CC BY
279
Д. Н. Сергеев
уральский государственный юридический университет (Екатеринбруг)
международная криминализация посягательств на культурные ценности*
Оценивается состояние международной криминализации посягательств на культурные ценности. Дается краткая история формирования системы международно-правовой защиты культурных ценностей и соответствующего понятия. На основе анализа международных актов делается вывод о том, что под посягательством на культурные ценности в современном международном праве можно понимать совершенные в ходе вооруженных конфликтов международного и немеждународного характера умышленные захват, присвоение, разрушение, а также иные формы уничтожения, повреждения объектов и предметов, охраняемых в соответствии с Гаагской конвенцией о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта 1954 г. такие посягательства не охватывают направленные против универсальных ценностей деяния, совершенные вне вооруженных конфликтов либо без очевидной связи с ними.
На примерах уничтожения статуй Будды в Бамиане, разрушения Нимруда и Пальмиры, мавзолеев тимбукту делается вывод о недостаточности международной криминализации посягательств на культурные ценности, поскольку она не охватывает случаи уничтожения или повреждения таких объектов или предметов под контролем национальных администраций или с их ведома. В связи с этим предлагается распространить международную юрисдикцию на посягательства на культурные ценности, совершенные в мирное время под контролем национальных администраций или с их ведома.
Ключевые слова: международная криминализация, защита культурных ценностей, Международный уголовный суд, интернационализация охранительных механизмов
DOI: 10.34076/2410-2709-2019-3-18-24
Введение
Настоящая статья представляет собой обобщение не опубликованных ранее выступлений автора на тему международной криминализации посягательств на культурные ценности. Эта тема в разных аспектах поднималась на четырех научных встречах: сессии «Сакральное пространство музеев» Петербургского международного юридического форума (Санкт-Петербург - Екатеринбург, 18 мая 2016 г.), VIII сессии Международного форума по преступности и уголовному праву в эпоху глобализации IFCCLGE (Пекин, 29 октября - 1 ноября 2016 г.), XV сессии «Ковалевских чтений» (Екатеринбург, 14 февраля 2018 г.), а также на Ежегодной конференции Международной ассоциации уго-
* Работа выполнена в рамках гранта РФФИ № 1829-14028/18.
ловного права (Тара, Сербия, 20-24 июня 2018 г.).
Быстрый рост числа посягательств на культурные ценности в разных формах стало общечеловеческой проблемой. Уничтожение, повреждение, разграбление, хищение культурных ценностей происходило и происходит как в ходе международных и немеждународных конфликтов, так и вне связи с вооруженными акциями. Сами случаи посягательств неодинаковы по характеру: от целенаправленного уничтожения до небрежного отношения к таким объектам во время ведения военных действий.
Несмотря на принятие все большего количества международных актов в сфере защиты культурных ценностей, формирование международной судебной практики, однозначность мнений юристов по вопро-
сам необходимости международной криминализации таких посягательств, существующий международный механизм защиты от них несовершенен, поскольку не дает тех результатов, достижение которых предполагалось при создании соответствующих международно-правовых средств.
Нельзя не оговориться, что в системе международно-правовой защиты криминализация по объективным причинам играет сравнительно незначительную или даже второстепенную роль. Вместе с тем недостаточность международной криминализации приводит к фактической безнаказанности значительного количества деяний, посягающих на культурные ценности.
культурные ценности как предмет
международно-правовой охраны
Первым прецедентом привлечения к ответственности за неправомерные действия в отношении культурных ценностей стал приговор Нюрнбергского трибунала. Альфреду Розенбергу ставилось в вину среди прочего разграбление культурных ценностей: захват в широких масштабах произведений искусства, мебели, текстильных товаров и т. п. во всех оккупированных странах [Нюрнбергский процесс 1988: 530-532]. Преднамеренные захват, истребление или повреждение культурных ценностей в соответствии со ст. 56 Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г. запрещались и подлежали преследованию как военные преступления. В самом приговоре посягательство на культурные ценности рассматривалось в рамках более широкого обвинения в разграблении общественной и частной собственности, поскольку на момент осуждения нацистских преступников (1946 г.) еще не существовало универсального понятия «культурные ценности». Упомянутая Гаагская конвенция такого понятия не содержала, однако из контекста ст. 27 и 56 очевидно, что это сооружения (храмы, здания, служащие целям науки, искусства и благотворительности, исторические памятники) и иное имущество (научные и художественные произведения).
Результатом осмысления международным сообществом истинного количества уничто-
женных, разграбленных, поврежденных или навсегда утраченных в ходе Второй мировой войны культурных ценностей стала разработка специальных норм международного права о культурных ценностях. С принятием Гаагской конвенции о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта 1954 г. такая защита перестала рассматриваться как второстепенная проблема, приобрела самостоятельное значение. Этот документ с учетом более поздних протоколов до настоящего времени является основным международным актом в сфере охраны культурных ценностей. Под ними Конвенция понимает (независимо от происхождения и владельца) ценности движимые или недвижимые, имеющие большое значение для культурного наследия каждого народа; здания, предназначенные для сохранения и экспонирования культурных ценностей; центры сосредоточения культурных ценностей.
Конвенция ЮНЕСКО об охране всемирного природного и культурного наследия 1972 г. выделила из всей совокупности культурных ценностей особо охраняемую группу - «всемирное наследие». К всемирному культурному наследию относятся памятники, ансамбли и достопримечательные места, имеющие выдающуюся универсальную ценность с точки зрения истории, искусства или науки. Введение термина «культурное наследие» предопределило возникновение дискуссии, образно названной Ф. Манлио «борьбой понятий» [Манлио 2004: 67]. В международных актах не проведено однозначного разграничения всемирного культурного наследия и культурных ценностей, поэтому данные понятия используются как эквивалентные, несмотря на очевидную семантическую разницу между ними.
В связи с этим в контексте международной защиты культурных ценностей мы можем констатировать, что объекты всемирного культурного наследия представляют собой особую группу культурных ценностей, перечень которых определяется в соответствии с Конвенцией ЮНЕСКО 1972 г. К этой же группе примыкают объекты, претендующие на включение в список всемирного наследия. Универсальная, или общечеловеческая, ценность объектов всемирного наследия по смыслу Конвенции предполагает фактическое ограничение юрисдикции
государств, на территории которых эти объекты находятся, в части возможности распоряжения ими без учета общечеловеческого интереса в их сохранении. Следовательно, мы можем говорить о том, что культурные ценности как предмет международной защиты подразделяются на две группы - культурные ценности по Гаагской конвенции 1954 г. и объекты всемирного культурного наследия по Конвенции ЮНЕСКО 1972 г.
Виды деяний, составляющих объем понятия «посягательство на культурные ценности»
В современном международном праве отсутствует единый термин, охватывающий все деяния, наносящие ущерб культурным ценностям или ставящие их под его угрозу. Это объясняется ситуационностью создания международных норм, их обусловленностью конкретными событиями. Такая фрагментарность регулирования приводит к длительному процессу конструирования единых понятий. В этом смысле национальное право (во всяком случае, континентальное) и национальная правовая наука быстрее формулируют правовые универсалии. Так, Л. В. Иногамо-ва-Хегай, характеризуя систему международных преступлений против общественной безопасности, использует емкое понятие «посягательство на культурное наследие народов» [Иногамова-Хегай 2003: 202]. Представляется, что словом «посягательство» мы можем охватить все возможные деяния, совершенные в отношении культурных ценностей. В актах международного уголовного и международного гуманитарного права такое понятие не используется, поскольку для описания посягательств на культурные ценности применяется юридико-техническая модель перечисления. Деяния, которые причиняют или могут причинить ущерб культурным ценностям, рассредоточены по отдельным актам:
1) превращение культурных ценностей, находящихся под усиленной и общей защитой, в объект нападения в ходе международных и немеждународных военных конфликтов (Второй протокол 1999 г. к Гаагской конвенции 1954 г.);
2) использование культурных ценностей, находящихся под усиленной защитой, или непосредственно прилегающих мест для поддержки военных действий (там же);
3) уничтожение или присваивание в ходе вооруженных конфликтов в крупных масштабах культурной собственности, находящейся под общей защитой (там же);
4) использование в ходе вооруженных конфликтов культурных ценностей в качестве объекта нападения, если это привело к масштабным разрушениям (Дополнительный протокол I к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 г.);
5) захват, разрушение или умышленное повреждение культовых, благотворительных, учебных, художественных и научных учреждений, исторических памятников и художественных и научных произведений (п. ст. 3 Устава Международного трибунала для бывшей Югославии);
6) умышленное нанесение ударов (нападение) по зданиям, предназначенным для целей религии, образования, искусства, науки или благотворительности, историческим памятникам, госпиталям и местам сосредоточения больных и раненых при условии, что эти цели не являются военными («Ь» IX п. 2 ст. 8, «е» IV п. 2 ст. 8 Римского статута Международного уголовного суда).
В приведенных описаниях международно наказуемых деяний в отношении культурных ценностей мы можем увидеть два важных обстоятельства. Во-первых, международная защита предоставляется только в ситуации вооруженных конфликтов международного и немеждународного характера (если использовать национальную уголовно-правовую традицию, речь идет о факультативном признаке объективной стороны преступления - условиях совершения). Во-вторых, предмет международной уголовно-правовой защиты - культурные ценности в широком понимании этого термина (по Гаагской конвенции 1954 г.). Международные акты не устанавливают специальных последствий в случае, когда посягательство направлено на ценности универсального характера (всемирное культурное наследие).
Таким образом, в современном международном праве под посягательством на культурные ценности мы можем понимать совершенные в ходе вооруженных конфлик-
тов международного и немеждународного характера умышленные захват, присвоение, разрушение, а также иные формы уничтожения, повреждения объектов и предметов, охраняемых в соответствии с Гаагской конвенцией о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта 1954 г.
Дело Аль-Махди
Несмотря на распространенность деяний, посягающих на культурные ценности, международная судебная практика по этой категории преступлений представлена незначительным количеством дел. Так, Международный трибунал для бывшей Югославии (МТБЮ) признал виновными П. Стругара (приговор II Палаты МТБЮ от 31 января 2005 г. по делу № ГГ-01-42-Т) и М. Йоки-ча (приговор I Палаты МТБЮ от 18 марта 2004 г. по делу № 11-01-42/1^) в военных преступлениях, выразившихся в уничтожении культурных ценностей без военных целей.
Знаковым для международного механизма охраны культурных ценностей стало дело Аль-Махди. Судебная палата Международного уголовного суда 27 сентября 2016 г. вынесла приговор Ахмаду Аль Факи Аль-Махди (дело № ^-01/12-01/15-171) за нанесение ударов по культурным ценностям в г. Тимбукту (Мали). Его деяние было квалифицировано как иное серьезное нарушение законов и обычаев, применимых в вооруженных конфликтах немеждународного характера в установленных рамках международного права, а именно умышленное нанесение ударов по зданиям, предназначенным для целей религии, образования, искусства, науки или благотворительности, историческим памятникам, госпиталям и местам сосредоточения больных и раненых при условии, что эти цели не являются военными.
Кодифицированная в Римском статуте норма об ответственности за совершенное Аль-Махди преступление предполагает совершение деяния в ходе военного конфликта. Данная норма аналогична положениям Устава МТБЮ, по которым были осуждены М. Йокич и П. Стругар. Однако в отличие от них Аль-Махди очевидно действовал вне ситуации военных действий и вне связи с ними. При рассмотрении дела Международный уголовный суд фактически применил
закон по аналогии, выйдя за пределы Статута. В приговоре этот вопрос суд обошел со ссылкой на имевшие место на момент преступления Аль-Махди обстоятельства вооруженного конфликта немеждународного характера в Мали. Такой подход был неоднозначно воспринят специалистами. Например, А. Арутюнян предложила оценивать действия Аль-Махди не как военное преступление, а как преступление против человечности (преследование или другое бесчеловечное деяние) [Арутюнян 2017: 124-132]. М. Стерио оценивает решение Международного уголовного суда как большую победу и прецедент, направленный на защиту культурных ценностей [Sterio 2017: 67-68]. П. Росси критикует квалификацию деяния Аль-Махди как недостаточную, предлагая рассматривать нападения на культурное наследие как преступления против человечности в соответствии со ст. 7 Римского статута при условии, что они являются частью широкомасштабного или систематического нападения на гражданское население [Rossi 2017: 92-97].
Деяние Аль-Махди, хотя и было совершено в период затяжного вооруженного конфликта в Мали, все же непосредственно с военными действиями связано не было. Будучи одним из местных руководителей международной террористической организации, Аль-Махди фактически выполнял свои обязанности по гражданскому управлению соответствующей территорией. Решение о разрушении мусульманских мавзолеев в Тимбукту было актом гражданской, а не военной администрации. Долгое время до и после их разрушения военные действия в Тимбукту не велись. У. Шабас обращает внимание на способ разрушения мавзолеев -«с помощью различных инструментов, в том числе кирки и железных прутьев» [Schabas 2017: 77]. Применение такого способа очевидно не может расцениваться как нападение по смыслу ст. 8 Римского статута.
криминализация деяний, посягающих на культурные ценности вне условий вооруженного конфликта
Дело Аль-Махди впервые ставит перед нами вопрос: не является ли ошибкой международной криминализации ограничение международных преступлений, посягающих
на культурные ценности, исключительно временем военных действий и ситуациями военных конфликтов?
Разрушение мавзолеев Тимбукту - не единственный случай уничтожения культурных ценностей вне связи с военными действиями и конфликтами. 26 февраля 2001 г. две гигантские статуи Будды в провинции Бамиан в Афганистане были разрушены боевиками. Уничтожение статуй не было связано с военными действиями и военным конфликтом, а обусловливалось требова-
Если предусмотреть международную криминализацию всех посягательств на культурные ценности вне связи с вооруженными конфликтами, это существенно
ограничит юрисдикцию государств в отношении расположенных на их территории культурных ценностей
нием исполнения предписаний шариата о запрете идолов. Режим талибов контролировал большую часть Афганистана и был частично признан международным сообществом. Это была полноценная действующая гражданская администрация Афганистана [Philipp, Wolfrum 2002: 566-567].
Уничтожение культурных ценностей в Сирии и Ираке террористами также в большинстве случаев не было связано с военными действиями и было также обусловлено не военными, а идеологическими целями. В частности, разрушение Храма Баала в Пальмире и памятников Нимруда даже опосредованно не было вызвано военными действиями.
Сегодня деяния, посягающие на культурные ценности и не связанные с военным конфликтом не образуют состава международных преступлений и должны преследоваться в рамках соответствующих национальных юрисдикций. Уголовная юрисдикция государств распространяется также на случаи, когда противоправные действия с культурными ценностями санкционировались, одобрялись государствами или даже не расследовались как незаконные. Эта правовая проблема была заложена самими обстоятельствами международной криминали-
зации посягательств на культурные ценности. Фоном принятия Гаагской конвенции 1954 г. стал крупнейший в истории человечества военный конфликт. До бамианских событий 2001 г. не было известно случаев умышленного, демонстративного и одобряемого национальным правопорядком уничтожения вне ситуации военных действий объектов мирового культурного наследия. Также не было известно случаев уничтожения культурных ценностей квазигосударственными образованиями - террористическими организациями, контролирующими территорию и население и осуществляющими на этих территориях гражданское управление [Федоров, Сергеев 2016: 8].
Однако аналогия закона, фактически примененная в деле Аль-Махди, демонстрирует осознанное или интуитивное понимание судьями Международного уголовного суда необходимости международной криминализации деяний, посягающих на культурные ценности, но не связанных с вооруженными конфликтами.
Международная криминализация деяний осуществляется по правилам, отличающимся от применяемых на национальном уровне. Герхард Верле приводит две предпосылки международной криминализации преступлений (интернационализации охранительных механизмов). Во-первых, это особенности природы охраняемого интереса. В случае если посягательство ставит под угрозу общий интерес всех или многих государств, это свидетельствует об особой связи преступления с международным сообществом. Во-вторых, интернационализация может быть обусловлена практической необходимостью. Речь идет о ситуации, когда изолированное уголовное преследование не будет успешным [Верле 2011: 58].
Обе названные предпосылки могут сосуществовать, в частности, в условиях, когда совершение преступлений одобряется государством либо когда вследствие государственной поддержки такие преступления не расследуются или не преследуются надлежащим образом [Там же: 59].
Вместе с тем если предусмотреть международную криминализацию всех посяга-
тельств на культурные ценности вне связи с вооруженными конфликтами, это существенно ограничит юрисдикцию государств в отношении расположенных на их территориях культурных ценностей. Каждое государство обладает суверенными правами на защиту расположенных на его территории или принадлежащих ему культурных ценностей, в том числе путем использования механизма национальной криминализации. Между тем примеры Бамиана и Тимбукту и в меньшей степени Пальмиры и Нимруда демонстрируют сочетание обеих предпосылок Г. Верле для интернационализации механизма охраны культурных ценностей. Можно назвать следующие основания такой международной криминализации: 1) распространенность случаев уничтожения культурных ценностей под контролем национальных администраций или с их ведома; 2) распространенность случаев уничтожения культурных ценностей квазигосударственными образованиями, контролирующими территорию и гражданское население; 3) невосполни-мость причиняемого ущерба, особый статус таких ценностей и заинтересованность всех государств в сохранении данных объектов и предметов. Объективным показателем величины ущерба могло бы стать причинение вреда объектам, отнесенным ЮНЕСКО к всемирному наследию или претендующим на включение в соответствующий перечень.
заключение
Демонстративность посягательств на культурные ценности, изменение их характера и возрастание размера причиняемого ущерба говорит о том, что такие деяния перестали быть «попутно совершаемыми», «вторичными» преступлениями. Уничтожение культурных ценностей все чаще совершается целенаправленно, с осознанием виновными особого статуса таких предметов и объектов. По этой и по другим приведенным выше причинам можно говорить о наличии оснований для прямой криминализации данного деяния как международного преступления.
С учетом сказанного под посягательством на культурные ценности мы могли бы понимать совершенные в ходе вооруженных конфликтов международного и немеждународного характера умышленные захват, присвоение, разрушение, а также иные формы уничтожения, повреждения объектов и предметов, охраняемых в соответствии с Гаагской конвенцией о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта 1954 г., а также вышеуказанные действия, совершенные в мирное время в отношении объектов, отнесенных ЮНЕСКО к всемирному наследию или претендующих на включение в соответствующий перечень ЮНЕСКО.
список литературы
Philipp Ch., Wolfrum R. The Status of the Taliban: Their Obligations and Rights under International Law // Max Planck Yearbook of United Nations Law. 2002. Vol. 6. P. 559-601.
Rossi P. The «Al Mahdi» Trial Before the International Criminal Court: Attacks on Cultural Heritage Between War Crimes and Crimes Against Humanity // Diritti umani e diritto internazi-onale, Rivista quadrimestrale. 2017. № 1. P. 87-100. DOI: 10.12829/86205.
Schabas W. Al Mahdi Has Been Convicted of a Crime He Did Not Commit // Case Western Reserve Journal of International Law. 2017. Vol. 49. № 1. P. 75-102.
Sterio M. Individual Criminal Responsibility for the Destruction of Religious and Historic Buildings: The Al Mahdi Case // Case Western Reserve Journal of International Law. 2017. Vol. 49. № 1. P. 63-73.
Арутюнян А. Дело Аль-Махди и нападение на культурные ценности как международное преступление // Международное правосудие. 2017. № 2. С. 118-132.
Верле Г. Принципы международного уголовного права: учеб. М.: ТрансЛит, 2011. 910 с.
иногамова-Хегай Л. В. Международное уголовное право. СПб.: Юрид. центр «Пресс», 2003. 495 с.
Манлио Ф. Культурные ценности и культурное наследие: «борьба понятий» в международном праве? // Международный журнал Красного креста. 2004. № 854. С. 67-80.
Нюрнбергский процесс: сб. материалов: в 8 т. М.: Юрид. лит., 1988. Т. 2. 672 с.
Федоров А. В., Сергеев Д. Н. Основные тенденции международного терроризма и меры борьбы с ним // Российский следователь. 2016. № 24. C. 3-9.
данил Иазипович сергеев - кандидат юридических наук, доцент кафедры уголовного права Уральского государственного юридического университета. 620137, Российская Федерация, Екатеринбург, ул. Комсомольская, д. 21. E-mail: sdn001@usla.ru.
International Criminalization of Attacks on Cultural Property
The article evaluates current conditions of international criminalization of offences relating to cultural property and makes a brief historical review of developing international protection of cultural property and elaborating a corresponding notion. Having analyzed the international instruments, the author concludes that attacks on cultural property may include deliberate seizure, appropriation, demolition as well as any other forms of destruction or damage to objects and items protected under the 1954 Hague Convention for the Protection of Cultural Property in the Event of Armed Conflict committed during international and non-international armed conflicts. These offences do not include such possible acts toward universal cultural values committed either beyond any armed conflict or without direct connection with it.
Taking the examples of destruction of Buddhas of Bamiyan, Nimrud, Palmyra, and mausoleums of Timbuktu, the author states that international criminalization of attacks on cultural property is insufficient, because it does not encompass such cases when objects or items of cultural value are damaged or destroyed under the control of national administrations or with their knowledge.
Keywords: international criminalization, protection of cultural property, the International Criminal Court, internationalization of protective mechanisms
References
Arutyunyan A. Delo Al'-Makhdi i napadenie na kul'turnye tsennosti kak mezhdunarodnoe prestuplenie [The Al-Mahdi Case and Attack against Cultural Property as an International Crime], Mezhdunarodnoe pravosudie, 2017, no. 2, pp. 118-132.
Fedorov A. V., Sergeev D. N. Osnovnye tendentsii mezhdunarodnogo terrorizma i mery bor'by s nim [Major Trends of International Terrorism and Antiterrorism Protection], Rossiiskii sledova-tel', 2016, no. 24, pp. 3-9.
Inogamova-Khegai L. V. Mezhdunarodnoe ugolovnoe pravo [International Criminal Law], Staint-Petersburg, Yurid. tsentr «Press», 2003, 495 p.
Manlio F. Kul'turnye tsennosti i kul'turnoe nasledie: «bor'ba ponyatii» v mezhdunarodnom prave? [Cultural Values and Cultural Heritage: «The Struggle of Concepts» in International Law?], Mezhdunarodnyi zhurnal Krasnogo kresta, 2004, no. 854, pp. 67-80.
Nyurnbergskii protsess [The Nuremberg Process]: a collection of documents, Moscow, Yurid. lit., 1988, vol. 2, 672 p.
Philipp Ch., Wolfrum R. The Status of the Taliban: Their Obligations and Rights under International Law, Max Planck Yearbook of United Nations Law, 2002, vol. 6, pp. 559-601.
Rossi P. The «Al Mahdi» Trial Before the International Criminal Court: Attacks on Cultural Heritage Between War Crimes and Crimes Against Humanity, Diritti umani e diritto internazio-nale, Rivista quadrimestrale, 2017, no. 1, pp. 87-100, DOI: 10.12829/86205.
Schabas W. Al Mahdi Has Been Convicted of a Crime He Did Not Commit, Case Western Reserve Journal of International Law, 2017, vol. 49, no. 1, pp. 75-102.
Sterio M. Individual Criminal Responsibility for the Destruction of Religious and Historic Buildings: the Al Mahdi Case, Case Western Reserve Journal of International Law, 2017, vol. 49, no. 1, pp. 63-73.
Verle G. Printsipy mezhdunarodnogo ugolovnogo prava [Principles of International Criminal Law], Moscow, TransLit, 2011, 910 p.
Danil Sergeev - candidate of juridical sciences, associate professor at the Department of criminal law, Ural State Law University. 620137, Russian Federation, Yekaterinburg, Komsomolskaya str., 21. E-mail: sdn001@usla.ru.
Дата поступления в редакцию / Received: 18.03.2019
Дата принятия решения об опубликовании / Accepted: 22.04.2019
