CC BY
60
УДК1(091)
К. С. Маслов **
МЕЖДУ ВОСТОКОМ И ЗАПАДОМ: ЧЛЕН МОСКОВСКОГО ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА ДАНИИЛ ПАВЛОВИЧ КОНИССИ (1862-1940)
Статья рассказывает о деятельности Масутаро Конисси (Даниила Павловича Конисси), японца, волею судеб оказавшегося в России и сыгравшего определенную роль в истории психологии и литературы. Знакомство с Л. Н. Толстым и участие в работе Московского психологического общества позволило Д. Конисси опубликовать несколько переводов из китайской классической философии на страницах журнала «Вопросы философии и психологии». Биографическая информация о Конисси приводится на фоне исторических событий, происходивших в период жизни автора в России. Даются основные характеристики его работы как переводчика и участника литературной и научной борьбы в предреволюционной России.
Ключевые слова: диалог культур, история философии, «Вопросы философии и психологии», Н. Я. Грот, Л. Н. Толстой, русская культура в Японии, Николай Японский (Касаткин), Восточная философия, культурное проникновение.
K. S. Maslov
BETWEEN THE EAST AND THE WEST: A MEMBER OF MOSCOW PSYCHOLOGICAL SOCIETY DANIIL KONISSI (1862-1940)
The current paper is dedicated to the member of Moscow Psychological Society Konishi Masutaro (Daniil Pavlovich Konissi), a psychologist of Japanese origin who played a certain role in the Russian pre-revolutionary philosophy and psychology. Konissi is known as a translator of some of classical philosophical works of Confucius and Laozi. Konissi is also known by his literary activity and friendship with Lev Tolstoy. The paper gives some information about Konishi's biography given on the background of historical changes occurred in the beginning of the 20th century. The main peculiarities of Konishi's activity as a translator are given here.
Keywords: cultural dialogue, "Issues of philosophy and psychology", N. Grot, L. Tolstoy, Russian culture in Japan, Nicolas of Japan (Kasatkin), Eastern philosophy, cultural penetration.
* Маслов Кирилл Сергеевич, кандидат психологических наук, главный специалист по
работе с людьми с особыми потребностями, Городская управа города Маарду, (Эстонская республика).
Исследователь, занимающийся историей психологии, и потому одновременно работающий на стыке нескольких наук, обречен на некоторые душевные муки, когда вопрос касается малоизученных страниц истории и персоналий, о которых мало кто писал, если вообще писал. Поэтому в данном случае автор считает уместным подчеркнуть, что статья была написана из чувства долга, автор полагает — что просто должен был ее написать.
Имя Д. П. Конисси, пожалуй, ничего не скажет читателю: быть может, прочитав заголовок, промелькнет мысль о чем-то японском, но русское «Даниил Павлович» явно утвердит читателя в ошибочности такого вывода.
Тем не менее человек по имени Масутаро Конисси (КошбЫ) родился 4 апреля 1862 г. на юго-западе острова Хонсю в городе Окаяма. Детство Конисси совпало со временем перемен в Японии, известным как революция Мейдзи. В опубликованной в 1913 г. в журнале «Русская школа» статье Конисси «Народная школа в Японии» есть ряд любопытных автобиографических отступлений, где автор описывает свое пребывание в японской школе первой ступени:
...здание «Теракоя» (тип частной светской школы, существовавшей до 1871 г. — К. М.) устраивалось очень просто, без претензии на изящество; очень часто оно было лишено самых необходимых удобств. <...> В школе не имелось ни парт, ни письменных принадлежностей, и ученики должны были поступать в нее со всеми нужными для занятий предметами [10, с. 21-22].
Япония долгое время оставалась закрытой для иностранцев страной.
Только со второй половины позапрошлого века началось «открытие» Японии для остального мира. Япония как государство (и японцы как нация) нуждалось в создании собственной идентичности, для чего всегда требуется непременное сопоставление себя с другими («мы — они»). Данное сопоставление, очевидно, было возможно в нескольких формах — с оглядкой на Запад (Европа) или же на Россию, которая для Японии географически, конечно же, запад, но в плане построения национальной идентичности одной географии недостаточно. Конечно, и названными географическими направлениями создание новой идентичности Японии явно не ограничивалось.
В 1858 г. между Россией и Японией был заключен торговый договор, что позволило открыть консульство в Хакодате. В 1860 г. консул Гошкевич обратился в Синод с просьбой прислать в Японию священника. Как раз в это время в Петербургской духовной академии обучался студент Николай Касаткин, который когда-то с интересом прочел книгу «Записки флота капитана Головнина о приключениях его в плену у японцев». Молодой Николай Касаткин откликнулся на объявление. Удивительно и то, что «Записки» Головнина сыграли аналогичную роль в судьбе другого персонажа данной истории, персонажа, с которым впоследствии владыка Николай не только не соглашался, но и по отношению к которому был настоящим противником.
Летом 1861 г. после длительного путешествия отец Николай Касаткин прибыл в Хакодате, однако лишь в 1873 г. японское правительство сняло запрет на миссионерскую деятельность и исповедание христианства, что позволило уже в мае того же года основать в Токио Православное общество. Годом ранее (1872) отец Николай открыл в своем доме частную школу для преподавания
японцам русского языка, впоследствии эта школа была реорганизована в Духовную семинарию, первый выпуск которой состоялся в 1882 г. [16, с. 240].
Весной 1879 г. в небольшом приморском городе юноша по имени Конисси Масутаро прослушал проповедь христианского миссионера; этим миссионером был отец Николай:
Слова проповедника произвели сильное впечатление на мою юную душу, а вскоре я был крещен одним из ближайших сотрудников преосвященного Николая» [12, с. 152].
Так много позже описывал Конисси свое обращение в православие. В 1881 г. он отправился в Токио, чтобы продолжить свое образование в Духовной семинарии. В крещении Масутаро принял имя Даниил Павлович. Во всех доступных нам источниках начала ХХ в. (например в журнале «Вопросы философии и психологии»), а также в современных англоязычных изданиях русское отчество Конисси воспроизводится именно как Павлович. Лишь в работе А. И. Шифмана [21] Конисси назван Даниилом Петровичем. Миссионерская деятельность владыки Николая была поистине плодотворной. Так, например, на июль 1889 г. в Японии имелось уже 215 православных общин и 17 025 верующих [19, с. 113].
В 1887 г. Даниил Павлович Конисси был направлен на обучение в Киевскую духовную семинарию, а позже стал и студентом философии Императорского Московского университета. Конисси освоил русский язык достаточно хорошо еще в Японии, поэтому для него не представляло особых трудностей дальнейшее обучение в России. Научным руководителем Конисси был Н. Я. Грот, профессор (с 1886) в Московском университете, председатель Московского психологического общества (с 1887) и один из основателей знаменитого журнала «Вопросы философии и психологии». Именно Николай Яковлевич Грот «ввел» Даниила Павловича Конисси в философское (и психологическое) сообщество России. На заседании Московского психологического общества, состоявшемся 7 ноября 1892 г. «(в)ыбран единогласно в д.<действительные> ч.<члены> Общества, Кандидат Киевской Духовной Академии, японец Д. П. Конисси» [3, с. 113]. С тех пор Даниил Павлович регулярно участвует в заседаниях общества, вскоре появляется и его первая публикация в «Вопросах философии и психологии»: в книге 16 (январь 1893 г.) помещен его перевод «Великой науки» Конфуция. Однако вернемся к библиографической стороне деятельности Конисси несколько позже. Дело в том, что в ноябре того же 1892 г. Николай Яковлевич Грот познакомил молодого православного японца с Львом Николаевичем Толстым. Безусловно, такое знакомство — это украшение любой биографии, и в судьбе Конисси эта встреча сыграла определяющую роль. Интерес Толстого к Японии пробудила прочитанная им в 1853 г. и уже упомянутая книга «Записки флота капитана Головнина о приключениях его в плену у японцев».
Даниил Павлович Конисси был первым японцем, который познакомился с Толстым. Безусловно, что возникший у Толстого в молодости интерес к Японии (а по прочтении «Записок» Толстой сделал ряд интересных выписок) разгорелся с новой силой. К тому же сам Конисси был человеком эрудированным и хорошим собеседником, прекрасно знавшим японскую и китайскую
литературу. Поэтому неудивительно, что первая публикация Конисси была посвящена Конфуцию: Конисси представил русской публике свой перевод «Великой науки» Конфуция, выполненный с китайского подлинника:
«Великая наука», перевод которой я предлагаю читателям, составляет вступительный трактат конфуцианской морали. <...> в ней трактуется более или менее систематически об основании и пользе морали. Правда, эта книга по своему объему весьма незначительна: в нее не вошли очень многие мысли, высказанные Конфуцием и его последователями [3, с. 26-27].
Такими словами предваряет Конисси переведенный им философский трактат. Весьма интересно замечание «от редакции», помещенное внизу первой страницы; изречения Конфуция там названы наивными и философски мало обоснованными. Следующие по времени публикации Конисси, знакомящие русского читателя с восточной философией, появились на страницах «Вопросов философии и психологии» уже совсем скоро: в 18-м, и в 23-м выпусках (1893 и 1894 гг. соответственно) была помещена обширная статья «Философия Ла-оси». В 23-й книге помещен и выполненный Д. Конисси перевод «Тао те кинг» Лао-цзы, который переводчик выполнил по поручению редакции журнала. Конисси приводит имя китайского философа как «Лаоси», хотя и оговаривает отдельно, что допустимо использовать и «Лаоцзы», «как пишут некоторые из русских авторов» [4, с. 27]. Также Конисси приводит наименование трактата «Тао те кинг» вместо принятого в наше время «Дао дэ цзин». В рамках настоящей работы мы будем придерживаться современного написания имен и названий кроме случаев цитирования оригинальных работ. В примечаниях к трактату указано, что в основу перевода был положен текст китайского издания из Румянцевского музея, к тому же Конисси использовал несколько японских изданий трактата и парижское (1842) издание [6, с. 380, примечания]. В 1913 г. перевод Конисси был издан отдельной книгой под названием «Тао-те-кинг, или Писание о нравственности». Любопытно то, что книга вышла под редакцией Л. Н. Толстого. В помещенном на первой странице издания предисловии переводчика Д. П. Конисси указывает:
В ноябре 1895 г. Лев Николаевич Толстой услышал, что мною переводится «Тао-те-кинг» Лао-си с китайского на русский язык и через Н. Я. Грота пригласил меня к себе. «Чтобы Россия имела лучший перевод, — сказал он, — я готов помочь вам в деле проверки точности перевода». С великой радостью, конечно, я принял это любезное предложение Льва Николаевича. Я ходил к нему с переводом «Тао-те-кинг» в продолжении четырех месяцев; Лев Николаевич сравнивал его с английским, немецким и французским переводами и устанавливал тексты перевода той и другой главы. Так мой перевод был кончен и впервые напечатан на страницах журнала «Вопросы философии и психологи» [11, с. 3].
Предисловие в высшей степени интересное. Во-первых, оно раскрывает обстоятельства знакомства Конисси с Толстым: здесь, однако, Конисси допускает хронологическую ошибку — с Толстым он познакомился в ноябре 1892 г., поскольку перевод Конисси, как уже указывалось, был опубликован в «Вопросах философии и психологии» в 1893 и 1894 гг. (книги 18 и 23). Во-вторых, дан-
ное примечание Конисси дает возможность уточнить данные, содержащиеся в примечании от редакции, которое мы приводили чуть выше [6, с. 380]: можно с уверенностью утверждать, что именно Л. Н. Толстой был тем человеком, кто сверял рукопись из Румянцевского музея с европейскими изданиями трактата. Шифман [21, с. 46-47] указывает, что именно в период 1892-1893 гг. Толстой активно работает над изданием Лао-цзы, но, как мы указывали, издание отдельной книгой увидело свет только в 1913 г. К тому же Шифман [21, с. 492] неверно указывает, что перевод Конисси был издан на страницах «Вопросов философии и психологии» в 1909 г.
Есть интересное свидетельство последователя Толстого Е. И. Попова. В середине лета 1893 г. Попов встретился в Москве с Конисси. Тот рассказывал о японском земледелии, да так убедительно, что «я решил осуществить свою мечту. Я выбрал себе участок в 300 квадратных сажен никогда не паханной целинной земли, удобно расположенной у пруда, и начал копать» [17, с. 201]. Справедливости ради отметим, что из «огорода» Попова так ничего и не вышло, он бросил эту затею.
Даниил Павлович Конисси приехал в Россию обучаться в Киевской духовной академии, это был человек, принявший православие в юношеском возрасте. Можно только гадать, что стояло за его решением перейти в православие. Возможно, как и всякий молодой человек, живущий в эпоху перемен, Конисси находился в духовном поиске, искал ту твердую основу, которая давала бы возможность жить полновесной нравственной жизнью; давала бы возможность указать на те ориентиры, которые, как верстовые столбы, указывают путь. Отношение Толстого к православию и с православием хорошо известны: в феврале 1901 г. писатель был отлучен от церкви. Как указывает Шифман [21, с. 228], Толстой пытался указать Конисси на фальшь официального богословия, Конисси же (который готовил себя к роли православного священника) ревностно спорил с Толстым.
В 1895 г. вышел перевод «Средины и Постоянства» Конфуция, который Д. П. Конисси выполнил также с китайского языка; данная книга «входит в состав кодекса Конфуцианских священных книг <...> В этой книге трактуется об известном принципе — "золотой середине"» [7, с. 381].
В 1896 г. в 33-й книге «Вопросов философии и психологии» выходит перевод Конисси «Книги о почитании родителей», перевод выполнен с китайского подлинника. Сам переводчик признается, что мораль книги не оригинальна и не нова, но для современных китайцев данное произведение является одним из важнейших — «каждый китаец читает ее и почерпает из нее моральные правила для своей жизни» [8, с. 265]. Предисловие к переводу было написано в ноябре 1895 г. и отправлено из Токио. Дело в том, что в этом году Конисси возвращается на какое-то время на родину. Перевод Конисси — это скорее перевод текста и работа и первоисточником, в его предисловиях и вводных статьях нет глубоко анализа философских систем, разбора источников или же критического осмысления текста, Ко-нисси добросовестный исполнитель.
10 мая 1896 г. датировано его письмо Л. Н. Толстому, где есть и такие строки:
..знакомство с Вами и наставление Ваше совсем переменили мой взгляд на христианство. Каждый день вспоминая о Вас, я истинно наслаждаюсь. Правда, преподобный Николай меня терпеть не может за мои взгляды на христианство и на жизнь, но это нисколько меня не печалит. <.. .> перевожу Ваши сочинения. Уже переведены «Два старика», «Где любовь, там и бог», «Крейцерова соната». В настоящее время перевожу «Смерть Ивана Ильича» и «Религию и нравственность», за что меня называют а-ля Толстым (цит. по: [21, с. 228]).
Перевод «Крейцеровой сонаты» Толстого, выполненный Конисси, — это фактически первый перевод произведений Толстого с русского непосредственно на японский язык. До этого японский читатель был знаком с произведениями писателя исключительно по переводам с европейских языков (в большинстве случаев с английского). Вернувшись в Японию, Конисси как-то раз побывал в гостях у известного философа Иокои Сёнан, где присутствовал и издатель Токутоми Сохо, который и попросил перевести Конисси это произведение. Конисси исполнил перевод, однако его литературный слог был далеким от совершенства, и для «шлифовки» текста издатель обратился к писателю Одзаки Коё (см., напр.: [13, с. 400]). В 1896 г. Конисси пишет рекомендательное письмо Толстому: «Рекомендую Вам моего хорошего знакомого Токутоми. <...> Он один у нас в антихристианском мире высоко держит знамя Христа. Он же издал мой перевод "Крейцеровой сонаты"» (цит. по: [21, с. 233]).
По возвращении в Японию Конисси отошел от православия, данный факт трактуется по-разному. Нельзя согласиться с Р. К. Цурканом [20, с. 187], что «(д)ля провинциала [sic!] Конисси помощь и очарование личности графа оказались слишком велики». Конисси мог быть отступником, но вряд ли провинциалом. К тому же сам Николай Касаткин весьма пессимистично указывал, что японцы недостаточно восприимчивы к идеям православия [19, с. 113]. Конисси отказался от служения в церкви, сам Николай Касаткин с горечью вспоминал на страницах своего дневника:
Кирилл Мори <...> приходил просить об отправлении его в Академию, да как хитро!
— Я буду там на своем содержании, — говорит.
— Где же вы возьмете его? — спрашиваю.
— Одно лицо будет давать мне.
— Это так же, как Даниила Кониси? Богач Козаки, его родной, обещал содержать в Академии и обманул, предоставив мне лично тратиться на то; и мне воспитание Кониси в России стоит около двух тысяч рублей, а он еще, вернувшись, тоже обманул — бросил службу в церкви. Не хотите ли повторить эту историю? Только я не согласен (цит. по: [20, с. 188]).
Токутоми Сохо побывал у Толстого по рекомендации Конисси. Великий писатель передал своему первому японскому другу томик Библии с собственноручными пометами. Затем эта книга хранилась в доме сына Конисси и стала одной из немногих вещей, уцелевших после налета авиации во время войны, когда всё имущество семьи Конисси было уничтожено пожаром.
19 апреля 1910 г. в Ясную Поляну приехали двое японцев — господин Хорада (директор высшей школы в Киото) и господин Ходжи Мидзутаки —
чиновник министерства путей сообщения. Оба японских визитера приехали к графу с рекомендательными письмами от Даниила Павловича Конисси. Сам Конисси прибыл к графу в июне и провел в Ясной Поляне три дня. Это была последняя встреча Толстого и его первого японского друга [1, с. 190, 274]. 22 июня 1910 г. Конисси прислал Толстому открытку (с репродукцией картины художника Марияма Окио «Девушка у разбитого кувшина»): «Странно, но выразительно, — улыбнулся Лев Николаевич, после того как довольно долго смотрел на рисунок...» [1, с. 291].
Некоторые современные японские исследователи православия в Японии, например Мицуо Наганава (Naganawa Mitsuo), напрямую именуют Конисси отступником или еретиком (a heretic). В своей обстоятельной статье «Японская православная церковь» исследователь указывает:
Конисси пользовался расположением писателя. Даже после того, как в 1901 г. Толстой был отлучен от церкви, Конисси отказался изменить свою точку зрения относительного этого великого мастера слова и позже был вынужден уйти из церкви. Позже он перешел в протестантизм [22, с. 162].
За год до смерти Л. Н. Толстого в «Международном толстовском альманахе» Конисси указал, что учение Толстого поразило своей чистотой и рыцарством. Говоря в целом от лица японской аудитории, Конисси добавлял:
.вся читающая публика благоговейно прислушивается к новым его словам и весьма сочувствует положению его в государстве. Литературная слава гр. Толстого не менее громка, чем нравственно-религиозная [9, с. 84].
Безусловно, знакомство с Толстым стало для Конисси судьбоносным: автор переводов китайской философии не сыграл какой-то заметной роли в русской дореволюционной психологии, однако, будучи членом Московского психологического общества, Даниил Конисси всё же оставил след в истории психологии, и это не только ряд публикаций на страницах «Вопросов философии и психологии»: было бы неверным трактовать его деятельность как сугубо переводческую или же религиозно-философскую. Судя по имеющимся сведениями, после разрыва с православной церковью Конисси занялся психологической наукой в строгом смысле этого понятия. По крайней мере до 1914 г. он являлся профессором психологии в университете Киото.
Несколько слов скажем о японской психологии вообще. Начиная с последней четверти XIX столетия психологическая наука в Японии развивалась по европейским и северо-американским лекалам. Первым японцем, получившим в 1888 г. степень доктора по психологии, был Юдзиро Мотора (Yujiro Motora, 1858-1912). В круг его научных интересов входили и психофизика, и клиническая психология. К началу прошлого века европейская (и североамериканская) психологическая традиция пустили в стране восходящего солнца прочные корни: созданные по образу и подобию европейских и американских университетов японские университеты располагали несколькими психологическими лабораториями, выпускались журналы, писались учебники и монографии. Таким образом, профессор психологии Конисси мог чувствовать себя вполне комфортно в научной среде. Именно как профессор психологии
Киотского университета Д. П. Конисси принял участие в работе Первого всероссийского съезда по экспериментальной педагогике, который проходил в столице России в конце декабря 1910 г.
Всего до 1917 г. в России прошло пять съездов по психологии, если первые два (1906 и 1909 гг.) именовались съездами по педагогической психологии, то последующие три (1910, 1913 и 1916 гг.) были съездами по экспериментальной педагогике. Пусть читателя здесь не смущает нумерация съездов. Уже современники были поражены тем, что «после второго съезда опять первый», т. е. после Второго съезда по педагогической психологии был проведен Первый Съезд по экспериментальной педагогике. Проведение научного съезда — это показатель того, что наука в своем развитии вышла на качественно новый уровень. Действительно, о съездах активно писала пресса, причем и иностранная. Профессор Конисси (в материалах съезда Кониси) был избран почетным председателем собрания, проходившего 30 декабря 1910 г. (5-е научное заседание). Даниил Павлович прочел небольшую вступительную речь о состоянии экспериментальной психологии в Японии, указав, что до последнего времени Япония была занята науками исключительно материалистическими, то только сейчас народ стал интересоваться и науками духовными:
Результатом такого нового движения было основание философского кружка и наконец был основан кружок психологов три года тому назад [1907]. И вот этот кружок успел уже один раз собрать маленький съезд, членов которого, конечно, было немного, вопросы которыми занимался этот съезд, тоже очень элементарны [18, с. 312].
Заседание, на котором председательствовал Конисси, примечательно тем, что на нем в полной мере проявились те противоречия в экспериментальной психологии, которые зрели в ней с самого зарождения этой отрасли знания. Нами уже описан этот эпизод в одной из работ [14]. Вот вкратце его суть: с докладом «Нужно ли выделять даровитых детей из общей массы школьников?» выступил В. П. Кащенко. Его поддерживает Г. И. Россолимо. Группа петербургских психологов (куда входили, например, А. П. Нечаев, А. Ф. Лазурский, А. А. Крогиус) выступили против такого предложения. Кащенко предлагал использовать тестовые методики для отбора даровитых детей, причем открыто отстаивается идея о жесткой дифференциации детей. Резко против такого подхода выступил А. А. Крогиус, основатель научной психологии слепых в России. Крогиус даже отказался от должности товарища (заместителя) председателя Общества экспериментальной педагогики. Нечаев и Лазурский хоть и разделяли общий тон Крогиуса, всё же пытались занять нейтрально-примирительную позицию. Лазурский, например, в своем выступлении призвал и вовсе «прекратить нынешнюю братоубийственную войну и заняться дружной, солидарной работой» [18, с. 394].
Съезд проходил всего через месяц после кончины Льва Николаевича Толстого. Конисси был единственным японцем, который присутствовал на похоронах великого писателя. Восемнадцать лет знакомства не прошли для Конисси даром: переводы, переписка, личное общение, кардинальное изменение мировоззрения. В 1913 г. Конисси опубликовал в «Русской Школе» уже цитированную работу о народной школе в Японии, в том же году вышел
перевод «Дао дэ цзин» (в оригинале «Тао-те-кинг»). По всей видимости, это были последние публикации Конисси в России.
Некоторые сведения о его дальнейшей жизни в Японии дают основание полагать, что она так или иначе проходила под знаком Толстого. Автор первой книги по истории Владивостока Н. П. Матвеев (1865-1941), русский, родившийся и умерший в Японии, оставил небольшие воспоминания о Конисси, с которым дружил:
Недавно, будучи в Токио, я посетил Д. П. Кониси, — писал Матвеев. — Он работает над своим капитальным трудом — книгой о Льве Толстом. Жалуется, что труд разросся: написал уже 2200 страничек, а конца все еще не видно. Кониси-сан, кроме произведений Л. Толстого, перевел еще на ниппонский язык книгу дочери великого писателя Александры Львовны и был ее спутником и переводчиком в дни ее пребывания в Ниппоне. В России г. Кониси бывал несколько раз и в недавнее время, причем, однажды ему пришлось быть переводчиком в беседе между известным ниппонским промышленником г. Кухара и. Сталиным» (цит. по: [19, с. 246-248]).
Трудно сказать, насколько достоверны сведения о встрече со Сталиным (хотя факт такой встречи вполне мог быть), но, как видно, из приведенного отрывка — тема Толстого «не отпускала» Конисси Масутаро.
Конисси Масутаро (Даниил Павлович) скончался в Окаяме 10 декабря 1940 г.
* * х
Далеко не все страницы биографии Кониси Масутаро удалось нам осветить в этом сжатом очерке, однако автор и не ставил перед собой подобной задачи. Важно показать, как судьба одного человека способна преломить в себе и, как в зеркале, отобразить все хитросплетения исторических процессов, непосредственным участником которых являлся герой повествования. Япония долго оставалась закрытой для иностранцев страной, поэтому японцы стали активно открывать остальной мир достаточно поздно — во второй половине XIX в. Взаимодействие всегда порождает неизбежное — постоянное сравнение себя с кем-то, постоянную «оглядку» на другого. Японцы, выстраивая свою национальную идентичность в конце позапрошлого века, помещали себя ближе к Западу, чем к России, что порождало представление о России как о загадочной стране, противостоящей Западу (следовательно — и Японии). Д. П. Конисси в этом контексте был тем интеллектуалом, кто, имея собственный опыт проживания и обучения в России, шел наперекор официальной точки зрения: он утверждал, что Россия не враждебная Японии страна, он
доказывает, что Россию следует рассматривать как дружественную державу, стремящуюся, как и Япония, к модернизации, и говорит, что в этом деле японцы и русские могли бы многому друг у друга научиться [2, с. 49].
Как бы то ни было — Даниил Павлович Конисси (Кониси Масутаро) оставил свой след в истории русско-японских научных связей, а также в истории русской дореволюционной философии и психологии.
ЛИТЕРАТУРА
1. Булгаков В. Л. Н. Толстой в последний год его жизни. Дневник секретаря Л. Н. Толстого. — М.: Государственное изд-во художественной литературы, 1957.
2. Бух А. Япония: национальная идентичность и внешняя политика. Россия как „Другое" Японии / пер. с англ. П. Серебряного. — М.: Новое литературное обозрение, 2012.
3. Конисси Д. П. «Великая наука» Конфуция // Вопросы философии и психологии. — 1893. — Кн. 16. — С. 25-40.
4. Конисси Д. П. Философия Лаоси // Вопросы философии и психологии. — 1893. — Кн. 18. — С. 25-45.
5. Конисси Д. П. Философия Лаоси (окончание) // Вопросы философии и психологии. — 1894. — Кн. 23. — С. 363-379.
6. Конисси Д. П. Тао те кинг (перевод с китайского) // Вопросы философии и психологии. — 1894. — Кн. 23. — С. 380-408.
7. Конисси Д. П. «Средина и Постоянство», священная книга последователей Конфуция // Вопросы философии и психологии. — 1895. — Кн. 29. — С. 381-403.
8. Конисси Д. П. Книга о почитании родителей // Вопросы философии и психологии. — 1896. — Кн. 33. — С. 265-276.
9. Конисси Д. П. Из письма (Япония) // Международный толстовский альманах / сост. П. Сергеенко. М.: Книга, 1909. — С. 84.
10. Конисси Д. П. Народная школа в Японии // Русская Школа. — 1913. — № 4 (апрель). — С. 19-33.
11. Конисси Д. П. Предисловие // Лао Си. Тао-те-кинг или писание о нравственности. — М.: Печатное дело, 1913.
12. Конисси Д. П. Воспоминания японца об архиепископе Николае // Святой равноапостольный Николай Японский / сост. А. А. Марковой. — М.: Благовест, 2014. — С. 152-158. [Первоначально изданы в журнале «Христианин», № 1 за 1912 г.].
13. Конрад Н. И. Толстой в Японии // Конрад Н. И. Запад и Восток. Статьи. 2-е изд. — М.: Наука, 1972. — С. 400-414.
14. Маслов К. С. В свете незримого: жизнь и судьба А. А. Крогиуса. — Таллинн: Изд-во Таллиннского университета, 2014.
15. Международный толстовский альманах / сост. П. Сергеенко. — М.: Книга, 1909.
16. Накамура С. Японцы и русские. Из истории контактов / пер. с яп. — М.: Прогресс, 1983.
17. Попов Е. И. Двадцать лет вблизи Л. Н. Толстого. (Из воспоминаний) // Л. Н. Толстой и его близкие. — М.: Современник, 1986.
18. Труды Первого Всероссийского съезда по экспериментальной педагогике / сост. Н. Е. Румянцева. — СПб: Типография П. П. Сойкина, 1911.
19. Хисамутдинов А. А. Русская Япония. — М.: Вече, 2010.
20. Цуркан Р. В. Имена и реалии в письмах свт. Николая // «Я здесь совершенно один русский...». Письма Ревельского епископа Николая (Касаткина) из Японии / публ. и коммент. Р. К. Цуркана. — СПб: Коло, 2002.
21. Шифман А. И. Лев Толстой и Восток. 2-е изд. — М.: Наука, 1971.
22. Naganawa M. The Japanese Orthodox Church in the Meiji Era // J. T. Rimer (ed.). The Hidden Fire: Russian and Japanese Cultural Encounters, 1868-1926. — Stanford, CA: Stanford University Press, 1995. — P. 158-169.
