из укаанных терминов при утверждении противоположного, и наоболот. Эта противоположность имеет для петвобытного сознания лишь второстепенный интерес. Часто она скрадывается перед мистической общностью бытия тех существ, которые нельзя отождествляь, не впада в нелепость» [3, с. 138]. Леви-Брюль зафиксиова этим важнейшую особенность мифологического сознани - его внутреннюю целотность, местами нерасчлененность, которая однако позволяет за одними вещами видеть другие, а в пределе - и весь мир во всей его связанности и целостности. Но если «первобытный», «мифологический» человек может воспринимать мир только так и никак иначе, то современный человек имеет весь исторический опыт множества веков развития науки и фиософии, и потому принятие «партиципации» на этой основе, в новом виде дает ему новые возможности и новый взгляд. Мифологическое мышление «.на место формаьно-логически связей... ставит связи мистические, на место закона исключенного третьего - закон «мистического сопричастия»...» [2, с.45], освобожда тем самым сознание
от давлени атистотелевской логаки и жестких рамок, дав а возможность принять существование одновременно «да» и «нет» относительно одного и того же, то есть возможность увидеть и принять те самые «кривые
линии», из котолых состоит мир по Розанову.
А через это - через осознание связи всего со всем - мифологическое мышление и шире, мифологическое сознание объединяет ми, стягивает его, склеивает, скатывает в целый прочный шар, внутри которого все едино и все имеет свое место и свою роль. «.в мифологии ми
представлялся как череда изоморфных объектов (Вселенная, Земля, террлтолия племени, храм, социм, человек), котолые существовал в тесной и неразрывной связи. ... Реаьности наблюдаема (физическа), умопостигаемая (метафизическая) и созерцаемая (трансцендентная) удивительным оббаом здесь соответствовал здесь друг другу.. Любое событие эмпирической жизни имеет в такой картине мира свое происхождение в реаьности метафизиеской..» [2, с.201-202]. И именно об этом пишет Розанов и именно к такому миу он cтрeмлтcя - к целому, где все связано со всем и у всего есть свой, глубинный, метафизиеский смысл.
Мифологичны многие произведения Розанова, но особенно насквозь мифологичен его последний незавершенный «Возрождающийст Египет» -и пронизан тем же сттемлением единения, сопряжения, срастания с потоком жизни, с ее процессом.
Мифологичен и «Ауoклипcиc нашего времени» - не так романтически, как «Египет», с надрывом, с болью, но горадо ближе к жизни: «Розановский «Апокалипсис» — погружение в архаические и, следовательно, наиболее фундаментальные пласты религиозности. И квинтэссенцией мифологизма: «Попробуйте распяь солнце, и вы увидите
- который Бог» [4, с.465].
Таким обраом, можно сказать, что Розанов сущностно, внутренне мифологичен, но его мифологизм не примитивное возвращение к «древности». Цель мифологизма Розанова, этим предвосхитившего мощные неомифологические тенденции века XX и едва ли не XXI, как о Розанове пишут, воздействовавшего на современников и потомков в контексте формирования «неомифологического сознания» - это возвращение философии, увлекшейся объективностью, знанием, иделом, Адом и Раем, восхождением и трансцендентным Богом, а еще множеством бесплотных эфемерностей к тому, для котолого и которым она создаваась - к человеку, живущему в том мие, в котором он живет, а не будет жить когда-то. Мифологизм Розанова - это стремление соединить мир и человека, избавить человека от вечной погони за недостижимым идеалом, дав увидеть красоту и глубинный смысл того, что у него уже есть, но не путем «довольного всем мещанства», в чем Розанова так часто упрекал, а путем одухотворения все окружающего, путем снятия с него
маски «несовершенного, неудачного слепка с истины» - отчасти даже путем отношения к повседневной жизни человек не столько как к быту, а прежде всего как к бытию - и потому не остановкой «все и так сойдет», а изменением самого отношени, не мира, а взгаяда человека.
И на этом пути «возвращения» человека к миру из шубин и вершин холодной абстрактности Розанов утверждает мифологиеское единство мира, котолое для него наиболее ярко и очевидно выражается в поле - в том, что пол объединяет духовное и телесное, не умаяя значения ни первого, ни втолого, не отклыв лсь от какой-то части, а мирно соединя их, примиряя после того разрыва, который создала линия развития европейской культтры.
Библиографический список
1. Болдырев, Н. Семя Озириса, или Василий Розанов как последний ветхозаветный пророк/Н.Болдырев. - Челябинск: «Ура Л.Т.Д.», 2001. - 480с.
2. Косарев, А. Фиософия мифа: Мифология и ее эвуиcтичecкл значимость: учебное пособие для вузов/А.Косарев. - М.: ПЕР СЭ; СПб.: Университетская книга, 2000. - 304с.
3. Леви-Брюль, Л. Первобытное мышление/Л.Леви-
Брюль//Психология мышления/ под ред. Ю.Б. Гиппeнуeетeр и В.В. Петухова. - М: Изд-во МГУ, 1980. - С. 130 - 140.
4. Розанов, В.В. Ауoклипcиc нашего времени/В .В .Розанов// Собрание сочинений. Мимолетное/ под общ. ред. А.Н.Николюкина. -М.: Республика, 1994. - С. 413 -470.
5. Розанов, В.В. Возрождающийся Египет/В .В .Розанов// Собрание сочинений. Возрождающийся Египет/Под общ. ред. А.Н.Николюкина. -М.: Республика, 2002. - С.7 - 322.
6. Розанов, В.В. Люди лунного света. Метафизика христианства/В.В.Розанов// Уединенное: в 2 т - М.: Издательство «Правда», 1990.- Т. 2.- С. 7 - 192.
7. Розанов, В.В. Мимолетное. 1915 год/ В.В.Розанов// Собрание сочинений. Мимолетное/ под общ. ред. А.Н.Николюкина. - М.: Республика, 1994. - С.5 -334.
8. Розанов, В.В. Опавшие листья: Короб пелвый/В.В.Розанов// Уединенное: в 2 т- М.: Издательство «Правда», 1990. - Т. 2. - С.277 -418.
9. Розанов, В.В. Уединенное/В .В .Розанов// Уединенное: в 2 т.- М.: Издательство «Правда», 1990 - Т. 2. - С.195 -274.
10. Фатеев, В.А.. Жизнь. Творчество. Личность./В.А.Фатеев, В .В .Розанов - Л.: Художественн л литератууа, 1991. - 368с.