CC BY
47
Вестник Санкт-Петербургского университета. 2006. Сер. 2, вып. 4
Т. И. Сидненко
МЕЖЛИЧНОСТНЫЕ КОММУНИКАЦИИ ИСТОРИКОВ КАК ОТРАЖЕНИЕ ПРОЦЕССОВ ВНУТРЕННЕЙ СОЦИАЛИЗАЦИИ НАУКИ (По материалам эпистолярного наследия либеральных историков конца XIX — начала XX в.)
В центре внимания проблема межличностных коммуникаций историков, рассматриваемая автором как отражение процессов внутренней социализации науки. Мы исходим из такого понимания проблемы, при котором взаимосвязь социальных и имманентных факторов развития науки раскрывается на примере исследования специфики, особенностей основных проблемных направлений взаимодействия и разрешения конфликтных ситуаций в процессе общения, совместной научной и общественной деятельности ученых в академической среде. Данный ракурс рассмотрения либерального направления в отечественной историографии позволяет исследовать не только соотношение историко-социальных, философских, культурных взглядов ученых, но и тенденции, типологию, структуру формирования направлений, школ в исторической науке как особых форм научного взаимодействия.
Автор предлагает свое видение проблемы, согласно которому исследование межличностных коммуникаций историков проводится на базе историко-сравнительных сопоставлений и методологии конфликтологии1 в изучении личностных и социальных конфликтов. Источником для подтверждения теоретических положений является исторический материал, взятый из переписки ученых, документов, связанных с их науч-но-педагогической деятельностью, материалами, касающимися работы в Историческом обществе при Санкт-Петербургском университете, Высшей школе общественных наук в Париже и других научно-общественных организациях.
Межличностные коммуникации - фактор идейно-теоретического и методологического объединения ученых, формирования школ, отдельных направлений. Именно в рамках личных контактов ученых в диапазоне учитель - ученик, коллега - оппонент происходит сближение (расхождение) специалистов в той или иной области. Личный фактор в процессе формирования исторических школ имеет ведущее значение наравне (отметим, не исключительно) с близостью идейно-теоретических и методологических построений. Взаимосвязь процесса заимствования концептуальных положений ученых в атмосфере научных дискуссий, личного общения с условиями функционирования ученого в своей среде очевидна.
На процесс формирования исторических школ влияют в комплексе следующие факторы: 1) общность идейно-теоретических и методологических концепций; 2) социальная обусловленность процесса складывания школы (политические, социально-культурные условия преподавания и научной деятельности историков, наличие единого на-
© Т.И. Сидненко, 2006
умного центра); 3) специфика исторического познания (историко-философские и методологические подходы к исследованию); 4) культурная среда, в рамках которой осуществляются общение историков и их научно-педагогическая деятельность.
Предлагая новое видение проблемы, мы отдаем должное обилию фактического материала и интересным методологическим подходам, предоставленным предшествующей историографией2.
Представления либеральной историографии о предмете и методе исторической науки отразили самобытность концептуальных построений ученых, что обусловлено прежде всего междисциплинарными подходами к историческому познанию. Ученые видели основу исторического познания как в выявлении закономерностей общественного развития (М.М. Ковалевский, Д.М. Петрушевский, П.Н. Милюков), так и в интуи-тивно-эстетическом исследовании, направленном на отражение индивидуализации исторических феноменов, типологии, периодизации исторической науки (Н.И. Кареев, A.C. Лаппо-Данилевский)3. В значительной степени методология исследования либеральных историков предвосхитила развитие и обусловила направленность эволюции социологии конфликта. Предполагая органичное сочетание логики, аксиологии и психологии в историческом исследовании, историки предугадали многие методологические открытия западноевропейской историографии XX в.
Наше внимание сфокусировано на выявлении особенностей взаимоотношений историков, определивших тенденции развития либеральной историографии в России.
Межличностные коммуникации историков рассматриваются автором как социальное явление в развитии научно-общественной мысли, в контексте поиска новых подходов и взглядов на развитие общества через призму исследования конкретных исторических проблем. Процесс социализации науки на рубеже XIX-XX вв. - общая тенденция развития науки и общества. Педагогическое новаторство либеральных историков'1 выражало специфику формирования идейно-теоретических и методологических построений ученых. В данном ракурсе мы вправе говорить об определенной школе и ее последователях. Дискуссии по этому вопросу наиболее полно выражены в личном общении историков, зафиксировать которое смогло эпистолярное наследие ученых и воспоминания современников.
Обратим внимание на взаимосвязь расширения предметных полей исследования, интересовавших историков, с усилением конфликтности в академической среде, с трансформацией и модификацией методологических приемов. В центре дискуссий историков находились следующие проблемы: творчество историка и его методологические подходы к исследованию историко-социального, социально-правового, культурно-философского материала; личность в истории; факторы развития исторической науки; структура и типология культурно-исторического развития; факторы формирования национального самосознания личности и гражданственности в общественном сознании; проблема направленности исторического развития и специфики взаимодействия социальных структур.
Мы обращаем внимание на изучение межличностных коммуникаций как специфической формы социального взаимодействия. Модели внутринаучного (речь идет о школах и направлениях в науке) взаимодействия, на примере исследования специфики либерального направления историографии, с одной стороны, вписываются в общие рамки межличностного общения в научных, политических, социальных кругах, что позволяет проводить аналогии и выявлять общие тенденции. С другой стороны, содержание дис-
куссий в научных кругах отражает специфику развития науки в определенный период времени, иллюстрирует проблемное поле исследований ученых, отражает отдельные сферы жизнедеятельности научных сообществ, характер педагогического взаимодействия между преподавателями и студентами.
Методическая процедура, выбранная для изучения межличностных коммуникаций и конфликтности в научной среде, в свою очередь, определяет и предмет исследова-
Мы обращаем внимание главным образом на специфику внутриличностных и межличностных конфликтов, их взаимообусловленность и проекцию на круг общения, влияние на процесс трансформации исторических школ и направлений. Отдельно автором выделяется восприятие самими историками конфликта и его последующая интерпретация в переписке, позволяющие уточнить фактическую сторону изучаемой проблемы, а также особенности внутреннего мира ученого определенного поколения и эпохи, стиль исследовательской работы, специфику функционирования научных сообществ. Хотелось бы обратить внимание и на то, что выбранная модель поведения в ходе конфликта (дискуссия или уход от споров) отражает определенный стиль, мировоззрение, личные представления и ценности ученого как отдельно взятой личности, так и представителя поколения, системы, сообщества, направления. В данном контексте мы пытаемся воспроизвести специфику либерального направления историографии. Сложности взаимодействия между школами (на примере исследования Московской и Петербургской исторических школ) в основном обусловлены как историческими условиями развития науки в России на рубеже Х1Х-ХХ вв. и функционированием самих школ как научных объединений, так и спецификой эволюции отдельных направлений.
Общеметодологические принципы социально-психологического анализа конфликта в научной среде включают 4 категориальные группы: структура конфликта, его динамика, функции (конструктивные и деструктивные последствия) и типология. Особое практическое значение имеют выделение и разработка таких понятий, как управление конфликтом, предотвращение, разрешение, прогнозирование конфликта. Не вдаваясь в расширение исследования понятийной схемы, мы обращаемся непосредственно к исследованию проблемного поля конфликтных явлений в научном сообществе на основе теоретического анализа и сравнительного сопоставления материалов эпистолярного наследия либеральных историков. Кроме того, общеметодологические принципы описания межличностных коммуникаций как историко-социального явления - это структура и динамика. При описании структуры конфликта мы останавливаемся на таких понятиях, как конфликтная ситуация, условия протекания конфликта, объекты конфликта, образы конфликтной ситуации, конфликтное взаимодействие. Конфликт структурно состоит из конфликтной ситуации и конфликтного взаимодействия. В свою очередь, конфликтная ситуация включает в себя участников, или стороны конфликта, группы поддержки, объект, или предмет конфликта, условия его протекания и образы конфликтной ситуации, имеющиеся у участников. Конфликтное взаимодействие как структурный компонент представляет собой совокупность приемов этого взаимодействия. Динамические характеристики конфликта сводятся к стадиям процесса возникновения, развития и разрешения конфликта. Поскольку конфликт предполагает взаимодействие сторон (независимо от того, реализуется ли оно в форме противостояния или диалога), то его развитие ведет к изменению ситуации.
Таким образом, исследование проблемы межличностных коммуникаций в научной среде согласно обозначенной методике содействует выявлению социальных и им-
манентных факторов, оказывающих влияние на процесс исторического познания, на процесс формирования исследовательских направлений и школ. Новое видение специфики либеральной историографии, развития исторической науки в России на рубеже XIX-XX вв., через раскрытие проблемы внутренних конфликтов в среде общения, через раскрытие конфликта как изменение мировоззренческих и научных установок ученого, раскрывает возможности авторской методологии исследования историографии.
Для раскрытия проблемы имеет значение тезис о связи новой идеологии либеральной историографии с предшествующей историко-философской традицией. С одной стороны, Н.И. Кареев, П.Н. Милюков, A.A. Кизеветтер, A.C. Лаппо-Данилевский, Д.М. Петрушевский стремились к преодолению традиционной методологии исследования, расширяли проблемное поле историко-социальных построений, что отражало общие тенденции модернизации исторической науки и механизм выработки нового самоопределения либеральной интеллигенции в конце XIX в. С другой стороны, именно в выборе тем исследования отчетливо проявлялась преемственность построений либеральной историографии и представителей «государственной школы»5, исследовательских приемов, воспринятых у В.И. Герье6 и В.О. Ключевского7. Представления либеральных историков конца XIX в. имеют свою традицию. Они проникнуты атмосферой той среды, в которой историки вращались. И в значительной степени от В.И. Герье и В.О. Ключевского идет принцип непрерывности, постепенности, органичности в истории, особенно в понимании сущности революционного процесса8, воспринятый многими либеральными историками. В.И. Герье, как и В.О. Ключевский, признавая наличие объективной социальной закономерности, считал познание законов также делом далекой перспективы. Общим источником теорий прогресса В.И. Герье и В.О. Ключевского являлась концепция Ф. Гизо9.
П.Г. Виноградов как представитель старшего поколения «новой волны» историков либерального направления, испытав значительное влияние идейно-теоретических построений Герье, позитивизма и марксизма как идейно-философских направлений, оказывал заметное воздействие на младшее поколение либеральных историков «новой волны». В период преподавательской деятельности в Московском университете (1877-1901, 1908-1911)10, Виноградов читал лекции по всем разделам всеобщей истории. Под его влиянием продолжал формироваться интерес к социально-экономическим проблемам и методу в истории у П.Н. Милюкова и A.A. Кизеветтера".
В одном из писем С.Ф. Платонову от 14 марта 1892 г. М.А. Дьяконов, выражая свои представления о научно-личностных особенностях московских и петербургских профессоров того времени, сказал о Виноградове следующее: Он «оставил сильное впечатление... Его замечательный ясный ум и начитанность просто сразу покоряют, перед ним и Милюков совершенно стушевывается... Особенность здешних (по крайней мере некоторых) профессоров заключается в отзывчивости на вопросы современности, что незаметно среди петербургских»1'5.
Именно среда общения как фактор, отражающий традиции, тенденции, эволюцию отдельных направлений, обусловливающий сближение научных интересов, формирует близость концептуально-методологических построений историков.
Выбор среды общения определяется: 1) личными интересами, отчасти формирующимися под воздействием социально-исторической обусловленности развития науки, общественно-политической, социально-философской мысли в определенный период. Личные интересы определяются состоянием исторической науки и возможностью на-
учной карьеры для молодых историков, что влияет на жизненный выбор и ценностные ориентации; 2) культурной традицией, заложенной не только воспитанием, полученным образованием, но и воспринятой посредством общения. Обратим внимание на взаимообусловленность мировоззренческих, научных, политико-социальных установок и взглядов историка и его непосредственного круга общения; 3) спецификой и тенденциями развития исторического знания, что выразилось в складывании на рубеже Х1Х-ХХ вв. новой историографической ситуации, в направленности на сближение школ. Конкретное выражение новой научно-исследовательской ситуации в исторической науке на рубеже веков отразилось в педагогической и общественно-политической деятельности либеральных историков. Совместные проекты ученых сближали их в процессе реорганизации высшей школы, организации научных сообществ в проведении лекционных чтений.13
И несмотря на определенное расхождение в политико-правовых вопросах, методологических подходах к исследованию исторического материала, круг общения либеральных историков формировал складывание единой системы знаний, впитываемой каждым участником этого общения. Мы вправе говорить об особенностях научно-интеллектуальной атмосферы той среды, в которую были вовлечены либеральные историки поколения 70-90-х годов XIX в. В данной связи особое значение приобретает переписка ученых, позволяющая раскрыть эти положения.
Разное видение идеалов науки было обусловлено особенностями развития методологии истории в России как самостоятельной дисциплины. Различия по преимущественному исследованию онтологических и логико-гносеологических проблем проявлялись в конкретно-исторических исследованиях, накладывали отпечаток не только на подбор исторического материала, но и на характер и методологию его исследования. Научные исследования, став предметно не совпадающими, влияли на процесс научных поисков ученых, на характер их личных взаимоотношений. Так, в начале XX в. мы четко обнаруживаем еще большее расхождение во взглядах Герье, Ключевского и Виноградова, Кареева, Милюкова; Лаппо-Данилевского и Платонова; с другой стороны, сближение в теоретико-методологическом плане Лаппо-Данилевского, Кареева, Хвостова и Ковалевского, Милюкова, Петрушевского. Данная тенденция отражала развитие как самих научных школ в конце XIX - начале XX в., так и эволюцию исторической науки в России в целом.
Конфликт между представителями «старого» и «нового» поколений историков как отражение процесса становления и формирования школ в исторической науке. Мы упомянули о влиянии воззрений Герье на формирование ряда методологических и концеп туальных положений Кареева. Однако ученик не был беспрекословным последоват лем идей учителя. Разногласия, несмотря на взаимную симпатию, проявились уже прй выборе темы магистерской диссертации. В.И. Герье предложил писать об Эразме Роттердамском14, но Кареев настойчиво просил продолжить изучение темы о французсю крестьянах времен Великой революции. К началу июля 1878 г. диссертация была гот ва, показана П.Л. Лаврову и одобрена им. Окончательное название - «Крестьяне и кр стьянский вопрос во Франции в последней четверти XVIII века». Н.И. Кареев вышел на ее защиту 21 марта 1879 г. В.И. Герье, выступавший оппонентом Кареева, не скрывал своего недовольства выводами ученика. В ходе резких споров, грозивших перерасти! скандал, Ковалевский выступил с блестящей речью в защиту своего коллеги. Итог диспута стало единогласное признание диссертации достойной искомой степени15.
Помимо новизны тематики и представленных материалов, диссертация Н.И. Ка-реева отличалась явным новаторским подходом. Книга историка продемонстрировала образцы подлинно научного использования документов эпохи. Наиболее оригинальная часть исследования Кареева посвящена отношениям крестьянства и буржуазии, при исследовании которой он ссылался на методологию марксизма11'. Большинство историков, писавших о Французской революции, останавливались на отношениях крестьян с правительством, дворянством и церковью, таким образом, диссертация Кареева обозначила новую ступень в развитии проблемы. Тем не менее результаты диспута не могли не сказаться на отношениях Кареева и Герье, ставших более прохладными не только в личном плане, но и различными в сфере научной17.
Несмотря на новизну методологии и содержательной стороны, диссертационное исследование Милюкова встретило недовольство со стороны Ключевского. Упреки касались отсутствия прямого и отчетливого ответа на главный вопрос диссертации18. В какой-то мере можно обнаружить сходство в критических замечаниях Ключевскогос Милюковым и соответственно Платонова с Лаппо-Данилевским. Ссылка на «туманность выражений», «слишком малое раскрытие материала» обусловливалась не только идейно-теоретическими погрешностями работ Милюкова и Лаппо-Данилевского, что имело место, но и различием методологических подходов представителей «старшего» и «нового» поколений либеральных историков. Это не мешало, однако, близким отношениям Платонова и Милюкова. Таким образом, высветилась и другая грань проблемы личных взаимоотношений историков. Это прежде всего личностный конфликт, истоки которого, как в среде общения, идейно-теоретических и методологических установках, так и в личных амбициях, устремлениях, что нашло выражение в нашей иллюстрации противоречий Платонова и Лаппо-Данилевского.
Но вернемся к конфликту Ключевского и Милюкова, некоторые подробности которого раскрываются в письме от 28 апреля 1892 г. М.А. Дьяконова С.Ф. Платонову: «... Спешу сообщить Вам только что добытые мною известия ... диспута Милюкова. 24 апреля Ключевский прочел в факультете свой отзыв; читал он долго и сердито и, судя по рассказам, отзыв вышел очень строгим. Споров никаких не было... Виноградов предложил было дать Милюкову степень доктора, но Ключевский горячо протестовал, так что Павел Гаврилович остался в единственном числе».19 Конфликт историков вышел за рамки диссертационного диспута, осложняя дальнейшие взаимоотношения.20
Противоречия наблюдались не между школами, а скорее между поколениями историков, примером тому научные споры Герье и Кареева, Ключевского и Милюкова, Платонова и Лаппо-Данилевского. Интерес представляет версия, изложенная В.П. Кор-зун на примере исследования эпистолярного наследия Милюкова и зафиксировавшая определенный научно-ценностный конфликт в профессорской среде рубежа веков21. Проявлением конфликта, как справедливо отметил автор, стали не только субъективные факторы личных взаимоотношений, о чем в свое время отмечали мемуаристы.22 В.П. Кор-зун обратила внимание на противоречия, складывающиеся в решении ряда научных проблем у историков. Данный тезис подтверждает наше положение относительно теоретико-методологической обусловленности историографических споров представителей двух школ. Существенные расхождения намечались в целом в теоретических вопросах, что отражало не столько характер взаимоотношений двух школ, сколько уровень развития исторической науки того времени.23
Либерально-историческая мысль в конце XIX - начале XX в. развивалась в русле общей эволюции всемирной истории, социологии, психологии, философии, восприни-
мая новейшие достижения наук в теоретико-методологическом плане. С другой стороны, особенности общественно-политической ситуации в России накладывали свой отпечаток не только на судьбы отдельных историков, но и на характер развития исторической науки как самостоятельной дисциплины. В данном контексте противостояние мнению своих учителей со стороны молодого поколения историков выходило за рамки частных конфликтных ситуаций в сфере научных сообществ, что свойственно любому процессу творческих поисков в научном мире.
Межличностные коммуникации либеральных историков как фактор внутреннего объединения представителей разных школ. Одни историки полагали, что на рубеже веков происходит сближение школ в исторической науке (А.Н. Цамутали, B.C. Брачев, В.П. Корзун) и складывается так называемая «новая волна», «новое поколение» историков (В.А. Муравьев, Т.И. Сидненко)2/1. Другую точку зрения представляет С.В. Чирков, отмечая сложный состав и эволюцию петербургской школы и полагая, что она в лице «русских историков» распадается на «малые» школы Платонова и Лаппо-Дани-левского25. Но дальнейшие рассуждения автора о том, что при всех различиях «малых» школ их объединяло общее противостояние Московской исторической школе, представляется спорным.
Используемая нами переписка москвичей и петербуржцев за период с 1880 по 1918 г. (Ключевского и Платонова, Милюкова и Платонова, Лаппо-Данилевского и Милюкова, Милюкова и Шмурло, Дружинина и Платонова, Дьяконова и Платонова, Милюкова и Виноградова, Милюкова и Кареева и др.)26 - свидетельство интенсивного общения и взаимного интереса историков. Сказанное является одним из факторов, подтверждающих гипотезу автора о «новом направлении» в развитии историографии, выходившем за рамки какой-либо одной из школ, проблемных направлений исследований, политико-социальной ориентации ученых. Так называемая новая волна историков представляла собой новое направление в науке, значительно расширившее проблематику исторического изучения за счет интенсивной и комплексной разработки экономико-политической, социально-правовой, культурной истории. Появление нового направления в историографии свидетельствовало о новой научной ситуации, характеризуемой направленностью на возможности исторического синтеза в теоретико-методологических исследованиях ученых. В итоге не только повышался интерес молодых представителей Московской и Петербургской школ друг к другу, но и складывался особый тип научного сообщества.
Сближение историков проявилось прежде всего в выражении личных симпатий27, однако они были не основным фактором сближения школ. В переписке ученые высказывают свои мнения по поводу диссертаций, дают характеристику историографической ситуации в России28. Так, в письме к Гревс в октябре 1890 г., во время работы над диссертацией, Лаппо-Данилевский отмечает: «Другая мысль, которая меня теперь занимает -это предмет моего будущего, ближайшего сочинения "Общественные идеалы XVIII в." Я думаю ... проследить, как воспитывалось в XVIII веке политическое самосознание, каковы были результаты этого воспитания и как такие результаты подействовали на ход правительственной политики»29. Далее Лаппо-Данилевский развивает свою мысль: «Милюков не сочувственно отнесся к этой теме и несколько смутил меня», Васильевский, наоборот, «сочувственно ... отнесся, что меня ободрило»30.
Именно в 1890-е годы возникает замысел у историка «открыть специальный курс историографии», в котором Лаппо-Данилевский намеревался излагать важнейшие на-
1 1 Л
учные точки зрения ... в связи с общественными настроениями»31. Постепенно он подходит к идее рассмотрения историографии в связи с общим ходом развития нашей культу-
Одним из факторов сближения историков стала работа Милюкова над рецензией на книгу Лаппо-Данилевского, с которой он познакомился еще до того, как был назначен ее официальным рецензентом.33 С другой стороны, именно Платонова Милюков назовет первым проводником московских идейных влияний в Санкт-Петербурге. Более близкий друг С.Ф. Платонова - М.А. Дьяконов разовьет эту мысль в оживленной переписке 1891-1892 гг. Главной темой письменного общения, помимо обсуждения личных дел, станет проблема взаимоотношения Московской и Петербургской школ.34
Разделяя теоретическое своеобразие Лаппо-Данилевского, Милюков содействовал на практике работе коллеги. Одно из писем к Платонову от 15 июля 1990 г. подтверждает наше положение: «С Лаппо-Данилевским ведем письменно полемику по поводу живущей четверти, относительно которой я послал ему выписку из 1-ой главы».35 Работа над рецензией затягивает написание собственной диссертации Милюкова, о чем он сообщает Лаппо-Данилевскому и Платонову, объясняя свои действия необходимостью основательного знакомства с архивными материалами по близкой ему идейно-хронологически теме финансовой истории Московского государства XVII в.36 Обозначенная проблема выявила идейно-методологическое сходство исследовательских приемов Милюкова и Лаппо-Данилевского. Кроме того, непосредственно характер развития историографических направлений в России с конца 1880-1890-х годов определял выбор тем ведущими историками страны, обусловливая параллельность исследований.
В синтезе исторических исследований отражались внутренние тенденции эволюции историографии, что находило свое развитие в проектах совместной организационно-научной деятельности. Речь идет прежде всего об Историческом обществе при Санкт-Петербургском университете, который и в планах и на практике предполагал совместную библиографическую и преподавательскую деятельность ученых37.
Межличностные коммуникации историков в процессе поиска новых организационных форм науки как новая форма социального взаимодействия. Обратим внимание на противоречивый процесс развития самих научных школ рубежа Х1Х-ХХ вв. Внутри них наблюдается выделение различных предметных полей исследования. Наблюдается противопоставление объекта предмету в теоретическом плане, сформулированном в начале XX в. представителями либерально-исторической мысли. В какой-то мере научные исследования представителей одной школы становятся предметно не совпадающими. Более того, методологические поиски молодых историков были мотивированы стремлением к преодолению сложившихся авторитетов, давивших, по их представлению, на возможности целостного изображения предмета исследования. Переход к новым методам и научно-исследовательским программам стимулировал поиск новых организационных форм науки, соответствовавших задачам синтеза, примером чего и явились попытки идейно-организационного обновления традиционных научных школ. Дополнением ко всему стала большая политизация исследовательских поисков либеральных историков по сравнению с их предшественниками, обусловленная не только личностными факторами, не только социально-политической ситуацией в России в конце XIX - начале XX в., но и особенностями переходного периода в российской историографии в русле развития исторической науки своего времени.
В 1901 г. группа либеральных профессоров, изгнанных из высших учебных заведений России, создала русскую Высшую школу общественных наук в Париже, директором которой был назначен М.М. Ковалевский, почетным председателем - И.И. Мечников. С лекциями выступали Н.И. Кареев, М.И. Туган-Барановский, С.А. Муромцев, Ю.С. Гамбаров, С. А. Котляревский, П.Н. Милюков, Г.В. Плеханов, В.И.Ленин. Деятельность русской Высшей школы привлекла внимание А.Л. Шанявского, который в это время вынашивал идею Вольного университета в Москве. После закрытия Парижской школы А.И. Чупров от имени Шанявского предложил Ковалевскому взять руководство этой школой в Москве, но этим планам, к сожалению, не удалось осуществиться.38 Целью Высшей школы общественных наук стала общая гуманитарно-политическая подготовка слушателей39. Деятельность Школы началась с лекции Ковалевского, рассуждавшего о происхождении Американской гражданственности, что, по мнению ученого, «позволит познакомить слушателей с началами английского государственного и общественного строя и с особенностями американского»110. Школа стала местом теоретических дискуссий по проблемам исторического познания, методологии истории, общественно-политическим проблемам, объединив в своих стенах представителей различных научных школ41.
Из переписки Чупрова с Ковалевским становится ясно, что проблема образовательной реформы в России и опыт создания Высшей школы общественных наук в Париже занимали едва ли не главное место среди обсуждаемых тем/2 М.М. Ковалевскип активно привлекал к работе в Школе ведущих ученых России, представителей разных научных школ в истории. В письме от 24 апреля 1902 г. к Лаппо-Данилевскому Ковалевский предлагал Александру Сергеевичу сотрудничество в качестве преподавателя, стараясь расширить спектр читаемых студентам исторических дисциплин.'13
Но уже с 1903 г. Школа подвергается преследованиям из России и это отразилось, в частности, на судьбах Е.В. Де-Роберти и Ковалевского'1'1. В апреле 1905 г. увеличилось количество лекций политического содержания, посвященных событиям в России. Особого внимания заслуживали выступления Котляревского и Милюкова'15.
Личностный конфликт в среде представителей «новой волны» историков в рамках сложившихся функциональных школ как фактор формирования новой исследовательской парадигмы. Подчеркнем еще раз возникновение противоречия между историками внутри нового поколения в рамках уже сложившейся функциональной школы как элемент развития непосредственно исторической науки на рубеже Х1Х-ХХ вв. В отечественной историографии последнего десятилетия выделяется несколько плодотворных попыток рассмотреть личностные взаимоотношения этих историков в контексте изучения школы46.
Е.А. Ростовцев последовательно излагает складывание научных сообществ различного типа (в которых пересекалась деятельность историков), отмечая, что за напряженностью их взаимоотношений стоят две различные тенденции в самой исторической науке. Первая касается особенностей функционирования сообществ открытого типа как самоорганизации научного знания. Мы уже говорили об Историческом обществе при Санкт-Петербугском университете. Важными в жизни историко-филологического факультета Санкт-Петербургского университета стали также Кружок русских историков и Ольденбургский кружок («Приютинское братство»)47.
Вторая тенденция, на которую указывал Е.А. Ростовцев, выразилась в особенное* тях мировоззрения историков, их идейно-философской ориентации, которая влияет
только на теоретико-методологические подходы ученых к исследованию материала, но и прослеживается в выборе среды общения. В.П. Корзун обращает внимание на характерные черты внутреннего мира ученого и необходимость фиксации духовных привычек, которые воспринимаются человеком в процессе его социализации, сознательно или нет. На примере Лаппо-Данилевского и Платонова, духовные привычки которых были различны, она подчеркивает противоречия уже на раннем этапе внутренней социализации - выборе среды общения.48
Первоначально дружеские отношения Лаппо-Данилевского и Платонова, о чем свидетельствует переписка историков"19, стали меняться с момента организации Исторического общества при Санкт-Петербургском университете. Лаппо-Данилевский в письме к Милюкову с иронией характеризует интриги Платонова: «Молодому замечательному ученому ... совсем не пристало вечно ссориться и вводить властолюбие и партийный расчет в хорошее дело. Такая масса у нас флюгеров и тормозов, что мне приходит в голову завязать торговые отношения с Азиатским Востоком, куда можно будет сбывать эти произведения по очень выгодным ценам. Как вы думаете насчет этого плана?»50
Начиная с 1889-1890 гг. намечается перелом в отношениях между Платоновым и Лаппо-Данилевским, что отразилось не только на личных взаимоотношениях, но и на теоретико-методологических подходах к исследованию материала. Разногласия личного характера переплелись с разногласиями научно-исторического плана51.
Личные противоречия ученых в частных вопросах перерастали в более серьезные разногласия теоретико-методологического плана, отчасти в идейно-научное противостояние. Это отражает процесс существенного изменения в развитии научных школ рубежа XIX-XX вв. На примере противоречий между И.В. Лучицким и М.М. Ковалевским, В.О. Ключевским и П.Н. Милюковым, A.C. Лаппо-Данилевским и С.Ф. Платоновым причины охлаждения взаимных отношений историков можно объяснить главным образом научно-теоретическими и философско-методологическими взглядами52.
Говоря о Петербургской школе, заметим, что присущий ей принцип научного реализма Лаппо-Данилевский применяет к анализу базовой основы исторического исследования, Платонов - к научной документированное™.53
Как справедливо отмечают C.B. Чирков и В.П. Корзун5"1, школа A.C. Лаппо-Данилевского может быть отнесена к типу школ с координацией интеллектуально-творчес-ких усилий и мотивационных установок отдельных исследователей в непосредственном общении с целью реализации общей рабочей программы. Построение такого типа школы не вмещалось в рамки старого академизма, что предполагало определенную научно-теоретическую, методологическую оппозиционность по отношению к исследователям, работающим согласно традиционной схемы55.
Изменения в методологических подходах исследования влекли за собой нововведения теоретического плана и принципиально иные формы организации науки. Различные направления историографических и конкретно-исторических исследований, возникшие под влиянием Платонова и Лаппо-Данилевского, не только нашли себе многочисленных сторонников и оппонентов в числе современников, но и определили характер и направленность историографической критики последующих поколений56.
И в наши дни споры продолжаются. C.B. Чирков делает существенные добавления о характере школ Платонова и Лаппо-Данилевского: «... у С.Ф. Платонова была по преимуществу учебная школа, а A.C. Лаппо-Данилевский выступил как организатор классической научно-исследовательской школы»57. Е.А. Ростовцев называет школу Платонова некоей научной корпорацией, куда входили не только его ученики, но и уче-
ники его учеников, в том числе те, кого Б.А. Романов образно окрестил «дружиной»58. Тем самым Ростовцев подчеркнул одну из существенных черт школы Платонова - ее учебно-функциональный характер.
B.C. Брачев проводит исследование творчества Платонова сквозь призму размышлений о Школе «русских историков» Санкт-Петербургского университета (К.Н. Бестужев-Рюмин, Е.Е. Замысловский, С.Ф. Платонов, Н.Д. Чечулин, А.Е. Пресняков). B.C. Брачев замечает, что «особой приверженностью к "источнику и факту", к технике исторического исследования отнюдь не исчерпывается лицо университетской школы русских историков. Не менее существенным в этом плане может считаться и ее более ярко выраженные по сравнению с Московской школой государственно-патриотические установки».59 B.C. Брачев намеренно отходит от традиционной схемы историографических исследований Петербургской исторической школы, противопоставляя свою позицию точке зрения Б.В. Ананьича, В.М. Панеяха, Б.Е. Кагановича.™ Он делает акцент на деятельности кафедры русской истории, ее профессоров и приват-доцентов, их научных разработок, определивших лицо Петербургской школы русских историков. И в данной связи подчеркивается внеуниверситетский характер школы или кружка A.C. Лап-по-Данилевского61.
Наше представление о специфике либеральной историографии раскрывается через исследование проблемы межличностных коммуникаций в академической среде, выявляет особенности эволюции исторической науки в новой научно-исследовательской ситуации рубежа XIX-XX вв. Выбранная методика исследования расширяет спектр толкований понятия «конфликт» применительно к исследованию историографии и особенностей развития исторической науки в определенную эпоху.
Важнейшим фактором возникновения конфликтов является восприятие ситуации как конфликтной. Применительно к анализу идейно-теоретических и методологических представлений либеральных историков, выявленных на основе историко-срав-нительного сопоставления материалов переписки ученых, воспоминаний современников, произведений самих ученых, исследование проблемы конфликта в науке особенно значимо при изучении характера и специфики зарождения новой исследовательской ситуации в науке.
Столкновение мнений в ходе дискуссий в различных научных обществах, семинарах, переписке вело к синтезу методологических подходов, к новому осмыслению и интерпретации исторического материала. Данная тенденция отражала специфику эволюции либерального направления отечественной историографии на рубеже XIX-XX вв. Возникновение новой исследовательской ситуации в исторической науке отражало особенности процесса социализации науки и общества в целом как выраженной тенденции эпохи. Внутренний конфликт сознания в ходе творческих поисков ученых приводил к новым представлениям о предмете и методе исторической науки, анализ которых дает возможность автору сформировать конструктивную теорию историографического конфликта на рубеже XIX-XX вв. Основное содержание этой теории заключается в следующем: на рубеже веков развитие отечественной исторической науки в целом привело к зарождению новой исследовательской ситуации, формирующими факторами данного процесса стали эволюция историко-философской, социально-правовой мысли, процессы внутренней социализации науки, становление методологии истории как самостоятельной дисциплины. Кроме того, особенности мировоззрения историков, их идейно-философская ориентация влияли не только на теоретико-методологические подходы ученых к исследованию материала, но и на выбор среды общения. Именно среда общ
ния являлась тем фактором, который влиял на специфику традиций, тенденций, эволюции в целом отдельных направлений, обусловливая сближение научных интересов, что, в свою очередь, формировало определенную концептуально-методологическую близость построений отдельных историков.
Рассмотрение либеральной историографии в данном ракурсе особенно важно для более глубокого исследования проблемы взаимоотношения школ в исторической науке, выделения особенностей исследовательской культуры и методологических исканий ученых. Основу идейно-теоретических и методологических разногласий ученых составляют: историко-философские концепции общественного развития, методология исследования, среда общения, культурные традиции, традиции воспитания, генетические факторы, ценностные ориентации, организационно-правовая структура научных объединений, сообществ, социальная, личностная самоидентификация, индивидуальные особенности восприятия и мировоззрения ученых. Специфику, характер и динамику развития либерального направления историографии определяли объективные (социальные, нормативно-правовые, культурные) и субъективные (личностные, коммуникативные) факторы.
' Конфликтология - особая междисциплинарная область, объединяющая теоретические, методологические, методические подходы к описанию, изучению и развитию практики работы с конфликтными явлениями разного рода, возникающими в различных областях человеческого взаимодействия (Гришина Н.В. Психология конфликта. СПб., 2003. С. 34; Социальные конфликты: Экспертиза. Прогнозирование. Технология разрешения. М.,1991. Вып. 1. С. 7). - Методология исследования автора настоящей статьи сохраняет главные черты антропологического, культурологического, феноменологического подходов, с включением в исследование новых элементов психологии применительно к исследованию социальных явлений, характера взаимодействия личностей в социальной среде.
г Сидненко Т.И. Либерально-историческая мысль в России на рубеже XIX-XX вв. СПб., 2004. С. 46-77.
3 Сидпенко Т.И. Идейно-теоретические и методологические взгляды представителей российской либерально-исторической мысли конца XIX - начала XX в. СПб., 2006.
* Сидпенко Т.И. Либерально-историческая мысль... С. 213-270.
5 Чичерин Б.Н. 1) О народном представительстве. М., 1866; 2) Философия права. М., 1900.; Собственность и государство. М., 1883; Градовский АД. Начала русского государственного права. М., 1875-1881; Ruha ТА Russian European. Paul Miliukov in Russian politics. Notre-Dame; London. 1968.
6OP РНБ. Ф. 70. П. 46. Письмо Н.И. Кареева В.И. Герьеот 1. 11.1913; см. также: КареевН.И. Памяти двух историков // Анналы. 1922. № 1. С. 160: Плеханов Г.В. Избр. философ, произв. М., 1956. Т. 2. С. 314
7ОР РНБ. Ф. 621. Ед. хр. 416. Л. 7 - 7 об.; Kmeeemmep А.А. О П.Н. Милюкове - историке// П.Н. Милюков. Сб. материалов по чествованию его 70-летия. 1859-1929. Париж. 1929. С. 50.
8 Петрушевский Д.М. 1) Тенденции современной исторической пауки // Образование. 1899. № 5-6; 2) К вопросу о логическом стиле исторической пауки // Изв. политехи, ип-та им. Петра Великого. СПб., 1915. T. XXIV. С. 77.
9 Герье В.И. Введение в историографию Французской революции. М., 1873. С. 9, 12.
10 ГАРФ. Ф. 579. On. 1. № 2626. Л. 2; ОР РГБ. Ф. 70. К. 38. № 112. Л. 3-3 об.
" АРАН. Ф. 636. Он. 2. Ед. хр. 3. Л. 2, 20; Кизеветтер А.А. На рубеже двух столетий: Воспоминания 1881 — 1914 гг. Прага, 1929. С. 69, 71; АМУ. Ф. 213,Оп. 1. Ед. хр. 133. Л. 4 (Бузескул В.П. Воспоминания о П.Г. Виноградове).
12 ОР РНБ. Ф. 585. № 2858. Л. 15-15 об.
13 Сидпенко Т.И. Либерально-историческая мысль... С. 138-299.
м ЦИАМ. Ф. 2202. Он. 3. Д. 3. Т. 2. Л. 147 об.
15 Критическое обозрение. М„ 1879. IX. С. 17-36; X. С. 45-48; Московские ведомости, 1879. 25 марта. (№75). С. 6; см. также: Сидненко Т.И. Идейно-теоретические и методологические взгляды .... С. 155-169.
16 Сидпенко Т.И. Либерально-историческая мысль... С. 145.
17 Сидненко Т.И. Идейно-теоретические и методологические взгляды... С. 160, 162-163, 165-174, 176-186.
18Ваидцлковская M.Г. П.H. Милюков, A.A. Кизеветтер: история и политика. М., 1992. С. 213.
19 ОР РНБ. Ф. 585. № 2858. Л. 18.
20 Там же. № 3548. Л. 30.
21 Корзуп В.П. Образы исторической пауки на рубеже XIX-XX вв. (анализ отечественных историографических концепций). Омск; Екатеринбург. 2000. С. 71-84.
22 Боголепов Н.П. Страница из жизни Московского университета // Русский архив. 1913. № 1. С. 52-53; Воспоминания М.М. Богословского о В.О. Ключевском // Археографический ежегодник за 1980 год. М„ 1981 (далее - АЕ)\ Дневниковые записи Савина о В.О. Ключевском // АЕ за 1978 год. М., 1979; Линничежо И.А. Из воспоминаний // Голос минувшего, 1916. № 10. С. XLI; Шмурло Е.Ф. Воспоминания // ОР РНБ. Ф. 178. Музейное собрание. Картой. 7774. Л. 150.
2:1 Корзуп В.П. Образы исторической пауки.... С. 82.
24 Муравьев В.А. В О. Ключевский и новая волна историков XX века // Ключевский В.О. Сб. материалов. Пенза, 1995. Вып. I. С. 219.
25 Чирков C.B. Археография и школы в русской исторической пауке XIX-XX века // АЕ за 1989 год. М., 1990. С. 24.
20 ГАРФ. Ф. 579. Ori. 1. Д. 4858. Л. 1.; ГАРФ. Ф. 579. Он. 1. № 3949. Л. 4, 6,13.; № 3950. Л. 1-2 об.; №3951. Л. 1; № 4542. Л. 1,2; №4857. Л. 1.; ОР РНБ. Ф. 585. № 3547. Л. 1,5, 10 об.-11 об., 13, 14, 24; № 3548. Л. 5,8,12, 28об., 30,30об., 35.; № 2644. Л. 2 об.; № 3345. Л. 7,15,17,33,35,37,39; № 2491. Л. 1-2; № 2834. Л 7об., 15об-16; № 2833. Л. 18-18 об., № 2856. Л. 4, 5, 27 об.; № 2857. Л. 6, 9,10 об., 30; № 2858. Л. 4-4 об., 14 об.-15,15 об., 18; № 1831. Л. 1.;№ 1015. Л. 1-55; Ф. 270. № 146. Л. 1.; №. 140. Л. 1-2; Ф. 1000. Он. 2. №931. Л. 1-2.
27 ГАРФ. Ф. 579. Он. 1. Д. 4858. Л. 1, 10, 11, 19, 19об.-20.
28 ОР РНБ. Ф. 585. № 3547. Л. 1,5,10 об.-11 об., 13,14, 24; № 3548. Л. 5,8,12, 28 об., 30,30 об., 35.; № 2644. Л. 2 об.; № 3345. Л. 7, 15, 17, 33, 35, 37, 39; № 2491. Л. 1- ; № 2834. Л 7 об., 15 об.-16; № 2833. Л. 18-18 об., № 2856. Л. 4, 5, 27 об.; № 2857. Л. 6, 9,10 об., 30;№ 2858. Л. 4-4 об., 14 об.-15, 15 об., 18; № 1831. Л. 1.; № 1015. Л. 1-55; Ф. 270. № 146. Л. 1.;№. 140. Л. 1-2; Ф. 1000. On. 2. № 931. Л. 1-2; ГАРФ. Ф. 579. Оп. 1.№ 3949.Л.4, 6,13.; № 3950. Л. 1-2 об.; № 3951. Л.1; № 4542. Л.1, 2; № 4857. Л. 1.
29 ПФА РАН. Ф. 113. Оп. 3. Д. 4. Л. 20 об.
30 Там же.
31 Там же. Л. 14.
1,2 Там же. On. 1. Д. 245. Л. 9, 119; Там же. On. 1. Д. 68. Л. 946.
33 ОР РНБ. Ф. 585. № 3547. Л. 5; Там же. Ед. хр. 3546. Л. 14.
34 Там же. Ед. хр. 2858. Л. 14 об.
35 Там же. Ед. хр. 3546. Л. 18 об.
ж ОР РНБ. Ф. 585. Ед. хр. 3547. Л. 10, 17, 18; ПФА РАН. Ф. 113. Оп. 3. Д. 249. Л. 6. 17 Сидненко Т.И. Либерально-историческая мысль... С. 270-299.
^ВагперВ.А. М.М. Ковалевский в вопросах просвещения // М.М. Ковалевский. Ученый, государственный и общественный деятель и гражданин; Сб. статей. Пг. 1917. С. 102.
39 Ковалевский М.М. О задачах Школы общественных наук // Вестник воспитания. 1913. № 6. С. 16.
40 ЦИАМ. Ф. 2244. On. 1. № 1706. Л. 57 об.-58.
41 Там же. Л. 63-63 об.
42 Там же. № 719. Л. 2; № 1706. Л. 82-83.
43 ПФА РАН. Ф. 113. Оп. 3. № 191. Л. 1-2.
44 ЦИАМ. Ф. 2244. On. 1. № 1706. Л. 90 об.-91; 100-100 об.; 112 об., 123, 124 об.-125; Ф. 2244. Он. 1; Ф. 690. Л. 1-1 об.
45 ЦИАМ. Ф. 2244. On. 1. № 1706. Л. 112.
40 Мохначева М.П. Журналистика и историческая наука: В 2 кн. Кп. 1. Журналистика в контексту наукотворчества в России XVIII-XIX вв. М.: РГГУ, 1998. С. 175; Ростовцев Е.А. A.C. Лаппо-Дапилсвскин* С.Ф. Платонов (К истории личных и научных взаимоотношений) // Проблемы социального и гуманитар»"" знания: Сб. науч. работ. Вып. I. СПб., 1999; Корзуп В.П. 1) Образы исторической пауки...; 2) Московская-^ петербургская школы русских историков в письмах П.Н. Милюкова С.Ф. Платонову // Отечественная и рия. № 2. 1999.; Брачев B.C. «Наша университетская школа русских историков» и ее судьба. СПб., 2001.
47 Ростовцев Е.А. A.C. Лаппо-Данилевский и С.Ф. Платонов (К истории личных и иаучньи взаимоотношений). С. 129.
48 Ростовцев Е.А. Указ. соч. С. 129, 233; Корзуп В.П. Образы исторической науки... С. 85, 86, 87-88,95. }
49 ОР РНБ. Ф. 585. On. 1. Д. 1120. Л. 1; ПФА РАН. Ф. 113. On. 1. Ед. хр. 24.
50 ГАРФ. Ф. 579. Оп. 6. Д. 4858. Л. 9 об.
51ОР РНБ.'Ф. 585. Ел. хр. 1371. Л. 5, 6, 7, 8; Ел. хр. 33 45. Л. 39-39 об.; Ел. хр. 3546. Л. 14; ГАРФ. Ф. 579. Ом. 1. Д. 4858. Л. 19; Д. 5388. Л. 15 об.-16; ПФА РАН. Ф. 113. Он. 2. Д. 75. Л. 39, 81, 82; Платонов С.Ф. |Рсц. на:] Лаппо-Дапилевскнй A.C. Организация прямого обложения в Московском государстве со времен Сму ты до эпохи преобразований. СПб., 1890 // Юридическая летопись. 1890. № 11. С. 417-418.
52 Сидпепко Т.И. Либерально-историческая мысль... С. 138-213, 270-299.
53Пресняков А..Е. A.C. Лаппо-Дапилсвский: опыт истолкования души // Русский исторический журнал. 1920. Kn.VI. С. 22.
54 Корзун В.П. Образы исторической пауки... С. 92.
55 ОР РНБ. Ф. 585. Ед. хр. 3345. Л. 39 об.; см. также: Свешников A.B. О принципиальной значимости теоретических противоречий в рамках научных школ (па примере историко-культурного направления русской медиевистики) // Российская культура: модерпизационные опыты и судьбы научных сообществ: Материалы Второй Всероссийской научной конференции. Омск: 1998. Т. II. С. 172; Ростовцев Е.А. Указ. соч. С. 141.
56Пресняков А.Е. 1) Речь перед защитой диссертации под названием «Образование великорусского государства». Пг., 1920. С. 6; 2) Александр Сергеевич Лаппо-Данилевский. Пг., 1922. С. 25; Корзун В.П. Образы исторической науки... С. 98.
г'7 Чирков С В. Археография и школы в русской исторической науке XIX - начала XX века //АЕза 1989 год. М„ 1990. С. 23.
58 Пресняков А.Е. Указ. соч. С. 29; Ростовцев Е.А. Указ. соч. С. 161.
5'J Брачев B.C. «Наша университетская школа...». С. 242.
«Там же. С. 3, 7,8.
С|Там же. С. 5,7-8, 10.
Принятые сокращения
АРАН - Архив Российской Академии наук. М.
ГАРФ - Государственный архив Российской Федерации. М.
ОР РНБ - Рукописный отдел Российской Национальной библиотеки. СПб.
ПФА РАН - Петербургский филиал Архива Российской Академии наук
ЦИАМ - Центральный Исторический архив г. Москвы
Статья поступила в редакцию 29 июня 2006 г.
