CC BY
138
УДК 796.075(47+57)+929Беляев
МЕЦЕНАТ И ПАТРОН:
ЛИЧНАЯ ПОДДЕРЖКА М.П. БЕЛЯЕВЫМ РУССКИХ КОМПОЗИТОРОВ
Д.Е. Луконин
Саратовский государственный университет, кафедра туризма и культурного наследия E-mail: [email protected]
Митрофан Беляев, богатый петербургский лесопромышленник и меценат, осуществлял финансовую поддержку русских композиторов. Беляев учредил «глинкин-ские» премии, создал музыкальное издательство в Лейпциге, квартетные конкурсы, финансировал индивидуальную помощь и поддержку малоимущих композиторов. «Он был более дальновиден, чем любой предыдущий или последующий музыкальный патрон в Европе», - писал английский критик М. Монтегю-Натан. Все эти начинания, справедливо получившие впоследствии название «беляевского дела», были им вместе с основной частью личного капитала завещаны после смерти «Попечительному Совету для поощрения русских композиторов и музыкантов».
Ключевые слова: М. П. Беляев, беляевский кружок, русское искусство, предпринимательство и меценатство, русская художественная интеллигенция, повседневная жизнь.
MAECENAS AND PATRON BELAIEV'S INDIVIDUAL GRANTS TO RUSSIAN COMPOSERS
D.E. Lukonin
Mitrophan Belaiev, who was a wealthy timber merchant and a maecenas, realized financial support to russian composers. Belaiev established «The Glinka Prizes», founded a publishing house in Leipzig «Belaieff Verlag», held the Chamber-music competitions, provided funding for individual grants to needy musicians. «He was more far-seeing than any previous or subsequent musical patron in Europe», - wrote M. Montagu-Nathan. He bequeathed this cause to the «Curatorial Council for assistance to Russian composers and musicians» to carry on his business after his death.
Key words: Mitrophan Belaiev, Belaiev circle, Russian art, free enterprise and patronage of arts, Russian art intelligentsia, ordinary life.
В историю русского искусства М.П. Беляев вошел как один из крупнейших музыкальных меценатов. Наиболее известными формами его деятельности были издательская и концертная, а также
выдача от имени «неизвестного благотворителя» премий имени М.И. Глинки за выдающиеся музыкальные сочинения. Эти стороны деятельности мецената так или иначе рассмотрены в научной литературе1. Гораздо менее освещенной оказалась личная поддержка М.П. Беляевым русских музыкантов, хотя уже в 1918 г. М. Монтегю-Натан обращал внимание своих соотечественников на то, что Беляев был не только меценатом русской музыки, но и патроном2.
Беляев поддерживал творчество А.К. Глазунова, Н.А. Римского-Корсакова, А.П. Бородина, А.К. Лядова, Н.А. Соколова, И.И. Витола, А.Н. Скрябина, Н.Н. Черепнина и многих других. Далеко не всегда такую поддержку можно было назвать личной. Самым тесным было сотрудничество Беляева и Глазунова. В своих воспоминаниях композитор охарактеризовал его так: «Как мне ни нескромно сознаться, но я не могу не сказать, что вся дальнейшая широкая деятельность Митрофана Петровича создалась на звеньях этого сближения со мною»3. Действительно, первой продукцией беляевского издательства стали отпечатанные в Лейпциге сочинения Глазунова, прологом к Русским симфоническим концертам стало исполнение его музыки в зале Санкт-Петербургского училища при церкви святого Петра4. Однако А.К. Глазунов был обеспеченным человеком (потомком известных купцов-книгопродавцев) и не нуждался в средствах для поддержания своего личного существования. Беляев, таким образом, играл в данном случае классическую роль мецената, заботящегося о развитии русского искусства. Он и вправду мог полагать, что для достижения этой цели необходима поддержка именно Глазунова, «будущего русского Бетховена»5.
1 См., напр.: Шефер Ф. Издательская идея М.П .Беляева // Памяти Митрофана Петровича Беляева: Сб. очерков, статей и воспоминаний. Париж, 1929; Вольман Б.Л. Русские нотные издания XIX - начала XX века. Л., 1970; Трайнин В.Я. М. П. Беляев и его кружок. Л., 1975; Davis R.B. The Beauty of Belaieff. London, 2008; Луконин Д.Е. Издательская деятельность мецената Беляева // Туризм и культурное наследие. Саратов, 2011 Вып. 8.; Он же. Русские концерты Митрофана Беляева / / Там же. Саратов, 2012. Вып. 9.
2 Montagu-Nathan M. Belaiev - Maecenas of Russian Music / / The Musical Quarterly. 1918. Vol. 4. No. 3 (Jul). P. 450.
3 Глазунов А.К. Памяти Митрофана Петровича Беляева... С. 18.
4 Беляев В.М. Александр Константинович Глазунов: Материалы к его биографии. Т. 1: Жизнь. Ч. 1. СПб., 1922. С. 92-94.
5 Винклер А.А. М.П. Беляев в истории русской музыки // Памяти Митрофана Петровича Беляева. С. 38.
Совершенно иное поведение предпринимателя можно проследить на примере А.Н. Скрябина, который, в отличие от А.К. Глазунова, был человеком, нуждающимся в средствах, и часто от возможности получения таких средств зависело осуществление его творческой деятельности. А.В. Оссовский, участник беляевского кружка, а впоследствии известный советский музыковед, интересовавшийся темой «Скрябин в беляевском кругу», писал: «М.П. Беляев, относившийся к Скрябину с особой заботливостью, выплачивал ему с 1898 г. <. .> месячное содержание в 100 руб[лей] в виде аванса, постепенно погашавшегося из гонораров Скрябина за сочинения, принятые к печати издательством Беляева. В мае 1902 г., в связи с решением Скрябина оставить профессуру в Московской консерватории, Беляев повысил это содержание до 200 руб[лей] в месяц»6. Возможно, что по поводу 1898 г. как начала описываемых финансовых отношений между Беляевым и Скрябиным А.В. Оссовский ошибается. Скорее всего, они установились раньше, в 1894-1895 годах. Такой позиции придерживается современный биограф А.Н. Скрябина А.И. Бандура7.
Однако, как бы ни сложилась хронология этих отношений, любопытно само их содержание. Индивидуальная финансовая поддержка предоставлялась благополучателю ежемесячно фиксированными суммами на благотворительной основе, отчуждение ее или возвращение при каких-либо условиях не предполагалось. Однако благополучатель брал на себя моральное обязательство по выполнению работ творческого характера и был обязан «отчитываться» ими за получаемые суммы. При этом оценка творческих работ в денежном эквиваленте производилась меценатом по согласованию с бла-гополучателем. Таким образом, средства, направленные на личную поддержку композитора, выполняли не только благотворительную, но и стимулирующую функцию8.
6 Письма А.Н. Скрябина к А.К. Лядову / Предисл. и публ. А.В. Оссовского / / Орфей. Пг., 1922. Кн. 1. С. 169.
7 В своей работе (Бандура А.И. Александр Скрябин. Челябинск, 2004. С. 61) он высказывает следующее мнение: «Начавшееся сотрудничество с Беляевым - это и новые обязанности, которые композитор почувствует очень скоро. Лето 1894 года - последние беззаботные «каникулы» в его жизни».
8 Подобный «стимулирующий» характер носили и многие другие начинания Беляева. Так он предложил значительную денежную сумму А.П. Бородину за издание оперы «Князь Игорь», надеясь сподвигнуть последнего на скорейшее ее завершение (см.: Бородин А.П. Письма: В 4 вып. М.; Л., 1928-1950. Вып. 4. С. 183). Однако и в этом случае, в отличие от отношений со Скрябиным, практически не читается характер «личной поддержки». Денежные
В своих письмах М.П. Беляев не стеснялся напоминать Скрябину о выполнении взятых на себя моральных обязательств. Эти напоминания зачастую висели над не вполне обязательным Скрябиным как тяжкий «дамоклов меч». В свою очередь, меценат, видимо, искренне полагал, что только такая политика подвигнет Скрябина заниматься творчеством, не откладывая свои планы «в долгий ящик». «Насчет концерта скажу тебе, что жду его не только 1-ю, но вслед за нею и остальные части, и вот по какой причине (или, вернее, причинам) <.> (далее следуют причины. - Д. Л.). Ты видишь, что тебе надо работать и в хвост, и в гриву, несмотря на праздники, а потом уж отдыхать», -писал М.П. Беляев 12 апреля 1897 года9. «Ты обещал не задерживать остальных частей концерта, а теперь начинаешь уже кормить меня завтраками.» (30 апреля того же года)10. «Медовый месяц уж прошел, а ты, верно, все еще облизываешься и о сочинениях, должно быть, совершенно не думаешь? По крайней мере, в твоем последнем письме о них ни гу-гу...» (30 сентября 1897 года)11. Ответы А.Н. Скрябина носят оправдательный характер, это слова человека, вполне понимающего и принимающего «правила игры». «Вот уже 2 дня сижу над этюдами и все-таки еще не окончил. Простите, если я еще на один, в крайнем же случае на 2 дня задержу их» (март 1895 года)12. «Вы сердитесь на меня - и совершенно справедливо, но все же я достоин некоторого снисхождения. Работаю я теперь буквально целые дни; как встаю, сажусь за писание и так, не разгибаясь, и просиживаю до вечера; не выхожу даже погулять» (20 марта 1895 года)13.
Скрябин также не стеснялся напоминать Беляеву о его стороне обязательств, и часто, рассчитывая на любезность мецената, просил
средства, использованные меценатом, направлены на произведение искусства, а не на человеческую личность. Именно поэтому в данном случае Беляев противился термину «меценатство», усматривая в нем нечто снисходительное по отношению к великому композитору и великому произведению. «Когда после премьеры «Игоря» кто-то за столом поднял тост в честь «мецената» Митрофана Петровича, Беляев сердито отрезал: «Я не меценат, а купец. Покупаю жемчуг. Знаете ли вы, за какую цену я его перепродам, сколько заработаю?» (Витол Я. Воспоминания, статьи, письма. Л., 1969. С. 59). Разумеется, речь о «заработке» могла здесь вестись лишь в фигуральном смысле. С рыночной точки зрения издание «Князя Игоря» было весьма убыточным.
9 Переписка А.Н. Скрябина и М.П. Беляева. (1894-1903) / Введение и прим. В.М. Беляева. Пг., 1922. С. 85.
10 Там же. С. 86.
11 Там же. С. 100.
12 Скрябин А.Н. Письма. М., 1965. С. 91.
13 Там же.
увеличить причитавшуюся ему «ставку» в счет будущего выполнения творческих работ. «Я к Вам имею маленькую просьбу, Митрофан Петрович. Если Вас не затруднит, вышлите мне для подкрепления моих оскудевших средств одну радужную» (6 апреля 1895 года)14. «.В скором времени я буду настолько неделикатен, что попрошу Вас о некотором подкреплении.» (23 апреля 1895 года)15. «.Мои финансы совершенно истощились, и я должен с крайней неделикатностью обратиться к Вам с просьбой о подкреплении. Не припишите это обстоятельство моему мотовству - веду я себя очень, очень скромно» (4 мая 1895 года)16. «Пожалуйста, Митрофан Петрович, вышлите поскорей <...>. Ну, если и больше вышлете, ведь не прокучу же я в самом деле» (18 марта 1896 года)17. «.Я вышел немного из бюджета, да и то только один месяц <...>. Опять-таки скажу, что если я и рассчитываю на Вашу любезность, то потому, что пока работаю и имею впереди, чем покрыть свой долг» (12 июня 1896 года)18.
С января 1898 г. М.П. Беляев упорядочивает отношения по индивидуальной финансовой поддержке композитора. «Дорогой Саша! <...> В отношении твоего личного счета у меня, предлагаю тебе делать так: когда ты поедешь в Петербург, то я тебе покажу книгу, в которой он ведется, мы его проверим к тому числу, и я тебе дам выписку, в которую ты сам (у себя) вноси высылаемые сочинения и получаемые деньги.»19. К письму от 15 марта 1903 г. Беляев прилагает выписку из книги, содержащей «личный счет» Скрябина, эта выписка охватывает период с апреля 1900 г. по конец 1902 года. По балансу между авансированными Беляевым суммами и суммами зачтенных «вознаграждений» за предоставленные сочинения видно как представлял себе меценат эту отрасль своей деятельности. На конец 1902 г. в дефиците у Скрябина находилось более 3000 рублей, что отчетливо свидетельствует о том, насколько подобная помощь и поддержка была далека от простых издательских и коммерческих взаиморасчетов20.
Подобная форма поддержки позднее была распространена Беляевым на деятельность многих других нуждающихся композиторов.
14 Скрябин А.Н. Письма. М., 1965. С. 96.
15 Там же. С. 100.
16 Там же. С. 102-103.
17 Там же. С. 138.
18 Там же. С. 150.
19 Переписка А.Н. Скрябина и М.П. Беляева... С. 115.
20 Там же. С. 188.
6 марта 1902 г. композитор Ф.С. Акименко писал Беляеву: «.Я Вам должен по моим соображениям 350 р[ублей], которые я надеюсь в течение года выплатить хотя бы своими сочинениями <...>. Меня этот долг немало тяготит, но все-таки надеюсь не остаться у вас в долгу. Я очень Вам благодарен и бесконечно признателен за Ваше любезное и редкое внимание по отношению ко мне»21. Похожие слова можно найти и в письме к Беляеву другого молодого композитора, Н.Н. Амани: «.Не могу скрыть от Вас, что мне все же совестно пользоваться Вашей помощью. Я так привык уже много лет пробиваться сам вперед тяжелым трудом<.>, что все еще не могу примириться с мыслью, что теперь, ничего не делая, пользуюсь Вашими средствами, - они кажутся мне незаслуженными. Когда еще я смогу отплатить Вам своими сочинениями?»22. Иногда эта помощь и поддержка носила смешанный характер. Так, Г.О. Дютш, получавший от мецената, по-видимому, безвозмездную помощь по болезни, предлагал превратить ее в определенную форму сотрудничества: «.Если же у Вас, Митрофан Петрович, будет надобность в каких-либо переложениях, то, будьте добрый, закажите мне. А то так проживать23 мне просто стыдно становится.»24. Еще более традиционно рассматривал свои взаимоотношения с М.П. Беляевым С.И. Танеев. Обращаясь с просьбой авансировать 100 рублей для «одного из бывших товарищей в настоящее время больного» или 1000 рублей для «очень близкого родственника», С.И. Танеев рассматривал эти денежные средства как долг перед издателем, который он собирался погасить будущими своими сочинениями («в счет 4 квартета», «в счет «Орестеи»)25.
Просьба к издателю о выдаче денег в долг с обязательством погасить его своими будущими сочинениями не являлась редкостью в то время. Однако следует обратить внимание на то, что Беляев использовал не вполне традиционную практику. Очевидно, что при выдаче денег в долг предполагается возврат денежных средств в какой-либо форме. Если долг издателю не выплачен сочинениями, принятыми к изданию, и не может быть погашен суммой причитающегося гонорара, он продолжает оставаться долгом, и может быть возвращен деньгами. В большинстве же рассмотренных выше случаев беляевской поддержки первоначаль-
21 ГЦММК. Ф. 41. Д. 88. Л. 2-3.
22 Там же. Д. 106. Л. 3.
23 Г.О. Дютш лечился на курорте в Каннах на средства М.П. Беляева.
24 ГЦММК. Ф. 41. Д. 209. Л. 3.
25 Там же. Д. 462. Л. 1-2; Д. 471. Л. 1-2.
ное авансирование денежных средств не предполагало никакого их возврата. В случае невыполнения творческих работ, принимаемых Беляевым «к отчету» за авансированные средства, личная поддержка могла быть прекращена, в худшем случае композитор мог лишиться навсегда помощи мецената, но выплаченные суммы все-таки не подлежали возврату.
Кроме подобной финансовой поддержки, в практике Беляева нередки были и случаи «чистой» благотворительности. Так осенью 1895 г. он подарил А.Н. Скрябину рояль. Этот поступок вызвал искреннюю и горячую признательность молодого композитора26. Будущему известному музыкальному критику В.Г. Каратыгину Беляев помог с получением специального образования. Вот как вспоминал об этом сам Каратыгин: «.виолончелист Е.Г. Беллинг, музыкальный деятель, имя которого встречается еще в "Записках" Глинки, рассказал однажды про меня М.П. Беляеву. Далее последовало знакомство его с моими композиторскими опытами и определение меня в частные ученики Н.А. Соколова (1897), причем М[итрофан] П[етрович] в течение нескольких лет оплачивал эти занятия <.>. Вместе с возможностью приобретения технического образования я получил доступ на известные "беляевские пятницы".»27.
Особой отраслью благотворительности являлась помощь и поддержка тяжело и неизлечимо больных музыкантов. По письмам Г.О. Дютша можно заключить, что Беляев финансировал его лечение на курортах. В одном из писем Дютш сообщает, что 8 августа 1887 г. получил предыдущий денежный транш и просит переслать еще 400 рублей для того, чтобы остаться на Кавказе до 1 сентября28. Той же осенью Дютш побывал в Крыму и собирался вернуться в Петербург, чтобы приступить к дирижерской работе, однако «сердитое письмо» М.П. Беляева изменило его планы. В письме, скорее всего, Беляев настаивал на продолжении лечения, и Дютш отбыл для этой цели в Европу29.
Однако самый яркий пример подобного рода благотворительности - это многолетняя финансовая поддержка (с 1900 г. и до смерти мецената) неизлечимо больного композитора Амани. Н.Н. Амани,
26 Скрябин А.Н. Письма... С. 119-120.
27 Каратыгин В.Г. Памяти Н.А. Соколова // Орфей. Пг., 1922. Кн. 1. С. 118.
28 ГЦММК. Ф. 41. Д. 207. Л. 4.
29 Там же. Д. 209. Л. 2-3. В 1888 г. Г.О. Дютш перенес ряд операций (см.: Письма А.К. Глазунова к М.П. Беляеву / / Глазунов. Исследования. Материалы. Публикации. Письма: В 2 т. М., 1959-1960. Т. 2. С. 328-332). В 1891 г. в возрасте 34 лет он умер.
как сообщал Н.Н. Черепнин «был приемным сыном одного значительного и состоятельного лица, которое заботилось о нем до самой своей смерти <.>. Он был чрезвычайно интеллигентен, недурно образован и хорошо воспитан <.>. Амани был необычайно одарен музыкально <.>. Со смертью приемного отца Амани забота об Николае Николаевиче перешла к М.П. Беляеву. Эту свою непрерывную <.> заботу Митрофан Петрович производил, как и всегда в подобных случаях, тайно, из своих личных средств»30. 7 января 1901 г. Ама-ни писал Беляеву из Палермо: «.Если бы Вы не дали мне возможности уехать из Петербурга, я, вероятно, уже покоился бы на Волковском <.>. Вы единственный встретившийся мне в жизни человек, который так прямо и просто подошел ко мне и помог в трудный момент моей жизни»31. Беляев во многом взял на себя не только финансовую помощь, но и организацию лечения композитора: он переводил его из одной лечебницы в другую (Италия - Германия -Ялта - снова Германия), переписывался с лечащими врачами, заботился об условиях медицинского наблюдения. «.Спешу поблагодарить Вас за новое проявление доброй отеческой заботливости обо мне, выразившееся в предложении пригласить ко мне сиделку, - писал Амани Беляеву в октябре 1901 г. из Фалькенштейна. - Недели две тому назад был очень тяжелый момент в моей болезни <.>, кризис продлился 3-4 дня <.>, теперь никакой необходимости приглашать сиделку больше нет.»32. В ответ на заботы Беляева Амани в своих письмах подробно описывал течение своей болезни, как бы «отчитываясь» за израсходованные средства. Композитор ненамного пережил своего патрона: после смерти М.П. Беляева заботу о нем принял на себя Попечительный совет. Музыкальное наследие Амани, увидевшее свет в беляевском издательстве, было невелико, но, по оценке Н.Н. Черепнина, «всё им написанное носит на себе печать подлинного, изящного и искреннего, благородного по стилю дарования»33.
Деятельность М.П. Беляева, по мнению М. Монтегю-Натана, можно поставить в сравнение с деятельностью многих европейских музыкальных фондов и меценатов. В частности, это относится к Фонду Палмера, который был создан для исполнения и публикации новых британских работ в области композиции, к поддержке национальной камерной музыки господами Б.В. Коб-
30 Черепнин Н.Н. Воспоминания музыканта. Л., 1976. С. 69-70.
31 ГЦММК. Ф. 41. Д. 106. Л. 1.
32 Там же.
33 Черепнин Н.Н. Указ. соч. С. 69.
бетом и Т. Данхиллом, к оказанию индивидуальной помощи национальным композиторам господину Б. Гардинером и др. По версии английского критика, многое из беляевского опыта было почерпнуто Фондом «Carnegie British Composers' Trust»34. Однако, в работе М.П. Беляева были черты, отличающие ее от деятельности музыкальных фондов. Это, в первую очередь, взаимоотношения, связанные с патронажем композиторов, и особенности, вытекающие из этих отношений. Для многих беляевцев их благотворитель действительно был чем-то большим, чем просто меценатом, образ его в их глазах приобретает черты патрона, отца.
Так композитор А.А. Копылов, по словам Беляева, называет его «отцом» в личной переписке35. Ф.С. Акименко говорит о «чисто отцовском участии» со стороны Беляева, которое его «очень трогает»36. Наконец, Н.Н. Амани рассматривает Беляева как «единственного человека», «более чем родного», ибо «от родных и близких я слыхивал только упреки, испытывал неприятности, а то и тяжкие страдания»37. На исходе 1901 г., полагая что его конец близок, Амани завещал Беляеву все свое имущество, «находящееся в целых 4-х корзинах»38. В октябре 1902 г. он еще раз подтвердил свое намерение и, справедливо полагая, что самому Беляеву вряд ли пригодятся его вещи, наметил, как можно было бы их распределить среди друзей (таким образом, Беляев выступал в роли душеприказчика). Впрочем, добавлял он, «упомянутое распределение моего имущества я предоставляю Вам изменять в деталях как угодно и очень был бы рад, если. Вы сами что-нибудь захотели оставить себе на память.»39.
Беляев находил возможным следить за «моральным обликом» своих подопечных. Он, например, укорял А.К. Глазунова за чрезмерное увлечение алкоголем40, а А.Н. Скрябина за рассеянность и беза-лаберность41. Глазунов не случайно отмечал, что «у Беляева есть
34 Montagu-Nathan М. Ор. ей. Р. 450-451.
35 РО РИИИ. Ф. 8. Разд. XII. № 6. Л. 2.
36 ГЦММК. Ф. 41. Д. 88. Л. 3.
37 Там же. Д. 106. Л. 3.
38 Н.Н. Амани был очень беден (Там же. Д. 132. Л. 3).
39 Там же. Д. 136. Л. 4. М.П. Беляеву так и не пришлось выполнить волю опекаемого им композитора. Н.Н. Амани скончался спустя 11 месяцев после смерти своего патрона.
40 ОР РНБ. Ф. 187. Д. 785. Л. 9-10об.
41 См.: Переписка А.Н. Скрябина и М.П. Беляева. С. 86-87, 90-91, 96, 107, 121-122.
страсть учить людей и наказывать их»42. Беляев требовал точности и аккуратности в деловой переписке, учил молодежь правилам ее ведения и сам старался служить в этом примером. Многие его уроки не пропали даром. В.А. Золотарев, например, так писал Беляеву: «.Такого аккуратного корреспондента, как Вы, конечно, и не найти другого <.>. На меня переписка с Вами действует, так сказать, дис-циплинирующе: Ваша аккуратность обязывает и меня на таковую же. И не только с Вами: везде, где переписка носит деловой характер, я следую Вашему правилу.»43. Иногда, впрочем, подопечные Беляева полагали, что слишком глубокое вторжение патрона в их личную жизнь недопустимо. Так однажды случилось с А.К. Лядовым. «Мне очень жаль, что Вы во мне видели только одну сторону моего характера - «доброго малого», - писал он Беляеву, - но во мне есть и другая сторона, которая никогда не выносила над собой ни «исправительных мер», ни насилия, ни власти, хотя бы все это делалось во имя любви, дружбы или родства. Я моментально разрывал всякую связь, если она становилась для меня неудобна»44. Справедливости ради, следует заметить, что отношения Беляева и Лядова вовсе не были разорваны после этого инцидента, а, напротив, сделались еще более теплыми и дружескими. Иную реакцию мы видим в письме А.К. Глазунова, - это, скорее, попытка конформизма. «.Я при всем желании не обижаться, не мог быть спокоен, прочитав твое первое письмо45. Я даже не отвечал так скоро на него, ибо не желал написать излишних глупостей и решил вообще подождать, чтобы успокоиться. Прости опять, что пишу это. Всегда повторяю, чтобы мы, будучи на ты, чем я дорожу, преследовали бы равенство»46.
Особая форма гармонии установилась в отношениях между М.П. Беляевым и А.Н. Скрябиным. Как вспоминал А.В. Оссовский, «человек упрямой воли и крутого нрава, переходившего порой в самодурство <.>, Беляев полюбил Скрябина, столь несхожего с ним по душевному строю, воспитанию, культуре, самой искренней, глубокой, верной любовью. Она распространялась одинаково и на Скрябина-композитора и на Скрябина-человека, и выливалась на каждом шагу их взаимоотношений в трогательнейших действиях и
42 Глазунов А.К. Письма, статьи, воспоминания. М., 1958. С. 155.
43 ГЦММК. Ф. 41. Д. 230. Л. 1.
44 РО РИИИ. Ф. 8. Оп. 12. Д. 45. Л. 19.
45 Письма А.К. Глазунова к М.П. Беляеву // Глазунов. Исследования. Материалы. Публикации. Письма... Т. 2. С. 367.
46 Там же. С. 338.
поступках Митрофана Петровича, неизменно направленных ко благу Скрябина, - нужды нет, что в иных случаях эти действия получали неуклюжую или грубоватую внешнюю оболочку»47. Так композитор неоднократно просил своего патрона «быть строгим» к нему, «побранить» его48. Вероятно, такое отношение мобилизовало его и подстегивало к творчеству. Эту просьбу Беляев выполнял с неизменным удовольствием. «Дорогой Саша! <.> Между нами будь сказано - ты препорядочная скотина!» (21 января 1898 года)49. «Дорогой Саша! Как возьмешься за перо, чтобы писать тебе, так и начинай ругаться. Ну, не свинья ли ты порядочная?» (27 марта 1898 го-да)50. «.Если ты потерял голову, то объяви об этом в полицию, ибо иначе тебе самому ее никак не найти» (22 января 1999 года)51. 3 ноября 1903 г. А.Н. Скрябин с удовлетворением писал жене из Петербурга, где он остановился, как всегда, у М.П. Беляева: «Доехал благополучно. Митроша ругался и ласкал вместе. Мил бесконечно»52.
Наконец, Беляев устраивал для своих подопечных путешествия по Европе с целью ознакомления с образцами европейской культуры, расширения кругозора путем наблюдения природы и нравов чужих краев, - это считалось очень полезным для людей творческой профессии. Подобную поддержку также можно считать особой формой патронажа. Беляев не просто финансировал поездку, а, скорее, «брал с собой», показывая как надо «правильно» путешествовать: составить маршрут, остановиться в удобном месте и пр. «Большая выгода с ним путешествовать та, - писал А.К. Глазунов В.В. Стасову, - что он человек практичный, а это в дороге драгоценно»53. Беляев путешествовал по Европе стремительно, и программа его поездок была очень насыщенной: быстрые переезды из города в город, посещение большого количества музеев, концертов, выставок. Самые известные из таких поездок - это путешествия летом 1884 г. с А.К. Глазуновым и летом 1895 г. с А.Н. Скрябиным54. В 1898 г. должна была состояться беляев-ская поездка по Европе с А.К. Лядовым. Но композитор в последний
47 Оссовский А.В. Воспоминания. Исследования. Л., 1968. С. 71-72.
48 Скрябин А. Н. Письма... С. 87, 162.
49 Переписка А.Н. Скрябина и М.П. Беляева... С. 114.
50 Там же. С. 121
51 Там же. С. 140.
52 Скрябин А.Н. Письма. С. 291.
53 Глазунов. Исследования. Материалы. Публикации. Письма... Т. 2. С. 278.
54 См.: Луконин Д.Е. Русский купец на отдыхе и лечении (малоизвестные страницы жизни Митрофана Беляева) / / Туризм и культурное наследие. Саратов, 2004. Вып. 2. С. 33-62.
момент отказался: «Дорогой Митрофан, - писал он, - мне очень не хочется ехать за границу. Не в коня корм! Вместо удовольствия - я буду мучиться <.>. У меня нервы совсем расстроены и мне необходимо провести лето спокойно, без всяких волнений, без сильных ощу-щений...55. Как видно, эта форма поддержки была достаточно редким явлением меценатской деятельности Беляева и относилась только к самым близким по духу композиторам, с которыми у купца сложились дружеские отношения. А.В. Оссовский отмечал, что «при жизни М.П. Беляева предпринятое им дело было больше, чем только издательство, больше, чем просто концерты и покровительство искусству. И это большее давала самая личность Митрофана Петровича»56.
На денежные вспоможения нуждающимся музыкантам после своей смерти М.П. Беляев завещал капиталы, образующиеся после ликвидации его имущества душеприказчиком С.П. Беляевым (братом М.П. Беляева), и некоторые другие суммы. К 1 ноября 1910 г. этот капитал составил 109900 рублей. Как и в случае с другими капиталами, предполагалось расходование процентов с указанной суммы57. Однако после смерти М.П. Беляева из этого вида благотворительности деятельности исчезли характерные черты патронажа, связанные с самой личностью благотворителя. Попечительный совет, которому Беляев передал свои капиталы и меценатские функции склонен был рассматривать поддержку композиторов с более формальных сторон, таких, в частности, как художественная значимость представленного произведения или соответствие его принятому в беляевском кружке направлению.
Сразу после смерти М.П. Беляева стали возникать непрерывные трения между Попечительным советом и А.Н. Скрябиным. Уже в феврале 1904 г. Совет принял решение о прекращении ежемесячной финансовой поддержки Скрябина58. Скрябин же, в свою очередь, настаивал на «моральной оправданности» сохранения того положения дел, которое существовало при жизни мецената. В письме к А.К. Лядову он писал: «Я понимаю, что если придержи-
55 РО РИИИ. Ф. 8. Разд. XII, № 45. Л. 59-59об.
56 [Оссовский А.В.] М.П. Беляев и основанное им музыкальное дело. Краткий очерк. СПб., 1910. С. 22.
57 Там же. С. 19-21.
58 А.В. Оссовский полагал, что такое решение было вызвано настойчивостью делопроизводителя Совета Ф.И. Груса, убедившего душеприказчиков в невозможности данного финансового расхода виду отсутствия такового в завещании М.П. Беляева (см.: ОссовскийА. В. Воспоминания, исследования. Л., 1968. С. 85).
ваться буквы устава, то вы совершенно правы, и я ни на что претендовать не могу, но вместе с тем тебе, конечно, очевидно, что, оставляя прежние условия со мной, вы точнее исполнили бы волю Митрофана Петровича <.> (Беляев. - Д. Л.) хотел подкрепить это письменным обязательством, если бы я тому не воспротивился»59. Те же аргументы были приведены Скрябиным и в официальном письме на имя душеприказчиков М.П. Беляева: «В ноябре 1903 года Митрофан Петрович хотел дать мне письменное обязательство выполнять эти условия, но я отклонил это»60.
В конце 1904 г. А.Н. Скрябин получил очередную глинкин-скую премию, размером которой остался недоволен. В письме к своей покровительнице М.К. Морозовой он так описывал ситуацию: «.Каждый год в ноябре я получал из Петербурга премию за мои сочинения. Премия эта учреждена Беляевым (так называемая Глинкинская). Последние 2 года я получал по 1500 рублей, и у меня были основания думать, что и в этом году мне выдадут столько же. Но случилось иначе, я получил всего 500 рублей»61. Скрябин нуждался в деньгах и рассчитывал на щедрость душеприказчиков Беляева. Когда же этого не случилось, он попросил М.К. Морозову возместить ему неожиданный убыток «заимообразно, с тем, что на будущий год, когда я надеюсь снова получить премию, или вообще при 1-й возможности я вам эту тысячу возвращу»62. В другом письме А.Н. Скрябин так отзывался о неожиданном уменьшении размеров премии: «Не велика штука бородавка, а все к носу прибавка! И за 500 спасибо! Я не только не удивился, но и не ожидал большего»63. Очевидно, что уже к концу 1904 г. Скрябин постепенно начал освобождаться от иллюзий по поводу деятельности Попечительного совета.
1905 г. характеризовался настороженностью отношений между А.Н. Скрябиным и Попечительным советом. С одной стороны,
59 Скрябин А.Н. Письма... С. 301.
60 Там же. С. 300. На короткое время индивидуальная финансовая поддержка А.Н. Скрябина была продлена.
61 Там же. С. 327.
62 Там же. С. 328. Чрезвычайно показательной являлась эта ничем не оправданная, фактически иррациональная надежда на премию следующего года. Она в полной мере показывала зависимость композитора от беляевско-го покровительства. Скрябин продолжал в конце 1904 г. писать и мыслить так, как если бы М. П. Беляев был еще жив. Что же до его преемников, то по их поводу он питал гораздо меньше иллюзий.
63 Там же. С. 323.
Скрябин как бы проверял Совет «на прочность». «Так как я боялся, что совет не будет мне платить также щедро, как это делал Беляев, -писал он жене 19 февраля, - то я для пробы послал самые маленькие и слабые из всех моих вещей, за которые, как видишь, получу обычное вознаграждение. Я писал тебе, что назначил за них 30064, это я сделал нарочно. Теперь, через несколько времени, я пошлю 5-6 сочинений и, таким образом, буду в состоянии выслать тебе побольше денег»65. Со своей стороны, члены Совета были возмущены действиями А.Н. Скрябина. А.К. Лядов, например, написал Н.А. Римскому-Корсакову 10 апреля 1905 г.: «Неужели же это «музыка будущего»? Неужели все это мы должны издавать? А сколько претензий у автора! 15 тактов гримас называет «Фантастической поэмой». Вот фантастическое-то нахальство и самообожание!!!»66. Н.В. Арцыбу-шев, член-заместитель Н.А. Римского-Корсакова, по воспоминаниям А.В. Оссовского, выразился еще яснее и короче: «Скрябин плюнет, а мы ему плати сто-двести рублей!»67. В августе 1905 г. А.Н. Скрябин переслал для издания четыре прелюдии для фортепиано, гонорар за них он просил выдать ему авансом в обход обычной процедуры. Для выполнения этой просьбы Скрябина было необходимо специальное решение Попечительного совета. Вопрос был решен положительно, но А.К. Лядов не смог удержаться от иронии. «.Так как Скрябин не захочет взять за каждую прелюдию по 5 коп[еек], ему за 4 прелюдии надо уплатить 400 руб[лей]», - писал он А.К. Глазунову68.
Развязка в этой двойственной ситуации наступила на рубеже 1905-1906 гг., когда за очередные три пьесы А.Н. Скрябина ввиду их краткости ему был предложен гонорар по 50 рублей за каждую. Композитор счел это действие жестом намеренного оскорбления и выражением «желания фирмы Беляева» порвать с ним «всякие сношения»69. В ответ он принял решение прекратить издание своих сочинений в беляевском издательстве, но после переговоров с Советом согласился на гонорар по 100 рублей за пьесу. Свою позицию он
64 В ответ на предложение А.Н. Скрябина Совет сообщил композитору, что не может заплатить более чем по 100 рублей за каждую из вещей, имея ввиду «высшие цены», какие когда-либо платил покойный М.П. Беляев за подобные сочинения.
65 Скрябин А.Н. Письма... С. 358.
66 Римский-Корсаков Н.А. Полн. собр. соч.: Литературные произведения и переписка: В 8 т. М., 1955-1982. Т. 6. С. 32.
67 Оссовский А.В. Воспоминания. Исследования... С. 85.
68 Скрябин А.Н. Письма... С. 391.
69 Там же. С. 402.
подробно изложил в письме к В.В. Стасову, в котором просил престарелого критика о «совете и помощи», вероятнее всего полагая, что авторитетный Стасов сможет воздействовать на политику Попечительного совета. «Вам, конечно, небезызвестно, что я порвал свои сношения с фирмой Беляева, - писал он 11 июля 1906 г. - Посылать <. .> свои рукописи после нанесенной мне обиды считаю унизительным, да и чем я гарантирован, что мне не предложат за следующее сочинение 10 рублей?! <.> Вот уж не ожидал, что произойдет такая катастрофа. Еще менее ожидал, что этим затруднительным положением я буду обязан товарищам по искусству!»70.
В это время А.Н. Скрябин был озабочен изданием своего нового большого произведения «Поэма экстаза». Однако удовлетворить амбиции и финансовые запросы композитора было далеко не просто. Уже в самом конце своей жизни М.П. Беляев назначил за трехчастную Третью симфонию Скрябина рекордно высокий гонорар в 2000 рублей. Теперь композитор был уверен, что новая (одночастная) «Поэма экстаза» достойна несравненно более высокой оплаты в 5000 рублей71. После кризиса в отношениях с Попечительным советом он пытался пристроить свое произведение в коммерческое издательство Б.П. Юргенсона, снизив предполагаемый размер гонорара до 4000 рублей. Но Б.П. Юргенсон, как и следовало ожидать, ответил отказом. Можно согласиться с выводом биографа Скрябина А.И. Бандуры о том, что «ничего, кроме удивления, такие «завышенные претензии» у издателей вызвать не могли»72. Создается впечатление, что Скрябин даже не предполагал, в каком уникальном положении он находился, пользуясь покровительством М.П. Беляева.
Вдобавок ко всему «Поэма экстаза» отнюдь не вызывала восторга у членов Попечительного совета. Н.В. Арцыбушев, например, предлагал снять ее исполнение с программы Русских симфонических концертов. В ответ на это Н.А. Римский-Корсаков якобы писал ему следующее: «Экстаз» вещь сильная и длинная и его пристроить нелегко. <...> Скрябин тяжел, но интересен»73. Считалось, что таким образом Римский-Корсаков выступил в защиту творения Скрябина. Однако в данной публикации содержалась весьма показательная ошибка. Правильная цитата такова:
70 Скрябин А.Н. Письма... С. 425-426.
71 Там же. С. 390.
72 Бандура А.И. Александр Скрябин... С. 188.
73 Римский-Корсаков Н.А. Полн. собр. соч. Т. 7. С. 364.
«Экстаз вещь скверная и длинная»74. То есть, если Римский-Корсаков и защищал Скрябина, то делал это своеобразно. Его мысль состояла в том, что если даже в «беляевских концертах» не будет исполнена «скверная и длинная» работа Скрябина, на протяжении многих лет бывшего близким другом покойного мецената, то кто же тогда вообще возьмется исполнить это произведение?75 Такая реакция в нынешнее время кажется очень необычной, так как речь идет именно о «Поэме экстаза», крупнейшем в художественном плане произведении А.Н. Скрябина, ставшем впоследствии «визитной карточкой» композитора.
В 1907 г. Скрябину была нанесена очередная «обида» - впервые за много лет ему вообще не была присуждена глинкинская премия. «Я жалею не о «премии, - писал композитор М.К. Морозовой, - но о деньгах, которые мне так нужны»76. Позднее присуждение Скрябину глинкинских премий также сопровождалось большим скрипом. В 1911 г. «Прометей» вызвал долгие сомнения членов Совета77, а в 1913 г. премирование Скрябина было раз и навсегда прекращено по категорическому ультиматуму А.К. Глазунова: либо Совет перестает рассматривать его сочинений в качестве претендующих на премию, либо сам Глазунов выйдет из состава Совета78.
Приблизительно по такому же сценарию развивались отношения Совета с другим композитором-«беляевцем» Ф.С. Акименко, увлекшимся в начале XX в. модернистскими изысканиями. Не обладая талантом, сравнимым со скрябинским, он по направлению
74 См.: Летопись жизни и творчества А.Н. Скрябина / Сост. М.П. Прянишникова и О.М. Томпакова. М., 1985. С. 156.
75 Об издании «Поэмы экстаза» А.Н. Скрябину, в конечном итоге, все-таки удалось договориться только с издательством Беляева. Размер гонорара был существенно ниже, чем первоначально ожидаемый. «Беляевцы» были готовы выплатить Скрябину 1500 рублей, да и то с дополнительным условием, что кроме партитуры композитором также будет сделано четырехручное переложение (см.: Скрябин А.Н. Письма... С. 474).
76 Там же. С. 489.
77 «Прометей» все же был премирован после бурного заседания, закончившегося поздно ночью, - вспоминал А.В. Оссовский. - На следующее утро, в необычно ранний час, меня вызвал к телефону Лядов. На мой недоуменный вопрос о причинах столь раннего звонка Анатолий Константинович смущенно ответил: «Знаешь ли, плохо что-то спалось ночью. Все не идет с ума мысль: под-писать-то протокол о премировании мы подписали, но хороши же мы будем, когда недельки через две узнаем, что Скрябина свезли на Удельную» (Оссовский А.В. Воспоминания. Исследования. С. 83-84).
78 Там же. С. 84.
творческого развития и даже по некоторым внешним особенностям был весьма схож с последним. Вот какой его замечательный портрет нарисовал в своих воспоминаниях Л.Л. Сабанеев: «Акименко был очень оригинальным существом. Это был человек, совершенно оторванный от земной поверхности. Его мысли и фантазии вращались в каких-то странных мирах, среди областей, совмещавших в себе одновременно астрономию, какую-то салонную мистику и детские сказочки. Была какая-то оригинальная утонченность в нем <.>. Его сочинения, обычно очень небольшие., были снабжены очень высокими заглавиями, в которых участвовали и серафимы, и сатурновы кольца, и туманности. Он был, по-видимому, очень большого о себе мнения, но прирожденная внешняя скромность заставляла его не говорить о себе»79.
В 1903-1906 гг. Ф.С. Акименко жил за границей, во Франции, и, не имея там прочного положения, постоянно испытывал нужду в денежных средствах. Пошедши навстречу композитору и учитывая его многолетнюю принадлежность к беляевскому кружку, Попечительный совет предоставлял ему денежные авансы в обход принятых правил. Однако увлечение Акименко модернизмом беспокоило руководство беляевского фонда. Развязка в этой неустойчивой ситуации наступила летом 1906 года. Присланные Акименко для печати в бе-ляевском издательстве новые произведения показались А.К. Глазунову очень слабыми. Учитывая, что Глазунов был единственным из членов Попечительного совета, присутствовавшим в это время в Петербурге, на его долю и выпало ответить «композитору французской школы»80. Ответ этот оказался крайне показательным: «Я проиграл все от начала до конца, - писал А.К. Глазунов, - и, не отрицая интереса в Ваших произведениях позднейшего периода, тем не менее должен признаться, что новое направление Вашей музыки мне не по сердцу. Смею предполагать, что и сотоварищи мои разделяют мое мнение81. Я горько извиняюсь перед Вами, что высказываю вам все это, но мне ужасно больно, что Вы - чистокровный русский - так скоро утратили свою национальность. Переселитесь опять в Россию и покиньте Францию!»82.
79 Сабанеев Л.Л. Воспоминания о Скрябине. С. 83.
80 Так насмешливо называл его Н.А. Римский-Корсаков в письме к А.К. Глазунову от 16/29 июня 1906 года (см.: Римский-Корсаков Н.А. Полн. собр. соч. Т. 6. С. 177).
81 Имеются в виду члены Попечительного совета.
82 Глазунов А.К. Письма, статьи, воспоминания... С. 319.
Еще более подробно Глазунов сообщает о своих претензиях к творчеству Ф.С. Акименко в письмах к Н.А. Римскому-Корсакову. «.[Я] высказал крайнее сожаление по поводу того, что направление его музыки так гибельно поддалось влиянию современной французятины.»83. «Что за пошлость называть по-французски «En Petite Russie» неумело и грубо сделанную парафразу на известную тему. <.> Может быть, приехав на родину, Акименко излечится от французского недуга; если же у него мания величия, то его музыкальной деятельности - крышка»84. В свою очередь, Акименко отдельно апеллировал к Н.А. Римскому-Корсакову как к своему учителю, с которым у него существовали доверительные отношения85. Однако в этом случае (как и в подавляющем большинстве других) Римский-Корсаков выступил в единстве с Советом. «Стоя во главе беляевского издательства вместе с Александром] Константиновичем] и Ан[атолием] Константиновичем], я ведь имею право иметь свое мнение, тождественное с мнением их, а не с вашим? - писал он Ф.С. Акименко 11j24 июня 1906 г. - Так вот мнение общее нас трех и руководило нас б наших поступках»86.
Любопытно, что и Глазунов, и Римский-Корсаков высказывали суждения, нелицеприятные для Акименко, так сказать, «по-дружески», искренно считая его своим сотоварищем по беляевскому делу. «.Боюсь, чтобы Акименко, подобно Скрябину, не обиделся на меня», - опасался А.К. Глазунов87. Акименко, однако, обиделся и разорвал свои отношения с фондом, написав в адрес Глазунова резкое письмо, предназначенное для Попечительного совета88. Римский-Корсаков, со своей стороны, хотя и предполагал, что у Акименко «aber недовольно сюда»89, тем не менее жалел своего ученика. «В конце концов, быть может, всего лучше будет, если Акименко обидится на Вас, - писал он Глазунову, - и, выбранив всех нас, оставит в покое;
83 Римский-Корсаков Н.А. Полн. собр. соч. Т. 6. С. 176.
84 Там же. С. 178.
85 Еще до отъезда Ф.С. Акименко во Францию Римский-Корсаков проявлял заботу о своем ученике. В письме А.С. Аренскому он находил возможным писать даже так: «Мне хотелось бы обставить его [Акименко] настолько хорошо в материальном отношении, чтобы он мог иметь время для своих занятий и сочинения» (Там же. Т. 7. С. 230).
86 Там же. С. 314.
87 Глазунов А.К. Письма, статьи, воспоминания... С. 317.
88 Римский-Корсаков Н.А. Полн. собр. соч. Т. 6. С. 180.
89 Там же. С. 177.
но в эту минуту его немножко жалко»90. Так и решено было поступить. Акименко еще раз было выслано «в нарушение Устава» 200 рублей с тем, чтобы окончательно покончить отношения с ним91.
И еще один факт из этой истории представляется интересным для изучения технологии работы беляевского фонда. Обжегшись на выяснении «дружеских отношений» с «обидчивыми» А.Н. Скрябиным и Ф.С. Акименко, члены Попечительного совета постепенно выработали формальные правила работы фонда, необходимые для его стабильного функционирования. К их числу относился, например, порядок ответов соискателям денежных средств. «Очень сожалею, - писал Н.А. Римский-Корсаков Ф.С. Акименко, - что таковое мнение92 я Вам высказывал (высказывал его Вам также, кажется, и Ал[ександр] Константинович]); между тем заправилы всяких других издательских фирм обыкновенно не высказывают своего мнения композиторам, сочинения которых издавать не берутся, а отказывают под благовидными предлогами или просто без объяснения причин. Так и мы впредь будем поступать»93. Таким образом, характерные формы патронажа, выработанные при жизни М.П. Беляева, оказались трудно осуществимыми для «коллективного патрона» в лице Попечительного совета и исторически остались связанными исключительно с личностью самого мецената.
90 Римский-Корсаков Н.А. Полн. собр. соч. Т. 6. С. 177.
91 Там же. С. 178.
92 Иначе говоря, критическое мнение о его произведениях.
93 Римский-Корсаков Н.А. Полн. собр. соч. Т. 7. С. 314-315.
