CC BY
249
МИФОЛОГИЯ СЕМЬИ В ПРОЗЕ ЛЮДМИЛЫ УЛИЦКОЙ
О.В. Побивайло
Ключевые слова: миф, мифопоэтика, Л. Улицкая, семья, детство.
Keywords: myth, mythopoetic, L. Ulickaya, a family, childhood.
История создания мира у Л. Улицкой - это история семьи. Как бы широко ни разветвлялось повествование в пространстве и времени, оно представляет собой историю семейного древа. В романах «Медея и ее дети», «Казус Кукоцкого», «Искренне ваш Шурик» повествование охватывает почти половину XX века. Исток многих сюжетов Улицкой - Великая Отечественная война 1941-1945 годов либо послевоенное время («Казус Кукоцкого», «Даниэль Штайн, переводчик», «Искренне ваш Шурик», «Детство сорок девять»). Это одновременно время рождения и детства самой писательницы (1943). Фабула романов заканчивается всегда современностью 1990-2000-е годы. И все полвека - это жизнь семьи. Однако само понятие семьи в произведениях Л. Улицкой получает новый смысл. Эпиграф к книге «Люди нашего царя», взятый из Лескова: «Каких только людей нет у нашего царя», - расширяет значение понятия. Семья - это мир, где творец - отец и «царь» всем. Об этом же пишет С. Тимина, называя у Улицкой семьей «общность людей» [Тимина, 2003, с. 538]. В романе «Даниэль Штайн, переводчик» община становится синонимом семьи.
По каким же принципам строится эта семья?
Исследователи неоднократно отмечали, что романы Л. Улицкой - это семейные саги [Тимина, 2003; Савкина, 2004], повествующие о клане, семейное древо которого подробно выписано. Семейное древо имеет своего родоначальника. Первое поколение: Харлампий и две его жены (полигамность первых божественных браков), отмечено долгим бесплодием («шестикратным рождением мертвых младенцев и бессчетными выкидышами у обеих его жен»), что в процессе теогонии имеет аналог многократных и неудачных попыток рождения первых божеств (например, Идзинаки и Идзинами). Единственный поздний ребенок («Авраамов» сын), Георгий, носит имя культурного героя - змееборца, что отсылает к мотиву смены и борьбы поколений (например, титаны и олимпийцы). Жена его, Матильда (МАТ'-ильда), напротив, отличается многоплодием: рожала «с космически непостижимой точностью» и выпустила на свет тринадцать детей. Разросшийся до седьмого колена пантеон по всему миру распространил потомков (старец на Афоне, светило американской науки). Таким образом, уже в раннем произведении звучит мысль о безграничности семьи.
Другой особенностью моделирования семьи становится случай, а именно «родство по выбору» (выбор матери, выбор отца, усыновление, удочерение, братание) [Савкина, 2004].
Характерен для семейной хроники мотив кровосмешения. Произведения Л. Улицкой в этом смысле не исключение: сестра Медеи Сандра рожает ребенка от ее мужа, впоследствии Ника и Маша - тетя и племянница - делят одного любовника Бутонова. Намек на инцестуальные отношения есть и в рассказе «Пиковая дама», когда самодовольная Мур ехидно замечает дочери о том, что ее бывший муж Марек был ее любовником. «Менаж а труа» - апогей кровосмешения: любовницами становятся жены одного, уже умершего мужа. Инцест, по всей видимости, является отголоском мифологического мира: союз брата и сестры олимпийцев Зевса и Геры, библейские братья, бравшие в жены своих сестер, мифы об Эдипе, Электре, Федре и т.д.. В подобных мифических союзах, конечно, не только элементарная необходимость, очевидно желание воспрепятствовать распадению целого на части. Притяжение друг к другу внутри семьи -это попытка противостоять тем центробежным силам, которые расширяют клан до пределов всего мира. В этом смысле мотивы расширения семьи и кровосмешения - антиподы, или, выражаясь «языком мифа», мотивы-близнецы. Мотив близнечности пронизывает поэтику Улицкой, становясь моделирующей основой.
Центростремительной силой семьи должен быть исключительный и культурный герой, первопредок, демиург. В зависимости от характера мифологии главой может быть либо мужчина, либо женщина, либо первопара. В произведениях Л. Улицкой находим все мифологические варианты. Соответственно подобные типы семей названы нами «андроцентричным», «геноцетричным» и «универсальным». Герои-мужчины становятся притягательным ядром, вокруг которого собираются многочисленные женщины: жены, любовницы, дочь - вокруг умирающего Алика; любовницы, подруги, мать, приемная дочь - вокруг Шурика; прихожане, по преимуществу женщины, - вокруг брата Даниэля. Исключение - окружение голубчика Валиты, которое составляют гомосексуалисты. Подобный тип семьи можно назвать «андроцентичным». Глава семьи «андроцентричного» типа - это женственный мужчина. Женственность героев находит разные формы: Шурик («Искренне ваш Шурик») - жалостливый герой-любовник, и женская податливость его характера, и знание того, «что хочет женщина», говорят в пользу подобного определения; Даниэль, с одной стороны, священник, что сразу нивелирует мужской пол, с другой стороны, любвеобильный, по собственному признанию, человек, которому нужно было посвятить себя семье, женщине. Даниэль,
несомненно, как герой вырос из Шурика Корна: мягкий, женоподобный, жалостливый к женщинам; помимо того, в основе пути и того и другого героя лежит библейский миф о Христе. Слава-Валита - гомосексуалист - особый случай: соединение двух полов в один - то, что интересует Улицкую и рассматривается нами, как желание нейтрализовать оппозицию - мужское / женское. По сути, «андроцентричный» тип семьи и женственный характер мужчины - это вариант той же авторской попытки нейтрализации данной оппозиции. Все мужчины-главы умирают при трагических обстоятельствах. Труп голубчика найден в парке, Даниэль Штайн погиб в результате автомобильной аварии, Алик умер от мучительного паралича; жизнь Шурика Корна - это история «умирания».
«Геноцентричный» вариант семьи реализован в повестях «Медея и ее дети», «Сонечка» и в рассказах «Бронька», «Лялин дом», «Пиковая дама», «Певчая Маша», «Большая дама с маленькой собачкой». Женские типы представлены двумя вариантами, которые соотносимы в мифологии с демиургом и трикстером, положительной и негативной анимой соответственно в психоанализе [Юнг, 1997; Франц, 1998]. Героини-демиурги характеризуются гибким мышлением (мифологическим сознанием), способным к медиации оппозиций, а также способностью к созиданию. Их роль в семье - самопожертвование, понимание, прощение. Героини-трикстеры, носители «исторического» [Элиаде, 1998], косного сознания, неспособного к нейтрализации оппозиций, что в результате приводит их к безумию, смерти или деградации. К первому типу принадлежат Медея, Сонечка, Бронька, Маша, ко второму - Ляля, Мур («Пиковая дама»), Татьяна Сергеевна («Большая дама с маленькой собачкой»). По-разному развивается и сюжет в зависимости от типов героинь. Для Медеи испытанием становится измена мужа с сестрой, долгие годы она не могла смириться с предательством обоих. Понятие измена возникает там, где есть оппозиции свое / чужое, добро / зло и т.д. Страдания Медеи от того, что Сандра «похитила» у нее дочь от Самуила - Нику, приводит к тому, что Сандра теряет сначала сына, а затем и внучку. Внутренний разлад главы семьи приводит к семейной трагедии: гибнет племянница Маша. Только после ее смерти Медея смогла простить сестру и примириться с ней. Сонечка оказалась способной принять любовницу мужа в качестве дочери или второй жены. Для нее измена мужа не являлась таковой, потому что всю свою счастливую семейную жизнь она воспринимала как случайный и незаслуженный дар. Бронька - «существо неземное» - никогда не тяготилась репутацией дворовой «потаскушки». Не было для нее греха в том, что рожала она каждый год по мальчику от «неизвестно кого». Певчая Маша в отличие от своего мужа-священника не проводит черту между телом и духом, его же косность становится причиной распада семьи, а впоследствии его безумия и самоубийства. Героиня-демиург становится гарантом разрастания семьи, ее восстановления и сохранения.
Другая судьба у семьи с деструктивной главой. Ляля, Пиковая дама Мур и Татьяна Сергеевна - это женщины, окружившие себя мужским вниманием, роковые. В отличие от героинь первого типа, они никому не прощают, никому не жертвуют, не отдают. Их роль - брать, ревновать, упрекать, требовать. Лялю это приводит к безумию: увидев своего любовника с дочерью, она лишается разума - один из способов пережить то, что не поддается пониманию. «Большая дама» Татьяна Сергеевна умирает буквально. В «Пиковой даме» умирает дочь. Во всех вариантах - гибель семьи, распад.
«Универсальный» тип семьи, где основу составляет пара - мужчина и женщина, представлен в рассказах «Счастливые», «Дочь Бухары», «Чужие дети», «Подкидыш», «Орловы-Соколовы», «Тело красавицы», «Старший сын», «Они жили долго...», «...И умерли в один день» и в романе «Казус Кукоцкого». В мифах первопара стоит у истоков творения мира. С точки зрения мифического времени, любая пара - первопара, так как мир, проживая определенный цикл, обновляется. Матиас и Берта («Счастливые») ассоциируются с первопарой иудаизма Авраамом и Саррой. Маргарита и Серго («Чужие дети», «Подкидыш») соотносятся с Афродитой («верховное божество», «тонкая, нежная») и Аресом (воин), Ревекой и Исааком, землей и небесами (змеем). Инвариантная схема мотивов этих рассказов выглядит так: почти во всех из перечисленных произведений повторяются мотивы болезни или смерти ребенка («Счастливые», «Дочь Бухары», «Чужие дети», «Подкидыш»), развода/ ссоры («Дочь Бухары», «Чужие дети», «Орловы-Соколовы», «Казус Кукоцкого», подозрение на развод - «Старший сын»), болезни жены, ее ранней смерти («Дочь Бухары», «Чужие дети», «Подкидыш», «Они жили долго.», «.И умерли в один день», «Казус Кукоцкого», исключение - болезнь мужа в рассказе «Тело красавицы» - слепота), воссоединения пары, возможно только посмертно (во всех, за исключением рассказа «Дочь Бухары», но в нем соединение происходит в другой паре - Милочка и Григорий). Если сжать схему, то получится: смерть (болезнь) - разлука - смерть (болезнь) - воссоединение. Для поэтики Л. Улицкой подобную схему можно признать типологической.
Продолжает мифологию семьи тема детства. Одна из ведущих тем творчества Л. Улицкой, как правило, связана с мотивами особенного ребенка и его особенного появления на свет: рождения близнецов («Чужие дети», «Орловы-Соколовы», «Казус Кукоцкого», «Они жили долго.»), рождения больного ребенка («Медея и ее дети», «Дочь Бухары», «Путь осла», «Короткое замыкание»), рождения позднего ребенка («Авраамова», «Счастливые», «Казус Кукоцкого», «Искренне ваш Шурик», «Сын благородных родителей», «Они жили долго .», «Старший сын»).
Особенный ребенок и его особенное рождение - это традиционный мифологический сюжет. В том числе особым считалось рождение близнецов: «Мифы близнечные - о чудесных существах, представляемых в виде близнецов и часто выступающих в качестве родоначальников племени или культурных героев. Истоки близнечных мифов прослеживаются в представлениях о неестественности близнечного рождения,
которое у большинства народов считалось уродливым» [Мифологический словарь, с. 655]. Как уже отмечалось выше, для поэтики Л. Улицкой мотив близнечности, будучи одним из структурообразующих, начинает звучать прежде всего на уровне персонажей. Болезнь как временное состояние традиционно в мифах воспринимается, как вред, ущерб, нанесенный злыми духами [Мифологический словарь, 1992, с. 660]. Элиаде пишет о болезни как о форме инициации [Элиаде, 1998]. Именно в таком духе можно интерпретировать состояние одного из близнецов в рассказе «Подкидыш» и Маши Миллер в романе «Медея и ее дети». Однако иной представляется ситуация с неизлечимо больными детьми. По всей видимости, их состояние - это не только их инициация, но прежде всего испытание для окружающего мира.
Миля («Дочь Бухары») наделена демиургическими чертами: любовь к земле, из которой она «месила тесто», и пренебрежение к песку (неустойчивой, хаотической субстанции), «стремление к совершенству», любовь к вырезанию и склеиванию, «небольшая память» (т. е. жизнь в настоящий момент - черта мифологического сознания) и «гортань», которая «была создана для другого языка, нездешнего» (другое сознание предполагает и другой язык). Вот как пишет об этом рассказе Н. А. Резяпкина: «Последний подвиг Бухары автор сравнивает с делом художника, торопящегося закончить перед смертью «великое полотно». Не случайно сравнение с художником. Далеко не всем «нормальным и здоровым» людям дано понять внутренний смысл сущего, который постигается не столько знанием, сколько другими началами в человеке. С точки зрения «нормальных и здоровых» Милочкина деятельность была «бессмысленной», а ее брак Григорием “ненастоящим”» [Резяпкина, 2005, с. 51]. Сказочные мотивы рассказа напоминают о фольклорном образе Ивана-дурака, который был по-своему мудр и оттого становился царем. Иной ум, иное сознание с достаточно традиционными христианскими ценностями: милосердие, сострадание, доброта, забота, незлобивость - вот то, что автор пытается вернуть в мир через «больного» ребенка-творца. Финал рассказа - это установление нового отсчета времени для нового мира, который создала новая первопара -Милочка и Григорий.
Улицкую, несмотря на настойчивое повторение мотивов и сюжетов, нельзя назвать писателем схемы. В центре ее внимания оказывается не столько сам факт, сколько его интерпретации, возможные варианты событий. Если в рассказе «Дочь Бухары» финал звучит патетически, переворачивая представления об истине, возвращая героев в мир рая, а читателей к вере в чудо, то в рассказе «Путь осла» чудо умаляется и даже ставится под сомнение. Больной малыш Шарль, уподобленный «ангелу», «агнцу», Христу в рождественскую ночь, произносит первое слово. В импровизированное Рождество случается чудо, однако финал все возвращает на свои места: «В сущности, никакого чуда не произошло. Шарль действительно заговорил. Поздно, в три года, когда уже и ждать перестали. Потом он научился говорить еще довольно много слов. Но ни руки, ни ноги... Заболевание это вообще не лечится. Малыш был обречен. Да и ягненок со сломанной ногой тоже не выжил, умер на следующий день, и антибиотик не помог. Но если не чудо, то ведь что-то произошло в ту осеннюю ночь. Что-то же произошло?» [Улицкая, 2005, с. 25]. Произошло короткое единение чужих людей в одну семью. Завеса тайны не приподнялась, мир не изменился. Еще один вариант развития сюжета находим в романе «Медея и ее дети». Виталис, сына Алдоны и Гвидаса, болен, по всей видимости, детским церебральным параличом. В отличие от Милочки он разрушает, а не создает, причем песочные замки (именно к этой материи она испытывала неприязнь). Не похожа и его мать Алдона на Бухару. Алдона не видит красоты в своем ребенке, тем более смысла в его действиях. Вечно кричащий, «напоминающий краба», он научил свою мать молчаливому, скорбному мужеству. Алдона смирилась и терпеливо несет свой крест. Но для Улицкой это по-прежнему вопрос веры: для Алдоны болезнь Виталиса, возможно, наказание за то, что Гвидас ушел к ней, оставив другую семью. Бухара не воспринимала своего ребенка как больного, а значит, и не было отчаяния и страдания. В рассказе «Короткое замыкание» -метафора потери «света», веры, надежды - героиня, отчаявшись, покончила с собой. Долгие годы борьбы с болезнью ребенка не привели к выздоровлению, и сознание матери не изменилось, жизнь воспринимается ею как бессмысленная суета и мрак. Но удивительно меняется интонация автора: «Родители уже забыли, за что боролись. Не на ноги поставить - удержать эту хлипенькую жизнь. Зачем? Нет ответа... Во имя принципа победителей» [Улицкая, 2005, с. 103]. Где та интонация нежности, любви, которая звучала в истории про ангела Шарля? Почему так меняется авторское отношение? В этой жертве нет смысла. Этот «агнец» страдает напрасно: не видят родители в состоянии ребенка ничего, кроме тяжкого недуга. Болезнь ребенка высвечивает внутреннее состояние сознания родителей и, по сути, дает шанс на его изменение, однако не все оказываются способны преодолеть границы «земного», линеарного, исторического сознания, которое наполняет жизнь человека страданием.
Таким образом, мифология семьи в прозе Л. Улицкой ориентирована на архаические мифы, в частности о первопредках и о чудесном рождении. Вместе с тем, автор создает в прозе свой семейный миф, который моделируется по своим законам: расширение границ семьи, выбирание родственников, зависимость судьбы семьи от главы. Новое звучание приобретает и сюжет об особом ребенке: болезнь ребенка становится частью инициального пути родителей.
Литература
Мифологический словарь. М., 1992.
Резяпкина Н.А. Литература двух последних десятилетий XX века.. Барнаул, 2005.
Савкина И. Род / дом: семейные хроники Людмилы Улицкой и Василия Аксенова // Семейные узы : Модели для сборки. М., 2004. Кн. 1.
Тимина С. Ритмы вечности (Роман Л. Улицкой «Медея и ее дети») // Русская литература ХХ века в зеркале критики. СПб.; М.,
2003.
Улицкая Л. Люди нашего царя. М., 2005.
Франц М.-Л. Процесс индивидуации // Человек и его символы. М., 1998.
Элиаде М. Миф о вечном возвращении. СПб., 1998.
Юнг К.Г. Душа и миф : шесть архетипов. М. ; К., 1997.
