CC BY
305
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 18. СОЦИОЛОГИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ. 2011. № 4
СОВРЕМЕННЫЕ СОЦИОЛОГИЧЕСКИЕ ТЕОРИИ И ШКОЛЫ
Н.Л. Полякова, докт. социол. наук, проф. кафедры истории и теории социологии социологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова*
МЕТОДОЛОГИЧЕСКИЕ ОСНОВАНИЯ ПОСТРОЕНИЯ ТЕОРИИ ОБЩЕСТВА В СОЦИОЛОГИИ КОНЦА ХХ - НАЧАЛА XXI в.:
ОТХОД ОТ "СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ ОРТОДОКСИИ"
Статья посвящена теоретико-методологическим проблемам анализа современных обществ. Анализ современных обществ требует фундаментального пересмотра основных методологических позиций, унаследованных от предшествующей социологической теории, получивших название "социологическая ортодоксия". Этот пересмотр анализируется на примере теорий общества Э. Гидденса, М. Манна, М. Кастельса и Дж. Урри.
Ключевые слова: социологическая ортодоксия, общество, общества как организованные сети власти, сетевая теория, глобализация, социальные мобильности.
The paper analyzes the methodological problems facing the sociological theory of contemporary societies. The sociological theory of contemporary societies calls for a serious revision of the methodological basis of what is sometimes called "the sociological orthodoxy". Revision of the kind has been carried out in theories of society proposed by A. Giddens, M. Mann, M. Castels and J. Urry.
Key words: sociological orthodoxy, society, societies as organized power networks, network theory, globalization, social mobilities.
Социологическая теория конца ХХ — начала XXI в. в целом и теория общества в частности начали и продолжают оформляться в настоящее время под влиянием двух фундаментальных процессов, а именно развития информационных технологий и глобализации. Роль этих процессов настолько существенна, что не ограничивается внесением корректив и дополнений в ранее разработанные теоретические построения. Анализ названных универсальных процессов и осознание их значимости приводят к пониманию необходимости пересмотра социологической теории общества на самом глубинном уровне — на уровне пересмотра методологических оснований ее построения.
Фактически методологический дискурс современной социологии начал осуществляться в форме отхода от "классической орто-
* Полякова Наталья Львовна, e-mail: [email protected]
доксии". В рамках этого процесса под вопрос были поставлены прежде всего методологические основания социологической науки, фундаментальные представления социологической теории.
Можно констатировать, что методологические исследования в рамках современной социологической теории носят фундаментальный характер, но, несмотря на разнонаправленную ориентацию поиска, опираются на одинаковое прочтение проблемной ситуации и диагноз современности. Именно этот диагноз современности и определяет методологический сдвиг современной социологии от принципа универсализма к принципу глобализма.
Универсализм в качестве основы социологического исследования был характерен для всей классической и постклассической социологии. В классической и постклассической социологии базисной единицей анализа является достаточно четко ограниченное отдельное общество, находящееся на той или иной стадии развития. Само же развитие — это универсальный процесс в том смысле, что все общества, находящиеся на одной стадии развития, однотипны, т.е. должны обладать одинаковыми фундаментальными свойствами. При этом в качестве образцов универсалистски понимаемого социально-исторического процесса служили исторические судьбы западных обществ и "североатлантического пространства". Говоря кратко, можно утверждать, что универсализм базировался на концептуализации процесса становления, а главное, функционирования западных национальных обществ и государств. Именно на понимаемом таким образом универсализме основывались классический социальный эволюционизм, а позднее — теории модернизации.
Теоретическое же исследование и воображение современной социологии связаны с глобализмом. "Глобальная социология, — как пишет, к примеру, Тернборн, — отличается от универсалистской тем, что исходит не из чего-то предположительно общего для всех, а из глобальной вариативности, глобальной связанности и глобальной интеркоммуникации"1. Действительно, глобальная социология означает рассмотрение мира как совокупности структурированных социальных и культурных систем, разнообразно взаимодействующих друг с другом, а не как территории, на которой живет вовлеченное в эволюцию и модернизацию человечество. Современная история предстает как множество различных сосуществующих и сопутствующих друг другу модернов.
Глобальная социология означает фундаментальный поворот исследования и воображения от нации и "североатлантического пространства" в качестве объекта соотнесения к глобальному соци-
1 Therborn G. At the birth of second century sociology: times of reflexivity, spaces of identity, and nodes of knowledge // Brit. J. of Sociology. 2000. Vol. 51. N 3. P. 50.
альному пространству безотносительно к национальным привязкам и абсолютному времени.
"Глобальная перспектива" занимает центральное положение в современной социологии, серьезно потеснив традиционную установку на изучение обществ, под которыми явно или неявно понимались национально-государственные образования.
Новая глобалистская перспектива современной социологии привела к появлению достаточно многочисленных теорий общества, которые не просто опирались на методологические основания, отличные от "классической ортодоксии", но в которых само построение теории осуществлялось через постоянную дискуссию с "классической ортодоксией".
Глобалистское основание современной социологии реализуется в отказе современной социологии от "контейнерной" теории общества, жестко увязанной со своим территориальным основанием и национально-государственной организацией.
Начало этому было положено в работах И. Валлерстайна. Ценность исследований Валлерстайна состоит, по мнению, например, Э. Гидденса, как раз в том, что он решительно порывает с эндогенной фиксированностью на внутреннем качестве обществ и переориентирует социологический интерес на изучение "мировой системы".
Современная социология существенным образом переосмысливает главный объект социологического анализа.
Подчеркнем, что традиционно предметом социологии считалось изучение общества. При этом под обществом подразумевалось социальное объединение или "социальное взаимодействие" вообще, либо какая-то четко отграниченная социальная система во всей ее целостности. Это определяло преимущественный интерес к эндогенным моделям социального изменения, предполагающим, что изначальные импульсы социальной трансформации находятся "внутри" общества.
Ограниченность такой позиции стала очевидной уже в 80-е гг. ХХ в., и вслед за теорией Валлерстайна она нашла отражение в теории общества Гидденса. Понятие "общество" имеет у Гидденса два основных значения. Во-первых, оно может служить как общее обозначение социальной ассоциации или социальной интеракции. Во-вторых, понятие "общество" может использоваться как указание на определенное конкретное образование, отличающееся от других окружающих его образований. Это какое-то общество, в отличие от других обществ. Такое использование понятия "общество" имеет свои весьма существенные недостатки, связанные с тем, что социальные тотальности вовсе не обладают четко очерченными пределами.
Социальные тотальности, как подчеркивает Гидденс, существуют только в контексте "интерсоциетальных систем". Все общества в одно и то же время являются социальными системами и конструируются пересечением множества социальных систем. Множество социальных систем может быть полностью "внутри" какого-то общества или может находиться и "внутри" и "вне" данного конкретного общества. Поэтому общества являются "социальными системами, которые барельефно выступают на фоне прочих системных отношений, в которых они укоренены"2.
"Барельефное выступание" какого-либо конкретного общества на фоне множественных отношений в рамках интерсоциетальных систем становится возможным благодаря тому, что определенные структурные принципы продуцируют определенное "сочетание институтов" в пространстве и времени. "Подобное сочетание является первой и наиболее базисной идентифицирующей характеристикой того или иного общества"3. К числу других структурных принципов, определяющих свойства конкретных обществ, Гидденс относит: 1) связь между социальной системой и определенной территорией; 2) наличие нормативных элементов, включающих притязание на данную территорию; 3) наличие у членов общества чувства общей идентичности.
Вместе с тем Гидденс подчеркивает, что социологам пора осознать тот факт, что современные общества значительно более внутренне "регионализированы", чем это принято было считать ранее. Внутренняя этническая "регионализация" современных обществ, "регионализация", связанная с размещением производства, классовой структурой и другими принципами социального порядка, а также геополитические факторы, влияющие на принципы социального порядка и организации, — все это те проблемы, которые трансформируют само общество и соответственно предмет социологии в направлении исследования социальных связей, выходящих за национально-государственные границы, создания теории "интерсоциетальных систем".
Все эти соображения меняют представления Гидденса о том, как социология должна изучать "общество". Гидденс указывает на включенность отдельных обществ и культур в различные межсоциальные системы. По его мнению, этот факт всегда имел гораздо большее значение, чем склонны были признавать социологи. При этом он подчеркивает, что специфика современности состоит в усиливающейся взаимозависимости компонентов современного мира, которая не тождественна связям, существовавшим внутри
2 Giddens A. The constitution of society: outline of the theory of structuration. Berkely, 1984. P. 164.
3 Ibid.
традиционных цивилизаций, так как сфера влияния последних ограничивалась только отдельными ареалами мира. Сегодня же многие отношения, связывающие отдельные государства, имеют глобальный характер.
В связи с этим одной из важнейших проблем, на решение которых должны быть направлены усилия социологов, является проблема выявления характера этих связей. По мнению Гидденса, можно по меньшей мере указать на системный характер этих связей. Так в чем же состоит "системность" глобальной системы? В социологии под социальной системой обычно понимается набор взаимосвязанных частей, где каждая часть имеет отношения с другой частью в пределах целого. Предпочтительнее было бы изображать социальные системы в виде сетей, системность которых не предполагает их внутренней взаимосвязанности. Такой подход позволил бы установить несколько перекрещивающихся, но при этом частично независимых друг от друга наборов связей внутри некоторого целого, которое тем не менее остается "системой". Поэтому Гидденс считает, что совершенно необходимо сосредоточить самое пристальное внимание на ключевых аспектах того процесса, посредством которого включение отдельных обществ или членов обществ в мировую систему определяет направление их развития к глобальному обществу.
Позиция Гидденса, заменившего в своей теории "контейнерную" теорию общества на "барельефную", указавшего на утрату современными обществами целостности, самодостаточности и даже внутренней когерентности, на недостаточность эндогенного объяснения для понимания того, что такое современные общества, на необходимость изучения обществ как интерсоциетальных систем нашла свое дальнейшее развитие в продвижении социологической теории к "сетевой" теории общества.
Понятие "сеть", которое встречается уже у Гидденса, под влиянием широкого распространения информационных технологий стало одним из фундаментальных социологических понятий, используемых для описания современных обществ. Фактически речь идет о том, что структурно-функционалистская и интеракцио-нистская морфология социологической ортодоксии в целом ряде современных социологических теорий заменяются сетевой морфологией общества.
В этой связи следует указать на три концепции, которые, на наш взгляд, наиболее полно воплощают стремление отойти от социологической ортодоксии и в условиях глобального общества найти новые способы концептуализации социальной реальности. При всех различиях эти концепции можно рассматривать как дополняющие друг друга. Речь идет о теоретических построениях из-
вестных современных социологов — Майкла Манна, Мануэля Кас-тельса и Джона Урри.
Британский социолог М. Манн предпринимает попытку представить свое видение "общества" и соотнести это видение с "теоретико-социологической ортодоксией". Манн заявляет о том, что намерен руководствоваться "особым общим подходом к рассмотрению человеческих обществ, расходящимся с теми моделями общества, которые господствуют в социологии и в историографии"4.
Смысл данного утверждения раскрывается прежде всего через указание Манна на то, чем общества не являются. Общества не являются чем-то унитарным. Общества не представляют собой социальные системы — закрытые или открытые. Невозможно найти какое-либо общество, полностью ограниченное в географическом или социальном пространстве. Поскольку нет системы, нет тотальности, то не может быть "подсистем", "измерений" или "уровней" у такой тотальности. Поскольку нет целого, то социальные отношения нельзя свести "в конечном счете" к какому-то системному свойству этого целого — будь то способ материального производства, культурная или нормативная система. В силу того что нет ограниченной тотальности, нет смысла делить изменения или конфликты на "эндогенные" и "экзогенные".
Социальной системы не существует еще и потому, что нет внутренне присущего ей "эволюционного" процесса. Несуществующая тотальность не может быть социальной структурой, которая как целое ограничивает социальное действие. И вообще бесполезно членение на "социальное действие" и "социальную структуру". Кроме того, в основе системной или унитарной концепции общества лежит, как утверждает Манн, теоретическая посылка о том, что люди как социальные животные нуждаются в обществе как ограниченной и структурированной социальной тотальности. Это неверно, подчеркивает Манн. Люди нуждаются в социальных властных отношениях, но не нуждаются в социальных тотальностях.
Собственный подход Манна, согласно его собственным словам, можно резюмировать в двух утверждениях. Первое утверждение состоит в том, что "общества конституируются множеством накладывающихся друг на друга и пересекающихся социопростран-ственных сетей власти"5. Второе утверждение вытекает из первого. Самым лучшим общим объяснением обществ, их структуры и истории будет объяснение в терминах взаимоотношений "четырех источников социальной власти — идеологических, экономических, военных и политических отношений". В рамках этого видения особый интерес представляет рассмотрение вопроса о том, воз-
4 Mann M. Societies as organized power networks. Cambridge, 1986. P. 1.
5 Ibid.
можно ли наделение какого-то источника власти первичностью по отношению к другим источникам власти. Наделение какой-то функциональной подсистемы общества, какого-то измерения, источника власти и т.п. статусом первичности, тем более в плане определяющего, детерминирующего воздействия или отрицание наличия чего-либо с таким статусом, несомненно, обладает первостепенным методологическим значением. По мнению Манна, указанные четыре источника социальной власти представляют собой: 1) накладывающиеся друг на друга сети социальной интеракции, а не измерения, уровни или факторы какой-то единой социальной тотальности; 2) организации, институциональные средства достижения определенных человеческих целей.
Четыре источника социальной власти, продолжает Манн, связаны с различными организационными средствами осуществления социального контроля. В разные времена и в разных обстоятельствах тот или иной источник превосходил другие по своим организационным возможностям, и форма организации этого источника социальной власти определяла форму соответствующего общества в целом.
Отношения между четырьмя указанными источниками социальной власти не являются сугубо внешними, поскольку они не отделены жестко и четко друг от друга. Вообще эти источники следует рассматривать как идеальные типы, существование которых носит прерывистый характер, как отдельные организации в рамках разделения труда.
В то же время многие "сети практики", интеракционные сети располагаются как бы в промежутках основных четырех источников социальной власти и не вписываются полностью в наличные "господствующие конфигурации" социальной жизни. Кроме того, в эти господствующие конфигурации не полностью интегрированы в институциональном отношении и некоторые, причем весьма важные, моменты указанных четырех источников. "Эти два ресурса интеракции в промежутках" и ведут в конечном счете к появлению "эмерджентной властной сети, центрирующейся на одном или более четырех основных источниках социальной власти, а также приводят к реорганизации социальной жизни и новой господствующей ее конфигурации. Таким образом осуществляется исторический процесс"6, — делает вывод Манн.
Продолжая сопоставлять свой теоретический подход с "социологической ортодоксией", Манн отмечает, что ортодоксальные воззрения предполагают абстрактное, почти геометрическое рассмотрение общества как унитарного образования. Уровни или из-
мерения выступают как составные элементы какого-то большего целого. Многие предлагают даже диаграммное изображение общества. Общество предстает как большая коробка или окружность N-мерного пространства, разделенного на меньшие коробки, секторы, уровни, векторы, измерения.
В соответствии с подобной позицией каждое измерение или уровень можно разложить далее на какое-то число "факторов". В связи с этим в свое время и развернулась дискуссия между сторонниками "многофакторного" и "однофакторного" подходов. Первые стремились обосновать, что идейные, культурные, идеологические, символические факторы являются автономными и не сводимы к материальным или экономическим факторам. Одно-факторый подход всегда отстаивали марксисты.
При этом обе стороны разделяют посылку, заключающуюся в представлении о "факторах" как о компонентах функциональных, организационных измерений, или уровней, которые являются независимыми подсистемами какого-то всеохватного социального целого. А это понятие всеохватного социального целого и связано с использованием основного понятия социологии — "общество". В общем термин "общество" чаще всего применяется для обозначения всякой стабильной человеческой группы и в этом плане мало отличается от таких выражений, как "социальная группа" или "ассоциация". Сам Манн также намеревается использовать термин "общество" в таком значении. Однако в более строгом или более амбициозном смысле "общество" применяется к стабильной социальной группе, понимаемой как унитарная социальная система. В таком смысле использовали этот термин О. Конт, Г. Спенсер, К. Маркс, Э. Дюркгейм, антропологи-классики. Только М. Вебер, отмечает Манн, относился настороженно к такому подходу, а Т. Парсонс вступил с Вебером в открытый спор. Определение Пар-сонса — "общество — это определенный тип социальной системы во всяком универсуме социальных систем, который достигает наивысшей степени самодостаточности как система по отношению к своей среде", — приемлется Манном, но при этом отвергается чрезмерно жесткое употребление слова "система". В итоге он предлагает свое определение: "Общество — это сеть социальной интеракции, на границах которой существует определенного уровня интеракционный зазор между нею и ее средой"7. Общество представляет собой известное единство со своими пределами, оно воплощает относительно плотную и стабильную интеграцию. Это означает, что такая интеракция является внутренне структурированной, если сопоставлять ее с какой-либо интеракцией, пересекающей ее пределы.
Оценивая концепцию Манна в перспективе методологической проблематики, можно констатировать прежде всего, что им предложено предельно общее определение предметной сферы социологии, причем на основе пересмотра фундаментальных принципов социологической ортодоксии. Это определение (подчеркнем значение данного обстоятельства) фактически проверено и обосновано Манном на обширнейшем историческом материале.
Сетевой анализ современного общества с опорой на глобализа-ционные процессы в еще более очевидной и радикальной форме присутствует в теории сетевого общества М. Кастельса.
Методологическая часть его теории связана с разработкой трех фундаментальных понятий "сеть", "информация", "капитализм". На основе этих понятий Кастельс и создает свою теорию сетевого информационализма, или сетевого информационного капитализма.
По мнению Кастельса, в последние два десятилетия ХХ в. произошли социальные трансформации, которые задели весь мир и конституировали новый тип социальной структуры, который и именуется "сетевое общество". Для анализа этого общества необходимо ввести "новую технологическую парадигму", центральными моментами которой являются основывающиеся на микроэлектронике информационно-коммуникационные технологии и генная инженерия. Знание и информация не являются определяющим фактором в сетевом обществе, знание и информация являются значимыми в любом типе общества. «Поэтому следует отбросить понятие "информационное общество" в силу его неспецифичности и путанности. То, что действительно является новым в современную эпоху, — это новые сети информационных технологий. Они представляют собою более серьезные изменения, чем технологии, связанные с Индустриальной революцией или Информационной революцией. Более того, мы находимся в самом начале технологической революции, и по мере того как интернет становится универсальным инструментом интерактивной коммуникации, мы сдвигаемся от компьютерноцентрированной технологии к диффузным сетевым технологиям и, что еще более важно, дав волю биологической революции, создаем возможность для манипулирования живыми организмами и даже их воссоздания»8. Важной характеристикой этой парадигмы является расширенное воспроизводство знания и информации в циклическом режиме.
Новая экономика современных обществ (капиталистическая и информационная) характеризуется тремя фундаментальными чертами. Во-первых, это информационная экономика, означающая, что производство знания и процессов управленческой информации
8 Castells M. Materials for an exploratory theory of network society // Brit. J. of Sociology. 2000. N 51. P. 10.
определяет производительность и конкурентоспособность всех экономических единиц — от фирм до целых стран. Во-вторых, это глобальная экономика в самом точном и прямом понимании этого слова. Стратегическое экономическое действие (финансовые рынки, наука и технология, международная торговля и услуги, транснациональные фирмы, коммуникации, рынок высококвалифицированной рабочей силы) возможно только в качестве планетарной составляющей. В-третьих, новая экономика охвачена сетями, в частности, речь идет о новой форме социальной организации — сетевом предприятии. Это не сеть предприятий. Это сети, созданные либо из других фирм, либо из сегментов фирм. Большие предприятия внутренне децентрализованы по типу сетей. Маленький и средний бизнес соединены в сети. Эти сети связаны между собой на основе специфических бизнес-проектов и прекращают свое существование вместе с прекращением проекта. Это информационные сети. Единицей такого производства является не фирма, а бизнес-проект, хотя фирма продолжает оставаться юридической единицей накопления капитала и точкой пересечения глобальных финансовых потоков.
Основным уровнем новой экономики является глобальный финансовый рынок, который только частично регулируется рыночными правилами. Он формируется и регулируется информационными потоками и телекоммуникационными системами. Новая экономика (информационная, глобальная, сетевая) является обязательно капиталистической, но это новый капитализм, в котором изменены правила инвестирования, накопления и вознаграждения, а значимость иерархических отношений уступает место значимости положения в системе сетевых связей.
Культура представляет собой схожий образец подвижной сети и эфемерной символической коммуникации, организованной преимущественно вокруг интегрированной системы электронных средств связи, включая интернет. Культурные продукты имеют форму электронного гипертекста.
Этот гипертекст оказывает громадное влияние на политику. Во всех странах средства массовой информации стали сферой политики. Основываясь на них, люди формируют свое политическое мнение и структурируют поведение. Политическая борьба разворачивается в СМИ в рамках процесса персонализации политики. Политика становится очень дорогим бизнесом, политическая коррупция процветает, политика скандалов является основной чертой политической борьбы, и все это невозможно без ТВ.
Центральный институт власти в человеческой истории — государство — также испытывает процесс драматической трансформации. С одной стороны, его ставят под сомнение глобальные потоки,
с другой — политика политических скандалов в СМИ. Тем не менее государство не исчезает, а адаптируется и трансформируется. Оно строит партнерские отношения с другими нациями-государствами через мультинациональные и транснациональные институты, утверждая через них свой суверенитет, с одной стороны. С другой стороны, государство децентрализирует власть, делегируя ее регионам, негосударственным организациям и т.д. Современное государство — это не нация-государство, а сетевое государство, создающее сложную сеть распределения власти и распределяющее принятие решений между международными, мультинациональны-ми, национальными, региональными, локальными, негосударственными политическими институтами.
Все эти трансформации невозможны, во-первых, без информационно-коммуникационных технологий, и именно они являются их необходимым условием. Во-вторых, все процессы осуществляются при помощи организационных форм, которые создаются информационными сетями. Именно они определяют социальную структуру и социальную морфологию. Сети являются очень старой формой социальной организации, но в информационную эпоху они становятся информационными сетями, усиленными информационными технологиями. Сети имеют преимущество перед традиционными иерархически организованными морфологическими связями. Кроме того, они являются наиболее подвижными и адаптивными формами организации, способными развиваться вместе со своим окружением и эволюцией узлов, которые составляют сети.
Сети децентрализуют исполнение и распределяют принятие решения. У них нет центра. Они действуют на бинарной логике: включение/исключение. Все, что входит в сеть, полезно и необходимо для ее существования, что не входит — не существует с точки зрения сети и может быть проигнорировано или элиминировано.
Сети как социальные формы являются свободными от ценностей, нейтральными. Сеть является автоматом для осуществления поставленных целей. Ее программируют социальные акторы. Налицо социальная борьба за постановку целей для сетей. Но будучи запрограммированной, она навязывает свою логику всем акторам. Сети могут коммуницировать, если их цели схожи, но для этого нужны акторы, обладающие доступом к кодам, осуществляющим процесс переключения, — это акторы, наделенные властью в обществе.
Скорость и форма структурных трансформаций в обществе возвещают новую форму социальной организации, проистекающую из широкого распространения информационных сетей как преобладающей социальной формы. "Сетевые отношения производства ведут к затемнению классовых отношений. Это не устраняет эксплуатацию, социальную дифференциацию и социальное сопро-
тивление. Но базирующиеся на производстве социальные классы в том виде, в каком они существовали в индустриальную эпоху, прекратили свое существование в сетевом обществе"9.
По мнению Кастельса, существует немного шансов на социальное изменение в рамках сетевого общества, если под социальным изменением понимать трансформации в программах сетей, постановку новой цели, следование другому набору ценностей или верований.
Благодаря способности сети находить новые пути выполнения задачи путем отключения несовместимых узлов социальное изменение возможно только через два механизма. Оба они внешние по отношению к доминирующим сетям. Первый — отрицание сетевой логики через утверждение ценностей, которые не могут быть адаптированы ни одной из сетей. Второй — альтернативные сети, построенные вокруг альтернативных проектов. Религиозные, национальные, территориальные и этнические сообщества являются первым типом. Экологизм, феминизм, движение за права человека — примеры второго типа. Социальное изменение, осуществляющееся одним или другим путем, создает возможность выбора между фрагментированным коммунализмом и созиданием новой истории. Однако эта "новая история" имеет совершенно новое лицо в сравнении с обществами классического модерна и предполагает новые принципы теоретизирования.
Мы столь подробно остановились на концепции Кастельса потому, что эту концепцию можно считать своего рода манифестом сетевого подхода в современной социологической теории, в том числе в методологическом плане. Многие положения концепции Кастельса приобрели парадигматическое звучание, стали весьма расхожими.
В наиболее яркой форме "отход от социологической ортодоксии" мы находим у Джона Урри в его работе "Социология за пределами обществ"10.
Дж. Урри ставит целью разработать те категории, которые будут иметь важное значение для социологии нового тысячелетия. Соответственно общая задача формулируется им так: создать "манифест для социологии, которая изучает различные мобильности — населения, предметов, образов, информации и отходов, а также изучает сложные взаимодействия между этими различными мо-бильностями и их социальные последствия"11.
Все эти мобильности трансформируют предмет социологии, которая обычно фокусировала свое внимание на "индивидуальных
9 Ibid. P. 18.
10 Urry J. Sociology beyond Societies. L.; N.Y., 2000.
11 Ibid. P. 1.
обществах" и их общих свойствах. Развитие различных глобальных "сетей и потоков" размывает эндогенные социальные структуры, которые, как считала социология, способны воспроизводить себя. В связи с этим Урри утверждает, что понятие "социальное как общество" устарело, и считает, что в будущем оно не сможет выполнять функции понятия, организующего социологический анализ. Конкретно речь идет о новой "повестке дня" для социологии как дисциплины.
Всякому стремлению пересмотреть значение и функции понятия "общество" как центрального понятия социологического анализа обычно противопоставляют три аргумента. Первый заключается в утверждениях о том, что "общество" никогда не было ключевым социологическим понятием; эти функции выполняли другие понятия, такие, как "осмысленное действие", "агентность", "интеракция" или "мировая система". Второй аргумент содержит указание на то, что общества по-прежнему представляют собой могущественные образования, а национальные государства в состоянии и внутри и вовне обеспечить поддержание существующих структур власти. Третий аргумент образуется рассуждениями о том, что если "глобализация" подрывает саму основу социологии, которая утрачивает свое центральное понятие "общество", то социология, не могущая ничем заменить это понятие, обречена на угасание.
На это Урри возражает также с помощью трех аргументов. По его мнению, во-первых, следует указать на то обстоятельство, что западная социология исторически была организована фактически как рассуждение о национальном "обществе" и об условиях, поддерживающих структурирование общества, таких, как функциональная интеграция, социальный конфликт или базис и надстройка. Такое социальное структурирование было связано с понятием гражданства в национальном обществе и государстве, с гарантированными правами и обязанностями гражданина.
Во-вторых, мощь современного общества становится проблематичной из-за крупномасштабных мобильностей и связанных с ними технологий. Мобильности, организованные посредством сложно структурированных времен и пространств, ставят под вопрос "социальную управляемость". Подобные мобильности размывают национальные границы.
В-третьих, эти мобильности, означающие множественное и беспорядочное размывание границ, формируют новую повестку дня для социологии — повестку дня, связанную с мобильностью. При этом речь идет не о мобильности в привычном для прежней социологии смысле. Социология должна обратиться к "горизонтальным мобильностям", связанным с перемещениями не только людей, но и предметов. Социология должна стать "дисциплиной, 88
организованной вокруг сетей, мобильности и горизонтальных потоков". "Социология мобильностей" замещает "социологию социального как общества".
Социология всегда специализировалась на описании и объяснении модерновых обществ, обществ промышленного капитализма, которые противопоставлялись предшествующим ему обществам.
Традиционная социология исходила из следующего теоретического представления. Всякое общество — это суверенная социальная сущность со своим национальным государством, которое определяет и обеспечивает права и обязанности каждого члена, или гражданина. Большинство основных видов социальных отношений реализуется в территориальных пределах данного общества. Государство обладает монополией юрисдикции или управления по отношению к членам общества, проживающим в пределах территории, которую занимает общество. Экономика, политика, культура, классы и т.п. структурируются социетально. В сочетании они образуют то, что обычно концептуализируется как "социальная структура". Такая структура организует и регулирует жизненные шансы каждого члена общества.
Социология в рамках академического разделения труда опиралась на дюркгеймовское определение сферы социального, которая подлежит автономному исследованию. Время от времени появлялись социологии, считавшие, что ключевым социологическим понятием должна быть агентность, интеракция, воззрения членов общества, мировая система, культура, но все это были "маргинальные", по мнению Урри, рассуждения, не поколебавшие главной ориентации на объяснение характера социального порядка, отличного от природного.
"Глобальные процессы" в своей совокупности меняют контуры современного социального опыта. Отправным пунктом анализа современной социальной ситуации могут служить следующие моменты (здесь Урри опирается на идеи Манна): нет единого глобального общества; существуют "исключительные уровни" взаимозависимости; непредсказуемые ударные волны из какой-то одной части системы расходятся по всей системе; на планете есть не только "общества", но и могущественные "империи", охватывающие ее; наблюдается массовая мобильность людей, предметов, а также опасных отходов.
Современные социальные отношения изменяются вследствие воздействия "нечеловеческих объектов" — машин, технологий, текстов, образов, физической среды и т.п. В то же время человеческие возможности во все большей степени определяются сложными взаимосвязями людей с материальными объектами. С точки зрения анализа это означает, что человеческий и физический миры
нельзя рассматривать раздельно, например как общество и как природу. Речь должна идти о "гибридах" человека и "нечеловеческих объектов". Общества конституируются как субъектами, так и объектами.
Огромную роль в конституировании того или иного общества играют его отношения с другими обществами. "Общества конституировали друг друга в течение двух последних столетий"12. И данное обстоятельство требует от социологии "мобильного теоретизирования".
Новое видение "социального" реализуется посредством ряда "новых правил метода", важнейшее из которых состоит в использовании метафор. Урри утверждает, что наше понимание общества и социальной жизни базируется на различных метафорах и находит отражение в них. Более того, по его мнению, "социологическая мысль, как и всякая другая форма мышления, не может реа-лизовываться не-метафорически". Соответственно предлагаемое в его концепции теоретическое рассмотрение социальной жизни опирается на метафоры "сеть", "поток" и "путешествие" и их различные версии. Эти и некоторые другие метафоры призваны прежде всего способствовать разработке продуктивных метафор "глобализации" и "глобального".
"Метафоры глобального" или "метафоры глобализации" приобретают особое значение в современной социологии. Основными являются метафоры "сеть" и "поток". В первую очередь эти метафоры призваны создать новую "социальную топологию", способную заменить топологию и метафорику "региона", вокруг которой организовано понятие "общество".
"Сеть" не имеет в виду лишь "социальную сеть". Ссылаясь на Кастельса, Урри пишет о том, что конвергенция социальной эволюции и информационных технологий создала новую материальную основу для осуществления тех или иных видов деятельности во всей социальной структуре. Материальная основа, встроенная в различные сети, оформляет саму социальную структуру. Сети образуют сложные и устойчивые связи в пространстве и времени между людьми и вещами. Материальная база связана с различными новыми машинами и технологиями, позволяющими ужимать пространство и время: оптиковолоконные кабели, реактивные самолеты, средства передачи аудиовизуальной информации, компьютерные сети, включая интернет, спутники, кредитные карточки, факсы, мобильные телефоны и т.п. Все эти технологии «несут» людей, информацию, деньги, образы и т.д. Они позволяют в числе прочего мгновенно пересекать и пространство национального государства, и его границы.
Резюмируя свою теорию, Урри обращается к знаменитой метафоре З. Баумана, метафоре "садоводство", призванной указать на то обстоятельство, что модерновые общества — это общества, которые тщательно охраняются и культивируются государством. Культивирующее государство модерна заменило прежние государства, которые можно описать с помощью метафоры "лесник". Культивирующее государство печется о порядке и благополучии каждого, а государство-лесник заботится лишь о поддержании общего порядка для общества, "не входя в подробности". По мнению Урри, "новый глобальный порядок влечет возвращение от культивирующего государства к лесническому"13. Именно "лесник", а не "садовник" — адекватная метафора для описания современных социальных процессов.
Современные западные общества осуществляют переход от социальных отношений, базирующихся на территории и государстве, к социальным отношениям, базирующимся на информационных данных и на детерриториализации. Соответственно современные государства вынуждены регулировать мобильность различного рода, прежде всего мобильность граждан. Государства могут опереться на новейшие компьютерные технологии сбора, хранения и распространения информации. Государства во все большей степени обладают исключительными информационными потоками, особенно базами данных, которые дают возможность определять нормативы социального действия и контролировать их внедрение на значительных географических пространствах как внутри своих территориальных пределов, так и за ними. Государство в состоянии обладать базами данных, относящихся практически ко всякому экономическому и социальному институту. Весьма значимую роль при этом играют многочисленные опросы населения.
Подводя итог своему теоретизированию, Урри указывает на то, что наиболее впечатляющих достижений социология добивалась тогда, когда "интересы эмансипации" каких-то социальных групп или движений стимулировали "социальный анализ". В разное время такими "стимулирующими" группами были рабочий класс, фермеры, представители свободных профессий, городские протестные движения, студенческое движение, женское движение, иммигрантские группы, экологическое движение, движение геев и лесбиянок и т.д. Конечно, они большей частью воздействовали на социологию лишь опосредованно, но их влияние не вызывает сомнений. В настоящее время оформляется что-то похожее на "глобализирующееся гражданское общество". Заметный рост транснациональных гражданских ассоциаций, повсеместное устремление к демократизации и ненасилию, огромные трудности, которые испытывают
национальные государства в плане сохранения своей легитимности, а также целый ряд усиливающихся глобальных тенденций — все это способствует оформлению "глобального гражданского общества". Именно такой набор социальных трансформаций должен образовать базу для "глобального гражданского общества" и для развития "социологии мобильностей".
Урри предпринимает очень амбициозную попытку указать новую объектную сферу для современной социологической теории. Решается эта задача через "глобализацию" этой объектной сферы, через тематизацию новых реалий глобализированной жизни человечества в настоящее время. Как и в случае с "сетевым" подходом, упор делается на подвижность и изменчивость, причем не предопределенную и не планируемую.
Проанализированные концепции показывают, что все попытки осуществить пересмотр социологической ортодоксии так или иначе центрируются на переосмыслении ключевого для социологической ортодоксии понятия "общество". Само устремление к ревизии социологической ортодоксии обусловлено потребностью найти новые концептуальные средства для постижения новой социальной реальности, которая воплощена в глобализационных процессах.
Глобализация, по определению, означает приведение в действие общих социальных факторов, выходящих за пределы тех процессов, которые протекают в рамках национальных обществ и национальных государств. Неудивительно, что в этих условиях ревизия понятия "общество" ориентирована либо на то, чтобы вообще отказаться от этого понятия, либо на то, чтобы настолько динамизировать и расширить содержание этого понятия, чтобы оно оказалось пригодным в качестве важнейшего теоретического средства постижения новых социальных реальностей.
Как мы уже отмечали, эти новые социальные реальности связаны с усилившейся динамикой, а главное, с трансграничностью тех процессов, которые определяют жизнь современного человечества, глобальный формат его нынешнего существования. Вторым важнейшим фактором являются новые информационно-коммуникационные технологии. Динамика, трансграничность реальных социальных процессов, глобальное воздействие информационно-коммуникационных технологий также диктуют необходимость функционального соотнесения понятия общества с процессами, протекающими в глобальном формате. Такую потребность можно сформулировать как потребность десубстанциализировать то понятие общества, каким оно оформилось в социологической ортодоксии. Именно в этом направлении ведутся методологические поиски в современной социологической теории, как это видно, в частности, на примере рассмотренных концепций.
Мы проанализировали концепции, в которых такой поиск осуществляется в форме замены целого ряда понятий, на которых базируются теории общества в социологической ортодоксии, на понятие сетей, потоков — информационных, коммуникационных, интеракционных, властных. Как общий вывод отметим, что если в социологической ортодоксии основной объект социологической теории — общество — имеет достаточно четкий референт — национальное государство, то вряд ли можно утверждать подобное относительно объекта современной социологической теории и того понятия общества, которое в ней формируется. Неслучайно также, что понятия, описывающие современную социальную реальность и современные общества, самими авторами, например Урри, в методологическом плане наделяются статусом метафор.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Барт А., Зодерквист Я. КЕТОКРАТИЯ. Новая правящая элита и жизнь после капитализма. СПб., 2004.
Бауман З. Глобализация. Последствия для человека и общества. М., 2004.
Бек У. Что такое глобализация? М., 2001.
Гидденс Э. Ускользающий мир. М., 2004.
Добреньков В.И. Глобализация и Россия: Социологический анализ. М., 2006.
Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура. М., 2000.
Кимелев Ю.А. "Субъект" и "субъективность" в современной западной социальной философии. М., 2006.
Кимелев Ю.А. Методология социальных наук: (Современные дискуссии). М., 2011.
Кимелев Ю.А., Полякова Н.Л. Теория общества Энтони Гидденса // Современные социологические теории общества. М., 1996а.
Кимелев Ю.А., Полякова Н.Л. Социологические теории модерна, радикализированного модерна и постмодерна. М., 1996б.
Полякова Н.Л. XX век в социологических теориях общества. М., 2004 .
Хардт М, Негри А. Империя. М., 2004.
Хелд Д. Глобальные трансформации: политика, экономика, культура. М., 2004.
Giddens A. Social theory and modern sociology. Cambridg, 1987.
Giddens A. The consequences of modernity. Stanford, 1990.
Giddens A. Modernity and self-identity. Stanford, 1991.
Mann M. Societies as organized power networks. Vol. 1. A history of power from the beginning to A.D. 1760. Cambridge, 1986.
Robertson R. Globalization: Social theory and global culture. L., 2004.
Tomlinson G. Globalization and culture. Chicago, 1999.
Urry G. Sociology beyond societies. Mobilities for the twenty-first century. L.; N.Y., 2000.
