УДК 34
DOI 10.24411/2078-5356-2018-10429
Клюковская Ирина Николаевна Irina N. Klyukovskaya
доктор юридических наук, профессор, заведующая кафедрой теории и истории государства и права
Северо-Кавказский федеральный университет (355009, Ставрополь, ул. Пушкина, 1)
doctor of sciences (law), professor, head of the department of theory and history of the state and law North Caucasus federal university (1 Pushkina st., Stavropol', Russian Federation, 355009).
E-mail: [email protected]
Пинкевич Татьяна Валентиновна Tatyana V. Pinkevich
доктор юридических наук, профессор, профессор кафедры уголовного и уголовно-исполнительного права
Нижегородская академия МВД России (603950, Нижний Новгород, Анкудиновское шоссе, 3)
doctor of sciences (law), professor, professor of the department of criminal and criminal-executive law Nizhny Novgorod academy of the Ministry of internal affairs of Russia (3 Ankudinovskoye shosse, Nizhny Novgorod, Russian Federation, 603950)
E-mail: [email protected]
Методологические подходы к определению индикаторов эффективности правозащитного и правоприменительного направлений реализации
антикоррупционной политики
Methodological approaches to the definition of indicators of the effectiveness of human rights and law enforcement directions for the implementation
of anti-corruption policy
В статье теоретико-методологический и практиче- In this article, theoretical and methodological and
ский интерес вызывает оценка эффективности право- practical interest is caused by the assessment of the
защитного и правоприменительного направлений ре- effectiveness of the human rights and law enforcement
ализации антикоррупционной политики. Предлагается directions in the implementation of the anti-corruption
рассматривать правозащитное направление антикор- policy. It is proposed to consider the human rights direc-
рупционной правовой политики с позиции возможно- tion of the anti-corruption legal policy from the position of
сти обеспечения антикоррупционной безопасности the possibility of ensuring the anti-corruption security of
личности, общества и государства. Анализ возмож- the individual, society and the state. Analyzing the possi-
ности оценки эффективности правоприменительного bilities of assessing the effectiveness of the law enforce-
направления антикоррупционной политики позволяет ment direction of anti-corruption policy, objective and
выделить объективные и субъективные индикаторы и subjective indicators are identified and the mechanism
определить механизм их реализации. Авторы прихо- for their implementation is determined. дят к выводу, что усилия государства и гражданского The authors come to the conclusion that the efforts of
общества должны быть направлены на основные бло- the state and civil society should be directed to the main
ки проблем, которые представлены в статье. blocks of problems that are presented in the article.
© Клюковская И.Н., Пинкевич Т.В., 2018
Ключевые слова: государственная политика, антикоррупционная политика, индикаторы эффективности, правозащитное направление, правоприменительное направление, противодействие коррупции, органы государственной власти, гражданское общество.
Keywords: state policy, anti-corruption policy, performance indicators, human rights direction, law enforcement direction, anti-corruption, public authorities, civil society.
В Стратегии национальной безопасности Российской Федерации (ст. 43) [1] одной из основных угроз государственной и общественной безопасности названа коррупция. Это не случайно, поскольку распространение коррупции подрывает доверие граждан к государственной власти, разрушает легитимность государственных институтов, препятствует проведению необходимых России преобразований, повышает социальную напряженность, способствует падению престижа страны в мировом сообществе. Она выступает барометром криминализации общества, способствует сращиванию представителей бизнеса с коррумпированными чиновниками и сплоченности организованной преступности, кризису законности, разрушает экономику государства, препятствует общественному и социальному развитию [2; 3].
В настоящее время проводятся масштабные антикоррупционные мероприятия по обеспечению стабильности в названной сфере, в основу которых положен действенный, на наш взгляд, правовой механизм борьбы с коррупционными преступлениями [4], включающий, с одной стороны, предупредительную деятельность, а с другой - деятельность по минимизации и (или) ликвидации последствий коррупционных деяний [5, с. 340].
Однако «принимаемые меры по противодействию коррупции нельзя назвать, безусловно, эффективными» [3]. Свидетельством тому выступают отчеты правоохранительных органов о зарегистрированных преступлениях. Так, в 2017 году только за преступления коррупционной направленности было привлечено к уголовной ответственности 1 746 человек, ущерб составил 177,5 млрд рублей, в суд направлены 3 367 уголовных дел [6].
Усилия государства по противодействию коррупции в последнее двадцатилетие находятся под пристальным вниманием как со стороны руководства страны и общества в целом, так и научного сообщества, однако каждая деятельность в противодействии преступности требует не только итоговой отчетности, но и оценки эффективности. Оценить эффективность государства в этой сфере достаточно непросто, что
вызвано, прежде всего, различием традиций, национального менталитета, истории развития государства и права, культуры. Такими обстоятельствами может быть обусловлено разительное отличие масштабов коррупционных проявлений в государстве и восприятие их как таковых. Объективным фактором, влияющим на частоту и объемы коррупционных проявлений, выступает уровень общественных отношений. Эти обстоятельства позволяют говорить о высокой степени условности разработки агрегированного индекса, которым могла бы быть учтена вся полнота детерминант коррупции и ее проявлений.
Известно, что индекс восприятия коррупции в качестве мерила уровня коррупции был предложен Transparency International в 1995 году. Он представляет собой ежегодный показатель, результат которого рассчитывается посредством оценки результатов социологических исследований и мнения (оценки) экспертов. Анализируются четыре показателя: во-первых, отношения «бизнес - власть»; во-вторых, национальное антикоррупционное законодательство; в-третьих, возможности контроля деятельности власти, в том числе в области противодействия коррупции со стороны общества и СМИ; в-четвертых, прозрачность и открытость деятельности госорганов [7]. Причем СМИ, по некоторым источникам, иногда может выступать в качестве самостоятельного источника оценки уровня восприятия коррупции при выявлении индекса.
Однако, безусловно, создание такого индекса представляет собой попытку приведения уровня эффективности борьбы с коррупцией в различных государствах к «единому знаменателю» и вызывает закономерный интерес в науке и практике. Вместе с тем, сказанное не ограждает индекс восприятия коррупции от критики исследователей, как обоснованной, так и не вполне обоснованной. Так, например, Н.Б. Капитонова, Н.В. Тумаланов [8], О.Г. Савчишкина [9] и другие справедливо и обоснованно указывают, что нельзя признать индекс восприятия коррупции универсальным показателем уровня коррупции в государстве или отдельном регионе. Удивительно, но несовершенство такого ин-
струмента оценки уровня коррупции отмечают и Transparency International (CPI), и ряд зарубежных исследователей [10], апеллируя к тому, что он ориентирован лишь на бизнес-климат, без учета культурно-исторических отличий государств.
Другие ученые, наоборот, считают показатели данного индекса восприятия коррупции барометром уровня коррупции, на который можно ориентироваться [11-13].
Проведенное и опубликованное в 2017 году восточными учеными исследование восприятия уровня коррупции за период с 2000 по 2014 год показало, что «страны с низким и высоким показателем индекса менее изменчивы с точки зрения восприятия коррупции, а страны со средним рейтингом относительно стабильны с данной точки зрения» [14].
Вместе с тем, индекс восприятия коррупции - прикладной инструмент оценки эффективности антикоррупционной политики, индикатор ее эффективности.
Это имеет особое значение с той точки зрения, что основным условием интеграции современного государства в мировое сообщество является минимизация проявлений коррупции, которая возможна только при реализации в государстве эффективной и действенной антикоррупционной политики. Данный факт позволяет считать уместным и своевременным рассмотрение методологических подходов к определению индикаторов эффективности антикоррупционной политики. И, прежде всего, необходимо определиться с природой антикоррупционной политики. Не вдаваясь в научную дискуссию, отметим, что природа антикоррупционной политики - это некая системная профилактическая научно обоснованная деятельность властных органов и институтов гражданского общества, состоящая в реализации определенных комплексных мер правового отслеживания и оценки властной и иной государственной деятельности в сферах, имеющих публичный характер, с целью минимизации коррупционных проявлений [15].
Несмотря на условную ясность правовой природы антикоррупционной политики, ее эффективность остается предметом острых научных и практических дискуссий, хотя в целом ее отождествляют с уровнем достижения поставленной государством или обществом антикоррупционной цели или степени соответствия фактического результата и заданной цели.
Кроме лингвистических тонкостей, определение понятия «эффективность антикоррупци-
онной политики» предопределено и законодательством. Так, статья 7 Федерального закона от 25 декабря 2008 года № 273-Ф3 «О противодействии коррупции» [16] содержит положение об основных направлениях деятельности государственных органов по повышению эффективности противодействия коррупции, в том числе в рамках международного сотрудничества и развития эффективных форм сотрудничества с силовыми структурами государства, компетентными органами и международными и иностранными организациями.
Термин «эффективность» в отечественном законодательстве легально употребляется в различных правовых актах, среди которых можно выделить:
- Федеральный закон от 7 мая 2013 года № 79-ФЗ «О запрете отдельным категориям лиц открывать и иметь счета (вклады), хранить наличные денежные средства и ценности в иностранных банках, расположенных за пределами территории Российской Федерации, владеть и (или) пользоваться иностранными финансовыми инструментами» [17];
- Указ Президента РФ от 20 мая 2019 года № 657 «О мониторинге правоприменения в Российской Федерации» [18];
- Основные направления деятельности Правительства Российской Федерации на период до 2018 года (утв. Правительством РФ 31.01.2013) [19].
В связи с этим не требует подтверждения очевидность определения эффективности собственно антикоррупционной политики, а точнее, оценки деятельности органов государственной (и муниципальной) власти, должностных лиц и институтов гражданского общества по борьбе с коррупцией. Именно на решение названной задачи и направлена разработка критериев реализации форм антикоррупционной политики.
Научное осмысление содержания антикоррупционной политики в отечественной правовой доктрине, предложенное различными учеными-правоведами (С.С. Алексеев, П.С. Дагель, В.Н. Кудрявцев, А.В. Малько, А.В. Наумов и др.), позволяет говорить о следующих направлениях реализации антикоррупционной политики: правозащитное, доктринальное, правотворческое, правоприменительное, специально-криминологическое.
Наибольший теоретико-методологический и практический интерес вызывает оценка эффективности правозащитного и правоприменительного направлений реализации антикорруп-
ционной политики. А.А. Тер-Акопов предлагает рассматривать правозащитное направление антикоррупционной правовой политики с позиции возможности обеспечения антикоррупционной безопасности личности, общества и государства [20].
Поводом для определения антикоррупционной безопасности в качестве компонента правозащитного направления оценки антикоррупционной политики следует считать значимость юридической составляющей в основных областях жизни и деятельности личности, общества и государства. То есть, исходя из смысла правовой категории «безопасность», под антикоррупционной безопасностью следует понимать состояние защищенности личности, общества и государства от коррупционных проявлений правовыми средствами.
Такое понимание проблемы антикоррупционной безопасности было отражено в трудах отечественных ученых М.М. Бабаева и В.М. Плешакова еще в конце XX века [21, с. 36], где исследователи называют антикоррупционную безопасность разновидностью безопасности криминологической, определяя ее как некое объективное положение (состояние) защищенности важнейших интересов субъектов правоотношений от преступных посягательств, детерминированных различными криминогенными факторами, и признание их населением в качестве таковых. При этом М.М. Бабаев подчеркивает, что «антикоррупционная безопасность - это, прежде всего, деятельность огромная по масштабам, по сложности задач, подлежащих решению, и по ресурсоемкости» [22, с. 72].
Вместе с тем, не только Федеральный закон «О безопасности» [23] использует категорию «безопасность», в Конституции РФ упоминается экологическая безопасность (ст. 72), безопасность людей (ст. 98) и государственная безопасность (ст. 114). В других нормативных актах безопасность определяется как состояние обоснованной уверенности [24].
Как верно отмечает А.А. Тер-Акопов, коррупционной угрозой следует считать воспрепятствование субъектам правоотношений в реализации их прав, а, следовательно, антикоррупционной безопасностью в этой связи - состояние защищенности от такой угрозы [20].
Что же позволит способствовать эффективности правозащитного направления антикоррупционной политики? Как представляется, усилия государства и гражданского общества
должны быть направлены на пять основных блоков проблем:
- устранение юридических препятствий. В правотворческой деятельности данные усилия государства планомерно реализуются посредством обеспечения доступности как самих государственных и муниципальных услуг, так и информации о них, созданием административных регламентов предоставления государственных и муниципальных услуг. Еще одним несомненным шагом вперед является легальное закрепление требования о простоте, ясности и понятности изложения текстов нормативных правовых актов, осознание смысла которых не должно зависеть от наличия у гражданина специальных правовых знаний;
- недопущение «политики закрытых дверей», под которой понимается некое «искусство бюрократии» государственных и муниципальных служащих и должностных лиц, результатом деятельности которых становится произвол в отношении обращений и заявлений граждан и организаций в государственные и муниципальные органы по поводу получения государственных и муниципальных услуг. На подобную проблему было обращено отдельное внимание высших должностных лиц, после чего крылатой стала фраза: «Хватит «кошма-рить» бизнес!»;
- борьба с судебной волокитой. И теоретики, и практики на страницах как научной, так и научно-популярной печати десятилетиями обсуждают вопрос о высокой степени загруженности российских судов, в попытках оправдать нежелание потерпевших и истцов обращаться в суд за защитой своих прав, необоснованные отказы в возбуждении уголовных дел, вынесение неправосудных приговоров, незаконное прекращение дел и т. д. Вместе с тем, данный вопрос несколько выходит за рамки рассматриваемой темы и нуждается в отдельном рассмотрении;
- недопущение неформальных отношений и связей представителей власти с субъектами правоотношений, когда они выступают в качестве стороны дела или заявителей;
- устранение «компанейщины», «корпоративной солидарности», которая представляет собой скорее корпоративную безответственность, когда служащие и должностные лица выполняют свои функциональные обязанности, в том числе по жизнеобеспечению населения, только после получения (обещания) незаконного вознаграждения (некое, говоря архаичным языком, «мздоимство»).
Анализируя возможности оценки эффективности правоприменительного направления антикоррупционной политики, выделим объективные и субъективные индикаторы. К объективным индикаторам относятся:
- сознательное обеспечение тайны коррупционных связей, то есть противодействие со стороны лиц, которые напрямую не связаны с коррупционным поведением;
- противодействие со стороны лица, совершившего коррупционное правонарушение, то есть активные противоправные действия, приводящие к невозможности установления истины по делу;
- временная отдаленность самого коррупционного правонарушения от его расследования, что объективно негативно влияет на способность участвующих в деле лиц вспомнить конкретные обстоятельства дела, детали события, сохранность вещественных доказательств и др.;
- по целому ряду расследований коррупционных преступлений возникает необходимость не только в проверке законности действий коррупционеров, но и в принятии мер к восстановлению законности.
Учитывая специфический характер коррупционной преступности, полагаем, что необходима разработка специальных программ подготовки кадров (переподготовки), узкоспециализированных по раскрытию и расследованию коррупционных правонарушений. Как видится, развитие правоприменительного направления антикоррупционной политики без решения данной задачи становится невозможным, как невозможно в целом игнорирование влияния особенностей коррупционного поведения и необходимости их учета при определении задач по профилактике коррупции правоохранительными органами.
Безусловно, не умаляя значения каждого из выделенных направлений оценки антикоррупционной политики, отметим, что краеугольным камнем в этом вопросе остается отсутствие полноценной научно обоснованной и практически оправданной и применимой системы контроля над деятельностью государственного аппарата. Любой «крен» в пользу какого-то одного или нескольких из указанных направлений не приведет к значимым результатам, поскольку реализация антикоррупционной политики, как и в целом правовой политики, есть процесс глубоко системный, результат которого может быть положительным только в условиях сохранения целостности его отдельных элементов.
Примечания
1. Стратегия национальной безопасности Российской Федерации. URL: http://www.consultant. ru/cons/cgi/online.cgi?req = doc&base = LAW &n = 191669&fld = 134&dst=100014,0&rnd-=0.24488746580756082#03102174766275576 (дата обращения: 12.09.2018).
2. Пинкевич Т.В. Влияние коррупции на социальную нестабильность в регионе (по материалам исследований в СКФО) // Сборник материалов Первого Международного антикоррупционного форума (Москва, 28-31 мая 2012). М., 2012.
3. Пинкевич Т.В. Особенности противодействия коррупции в России // Сборник материалов Международной научно-практической конференции «Ответственность за преступления коррупционной направленности. Меры профилактики, проблемы правового регулирования и возможные пути решения (6 апреля 2017 г.)» / под ред. А.Ю. Чупровой. М., 2017.
4. Кузнецова А.Р Борьба с коррупцией как фактор обеспечения экономической безопасности страны // Российский электронный научный журнал. 2013. № 6. С. 77-91. URL: http://elibrary.ru/query_results. asp?pagenum=3 (дата обращения: 12.09.2018).
5. Михайлов В.И. Противодействие коррупции в Российской Федерации: основные направления государственной политики и уголовной ответственности // The fifth secession of the international forum on crime and criminal law in the global era. Beijing, China, 2013.
6. СКР оценил ущерб от коррупции в России за 2017 год в 10,3 млрд рублей. URL: https:// www.kommersant.ru/doc/3489247 (дата обращения: 12.09.2018); В МВД России назвали сумму ущерба от коррупции в 2017 году. URL: https://www.gazeta.ru/social/ news/2018/03/16/n_11291227.shtml?updated (дата обращения: 12.09.2018).
7. Anas Alqudah, Azzouz Zouaoui, Mounira Ben Arab. World Corruption Perception Index Analysis // Research Journal of Finance and Accounting. 2017. Vol. 8. № 24. Р. 85-91.
8. Капитонова Н.Б., Тумаланов Н.В. Индекс восприятия коррупции - показатель уровня коррупции // Актуальные проблемы экономической теории и региональной экономики. 2014. № 3 (15). С. 51-54.
9. Савчишкина О.Г Индекс восприятия коррупции Транспаренси Интернешнл // Актуальные проблемы права и государства в XXI веке. 2015. № 7-4. С. 144-146.
10. Corruption Cases Mapping Based on Indonesia's Corruption Perception Index / M. Noerlina, L. A. Wulandhari, Sasmoko, A.M. Muqsith, M. Alamsyah // Journal of Physics Conference Series. 2017. Vol. 801 (1). P. 012-019. DOI: 10.1088/1742-6596/801/1/012019.
11. Латов Ю.В., Наумов Ю.П Целевой индикатор и показатели российской антикоррупционной стратегии // Всероссийский криминологический журнал. 2012. № 2. С. 64-71.
12. Федотова М.А. Коррупционные риски и их регулирование на примере фармацевтических компаний // Экономика. Налоги. Право. 2013. № 4. С. 140-144.
13. Шаронина Л.В. Государственная политика противодействия коррупции и теневой экономике в России // Известия ЮФУ. Технические науки. 2009. № 3. С. 83-88.
14. William De Maria. Measurements and markets: Deconstructing the corruption perception index // International Journal of Public Sector Management. 2008. Vol. 21. № 7. DOI: 10.1108/09513550810904569.
15. Клюковская И.Н. Антикоррупционная политика как вид правовой политики // Современное право. 2014. № 4. С. 16-21.
16. О противодействии коррупции: федеральный закон от 25 декабря 2008 г. № 273-ФЗ. URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_ 82959/ (дата обращения: 12.09.2018).
17. О запрете отдельным категориям лиц открывать и иметь счета (вклады), хранить наличные денежные средства и ценности в иностранных банках, расположенных за пределами территории Российской Федерации, владеть и (или) пользоваться иностранными финансовыми инструментами: федеральный закон от 7 мая 2013 г № 79-ФЗ. URL: http:// www.consultant.ru/document/cons_doc_LAW_82959/2 cee767e584b9be513b9b508a90e76aa9e99e5c5/ (дата обращения: 12.09.2018).
18. О мониторинге правоприменения в Российской Федерации: указ Президента РФ от 20 мая 2011 г. № 657 (ред. от 25.07.2014). URL: http://www. consultant.ru/document/cons_doc_LAW_114147/ (дата обращения: 12.09.2018).
19. Основные направления деятельности Правительства Российской Федерации на период до 2018 года (новая редакция) (утв. Правительством РФ 14 мая 2015 г.). URL: http://base. garant.ru/70309020/#ixzz5SJo0Y8jQ (дата обращения: 12.09.2018).
20. Тер-Акопов А.А. Юридическая безопасность человека в Российской Федерации // Государство и право. 2001. № 9. С. 11-18.
21. Бабаев М.М., Плешаков В.А. Теоретические и прикладные проблемы обеспечения криминологической безопасности // Уголовная политика и проблемы безопасности государства: труды Академии управления МВД России. М., 1998. С. 14-26.
22. Бабаев М.М., Рахманова Е.Н. Права человека и криминологическая безопасность: учебное пособие. М.: «Логос», 2003.
23. О безопасности: федеральный закон от 28 декабря 2010 г. № 390-ФЗ. URL: http://www.consultant.ru/ document/cons_doc_LAW_108546/ (дата обращения: 12.09.2018).
24. О качестве и безопасности пищевых продуктов: федеральный закон от 2 января 2000 г № 29-ФЗ. URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_ LAW_25584/ (дата обращения: 12.09.2018).
Notes
1. National security strategies of the Russian Federation. URL: http://www.consultant.ru/cons/cgi/online.cgi7r eq=doc&base=LAW&n=191669&fld=134&dst=100014,0 &rnd=0.24488746580756082#03102174766275576 (accessed 12.09.2018). (In Russ.)
2. Pinkevich T.V. The Impact of corruption on social instability in the region (on materials of research in the North Caucasus Federal district. Collection of materials of the I international anti-corruption Forum (Moscow from 28 to 31 May 2012). Moscow, 2012. (In Russ.)
3. Pinkevich T.V. Features of countering corruption in Russia. Collection of materials of the International scientific and practical conference «Responsibility for crimes of a corruption orientation. Prevention measures, problems of legal regulation and possible solutions (April 6, 2017)» / ed. A.Yu. Chuprova. Moscow, 2017. (In Russ.)
4. Kuznetsova A.R. The Fight against corruption as a factor of economic security of the country. Russian electronic scientific journal, 2013, no. 6, pp. 77-91. URL: http://elibrary.ru/query_results.asp7pagenuiTF3 (accessed 12.09.2018) (In Russ.)
5. Mikhailov V.I. Anti-corruption In the Russian Federation: the main directions of state policy and criminal responsibility. The fifth session of the international forum on crime and criminal law in the global era. Beijing, China, 2013. (In Russ.)
6. The TFR estimated the damage from corruption in Russia in 2017 at 10.3 billion rubles. URL: https://www.kom-mersant.ru/doc/3489247; The interior Ministry called the amount of damage from corruption in 2017. URL: https:// www.gazeta.ru/social/news/2018/03/16/n_11291227. shtml7updated (accessed 12.09.2018). (In Russ.)
7. Anas Alqudah, Azzouz Zouaoui, Mounira Ben Arab. World Corruption Perception Index Analysis. Research Journal of Finance and Accounting, 2017, vol. 8, no. 2, pp. 85-91.
8. Kapitonova N.B., Tumanov N.V. Corruption perception Index - an indicator of the level of corruption. Actual problems of economic theory and regional economy, 2014, no. 3 (15), pp. 51-54. (In Russ.)
9. Savchishkina O.G. Index of perception of corruption transparency international. Actual problems of state and law in the XXI century, 2015, no. 7-4, pp. 144-146. (In Russ.)
10. Corruption Cases Mapping Based on Indonesia's Corruption Perception Index / M. Noerlina, L.A. Province, Sasmoko, A.M. Muqsith, M. Alamsyah. Journal of Physics Conference Series, 2017, vol. 801 (1), pp. 012-019, DOI: 10.1088/1742-6596/801/1/012019.
11. Latov Yu.V., Naumov Yu.G. Target indicators and indicators of Russian anti-corruption strategy. Russian criminological journal, 2012, no. 2, pp. 64-71. (In Russ.)
12. Fedotova M. Corruption risks and their regulation on the example of pharmaceutical companies. Economics. Tallage. Right, 2013, no. 4, pp. 140-144. (In Russ.)
13. Sharonina L.V. State policy of counteraction of corruption and shadow economy in Russia. Izvestiya of SFU engineering science, 2009, no. 3, pp. 83-88. (In Russ.)
14. William De Maria. Measurements and markets: Deconstructing the corruption perception index. International Journal of Public Sector Management, 2008, vol. 21, no. 7, DOI: 10.1108/09513550810904569.
15. Klyukovskaya I.N. Anti-corruption policy as a type of legal policy. Modern law, 2014, no. 4, pp. 16. (In Russ.)
16. On combating corruption: federal law no. 273-FZ of 25.12.2008. URL: http://www.consultant.ru/document/ cons_doc_LAW_82959/ (accessed 12.09.2018). (In Russ.)
17. About prohibition to certain categories of persons to open and have accounts (deposits), to store cash and values in foreign banks located outside the territory of the Russian Federation, to own and (or) to use foreign financial instruments: federal law of 07.05.2013 no. 79-FZ. URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_LA W_82959/2cee767e584b9be513b9b508a90e76aa9e99 e5c5/ (accessed 12.09.2018). (In Russ.)
18. About monitoring of law enforcement in the Russian Federation: the decree of the President of the Russian Federation of 20.05.2011 no. 657 (edited on 25.07.2014). URL: http://www.consultant.ru/document/cons_doc_ LAW_114147/ (accessed 12.09.2018). (In Russ.)
19. The main activities of the Government of the Russian Federation for the period up to 2018 (new edition) (app. The government of the Russian Federation May 14, 2015). URL: http://base.garant. ru/70309020/#ixzz5SJo0Y8jQ (accessed 12.09.2018). (In Russ.)
20. Ter-Akopov A.A. Legal human security in the Russian Federation. State and law, 2001, no. 9, pp. 11-18. (In Russ.)
21. Babaev M.M., Pleshakov V.A. Theoretical and applied problems of criminological security. Criminal policy and security problems of the state: proceedings of the Academy of management of the Ministry of internal affairs of Russia, Moscow, 1998, pp. 14-26. (In Russ.)
22. Babaev M.M., Rakhmanova E.N. Human rights and criminological security: a textbook. Moscow: «Logos» Pabl., 2003. (In Russ.)
23. About security: the federal law of 28.12.2010 no. 390-FZ. URL: http://www.consultant.ru/document/ cons_doc_LAW_108546/ (accessed 12.09.2018). (In Russ.)
24. Quality and food safety: the federal law of 02.01.2000 no. 29-FZ. URL: http://www.consultant. ru/document/cons_doc_LAW_25584/ (accessed 12.09.2018). (In Russ.)