CC BY
59И.А. Чихарев, О.В. Столетов
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ НОВЫХ ДВИЖУЩИХ СИЛ МИРОВОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДИНАМИКИ
Умножение аспектов мирополитической динамики
В изучении динамики международно-политических процессов ключевыми являются вопросы о силе основных акторов. Соотношение сил, их сбалансированность (баланс сил) определяют стабильность или изменчивость системы международных отношений. Исследование силы в международной политике сопряжено с рядом методологических проблем: это проблемы концептуализации, оценки и измерения международно-политического потенциала различных акторов, противоречивость восприятия силовых возможностей отдельного государства и баланса сил в целом. Еще Ф. Бэкон отмечал, что нет ничего более сложного, чем точная и правильная оценка силы и мощи империи1. Эти проблемы далеки от разрешения и сегодня: «Сила не может быть протестирована; различные элементы силы обладают разной полезностью в различное время; отношение воспринятой силы к материальным ресурсам может быть неустойчивым; механика силы окружена неопределенностью; государства обладают различными темпами изменяемости и сравнительных преимуществ; восприятие места в иерархии престижа и военных возможностей могут длительные периоды времени не совпадать; государства принимают на вооружение различные асимметричные стратегии для максимизации своих позиций и ослабления соперников; сигналы путаются среди элит, врагов и внутренней аудитории», - отмечает современный исследователь У. Уолфорт2.
Ключевой методологической проблемой является динамический характер самого феномена силы. Можно увидеть, что и Бэкон, сравниваю-
1 Bacon F. The works of Francis Bacon. - Stuttgart; Bad Cannstatt: Frommann-Holzboog, 2006. -Vol. 5. - P. 80.
2 Wohlforth W. The elusive balance: Power and perceptions during the Cold war. - Ithaca, N.Y.: Cornell univ. press, 1993. - P. 59-137.
щий силу государства с потенциалом, заключенным в растущем зерне, и Уолфорт, соотносящий силу с временной шкалой, пытаются уловить «развитие сил». Вторая проблема, также фундаментальная и особо актуальная в условиях информатизации мировой политики, - соотнесение концептуального, перцептуального и реального значений силы. На международно-политическую динамику влияют в большей степени не столкновения реальных сил, но сил воспринимаемых, баланс или дисбаланс «угроз». В методологическом плане это умножает проблемы измерения и оценки силы, добавляя требование учета особенностей восприятия баланса сил отдельными государствами и лидерами.
В исследованиях динамики мировой политики методологические проблемы измерения силы растет в геометрической прогрессии. Во-первых, возникает вопрос оценки и сопоставимости силовых ресурсов принципиально различных акторов, влияющих на мирополитическую динамику, наряду с государствами. Во-вторых, механическое столкновение сил государств как бильярдных шаров дополняется, по крайней мере нормативно, потребностью координации усилий акторов с целью управления мировым развитием. В-третьих, мирополитические процессы значительно ускоряются, что означает появление качественно новых факторов силы.
Таким образом, в изучении современной мирополитической динамики актуальна задача, которая в физике формулируется так: «Зная движение тела, определить действующие на него силы». В политической науке для корректной постановки подобного рода задачи необходимо уточнение базовых понятий. Если использовать естественно-научную метафору, речь идет о концептуализации силы, массы, ускорения применительно к миро-политической динамике. Собственно понимание мирового политического процесса и движения в мировой политике нуждаются в прояснении и соотнесении с определенной координатной сеткой.
Все обозначенные понятия в международно-политическом дискурсе достаточно тесно переплетаются. Мировая политика чаще всего трактуется как совокупная деятельность субъектов по приобретению, удержанию и использованию политической власти. Власть же, в свою очередь, имеет значение с точки зрения распределения общественных ценностей. Понятие власти, особенно в английском языке, очень тесно переплетается с силой. Так, power одновременно означает и силу, и власть, и державу - обладателя силы. Представляется, что подход к решению обозначенной выше задачи связан с более строгим соотнесением этих понятий.
Кроме того, предложенная трактовка мировой политики не представляется адекватной сегодняшнему этапу ее развития. Скорее, она соответствует уолцианскому видению международной политики, ограничивающему политическое на мировом уровне лишь взаимодействием по поводу власти, politics. Системность (структурность) мировой политики представляет собой не легитимное принятие общеобязательных решений, а лишь синергетический эффект действия «жестких» сил. Такого рода са-
моорганизация фактически исключает возможность управления мировым развитием, формулирования целерациональных управленческих курсов. По сути, именно дефицит управления глобальными процессами и распыление мировых ресурсов на властную игру с неположительной суммой -одна из системных причин мирового кризиса.
В мировой политической динамике к объективному изменению соотношения «жестких» сил подключаются новые драйверы - политические программы управления развитием, своего рода мирополитический software. Они создаются благодаря лидерству политических субъектов, которые свою «жесткую» мощь дополняют полезными для развития других субъектов опциями. Таким образом, сила субъекта в мировой политике определяется не соотношением его материальных возможностей с потенциалом других акторов, как у К. Уолца, а лидерским потенциалом субъекта, способностью служить образцом и поставлять «утилиты» другим участникам мирового политического процесса.
А с другой стороны, такой подход не является новым для международных исследований и практики - концепт soft power Дж. Ная очевидно содержит важнейшие параметры мирополитического понимания силы. Однако этот концепт характеризует скорее аспект популяризации, харизматической легитимации мирового лидерства. Рациональная, интеллектуальная, а не только информационная легитимация ведущего мироуправленче-ского проекта - стратегическая задача сегодняшней международной политики США, других претендентов на лидерство и одновременно - императив глобального развития.
Система координат мирополитической динамики
Мировая политическая динамика не может исследоваться без хотя бы предварительной концептуализации движения, «перемены мест» в мировой политике. Исследования о месте того или иного государства в современных международных отношениях можно разделить на несколько групп: 1) историко-описательные разработки, проводимые обычно учены-ми-страноведами, зачастую с использованием статистических данных, подбираемых, как правило, не систематически; 2) публицистические работы, имеющие целью показать «место» определенного государства в мире с использованием фрагментарных статистических данных, что компенсируется употреблением риторических фигур и ярких метафор; 3) отдельные статистические штудии, в которых для оценки положения государства используется комплексная система показателей. За каждым направлением стоит интеллектуальная традиция, которая обосновывает обозначенные международно-политологические стили.
Необходимо уточнение понятий, используемых при целостной характеристике международно-политической системы. Изменилось бы научное содержание поиска, если бы мы рассматривали тему «Россия в систе-
ме международных отношений», «Геополитическое положение России», «Россия в современном миропорядке» или «Место России в мире»? Мы полагаем, что очень незначительно, - исследователи бы все равно пользовались привычными им концептуальными моделями, доступными количе -ственными показателями, удачно найденными образами и метафорами. Однако в каждом случае речь идет о принципиально различных исследовательских перспективах. Стоит оговориться, что речь не может идти о выделении привилегированной, «единственно верной» познавательной установки. Гораздо более продуктивной является линия, с одной стороны, на четкое различение этих подходов, а с другой - на их интеграцию, что будет способствовать уточнению современных представлений о мировой политической динамике.
Один их путей реализован в рамках проекта «Политический атлас современности» благодаря систематическому сравнительному описанию количественных показателей, характеризующих современные государства. Достоинства этого подхода сложно переоценить - он придает международным и сравнительным исследованиям четкость и приближает к стандарту строгого научного знания. С другой стороны, для него характерна систематичность, но не системность. Координаты (показатели и индексы) действительно подбираются упорядоченно и анализируются с помощью строгих математических методов. Но реконструируемая на основе этого подхода картина международных отношений отражает сумму количественных характеристик отдельных государств, и синергетический эффект их взаимодействия остается непроясненным. Тем не менее именно этот эффект является основным предметом в исследованиях современной международной системы - его познание необходимо, в частности, для прогнозирования международных кризисов и управления ими.
Другой вариант - описание геополитического положения того или иного государства. В этом случае для того, чтобы очертить геополитические условия, использовался бы набор карт, отражающих географические контуры наиболее важных международных взаимодействий - в сфере энергетики, вооружений, международной экономики и финансов и др. Здесь также встает проблема соотношения и наложения различных «слоев» взаимодействия, характер связей между ними.
Если же «координаты» мы будем понимать как рамки международного порядка, то предметом нашего исследования станут характеристики международно-правовой среды, а также выявление иерархии. Однако в данном случае мы рискуем впасть в типичное для политологов заблуждение - проведение аналогии между внутригосударственным политическим порядком и международной координацией. Последняя принципиально отличается неустойчивостью и отсутствием основной позиции в иерархии -признанного и неоспоримого центра или «верхнего эшелона». О каком порядке в данном случае будет идти речь? О системе ООН или очередном «издании» нового американского порядка?
Можно выделить несколько взаимосвязанных групп переменных, которые характеризуют современную международно-политическую систему. Первая - это так называемая элементная база системы, т.е. описание неделимых целостных единиц, из которых система состоит. Вторая и, наверное, ключевая - переменные, отражающие соотношение сил этих единиц. На основании оценки такого соотношения формируются суждения исследователей о полярности международной политики. С одной стороны, она также не отражает системного эффекта, описывая лишь соотношения, но не совокупное взаимодействие. С другой - результатом действия сил является своего рода гравитационное поле международных отношений. Если известны основные полюса, можно сделать выводы о динамике международного взаимодействия. Так, достаточно уверенно предсказывается историческая недолговечность однополярности - системный эффект связан с коллективным сопротивлением гегемону и собственным перенапряжением, обусловленным невыполнимостью задачи контролировать весь мир.
Целый ряд проблем возникает при характеристике соотношения сил вследствие гетерогенности «элементной базы» системы международных отношений. Принципиальным в этом плане является вопрос, как соотносятся в силовом отношении государства и негосударственные акторы. Проблема здесь в принципиальном различии используемых этими субъектами ресурсов власти и влияния. Более того, традиционной статистики как комплекса показателей, относящихся к государству, а также методов интерпретации этих показателей попросту не существует для негосударственных акторов. Как соотнести возможности влияния террористической структуры и современного государства? Межправительственной организации и транснациональной корпорации (ТНК)? Вопросы являются не только описательно-теоретическими. Ответы на них позволят сформировать возможности управления многообразными акторами или создания системы соуправления. На сегодняшний момент систематических ответов на этот вопрос международно-политическая наука не предлагает. Существующие варианты - постулирование вторичности негосударственных акторов и их зависимости от государств, их трактовка как «транснациональной среды мировой политики», описание двух независимо существующих систем - межгосударственной и «постмеждународной», совокупное рассмотрение государств и негосударственных акторов с использованием понятия политической сети, которому, однако, пока еще далеко до концептуальной четкости.
Еще одна проблема - соотношение веса и значимости различных показателей при определении международно-политического соотношения сил. Даже классический реалистский подход, основывающийся на анализе имеющихся в наличии вооружений и динамики военных расходов, оставляет массу нерешенных вопросов. Каково на сегодняшний момент значение ядерных сил, особенно с учетом того, что сегодня в этом отношении сохраняется фактическая биполярность (равенство потенциалов США и
России)? Насколько принципиально информационно-технологическое превосходство военных сил в условиях существования асимметричных инструментов силы (противоспутникового оружия, сетевой войны, террористических атак)?
Следующая группа вопросов касается того, какие показатели в наибольшей степени важны при оценке соотношения экономического потенциала. Абсолютные объемы валового внутреннего продукта (ВВП)? Динамика роста ВВП? Показатели на душу населения? Если оценивать экономические характеристики содержательно, что для нас важнее - инновационный или ресурсный потенциал? Еще более глубокие проблемы связаны с системным анализом новых измерений власти и влияния в мировой политике - мягкой силы и так называемой «smart power». На сегодняшний момент не существует систематических научных инструментов измерения и сравнения информационно-интеллекутального влияния современных государств. Представляется, что принципиальная неразрешимость вопросов подобного рода - сущностная черта современной международной системы, ключевым свойством которой оказывается полиструктурность или многомерность.
Однако если мы констатируем такого рода полиструктурность и наличие множества иерархий в современной международной системе, мы все-таки уходим от ответа на вопрос о системных свойствах современной международной политики, «теряем» системность.
Очередная группа переменных - коалиционное измерение современной международной системы. Здесь также современная международная наука уходит от однозначного ответа, говоря чаще всего о «вариабельной геометрии альянсов» и «сетевой дипломатии». Причины таких нестрогих ответов отчасти кроются в изложенных выше проблемах измерения международных силовых отношений. Коль скоро факторов и измерений силы множество, сложно представить себе всеобъемлющие альянсы, что и обосновывает в теории и на практике международное сотрудничество в одних областях и соперничество в других. Так, НАТО и ШОС рассматриваются как конкурирующие блоки, однако Китай и США неразрывно связаны в экономической сфере. При выявлении коалиций в рамках современной международной системы тематизируются не только количе -ственные, но и качественные отличия. Так, демократический мир противопоставляется многополярному миру как построенный на принципиально иной, не конфронтационной, но политико-правовой логике. С другой стороны, некоторые полюса многополярной модели могут быть вписаны в демократический мир, пройти отбор в «Лигу демократий». Возможен и иной взгляд, при котором мы увидим именно в демократическом мире конфронтационный, наступательный альянс, а в многополярном мире -группу держав, склонных к международно-правовым, многосторонним подходам.
Последнее соображение подводит нас к еще одному измерению международной системы - рефлексивному пространству, отражению международного взаимодействия в пространстве восприятия мировым общественным мнением и различными группами международной общественности. Этот перенос значения параметров международного взаимодействия многократно и даже бесконечно умножает и без того многообразные сущности, с которыми приходится иметь дело в системном международном анализе. Например, одно дело - объективно скромный потенциал вооруженных сил Ирана или КНДР по сравнению с крупнейшими державами, но совсем другое - восприятие в мире исходящих от этих государств угроз.
Представляется, однако, что это измерение международно-политической системы, которое можно назвать рефлексивным, конструктивистским, информационным, может сыграть систематизирующую роль в современной международно-политической науке. Так, он может выступить общим знаменателем при сопоставлении государств и негосударственных акторов. При обсуждении всех различий в используемых ими ресурсах влияния решающим фактором становится то, какое количество сторонников, инвесторов, союзников может мобилизовать представляемый ими на мировом информационно-интеллектуальном рынке продукт. И здесь в равных условиях оказываются и сверхгосударства, и индивиды - лидеры мирового общественного мнения, и ТНК.
Рассмотрение этого измерения дает предварительный ответ на вопрос, какой же ресурс является ключевым при сопоставлении силовых возможностей субъектов международных отношений. Таковым оказываются не физические силовые возможности или материальные резервы, а способность их мобилизовать с помощью так называемых форс-идей, привлекательных политических проектов, в которые могут быть инвестированы и военный потенциал, и экономические активы, и человеческий капитал. Информационно-интеллектуальный или рефлексивный ресурс является ключевым при формировании коалиций и обеспечении их успеха.
В целях концептуальной ясности мы можем трактовать применительно к политической динамике массу как ресурсы, которые субъект может мобилизовать на мировой арене, а силу - как «умную власть», т.е. мобилизующий потенциал политического проекта. Объединяющее силу и массу понятие ускорения можно трактовать в рамках подхода Дж. Ная и У. Оуэнса. Оценивая силу на современном этапе, Най и Оуэнс пишут о том, что возрастает значение технологий, образования и институциональной гибкости, в то время как значение географических, демографических и ресурсных факторов, традиционных для геополитики начала ХХ в., снижается. Они полагают, что страна, которая сумеет возглавить информационную революцию, будет более могущественна, чем другие. Для них такой страной является США. «Тонким сравнительным преимуществом» последних перед противниками является «способность собирать, перерабатывать, распространять информацию и действовать в соответствии с
ней, элемент превосходства, роль которого усилится в ближайшие десять лет». Это «информационное преимущество» может «помочь сравнительно недорогой ценой сдержать и ликвидировать традиционные военные угрозы». Оно обеспечивает интеллектуальную связь между американской внешней политикой и военной силой, а также создаст новые способы поддержания лидерства и укрепления альянсов. В целом информационное превосходство Америки представляет собой «множитель силы», придающий больший потенциал ее традиционной (hard) военной мощи и ее мягкой экономической и идеологической власти. Сила компьютерных программ (software power) конвертирует существующую жесткую и мягкую силу в дополнительную мощь .
Най и Оуэнс подчеркивают роль разведывательного сбора информации, наблюдения и рекогносцировки, а также командования, контроля, связи, коммуникаций компьютерной обработки и разведки2. Способность правительства США проводить продолжительные наблюдения потенциальных горячих точек в реальном времени дает им «предкризисную транспарентность» и «информационный зонтик», которые лица, принимающие решения в США, могут использовать по примеру ядерного зонтика времен «холодной войны», как оружие, которым, при определенных условиях, можно поделиться с союзниками. «Как расширенное сдерживание» информационные возможности США «могут сформировать основу для взаимовыгодных отношений». Используя информацию в качестве дипломатического инструмента, США могут обеспечить «точное ситуационное предупреждение в реальном времени» для определенных государств, тем самым направляя и склоняя их к тесному сотрудничеству с США.
Реагируя на угрозы, которые теперь потенциально находятся повсюду, вооруженные силы США организуются в соответствии с двумя центральными стратегическими концепциями: заокеанское присутствие и проецирование силы. Заокеанское присутствие подразумевает размещение военных сил США по всему миру, а также развитие союзничества с локальными и региональными силами, упреждающее размещение техники в определенных местах и поддержание программы постоянного развертывания воздушных, наземных и морских сил по всех планете. Проецирование мощи - это способность американских вооруженных сил организовать различные элементы их повсеместного присутствия в единую, многофункциональную боевую силу. Стратегическая мобилизация, мобильность с информационной координацией, скорость и гибкость являются базисом ее
1 Nye J., Owens W. America's information edge // Foreign affairs. - N.Y., 1996. - Vol. 75, N 2. - P. 22.
2 Levidow L., Robins K. Cyborg Worlds: The military information society. - L.: Free association books, 1989; Rochlin G. Trapped in the net: The unanticipated consequences of computerization. - Princeton, NJ: Princeton univ. press, 1997; Shenk D. Data smog: Surviving the information glut. - N.Y.: HarperCollins, 1997.
действия. Стремительное и гибкое проецирование силы, или быстрая геополитика, оставляет время для либеральной политики1: возможность направлять четко оформленную силу посредством высокой стратегической мобильности дает национальным лидерам дополнительное время для кон -сультаций и большее количество вариантов ответа на потенциальные кризисы и конфликты2.
Smart power в мирополитической динамике: Вопросы концептуализации
В современных международном политическом дискурсе в различных контекстах все чаще звучат упоминания о smart power (умной власти). Данный концепт активно используется рядом американских исследователей, а также политиками Соединенных Штатов высшего уровня. Причем речь идет о политиках, которые оказывают непосредственное и решающее воздействие на формирование внешнеполитического курса страны. Об умной власти говорили президент США Б. Обама, госсекретарь Х. Клинтон и вице-президент Дж. Байден. Недавно Х. Клинтон еще раз подтвердила свою приверженность стратегии умной власти на встрече со студентами МГУ им. Ломоносова, состоявшейся осенью 2009 г.3
Однако нельзя сказать, что относительно понятия умной власти и стоящей за ним мирополитической концепции в самих США сложилось окончательное и устойчивое представление. Подобное положение дел, с одной стороны, создает предпосылки для определенных манипуляций в отношении термина, а с другой - стимулирует рост исследовательского интереса по отношению к нему. Данный интерес связан с рассмотрением обстоятельств, при которых понятие было введение в дискурс политических исследователей, концептуальных отличий в интерпретации данной политологической категории отдельными авторами.
Ответы на эти вопросы позволят установить то перспективное практическое значение данной концепции, которое она имеет для изучения основ формирования внешнеполитического курса США, а также других серьезных игроков мировой политики на современном этапе. Знание кон -цептуальных основ умной власти дает возможности использования механизмов этой стратегии, в том числе в интересах Российской Федерации, которая для достижения успеха на международной арене и обеспечения
1 Luke T., Tuathail G. У lowmations, fundamentalism and fast geopolitics: «America» in an accelerating world // An unruly world? Globalization, governance, and geography / A. Herod, G. У Tuathail, S. Roberts (eds.). - L.: Routledge. 1998.
2 Joint chiefs of staff. National military strategy of the United States of America. -Washington, DC.: US Government Printing Office, 1995.
3 Clinton H.R. Town Hall at Moscow State University. - Mode of access: http:// www.state.gov/secretary/rm/2009a/10/130567.htm (Последнее посещение - 30.03.2010).
модернизации страны должна стремиться к тому, чтобы сформировать инновационное измерение не только внутренней, но и внешней политики.
Традиционно создание концепции умной власти принято связывать с именем Дж. Ная, хотя не он является автором данного термина. Концепт умной власти был предложен дипломатом С. Носсель в 2004 г. В тот период она являлась послом американской миссии в ООН. В статье, опубликованной в журнале «Foreign Affairs», она рекомендовала руководству США обратить внимание на необходимость пересмотра существовавшего в США внешнеполитического курса в пользу новой модели, которую Нос-сель обозначила как «умная власть».
В своей работе С. Носсель напрямую связывала умную власть и отказ от широкомасштабного и непродуманного стремления США насильственно распространять демократию, а также идею прав человека и свободы в американском ее понимании. Параллельно борьбе с терроризмом, которая должна осуществляться преимущественно военными средствами, Нос-сель постулировала необходимость развивать механизмы продвижения американских интересов через устойчивую систему союзников, учреждений и дипломатических инициатив. Такой подход она назвала прогрессивным. В рамках данного подхода Носсель высказала мысль о необходимости формирования Соединенными Штатами так называемой «либеральной международной повестки дня». При этом умная власть, с точки зрения Носсель, должна базироваться на представлении о том, что непосредственное участие государства и его структур в тех или иных международных вопросах не обязательно означает успешное достижение цели данным государством. Иногда выгодные государству решения оказывается намного эффективнее проводить через внешнеполитические союзы и международные учреждения. Для этого необходима осторожная дипломатия, способная к тонким технологиям дипломатической игры на уровне политических идеалов и ценностей1.
По мнению С. Носсель, для укрепления умной власти США необходима ООН, так как именно здесь возможно озвучивание глобальных инициатив и решений, в том числе связанных с вопросами постконфликтного урегулирования. В рамках деятельности, осуществляемой в ООН, дипломатия США должна быть направлена на то, чтобы разрушить ставшие, по мнению Носсель, анахронизмом антизападные международные блоки, такие как «Группа 77» и «Движение неприсоединения». С точки зрения Нос-сель, для того, чтобы решения в ООН принимались в интересах США, идентичность государств необходимо выстраивать на базе их принадлежности к демократическим политическим образованиям.
1 Nossel S. Smart power: The Bush administration has hijacked a once-proud progressive doctrine-liberal internationalism-to justify muscle-flexing militarism and arrogant unilateralism // Foreign affairs. - N.Y., 2004. - Vol. 83, N 2. - P. 131-143.
Отличительной особенностью трактовки умной власти С. Носсель является то, что она не включает жесткую силу в число ее компонентов. Взгляд Носсель на умную власть базируется именно на отрицании эффективности военного воздействия. Основное внимание Носсель концентрирует на дипломатическом элементе, который она связывает с традицией либерального интернационализма, заложенного еще президентом Вильсоном.
Второе рождение данная концепция получила уже в 2007 г., когда при американском исследовательском центре CSIS была образована специальная комиссия с характерным названием «Smart Power Commission». Этой комиссией был подготовлен отчетный доклад под названием «Более умная, более безопасная Америка» («A smarter, more secure America»). В апреле 2008 г. в сенатском комитете по международным делам под руководством нынешнего вице-президента США Джозефа Байдена прошли слушания на тему «Реализация идеи "умной власти": повестка дня для реформы национальной безопасности»1.
Американские исследователи Дж. Най и Р. Армитидж, игравшие ключевую роль при подготовке обоих документов, предлагают весьма широкий набор элементов и ресурсов умной власти. С этого периода умная власть начинает рассматриваться как синтез двух категорий, ранее введенных Дж. Наем, soft power и hard power, и фактически встраивается в ранее созданную им концептуальную систему. Важно подчеркнуть принципиальное отличие умной власти от soft power. Умная власть нисколько не исключает компоненты военной мощи. Най и Армитидж говорят о необходимости активизации инвестиционных программ, направленных на поддержку эффективного функционирования различных международных союзов и организаций, в которых США состоят. По их мнению, это позволит упрочить международно-правовой статус США, а также увеличить возможности Соединенных Штатов влиять на восприятие в мире своих внешнеполитических действий не только в качестве легитимных, но и легальных.
По нашему мнению, основное отличие данной концепции умной власти состоит в том, что она предполагает концентрацию усилий на трех основных направлениях. Два из этих выделенных нами направлений имеют преимущественно международное измерение, а третье в большей степени связано с внутригосударственными преобразованиями, ориентированными на то, чтобы направить внешнеполитический инструментарий государства на реализацию стратегии умной власти. Кратко остановимся на каждом направлении.
Первое направление предполагает работу государства по продвижению в мире принципа открытости, в частности на уровне экономического
1 Implementing smart power: setting an agenda for national security reform: hearing before the Committee on Foreign Relations, United States Senate, One Hundred Tenth Congress, second session, April 24, 2008. - Mode of access: http://foreign.senate.gov/testimony/ 2008/NyeTestimony080424a.pdf (Последнее посещение - 30.03.2010).
сотрудничества (поддержка открытой международной экономики), на уровне глобального гражданского общества (активизация контактов на уровне гражданского общества своей страны с гражданами других государств, публичная дипломатия, образовательные обменные программы), а также на уровне свободного информационного обмена. В данном случае авторы предлагают не просто использовать инструменты публичной дипломатии, которыми США уже обладают, но также модернизировать их.
Необходимо понимать, что в данном случае авторы говорят о неких инновационных формах реализации публичной дипломатии. Данный вывод вытекает из того, что исследователи негативно относятся к инициативе республиканцев восстановления такого традиционного инструмента публичной дипломатии, как информационное агентство США (USIA), или формирования структуры, подобной ему. Как известно, именно эта структура занималась всеми вопросами объяснения и пропаганды за рубежом политики США, отвечала за установление культурных связей между США и другими странами мира, консультировала политиков страны по вопросам международного сотрудничества. Данная структура существовала с 1953 по 1999 г. После ее ликвидации Государственный департамент перестал оперативно и эффективно справляться с ранее закрепленными за USIA функциями, в том числе в силу бюрократических сложностей.
Второе направление связано с продвижением государством международно-ориентированных идей и инициатив, а также практическим финансированием программ по решению ключевых глобальных проблем, в частности проблем в сфере глобального изменения климата, энергобезопасности, продовольственной безопасности, обеспечения медицинской помощи в глобальном масштабе, преодоления социальных бедствий, эпидемий и катастроф. Реализация этих программ должна выстраиваться на основе международного сотрудничества. Важным и, возможно, первоочередным элементом умной власти на данном направлении является укрепление американских позиций в ООН и усиление влияния США на принимаемые там решения.
В рамках третьего направления можно выделить некоторые атрибуты умной власти, определяющие организацию внешнеполитического инструментария государства. Концепция Ная - Армитиджа, как и концепция Носсель, предполагает отказ от стремления преобразовать мир «по своему образу и подобию»1. Атрибутом умной власти выступает усиленная координация федеральных агентств, отвечающих за реализацию внешней политики в региональном ее измерении. В отличие от Министерства обороны США, они не имеют четкой иерархической структуры, поэтому их
1 Implementing smart power: setting an agenda for national security reform: hearing before the Committee on Foreign Relations, United States Senate, One Hundred Tenth Congress, second session, April 24, 2008. - Mode of access: http://foreign.senate.gov/testimony/2008/ Nye-Testimony080424a.pdf (Последнее посещение - 30.03.2010).
роль в урегулировании ситуации в проблемных регионах по сравнению с военной администрацией в настоящее время находится на достаточно низком уровне.
Умная власть характеризует государство, которое имеет на правительственном уровне некое единое представление о глобальном развитии, т.е. обладает целостным видением основных трендов развития мирополи-тической системы и самого государства в рамках этой системы. Иными словами, позиция страны относительно глобального устройства не может ограничиваться выступлениями отдельных ее политических деятелей, положения которых при этом могут противоречить друг другу. Государством должно быть выработано единое четкое представление относительно «международной повестки дня», которую оно отстаивает и которую постоянно освещает перед другими членами международного сообщества на различных площадках.
Важным элементом умной власти в рамках третьего направления, о котором писали Най и Армитидж и который также подчеркивала Хилари Клинтон, является активизация всестороннего диалога со всеми значимыми, крупными государствами, пусть они и не соответствуют статусу демократий в полной мере1. В результате умная власть позволит, сохранив большую часть имеющихся союзников, одновременно значительно сократить количество врагов. С точки зрения этой парадигмы в современном мире государство не может выигрывать войну, как в одиночку, так и при поддержке ограниченного числа союзников. Поэтому, когда у государства имеется мало союзников и много противников, оно лишается во многих случаях возможности использовать жесткую мощь, что значительно снижает потенциал умной власти в целом. Когда американские исследователи говорят об умной власти применительно к самим США, они в первую очередь подчеркивают необходимость налаживания отношений с такими странами, как Китай и Россия, причем первому они уделяют особое внимание.
В. Коэн (William S. Cohen) и М. Гринберг (Maurice R. Greenberg) подчеркивают, что дипломатический элемент умной власти заключается в том числе в более масштабном дипломатическом присутствии государства (в данном случае США) в тех государствах, с которыми осуществляется внешнеполитический диалог, а также активизируются контакты по линии гуманитарного взаимодействия2. В частности, говоря о взаимоотношениях США и КНР, исследователи подчеркивают необходимость расширения количества американских консульств в китайских городах.
1 Statement of Senator Hillary Rodham Clinton Nominee secretary of state senate foreign relations committee. 13 January 2009. - Mode of access: http://foreign.senate.gov/testimony/ 2009/ClintonTestimony090113a.pdf (Последнее посещение - 30.03.2010).
2 Smart power in U.S.-China relations: A report of the CSIS Commission on China / W.S. Cohen, M.R. Greenberg, C. McGiffert, CSIS Commission on China. - Washington, D.C.: Center for strategic and international Studies, 2009.
Среди других американских исследователей, обращающихся к проблематике умной власти, можно назвать Э. Вильсона (E.J. Wilson). В перечне факторов, обусловливающих необходимость перехода к использованию «умных» властных технологий, он, во-первых, называет возвышение новых мировых центров силы, таких как Индия, Китай, Бразилия и др. Во-вторых, он отмечает распространение высшего образования и увеличение количества источников информации в таких крупнейших регионах мира, как Азия, Латинская Америка и Африка. Данный факт приводит к повышению самосознания и желания отстаивать собственные национальные интересы у жителей государств соответствующих регионов. В-третьих, в современном мире возникают условия, при которых происходит своеобразная диффузия позиций ранее активно полемизирующих друг с другом последователей жесткой и мягкой силы в мировой политике. Сторонники жесткой власти, например военные, постепенно начинают усваивать те преимущества, которые дает мягкая власть, все более активно апеллируют к ее сильным сторонам. Результатом этого являются, например, заявления военных о том, что они выступают за дипломатическое урегулирование конфликта, а не за военно-силовое решение. В качестве примера можно сказать, что сторонники умной власти активно ссылаются на Роберта М. Гейтса, министра обороны США, который еще в конце 2007 г. сделал ряд заявлений, свидетельствующих о пересмотре им роли гражданских механизмов soft power в обеспечении национальной безопасности государства в сторону большей значимости. Кроме того, одним из разработчиков концепции умной власти является В. Коэн, ранее занимавший пост министра обороны США. Одновременно сторонники мягкой власти начинают использовать более жесткую аргументацию относительно принимаемых в аспекте публичной дипломатии решений и проведения через нее конкретных государственных интересов.
В результате на государственном уровне изменяется отношение к тому, каким образом должны вестись военные действия, какие формы обеспечения и сопровождения должны употребляться при военном вмешательстве для того, чтобы обеспечить их максимальную эффективность. В данном случае речь может идти об активизации общественной дипломатии в тех зонах, где армия проводит военные операции, что должно способствовать получению уважения и поддержки со стороны местного населения, у которого в условиях неправильной политики могут сформироваться откровенно враждебные настроения относительно государства, проводящего военные акции. Параллельно с этим возникает необходимость в формировании у военнослужащих более глубоких компетенций в таких сферах, как язык, культура, особенности быта и нравов жителей тех районов, в которые осуществляются военные миссии.
Кроме того, по словам Э. Вильсона, в настоящее время растет значимость так называемых OOTW-операций (operations other then war), которые представляют собой «военные мероприятия, осуществляемые в мир-
ное время или в ходе конфликта, которые не обязательно включают боевые операции между регулярными воинскими формированиями противоборствующих сторон»1. В данных операциях большое значение приобретает новое, более современное оружие, имеющее своей целью не уничтожение иррегулярных формирований противника, а его «иммобилизацию», т.е. приостановку физической активности живой силы противника. Под OOTW фактически понимаются различные миротворческие миссии.
В результате возникает необходимость использования более тонких и сложных технологий, нежели просто обособленные относительно друг друга технологии мягкой и жесткой власти. Поэтому Э. Вильсон концептуально склонен разделять подход к умной власти как к комбинации разнообразных элементов soft power и hard power, которые взаимно укрепляют и дополняют друг друга. Так, например, наличие у государства ядерного оружия способствует тому, что к его мнению по тем или иным вопросам на международных площадках прислушиваются более внимательно. С другой стороны, наличие определенных культурных связей создает предпосылки для возможности разумного военного вмешательства. Например, Франция использовала и продолжает использовать язык и иные формы культурного влияния на территориях франкоговорящей Африки параллельно с ограниченными по времени, локальными военными операциями для поддержания своего экономического и культурного господства в регионе.
В своей работе «Hard Power, Soft Power, Smart Power» Э. Вильсон выделяет четыре центральных атрибута умной власти. Во-первых, умная власть предполагает четкость постановки цели. Власть такого типа может реализовываться только при условии учета субъектом властных отношений особенностей и специфики тех народов, государств и регионов, в отношении которых осуществляется властное воздействие. Следовательно, цели и позиции объектов властного влияния не могут подвергаться полному игнорированию со стороны субъекта, осуществляющего умную власть. Во-вторых, умная власть требует четкого и объективного знания своих возможностей и ресурсов, которые должны быть достаточными для осуществления поставленных целей. Сами цели также должны четко осознаваться тем государством или сообществом, которое стремится их достичь, а следовательно, должны быть понятными для субъекта умной власти. В-третьих, требуется учет регионального и глобального контекста, в рамках которого осуществляются конкретные политические акции. В-четвертых, те инструменты, посредством которых достигаются цели, должны применяться в соответствии со спецификой конкретной ситуации и ее конкретными условиями. Они могут использоваться как в обособленном порядке, так и в некой комбинированной форме2. Умная власть в дан-
1 Сергеев В. Поразить, но... не до смерти. - Режим доступа: http://nvo.ng.ru/ armament/2001-02-16/6_strike.html (Последнее посещение - 30.03.2010).
2 Wilson III E. Hard power, soft power, smart power // The Annals of the american acad-
ном случае заключается в знании сильных и слабых сторон каждого из инструментов власти, а также скорости определения того, какой из инструментов в рамках конкретной ситуации и определенного контекста обладает наибольшей эффективностью.
Анализируя походы к пониманию умной власти в целом, можно отметить, что в настоящее время доминантой в осуществлении смыслового насыщения данного понятия проявили себя именно США. Поэтому во многом данная концепция учитывает американскую специфику мирового лидерства и главным образом ориентирована на имеющиеся у США исключительные мирополитические возможности. Об этом свидетельствует распространение трактовки умной власти, предложенной Наем и Арми-тиджем, в политологическом дискурсе других стран. Понимания умной власти как комбинации мягкой и жесткой силы придерживается, например, известный индийский исследователь В.Р. Рагхаван (V.R. Raghavan)1.
Перспективы исследования умной власти
Как мы видим, умная власть связана с переходом от несистемной внешней политики к умной дипломатии, предполагающей конструктивное сотрудничество с самыми различными государствами и гражданскими обществами на базе определенного круга общих целей, общих интересов, уже имеющихся и вновь создаваемых взаимных связей.
Государство-лидер, которым в настоящее время остаются США, во многом задает тон мирополитическим процессам своим собственным примером, самим фактом выбора модели внешнеполитического поведения. Поэтому заявление о смене внешнеполитического курса, широкое тиражирование этого заявления в ходе дипломатического дискурса, а также подкрепление его определенными действиями на международной арене, освещающимися СМИ в определенном ключе, выступает еще одним инструментом умной власти. Смена курса подкрепляется также определенным концептуальным оформлением, реализующим себя в ходе непосредственного дипломатического дискурса и задающим логику дальнейшего выстраивания отношений. Например, США, осуществляя переход к умной власти в своей внешней политике, активно эксплуатировали термин «перезагрузка», в частности, применительно к таким странам, как Россия и Китай. «Перезагрузка отношений» позиционировалась Соединенными Штатами как одновременный комплекс действий с обеих сторон2.
emy of political and social science. - Philadelphia, 2008. - Vol. 616, N 1. - P. 110-124.
1 Raghavan V.R. Soft power in the Asia Pacific. - Mode of access: http://csa-chennai.org/Files/softpower.pdf (Последнее посещение - 30.03.2010).
2 Armitage R.L., Nye J.S. CSIS Commission on smart power. A smarter, more secure America. - Mode of access: http://www.csis.org/media/csis/pubs/071106_csissmartpower-report.pdf (Последнее посещение - 30.03.2010).
Итак, по нашему мнению, существуют две основные альтернативы, к которым может повлечь распространение в мирополитическом дискурсе концепции умной власти.
Первая альтернатива заключается в принятии основными субъектами мировой политики новых правил взаимодействия, основанных на принципах умной власти в рамках логики, предложенной Соединенными Штатами. Это будет означать принятие международным сообществом соответствующего интеллектуального посыла США, который фактически является американским ответом на все более распространяющиеся в мире концепции многополярности, направленным на сохранение Америкой положения лидера. Понятие же мультилатерализма (многосторонности), которым преимущественно оперируют сторонники умной власти, не тождественно концепту многополярности (многоцентричности).
Другой альтернативой развития событий, по нашему мнению, более реалистичной, является исследование концепции умной власти интеллектуальными сообществами государств, претендующих на лидерство в ми-рополитической системе, в первую очередь, таких, как Китай, Россия, Индия, Бразилия, и приложение основных ее теоретических положений и инструментария к своей национальной специфике. Проявлением активизации второй тенденции, по нашему мнению, можно считать в российском политическом и политологическом дискурсе такого концепта, как «умная политика». Термин «умная внешняя политика» прозвучал и в тексте второго Послания Федеральному Собранию Президента РФ Д.А. Медведева, хотя появился он раньше и уже начал активно обсуждаться в среде российского политологического сообщества1. В контексте Послания данный термин был призван обозначить необходимость перехода к новой модели ведения подчиненной исключительно прагматичным целям внешней политики, предполагающей отказ от так называемых «сумбурных действий, продиктованных ностальгией и предрассудками»2.
В исследовании мировой политической динамики и прогнозировании возможных конфигураций мирополитического взаимодействия умной власти принадлежит, таким образом, весьма значимая роль. Ее измерение возможно и необходимо с использованием методов современной политической коммуникативистики - исследования фреймов, формирования повестки дня, анализа текстового и визуального контентов. Для будущих исследований ключевой является проблема баланса «умных сил» и его возможной динамики.
1 Игнатов О., Данилов В. Коллекция смыслов умной политики. - Режим доступа: http://www.russ.ru/pole/Kollekciya-smyslov-umnoj-politiki (Последнее посещение - 30.03.2010).
2 Послание Президента РФ Федеральному Собранию РФ. 12 ноября 2009 г. - Режим доступа: http://www.kremlin.ru/transcripts/5979 (Последнее посещение - 30.03.2010).
ОБСУЖДАЕМ ИДЕЮ: РУССКАЯ ИСТОРИЯ КАК «РУССКАЯ ИДЕЯ»
Первый опыт обсуждения идеи, который хотелось бы сделать традиционной формой для МЕТОДа, начинается с дискуссии об Идее. Обсуждать идею, так уж «Русскую Идею» - ключевую для нас, русских.
Предлагаемая читателю композиция представляет собой дискуссию вокруг важнейших моментов статьи Ю.С. Пивоварова «Русская история как "Русская идея"». Основные содержательные моменты статьи формулировались автором долго, в несколько приемов. Да, собственно, работа продолжается и по сей день. Продолжится она, конечно, и завтра. Это и стало одной из причин выбора текста. Вторая причина - высокий эвристический потенциал текста, вызывающий импульсы сотворчества у коллег.
Статья Ю.С. Пивоварова была опубликована 2004 г. в сборнике Института сравнительной политологии РАН, который составлял и редактировал А.М. Салмин1. Сборник был переиздан в 2007 г. уже Институтом социологии РАН2. Первоначальная версия статьи была опубликована в журнале «Россия и современный мир»3 (№° 2-3 за 2003 г.). Текст доступен для читателя. В силу данного обстоятельства в нашем ежегоднике публикуется своего рода реферат, точенее, краткое изложение основных положений статьи под названием «Основные идеологемы русской истории» (подготовлен И.И. Глебовой). Для понимания дискуссии важно, чтобы у читателя под руками было резюме идей Ю.С. Пивоварова.
Композицию продолжает авторский отклик на свою статью. В нем Ю.С. Пивоваров акцентирует важнейшие, на его взгляд, методологические дилеммы, с которыми сталкиваются он сам и отечественные обществоведы его поколения. Этот отклик, пожалуй, дает новый угол зрения на проблемы смысла нашей истории и на то, как мы обретаем эти смыслы, - извлекаем ли из истории или навязываем их себе и поколениям наших соотечественников.
Далее идут самостоятельные эссе некоторых коллег Юрия Сергеевича, в которых они - каждый на свой лад - затрагивают идеи, а кто и исследовательскую стилистику, которой Ю.С. Пивоваров обогащает отечественную науку и интеллектуальную жизнь нашей страны.
1 Национальная идея: история, идеология, миф. - М.: Современная экономика и право, 2004.
2 Национальная идея: страны, народы, социумы. - М.: Наука, 2007.
3 Русская история как «русская идея»: историко-философские предпосылки (часть I) // Россия и современный мир. - 2003. - № 2. - С. 5-27.
