CC BY
51
10. Якобсон РО. Звук и значение. Избранные работы. Составление и общая редакция д-ра филол. наук В.А. Звегинцева. Москва: Прогресс, 1985: 30 - 91.
11. Курашкина Н.А. Звукообозначения как репрезентации звукосферы в языке (на материале английских, французских и русских ан-тропо- и орнитофонов): Автореферат диссертации ... кандидата филологических наук. Уфа, 2007.
12. Шляхова С.С. Тень смысла в звуке: введение в русскую фоносемантику. Пермь: ПГПУ, 2003.
13. Фортунатов Ф.Ф. Значение звуковой стороны в языке. Избранные труды. Т. 1. Москва: Учпедгиз, 1956: 111 - 125.
14. Газов-Гинзберг А.М. Был ли язык изобразителен в своих истоках? Москва: Наука, 1965.
15. Журавлев А.П. Фонетическое значение. Ленинград: Издательство ЛГУ, 1974.
16. Голубева Е.В. Универсальные и национально-культурные особенности звукоподражаний. Филологические науки. Вопросы теории и практики: в 2-х ч. Тамбов: Грамота, 2015; Ч. II, № 9 (51): 77 - 80.
17. Панькина Е.В. Сопоставительное исследование восприятия звукоподражаний алтайского и монгольского языков русскоязычными носителями. Филологические науки. Вопросы теории и практики: В 2-х ч. Тамбов: Грамота, 2013 Ч. II, №3 (21): 161 - 164.
18. Шахнарович А.М., Юрьева Н.М. Психолингвистический анализ семантики и грамматики: на материале онтогенеза речи. Москва: Наука, 1990.
19. Силаева О.Л., Вараксин А.Н., Ильичев В.Д. Имитационные взаимоотношения между человеком и животными: Акустический анализ. Москва: РУДН, 1999.
20. Шляхова С.С. Фоносемантические маргиналии в русской речи. Автореферат диссертации . доктора филологических наук. Пермь, 2006.
21. Разумовская В.А., Фейтельберг Е.М. Звукоподражательные слова в турецком языке: интегративный подход. Вестник Иркутского государственного лингвистического университета. 2009; Вып. 4: 79 - 86.
22. Михалев А.Б. Современное состояние фоносемантики. Новые идеи в лингвистике XXI века. Материалы I Международной научной конференции, посвященной памяти профессора В.А. Хомякова. Пятигорск, 2009. Ч. I: 52 - 59.
23. Рузин И.Г. Природные звуки в семантике языка (когнитивные стратегии именования). Вопросы языкознания. 1993; 6: 17 - 27.
24. Вершинина М.Г. Экспликация фоносферы в русской фоносемантической картине мира (на материале пермских говоров). Диссертация . кандидата филологических наук. Пермь, 2013.
References
1. Alieva S.A. Onomatopo'eticheskaya leksika russkogo yazyka v aspekte peredachi na kumykskij yazyk. Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya. 2017; № 5 (66): 300 - 304.
2. Voronin S.V. Osnovy fonosemantiki. Leningrad: Izdatel'stvo LGU, 1982.
3. Avgustin. O dialektike. Antichnye teoriiyazyka istilya. Pod redakciej O.M. Frejdenberg. Moskva-Leningrad.: Ogiz, Soc'ekgiz, 1936: 72 - 73.
4. Rogozhina G.S. Fonosemanticheskie idei v otechestvennom yazykoznanii. Vestnik Leningradskogo gosudarstvennogo universiteta imeniA.S. Pushkina. 2014; T. 7, № 1: 213 - 220.
5. Yakushin B.V. Gipotezy o proishozhdenii yazyka. Moskva: Nauka, 1984.
6. Mihalev A.B. Problema zvukoizobrazitel'nosti vo francuzskoj stilistike. VestnikPyatigorskogo gosudarstvennogo lingvisticheskogo universiteta. 1997; № 1-2: 25 - 31.
7. Levickij V.V. Foneticheskaya motivirovannost' slova. Voprosy yazykoznaniya. 1994; 1: 26 - 37.
8. Sossyur F. Kurs obschej lingvistiki. Trudy po yazykoznaniyu. Moskva: Progress, 1977: 31 - 285.
9. Todorov Cv. Teoriisimvola. Moskva: Dom intellektual'noj knigi, 1999.
10. Yakobson R.O. Zvuk i znachenie. Izbrannye raboty. Sostavlenie i obschaya redakciya d-ra filol. nauk V.A. Zveginceva. Moskva: Progress, 1985: 30 - 91.
11. Kurashkina N.A. Zvukooboznacheniya kak reprezentacii zvukosfery v yazyke (na materiale anglijskih, francuzskih i russkih antropo- i ornitofonov): Avtoreferat dissertacii ... kandidata filologicheskih nauk. Ufa, 2007.
12. Shlyahova S.S. Ten'smysla vzvuke: vvedenie vrusskuyu fonosemantiku. Perm': PGPU, 2003.
13. Fortunatov F.F. Znachenie zvukovoj storony v yazyke. Izbrannye trudy. T. 1. Moskva: Uchpedgiz, 1956: 111 - 125.
14. Gazov-Ginzberg A.M. Bylliyazyk izobrazitelen vsvoih istokah? Moskva: Nauka, 1965.
15. Zhuravlev A.P. Foneticheskoe znachenie. Leningrad: Izdatel'stvo LGU, 1974.
16. Golubeva E.V. Universal'nye i nacional'no-kul'turnye osobennosti zvukopodrazhanij. Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki: v 2-h ch. Tambov: Gramota, 2015; Ch. II, № 9 (51): 77 - 80.
17. Pan'kina E.V. Sopostavitel'noe issledovanie vospriyatiya zvukopodrazhanij altajskogo i mongol'skogo yazykov russkoyazychnymi nositelyami. Filologicheskie nauki. Voprosy teorii i praktiki: V 2-h ch. Tambov: Gramota, 2013 Ch. II, №3 (21): 161 - 164.
18. Shahnarovich A.M., Yur'eva N.M. Psiholingvisticheskij analiz semantikii grammatiki: na materiale ontogeneza rechi. Moskva: Nauka, 1990.
19. Silaeva O.L., Varaksin A.N., Il'ichev V.D. Imitacionnye vzaimootnosheniya mezhdu chelovekom i zhivotnymi: Akusticheskij analiz. Moskva: RUDN, 1999.
20. Shlyahova S.S. Fonosemanticheskie marginalii v russkoj rechi. Avtoreferat dissertacii ... doktora filologicheskih nauk. Perm', 2006.
21. Razumovskaya V.A., Fejtel'berg E.M. Zvukopodrazhatel'nye slova v tureckom yazyke: integrativnyj podhod. Vestnik Irkutskogo gosudarstvennogo lingvisticheskogo universiteta. 2009; Vyp. 4: 79 - 86.
22. Mihalev A.B. Sovremennoe sostoyanie fonosemantiki. Novye idei v lingvistike XXI veka. Materialy I Mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii, posvyaschennoj pamyati professora V.A. Homyakova. Pyatigorsk, 2009. Ch. I: 52 - 59.
23. Ruzin I.G. Prirodnye zvuki v semantike yazyka (kognitivnye strategii imenovaniya). Voprosy yazykoznaniya. 1993; 6: 17 - 27.
24. Vershinina M.G. 'Eksplikaciya fonosfery v russkoj fonosemanticheskoj kartine mira (na materiale permskih govorov). Dissertaciya ... kandidata filologicheskih nauk. Perm', 2013.
Статья поступила в редакцию 29.09.18
УДК 82-3
Kulyapin A.I., Doctor of Sciences (Philology), Professor, Altai State Pedagogical University (Barnaul, Russia),
E-mail: iskander58@mail.ru
THE MYTHOGEOGRAPHY OF THE CITY-RESORT BELOKURIKHA IN K. PAUSTOVSKY'S STORY "RIGHT HAND". The article is dedicated to an analysis of mythography of the city-resort of Belokurikha in the story of K. Paustovsky "Right Hand". The artistic space of the story is modeled by analogy with a fairy-tale and mythological space, rather than a geographical one. Paustovsky depicts Belokurikha as a paradise. The children who lost their parents, and the heavily wounded sailor, deserved to stay here. At the same time, the Altai Eden, although it is beautiful, nevertheless remains a part of the world of the dead. On the bank of the Bezymyanka River the main character of the story Tikhon Ryabtsov is enveloped by an atmosphere of silence and immobility. The dam, which he guards, stops not only the water flow, but, as if, the time itself. In the finale of the story, Tikhon abandons Belokurikha's Elysium, miraculously restoring not only spiritual harmony, but also bodily integrity. The motive of return is closely linked in the story with the theme of victory over death.
Key words: myth of geography, creative space, plot, image, metaphor, symbol.
А.И. Куляпин, д-р филол. наук, проф., Алтайский государственный педагогический университет, г. Барнаул,
E-mail: iskander58@mail.ru
МИФОГЕОГРАФИЯ ГОРОДА-КУРОРТА БЕЛОКУРИХА В РАССКАЗЕ К. ПАУСТОВСКОГО «ПРАВАЯ РУКА»
Исследование выполнено в рамках научного проекта РФФИ и Министерства образования и науки Алтайского края №18-412-220004 «Алтай в отечественной литературе ХХ-ХХI вв.: культурно-туристический потенциал».
Статья посвящена анализу мифогеографии города-курорта Белокуриха в рассказе К. Паустовского «Правая рука». Художественное пространство рассказа моделируется по аналогии со сказочно-мифологическим, а не географическим. Белокуриха рисуется Паустовским как рай, которого удостаиваются за свои страдания дети, потерявшие родителей, и тяжело раненый на фронте матрос. При этом Алтайский эдем, хоть и прекрасный, остается все же частью мира мертвых. На берегу речки Безымянки главного героя рассказа Тихона Рябцова окутывает атмосфера безмолвия и неподвижности. Плотина, которую он сторожит, останавливает не только водный поток, но, словно бы, и само время. В финале рассказа Тихон покидает белокурихинский Элизиум, чудесным образом восстановив не только душевную гармонию, но и телесную целостность. Мотив возвращения тесно увязан в рассказе с темой победы над смертью.
Ключевые слова: мифогеография, художественное пространство, сюжет, образ, метафора, символ.
В 1942-1943 годах Паустовский неоднократно приезжал на Алтай. Более месяца (август-сентябрь 1942 года) писатель жил и работал в Белокурихе. «Мы часто вспоминаем Барнаул и Бело-куриху с очень нежным чувством. <...> Белокуриха вспоминается - как маленький антракт среди угрюмого тумана», - писал он
A.Я. Таирову в феврале 1943 года [1, с. 213].
Именно Белокуриха станет основным местом действия рассказа «Правая рука» (1943). После пребывания в Бийском госпитале главный герой рассказа Тихон Рябцов нанимается «служить сторожем в Белокуриху - небольшой курорт в предгорьях Алтая, знаменитый целебной водой» [2, с. 22].
Произведения Паустовского обычно настолько насыщены географическими реалиями, что у сына писателя сложилось мнение о фотографически точном воспроизведении в них природного мира того или иного региона: «Наряду с людьми, природа является полноправным, а часто и главным героем его произведений. И вот насколько иной раз сильна "трансформация" образов людей, настолько точно изображено все, что касается природы.
Кроме тех мест, где мы жили вместе, в дальнейшем мне удалось побывать в Карелии, на Кольском полуострове, на Полярном Урале, на Алтае... Сравнивая свои впечатления от этих мест с их описаниями в книгах отца, я не находил "разночтения"» [3, с. 446].
Рассказ «Правая рука», на первый взгляд, подтверждает правильность наблюдения Вадима Паустовского: в тексте масса достоверных пейзажно-топографических деталей. Однако сам писатель, видимо не зря, назвал окрестности Белокурихи «сказочными местами» (в письме к С. М. Навашину 10. 10. 1942 г.) [1, с. 208]. Это не просто риторическая фигура, ведь и художественное пространство «белокурихинского» рассказа моделируется по аналогии со сказочно-мифологическим, а не географическим.
В уже упомянутом письме к С. М. Навашину Паустовский приводит правильное название речки, протекающей через Бело-куриху: «В горной реке Белокурихе я ловил с московским доктором Кулагиным хариусов (это - вроде форели)» [1, с. 208]. В рассказе же (как и в романе «Дым отечества», 1944) речка названа иначе: «Тихона приставили охранять недостроенную плотину на горной речушке Безымянке, в трех километрах от Белоку-рихи» [2, с. 22]. Безымянность может притвориться Именем лишь в рамках мифологического сознания.
Во вступительной части рассказа писатель скрупулезно прослеживает путь, приведший зенитного пулеметчика со сторожевого катера Тихона Рябцова к речке Безымянке. После ранения под Петергофом Тихону «отрезали раздробленную правую руку», и он долго лежит «в госпитале на Каменном острове». Так как рана не заживает, его везут «через Ладожское озеро по мокрому льду» в Вологду, а затем переправляют «в город Бийск, в самую глухую Сибирь» [2, с. 21-22].
М. Фуко определяет больницу как «храм смерти» [4, с. 44]. В системе пространственных координат рассказа Паустовского Каменноостровский госпиталь, пожалуй, точнее было бы обозначить как преддверие царства смерти. Сквозь больничное окно Тихон видит только безжизненный заснеженный сад: «Тихо было в пустом городе, на холодной земле, и казалось, что уснуло все живое непробудным сном» [2, с. 21]. Из Ленинграда Тихона эвакуируют по «ледяной дороге» [2, с. 22]. Автор, конечно, не случайно отказывается от общеупотребительного - «Дорога жизни».
B.Я. Пропп убедительно доказал, что в сказках «все способы переправы имеют одинаковое происхождение: они отражают
представление о странствовании умершего в загробный мир» [5, с. 298]. Ледяная переправа также порой фигурирует в фольклоре в связи с мотивом путешествия героя в иное царство.
Примечательная параллель к рассказу «Правая рука» есть в «Сказке о молодце-удальце, молодильных яблоках и живой воде» из сборника А.Н. Афанасьева. Аналогия между целебной водой Белокурихи и живой водой волшебной сказки очевидна. Кроме того, в одном из вариантов сюжета о молодильных яблоках «платой» за перевоз через реку является отсеченная рука. «Что вам за работу, братцы?» - спрашивает Иван-царевич. «Подавай правую руку», - требуют перевозчики [6, с. 357]. А в тексте, записанном в Тверской губернии, возникает образ ледяного моста: «Змей только дунул, и сделался ледяной мост» [6, с. 367].
Конечная точка маршрута Тихона Рябцова - самый глухой уголок Сибири. Ю.М. Лотман установил, что в целом ряде русских романов XIX века Сибирь «играет роль мифологического момента "смерть - нисхождение в ад"» [7, с. 102]. Стереотип сюжета «о смерти героя, схождении его в ад и новом возрождении <...> задал Гоголь вторым томом "Мертвых душ"», - считает исследователь, выделив особую актуальность для автора поэмы «Божественной комедии» Данте [7, с. 101, 102]. Незавершенность «Мертвых душ», бесспорно, повлияла на дальнейшую разработку этого сюжета писателями XIX века. Ад российской провинции Гоголь изобразил очень живописно, но и только. Теологическая триада католического мировидения «Ад - Чистилище - Рай» на русской почве не прижилась. И вообще, произошла подмена сюжетной схемы «смерть - ад - воскресение» другой: «преступление (подлинное или мнимое) - ссылка в Сибирь - воскресение» [7, с. 102].
Паустовский корректирует классическую схему XIX века, ему, судя по всему, ближе Данте, а не Толстой и Достоевский. Вместо нисхождения в рассказе «Правая рука» появляется мотив восхождения. Белокуриха - не ад, а рай, которого удостаиваются за свои страдания дети, потерявшие родителей, и тяжело раненый на фронте матрос. Лагерь Артек, где и происходит действие рассказа, был эвакуирован в Белокуриху в годы войны, и изначально этот топос принадлежал «райской» территории -солнечному Крыму [8, с. 351]. Такой ракурс отражен и в пейзажных зарисовках. Весной ущелье Безымянки до самых вершин покрывается полевыми цветами, «и даже старухи по деревням, глядя на горы, что-то шамкали про райские места, про благорастворение воздуха» [2, с. 26]. При этом Алтайский эдем, хоть и прекрасный, остается все же частью мира мертвых. Для Тихона, как ни парадоксально, нет места «более угрюмого, нагоняющего тоску, чем эти благословенные горы» [2, с. 26].
Тихон читает роман В. Гюго «Отверженные» - сначала в одиночестве, потом вслух испанскому мальчику Мигуэлю. «Трогательная история каторжника Вальжана» [2, с. 25] захватывает героя, поскольку он явно видит в ней отражение собственной судьбы - тоже человека «отверженного». Впрочем, причины отверженности Жана Вальжана и Тихона Рябцова отличаются. Гюго до некоторой степени близок поэтике нарождающегося в середине XIX века русского общественного романа, в котором «место фактической смерти замещалось каторгой - политической смертью» [7, с. 102]. Герой Паустовского с криминальной топикой не связан вовсе. Маргинализация Тихона - следствие увечья, полученного в бою с фашистами. Он так же, как булга-ковский Мастер, может быть, и не заслужил света, но уж точно заслужил покой.
На берегу Безымянки Тихона окутывает атмосфера безмолвия и неподвижности. Плотина, которую он сторожит, останавливает не только водный поток, но, словно бы, и само время: «Время шло медленно. Кругом не было ни души. За все лето только один раз мимо избы Тихона прошел по тропе седой охотник, но и с ним Тихону не удалось поговорить. Старик был совсем глухой» [2, с. 22]. К тому же вопреки всем астрономическим законам, символизируя остановившееся время, за окном избушки Тихона всегда поблескивает «одна и та же звезда - самая яркая из всех звезд на небе» [2, с. 22].
Соотнесенность тесноты с тоской и узости с ужасом, подмеченная В.Н. Топоровым в романах Достоевского [9, с. 204], актуальна и для Паустовского. Живёт Тихон в гробоподобной «низкой избе, прижатой горами к самой речушке», просыпаясь, смотрит «в низкое оконце». На тесноту сердится даже Безымян-ка [2, с. 22]. Нет ничего удивительного в том, что благословенные горы Алтая воспринимаются героем как «угрюмые и нагоняющие тоску». Его отчаяние проистекает из ощущения собственной никчемности: «"Не нужный я никому человек", - думал Тихон, и сознание этой ненужности было страшнее всего, что он до сих пор перенес в жизни» [2, с. 26].
Ингредиенты для лекарства, излечивающего от абсурдистского мироощущения, Паустовский заимствует у В. Гюго и А. Гайдара. Подобно Жану Вальжану, который берет на воспитание девочку Козетту, Тихон Рябцов собирается усыновить мальчика-испанца. Надежду на обретение нового смысла жизни главному герою рассказа дает встреча с пионерами-тимуровцами. Два подростка из эвакуированного в Белокуриху лагеря выслеживают Тихона «как следопыты и разведчики». Увидев, как он «бился с дровами», «надумали ему помочь» [2, с. 24]. Помогают тайно, как и положено тимуровцам. «Заводилой» в этом деле оказывается Мигуэль, «даром, что тихий» [2, с. 24]. Словосочетание «правая рука» для читателей сороковых годов имело особый смысл: в советском лексиконе так именовали младших помощников партии. Сошлемся, например, на высказывание М.И. Калинина: «У нас комсомол - правая рука партии и государства» [10, с. 42]. Паустовский, без сомнения, рассчитывает на понимание читателем метафоричности названия рассказа.
В финале рассказа Тихон покидает белокурихинский Элизиум. На обратном пути ему снова предстоит преодолеть водную преграду. На этот раз - реку Катунь. В волшебной сказке избушку Бабы Яги - «сторожевую заставу» на границе царства смерти - герой способен миновать «не раньше, чем будет подвергнут допросу и испытанию, может ли он следовать дальше» [5, с. 153]. Паустовский обращает сюжет волшебной сказки. Прощающегося с райскими местами Тихона Рябцова ритуально «допрашивает» на берегу Катуни необычного вида старуха. Она не по сезону тепло одета: «в разноцветных валенках: ле-
Библиографический список
вый - серый, а правый - черный» [2, с. 26]. Непарность обуви старухи ассоциативно сопрягается с монструозной асимметрией тела героя, а также с несоответствием между радостным эмоциональным настроем и общим трагизмом его положения. «Горе тебе нипочем. <...> Безрукий, калека, а радуешься», -удивляется старуха [2, с. 26-27].
Такой вариант интерпретации, разумеется, возможен, но, пожалуй, все же недостаточен. Когда некий фрагмент текста «не может получить достаточно весомой мотивировки из логики повествования, он <...> превращается в аномалию, которая для своей мотивировки вынуждает читателя искать иной логики, иного объяснения, чем то, что можно извлечь из самого текста. И поиск этой логики направляется вне текста, в интертекстуальное пространство» [11, с. 60]. Эпизод с таинственной старухой полностью подпадает под определение М. Ямпольского. Для истолкования странностей старухиного одеяния в очередной раз понадобится сказочный контекст. Самая приметная деталь облика Бабы Яги - её костеногость. В.Я. Пропп резюмирует: «Яга <...> настолько прочно связана с образом смерти, что <...> животная нога сменяется костяной ногой, т. е. ногой мертвеца или скелета» [5, с. 164]. Небезынтересно, что художники-иллюстраторы не всегда изображают Ягу с костяной ногой. Так, на известной картине В.М. Васнецова «Баба Яга» (1917) у заглавной героини лишь одна нога обута в примитивный лапоть, другая, с уродливыми кривыми пальцами и жуткими ногтями-когтями, - обнажена.
Паустовский не ограничивается акцентированием демонической непарности ног старухи, ее диалог с Тихоном Рябцовым, начавшийся, как весьма банальный, затем приобретает курьезно-загадочный характер. Узнав, что Тихон идет к сыну, старуха спрашивает: «А жена померла, что ли?» «Не было у меня жены», - усмехается в ответ Тихон, рассердив тем самым старуху [2, с. 26]. Противоестественность ситуации в том, что у Мигуэля-Ми-ти целых два отца и ни одной матери. Сиротой мальчик стал после того, как «у него фашисты убили в Мадриде старика отца, он остался один» [2, с. 24]. О матери Мигуэля в рассказе - ни слова, будто бы он не рожден женщиной.
Митя не просто приемный сын Тихона - он, а не ампутированная конечность, и есть та самая правая рука, которая вынесена в название рассказа. В «сказочной» Белокурихе изувеченный войной герой восстанавливает не только душевную гармонию, но и телесную целостность. Мотив возвращения тесно увязан в рассказе с темой победы над смертью. Как только паром, на который вступает Тихон, «скрипя, тронулся, тотчас солнце так ударило по воде, что Тихон зажмурился. Прощайте, сибирские горы!» [2, с. 27]. В госпитале на Каменном острове, а позже и в избушке на берегу Безымянки Тихон смотрит в окно на ночное небо [2, с. 21, 22]. Само солнце приветствует героя, вернувшегося из небытия в мир живых.
1. Паустовский К.Г. Письма, 1915 - 1968. Собрание сочинений: в 9 т. Москва: Художественная литература, 1986; Т. 9.
2. Паустовский К.Г. Правая рука. Собрание сочинений: в 6 т. Москва: ГИХЛ, 1958; Т. 5: 21 - 27.
3. Паустовский В. Прививка к географии. Воспоминания о Константине Паустовском. Москва: Советский писатель, 1975: 415 - 461.
4. Фуко М. Рождение клиники. Москва: Смысл, 1998.
5. Пропп В.Я. Морфология «волшебной» сказки. Исторические корни волшебной сказки. Москва: Лабиринт, 1998.
6. Народные русские сказки А.Н. Афанасьева: в 3 т. Москва: Наука, 1985; Т. 1.
7. Лотман Ю.М. Сюжетное пространство русского романа XIX столетия. Избранные статьи: в 3 т. Таллинн: Александра, 1993; Т. 3: 91 - 106.
8. Худенко Е.А. Алтай и Крым: геопоэтические перекрёстки. Мир науки, культуры, образования: № 5 (60), 2016: 350 - 352.
9. Топоров В. Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического. Москва: Издательская группа «Прогресс» - «Культура», 1995.
10. Григорьев Е. Каким должен быть комсомолец. Саратов: Газетно-книжное издательство Обкома ВКП(б), 1943.
11. Ямпольский М. Память Тиресия. Интертекстуальность и кинематограф. Москва: РИК «Культура», 1993.
References
1. Paustovskij K.G. Pis'ma, 1915 - 1968. Sobranie sochinenij: v 9 t. Moskva: Hudozhestvennaya literatura, 1986; T. 9.
2. Paustovskij K.G. Pravaya ruka. Sobranie sochinenij: v 6 t. Moskva: GIHL, 1958; T. 5: 21 - 27.
3. Paustovskij V. Privivka k geografii. Vospominaniya o Konstantine Paustovskom. Moskva: Sovetskij pisatel', 1975: 415 - 461.
4. Fuko M. Rozhdenie kliniki. Moskva: Smysl, 1998.
5. Propp V.Ya. Morfologiya «volshebnoj» skazki. Istoricheskie korni volshebnojskazki. Moskva: Labirint, 1998.
6. Narodnye russkie skazki A.N. Afanas'eva: v 3 t. Moskva: Nauka, 1985; T. 1.
7. Lotman Yu.M. Syuzhetnoe prostranstvo russkogo romana XIX stoletiya. Izbrannye stat'i: v 3 t. Tallinn: Aleksandra, 1993; T. 3: 91 - 106.
8. Hudenko E.A. Altaj i Krym: geopo'eticheskie perekrestki. Mir nauki, kul'tury, obrazovaniya: № 5 (60), 2016: 350 - 352.
9. Toporov V. N. Mif. Ritual. Simvol. Obraz: Issledovaniya voblastimifopo'eticheskogo. Moskva: Izdatel'skaya gruppa «Progress» - «Kul'tura», 1995.
10. Grigor'ev E. Kakim dolzhen byt'komsomolec. Saratov: Gazetno-knizhnoe izdatel'stvo Obkoma VKP(b), 1943.
11. Yampol'skij M. Pamyat' Tiresiya. Intertekstual'nost'i kinematograf. Moskva: RIK «Kul'tura», 1993.
Статья поступила в редакцию 05.09.18
