CC BY
89
УДК 821.111
А. И. Самсонова
Миф о вечном возвращении в романе Дж. Макдональда «Фантастес»
Анализируется функционирование мифа о вечном возвращении в структуре романа Дж. Макдональда «Фантастес», исследуется роль мифологических образов в произведении в контексте авторской концепции духовной смерти и возрождения человека.
The paper examines the functioning of the myth of the eternal return in the structure of G. MacDonald's novel "Phantastes", concerns the role of mythological images in the novel in the context of the author's conception of human spiritual death and rebirth.
Ключевые слова: миф, вечное возвращение, цикличность, мифотворчество.
Keywords: myth, eternal return, recurrence, myth-making.
Цикличность (или вечное возвращение) - концепция восприятия мира как вечно повторяющихся событий. Одно из наиболее известных изложений теории цикличности представлено в книге румынского исследователя М. Элиаде «Миф о вечном возвращении» [1]. Согласно данной теории, жизнь первобытного общества определяется природными циклами, в частности сменой времён года. Соответственно, время в мифологическом сознании древнего человека членится на замкнутые циклы, что отражается в обрядовой практике. Функция ритуала состоит в устранении течения конкретно-исторического («профанного») времени и замене его временем традиции («сакральным временем»). Восприятие времени как циклического явления позволяет избежать «ужаса перед историей»: все события получают оправдание, и муки, несчастья людей обретают эсхатологический смысл.
Мифологическое представление о вечном возвращении оказало большое влияние на развитие философской и религиозной мысли. Первые философские космогонии в основном повествовали о возникновении и гибели космоса. Пифагор считал, что на свете нет ничего нового, что все рождённое вновь через какой-то срок рождается [2]. Стоики создавали учение о бесконечном и точном до деталей повторении того же самого мира, с теми же людьми и событиями. В диалогах «Федр», «Политик», «Тимей» Платон осмысливал историю как круговое движение, подобное движению небесных тел и вращению всего космоса.
В христианстве признание линейной направленности исторического процесса, уникальности исторических событий возникло как идея конечности истории. Христианство заимствует миф о смерти и воскрешении бога, а вместе с ним и всего космоса, но лишает его периодической повторяемости. Мир в итоге погружается в хаос (апокалипсис), чтобы затем воскреснуть в трансценденции, где нет времени и истории. Ученый А. Я. Гуревич замечает: «При всей своей "векторности" время в христианстве не избавилось от циклизма; коренным образом изменилось лишь его понимание. <...> Земная история, взятая в целом, в рамках, образуемых сотворением мира и концом его, представляет собой завершённый цикл: человек и мир возвращаются к Творцу, время возвращается в вечность» [3].
Вечное возвращение - один из основополагающих концептов философии жизни Ф. Ницше, используемый им для обозначения высшей формы утверждения жизни, способа бытия всего сущего. Время в его бесконечном течении должно с неизбежностью повторять в определенные периоды то же положение вещей. «Все вещи вечно возвращаются, и мы сами вместе с ними. мы уже существовали бесконечное число раз, и все вещи вместе с нами» [4]. С одной стороны, эта идея обрекает человека на существование без конечной цели. С другой стороны, несмотря на свою безжалостность, эта идея придаёт непреходящий характер и ценность каждому мгновению жизни в силу его вечного возвращения.
Древний миф переосмысляется в искусстве и превращается в художественный образ, развернутую метафору. Так, в XIX в. шотландский писатель и священник Джордж Макдо-
© Самсонова А. И., 2014
нальд (George MacDonald) использовал при создании своих произведений греческие, египетские, библейские мифы, послужившие в итоге основой его собственного мифотворчества. Первый роман Дж. Макдональда «Фантастес» («Phantastes», 1858 г.) считается одним из самых загадочных произведений британской литературы, причем все ученые отмечают его насыщенность мифологическими образами. Например, исследователь Ф. Сото так пишет о романе: «It is an imaginative yet thorough, literary mythic-religious underground adventure into the very heart of ancient rituals and beliefs» («Это фантастическое, но весьма тщательно выписанное литературное мифически-религиозное путешествие в подземный мир, в самое сердце древних обрядов и верований») [5].
Повествование в романе идет от первого лица. Главного героя зовут Анодос (Anodos), и значение этого имени играет важную роль в произведении. Греческое слово avoöo; ('восхождение') использовалось для обозначения цикличного воскресения или возвращения богинь земли - процесса, параллельного ежегодному пробуждению природы от зимнего сна [6]. Природные силы в мифе получили антропоморфный характер - так сложились повествования о богинях, богах и смертных, сходящих в царство мёртвых и возвращающихся оттуда (мифы о Персефоне, Деметре, Эвридике, Кибеле, Изиде и т. п.).
Имя Анодос также созвучно имени Адонис - так, согласно греческой мифологии, звали прекрасного юношу, в которого была влюблена богиня Афродита. Однако Адонис преждевременно погиб, и Зевс, сжалившись над горем Афродиты, приказал Аиду выпускать юношу из царства мёртвых ежегодно. «Вся природа ликует, когда возвращается на землю к ярким лучам солнца юный... Адонис» [7]. Таким образом, Адонис является одним из богов вегетационного цикла. Связь Анодоса с Адонисом подчеркивается также на образном уровне: анемон, цветок Адониса, имеет и другое название - ветреница, а образ ветреницы неоднократно возникает в структуре романа в связи с образом главного героя. Так, Анодос становится свидетелем торжественных «похорон» Ветреницы, на которых цветочные феи поют ритуальную песнь о сне до весны, приравнивая его к смерти. Позже Анодос замечает: «Я чувствовал, что ветреница - мой облик и моя вестница» [8].
В романе «Фантастес» всё указывает на то, что Анодос попадает в царство смерти: ручей, который нужно пересечь, сумрак, лес, постоянное ощущение чужого присутствия (призраков и теней). Затем Анодос пробует пищу Волшебной страны и начинает отчетливо различать человеческие фигуры, то есть приобщается к иному миру.
Анодос неоднократно говорит о своей любви к природе, к земле: «Земля манила меня; я готов был упасть на колени и покрыть её поцелуями» [9]. По мнению Ф. Сото, роль Анодоса состоит в выведении на свет богинь ежегодного весеннего обновления земли, которых символизируют различные женские персонажи [10]. Исследователь выделяет несколько восхождений, пробуждений, то есть «анодосов» богинь в романе (анодосы Кибелы, Персефоны, Эвридики, Изиды). Главный герой в процессе своего путешествия также испытывает ряд смертей и возрождений, возвращений, т. е. анодосов.
Еще в начале путешествия маленькие существа, живущие в цветах, кричат Анодосу: «Look at him! He has begun a story without a beginning, and it will never have any end» («Посмотрите на него! Он начал историю, у которой нет начала и никогда не будет конца») [11]. Когда Буковая дева поёт Анодосу песнь-оберег, он предвидит свое будущее в виде символического годового цикла. Побродив некоторое время по Волшебной стране, обогатившись новым опытом, Анодос глубоко засыпает, а свое пробуждение описывает, как возвращение к жизни: «Тело и душа мои ожили; я словно поднялся из объятий смерти, вбирающей в себя печаль прежней жизни и умирающей с приходом нового утра» [12]. Затем Анодос попадает в пустынный дворец и оказывается в комнате, точь-в-точь похожей на свою.
Читая книги, Анодос ощущает себя литературным героем: «Я врастал в любой роман. Все его повествование было обо мне, ибо я превращался в того героя, что более всего походил на меня, и его история становилась моей до тех пор, пока я не поднимал голову от книги - устав от долгой жизни, сжатой в пределы одного часа, добравшись до смертного одра или просто дочитав последнюю страничку...» [13] Для Анодоса каждая книга - это маленькая жизнь со своей смертью, его собственная жизнь, новые знания и опыт.
По прочитанным книгам Анодос делает вывод о вечном возвращении любви. Так, легенда о людях-птицах, которые не могут быть с теми, кого любят, и вынуждены в одиночку умирать от своей страсти, вызывает у Анодоса следующие мысли: «Почему-то мне кажется,
что после этого они заново рождаются у нас на Земле. И если там, повзрослев, они находят друг друга, все у них складывается удачно, а если нет, то им кажется, что они так и не обрели счастья» [14]. Рассказ о девушке-птице, которая отправилась на поиски весны и после долгих странствий, отыскав в лесу первый подснежник, умерла, вызывает у Анодоса уверенность в том, что вскоре «где-то на земле родилась крохотная девочка, прозрачно-бледная и тихая, как маленький подснежник» [15].
Потеряв в очередной раз Мраморную деву, Анодос совершает самоубийство - бросается в море. Вся жизнь буквально «проплывает» перед глазами героя - он видит её в волнах океана. Чудесным образом рядом с Анодосом оказывается лодка, которая выносит его к новому пристанищу - странной хижине. Хозяйка дома - добрая старуха, которая загадочно говорит о себе: «Уже сто лет прошло с тех пор, как меня хоронили последний раз» [16]. Это архетипиче-ский образ Великой Матери. Хозяйка ухаживает за обессилевшим Анодосом, и тот мечтает, чтобы это продлилось вечно: «Мне чудилось, что она может дать мне всё, чего я когда-либо желал, что мне уже никогда не захочется расстаться с ней, что я был бы счастлив вечно слушать её песни и есть её похлебку день за днём, сколько бы ни прошло лет» [17].
В этом доме Анодос проходит сквозь двери-порталы, каждый раз возвращаясь к значимым событиям своей жизни. Первое возвращение происходит через «дверь слез»: Анодос оказывается в собственном детстве и заново переживает смерть брата. Герой замечает: «A strange conviction flashed across my mind, that I had gone through the very same once before» («Меня вдруг посетило странное ощущение: я твердо знал, что все это уже происходило со мной и раньше») [18]. Второе возвращение происходит через «дверь вздохов»: Анодос видит Мраморную деву, но она любит другого. Третье возвращение происходит через «дверь смятения»: Анодос попадает к бывшей возлюбленной, затем оказывается в храме и в фамильном склепе. Затем Анодос снова возвращается к хозяйке хижины и, несмотря на её запрет, проходит через «дверь безвременья». Что было за этой дверью - остаётся тайной и для героя, и для читателя. Анодос возвращается в дом, хозяйка совершает над ним обряд, похожий на омывание умершего, и отправляет в дорогу с напутствием «совершить что-нибудь достойное» [19].
Далее Анодос помогает двум братьям расправиться с великанами, держащими в плену невинных людей. Битва с великанами, а также длительная и тщательная подготовка к ней имеют явную отсылку к обряду инициации. Возгордившись победой, Анодос оказывается буквально заточен в темнице собственного тщеславия. Его спасает женщина, которую он когда-то сильно обидел: она освобождает его из башни с помощью песни, то есть тем же способом, что и сам герой раньше освободил из каменного плена Мраморную деву. Вскоре Анодос оказывается свидетелем ритуала жертвоприношения. Пытаясь помешать ходу церемонии, Анодос убивает волка и погибает сам.
Целая глава посвящена описанию чувств и мыслей умершего героя. В размышлениях Ано-доса о смерти можно выделить прямую отсылку к мифу о вечном возвращении: «Уже то, что на земле бывает смерть, подразумевает, что существует и нечто бессмертное, которому предстоит либо принять иную форму - как бывает с посеянным зерном, когда оно умирает, а потом снова поднимается, - или, быть может, продолжать жить в чисто духовном измерении, как живёт человеческий разум или душа» [20]. Смерть - это начало новой жизни. Анодос имеет циклическое восприятие жизни и смерти: «I lay thus for a time, and lived as it were an unradiating existence» («Я лежал, продолжая жить в некоем замкнутом круге существования») [21]. Смерть - это возвращение домой, и эта идея неоднократно возникает в романе. Легенда о людях-птицах гласит: «Перед смертью каждый из них, повинуясь какому-то внутреннему велению, ищет себе место, похожее на то, где родился» [22]. Старуха, хозяйка хижины, поёт Анодосу:
Вот так же, бледный и немой. Сойдёшь ты в смерти тень. Но ждёт тебя не мрак глухой, А светлый, новый день. Проснёшься ты средь лиц родных, В объятьях любящих, живых [23].
В итоге Анодос возвращается к своей семье, к жизни в «реальном» мире, мире людей, откуда он и начинал свое путешествие.
Миф о вечном возвращении в структуре романа не только отсылает читателя к древним мифам о цикличном пробуждении и восхождении «растительных» богинь и богов из подземного царства мёртвых. В ходе всего путешествия Анодос пытается избавиться от собственной Тени, олицетворяющей гордыню и тщеславие. Герой так описывает одну из своих духовных смертей: «Словно бледный дух, исходящий из мёртвого тела, из моей прошлой, безгласной и раздавленной самости появилось новое "я". Конечно, ему тоже придется умереть, быть погребённым, а потом взлететь из своей могилы на крыльях нового рождения -но пока всё это ещё впереди» [24]. Вернувшись домой, Анодос осознаёт свои приключения в Волшебной стране как важный духовный опыт: «Лишь один вопрос мучил меня: смогу ли я по-настоящему перенести в свою нынешнюю жизнь то, что приобрёл там? Или мне придётся снова преодолевать те же испытания, заново проходить всё, чему я научился, но иначе, по земным и человеческим обычаям?» [25]. Таким образом, миф о вечном возвращении в романе «Фантастес» имеет этическую доминанту: ряд смертей и возрождений героя символизирует духовное перерождение, избавление от пороков, самосовершенствование.
Примечания
1. Элиаде М. Миф о вечном возвращении / пер. с фр. Е. Морозовой, Е. Мурашкинцевой. СПб.: Але-тейя, 1998. 250 с.
2. Цикличность // Мифы народов мира: энциклопедия: в 2 т. / под ред. С. А. Токарева. М.: Сов. энцикл., 1980. Т. 1. С. 620.
3. Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1972. С. 100.
4. Ницше Ф. Так говорил Заратустра // По ту сторону добра и зла: соч. М.: Изд-во Эксмо, 2004. С. 471.
5. Soto F. Chthonic Aspects of MacDonald's Phantastes: From the Rising of the Goddess to the Anodos of Anodos // North Wind. 2000. № 19. P. 25.
6. Ibid. P. 21.
7. Кун Н. А. Легенды и мифы Древней Греции. М.: «Мартин», 2006. C. 43.
8. Макдональд Дж. Фантастес / пер. с англ. О. Лукмановой. Н. Новгород: Агапе, 2005. С. 206.
9. Там же. С. 50.
10. Soto F. Chthonic Aspects of MacDonald's Phantastes: From the Rising of the Goddess to the Anodos of Anodos // North Wind. 2000. № 19. P. 31.
11. MacDonald G. Phantastes. Grand Rapids, MI: Eerdmans Pub Co, 1981. P. 23.
12. Макдональд Дж. Фантастес. С. 76.
13. Там же. С. 87.
14. Там же. С. 93.
15. Там же. С. 95.
16. Там же. С. 164.
17. Там же. С. 153.
18. MacDonald G. Phantastes. Grand Rapids, MI: Eerdmans Pub Co, 1981. P. 120.
19. Макдональд Дж. Фантастес. С. 164.
20. Там же. С. 205.
21. MacDonald G. Phantastes. Grand Rapids, MI: Eerdmans Pub Co, 1981. P. 158.
22. Макдональд Дж. Фантастес. С. 92.
23. Там же. С. 162.
24. Там же. С. 189.
25. Там же. С. 210.
Notes
1. M. Eliade. Mif o vechnom vozvrashchenii [The Myth of the Eternal Return] / transl. from fr. E. Morozova, E. Murashkintseva.St. Petersburg: Aletheia. 1998. 250 p.
2. TSiklichnost' [Cyclical] // Mify narodov mira: ehntsiklopediya - Myths of nations of the world: Encyclopedia: in 2 vol. / Ed. S. A. Tokareva. Moscow: Sov. entsikl. 1980. 1. P. 620.
3. A.Y. Gurevich Kategorii srednevekovoj kul'tury [Categories of medieval culture]. Moscow: Iskusstvo. 1972. P. 100.
4. F. Nietzsche Tak govoril Zaratustra [Thus Spoke Zarathustra] // Po tu storonu dobra i zla: soch -Beyond Good and Evil: Op. Moscow: Eksmo. 2004. P. 471.
5. Soto F. Chthonic Aspects of MacDonald's Phantastes: From the Rising of the Goddess to the Anodos of Anodos // North Wind. 2000. № 19. P. 25.
6. Ibid. P. 21.
7. Kun N.A. Legendy i mify Drevnej Gretsii [Myths and Legends of Ancient Greece]. Moscow: "Martin". 2006. P. 43.
8. J. MacDonald. Fantastes [Phantastes] / translated from English O. Lukmanova. Nizhny Novgorod: Agape. 2005. P. 206.
9. Ibid. P. 50.
10. Soto F. Chthonic Aspects of MacDonald's Phantastes: From the Rising of the Goddess to the Anodos of Anodos // North Wind. 2000. № 19. P. 31.
11. MacDonald G. Phantastes. Grand Rapids, MI: Eerdmans Pub Co, 1981. P. 23.
12. J. MacDonald. Fantastes [Phantastes]. P. 76.
13. Ibid. P. 87.
14. Ibid. P. 93.
15. Ibid. P. 95.
16. Ibid. P. 164.
17. Ibid. P. 153.
18. MacDonald G. Phantastes. Grand Rapids, MI: Eerdmans Pub Co, 1981. P. 120.
19. J. MacDonald. Fantastes [Phantastes]. S. 164.
20. Ibid. P. 205.
21. MacDonald G. Phantastes. Grand Rapids, MI: Eerdmans Pub Co, 1981. P. 158.
22. J. MacDonald. Fantastes [Phantastes]. P. 92.
23. Ibid. P. 162.
24. Ibid. P. 189.
25. Ibid. P. 210.
УДК 7.011.2/3
М. М. Калиничева, М. В. Решетова Креационное и креативное в проектной культуре дизайна
В статье анализируется российский опыт проектной культуры дизайна в свете его креационной и креативной составляющей; последние рассматриваются сквозь призму категорий духовности и ин-новационности в проектной культуре.
Понятие дивергентного мышления (модель структуры интеллекта по Дж. Голфриду) рассматривается с позиций формирования творческого потенциала личности в промышленности, науке, искусстве и образовании. Библейское толкование креационизма (по А. Меню) прослеживается через теории эволюционизма и креоционизма. Наиболее значимой представляется позиция одного из основоположников теории технической эстетики (дизайна) К. М. Кантора.
Дизайн, подверженный влияниям моды и рынка, является необычайно динамичным компонентом культуры и находится в состоянии постоянного поиска. Активно участвуя в межкультурной коммуникации, он в то же время находится на пике синтеза искусств, что актуализирует параллельное использование важнейших для проектной культуры понятий креационности и креативности.
In article the Russian experience of design culture of design in the light of its kreatsionny and creative component is analyzed; the last are considered through a prism of categories of spirituality and innovation in design culture.
Concept of divergent thinking (structure of intelligence by J. Golfridu) is considered from the standpoint of forming creative potential in industry, science, art and education. Biblical interpretation of creationism (by A. Menu) is viewed through the theory of evolution and creationism. Most significant is a position of one of the founders of the theory of technical aesthetics (design) K. M. Cantor.
Design is liable to the influence of fashion and the market so it is an extremely dynamic component of culture and it is in the state of constant research. It takes an active participation in cross-cultural communication, and at the same time it is at the peak of synthesis of arts which actualizes the concurrent use of the most important concepts for the design culture of Creation and creativity.
Ключевые слова: проектная культура дизайна, креационность, креативность, паттерн, современное искусство, функциональные, визуальные, социокультурные компоненты среды.
Keywords: project design culture, creation, creativity, pattern, contemporary art, functional and visual, socio-cultural components of the environment.
© Калиничева М. М., Решетова М. В., 2014
