CC BY
17
Искусствоведение History of Arts
https://doi.org/10.37816/2073-9567-2022-65-269-278 УДК 7.03 ББК 85(2)4
Научная статья / Research Article
This is an open access article distributed under the Creative Commons Attribution 4.0 International (CC BY 4.0)
© 2022 г. М. Н. Громов
г. Москва, Россия
МЕТОДОЛОГИЯ ИЗУЧЕНИЯ ДРЕВНЕРУССКОГО ИСКУССТВА И КУЛЬТУРЫ
Работа выполнена при поддержке гранта РФФИ № 19-012-00261 А
Аннотация: Древнерусское искусство во многом типологически схоже с древнерусской философией. Поэтому рассмотрение древнерусского искусства, с философской точки зрения, имеет определенное методологическое значение. Древнерусские тексты можно условно разделить на три группы по степени насыщенности их философско-эстетическим содержанием. Первую группу образуют наиболее серьезные книги, включая «Источник знания» Иоанна Дамаскина, «Диоптру» Филиппа Пустынника, «Логику Авиасафа» и ряд других. Во вторую группу, наиболее многочисленную, входят произведения митрополита Илариона, Максима Грека, Кирилла Туровского, некоторые апокрифы и иные сочинения. В третью группу входят памятники деловой письменности. Произведения второй группы требуют тщательного текстологического изучения. Кроме памятников письменности, важно рассмотрение невербальных источников: памятников живописи, архитектуры, мелкой пластики. В целом, все они дают общее представление о древнерусском искусстве.
Ключевые слова: древнерусское искусство, древнерусская философия, группы
источников, лингвистический анализ, комплексное изучение.
Информация об авторе: Михаил Николаевич Громов — доктор философских
наук, Институт философии Российской академии наук, Гончарная ул., д. 12, стр. 1,
109240 г. Москва, Россия.
E-mail: gromov@iph.ras.ru
Дата поступления статьи: 07.07.2021
Дата одобрения рецензентами: 12.09.2021
Дата публикации: 28.09.2022
Для цитирования: Громов М. Н. Методология изучения древнерусского искусства и культуры // Вестник славянских культур. 2022. Т. 65. С. 269-278. https://doi.org/10.37816/2073-9567-2022-65-269-278
Древнерусское искусство во многом типологически схоже с древнерусской философией, потому их совместное рассмотрение является важной методологической задачей целостного изучения древнерусской культуры. В обширном массиве переводных, общеславянских и оригинальных памятников древнерусской письменности можно условно обозначить три группы источников по степени насыщенности их фило-софско-эстетическим содержанием.
Первую образуют тексты с ярко выраженной философско-эстетической проблематикой: сочинения Иоанна Дамаскина, Дионисия Ареопагита, «Диоптра» Филиппа Пустынника, некоторые статьи «Изборника 1073 г.», сборники типа «Пчелы», «Логика Авиасафа», ряд сочинений Максима Грека, Нила Сорского, Юрия Крижанича и другие подобные им источники.
Ко второй группе можно отнести произведения художественно-символической и морально-назидательной направленностью, сочинения публицистического характера, космологические, естественнонаучные, лексикографические и иные тексты, непосредственно примыкающие к философской литературе и содержащие серьезные размышления о мире и человеке: творения отцов церкви, беседы и толкования на библейские книги, многие произведения агиографического жанра, «Шестодневы», ряд летописных статей, «Слово о Законе и Благодати» Илариона, «Поучение» Владимира Мономаха, слова Кирилла Туровского, некоторые апокрифы, ряд сочинений Иосифа Волоцкого, Зиновия Отенского, Симеона Полоцкого и множество иных источников.
Что касается текстов со сложным содержанием, составляющих третью группу источников, — деловая письменность, юридические акты, служебники, уставы, грамоты на бересте, граффити и т. п., — то и они могут представить интерес в качестве возможного объекта лингвистического анализа (впрочем, даже в этих источниках порою встречаются вкрапления философского характера: глубокомысленные сентенции, выдержки из богословской литературы, косвенные свидетельства об особенностях мышления, ценные данные о важных культурно-исторических событиях).
В рамках первой группы следует прежде всего выделить сочинения представителя поздней патристики Иоанна Дамаскина, пользовавшегося наибольшим авторитетом в области философского знания. Его фундаментальный труд «Источник знания» (П^ул ууюиею^) включает три части: «Философские главы» (часто называемые «Диалектика»), «О ересях» и «Точное изложение православной веры» («Богословие», или «Небеса»). «Диалектика» является сугубо философским трактатом, созданным в духе перипатетической традиции; «Богословие» содержит главы с онтологическим и гносеологическим содержанием, а в сочинении «О ересях» описываются различные религиозные и философские школы, в том числе платоники, стоики, эпикурейцы, гностики
[4].
При обращении к творениям Дамаскина невольно возникает вопрос: можно ли сочинения византийского автора считать источником по русской культуре? Думается, что можно. Ибо, во-первых, понятия, принципы, рассуждения Дамаскина формировали сам стиль древнерусского мышления, а его сочинения служили образцом для подражания; во-вторых, следуя средневековому литературному этикету, не поощрявшему выставление своего имени на первый план, древнерусские авторы, мысля уже самостоятельно, надписывали свои размышления именем почитаемого авторитета; наконец, в-третьих, внимательный анализ списков «Диалектики» и ее фрагментов, включенных в различные сборники, показывает, что первоначальный текст не только дополнялся маргинальными глоссами, но творчески дорабатывался и видоизменялся (так, в XVI в.
митрополит Даниил создал трактат «О философии внимай разумно, да не погрешиши» на основе III главы «Диалектики»).
Конечно же, византийский мыслитель никоим образом не может считаться древнерусским, а его тексты, написанные на греческом языке, — памятниками отечественной философии. Но славянский перевод «Источника знания» и других творений Дамаскина — уже явление общеславянской и древнерусской культуры, и потому многочисленные списки сочинений Дамаскина, их фрагменты, интерпретации, дополнения и реминисценции, содержащиеся в древнерусских рукописях, могут с полным основанием считаться источниками по истории отечественной мысли. Это справедливо по отношению к другим переводным сочинениям.
В 1371 г. сербский инок Исайя перевел на славянский язык свод сочинений, приписываемый Дионисию Ареопагиту, с комментариями Максима Исповедника [10, с. 351]. В 1675 г. инок московского Чудова монастыря Евфимий сделал новый перевод корпуса сочинений Ареопагита. В XVIII в. был сделан еще один перевод части Ареопагитик. Сохранились десятки рукописей с сочинениями Дионисия Ареопагита, древнейшими из которых являются сербская конца XIV в. (РНБ. Гильфердинг. № 46) и выполненная рукой митрополита Киприана рукопись рубежа XIV-XV вв. (РГБ. МДА фунд. 144). Ареопагитики состоят из книг «О небесной иерархии», «О божественных именах», «О церковном священноначалии», «О таинственном богословии» и 10 посланий к разным адресатам; они являются одним из важнейших философских источников всего европейского Средневековья.
К концу XIV в. также на Балканах была переведена «Диоптра» Филиппа Пустынника, византийского автора XI в. Вскоре она широко распространилась в славянских странах. Известно свыше 50 греческих и 160 славянских ее списков. «Диоптра» состоит из трех предисловий (Михаила Пселла, Константина Ивеста, самого Филиппа), плача инока к душе своей и диалога души и плоти, разделенного на пять частей. Данный источник представляет наиболее обширное и содержательное в древнерусской письменности сочинение, созданное в духе философской антропологии. «Диоптру» Филиппа Пустынника следует отличать от так называемой польской «Диоптры», памятника с аналогичным названием, издававшегося печатно [2]. В древнерусской среде вместо греческого названия иногда употреблялось славянское наименование «Зерцало».
Одной из самых распространенных с древности форм философствования была афористическая. В славяно-русской традиции она представлена переводами византийских сборников изречений. Ценнейшим источником в этом отношении является «Пчела». Сборник сентенций, притчей, нравоучительных эпизодов под аналогичным греческим названием МеХюоа составлен в XI в. монахом Антонием путем объединения антологии античных авторов Иоанна Стобейского (V в.) и собрания высказываний христианских авторитетов Максима Исповедника (VII в.). С одной из сокращенных византийских редакций был сделан в конце XII - начале XIII в. перевод на русский. В славянской письменности М. Н. Сперанский выделяет четыре редакции: русскую, сербскую, болгарскую и названную им «русской 1599 г.». Последнюю точнее было бы назвать украинской, ибо она переведена с печатного издания К. Геснера (Цюрих, 1546) в Дерманском на Волыни монастыре, где работал просветительский кружок под покровительством князя Константина Острожского.
Описание источников первой группы хотя и требует кропотливого труда, но принципиальных затруднений не вызывает. В противоположность этому наиболее многочисленные источники второй группы для выявления в них философско-эстетиче-
ского содержания нуждаются в более тщательном текстологическом, терминологическом и собственно философском анализе.
Для атрибуции древнерусских текстов как источников философского-эстетического порядка необходим пересмотр традиционной их квалификации. В силу син-кретичности средневекового сознания и иной системы жанров одни и те же тексты могут одновременно служить источниками разного порядка. Например, обстоятельно изученная «Повесть временных лет» может квалифицироваться не только как историческая хроника, по своим регистрирующим особенностям близкая к наукообразным сочинениям, не только как литературное произведение, отразившее народные предания и творческий вымысел ее составителей. Эта летопись, как многие другие, является многосоставным и многослойным источником, ценным в различных отношениях, в том числе философском.
В «Речи философа», статьях о казнях Божиих и небесных знамениях отчетливо проступает философия истории в средневековом ее понимании; в повествовании о деяниях языческих волхвов показывается отличный от христианского тип мировоззрения; упоминается о деятельности гностиков Симона и Менандра; есть статья о неопифагорейце Аполлонии Тианском, «яко неистов на ся философеску хитрость имуще». В летописи можно выделить этические, эстетические, гносеологические и иные имеющие отношение к философии воззрения. Внимательный просмотр и анализ летописных, агиографических, эпистолярных, гимнографических, учительных, проповеднических творений древнерусской письменности может дать много ценной в философском отношении информации.
Квалификация источников как философско-эстетических требует серьезного изучения их содержания. Это можно проследить на примере творчества одного из крупнейших русских средневековых мыслителей Максима Грека. В обширном наследии Максима есть немало произведений с философским содержанием. Следует отметить антиастрологические («Слово противу тщащихся звездозрением предрицати о будущих и о самовластии человеком»), полемические («Словеса супротивна по Иоанну Лодо-вику», где он выступает против ряда интерпретаций испанским гуманистом Вивесом сочинения Августина «De civitate Dei»), политические (послания Василию III, Ивану IV), догматические («Исповедание православныа веры») и иные сочинения афонца. Особо следует выделить его «Беседу души и ума» и «Беседует ум к душе своей», написанные в жанре философского диалога.
Творения Максима Грека весьма насыщены философскими идеями, но эти идеи находятся в контексте самого разного характера, что требует внимательного изучения источника, название которого может не соответствовать ожидаемому содержанию. Например, статья «О пришельцех философех» [12] в действительности сообщает о приходящих учителях словесности, знания которых по греческому языку надо проверять с помощью составленных Максимом стихов (это своего рода квалификационный тест, один из первых в отечественной педагогике), в то же время статья, условно называемая «О грамматике» (Творения Дионисия Ареопагита с толкованиями Максима Исповедника. Рукопись второй половины XVII в. ГИМ. Синод. № 107/54. Л. 132-133 об.), посвящена важной проблеме соотношения грамматики, понимаемой в широком смысле как учение о языке, и собственно философии. Здесь говорится о том, что античные мыслители создали особый язык для выражения сложных философских понятий, что большого труда стоит овладеть развитой эллинской речью, но без этого невозможно познание мудрости. Грамматика является преддверием философии. Эти мысли изла-
гаются также в более пространном «Беседовании о пользе грамматики», вошедшем в «Грамматику» Мелетия Смотрицкого [8].
Кроме самого текста Священного Писания, к разряду философской и околофилософской литературы можно отнести многочисленные комментаторские, толковые, экзегетические, полемические и иные сочинения, начавшие складываться еще в период апологетики и ранней патристики. К необъятному кругу источников данной тематики следует причислить также апокрифические произведения, противостоящие каноническим, но входящие в общий цикл сочинений, сложившихся вокруг Библии. Одним словом, этот фундаментальный базис общечеловеческой цивилизации и европейской культуры должен быть непременно учтен в исследованиях по древнерусской философии.
Среди памятников письменности Древней Руси тексты с библейской тематикой занимают доминирующее положение. Их возвышенная духовность придавала всей древнерусской культуре серьезный философско-мировоззренческий характер, побуждала стремиться не к суетному, но вечному, не к мелкому, но великому, не к поверхностному, но сокровенному. В этом смысле средневековая литература гораздо философичней современной по своему духу, настрою, интенциональности. Любой, даже самый обыденный сюжет она рассматривала через призму непреходящих духовных ценностей. Весь спектр человеческих интересов подчинялся примату высших сакральных устремлений.
Обилие текстов данной группы общеизвестно. Заметим лишь, что существовали и специальные подборки назидательно-философского содержания. К их числу можно отнести сборник XVII в. (ГИМ. Син. № 17/251), содержащий Притчи и Премудрость Соломона, Песнь песней и Книгу Иова полностью, а Екклезиаст и Премудрость Иисуса сына Сирахова частично, но в достаточно полной мере. О подчеркнуто премудростном характере сборника свидетельствуют выделенные киноварью подзаголовки, в частности на л. 65 об. — «Премудрости похваление».
Весьма ценную группу источников составляют лексикографические памятники, в которых отразился процесс формирования отвлеченной лексики и становления абстрактного мышления. Петербургский филолог и лингвист Л. С. Ковтун, заметив, что «философские термины с древнейших времен начали уже устанавливаться в нашем языке» [6], выделяет четыре направления в русской средневековой лексикографии XIII-XVII вв.: 1) словари-ономастиконы; 2) словари символики (приточники); 3) словари славянорусские; 4) словари-разговорники. Особенно насыщены философскими сведениями Азбуковники, содержащие в основном тексте и разнообразных приложениях не только объяснения терминов, категорий, выражений философско-богословского характера из греческого, латинского, других европейских и восточных языков, но и определения философии, извлечения из творений Дионисия Ареопагита, Иоанна Дамаскина, Максима Грека, сведения о мыслителях прошлого, истолкования многозначных символов и множество иной информации [5]. Большое количество списков Азбуковников, наличие различных редакций с объемом от нескольких сот до 5,5 тыс. статей, сложность состава представляют значительные трудности в их описании, изучении и публикации, однако они остаются одним из перспективных источников во многих отношениях, в том числе философском.
Третью группу источников составляют все остальные тексты, не вошедшие в две первые. Но и в этих, казалось бы, совершенно далеких от мудрости источниках можно выявить информацию философско-эстетического характера. Так, в изданных известным историком, членом-корреспондентом РАН Я. Н. Щаповым древнерусских уставах
содержится немало ценных сведений о политической структуре феодального общества, сословных отношениях, особенностях мировоззрения, культурных традициях [13].
Или возьмем юридический памятник «Мерило праведное». Кроме «Русской Правды» Ярослава Мудрого и «Устава» Владимира Всеволодовича, он содержит выписки из библейских книг, «Пчелы», «Лествицы», творений Феодорита, Епифания Кипрского, Василия Великого, Афанасия Александрийского и других сочинений на темы власти, правды, клеветы, судов праведных и неправедных [9]. Столь же насыщены философскими идеями некоторые памятники медицинской литературы, содержащие извлечения из «любомудрых философов», статью «Галиново на Ипократа», «Problemata Aristotelis» и т. п.
Подобные примеры лишний раз напоминают о том, что нельзя механически переносить современные представления о соотношении философии и других отраслей знания на их действительную взаимосвязь в прошлом, когда недостаток рафинированно выделенной чисто философской литературы компенсировался широким распространением философских по своей сути идей, образов, символов и концепций в самых различных источниках, отразив тем самым рассредоточенное бытование философского-эстетического знания в общем контексте средневековой культуры.
Что касается источников абсолютно нефилософского плана, таких, как, положим, памятники деловой письменности, то они могут представить интерес в плане философско-лингвистического анализа. Состав лексики, наличие терминов отвлеченного характера, логическая и смысловая упорядоченность текста, отразившиеся в языке причинно-следственные связи, даже орфография, палеографические особенности источника могут дать определенную информацию об уровне и особенностях древнерусского мышления. Ведь скоропись XVII в. отличается от устава и полуустава предшествующих эпох так же, как мышление человека, стоящего накануне Нового времени, от традиционного мировосприятия человека раннего и зрелого Средневековья. Стиль барокко имел не только внешнюю эстетическую форму, но и свой мировоззренческий смысл, свое видение мира, что отразилось, в том числе, в памятниках литературы [7].
Атрибуция древнерусских рукописей как философских источников представляется сложным и трудоемким делом, ибо она требует хорошего знания памятников письменности, с одной стороны, и владения методологией философского анализа — с другой. Однако изучение средневековых текстов в этом аспекте представляется настоятельно необходимым. Оно не только обогатит наши представления об отечественной философии феодального периода, но и поможет глубже понять мировоззренческие основы древнерусской культуры в целом, в том числе древнерусского искусства.
К вербальным источникам по древнерусской мысли следует также отнести печатные книги XVI-XVII вв. В них публиковались как переводные сочинения с философской тематикой (творения Иоанна Златоуста, Ефрема Сирина, Иоанна Лествичника и др.), так и произведения отечественных авторов (Максима Грека, Симеона Полоцкого, патриархов Иосифа и Иоакима и др.). В описании А. С. Зерновой учтена 501 книга, изданная в Москве, и 2 изданные патриархом Никоном в Иверском монастыре на Валдае («Рай мысленный» и «Брашно духовное») [3]. Если же к этим книгам добавить произведения различного жанра, издававшиеся в Киеве, Львове, Остроге и многих других местах, то перед нами предстанет значительный массив книгопечатной продукции в более чем 1000 наименований, преимущественно высокого духовного содержания со значительным философским элементом.
Старопечатные книги представляют особую категорию источника, отличающегося от рукописных книг. Они носят унифицированный характер, представляют собой
переходную форму от рукописной традиции к массовой печатной продукции Нового времени. Однако и они требуют индивидуального просмотра отдельных экземпляров, ибо в них могут присутствовать разнообразные заметки, глоссы, высказывания и дополнения текста. Например, «Требник иноческий», изданный в Москве в 1639 г. на Печатном дворе, содержит немало записей на полях, акцентирующих содержание: «зри», «разумно» и т. д. (экземпляр НБ МГУ Шифр 50 qa 557).
Диапазон этого вида источников весьма широк: начиная с анонимных изданий московского «Апостола», первой печатной русской Библии, называемой Острожской, которую издал Иван Федоров в 1581 г., включая многочисленные издания отцов церкви, богослужебной литературы, переводов не только с греческого, но и с латыни (как, например, опубликованная в Молдавии в 1647 г. в Дельском православном монастыре книга Фомы Кемпийского «О подражании Христу») и кончая публикациями конца XVII в. многих украинских, белорусских и русских авторов, которые имели хождение в странах Восточной и Юго-Восточной Европы.
Следует выделить активную издательскую деятельность белорусского ученого монаха, писателя и просветителя Симеона Полоцкого [11]. Заняв при дворе царя Алексея Михайловича привилегированное положение в качестве наставника его детей и главного идеолога московского самодержавия, он издал несколько своих книг, которые являются ценным источником по истории отечественного философского знания и которые, к сожалению, не привлекли достаточного внимания представителей историко-философской науки.
Философскую мысль Древней Руси нельзя постигнуть, обращаясь только к вербальным источникам — текстам самого разнообразного содержания. Мудростью было пропитано в целом все бытие и сознание людей, потому ее отражение прослеживается в неисчерпаемом обилии следов человеческой деятельности, в разнообразии и множественности сохранившихся памятников культуры.
Данный тезис не следует вульгаризировать, представляя дело так, что буквально все виды деятельности и все продукты творчества относятся к философии. Речь идет о повсеместном присутствии философского элемента в контексте культуры и о разной степени его концентрации в зависимости от рода деятельности. Не все было мудростью, но всюду была мудрость. Положим, в духовной культуре, особенно в сфере этического или религиозного сознания, философский элемент присутствовал в несравненно большей степени, чем в политической или экономической практике. В литературном творчестве он выражен сильнее, нежели в деловой переписке или нормативных актах. В аскетическом самоуглублении монашествующих он ощущается несравненно глубже, чем в хозяйственной деятельности крестьянина.
Особенностью философского сознания в средневековом обществе вообще и древнерусском в частности было то, что оно, не выделившись в обособленную сферу созерцательной замкнутой деятельности, рассредоточилось во всем живом социальном организме. Это относится не только к философии в целом, но и, например, к эстетике как ее части. Как теоретической, четко выделившейся, обособленной, с докторами наук и специальными научными подразделениями, ее, разумеется, не было. Но сам эстетический элемент наполнял жизнь древнерусского общества не в меньшей, а даже в большей степени, нежели в современном обществе. Он был неотделим от устного и письменного народного творчества, архитектуры и культовой практики, яркой образной речи и облика древнерусских городов. Даже крестьянский дом и быт городских и сельских жителей, даже одежда стрельцов и монахов, даже крепостные сооружения,
свадебный или погребальный обряды — буквально все несло на себе печать высокого эстетического сознания и развитой художественной деятельности.
При этом существовала, преимущественно в имплицитной форме, но также и в виде переводных (статья «О образех» Георгия Хировоска в составе «Изборника 1073 г.») и оригинальных (трактаты Иосифа Владимирова и Симона Ушакова) профессиональных сочинений собственно древнерусская эстетика, понимаемая как теоретическое отражение художественного творчества, осмысление его на уровне категорий и концепций [1].
В целом практическая, творческая, активная сторона эстетической и философской деятельности на Руси была не ниже, а выше, нежели мы наблюдаем сейчас, хотя в теоретическом, спекулятивном, созерцательном отношении современная эстетика и философия более репрезентативны. Но что для общества лучше: иметь прекрасную архитектуру при слабом развитии архитектурной теории или груды книг по зодчеству и безликие города? Иметь активное воздействие мудрости на все сферы жизни при отсутствии профессиональных философов или обилие дипломированных философов в массе соответствующих учреждений наряду со слабым воздействием философии на все виды практики? С горечью отмечать низкий статус некогда почетного звания мудреца, которое присваивалось не бюрократическими инстанциями, но вырабатывалось общественным мнением зачастую вопреки официальным установкам?
Не доводя столь противоположные тезисы до взаимоисключения, все же следует учитывать их при оценке специфики и характера как культуры в целом, так и философии в качестве квинтэссенции интеллектуального развития на каждой его стадии. Тогда лучше будут поняты древнерусская и современная философская мысль и философствование как таковое. Важно трезво и объективно осмыслить ту ситуацию, при которой философская деятельность сконцентрирована в руках ограниченного круга профессионалов за счет ослабления ее позиций во всех остальных видах творчества как характерную черту современного бытия философии, имеющую не только определенные достоинства, но и существенные потери. Вследствие своей профессионализации и обособления философия во многом утратила активные позиции в обществе и стала походить на схоластическую «игру в бисер», по выражению Германа Гессе, что является общечеловеческой современной проблемой.
Но вернемся к древнерусской мудрости, точнее, к невербальным источникам с философским содержанием. Начнем с анализа самого массового вида художественной деятельности, органически связанного со всей жизнью людей и служащего основой синтеза искусств — архитектуры. На первый взгляд философия и архитектура могут представиться совершенно изолированными видами творческой деятельности, особенно современному сциентистскому мышлению, ограниченному шорами узкопрофессиональной ориентации. Однако многие мыслители, архитекторы, деятели культуры, стремящиеся охватить мир в целом, рассматривающие развитие цивилизации как единый созидательный процесс, приходили к идеям об общих точках соприкосновения, неслучайной близости и взаимном обогащении философской и архитектурной мысли в течение многих веков и тысячелетий их параллельного существования.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1 Бычков В. В. Эстетическое сознание Древней Руси // Бычков В. В. Духовно-эстетические основы русской иконы. М.: Изд-во Института философии РАН, 2008.
2 Диоптра в переводе игумена Виталия. Кутеин. М.: Сибирская Благозвонница,
2018. 576 с.
3 Зернова А. С. Книги кирилловской печати, изданные в Москве в XVI-XVII вв. Сводный каталог. М.: [б. и.], 1958. 150 с.
4 Иоанн Дамаскин Источник знания. М.: РИПОЛ Классик, 2017. 592 с.
5 Карпов А. Азбуковники, или Алфавиты иностранных речей по спискам Соловецкой библиотеки. Казань: Тип. Имп. Ун-та, 1877. 285 с.
6 Ковтун Л. С. Русская лексикография эпохи средневековья. СПб.: Изд-во АН СССР [Ленингр. отд-ние], 1963. 445 с.
7 Лихачев Д. С. Развитие русской литературы X-XVII вв. Эпохи и стили. СПб.: Наука, 1998. С. 165-214.
8 Мелетий Смотрицкий Грамматика. М.: Изд-во Московского гос. ун-та им. М. В. Ломоносова, 2000. 526 с.
9 Мерило праведное по рукописи XIV века. М.: Изд-во Академии наук СССР, 1961. 698 с.
10 Прохоров Г. М. Корпус сочинений с именем Дионисия Ареопагита в древнерусской литературе. (Проблемы и задачи изучения). СПб.: Изд-во Олега Абышко, 2006. 854 с.
11 Симеон Полоцкий и его книгоиздательская деятельность / подгот. В. К. Были-нин, В. П. Гребенюк, О. А. Державина и др.; под ред. А. Н. Робинсона. М.: Наука, 1982. 352 с.
12 Сочинения пр. Максима Грека. Иваново: Роща, 2015. С. 286-288.
13 Щапов Я. Н. Древнерусские княжеские уставы XI-XV вв. М.: Наука, 1976. 239 с.
***
© 2022. Mikhail N. Gromov
Moscow, Russia
METHODOLOGY OF THE STUDY OF ANCIENT RUSSIAN ART AND CULTURE
Acknowledgements: The research is carried out with support of the grant 19-012-00261 A. Annotation: Old Russian art and Old Russian philosophy have many similar typological features. Therefore, the consideration of ancient Russian art, from a philosophical point of view, has a certain methodological significance. Old Russian texts can be divided into three groups according to the degree of saturation of their philosophical and aesthetic content. The first group consists of the most serious books, including: "The source of knowledge" by John of Damascus, "Dioptra" by Philip the Hermit, "The logic of Aviasaph" and a number of others. The second group, the most numerous, includes the works of Metropolitan Hilarion, Maxim the Greek, Cyril of Turov, some Apocrypha and other works. The third group includes monuments of business writing. The works of the second group require careful textual study. In addition to monuments of writing, it is important to consider non-verbal sources: monuments of painting, architecture, and small plastic art. In the whole, all of them provide a general yet clear overview of the Old Russian art.
Keywords: Old Russian Art, Old Russian Philosophy, Groups of Sources, Linguistic Analysis, Complex Study.
Information about the author: Mikhail N. Gromov — DSc in Philosophy, Institute of
Philosophy of the Russian Academy of Sciences, Goncharnaya St., 12, p. 1, 109240
Moscow, Russia.
E-mail: gromov@iph.ras.ru
Received: July 07, 2021
Approved after reviewing: September 12, 2021
Date of publication: September 28, 2022
For citation: Gromov M. N. Methodology of the Study of Ancient Russian Art and Culture. Vestnik slavianskikh kul'tur, 2022, vol. 65, pp. 269-278. (In Russian) https://doi.org/10.37816/2073-9567-2022-65-269-278
REFERENCES
1 Bychkov V. V. Esteticheskoe soznanie Drevnei Rusi [Aesthetic Consciousness of the Ancient Rus]. In: Bychkov V. V. Dukhovno-esteticheskie osnovy russkoi ikony [Spiritual and Aesthetic Foundations of the Russian Icon]. Moscow, Institute of Philosophy RAS Publ., 2008. (In Russian)
2 Dioptra v perevode igumena Vitaliia. Kutein [Dioptra Translated by Abbot Vitaly. Kutein]. Moscow, Sibirskaia Blagozvonnitsa Publ., 2018. 576 p. (In Russian)
3 Zernova A. S. Knigi kirillovskoi pechati, izdannye v Moskve v XVI-XVII vv. Svodnyi catalog [Books of the Cyrillic Press, Published in Moscow in the 16-17 Centuries. Summary Catalog]. Moscow, 1958. 150 p. (In Russian)
4 Ioann Damaskin Istochnik znaniia [John of Damascus. Source of Knowledge]. Moscow, RIPOL Klassik Publ., 2017. 592 p. (In Russian)
5 Karpov A. Azbukovniki, ili Alfavity inostrannykh rechei po spiskam Solovetskoi biblioteki [ABC books, or Alphabets of Foreign Speeches According to the Lists of the Solovetsky Library]. Kazan', Tipografiia Imperatorskogo Universiteta Publ., 1877. 285 p. (In Russian)
6 Kovtun L. S. Russkaia leksikografiia epokhi srednevekov'ia [Russian lexicography of the Middle Ages]. St. Petersburg, AN SSSR Publ., 1963. 445 p. (In Russian)
7 Likhachev D. S. Razvitie russkoi literatury X-XVII vv Epokhi i stili [The development of Russian literature of the 10-17 centuries. Epochs and styles]. St. Petersburg, Nauka Publ., 1998, pp. 165-214. (In Russian)
8 Meletii Smotritskii Grammatika [Grammar]. Moscow, Lomonosov Moscow State University Publ., 2000. 526 р. (In Russian)
9 Merilo pravednoe po rukopisi XIV veka [The Measure of the Righteous According to the Manuscript of the 14 Century]. Moscow, AN SSSR Publ., 1961. 698 p. (In Russian)
10 Prokhorov G. M. Korpus sochinenii s imenem Dionisiia Areopagita v drevnerusskoi literature. (Problemy i zadachi izucheniia) [The Corpus of Works with the Name of Dionysius the Areopagite in Old Russian literature. (Issues and Tasks of Studying)]. St. Petersburg, Izdatel'stvo Olega Abyshko Publ., 2006. 854 p. (In Russian)
11 Simeon Polotskii i ego knigoizdatel'skaia deiatel'nost' [Simeon Polotsky and his Book Publishing Activity], podgot. V. K. Bylinin, V. P. Grebeniuk, O. A. Derzhavina and other; ed. by A. N. Robinsona. Moscow, Nauka Publ., 1982. 352 p. (In Russian)
12 Sochineniia pr. Maksima Greka [Essays, etc. Maxim the Greek]. Ivanovo, Roshcha Publ., 2015, pp. 286-288. (In Russian)
13 Shchapov Ia. N. Drevnerusskie kniazheskie ustavy XI-XV vv. [Old Russian Princely Statutes of the 11-14 centuries]. Moscow, Nauka Publ., 1976. 239 p. (In Russian)
