CC BY
822
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 18. СОЦИОЛОГИЯ И ПОЛИТОЛОГИЯ. 2009. № 2
ТЕОРИЯ И ОБЩЕСТВО
Н.Л. Полякова, докт. социол. наук, проф. кафедры истории и теории социологии социологического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова
ОБРАЗ СОВРЕМЕННЫХ ОБЩЕСТВ В СОЦИОЛОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ КОНЦА ХХ - НАЧАЛА XXI в.
"Культура эндизма", "постиндустриальное общество", "информационное общество", "постмодернизм"и "глобализация" рассматриваются в статье как четыре фундаментальных социологических дискурса конца ХХ — начала XXI в., в рамках которых были осуществлены описание и теоретический анализ современных обществ.
Ключевые слова: теория общества, теория "конца трудового общества", постиндустриализм, теория информационного общества, социальный конфликт, социальная структура, "конец социального", "нарратив", сетевое общество, глобализация.
"Endism", "post-industrialsociety", "information society", "post-modernism" and "globalization" are viewed as major discourses in sociological theory at the turn of the century. They provide theoretical means of description and analysis of contemporary societies.
Key words: theory of society, theory of the "end of labor society", post industrialism, theory of information-oriented society, social conflict, social structure, "The end ofsocial", "narrative", network society, globalization.
Современное общество как специфическое и вполне определенное в своем социальном качестве образование, так же как и "современность" как специфическое историческое состояние в рамках общей истории модерна, оформились в последней трети ХХ в. Начало их оформлению было положено процессами, имевшими место в конце 60-х — начале 70-х гг. ХХ в. в экономике, политике, культуре, науке и технике, системе социальных институтов и групп. Фундаментальная новизна происходящих процессов и их очевидный разрыв с предшествующим социальным качеством были столь очевидны, что это мгновенно было зафиксировано теоретической рефлексией и проявилось в оформлении целого ряда социально-теоретических дискурсов, направленных на концептуализацию новых качеств, свойств и процессов, характеризующих общества конца ХХ — начала XXI в.
Таких дискурсов, оформившихся в последней трети ХХ в., можно выделить, как минимум, четыре. Среди них: 1) "культура эндизма",
* Полякова Наталья Львовна — [email protected]
или "конца"; 2) постиндустриализм и теории информационного общества; 3) теории постмодерна, модерна, радикализированного модерна и исчерпанного модерна; 4) теории глобализма.
Цель данной статьи состоит в том, чтобы, опираясь на анализ этих дискурсов, показать, как современная социологическая теория концептуализирует современное общество, воссоздать целостную (насколько это возможно) картину современности.
Первым по времени теоретическим дискурсом, осуществлявшим концептуализацию современности, был дискурс, который в современной социологической литературе получил название "культура эндизма, или культура конца". Речь идет об использовании метафорики "конца", "исчезновения", "смерти" для того, чтобы продемонстрировать устаревание или уход в прошлое целого ряда практик и институтов, характерных для обществ XIX и первых двух третей ХХ в. Были созданы теории "конца идеологии" (Р. Арон); "конца истории и последнего человека" (Ф. Фукуяма); в рамках постмодернистской социологии был развернут тезис о конце субъекта и конце социального; исчезновения детства (Н. Постман); конца революций (А. Турен); конца труда (Р. Дарендорф, К. Оффе, Дж. Рифкин); конца природы и конца традиций (Э. Гидденс) и др.
Все эти теории, разрабатываемые в рамках "культуры эндизма", осуществляют концептуализацию современности через соотнесение с предшествующим социальным состоянием, через отрицание адекватности основополагающих принципов модерна и его социальных институтов для прочтения современности, через указание на устарелость фундаментальных социальных практик обществ ХХ в. В этом плане особое место по своей теоретической значимости занимают теории "конца труда", "конца трудового общества", поскольку именно этот теоретический дискурс стал водоразделом, отделившим классические социологические подходы, опиравшиеся на "трудовую парадигму" в построении теории общества, от современных подходов теоретической социологической мысли конца ХХ — начала XXI в.
Теории конца трудового общества оформились в 70—80-е гг. ХХ столетия. В рамках этих теорий все предшествующие типы обществ были объединены под общим названием "трудовое общество". «"Трудовое общество" — это такой порядок, при котором все прочие измерения жизни более или менее непосредственно соотнесены с производительной деятельностью; образование — это подготовка к профессии, свободное время — отдых для возобновления труда, отставка — заслуженная награда за трудовую жизнь»1. "Трудовое общество" — это общество, в рамках которого производительный труд является одновременно источником жизнеобеспе-
1 Dahrendorf R. Fragmente eines neuen Liberalismus. Stuttgart, 1987. S. 176. 9 ВМУ, социология и политология, № 2 129
чения, прочной основой для наделения социальными правами, социальным статусом, а также основой самооценки и условием самоуважения. Однако в настоящее время все чаще указывается на устарелость этой практики. Имеет смысл сказать, утверждает Р. Да-рендорф, что мы уже не живем в "трудовых обществах". Речь, конечно же, идет не о конце труда в буквальном смысле слова, речь идет о том, что сфера производственной деятельности перестала играть ту определяющую и доминантную для социальных структур и взаимодействий роль, которую она играла ранее. Соответственно тема труда как такового не является более центральной, она не имеет уже того социологического и культурного значения, которое определяет все другие темы. Тема труда остается в экономике, но не в социологии и культуре.
При всей разнице подходов и теоретических установок, существующих у различных исследователей в осмыслении ими "трудового общества" и его "конца", все они выделяют несколько характерных процессов и явлений. Совокупность этих явлений и составляет концепцию "конца трудового общества", которая получила наиболее разработанную форму у Клауса Оффе.
Трудовое общество, как полагает Оффе, в общем и целом совпадает с промышленным обществом, т.е. обществом, основывающимся на примате производственной сферы. Поэтому конец трудового общества означает, что "труд и позиция работающих в процессе производства не рассматриваются более как главный организующий принцип социальных структур; динамика социального развития не рассматривается как возникающая из конфликтов по поводу контроля над промышленным производством; оптимизация технико-организационных отношений или экономических средств и целей посредством индустриальной капиталистической рациональности не рассматривается более как форма рациональности, которая приведет к дальнейшему социальному развитию"2.
Отказ от "трудовой парадигмы" был обусловлен рядом фундаментальных изменений, оформление которых и означает трансформацию значения сферы труда в жизни общества. Речь идет об изменении роли и значения рабочего класса, об определении базового социального конфликта, о проблеме власти и доминирования в современном обществе.
По мнению большинства современных исследователей, рабочий класс — это уже не та категория населения, которая занята определенным типом труда в сфере производства, лишена собственности на средства производства, характеризуется общими социальными
2 Offe C. Disorganized Capitalism: Contemporary Transformation of Work and Politics. Cambridge; L., 1985. P. 132.
интересами, социально-политическими и культурными установками, стереотипами поведения и внутригрупповой солидарностью. Речь идет о множестве более или менее однородных социальных групп, определяемых через то место, которое они занимают в системах социальной иерархии и власти, гомогенных в культурном и социальном отношении, занятых схожим типом труда, но раздираемых внутригрупповой конкуренцией и стремлением к вертикальной мобильности.
В результате конфликт между классами значительно уменьшается благодаря "нестабильности" современного рабочего класса, проистекающей из высокой социальной мобильности, характерной для современного общества. Именно мобильность и соответствующие ей ожидания масс являются условием и гарантией социальной стабильности. Мобильность уменьшает сплоченность групп, снижает интенсивность классового конфликта. Вместо выдвижения своих требований в качестве членов каких-то определенных социальных групп люди предпочитают конкурировать друг с другом в качестве отдельных личностей. Высокая социальная мобильность уменьшает сплоченность рабочего класса, превращает его в подвижное образование, у членов которого отсутствует четкая классовая идентичность.
Размывание классовой идентичности и снижение внутриклассовой сплоченности связано еще с одной группой факторов, опираясь на которые и создал свою теорию современного социального конфликта Р. Дарендорф. Речь идет о распространении социального равенства и последовательном осуществлении трех типов гражданских прав: юридических, политических и социальных. Социальные права — право на труд, образование, пенсионное, социальное и медицинское страхование и т.д. — привели к снижению радикализации политического действия рабочего класса и как следствие к уменьшению его внутриклассовой сплоченности.
Прямым следствием указанных трансформаций стало то, что классические формы классовой борьбы и рабочего движения ушли в прошлое. В современном обществе социальный конфликт определяется не рамками фундаментального экономического механизма, а совокупностью всех социальных, экономических, политических, идеологических, культурных отношений.
Основные положения теорий "смерти трудового общества" позволили говорить об устарелости классового подхода к анализу социального неравенства в современных обществах, устарелости теории классового конфликта, в целом роли труда, его разделения и дифференциации в качестве основополагающего принципа, дифференцирующего и структурирующего систему социальных отношений и процессов в обществе.
Все это привело к описанию современных обществ как посттрудовых и в этом смысле постклассовых, к появлению теорий, имеющих целью заменить старое и предложить совершенно новое видение социальной структуры и социального конфликта. Теории социальной структуры, основу которых составлял классовый анализ, или теории дифференциации, укорененные в системе разделения труда, стали вытесняться различного рода теориями "позиционной" структуры общества или социального пространства.
Еще одним компонентом теорий "конца труда" и всего дискурса культуры "эндизма" стало оформление целого ряда социологических "утопий". В качестве таковых можно рассматривать теоретические построения А. Горца, практонию О. Тоффлера, теорию конца труда Дж. Рифкина.
А. Горц исходит из общей констатации того, что "труд и трудовое общество пребывают в кризисе, но не потому, что людям нечего делать, а потому, что труд в строгом смысле слова стал редкостью, а то, что требуется делать, делается все меньшим количеством такого труда"3.
"Состояние постмарксистского человека" требует поэтому проекта общества, который выходит за ограниченность отдельных интересов посредством нового видения направления развития, требует утопии, способной указать смысл третьей промышленной революции. Этот проект должен носить характер новой социалистической утопии, зовущей к обществу "свободного времени". "Освобождение индивидов, их свободное развитие, переустройство общества произойдут через освобождение от труда"4 — такова позиция А. Горца.
Оформившиеся в 1970—1980-е гг. в европейской социологии теории конца трудового общества были созданы в контексте критической теории (Р. Дарендорф, К. Оффе) или даже просто неомарксистской ортодоксии (А. Горц). В 1980-е и 1990-е гг. теории конца трудового общества начинают разрабатываться и в рамках американской социологической мысли и увязываются в ней прежде всего с процессом информационной революции, беспрецедентным ростом структурной и технологической безработицы. Наиболее разработанными среди этих теорий являются утопическая конструкция общества самозанятости и постоянного переобучения О. Тоффлера, которую он сам характеризует как "практонию", а также теория Дж. Рифкина, создавшего теорию "конца труда" в контексте третьей промышленной революции и процесса глобализации.
3 Gorz A. Métamorphoses du travail: Quête du sens: Critique de la raison économique. P., 1988. P. 190.
4 Ibid. P. 130.
Согласно Дж. Рифкину, человечество вступает в новую эпоху всемирной истории. "Наступила информационная эпоха. В грядущие годы новые более совершенные технологии будут во все большей мере приближать цивилизацию к такому состоянию, когда почти исчезнут работающие. В сельскохозяйственном, промышленном и сервисном секторах машины стремительно замещают человеческий труд и сулят появление к середине двадцать первого столетия экономики с практически автоматизированным производством. Полное замещение работающих людей машинами заставит все страны пересмотреть свои представления о роли людей в социальном процессе. Переосмысление возможностей и обязанностей миллионов людей в обществе, в котором отсутствует формальная массовая занятость, станет самой насущной социальной задачей столетия"5.
Впервые в истории человеческий труд устойчиво вытесняется из производственного процесса. Те немногие выгодные рабочие места, которые появляются в высокотехнологичной экономике, относятся к сектору, где производится знание. Это делает наивными надежды, которые в 1980-е гг. демонстрировал, к примеру, О. Тоф-флер, на масштабные программы переобучения, поскольку нельзя переобучить массы трудящихся таким образом, чтобы они стали физиками, молекулярными биологами, специалистами в сфере высоких технологий и т.п.
Рассмотрение ситуации в различных частях света позволяет Дж. Рифкину сделать следующий вывод общего характера. Политические институты, общественные договоры и экономические отношения базируются на том, что люди продолжают продавать свой труд как товар на рынке. В ситуации, когда товарная ценность труда становится все менее значимой в процессе производства и распространения товаров и услуг, необходимо находить и внедрять новые подходы с тем, чтобы обеспечить людей доходами и гарантировать покупательную способность, найти применение энергии и талантам грядущих поколений.
Совершается, как считает Дж. Рифкин, переход к "пострыночной эпохе" XXI столетия. Для того чтобы этот переход произошел успешным образом, необходимо принимать во внимание следующее. Плоды возрастающих производственных возможностей, которые являются результатом нового технологического потенциала, должны стать достоянием миллионов трудящихся. Это может быть достигнуто посредством уменьшения рабочего времени, а также роста платы за труд. Какое будущее нас ожидает, в значительной мере зависит от того, как будут распределяться блага, получаемые
5 Ш/кт I. ТИе ЕМ оГWork. 1996. Р. XV.
в результате роста производительности труда. Справедливое распределение потребует сокращения трудовой недели, а также согласованных усилий со стороны правительств по обеспечению альтернативной занятости в нерыночном секторе. Если же все блага технологической революции станут исключительным достоянием держателей акций, высших менеджеров и возникающей элиты носителей знания в области высоких технологий, то неизбежны социальные и политические потрясения во всем мире.
Теории "конца труда" и "конца трудового общества" сыграли очень значительную роль в оформлении и второго дискурса — теорий постиндустриализма и теорий информационного общества. Эта их особая роль была обусловлена тем обстоятельством, что именно в теориях "конца трудового общества", как уже было сказано, была осуществлена ревизия методологической парадигмы, основным тезисом которой был тезис о структурообразующей функции производительного труда и которая просуществовала в социологии на протяжении всего XIX в. и двух третей ХХ в.
Второй, постиндустриалистский дискурс оформился в конце 60-х гг. ХХ в., а в середине 70-х гг. он достаточно плавно перерос в теории информационного общества. Теоретики постиндустриального общества (Д. Белл, Т. Стоуньер, А. Турен и др.) и информационного общества (О. Тоффлер, Ф. Ферраротти и др.) разрабатывали свои теории исходя из того факта, что промышленные капиталистические общества XIX — первой половины ХХ в. ушли в прошлое вкупе со всеми их фундаментальными характеристиками: особой структурообразующей ролью промышленного труда, классовой системой социального неравенства и социальным конфликтом, укорененными в системе промышленного производства. Им на смену пришли новые общества, определяемые сервисным сектором, сервисным типом труда. Сфера услуг постиндустриального общества — это сфера деловых и профессиональных услуг, это "индустрия знаний".
Фундаментальные изменения в самом характере труда и оформлении сервисного сектора в качестве доминирующего, определяющего промышленный сектор и задающего ему тип рациональности и его организацию, позволили теоретикам постиндустриализма говорить об оформлении и совершенно новой системы социального неравенства и конфликта. Речь идет об исчезновении или, по крайней мере, о сокращении старого рабочего класса и появлении нового рабочего класса, характер и условия труда которого резко отличаются от этих же характеристик старого рабочего класса. Главным классом, определяющим характер и тип социальных отношений в постиндустриальном обществе, является сервисный класс, а новую социальную элиту составляют специалисты, техно-134
краты и интеллектуалы. Собственность уже не является единственным основанием членства в высших классах, новые элиты формируются, согласно, например, Д. Беллу, на основе знания и высокого уровня образования. Обладание знанием и образованием является условием вхождения в элиту и ее символами. Знание становится основным ресурсом власти.
Социальные конфликты обретают институциональный характер, а радикальные методы классовой борьбы окончательно уходят в прошлое, изменяется и сама психология политического поведения и принципа социального взаимодействия между группами. Сферой социального конфликта является, по мнению Д. Белла, сфера взаимодействия "закрытых статусных групп", различающихся по расовым, этническим, лингвистическим, религиозным и другим признакам.
Практически ту же позицию занимает А. Турен. По его мнению, рабочий класс уже не является привилегированным историческим и социальным агентом, отдельное капиталистическое предприятие не является более центром экономической системы и ее социальных конфликтов. Принципиальное отличие постиндустриального общества от капиталистического индустриального общества состоит, по утверждению А. Турена, в том, что социальный конфликт определяется уже не рамками фундаментального экономического механизма, а совокупностью всех социально-экономических отношений. Основной социальный конфликт современного общества — это не конфликт по поводу собственности, это конфликт индивида и общества в целом, и формулируется он в терминах организационного конфликта.
Суть позиции А. Турена состоит в том, что социальное доминирование имеет глобальный и нерасчлененный характер, экономическая, социальная, культурная и другие сферы настолько переплетены, что ситуация в современных обществах передается, скорее, термином "отчуждение", чем "эксплуатация". Современное общество, как пишет Турен, является обществом отчуждения не потому, что оно повергает человека в нищету или навязывает политические ограничения, а потому, что оно подкупает, манипулирует и навязывает конформизм.
Постиндустриальное общество демонстрирует, таким образом, совершенно новые социальные конфликты. Это не конфликты между трудом и капиталом, это конфликты между структурами экономического и политического принятия решения и теми, кто принужден к зависимому участию. Другими словами, это конфликт между центральными и периферийными, или маргинальными, сегментами общества.
В середине 1970-х гг. в связи с развертыванием информационной революции постиндустриальные теории общества трансформируются в теории информационного общества. Д. Белл в связи с этим даже заявляет, что информационное общество — это постиндустриальное общество, в котором разворачивается информационная революция.
Основные тезисы постиндустриализма относительно изменения характера труда, системы социальной стратификации и неравенства, природы социального конфликта были во многом воспроизведены в теориях информационного общества. Новым моментом анализа стало выявление нового социального ресурса, определяющего облик общества и его основные социальные процессы.
Теоретики информационного общества, такие, как О. Тоффлер, Ф. Ферраротти и другие, указывают, что основным и главным процессом информационного общества, определяющим все остальные, является информационная революция. Информация — главный ресурс в современных обществах, и именно она определяет новизну происходящего. Появляется совершенно новое общество, характеризуемое процессами, противонаправленными тем, что имели место на предшествующих фазах развития общества ХХ в. Вместо централизации и бюрократизации, на что указывали теории корпоративного общества, — демократизация, вместо концентрации, зафиксированной теориями организованного капитализма, — разрушение, вместо стандартизации, зафиксированной теориями массового общества, — индивидуализация.
Информация как главный ресурс современных обществ определяет главные его характеристики: а) демассификацию и дестан-дартизацию всех сторон экономической и социальной жизни; б) высокую инновативность, быструю скорость происходящих в обществе изменений. Именно эти два процесса определяют появление новых организационных форм, характеризующих современное общество: отказ от иерархических структур и широчайшее распространение сетевых форм организации. В политическом смысле современные общества движутся, по мнению, например, О. Тоффлера, от представительной демократии к демократии участия.
Третьим дискурсом, в котором была осуществлена фундаментальная разработка теории современности, был дискурс постмодерна. Оформившись в 1970-е гг. в работах Ж.-Ф. Лиотара, Ж. Бо-дрийяра, Дж. Фридмана, З. Баумана, Дж. Ваттимо, он продолжает самым существенным образом определять современную социологическую мысль.
Постмодернистская социология осуществляет построение теории современности через соотнесение с социальными характеристиками обществ классического модерна, опираясь на понимание модерна
в той редакции, которая оформилась в социологии конца ХХ в. Речь идет о социологической теории обществ, сформировавшихся в последней трети XVIII в. как общества промышленные, капиталистические, демократические, классовые (а затем массовые) и оформленные в качестве национальных государств. Культура модерна — это культура рационализма, универсализма и просвещения, включающая и его теорию исторической и социальной роли знания и науки, теорию прогресса, концепцию человека, основу которой составляла универсалистская идентичность, ставшая основой агентности в обществах модерна. В соотнесении с этими характеристиками, через сравнение с ними и в качестве антитезы им разрабатывалась и оформлялась теория постмодерна как теория общества и культуры конца ХХ столетия.
Изменение природы и функций научного знания — это тезис, с которого можно начинать историю постмодернистской социологии. Одной из первых книг, в которой прозвучала эта тема, была книга Жана-Франсуа Лиотара "Состояние постмодерна".
Концепцию Ж.-Ф. Лиотара можно свести к нескольким тезисам. По его мнению, "по мере вхождения общества в эпоху, называемую постиндустриальной, а культуры — в эпоху постмодерна, изменяется статус знания"6. Знание — это вид дискурса. В информационную эпоху знание принимает форму информации, переводимой на язык компьютеров, оно операционализируется и коммерциализируется. Отношение поставщиков и пользователей знания к самому знанию стремится и будет стремиться перенять форму отношения, которое производители и потребители товаров имеют с этими последними, т.е. стоимостную форму. Знание производится и будет производиться для того, чтобы быть проданным, оно потребляется и будет потребляться, чтобы обрести стоимость в новом продукте и чтобы быть обмененным. Оно перестает быть самоцелью, перестает быть значимым самим по себе и становится ставкой в борьбе за власть и господство.
В силу указанных факторов — усиления роли знания в системе экономического производства и социального управления, его коммерциализации и превращения в информационный товар, который может функционировать в системах коммуникативных связей подобно другим символическим средствам обмена, например деньгам, — наиболее адекватной методологией анализа знания становится, как считает Лиотар, теория языковых игр. Это тем более верно, что представление о знании и науке как о некотором "органическом" единстве он считает глубоко устаревшим, так же как и выдвижение в центр анализа общества феномена субъекта, или "самости". Тезис структурализма о "смерти автора", о том, что
6 Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. СПб., 1998. С. 14.
"автор" — это лишь "функциональный принцип", определяемый рамками "образа мысли" эпохи, получает у Ж.-Ф. Лиотара еще более жесткое звучание. Принцип, в соответствии с которым получение знания неотделимо от формирования разума и даже от самой личности, устаревает и будет выходить из употребления. "Самость" только встраивается в сложную и как никогда мобильную систему отношений, создавая "узлы" коммуникаций, пункты, через которые проходят сообщения различного характера.
Теорию языковых игр, которая выполняет в исследовании знания и культуры роль коммуникативной теории, Лиотар дополняет исследованием "институций" — нормативных установлений, которые накладывают ограничения на игры. В результате знание начинает представать как тотальный гипертекст, структура которого (если таковая имеется) определяется ограничениями, полагаемыми теорией игр и совокупностью "институций". Содержание этого гипертекста составляют содержания, разработанные в рамках культуры на протяжении всей ее истории — метаповествования, или нарративы, как называет Лиотар различного рода теоретические построения в различных областях знания и культуры, идеологии, религии, эпосы, различного рода формы исторического сознания и культурных идентичностей, утратившие в настоящее время связь с реальностью как преимущественным объектом соотнесения. Все это порождает высокий уровень нестабильности и знания, и общества.
Концептуализация современности в постмодернистской социологии, осуществляющаяся через анализ изменения природы и функций научного знания, оформляет исследование природы "социального" и его трансформации и создание теории социального, где социальное — масса, сопротивляющаяся любому упорядочиванию, любому социально трансформирующему разуму. Теория бесконечных сетей взаимодействий, в которые "пойман" индивид, сопротивляющийся любой упорядоченности, — вот образ социального и общества в постмодернистской мысли. Современное общество — это лишенное структуры социальное образование, это "конец социального". Постмодернистская социология осуществляет ревизию универсалистских теорий социального порядка и универсальной, и тем более классовой, идентичности, выдвигая взамен тезис мультикультурализма, культурной этнификации, распространения идентичностей, основывающихся на истории, языке, расе. В этом отношении постмодернизм повторяет тезис постиндустриализма, указывающего на закрытые статусно-социальные группы как на главную сферу современного социального конфликта.
Постмодернистская социология пересматривает также и теорию прогресса как фундаментальную концептуализацию механиз-
ма социального изменения, осуществленную классической социологией, и формулирует тезис "конца прогресса", "прекращения событий", "конца истории", "рециклирования форм прошлого". Все эти позиции и тезисы получили фундаментальную разработку в теориях Ж. Бодрийяра, Дж. Ваттимо, Дж. Фридмана, З. Баумана.
Следует подчеркнуть, что, несмотря на в известной мере шокирующий диагноз современности, предложенный постмодернистской социологией, ее влияние на последующие социологические разработки оказалось очень значимым. Фундаментальные тезисы о природе и функциях знания в современных обществах, о природе социального, о природе и характере социальных изменений стали практически общепринятыми в современном социологическом дискурсе.
Четвертым дискурсом, оформившим в 90-е гг. ХХ в. и определившим еще одну перспективу рассмотрения современности, стали социологические теории глобализма. Фактически теории глобализма продолжили ревизию базовых представлений и понятий, созданных в социологической теории XIX—XX вв. Основу этого пересмотра составил объективный процесс глобализации, который к концу ХХ в. приобрел столь очевидный и оформленный характер, что фактически стал восприниматься как существо современности, главное направление ее трансформации и отличительная характеристика. В известном смысле глобализацию можно отождествить с постмодерном. Речь в данном случае идет об оформлении фундаментально нового качества современности: процесс глобализации ограничивает и в известной мере преодолевает национально-государственный принцип социального устройства, составлявший один из компонентов проекта модерна, а также мирового социального и политического порядка, основанного на нем. Эта трансформация национально-государственного порядка ведет к возникновению нового мирового социального порядка, глобальных экономических и политических классов, глобальных элит и глобальных низших классов, глобальных институтов и центров власти, глобальных сетевых взаимодействий и миграционных потоков.
Все это предполагает ревизию и в конечном счете отказ от так называемой "контейнерной" теории общества, в рамках которой общество отождествлялось с национальным государством и на которой основывалась социологическая теория модерна, и как результат — предполагает пересмотр базовой социологической понятийности, а также построение образа и теории современности через "напряжение" между структурами глобального и локального.
Пересмотр базовой социологической понятийности осуществляется через диалог с предшествующими социологическими теориями и через подключение основных теоретических разработок
дискурсов культуры эндизма, постиндустриализма, информационного общества и теорий постмодерна. Показательными в этом отношении являются теории глобализма Э. Гидденса, З. Баумана, У. Бека. Особое место в этой связи занимает теория сетевого общества М. Кастельса.
По мнению М. Кастельса, в последние два десятилетия ХХ в. произошли социальные трансформации, которые задели весь мир и конституировали новый тип социальной структуры, который и именуется "сетевое общество". Знание и информация не являются определяющим фактором в сетевом обществе, знание и информация являются значимыми в любом типе общества. «Поэтому следует отбросить понятие "информационное общество" в силу его неспецифичности и путаности. То, что действительно является новым в современную эпоху, — это новые сети информационных технологий. Они представляют собою более серьезные изменения, чем технологии, связанные с индустриальной революцией или информационной революцией. Более того, мы находимся в самом начале технологической революции, и по мере того как Интернет становится универсальным инструментом интерактивной коммуникации, мы сдвигаемся от компьютероцентрированной технологии к диффузным сетевым технологиям и, что еще более важно, дав волю биологической революции, создаем возможность манипулирования живыми организмами и даже их воссоздания»7. Важной характеристикой этой парадигмы является расширенное воспроизводство знания и информации в циклическом режиме.
Новая экономика современных обществ характеризуется тремя фундаментальными чертами. Во-первых, это информационная экономика, означающая, что производство знания и процессов управленческой информации определяет производительность и конкурентоспособность всех экономических единиц — от фирм до целых стран. Во-вторых, это глобальная экономика в самом точном и прямом понимании этого слова. Стратегическое экономическое действие (финансовые рынки, наука и технология, международная торговля и услуги, транснациональные фирмы, коммуникации, рынок высококвалифицированной рабочей силы) возможно только в планетарном масштабе. В-третьих, новая экономика охвачена сетями — речь идет о новой форме социальной организации — сетевом предприятии. Это не сеть предприятий. Это сети, созданные либо из других фирм, либо из сегментов фирм.
Эта новая экономика (информационная, глобальная, сетевая) является обязательно капиталистической, но это новый капитализм, в котором изменены правила инвестирования, накопления и вознаграждения.
7 Castells M. Materials for an Exploratory Theory of Network Society // Brit. Journal of Sociology. 2000. N 51. P. 10.
В новой экономике меняется тип занятости, широкое распространение приобретает работа с неполным рабочим днем, временная работа, самозанятость, работа по контракту, неформальная или полуформальная работа и т.д. Феминизация труда, замена "организационного человека" на "подвижную женщину", индивидуализация труда, изменение процесса социализации — все это черты, характеризующие трудовую сферу и систему производственных отношений. Значимость иерархических отношений уступает место значимости положения в системе сетевых связей.
Культура представляет собою схожий образец подвижной сети и эфемерной символической коммуникации, организованной преимущественно вокруг интегрированной системы электронных средств связи, включая Интернет. Культурные продукты имеют форму электронного гипертекста.
Этот гипертекст оказывает громадное влияние на политику Политическая борьба разворачивается в СМИ в рамках процесса персонализации политики. Политика становится очень дорогим бизнесом, политическая коррупция процветает, политика скандалов является основной чертой политической борьбы.
Центральный институт власти в человеческой истории — государство — также испытывает процесс драматической трансформации. С одной стороны, его ставят под сомнение глобальные потоки, с другой — политика политических скандалов в СМИ. Тем не менее государство не исчезает, оно адаптируется и трансформируется. Оно строит партнерские отношения с государствами через мультинациональные и транснациональные институты, утверждая через них свой суверенитет.
Все эти трансформации осуществляются при помощи организационных форм, которые создаются информационными сетями. Именно они определяют социальную структуру и социальную морфологию. Сети являются очень старой формой социальной организации, но в информационную эпоху они становятся информационными сетями, усиленными информационными технологиями. Сети имеют преимущество перед традиционными иерархически организованными морфологическими связями.
"В конце концов, сетевые отношения производства ведут к затемнению классовых отношений, — отмечает М. Кастельс, — это не устраняет эксплуатацию, социальную дифференциацию и социальное сопротивление. Но базирующиеся на производстве социальные классы в том виде, в каком они существовали в индустриальную эпоху, прекратили свое существование в сетевом обществе"8.
По мнению Кастельса, существует немного шансов на социальное изменение в рамках сетевого общества. Социальное изменение
8 Ibid. P. 18.
возможно только через два механизма, оба они внешние по отношению к доминирующим сетям. Первый — отрицание сетевой логики через утверждение ценностей, которые не могут быть адаптированы ни одной из сетей. Второй — альтернативные сети, построенные вокруг альтернативных проектов. Религиозные, национальные, территориальные и этнические сообщества являются первым типом. Экологизм, феминизм, движение за права человека — примеры второго типа. Социальное изменение, осуществляющееся одним или другим путем, создает возможность выбора между фрагменти-рованным коммунализмом и созиданием новой истории.
Однако эта "новая история" имеет совершенно новое лицо в сравнении с обществами классического модерна. Более того, по мнению, например, Э. Гидденса, "творение истории" — весьма проблематичное дело в эпоху существования глобального общества: мир перестал быть управляемым, вышел из-под контроля — "мир ускользает из рук". Возникают факторы риска, с которыми еще никогда и никому не приходилось сталкиваться. Рукотворные риски проникают во все сферы жизни: исчезает семья с ее фундаментальной основой — отношениями эмоциональной близости, исчезает и умирает традиция, коррупция и СМИ разрушают демократию как основу современного гражданского общества. От большинства институтов обществ классического модерна осталась скорлупа, внешняя оболочка, но внутри они изменились фундаментальным образом. Гидденс называет их "институты-пустышки". Они не соответствуют тем задачам, которые призваны выполнять. Набирают силу изменения, которые создают нечто беспрецедентное — глобальное космополитическое общество. Его становление носит анархический, случайный характер, и на него влияют множество различных неконтролируемых факторов.
Все эти изменения ставят перед современной социологией фундаментальные методологические задачи по разработке нового понятийного аппарата, который будет иметь важное значение для социологии XXI столетия. Как считает Дж. Урри, важнейшей в этой связи представляется категория "мобильность". Соответственно общая задача социологии формулируется им так: "Я стремлюсь представить манифест для социологии, которая изучает различные мобильности — народов, предметов, образов, информации и отходов, а также изучает сложные взаимодействия между этими различными мобильностями и их социальные последствия"9.
Все эти мобильности трансформируют предмет социологии, которая обычно фокусировала свое внимание на "индивидуальных обществах" и их общих свойствах. Развитие различных глобальных "сетей и потоков" размывает эндогенные социальные
9 Urry J. Sociology Beyond Societies. L.; N.Y., 2000. P. 1.
структуры, которые, как считала социология, способны воспроизводить себя, это относится и к обществу как целому социальной жизни. Речь идет о новой повестке дня для социологии как науки.
Подводя некоторый итог, в общем и целом, можно сделать вывод о том, что современная социологическая теория осуществила фундаментальный разрыв с социологической теорией XIX — первой половины ХХ в. Начиная с 70-х гг. ХХ в. в целой серии теоретических дискурсов она пересмотрела свои взгляды на природу социальной реальности, создала новые теории социальной структуры, социального конфликта, выявила новый облик общества в целом и его институтов, пересмотрела целый ряд фундаментальных тезисов, лежавших в основании прежней социологической теории, таких, как универсализм, прогрессизм, фундаментально научный характер социологического знания.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Бодрийяр Ж. В тени молчаливого большинства, или Конец социального. Екатеринбург, 2000.
Гидденс Э. Ускользающий мир. М., 2004.
Кимелев Ю.А. "Субъект" и "субъективность" в современной западной социальной философии. М., 2006.
Кимелев Ю.А, Полякова Н.Л. Социологические теории модерна, радикализированного модерна и постмодерна. М., 1996.
ЛиотарЖ.-Ф. Состояние постмодерна. М.; СПб., 1998.
Полякова Н.Л. XX век в социологических теориях общества. М., 2004.
Полякова Н.Л. От трудового общества к информационному: западная социология об изменении социальной роли труда. М., 1990.
BellD. The Social Framework of Information Society // The Computer Age: A Twenty Year View. L., 1981.
Castells M. Materials for an Exploratory Theory of Network Society // British Journal of Sociology. 2000. N 51. P. 3—35.
Danrendorf R. Fragmente eines neuen Liberalismus. Stuttgart, 1987.
FerrarottiP. Five Scenarios for the Year 2000. N.Y., 1986.
Gorz A. Métamorphoses du travail: Quête du sens: Critique de la raison économique. P., 1988.
Offe C. Disorganized Capitalism: Contemporary Transformations of Work and Politics. Cambridge; Oxford, 1985.
Rifkin J. The End of Work. N.Y., 1996.
Toffler O. The Adaptive Corporation. L., 1985.
Touraine A. The Post-Industrial Society. Tomorrow's Social History: Classes, Conflicts and Culture in the Programmed Society. N.Y., 1971.
Urry G. Sociology Beyond Societies. Mobilities for the Twenty-First Century. L.; N.Y., 2000.
