CC BY
52
УДК 316.455
Пуртова Виктория Сергеевна
старший преподаватель
кафедры политико-правовых дисциплин
Сургутского государственного университета
МЕЖЭТНИЧЕСКОЕ СОГЛАСИЕ: КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ РАМКИ ОСМЫСЛЕНИЯ ПОНЯТИЯ [1]
Purtova Victoriya Sergeevna
Senior Lecturer, Political Science and Law Department, Surgut State University
INTERETHNIC СONSENT: ^NCEPTUAL FRAMES FOR UNDERSTANDING THE TERM [1]
Аннотация:
В статье рассматриваются становление и развитие концептуального осмысления понятия «согласие». Смысловое наполнение термина раскрывается через призму его философского, социологического и политологического содержания. Подчеркивается значение коммуникативного процесса во всех рассмотренных интерпретациях термина. Отмечается, что коммуникация, как характерная черта общественного взаимодействия, присуща и сфере межэтнических отношений. Опираясь на позиции консенсусного подхода, автор дает определение понятию «межэтническое согласие», раскрывает его взаимосвязь с такими понятиями, как гармония, консенсус, солидарность. В статье обосновывается актуальность исследования межэтнического согласия в полиэтничном российском обществе, важность его осмысления как в научной среде, так и в обще-ственно-политической сфере. Определяется круг вопросов, в рамках которых ведется дискуссия о путях становления национальной идентичности российского общества. В связи с этим выделяется спектр понятий, которые необходимо опе-рационализировать в будущем в контексте изучения межэтнического согласия.
Ключевые слова:
межэтнические отношения, конфликтность, межэтническое согласие, национальное единство, гражданская идентичность, солидарность, толерантность, доверие.
Summary:
The paper discusses the formation and development of the conceptual understanding of the notion "consent". The semantic content of the term is revealed from the perspective of its philosophical, sociological and political science approaches. The importance of the communicative process in all considered interpretations of the term is emphasized. It is noted that communication, as an inherent feature of social interaction, is also relevant to the sphere of interethnic relations. Based on the consensus approach, the author defines the concept of "interethnic consent", reveals its correlation with such concepts as harmony, consensus and solidarity. The research substantiates the relevance of the study of interethnic consent in a multi-ethnic Russian society, the importance of understanding it both in the scientific community and in the socio-political sphere. A range of questions, which highlight the discussion on the ways of establishing the national identity of Russian society, is determined. In this regard, a spectrum of concepts that must be operationalized in the future in the context of the interethnic consent study is highlighted.
Keywords:
interethnic relations, conflict, interethnic harmony, national unity, civic identity, solidarity, tolerance, trust.
В политической истории России конца XX - начала XXI вв. поиск ответа на вопрос о принципах национальной интеграции полиэтничного сообщества и обеспечения общественно-политической стабильности стал одной из актуальных тем, приковывающей к себе в равной степени внимание политиков разного уровня и представителей научного сообщества. При этом под устойчивым состоянием системы общественных отношений в условиях полиэтничности и поликонфес-сиональности подразумевается формирование ситуации, описываемой в таких терминах, как «национальное единство», «гражданская идентичность», «гармонизация межэтнических отношений». При некоторых присутствующих смысловых различиях они описывают в большей степени пути, способы достижения основной цели - состояния общественно-политической стабильности в сфере межэтнических отношений, которое наиболее полно, как представляется, отражает понятие «межэтническое согласие».
Несмотря на такую значимость понятия, в современной политической науке оно разработано недостаточно, и в большей степени осмысление и раскрытие его сути находят свое выражение в рамках философии и социологии. Многие исследователи за отправную точку современных представлений о согласии берут определение Теодора Ньюкома, который понимает его как «существование между двумя и более личностями сходных ориентации по отношению к чему-нибудь» [2, с. 304]. При этом справедливо разделяется позиция, что американский исследователь описывал таким образом определенное состояние общения, вне которого не мыслятся общественные отношения, характеризующиеся сплоченностью группы и наличием коммуникации [3]. Сам автор важность подобного состояния описывал следующим образом: «...Хочется начать
с указания на наличие взаимосвязи между согласием и коммуникацией... Любая форма коммуникации... имеет своим следствием возрастание степени согласия» [4, с. 305-306].
Необходимо отметить, что идея рассмотрения коммуникации и компромисса в качестве инструментов разрешения противоречий и достижения общественного консенсуса - одна из давних традиций, характерных для западной философской и социологической мысли, вне зависимости от того, конфликтологический или консенсусный подход заложен в основание его изучения.
Дж. Дьюи, например, рассуждая о значении согласия, отмечал: «Все, что препятствует свободе и полноте коммуникации, воздвигает барьеры, разделяющие людей на круги и клики, антагонистические секты и фракции, и подрывает демократический образ жизни» [5].
Для Л. Вирта, в свою очередь, согласие и коммуникация - условие и результат взаимодействия индивидов в жизни общества, границы согласия при этом определяются сферой продуктивной коммуникации. Понятие консенсуса он сводит не просто к достижению согласия по всем или самым существенным вопросам, но усматривает в нем более глубокий смысл в виде «укоренившейся привычки к взаимной коммуникации, дискуссии, спору, переговорам и компромиссу, а также терпимости к ересям или даже к равнодушию вплоть до того предела «очевидной и наличной опасности», когда жизнь самого общества оказывается под угрозой» [6, с. 216]. Сведение коммуникации к минимуму, следовательно, прямая дорога к распаду консенсуса.
Философские интерпретации концепта в работах отечественных исследователей, как правило, раскрывают этапы и закономерности его становления в общественных отношениях исходя при этом из логики мировоззренческих подходов космосоцентризма, теоцентризма, антропоцентризма, логицизма, этатоцентризма, экономоцентризма, космизма, и, облекая его в термины гражданского или общественного согласия, связывают со становлением и развитием гражданского общества [7]. Так, В.Д. Михайлов необходимые условия гражданского согласия усматривает в развитом гражданском обществе при эффективной правовой системе, где не игнорируются интересы любой, даже самой малочисленной, части общества, а основным законом гражданского согласия является «признание чужих интересов как условие осуществления интересов собственных» [8, с. 117]. Солидарен с ним и В.В. Семилетенко, отмечая, что зрелое гражданское общество с развитой системой общественной и государственной жизни взаимообусловлено с общественным согласием, которое складывается «на равенстве прав при многообразии интересов» [9, с. 122, 162]. Более того, успехи демократических преобразований исследователи усматривают в укоренении идей гражданского/общественного согласия в духовно-идеологической сфере государства.
В том же направлении движется К.С. Авакян, рассматривая проблемы функционирования гражданского общества и правового государства через призму социального согласия, трактуемого в традициях консенсуса большей части представителей любого сообщества в отношении важных аспектов социального устройства. Автор анализирует проблемы и пути достижения согласия на межличностном и межгрупповом, государственном и межгосударственном уровнях и понимает под согласием «состояние и процесс взаимодействия между социальными субъектами, имеющими сходные ценности, потребности, интересы и цели, при которых социальная система обладает интеграцией, устойчивостью, определенным социальным порядком и целостностью» [10, с. 6].
Актуальность вопроса демократических преобразований и истоков социальной интеграции рассматривает в своей работе Н.В. Егорова. Концептуально и терминологически автор, наоборот, отдает предпочтение понятию «консенсус», однако раскрывает его, как и другие исследователи, через достижение взаимопонимания значительного большинства в любом сообществе в отношении наиболее важных аспектов его функционирования. Подход представляет интерес для целей нашего исследования тем, что автор подчеркивает значение символической природы согласия и непременное наличие «артикулированной политической воли», под которой понимается конструирующая роль политической элиты [11, с. 114].
Социологические интерпретации понятия также облекают его в формы гражданского или социального согласия, неразрывно связывая с процессами становления гражданского общества и поддержания социально-политической стабильности. Определяя согласие как неотъемлемую и интегративную характеристику общества, обусловленную процессами совместной жизнедеятельности людей и проявляющуюся на определенном этапе становления общества в качестве осознанной потребности, социологи формулируют достаточно схожие определения понятия. Так, Е.А. Микульчинова вкладывает в понятие гражданского согласия «такие взаимоотношения между различными субъектами политики (граждане, общественные организации, государства), которые подчинены общим жизненно важным целям стабильного функционирования общества» [12, с. 5]. Ряд преобразований российской действительности в духовно-нравственной, социально-экономической и политической сферах позволят, по мнению исследователя, сделать гражданское согласие «ментальной основой» подобных взаимоотношений и стабилизации российского общества.
В качестве определения, подводящего черту и выступающего общим знаменателем к рассмотренным позициям в понимании и трактовке согласия, как состояния, признака и процесса взаимодействия между социальными субъектами, можно привести определение М.М. Охотнико-вой, по мнению которой, необходимым условием подобного взаимодействия выступает наличие единства, сходных, совпадающих ценностей, потребностей, интересов и целей, при наличии которых «социальная система обладает солидарностью, сплоченностью, интеграцией, упорядоченностью, стабильностью и устойчивостью, сохраняется как целостность» [13, с. 44].
В связи с этим закономерно, что ряд исследователей обращается к вопросу о близости культурных традиций и ценностном единстве общества как составной части исследования и осмысления ими более широкой категории «культуры согласия». Так, для В.Ю. Пономарева близость культурных традиций и ценностное единство выступают важнейшими факторами социального согласия, «поскольку обеспечивают высокий уровень понимания устремлений, поступков и действий других людей», а также способствуют корректному пониманию социальных изменений [14, с. 18].
В гражданско-правовом плане культуру согласия рассматривает в своем диссертационном исследовании Д.И. Плетнев, выявляя механизмы достижения согласия и согласованных взаимодействий государства и институтов гражданского общества. Автор обосновывает идею согласия общества и государства как обуславливающую гражданскую культуру, которая, по его мнению, основана «на признании ценности согласия и справедливости в социальном сотрудничестве, базирующемся на публичности и открытом обсуждении всех социальных и культурных проблем, личностном соблюдении норм права и действия в рамках правовых отношений, толерантности и чувства солидарности по отношению к другим» [15, с. 120].
М.Г. Алиев, закладывая в своей работе глубокое социально-философское понимание согласия «как духовной ценности человека и общества, критерий культуры, приоритет общей и политической этики и социально значимой ценностно-праксиологической идеи», говорит о необходимости создания в конечном итоге целостной теории и формировании всеобщего уважения к «приоритету идеи согласия» [16, с. 31]. В связи с этим автор подчеркивает важность определения того, что составит «культуру, искусство, дипломатию, мораль и психологию согласия в человеческом обществе» [17]. В дальнейшем культурно-цивилизационный и социально-практический потенциал культуры согласия он стремится связать с пониманием содержания глобалистского согласия и его практического достижения. Последнее, по мнению М.Г. Алиева, зависит от ответа на вопрос о том, каким мы хотим видеть глобальный мир, имеющий общие проблемы: основанным на партнерстве носителей суверенитета или подчиненным диктату держателей бесконтрольной мировой власти» [18, с. 16]. Однако концептуального и понятийного обоснования категории «культура согласия» авторы в своих работах не дают.
Преодолеть этот пробел и дать философско-культурологическое объяснение сущности, становлению и воспроизводству культуры согласия стремится в своем комплексном исследовании М.П. Меняева. Культура согласия в определении автора предстает как «совокупность найденных человечеством в его историческом движении, воспроизводящихся и заново создающихся форм (культурных образцов, моделей и т. п.), соответствующих стремлению к совместному существованию, преодолению открытого противостояния при сохранении автономности, а также к мирному сосуществованию и совместимости на взаимоблизких основаниях, взаимодопустимых и взаимоудовлетворяющих отношениях» [19, с. 58-59].
Политологический подход к рассмотрению вопроса сводится, как правило, к осмыслению рассматриваемого нами понятия в виде общественного, гражданского, политического, национального согласия, соответственно. При этом отмечается, что национальное согласие, трактуемое как достижение единства всей нации, всегда будет рассматриваться в плоскости политического, а гражданское и общественное согласие могут выступать как самостоятельные категории, а могут образовывать политическое согласие [20].
Несмотря на достаточно широкое определение политического согласия как единства между субъектами и объектами политики, основанного на общности базовых ценностей и согласованности действий в решении политических проблем, указание на коммуникативную природу такого единства характерно и для политологического подхода [21]. Актуальность же исследования политического согласия авторы усматривают в первую очередь в решении задачи сохранения государственной целостности и поддержания социально-экономической и политической стабильности многонациональной и многоконфессиональной России [22].
Изучение проблем формирования и поддержания межэтнического согласия в современном российском обществе - также одна из самых актуальных тем для исследователей в различных областях гуманитарного знания. Можно с полной уверенностью утверждать, что «межнациональное/ межэтническое согласие» выступает в качестве междисциплинарной категории не в мень-
шей степени, чем категория «согласия». Исследователи рассматривают его как достижение консенсуса по коренным интересам жизни народов внутри многонационального государства, общества [23, с. 35]; как один из параметров порядка в сложных полиэтничных социальных системах и эвристических возможностей нелинейного диалога в соотношении с ценностями укрепления национальной идентичности [24, с. 11]; как отношения, которые обеспечивают разрешение объективных противоречий и конфликтов без применения методов насилия, в наибольшей мере служат решению созидательных задач всего полиэтнического общества [25, с. 230].
М.П. Меняева в своей монографии отмечает, что такие термины, как «братство», «дружба народов», «гражданский мир», «социальное единство», «солидарность» соответствуют определенным видам отношений, возникающих на основе принципа согласия, в то время как термины «вражда», «война», «классовая борьба», «рознь» становятся осмыслением социальных противоречий и конфликтов [26, с. 25]. В этой связи необходимо отметить, что общей позицией в рассуждениях о природе согласия, в том числе и межэтнического, является выделение, как правило, трех основных методологических подходов его исследования: конфликтологический подход, представленный в работах Р. Дарендорфа, Г. Зиммеля, Л. Козера, К. Маркса; консенсусный подход, получивший обоснование в трудах М. Вебера, Э. Дюркгейма, М. Ковалевского, О. Конта, Д. Сорокина и других; синтетический подход, представленный И. Стенгерсом, И. Пригожиным, Г. Хакеном и другими [27].
Изучение проблем межэтнической конфликтности в отечественной науке актуализировалось в 1990-е гг., что было объективно обусловлено обострением этой конфликтности в период кризиса и распада СССР. Анализ проблем межэтнической конфликтности осуществлялся в рамках социологии конфликтов, рассматривавшей генезис и механизмы разрешения конфликтов главным образом в социально-психологическом ключе. В последнее время, однако, в научной литературе отчетливо прослеживается тенденция рассматривать конфликтологический подход как утративший во многом свой эвристический потенциал. В этом смысле консенсусный подход, наоборот, трактуется, как позволяющий отойти от рассмотрения согласия исключительно в качестве результата конфликта, и понимать его как «исходное начало». В логике данного подхода согласие может восходить к идее гармонизации, и тогда гармонизация межэтнических отношений предполагает символический «паритет» между различными этническими группами, социальное признание чужой эт-ничности, сохранение этнических различий при интенсивном взаимодействии [28, с. 6]; либо к идее консенсуса, и в этом случае этнополитический консенсус трактуется как согласие по поводу основополагающих целей и базовых ценностей общественного развития между всеми этническими группами данной страны при условии сохранения их собственной идентичности [29, с. 6].
В этом же ключе, как уже отмечалось, термин «согласие» восходит и к идее солидарности, трактуемой в духе социальной солидарности Э. Дюркгейма, объяснявшего ее необходимость как объективно вытекающую из разделения труда. Движение солидарности от «механической», порожденной сходством общественных функций индивида и растворением его в коллективе, к «органической», вытекающей из разделения труда и предполагающей взаимозависимость и взаимосвязанность, понимается им как исторически обусловленный процесс, мало зависящий от желания и воли людей. Связь человека с определенным народом по факту рождения автоматически включает последнего в солидарные связи, предполагая при этом, что в дальнейшем индивид как бы выразит личное согласие на подобное включение. Но такое согласие, отмечает французский социолог, остается вынужденным, «... так как в огромном большинстве случаев нам материально и нравственно невозможно отделаться от нашей национальности» [30, с. 124]. Однако с наступлением эпохи глобализации стало очевидным, что неотъемлемым спутниками этого явления стали все возрастающая тенденция к так называемой глокализации и усиления национализма. При этом гражданская солидарность и национальное согласие из сферы организационно-технологических отношений не просто переместились в сферу политическую, но превратились в предмет политической борьбы. Кроме того, выяснилось, что солидарность и согласие, обретя политические партикулярные смыслы, могут выступать не только фактором сплочения общества, но и условием его разъединения, обращая эволюцию солидарности вспять и возвращая ее в «механическое» состояние. Исследователи сегодня даже говорят о «втором возвращении» дюркгей-мовской «механической солидарности», вызывающей архаизацию социальной и культурной жизни, рост популярности иррационализма и традиционализма, оживление идеологий «крови и почвы», усиление значения этничности, развитие националистического и религиозного фундаментализма и экстремизма и т. д. [31, с. 34].
Исходя из логики обозначенных рассуждений в собственном определении межэтнического согласия мы отталкиваемся от признания его частью политических отношений, объектом политической борьбы, а следовательно, и предметом активного конструирования политическими ак-
торами. Таким образом, под межэтническим согласием мы понимаем особое состояние общественных отношений и общественного сознания, возникающее в процессе деятельности политических акторов по интеграции этнических групп в новую общность на основе объективных общих интересов и гражданской идентичности и выступающие необходимым условием обеспечения общественно-политической стабильности в государстве в целом и в регионах в частности.
Ключевая проблема при этом, на взгляд автора, заключается в дискуссии по поводу смыслового содержания символической политики в сфере межэтнических отношений. Она заключается в необходимости ответить на вопрос: направлена ли эта политика на формирование в Российской Федерации многонационального государства, то есть, государства, состоящего из многих народов, объединенных общими целями, интересами, культурой, или эта политика призвана создать национальное государство (российскую нацию, имеющую надэтническую сущность)? Подобная дискуссия носит не только научный, но и политический характер. Как объясняет Л.М. Дробижева, при принятии Стратегии государственной национальной политики в 2012 г. использование положения Конституции 1993 г. понятие «мы - многонациональный народ России (российская нация)» явилось компромиссным решением, принятым, главным образом, под давлением представителей республик, опасавшихся, что «российская нация» станет нацией русских в ущерб этничности других народов [32, с. 102]. Однако при обсуждении корректировки данной Стратегии государственной национальной политики в 2016-2017 гг. научный Совет по комплексным проблемам этничности и межнациональных отношений при Президиуме РАН вновь предложил трактовку российской нации как политической общности и вновь встретил возражения [33, c. 103]. На этот раз уже не только от представителей республик, но и со стороны политологов, стоящих на консервативных позициях. В результате, в Стратегии государственной национальной политики до 2025 года сохранилась формулировка «многонациональный народ России (политическая нация)», что означало возвращение к компромиссному, двойному значению понятия «национальная идентичность» [34]. Не менее болезненно воспринимается и вопрос о роли русского этноса в формировании российской государственности. Неоднозначность и острота данного вопроса, разделяющие научное и политическое сообщества на противоборствующие лагеря, вновь вылились в публичную сферу в связи с предложением депутата К. Затулина внести в Конституцию соответствующую поправку: «Мы, русские, в союзе с другими братскими народами сплотившиеся в многонациональный народ Российской Федерации, соединенный общей судьбой на своей земле» [35].
Таким образом, становится очевидной и актуальной необходимость исследования понятия «межэтническое согласие», которое, по определению Л.М. Дробижевой, является понятием более широким, чем просто «позитивные межнациональные отношения» и «толерантность», но включает в себя ценность диалогового урегулирования противоречивых ситуаций, межличностное и межгрупповое доверие, согласованные ценностные ориентации, общее видение образа мира [36, с. 81]. В этой связи представляется необходимым рассмотреть в последующем взаимосвязь межэтнического согласия с такими категориями, как гражданская идентичность, толерантность и доверие.
Ссылки и примечания:
1. Статья подготовлена при финансовой поддержке РФФИ, проект № 18-411-860001 р-а «Формирование гражданской идентичности как ресурс межнационального согласия в регионе».
2. Ньюком Т. Исследование согласия // Социология сегодня. Проблемы и перспективы. Американская буржуазная социология середины XX века. М., 1965. 684 с.
3. Авакян К.С. Формирование социального согласия в современном российском обществе (социально-философский анализ) : автореф. дис. ... канд. филос. наук. Ростов н/Д., 2005. 23 с. ; Меняева М.П. Культура согласия: сущность, становление, воспроизводство : монография. Челябинск, 2018. 231 с. ; Семилетенко В.В. Общественное согласие как фактор стабилизации социальных систем : дис. ... канд. филос. наук. М., 1999. 198 с. ; Пономарев В.Ю. Достижение социального согласия в условиях современного российского общества (Социологический анализ) : автореф. дис. ... канд. социол. наук. Саратов, 2004. 24 с. ; Михайлов В.Д. Социально-философские основания гражданского согласия (общетеоретические подходы и региональная практика) : дис. ... д-ра филос. наук. Якутск, 1996. 235 с.
4. Ньюком Т. Указ. соч. С. 305-306.
5. Dewey J. Creative Democracy: The Task Before Us / In John Dewey and the Promise of America, Progressive Education Booklet, No. 14. American Education Press, 1939. URL: https://www.phNosophie.uni-muenchen.de/studium/das_fach/warum_phil_ueberhaupt/dewey_creative_democracy.pdf (дата обращения: 01.03.2020). https://doi.org/10.9783/9781512814347-012 ; Алиев М.Г. Культура согласия как эффективный фактор глобализации // Социс. 2003. № 6. С. 21-28.
6. Вирт Л. Избранные работы по социологии. М., 2005. 244 с.
7. Михайлов В.Д. Указ. соч. ; Семилетенко В.В. Указ. соч.
8. Михайлов В.Д. Указ. соч. С. 117.
9. Семилетенко В.В. Указ. соч. С. 122, 162.
10. Авакян К.С. Указ. соч. С. 6.
11. Егорова Н.В. Роль элиты в формировании социального консенсуса в современном российском обществе : дис. ... канд. филос. наук. Иркутск, 2009. 162 с.
12. Микульчинова Е.А. Гражданское согласие как фактор стабилизации трансформирующегося российского общества (на материалах Республики Бурятия) : автореф. дис. ... канд. социол. наук. Улан-Удэ, 2004. 24 с.
13. Охотникова М.М. Согласие как социальный процесс в трансформирующемся обществе : дис. ... д-ра социол. наук. Тюмень, 2000. 377 с.
14. Пономарев В.Ю. Указ. соч. С. 18.
15. Плетнев Д.М. Гражданская культура как культура согласия общества и государства : дис. ... канд. филос. наук. Томск, 2005. 137 с.
16. Алиев М.Г. Согласие как проблема социальной философии : автореф. дис. ... д-ра филос. наук. М., 2000. 35 с.
17. Там же.
18. Алиев М.Г. Культура согласия как эффективный фактор глобализации // Социс. 2003. № 6. С. 21-28.
19. Меняева М.П. Указ. соч. С. 58-59.
20. Крисюн Н.А. Политическое согласие в условиях демократического реформирования Российской Федерации : автореф. дис. ... канд. полит. наук. Орел, 2007. 23 с. ; Политическое согласие: от теории к практике / под ред. проф. О.М. Михайленка. М., 2016. 276 с.
21. Крисюн Н.А. Указ. соч. ; Михайленок О.М. Феномен согласия в политологии и политической практике. М., 2016. 176 с.
22. Крисюн, Н.А. Указ. соч. ; Политическое согласие: от теории к практике.
23. Топорков В.В. Формирование межнационального согласия в Республике Саха (Якутия) : дис. ... канд. полит. наук. М., 1997. 161 с.
24. Шадже А.Ю., Хацац А.А. Межэтническое согласие и укрепление российской идентичности на Северном Кавказе // Социально-гуманитарные знания. 2012. № 4. С. 296-307.
25. Гаджиев М.М., Гасанов Н.Н. Межэтническое согласие как условие политической стабильности // Известия Кабардино-Балкарского научного центра РАН. 2011. № 6 (44). С. 229-234.
26. Меняева М. П. Указ. соч. С. 25.
27. Авакян Указ. соч. ; Меняева М. П. Указ. соч. ; Пономарев В.Ю. Указ. соч. ; Микульчинова Е.А. Указ. соч. ; Охотникова М.М. Указ. соч. ; Крисюн Н.А. Указ. соч. ; Михайленок О.М. Указ. соч.
28. Богатова О.А. Гармонизация межэтнических отношений в региональном социуме : автореф. дис. ... д-ра социол. наук. Саранск, 2004. 32 с.
29. Сидоренко А.В. Федерализм и достижение этнополитического консенсуса в современном обществе : дис. ... д-ра полит. наук. СПб., 2009. 371 с.
30. Дюркгейм Э. Социология. Ее предмет, метод, предназначение. М., 2019. 307 с.
31. Гофман А.Б. Концептуальные подходы к анализу социального единства // Социологические исследования. 2015. № 11. С. 29-36.
32. Дробижева Л.М. Российская идентичность: дискуссии в политическом пространстве и динамика массового сознания // Полис. Политические исследования. 2018. № 5. C. 100-115. https://doi.org/10.17976/jpps/2018.05.09
33. Там же. C. 103.
34. Там же.
35. Депутат Госдумы предложил дополнить Конституцию РФ поправкой о русских // Международная информационная группа. URL: https://www.interfax.ru/russia/693846/ (дата обращения: 01.03.2020).
36. Дробижева Л.М. Потенциал межнационального согласия: осмысление понятия и социальная практика в Москве // Социологические исследования. 2015. № 11. С. 80-90.
Редактор: Шейхетова Ирина Александровна Переводчик: Кочетова Дарья Андреевна
