Научная статья на тему 'Методика исследования социальной политики в регионах'

Методика исследования социальной политики в регионах Текст научной статьи по специальности «Социологические науки»

CC BY
2211
101
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Журнал
Мир России. Социология. Этнология
Scopus
ВАК
ESCI
Область наук

Аннотация научной статьи по социологическим наукам, автор научной работы — Сидорина Татьяна Юрьевна, Тихонова Наталья Евгеньевна, Шкаратан Овсей Ирмович

Спорность и недостаточность данных государственной статистики и официальных документальных источников стимулировали авторов исследования к поиску надежных и адекватных "полю социальной политики методов сбора информации. Таковыми явились панельные полуформализованные интервью с представителями кризисных групп на рынке труда, проводившихся в домохозяйствах, а так же панельные фокусированные интервью с акторами социальной политики. Результаты этих опросов принесли не мало неожиданностей исследователям. Об этом можно узнать, прочитав статью трех авторов.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Похожие темы научных работ по социологическим наукам , автор научной работы — Сидорина Татьяна Юрьевна, Тихонова Наталья Евгеньевна, Шкаратан Овсей Ирмович

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Social policy Research methodology

Interviews stood alongside statistical data as an important method of obtaining information for the project. The interviews were with members of “labour market crises groups” who represented different forms or stages of unemployment (people on compulsory unpaid leave or short-time working at the instigation of management, people under notice of redundancy, registered unemployed and people who had found work after a period of registered unemployment). The significance of this source of information arose primarily out of the unreliability of official statistics, coupled with the opportunity the interviews provided to gain a deeper understanding of the socio-economic phenomena we were studying. Each of the two possible ways of obtaining information through interviews (relatively short questionnaires with largely closed questions, used for large representative samples, and in-depth qualitative interviews with small samples and a large number of open questions) has its advantages and disadvantages, and the choice between them was governed in the end by the subject matter and aims of the research in question. In our case, we had to make sense of the cause-and-effect relationships within a very serious cluster of problems, where macro-level problems (for example, the structural reorganization of industry, the crisis taking place in a number of sectors or the different pace at which reforms are taking place in different regions) were superimposed on medium-level and even on micro-level problems (household structure of the unemployed, their state of health, etc.). This could not be done using a short questionnaire and quantitative methods of analysis. We therefore preferred the in-depth interview method. The main drawback to this method is its lack of representativeness. Use of in-depth interviews enables the existence of problems and relationships of one kind or another to be established, but does not permit a reliable evaluation of the scale and extent of the various positions recorded. In our case, however, where the main task was to understand the essence of the various phenomena and the causation underlying them, rather than their extent, this drawback could be ignored. The difficulty of using in-depth interviews with small samples in the course of our research actually lays elsewhere. The research objectives involved not only comparing and analyzing the interaction between macroand micro-level factors, which made the questionnaire extremely long, but also comparing the situations in different regions on the one hand, and in respondent groups with differing employment status on the other. This meant that, with three regions and four separate groups, we had to conduct an independent analysis of 12 relatively independent research subjects, the sample for each of which, even using in-depth interviews, could not be smaller than 15-20 people. The total number of respondents therefore had to be at least 200. These considerations caused major problems in processing the data obtained, and made it necessary, in addition, to employ closed questions, an element of laige-sample research, in our research. The assumption was also made that our groups might include people experiencing the most severe socio-economic deprivation; and experience of other sociological research has shown that this contingent often has difficulty in expressing its position, especially with open questions. In drawing up the questionnaire, therefore, the specific nature of the subjects of our research was taken into account to the maximum possible extent, and the majority of the questions were of a closed type, although in fact this did not rule out the addition of any opinions not considered when the "list" of questions and variants of responses to them was being drawn up. Consequently, the "closed" nature of the questions was relative and, as it were, suggestive, accompanied as it was by an invitation to the interviewee to voice some other opinion. Nevertheless, with two phases of research, the total number of open questions amounted to several dozen. Most of these were subsequently coded, while some were subjected to content analysis. Coding was also applied to some of the responses to questions which invited the respondent to express an opinion over and above the response variables, although in the event there were very few people who did wish to express an additional opinion. The use of a large number of closed questions in in-depth interviews naturally meant that the closed questions themselves had to be of high quality. Almost all the closed questions were therefore taken from interview questionnaires that had already been used during other studies and had worked well, both in the way they encompassed all possible respondent positions, and as regards the importance of the results obtained. We took as a basis an interview carried out in 1994 as part of a representative study of the Russian labour market, run by one of the present authors. This was supplemented by questions from the research armoury of Western (Cohn, Rose, Townsend, Dean, Taylor-Gooby) and Russian (Chemina, Lapin, Magun, Tikhonova) sociologists, and from monitoring surveys carried out by RNIS1NP and VTSIOM. Besides the quality of the closed questions used, this approach to creating a research armoury ensured comparability of the results obtained from a survey of Russian unemployed with data from in-depth interviews with unemployed people in Europe, on the one hand, and of data for members of critical groups being investigated in the labour market with data for other Russians, on the other hand. Use of an in-depth interview method does not, of course, allow the results obtained to be extrapolated to embrace the entire Russian unemployment picture. But it did allow a quite large body of data (480 interviews with 274 people, taking into account substitutions and the two stages of the research) to be used to capture certain phenomena and trends which it was not possible to record using either statistical methods or methods of quantitative representative research or the classical in-depth interview method with genuinely small samples. Our survey of policymakers played significant part in the research. This method used an approach in which the respondent is asked to give information on a range of phenomena about which he is well-informed and which are suggested by the survey organizers. (See: Methods of Information-Gathering in Sociological Research. Book 1. The Sociological Survey. Edited by V. G. Andreenkov and 0. M. Maslova. Moscow, 1990, p. 24). Generally, this technique presupposes that people are selected on the basis of their formal professional status, of the results of testing their knowledge, and also of attestations from colleagues, to provide a sample of suitable policymakers. In this case, the numbers and representativeness of the group of policymakers were assessed not so much statistically as in terms of quality indicators, and this subsequently made it possible for the policymaker to give free expression to his opinions and to arguments supporting them. Open question types are dominant in this type of survey, with closed questions intended solely to evaluate the level of confidence of the individual, and the degree of agreement or disagreement with the positions of other specialists which have already been voiced. Unfortunately, this method of obtaining information does not by any means always provide the required results, since the accuracy of the data obtained is limited to the framework of the personal practical experience of the policymakers, and to their professional and even their personal interests. It is also almost impossible to avoid the "traps" of interviewing techniques for use with experts, that are described in the literature. In the first place, the sampling of policymakers on the basis of formal characteristics (professional status) narrows the range of suitable informants; in the second place, the same principle brings unsuitable people into the sample; in the third place, the questions put are often within the frame of the researchers' interests, but are not within the competence of the respondents (this happens particularly frequently when the questions are drawn up by representatives of other socially, ethnically or culturally alien cultures). (On this question, see: S. A. Belanovskii. Metodika i tekhnika fokusirovannogo interv’yu [Methodology and techniques of focussed interviewing). Moscow, 1993, p. 245-249). In our case, these well-known faults in surveys of experts were borne out with particular emphasis. This is because all Russian officials, businessmen, managers and trade union bosses were and still are neophytes in the world of the market, and neophytes in the new institutional structures which came into being 5 or 6 years ago. To improve the reliability of our results, we increased the size of the policymaker sample by comparison with the customary number, we repeated the interviews with them after a year, and we bore in mind throughout the results of our parallel survey of members of the weak social groups who were "being looked after by" our policymakers. In drafting the interview questions, we attempted to reflect the objectives of the research to the greatest possible extent, by emphasizing above all the importance of the policymakers' personal opinion in the questions. Although most of the questions were repeated in the second survey, some others were then asked for the first time. The inclusion of new questions in the second survey enabled us not only to uncover changes in the processes which had been examined by us and by the policymakers in 1996, but also to detect those processes and phenomena which had either not been accounted for at that time, or were not happening a year previously. It was also interesting to find out how the policymakers' attitudes to current events and their assessments had changed, and what changes there had been in the degree to which they were informed about, interested in and involved in tackling social problems. In conducting the interviews, we followed the customary method of carrying out developing a survey of experts. Furthermore, in most cases the interviewers, while observing the obligation to discuss the framework questions, did not adhere strictly to the interview schedule, which we feel was beneficial in that it turned the conversations into something like confidential discussions; this made for a considerable contrast with equivalent interviews in the Soviet era. In many cases, the interviewer was unable to achieve real openness on the part of the policymakers. This was most manifest in the questions about the respondents' social contacts. The respondents showed excessive caution in replying to these questions. It could be said that this fact bears witness to the peculiar nature of the socio-cultural environment which had grown up in elite groups in Russian society in Soviet times, and which will, it seems, not be readily overturned. We were struck by the way in which, in cases where good emotional contact was established with the interviewee, qualitatively new information was recorded during the interview. This was partly because, in most cases, the same respondents were interviewed twice, which disposed the respondent to be more open at the second meeting. Conducting in-depth interviews in a free form enabled interviewees to say their piece on the issues that were most important to them, not only (and not so much) on the issues which were a priory important to the researchers. One result of conducting interviews in a free form was that emotionally tinted information was obtained, information that was uppermost in the respondent's mind. Another result of using a free interview form was a build-up of excessive and contradictory information, which made analysis very difficult. Consequently, it was necessary to do more during the interviews than just obtain information on an item of interest; some assessment of the reliability of the information had to be made, with some kind of suggestion as to the angle of spin on it and some kind of explanation as to why the respondent was providing the information he was, whether it was of personal significance to him, etc. The information obtained from a free-form in-depth interview enables particular types to be identified among the respondents, these types being the bearers of certain socio-cultural characteristics; it also helps in understanding key figures, and to reveal the particular perception in one or another group of respondents. In most cases, the respondents were happy with the proposed discussion style: for many, it was a chance to be heard, to share pressing and painful problems with an interested and understanding listener. The text of the interview was transcribed verbatim, in "question-and-answer" form, retaining the respondent's own vocabulary. If we were to draw a preliminary conclusion, it would be that the interviews we gathered justified our fairly skeptical attitude to official documents, and gave us a more honest evaluation of the situation around social issues, reflecting the positions of actual or potential subjects of social policy in Russia. The policymaker respondents selected, who were specialists in social policy and employment policy, represented social groups from the Russian elite whose activities are closest to an understanding of these very important issues.

Текст научной работы на тему «Методика исследования социальной политики в регионах»

МИР РОССИИ. 1998. N1-2

МЕТОДИКА ИССЛЕДОВАНИЯ СОЦИАЛЬНОЙ

ПОЛИТИКИ В РЕГИОНАХ

Т.Ю. Сидорина, Н.Е. Тихонова, О.И. Шкаратан

Спорность и недостаточность данных государственной статистики и официальных документальных источников стимулировали авторов исследования к поиску надежных и адекватных "полю социальной политики методов сбора информации. Таковыми явились панельные полуформализованные интервью с представителями кризисных групп на рынке труда, проводившихся в домохозяйствах, а так же панельные фокусированные интервью с акторами социальной политики. Результаты этих опросов принесли не мало неожиданностей исследователям. Об этом можно узнать, прочитав статью трех авторов.

1. О выборе методов сбора и анализа информации

Сама тема исследования предполагает применение широкой гаммы методов и изучение разнообразных источников информации. Как и в советское время, официальные источники, включая государственную статистику, крайне ограниченно представляют данные о социальной действительности. В них можно найти сведения о численности безработных, об уровне жизни, доле населения, находящегося за чертой бедности и т.д. Конечно, и эти данные вызывают справедливые нарекания специалистов, они дискутабельны, часто плохо согласуются с принятыми в мировой статистике показателями. Основной же недостаток, что по ним не реконструировать реальных обстоятельств жизни основных слоев населения, особенно критических групп, ускользающих не только из поля зрения статистического учета, но и из наблюдения социологических служб и центров изучения общественного мнения при проведении представительных опросов.

Можно бесконечно приводить примеры неадекватного и ограниченного представления социальной действительности в только что названных материалах. Так, например, «Обзор экономической политики» Российско-европейского центра экономической политики за 1997 год приводит следующее сопоставление данных об уровне бедности в России: «Согласно официальным данным, в 1 квартале 1997 г. за чертой бедности находился 21 % населения. Это свидетельствует о сохранении действующей уже продолжительное время тенденции к снижению уровня бедности, поскольку данный показатель ниже соответствующего показателя за 1 квартал 1996 г. и почти равен среднему за 1996 г.

Однако данные, полученные из других источников, представляют ситуацию в ином свете. Поданным обследования «Russia Longitudinal Monitoring Survey»,

Методика исследования социальной политики в регионах

сфера бедности расширяется. Если ориентироваться на проведенное авторами обследование бедности, то окажется, что доля семей, находящихся за чертой бедности, постепенно растет - с 13% в ноябре 1993 г. до 29% в октябре 1995 г. и 36% в октябре 1996 г.». (1)

Спорность данных официальной статистики можно обнаружить и из такого примера, вполне характеризующего подходы к определению социальных показателей бедности. С конца 1996г. Госкомстат рассчитывает стоимость расширенной потребительской корзины, которая включает в себя 25 товаров первой необходимости. При этом, новая потребительская корзина (как отмечает тот же «Обзор экономики России» за 1997 год) в отличие от прежней, имеет официальный статус, поскольку она, в соответствии с законом, определяет уровень прожиточного минимума. Состав корзины основан на «Методических рекомендациях по расчету прожиточного минимума в регионах Российской Федерации», утвержденных Министерством труда и социальной политики 10 ноября 1992 г. По оценкам специалистов, «новая потребительская корзина предусматривает такой уровень потребления входящих в нее товаров, который оказывается ниже пайковых рационов времен второй мировой войны (особенно впечатляют нормы потребления мяса и мясопродуктов: потребительская корзина из 25 продуктов - 8,4 кг мяса). Тем не менее стоимость этой корзины определяет прожиточный минимум - или уровень бедности - в регионах и служит для расчета суммы финансовых трансфертов из федерального бюджета». (2)

Очевидно, какую цену наши современники платят за такие «научнообоснованные» расчеты и предпринимаемые на их основании действия. И.Бирман отмечает, что для характеристики социальной дифференциации в России широко используют известный коэффициент Джини. Но как можно доверять соответствующим расчетам, когда «в так называемых бюджетах домашних хозяйств нет данных о доходах-расходах очень богатых и очень бедных, никак не лучшей сравнивать данные по тому же коэффициенту за 1989-й по разным странам - в них принципиально разная структура доходов».(3)

Мы попытались в какой-то мере преодолеть объективно заданные трудности. Нами была принята во внимание специфичность «поля» исследования-поля социальной политики, опрокинутой на плоскость жизнедеятельности социально слабых групп, нуждающихся в социальной поддержке и защите. Были выбраны (по предложению профессора Н.Меннинга) два метода сбора информации: интервью как с акторами социальной политики, так и с представителями кризисных групп на рынке труда: находящимися в вынужденных неоплачиваемых отпусках или на сокращенном рабочем дне или неделе по инициативе администрации; предупрежденными об увольнении; официальными безработными и трудоустроившимися после периода официальной безработицы.

Принятый нами метод обнаружения этих групп - анализ сегментов рынка труда, на котором они отчетливо обнаруживают себя. Это, конечно, не единственно возможный путь, но чрезвычайно важный в стране, долгие десятилетия не знавшей безработицы и таких ее побочных явлений как, например, вынужденные отпуска без оплаты.

Характерно, что по данным ВЦИОМ, именно безработица за последние годы выходит на первый план среди тревожащих население проблем. В январе 1997г. как наиболее острую проблему, стоящую перед российским обществом, ее

МИР РОССИИ. 1998. N1-2

33.'.;

оценили 60,7% опрошенных, в январе 1998г. - 66,1%; в малых городах - 74%, в Сибири и на Дальнем Востоке - те же 74%. Для сравнения - еще в 1995г. эта проблема была в восприятии россиян далеко позади преступности, отсутствия порядка и законности, кризиса в экономике, обнищания населения. К тому же проблема безработицы все более рассматривается в контексте растущего расслоения на богатых и бедных (43% в 1997г.; 48% в 1998г.); на фоне прогрессирующего обнищания масс распространяется классовое самосознание. Эти выводы сделаны далеко не оппозиционными по отношению к правительству сотрудниками ВЦИОМ. К этому справедливо добавлен комментарий о том, что наиболее социально - слабая часть населения в обследования не попадает.(4)

Начнем с характеристики интервью с представителями кризисных групп. Интервью проводились в домохозяйствах. Мы стремились разобраться в социальной ситуации, где проблемы макро- и мезоуровня (структурная перестройка промышленности, кризис ряда отраслей, разные темпы и методы проведения реформ в различных регионах и т.д.) накладывались на проблемы микроуровня (структура домохозяйств безработных, их состояние здоровья и т.п.). Применение краткого вопросника, представительного опроса, количественных методов анализа в их сочетании представлялись неадекватными замыслу исследования. В этом нас убедил вторичный анализ нашего же опроса по проблемам занятости (1994г.) (5). Поэтому предпочтение было дано методу полуформализованного интервью, что позволило раскрыть наличие тех или иных проблем и связей, но не дало возможности достоверно оценить масштаб и распространенность зафиксированных позиций. Тем не менее в нашем случае, где важно было понять сущность тех или иных явлений и их причинную обусловленность, а не меру распространенности, этими недостатками можно было пренебречь.

Специфика использования полуформализованных интервью в нашем случае заключалась в следующем. Обычно такие интервью проводятся на малых выборках и с применением открытых вопросов. Задачи же исследования предполагали не только сопоставление и анализ взаимодействия факторов макро- и микроуровня, но и сравнение ситуации в различных регионах, с одной стороны, и в группах респондентов с различным статусом занятости - с другой. Это привело к увеличению числа вопросов, и расширению круга респондентов. Учтем, что исследование охватывало три региона, в каждом из них четыре кризисные группы, т.е. 12 относительно самостоятельных объекта, выборка по каждому из которых даже при использовании углубленных интервью все же не могла быть меньше чем 15-20 человек.

Таким образом, общее число опрашиваемых должно было быть более 200 человек. Добавим, что в составе групп могли оказаться (и оказались) люди, испытывающие наибольшую социально-экономическую депривацию. А как показал опыт других социологических исследований, такой контингент очень часто затрудняется сформулировать свою позицию, особенно по открытым вопросам.

Поэтому при разработке вопросника была максимально учтена специфика объектов исследования, и основная часть вопросов носила закрытый и полузакрытый характер. В последних респонденты получали возможность добавить свои мнения, не учтенные при разработке вариантов ответа на такие вопро-

2 Мир России, № !—2

*

Методика исследования социальной политики в регионах

сы. Мы приняли во внимание то обстоятельство, что респонденты обычно стараются уложиться в предложенный им перечень ответов и редко пользуются возможностью высказать суждение за пределами сформулированных вариантов (это подтвердил и наш опрос). Поэтому во всех случаях, когда необходимо было понять, исследовать структурированность представлений опрашиваемых, их собственные мнения, способные реализоваться вербально, нами использовались и на первом, и на втором этапах открытые вопросы. После анализа содержания большинство из них было закодировано.

Разумеется, использование большого числа закрытых вопросов в интервью предполагало высокое качество самих вопросов. Поэтому почти все закрытые вопросы были взяты из вопросников интервью, которые хорошо . себя зарекомендовали в других исследованиях как в плане охвата всех возможных позиций респондентов, так и с точки зрения важности получаемых результатов. В их числе вопросы из инструментариев исследований как западных (М.Кон, Р.Роуз, П.Таузенд, и др.), так и российских (О. Шкаратан, Н.Чернина, Н.Лапин, В.Магун, Н.Тихонова) социологов, а также из мониторинговых опросов РНИСИНП и ВЦИОМ. Помимо качества самих используемых закрытых вопросов такой подход к разработке инструментария обеспечивал сопоставимость полученных результатов опроса российских безработных с данными углубленных интервью с безработными в Европе, с одной стороны, и с представительной совокупностью всех россиян - с другой.

В итоге на достаточно большом массиве данных (480 интервью у 274 человек с учетом замен и двух этапов исследования) нам удалось уловить некоторые явления и тенденции, которые невозможно было зафиксировать ни статистическими методами, ни методами количественных репрезентативных исследований, ни методом классических интервью на действительно малых выборках.

Значительную роль в исследовании играло проведение опроса акторов социальной политики. Естественно, что эти люди (сведения об их составе приведены ниже) по критерию информированности вполне могли быть признаны в качестве экспертов по интересовавшим нас проблемам. Тем более, что они, как и представители кризисных групп, опрашивались дважды: весной 1996г. и 1997 г. Методика экспертного опроса предполагает отбор экспертов не только по признакам их формального профессионального статуса (это правило было нами соблюдено), но и использование результатов их тестирования, а также аттестации со стороны коллег, что мы не имели возможности сделать в силу высокого ранга значительной части респондентов и специфики личностных связей в номенклатурно-чиновничьей среде. Однако, поскольку представительность группы экспертов принято оценивать не столько статистически, сколько их качественными показателями, а также характером и аргументированностью свободно высказанных мнений, то можно, видимо, при всех оговорках, признать, что наши респонденты (акторы социальной политики) являются экспертами.

К сожалению, примененный метод получения информации далеко не во всем обеспечил нам надежные результаты, поскольку точность полученных данных ограничена рамками личного практического опыта респондентов, их профессиональными и особенно личностно-корпоративными интересами. Кроме того, почти невозможно избежать описанных в литературе «ловушек» при проведении

МИР РОССИИ. 1998. N1-2

V

* ' ч

> •

подобного интервьюирования. Во-первых, отбор акторов по формальному признаку (профессиональный статус) сузил нам круг компетентных информаторов; во-вторых, этот же принцип ввел в круг опрашиваемых некомпетентных людей; в-третьих, зачастую задаваемые вопросы находились в зоне интересов исследователей, но не входили в зону компетенции респондентов.

Эти общеизвестные дефекты опроса акторов-экспертов подтвердились в нашем случае с особой силой. Ведь все русские чиновники, бизнесмены, менеджеры и профсоюзные боссы были и остаются неофитами в рыночной среде, неофитами в новых институциональных структурах, возникших 6-7 лет назад. Для повышения надежности результатов мы увеличили против традиционного объема число опрошенных, с интервалом в год провели повторные собеседования с ними, учли при повторном опросе (1997г.) результаты интервью с «подопечными» наших респондентов, представителями критических групп.

При формулировке вопросов интервью мы постарались по возможности более полно учесть задачи исследования, подчеркивая в вопросах важность именно персонального мнения специалистов. Проведение опроса едва этапа помогло выявить существо позиций респондентов, а затем произвести оценку уровня согласованности мнений по наиболее важным пунктам. Хотя во втором опросе большинство вопросов бьшо повторено, но часть их задавалась впервые. Включение новых вопросов во второй опрос позволило не только обнаружить перемены в тех процессах, которые были отрефлексированы нами и акторами социальной политики в 1996г., но и те процессы и явления, которые тогда либо не были учтены, либо еше отсутствовали. Кроме того, представляли интерес перемены в отношении акторов к происходящим событиям, в их оценках, информированности, заинтересованности и вовлеченности в решение социальных проблем.

При проведении интервью мы использовали традиционную методику развертывания экспертного опроса:

- указание существа изучаемой проблемы и мотивов обращения к данному лицу в качестве специалиста;

- сведения, убеждающие в компетентности актора: область занятий, стаж в этой области, квалификация;

- информация о порядке (содержании) предлагаемых вопросов в полном объеме;

- формулировка каждого проблемного вопроса, предлагающая либо свободные высказывания и комментарии с просьбой указать упущения, слабые места, сомнительные пункты в аргументации, либо обоснование постановки иной проблемы;

- дополнительные замечания, комментарии, предложения.(6)

Пожалуй, проведенный нами опрос акторов социальной политики, при всех его только что упомянутых особенностях, наиболее близок по своему характеру к фокусированным (направленным) интервью.(7)

Если подвести предварительный итог, то можно отметить, что собранные интервью позволили достаточно критически отнестись к официальным документам, получить более откровенную оценку ситуации в социальной сфере, отражающую позиции реальных и потенциальных субъектов социальной политики в России. В качестве респондентов - акторов социальной политики и политики занятости были выбраны представители тех социальных групп российской эли-

2’

Методика исследования социальной политики в регионах

ты и чиновничества среднего звена, род деятельности которых наиболее близок к пониманию этих существенно важных проблем.

2.Методика обследования домохозяйств (8)

2.1. Общая характеристика выборки

Исследование носило лонгитюдный характер (респонденты интервьюировались дважды, с интервалом 12-13 месяцев). Это позволило уточнить ряд вопросов, возникших в ходе первого этапа, а также проследить эффективность и причины выбора различных стратегий выживания семей (домохозяйств) и поведения респондентов на рынке труда. Первый опрос проходил в марте-апреле 1996г. Методом формализованного интервью было опрошено 240 человек (100 - Москва, 80 - Санкт-Петербург, 60 - Воронеж).

Респонденты подразделялись на 4 группы: 1) безработные, официально зарегистрированные в службе занятости; 2) работники с нестабильной занятостью (находящиеся в вынужденных неоплачиваемых или частично оплачиваемых отпусках, работающие неполный рабочий день и неполную рабочую неделю); 3) официально предупрежденные об увольнении; 4) трудоустроившиеся после периода официально зарегистрированной безработицы. Численно на первом этапе исследования эти группы распределялись следующим образом: 1 группа - 70 человек, 2-58 человек ,3-57 человек, 4-55 человек.

Анализ итогов первого этапа опроса (1996г.) показал необходимость применения более дробной классификации респондентов. Поэтому к четырем группам респондентов на втором этапе исследования были добавлены еще три:

- не состоящие на учете в Службе занятости (частично - снятые с учета в связи с длительным сроком безработицы), но являющиеся безработными («фактические безработные»);

- нормально работающие, и не имеющие в прошлом опыта безработицы («нормально работающие» - в основном попавшие в эту группу из числа тех, кто был предупрежден об увольнении во время первого этапа исследования и сумел найти работу сразу же, без периода безработицы);

- группа самозанятых.

Численно респонденты распределились по группам на втором этапе исследования следующим образом: «официальные» безработные - 47 человек, нестабильная занятость - 26, предупрежденные об увольнении -3, трудоустроившиеся после периода официальной безработицы - 104, «фактическе» безработные - 30, нормально работающие без опыта официальной безработицы - 25, самозанятые - 4 человека.

На первом этапе для поиска респондентов - официальных безработных применялся метод случайной выборки по учетным материалам Служб занятости с контролем за соответствием социально-демографических характеристик опрашиваемых статистическим данным о составе безработных. Каждому респонденту объяснялся смысл предпринятого исследования, его обязательная двухэтапность, независимо от того, будет ли человек состоять через год на учете в Службе занятости. Интервьюирование начиналось после получения согласия респондента на длительное сотрудничество, с обязательным указанием имени и адреса, которые впоследствии контролировались через

МИР РОССИИ. 1998. N1-2

37

социальных работников.

Адреса предупрежденных о сокращении работников, а также вернувшихся к работе после безработицы были предоставлены работниками служб занятости. Из предложенного полного списка составлялась выборочная совокупность. Затем интервьюеры связывались с респондентами по телефону или посещали квартиры, и, после получения согласия на сотрудничество, интервьюировали респондентов у них дома. В редких случаях (в частности, в Воронеже) интервью брались на предприятиях, проводивших массовое сокращение сотрудников, но доля этих респондентов в числе группы предупрежденных об увольнении в Воронеже не превышала трети опрошенных.

Второй опрос был проведен в апреле-мае 1997 г. По различным причинам в ходе второго этапа было заменено в общей сложности 37 человек, т.е. 15,4% по массиву в целом. Замены по Москве составили 17%, по Санкт-Петербургу -15% и по Воронежу - 13%. По группам опрашивавшихся во время первого этапа исследования замены распределились следующим образом: официальные безработные - 11 человек, предупрежденные об увольнении - 5 человек, группа нестабильно занятых - 13 человек, трудоустроившиеся после периода официальной безработицы - 8 человек.

При заменах учитывались пол, возраст и положение опрашиваемого на рынке труда в момент первого этапа опроса, что позволило минимизировать сдвиги в выборке по этим параметрам. По полу состав респондентов был одинаков на обоих этапах исследования: мужчин - 41% (99 человек), женщин -59% (141 человек). Такое распределение по полу учитывало особенности гендерного состава критических групп на рынке труда обследовавшихся городов, особенно высокий процент женщин среди безработных (от двух третей до трех четвертей всех официальных безработных в обследовавшихся городах).

Российская безработица имеет ряд специфических черт по отношению, например, к безработице в европейских странах. Среди респондентов две трети -это специалисты со средним специальным и высшим образованием, причем почти половина всех опрошенных - специалисты с высшим образованием. Около 70% всех опрошенных и на первом, и на втором этапах опроса - люди в самом эффективном с точки зрения качеств рабочей силы возрасте - от 25 до 50 лет, причем каждый третий - 25-40 лет. По профессиональному статусу почти половина из них занимала ранее или продолжала занимать в период первого опроса должности работников квалифицированного умственного труда или руководителей. Таким образом, по своим формальным профессиональным характеристикам эти люди относились к лучшей части трудоспособного населения России.

Учитывая стоявшие перед нами в ходе исследования проблемы бедности и выбора стратегий выживания, большое внимание было уделено также составу домохозяйств респондентов. Различия в численности домохозяйств по городам были весьма заметны. Так, в Москве среди безработных половина (14 человек) были одиночками или имели домохозяйства из двух человек, а в Воронеже таких было только 4. Зато большие (5 и более членов) домохозяйства были больше распространены среди безработных Воронежа - 8 при 5 в Москве. В Петербурге соответствующие показатели составляли 9 и 8 человек. В целом же в Москве и Петербурге доминировали домохозяйства из двух-трех человек, а в Воронеже - из

Методика исследования социальной политики в регионах

4 членов.

Самым большим был в Воронеже и процент семей, имеющих иждивенцев. Если в Петербурге семьи без иждивенцев составляли 74 из 80, а в Москве- 46 из 100, то в Воронеже иждивенцев не имела только треть опрошенных. В то же время с учетом числа работающих коэффициент семейной нагрузки в Воронеже мало отличался от Москвы и Петербурга.

Социальный портрет опрошенных москвичей

Опрошенные на первом этапе безработные - москвичи были немолоды: две трети из них были старше 40 лет, причем каждый пятый - старше 50 лет; 53% респондентов с высшим образованием; среди них преобладали женщины (две трети опрошенных); мала доля рабочих (17%) и велика - руководителей (23%), причем в большинстве это руководители довольно высокого уровня, не ниже чем начальники отделов или цехов (17%). Эти особенности характерны и для московских безработных в целом, что позволяет рассматривать массив опрошенных как достаточно репрезентативный для московских условий.

Необходимо также отметить, что по сравнению с другими москвичами безработные более маргинализированы. Среди них было довольно много мигрантов первого поколения: 27% опрошенных начинали свою трудовую деятельность не в Москве; высшее образование большинство из них получило уже в процессе работы (при 53% имеющих его на момент опроса только 17% начали трудовую деятельность, имея его). Словом, это были люди, которые «сделали себя сами» и наверняка были горды этим, что заставляло их особенно болезненно переживать изменившуюся ситуацию.

Особенностью московских безработных был также гораздо больший процент одиноких людей, чем в среднем по репрезентативному опросу москвичей (47% против 31%), и значительная доля людей, никогда не состоявших в браке (30%). Семьи большинства опрошенных были очень малочисленны - 2-3 человека (соответственно 37 и 30%), и только 17% имели двух и более детей, причем в основном уже взрослых. Таким образом, опрошенные в 1996г. безработные - это в основном немолодые женщины с маргинальным статусом, сделавшие в дореформенное время собственными усилиями неплохую карьеру, которые в основном были либо одиночками, либо членами домохозяйств из двух взрослых.

Опрошенные достаточно равномерно распределялись по отраслям с небольшим превалированием оборонной промышленности, причем увольнение их в основном происходило с крупных государственных или приватизировавшихся предприятий (67% опрошенных было уволено с предприятий с численностью работающих свыше 200 человек).

С точки зрения профессиональной самоидентификации 2/3 безработных отождествляло себя с работниками умственного труда (специалистами или «белыми воротничками», грань между которыми в современной России достаточно условна). При этом к числу работников высококвалифицированного умственного труда себя отнес только один человек, а весьма многочисленные в этой группе руководители в плане профессиональной самоидентификации в большинстве своем не отождествляли себя с работниками управления. Двое в

МИР РОССИИ. 1998. N1-2

39

качестве своей основной профессии назвали ведение домашнего хозяйства, что позволяет предположить утрату частью безработных ориентации на производственную деятельность.

Учитывая, что четверо из 30 безработных не имели работы в течение двух и более лет, при этом двое остались без работы около десяти лет назад, утрата профессиональной самоидентификации не удивительна. Однако в целом период безработицы у основной массы опрошенных составлял от 3 до 9 месяцев, т.е. приходился на период, когда безработные получают 50 - 75% от оклада по последнему месту работы, 7 человек имели стаж безработицы до 3 месяцев, а остальные - от 9 месяцев до 2 лет.

Предупрежденные об увольнении москвичи на первом этапе опроса довольно сильно отличались от безработных по многим параметрам. Прежде всего, они были значительно моложе. 32% из них были моложе тридцати лет, и только 41% старше 40. В их среде было еще более заметно доминирование женщин (73%). Также высок процент одиноких (41%) и никогда не состоявших в браке. Средний размер семьи у остальных предупрежденных был заметно больше, чем у безработных (40% имели семьи из 4 и более человек, и только 18% - менее трех); 64% имели детей, причем 23% - 2 и более. Мигрантов первого поколения среди них было заметно меньше - 13%. Большинство предупрежденных об увольнении имели то образование, с которым они начали свою трудовую биографию. Лица с высшим образованием составляли среди них около трети. Основная же их масса имела среднее и среднее специальное образование (соответственно 23% и 32%).

Таким образом, эта группа была менее маргинализирована, чем первая, но зато менее образована и с большей семейной нагрузкой. В профессиональном отношении она также была довольно своеобразна. Предупрежденные об увольнении оказались гораздо более неравномерно распределены по отраслям, чем безработные. Наиболее заметная их часть (23%) работали в торговле и общественном питании. Еще 9% - в жилищно-коммунальном хозяйстве. Таким образом, в переживающей расцвет сфере обслуживания было занято 32% респондентов этой группы. И это притом, что на находящиеся в кризисе промышленные отрасли вместе взятые приходилось лишь 27% респондентов этой группы.

Среди предупрежденных об увольнении заметно меньше работавших на государственных и акционерных предприятиях, и больше - на частных и совместных. Соответственно меньше был и процент уволенных с крупных предприятий, зато больше - с предприятий численностью до 50 человек. По предупрежденным об увольнении нет специальной городской статистики, однако по некоторым косвенным данным такая отраслевая структура сейчас достаточно характерна для увольнений и связана с перестройкой городского хозяйства.

Представители группы нестабильно занятых имели заметно отличавшийся от других групп половозрастной состав и семейное положение. В основном это были мужчины (68%) в возрасте от 30 до 40 лет. 28% опрошенных в этой группе были моложе 30 лет, а остальные- старше 40. Как и предупрежденные об увольнении, почти все они оказались коренными москвичами. Практически все опрошенные жили в составе семьи, причем 32% - в семьях, насчитывающих 4 и более человек. В 36% семей опрошенных были иждивенцы, в том числе маленькие дети.

Образовательный уровень этой группы оказался самым высоким из всех

т

Методика исследования социальной политики в регионах

четырех, которые были обследованы: работники с высшим образованием - 56%, только 16% не имели специального образования. 40% нестабильно занятых были работниками физического труда, при этом 32% работали по специальностям, относящимся к высококвалифицированному физическому труду; 48% работали по специальностям квалифицированного и высококвалифицированного умственного труда. Профессиональная самоидентификация группы по этим параметрам была совершенно адекватной. Единственным исключением являлась самоидентификация с должностями руководителей. Эти позиции занимали, судя по ответам о профессиональной самоидентификации, 12% опрошенных. Но при кодировании профессий мы не нашли ни одного опрошенного, которого можно было бы отнести к руководителям.

Достаточно своеобразна была и отраслевая принадлежность респондентов из этой группы. Это в основном оказались работники тяжелой (48%) и оборонной (8%) промышленности. Кроме того, шире, чем в других группах, здесь были представлены работники образования и науки (16%). При таком отраслевом составе не удивительно, что 64% респондентов работали на предприятиях численностью свыше 200 человек, причем 36% - численностью свыше 1000 человек, и только 8% - на предприятиях с численностью работающих менее 50 человек. В основной своей массе это были государственные или акционерные (приватизировавшиеся) предприятия. Как видим, представители этой группы респондентов

- в основном достаточно молодые мужчины, занятые квалифицированным физическим и умственным трудом в промышленности и науке, с высоким социальным статусом по дореформенной шкале престижа. В силу значимости для них (по различным причинам) их работы они оставались на предприятии, несмотря на сложное финансовое положение, в котором оно находилось.

Трудоустроившиеся после периода официальной безработицы, также как и группа безработных, были относительно немолоды - 62% старше 40 лет. Однако в отличие от безработных, группа трудоустроившихся в большей своей части была представлена мужчинами. Здесь оказался самый высокий процент женатых и замужних - 62%, а также тех, кто не имеет других работающих членов семьи

- 52,2% (для сравнения, у безработных - 36,7%).

Это достаточно образованная группа (43,6% с высшим образованием), хотя образование они, как и безработные, получили в основном уже после начала работы. Профессиональный статус группы заметно отличался от других. На протяжении последних десяти лет до периода безработицы примерно треть группы работала по специальностям высококвалифицированного физического труда и лишь 13% - по специальностям умственного труда с высшим образованием. Профессиональная самоидентификация соответствовала этим показателям. В отраслевом разрезе представители этой группы после трудоустройства были заняты в первую очередь на государственных и акционерных предприятиях в сферах торговли, общественного питания и жилищно-коммунального хозяйства относительно небольшой численности. Треть работала на предприятиях численностью до 50 человек и ровно столько же на предприятиях с численностью свыше 200 человек, что меньше, чем в любой другой группе. Таким образом, после периода безработицы в Москве люди трудоустраивались в основном в те отрасли, откуда шел и наибольший поток сокращаемых.

МИР РОССИИ. 1998. N1-2

Социальный портрет опрошенных петербуржцев (9)

Среди официально зарегистрированных безработных в Петербурге во время опроса в 1996г. было 32% руководителей и специалистов с высшим или средним специальным образованием, 24% служащих из числа технического и обслуживающего персонала, 24% квалифицированных рабочих. По последнему месту работы респонденты этой группы равномерно распределились по широкому кругу отраслей народного хозяйства.

Специфика петербургской группы нестабильно занятых была обусловлена самым значительным по сравнению с другими группами опрошенных представительством (73%) высокообразованных людей - технической и гуманитарной интеллигенции, занятой преимущественно в оборонной промышленности и науке. В составе опрошенных в этой группе руководители и специалисты, имеющие высшее и средне-специальное образование, занимали 55%, служащие из числа технического и обслуживающего персонала насчитывали 18%, квалифицированные рабочие - 23%. Такой состав объяснялся тем, что несмотря на то, что наибольший удельный вес нестабильно занятых отмечается в промышленности, основная доля находящихся в вынужденных отпусках приходится на инженерно-технический персонал предприятий и на научных работников отраслевых институтов, входящих в структуру научно-производственных объединений.

Основу группы предупрежденных об увольнении составляли квалифицированные рабочие (47%), занятые на крупных предприятиях государственной и акционерной формы собственности в тяжелой промышленности гражданского назначения.

Образовательный профиль трудоустроившихся после периода безработицы определялся, как и в случае с находящимися в вынужденных отпусках, большим удельным весом лиц, имеющих высшее образование (56%). Однако, в отличие от них, должностной статус вернувшихся к работе в среднем был заметно ниже. Здесь фиксировалась относительно меньшая доля лиц, занимавших в момент опроса должности, требующие высшего или среднего специального образования. В то же время, отмечается явный рост числа занятых в сфере обслуживания.

Более половины (58%) из общего числа опрошенных безработных были уволены с государственных предприятий. Примерно одна четвертая часть респондентов отметили, что последним их местом работы было акционерное общество, а одна шестая - частная фирма. Среди находящихся в вынужденных отпусках отмечалась значительно большая доля тех, кто в настоящее время занят на предприятиях акционерной формы собственности (45%). Еще выше был удельный вес занятых в акционерных обществах (60%) в группе предупрежденных об увольнении.

Большинство зарегистрированных безработных увольнялось со средних предприятий, 36% - с крупных, 12% - с мелких предприятий с численностью работающих менее 50-ти человек. Находящиеся в вынужденных отпусках, в основном были заняты на крупных предприятиях и в организациях (64%). Средние предприятия представляют 32% респондентов этой группы, мелкие - 4%. По численности работников на их предприятиях примерно так же распределялись и пре-

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Методика исследования социальной политики в регионах

дупрежденные об увольнении.

Статус человека, оказавшегося в ситуации обострения его занятости, по-видимому, был связан с размером предприятия, на котором он работал. Так, среди зарегистрированных безработных удельный вес тех, кто работал ранее на предприятиях с численностью менее 200 человек, почти втрое превышал соответствующий показатель по группе предупрежденных об увольнении, и в 10 раз - находящихся в вынужденных отпусках. В то же время, по сравнению с зарегистрированными безработными, значительно большая часть скрытых безработных была занята на крупных предприятиях (свыше 1000 человек).

Из числа зарегистрированных безработных 36% утратили свое рабочее место в связи с сокращением штатов или закрытием предприятия, еще для 48% респондентов официальной причиной увольнения послужило собственное желание. Около трети до увольнения бывали в неоплачиваемых отпусках. Что касается находившихся в момент опроса в вынужденных отпусках, можно смело обозначить их ситуацию как носящую хронический характер. Более 85% респондентов этой группы отмечали, что и раньше они были вынуждены уходить в неоплачиваемые или частично оплачиваемые отпуска в связи с отсутствием работы на их предприятии (организации).

Социальный портрет опрошенных воронежцев (10)

Из 15 официально зарегистрированных безработных воронежцев треть составляли мужчины, а две трети - женщины. 7 респондентов были в возрасте 30-40 лет, пятеро - в возрасте 40-50 лет, а трое - моложе 30 лет. Образовательный уровень безработных был достаточно высок. 27% респондентов на момент опроса имели полное среднее образование, 20% - среднее специальное, и более половины опрошенных (53%) оказались специалистами с высшим или неоконченным высшим образованием.

40% безработных, и это специфично именно для этой группы, являлись бывшими работниками оборонной промышленности; 13% опрошенных последним местом работы назвали либо предприятия тяжелой промышленности, либо другие промышленные отрасли (под которыми большинство подразумевало ВПК). Что касается работников непроизводственной сферы, то 13% респондентов были работниками образования и науки, по 7% работников - транспорта, жилищно-коммунального хозяйства и других отраслей.

Особенностью официальной безработицы в Воронеже стало то, что одним из основных источников высвобождения рабочей силы являлись промышленные гиганты оборонного и слабо конкурентного гражданского назначения, которые в условиях перехода к рыночной экономике пострадали в наибольшей степени. 73% безработных трудились раньше на предприятиях, где было занято свыше 200 работников, в том числе 53% - на предприятиях численностью свыше 1000 человек. Подавляющее большинство (73%) проработали на старом месте свыше 7 лет, из них 20% - свыше 15 лет.

Треть опрошенных по последнему месту работы была занята на рабочих специальностях; остальные были служащие-неспециалисты или специалисты со средним специальным и высшим образованием. В плане профессиональной самоидентификации 13% опрошенных считали основной для себя руководящую работу

МИР РОССИИ. 1998. N1-2

(реально работали - 20%), 13% назвали в качестве основной профессию квалифицированного рабочего (20% работали по этой специальности), наконец 27% считали себя служащими-специалистами в то время как реально занятых на должностях, требующих среднего специального образования было всего 7%. Ни один респондент не назвал в качестве своей основной профессии неквалифицированный физический труд.

Добавим, что безработица охватывала работников, имеющих большой трудовой стаж и опыт работы именно по той специальности, которую они считали основной для себя, что не способствовало их легкой адаптации к резко изменившемуся статусу. У 73% официальных безработных общий трудовой стаж составлял 15-20 лет. Многим из них в процессе трудовой карьеры удалось повысить свой образовательный уровень. Если 60%, начиная постоянно работать, имели полное среднее образование, то на момент опроса уже 73% опрошенных являлись специалистами со средним специальным и высшим образованием, а людей, имеющих образование ниже среднего, не осталось вовсе. Срок безработицы большинства респондентов оказался достаточно большим. Только треть была безработными менее полугода, еще 40% - менее года, и четверть опрошенных была без работы свыше года.

Среди предупрежденных об увольнении было заметно больше женщин и молодежи, чем в других группах. Доля респондентов в возрасте до 30 лет составляла 36% (нестабильно занятые - 6%; безработные - 20%). Только пятая часть опрошенных попадала в возрастную категорию 40-50-летних, и ни один респондент не был старше этого возраста.

Подавляющее большинство опрошенных (85,7%) были специалистами с высшим (50,0%) или среднеспециальным образованием (35,7%), но заняты они в основном были как служащие-неспециалисты на должностях, не требующих высокого уровня квалификации. Особенности профессионально - отраслевой структуры увольняемых указывали на то, что рынок труда Воронежа освобождался, во-первых, от малоквалифицированной рабочей силы, задействованной в перспективно развивающихся отраслях непроизводственной сферы (11), а, во-вторых, продолжался объективный отток достаточно квалифицированных специалистов из отраслей ВПК. Бросалось в глаза отличие отраслевой принадлежности представителей этой группы от группы официальных безработных, где две трети опрошенных являлись бывшими работниками промышленности. 64,3% опрошенных предупрежденных об увольнении были заняты в частном секторе экономики (по воронежскому массиву в целом в нем работало всего 27%), откуда в 1996 г. начался заметный отток кадров в ряды официальных безработных.

Свыше половины предупреждённых об увольнении являлись сотрудниками средних и малых предприятий, где количество занятых не превышало 200 человек. Пятая часть из них работала в мелких фирмах численностью менее 50 человек. В этом заключалось еще одно отличие увольняемых от остальных воронежцев, подавляющее большинство которых трудилось на крупных предприятиях гражданского и оборонного назначения.

Предупрежденные об увольнении в отличие от официальных безработных имели большой опыт трудовой мобильности, причём у них в последние годы достаточно часто случалось понижение социального и квалификационного статуса на новом рабочем месте. Кроме того, 14% из них заявили о том, что у них и

44

Методика исследования социальной политики в регионах

раньше случались перерывы в трудовой деятельности (среди всех воронежцев таких было 5%), а еще 14% имели в прошлом опыт официальной безработицы (5% по массиву).

Существенной особенностью группы нестабильно занятых оказалось преобладание мужчин, что выделяло ее на фоне остальных групп респондентов. Возможно именно поэтому в этой группе максимальное по массиву количество респондентов (18%) открыто заявило, что помимо основной они уже имеют другую оплачиваемую работу. По возрасту группа нестабильно занятых оказалась самой «пожилой»: более половины перешли 40-летний рубеж (среди остальных опрошенных таких была только треть), кроме того, только в этой группе оказались два респондента предпенсионного возраста. Возрастная структура нестабильно занятых частично помогает найти ответ на вопрос, почему люди держатся за старое рабочее место, оказавшись по сути, в ситуации скрытой безработицы: представители старших возрастов на современном рынке труда не имеют достаточно шансов на получение новой «успешной» работы.

Характерный для воронежцев высокий образовательный уровень присущ и респондентам группы нестабильно занятых. 59% из них имели высшее или неоконченное высшее образование. Причем, начав работать, чуть более половины респондентов имели дипломы высших и средних специальных учебных заведений, а на момент опроса их доля в группе составляла уже 82%. Сравнительно высок и квалификационный уровень группы. Здесь представлены рабочие квалифицированного и высококвалифицированного труда; доминируют же специалисты (77%). В то же время крайне мала была доля служаших-неспециалисггов. Видимо, в ситуации нестабильной занятости их увольняют в первую очередь, а высокий квалификационный потенциал узких специалистов умственного и физического труда пытаются сохранять на предприятии в надежде на то, что их способности в будущем еще могут быть востребованы. Не случайно, что количество респондентов, свыше 10 лет проработавших по своей основной профессии, здесь очень велико - 69%. Среди официальных безработных таких было 27%, среди трудоустроившихся - 29%, среди предупрежденных об увольнении -36%.

Еще одна особенность этой группы - практически все заняты на промышленных предприятиях-гигантах, насчитывающих свыше 1000 человек (77% при 47% в среднем по массиву). При этом 65% из них являлись работниками оборонного сектора экономики, а также потерпевшей практический крах в условиях рынка радиоэлектронной и находящейся в затяжном кризисе машиностроительной промышленности.

Итак, в лице нестабильно занятых воронежцев мы встречаем достаточно квалифицированную, образованную, опытную часть работников, превосходившую все остальные группы безработных и по непрерывности трудовой деятельности на одном рабочем месте, и по длительности общего трудового стажа, и по адекватности профессиональной самоидентификации. Трудоустроившиеся после периода безработицы на две трети состояли из женщин. По случайному совпадению распределение по полу трудоустроившихся полностью совпало с половой структурой безработных. Однако вернувшиеся к трудовой деятельности были несколько моложе официальных безработных. Респонденты этой группы уступали остальным безработным в уровне образованности. Высшее образование

МИР РОССИИ. 1998. N1-2

45

имела только треть опрошенных. Среди трудоустроившихся преобладали специалисты со среднетехническим образованием (43%). Воронежцы, успешно преодолевшие период безработицы, имеют меньший опыт работы по профессии, которую они считают основной для себя, чем остальные опрошенные. Пятая часть группы еще до потери предыдущей работы была занята не по специальности, поэтому нынешние расхождения реальной занятости трудоустроившихся, с их представлениями о своей основной профессии воспринимаются респондентами спокойно.

Возобновляя прерванную трудовую деятельность, многие опрошенные согласились работать на должностях, понижающих их социальный статус, и не соответствующих их квалификационному и образовательному уровню. Воронежский рынок труда смог задействовать их в основном как служащих-неспециалистов, а также широко предоставил рабочие вакансии, не требующие высокой квалификации.

На новом месте работы квалификационный потенциал респондентов использовался не полностью, однако, половина из них трудоустроилась по специальности (из них 29% опрошенных работают по основной профессии и 21% выполняют знакомый им вид работы, который находится в рамках их представлений об основной профессии, но не требует всей полноты их знаний и квалификации). Еще пятая часть респондентов, хотя и вынуждена была сменить специальность, с новой работой справлялась и была ей вполне довольна. И только 29% представителей группы были категорически неудовлетворенны полученным рабочим местом, поскольку сложная материальная ситуация в домохозяйстве и отсутствие других кормильцев вынудили их заняться неквалифицированным физическим трудом или выполнять непривычный для них вид работы. Именно они указали, что на момент опроса не оставляют активных попыток найти приемлемую работу. В целом, однако, свыше 70% опрошенных из этой группы успешно преодолели период безработицы, и, при всех минусах, полученная работа их устраивала.

Трудоустройство шло в отдельные отрасли промышленности и в устойчиво растушую сферу услуг. Респонденты в основном трудоустраивались на малые предприятия.

Сравнительный анализ состава респондентов в Москве, Санкт-Петербурге и

Воронеже (1996-1997гг.)

Как видим, в 1996г. в группе официальных безработных во всех трех городах доминировали женщины, образовательный уровень их был выше, чем в среднем по массиву. Везде опрошенные достаточно равномерно распределялись по отраслям с некоторым превалированием отраслей ВПК, тяжелой промышленности и машиностроения, причем предприятия, с которых они были уволены, относились в первую очередь к разряду крупных и, отчасти, средних (более 200 работающих). В то же время если в Москве процент рабочих в этой группе был очень мал (17%), то в Петербурге удельный вес квалифицированных рабочих был равен 40%. Различались также возрастные и некоторые другие характеристики этой группы по городам, в частности процент одиночек и коэффициент семейной нагрузки на работающих.

Методика исследования социальной политики в регионах

В группе предупрежденных об увольнении во всех городах большинство составляли женщины, возрастной состав был несколько моложе среднего по массиву, а уровень квалификации - ниже среднего. В то же время если в Москве и Петербурге уровень образования в этой группе был ниже, чем в других, то в Воронеже он оказался высоким, хотя они работали на должностях, не требующих особой квалификации. Кроме того, в Москве и Воронеже увольнялись прежде всего из сферы обслуживания, а в Петербурге среди предупрежденных об увольнении было много квалифицированных промышленных рабочих. Домохозяйства в этой группе были в среднем больше, чем у безработных.

Группа нестабильно занятых имела больше всего обших черт во всех городах, демонстрируя достаточно отчетливый социальный типаж. Это были люди среднего и старшего возраста, в основном семейные, но с уже взрослыми детьми, с высоким уровнем образования и с профессиональным статусом работников высококвалифицированного и квалифицированного труда, с относительно высоким удельным весом квалифицированных рабочих, с большим стажем работы на своих предприятиях. Трудились они преимущественно в тяжелой и оборонной промышленности, а также в сферах образования и науки на крупных предприятиях. Таким образом, это были квалифицированные специалисты с высоким социальным статусом по дореформенной шкале престижа. В силу возраста и значимости для них их работы они продолжали свое пребывание на предприятии или в учреждении, несмотря на его сложное финансовое положение.

Наконец, трудоустроившиеся после периода официальной безработицы во всех городах шли на новое место работы зачастую с потерей социального статуса и либо со сменой специальности, либо на менее квалифицированную работу. Во всех городах они трудоустраивались в первую очередь в непроизводственную сферу - торговля, общественное питание, жилищно-коммунальное хозяйство. В то же время если в Москве и Петербурге это были представители тех же возрастных групп, что и безработные, то в Воронеже это были относительно молодые люди. Различался по городам состав трудоустроившихся также по полу, по составу домохозяйств, по образованию. Это заставляло особенно внимательно подойти на втором этапе исследования к вопросу о мотивах и причинах того, что одни люди трудоустраивались, а друг ие оставались хронически безработными.

Как изменились основные характеристики обследуемых групп за год? Почти никак, лишь еще ярче стали некоторые особенности групп, проявившиеся еще на первом этапе исследования. Как и в 1996 году, среди официальных безработных большинство составляли женщины, только их удельный вес стал еще больше - не 3/5, а 2/3 состава группы. Зато среди фактических безработных число мужчин и женщин было практически равно, так что в целом картина соответствовала прошлогодней. По возрасту на обоих этапах три четверти группы было сконцентрировано в диапазоне 41-60 лет, причем даже пропорции распределения по возрастам внутри этой группы остались теми же. В этой группе оказались в заметно большей степени, чем в среднем по массиву, сконцентрированы руководители (чья численность в 1996-1997гг. осталась неизменной при сокращении самой группы в полтора раза) и разнорабочие (число которых сократилось с 4 до 3 человек). Еще отчетливее стала тенденция попадания в группу безработных, особенно хронических, респондентов не столько с крупных

МИР РОССИИ. 1998. N1-2

промышленных государственных предприятий, сколько с малых предприятий торговли и общепита.

В группе с нестабильной занятостью заметно вырос удельный вес мужчин, причем произошло некоторое смешение в сторону старших возрастов. Почти неизменным осталось число тех, кому за 50, зато более чем вдвое сократилось число нестабильно занятых в других возрастных группах. Уменьшилось число рабочих, и образовательный уровень резко возрос. Сократилась доля работающих в промышленности, и, соответственно, вырос удельный вес работников образования и науки. Так эта группа обрела свои окончательные формы, дойдя до классической чистоты типажа. Члены ее - прежде всего специалисты и освобожденные руководители низшего или среднего звена управления, работающие в системе образования и науки (40%) или оборонной промышленности (16%) на крупных и средних государственных предприятиях.

По-прежнему среди трудоустроившихся пол и возраст не играли особой роли, причем доля трудоустроившихся женшин в 1997г. в общем составе группы оказалась даже выше, чем в 1996г. Пропорции распределения по возрастам в этой группе в целом сохранились, и основная масса оказалась сконцентрирована в группе 41-50 лет, что обуславливалось соответствующим возрастным составом безработных. Мы уже говорили о том, что при трудоустройстве нашим респондентам зачастую приходилось идти на работу, которая не соответствовала их уровню квалификации. В результате несколько сократилось число служащих и выросло - квалифицированных и неквалифицированных рабочих. В наибольшей степени эти процессы были характерны для Воронежа с его узким рынком труда. Однако, если рассмотреть сдвиги в профессиональном статусе четырех изучавшихся в ходе всего исследования групп в течение года, то мы увидим, что основная масса респондентов при трудоустройстве оставалась все-таки в рамках своей профессионально-должностной группы, хотя может быть и теряя в статусе внутри самой этой группы. Впрочем, применительно к сегодняшней ситуации в России, когда система профессиональных статусов еще не устоялась, говорить о такой потере весьма сложно.

Легче было трудоустроиться после предупреждения об увольнении специалистам и квалифицированным рабочим, они составляли относительно большую часть группы нормально работающих без периода безработицы. Относительно хуже обстояли дела у служащих и неквалифицированных рабочих, чей удельный вес был выше в группе трудоустроившихся после безработицы. Однако в целом структура занятости работающих была достаточно близка профессиональной структуре массива по самоидентификации респондентов за исключением Воронежа. До периода безработицы наиболее активно шло трудоустройство в оборонную промышленность, учреждения образования и строительство, а после периода безработицы - в торговлю, образование и жилищно-коммунальное хозяйство.

В 1997 г. основная часть нашедших работу трудилась на акционерных предприятиях (58 человек из 129, т.е. почти втрое больше по удельному весу в составе группы, чем в 1996г.), следом шли государственные предприятия (39 человек, т.е. меньше трети этой группы, хотя в 1996г. на них работала половина трудоустроившихся) и почти столько же работали на частных предприятиях (37 человек, т.е. каждый третий, в 1996г. - примерно каждый пятый).

Методика исследования социальной политики в регионах

Таковы основных характеристики совокупности опрошенных в динамике за время исследования.

2. 2. Вопросник и его обработка

Исследование строилось на методах полуформализованного интервью продолжительностью от 1,5 до 3 часов и носило лонгитюдный характер. На обоих этапах опрашивались одни и те же люди. Между 1 и 2 этапом проекта вопросник интервью несколько видоизменился. На первом этапе он состоял из 247 вопросов, а на втором - из 215. В их числе 125 вопросов были взяты из варианта 1996г. для уточнения сдвигов, происшедших с респондентами за год, а 90 вопросов были новыми, введенными для уточнения дополнительно вставших в ходе исследования задач (взаимосвязь бедности и безработицы, проблема ресурсов и их роли в определении стратегий выживания и занятости, депривация и формы социального участия).

Подготовка результатов интервью к обработке состояла в кодировании открытых вопросов после их содержательного анализа и выработки шкал. Среди открытых вопросов особое внимание при обработке результатов уделялось тем, которые представляли собой характеристики трудового пути и жизни респондента: о его профессии и о его семье. При составлении шкал, связанных с размерами доходов в каждом из городов, учитывался размер прожиточного минимума по официальным данным в данном городе в момент опроса. Вопросы о желаемой профессии, имеющихся предметах культурно-бытового обихода, причинах отказа в выплате пособия, причинах отказа от рабочих мест, предложенных службой занятости, и некоторые другие обрабатывались только содержательно. Нецелесообразность шкалирования в данном случае заключалась в несводимости к единому знаменателю.

Ответы на вопросы, связанные с социально-профессиональным статусом респондентов, обрабатывались на основе методики, разработанной О.И.Шка-ратаном. В этой методике для классификации профессий могут применяться три шкалы, одна из которых - шкала постоянных социальных групп (ПСГ-14) - и была использована при измерении социально-профессионального статуса опрашиваемых (12).

Обработка результатов исследования проводилась в SPSS с выделением подмассивов по каждому городу в отдельности, а внутри городов - с выделением подмассивов по каждой из четырех групп на первом этапе и 8 групп, выделяемых по различным основаниям (7 по статусу занятости на момент опроса, и еще одна, выделившаяся в процессе обработки массива - по наличию в ближайшем окружении более трех безработных) - на втором этапе. Для установления степени связи переменных и их соподчиненности на втором этапе исследования была использована также программа CHA1D (13).

С помощью программы CHA1D и последующей проверкой в программе SPSS был проведен анализ причинных связей между имеющимися у респондентов ресурсами, с одной стороны, и динамикой материального положения и статуса незанятости/занятости, а также стратегиями выживания и оптимизации своей занятости, с другой.

При анализе сравнительной значимости ресурсов для выбора респондентами

МИР РОССИИ. 1998. N1-2

тех или иных стратегий поведения, а также изменений в обеспечении различными видами ресурсов респондентов из разных групп и городов, авторы опирались на классификации ресурсов, предложенные П.Бурдье и О.И.Шкаратаном. В соответствии с ними в анкете были выделены вопросы, позволяющие операциона-лизировать понятие ресурсов. В числе ресурсов по П.Бурдье были представлены:

- социальный (вопросы о круге постоянного общения, посещении клубов, религиозных общин и т.п., возможности принимать гостей и ходить в гости, проводить свободное время вне дома, возможности обратиться к окружающим в случае ухудшения своего положения, поддержки, в том числе финансовой, с их стороны в момент опроса, ссылки на отсутствие необходимых связей для трудоустройства и т.п.);

-экономический (вопросы о наличии в собственности респондентов жилья, дачи, земельного участка, гаража, предметов домашнего обихода, предприятий или их акций и других ценных бумаг, а также вопросы о получении респондентами различных видов социальной помощи или услуг со стороны предприятия. государственных и муниципальных структур, общественных и благотворительных организаций, знакомых и родственников, о приобретении респондентами за прошедший год различных видов имущества, об источниках доходов в домохозяйстве респондента, доходах каждого из членов домохозяйства и среднедушевых доходах в нем, и другие вопросы, характеризующие имущественное положение респондента);

- культурный (вопросы об образовательном уровне, об обучении на курсах переподготовки в период критической занятости/незанятости, чтении газет и журналов, посещении театров, концертов и кино и т.п.);

-символический (вопросы о стаже работы на предприятии, который имел важнейшее значение в стратификационной системе дореформенной России, ограничениях своих возможностей трудоустройства из-за статуса безработного или внешнего вида, о готовности к понижению своего социального статуса, наличии возможностей поддерживать определенный образ жизни и социальные контакты и т.п.).

Дополнительно к этим видам ресурсов Н.Е. Тихоновой был выделен такой вид ресурсов как «личностный», который по своей сути очень близок к тому, что П.Бурдье называл «габитусом» (особенности мышления, ценностные ориентации, социальное самочувствие и т.п.). Этот ресурс операционализировался с помощью вопросов о ценностных ориентациях респондента, его конформизме/ нонконформизме, о его ощущении возможности /невозможности влиять на происходящее, в том числе происходящее в его жизни, о распространенности установок зависимости/патернализма в решении его собственных проблем и проблем других малоимущих, безработных, инвалидов и других социально-уязвимых групп, о готовности респондента к различным активным действиям, включая акции политического протеста, в защиту собственных интересов, о возможных реакциях респондентов на известие о получении большого наследства или полной потере всех источников дохода, о чувствах, которые он испытывает, когда приходится просить кого-то о помощи, о трудовых мотивациях и ценностях, об активных/пассивных формах поиска работы, о том, что для респондента самое неприятное в состоянии безработицы и других.( 14)

Кроме того, как самостоятельные виды ресурсов в ходе разработки вопросов

50

Методика исследования социальной политики в регионах

анкеты рассматривались «психофизиологические» ресурсы - пол, возраст, работоспособность и здоровье. При этом для выяснения состояния здоровья респондента была использована методика, применявшаяся в ходе исследования безработных в Великобритании во второй половине 80-х годов, и представлявшая собой сокращенную версию национального General Health Questionnaere (G HQ), включая ряд дополнительных вопросов о здоровье, связанных с самооценкой его респондентом. (15)

Такая операционализация имеющихся у респондентов ресурсов позволяла сопоставить в ходе исследования концепцию ресурсов П.Бурдье и концепцию ресурсно-потенциального подхода, предложенную О.И.Шкара-таном для анализа поведения отдельных индивидов. Эта концепция предполагает, что среди ресурсов индивидов есть ресурсы, непосредственно связанные с личностью респондента, ресурсы, связанные с окружением и прежним жизненным опытом (связи), и ресурсы, связанные с составом и положением домохозяйств. Под ресурсами, связанными с личностью, О.И.Шкаратаном подразумевались следующие характеристики:

а) психофизиологический потенциал - пол, возраст, здоровье и работоспособность:

б) квалификационный потенциал - образовательный уровень; должность и социальный статус по основному (последнему) месту работы; общий трудовой стаж, стаж на последнем месте работы, стаж на последней должности; профессия; отрасль; тип предприятия (государственное, муниципальное, акционировавшееся, частное и т.п.) по последнему месту работы; размер предприятия по последнему месту работы; наличие опыта руководящей работы; наличие предпринимательского опыта;

в) личностный потенциал - особенности мотивации в сфере труда, при разработке вопросника Н.Е.Тихоновой были дополнены вопросами, давшими возможность измерить ценностные ориентации, наличие патерналистских ожиданий, особенности социально-эмоционального статуса, наличие чувств социальной безопасности или социальной напряженности, агрессивности, отчаяния, социальной ущербности и т.п.;

г) потенции к деятельному освоению и увеличению собственных ресурсов - уровень притязаний респондентов; готовность к изменению условий и содержания собственной деятельности; готовность идти на реальные жертвы, сопряженные с разного рода социально-экономической активностью; профессиональная мобильность и готовность к ней; наличие вторичной занятости (ее характер, соответствие основной специальности респондента и роль в формировании дохода).(16)

Под ресурсами, связанными с прошлым окружением, предполагалось наличие у респондентов тех родственных, дружеских и профессиональных связей, которые могли бы помочь ему в решении его сегодняшних проблем. Под ресурсами, связанными с домохозяйством, подразумевались: наличие различных видов доходов и их уровень в домохозяйстве респондентов; душевой доход; обеспеченность жильем и иной недвижимостью; обеспеченность предметами длительного пользования; возможность выбора различных стратегий выживания домохозяйств, не связанных напрямую с увеличением денежных доходов; возможность использования различных форм социальной

МИР РОССИИ. 1998. N1-2

инфраструктуры (жилье, образование, медицинское страхование, санатории и дома отдыха и т.п.); использование различных мер социальной поддержки, в том числе пособия по безработице, и их роль в жизни семьи.

Как видим, при операционализации различных видов ресурсов по

О.И.Шкаратану и П.Бурдье требовался в значительной степени пересекающийся объем вопросов. Исключение составляли: психофизиологический потенциал (пол, возраст, работоспособность и здоровье), потенции к деятельному освоению собственных ресурсов и трудовые мотивации как элемент личностного потенциала, которые присутствовали у О.И.Шкаратана, но отсутствовали у П.Бурдье.

Следующей сложной проблемой, которую нам пришлось решать, была проблема операционализации понятия «бедность». И это в условиях страны, которая с трудом признала и наличие самой проблемы, и до сих пор в своих официальных статистических учетах весьма далека от общепринятых подходов к фиксации порога бедности. Поэтому с учетом сохраняющейся пока неопределенности понятия «бедность», первоначально была предпринята попытка опе-рационализировать возможные трактовки бедности и посмотреть, какая из них окажется наиболее «работающей» в реальных жизненных ситуациях респондентов.

Для этого были выделены 27 вопросов, позволяющие отследить проявления бедности в различных ее интерпретациях - как определенного уровня дохода (вопросы о душевом доходе и доле доходов, используемой на питание), как не только низких денежных доходов и отсутствия других экономических ресурсов, включая различные виды помощи, движимое и недвижимое имущество и т.д., и как доступности принятых форм социального участия (блок вопросов, связанных с определенным образом жизни, включая вопросы о доступности и качестве питания, о возможности приобретения предметов домашнего обихода, покупки газет, журналов, билетов в театр, возможности поддерживать желаемые социальные контакты, изменении отношения со стороны окружающих после попадания в кризисные группы и т.п.).

Кроме того, учитывая происходящую в России ломку самоидентификации и отсутствие в общественном сознании четких представлений о том, что такое бедность, в анализ был включен также блок вопросов по самооценке респондентами своего уровня благосостояния (материальное положение вообще, по отношению к другим, по отношению к имевшемуся год назад и по ожиданиям на год вперед, а также самооценка жизни в целом).

Выделенный блок вопросов, характеризующий все возможные трактовки «бедности», был затем обработан по разработанной Н.Е.Тихоновой методике. Он был вначале проанализирован на наличие корреляционных связей с вопросами всего полученного в результате опроса массива данных до исчерпания всех статистически значимых связей. При этом оказалось, что ряд вопросов из выделенного блока находятся между собой в тесной связи, в то время как другие носят случайный, периферийный характер. В результате были выделены 11 вопросов, которые чаще других упоминались среди полученных картин корреляций и образовывали своеобразное «ядро», дифференцирующее всех респондентов по уровню благосостояния. В их числе оказались, в частности, вопросы, позволившие на основе факторного анализа выделить своеобразные «пороги», разделяющие нищету, бедность, малообеспеченность, среднеобеспеченность и от-

Методика исследования социальной политики в регионах

носительное благополучие. Эти имущественные статусы нашли соответствующее отражение в индексах.

На этом этапе анализа как самостоятельный объект изучения была также выделена группа, члены которой имели среди ближайшего окружения более 3 безработных. Именно эта позиция вопроса о наличии и числе безработных в ближайшем окружении неожиданно продемонстрировала статистически значимые связи с рядом вопросов по блоку материального благосостояния.

Выделенное наиболее активно работающее «ядро» вопросов об уровне благосостояния было затем проанализировано на наличие корреляционных связей со всеми вопросами массива данных, характеризующими различные виды ресурсов как возможные факторы ситуации, в которой оказались респонденты, с одной стороны, и со всеми вопросами об используемых ими стратегиях выживания, как последствиями этой ситуации, с другой. При этом уже установленные связи первого уровня значимости по СНAID последовательно исключались одна за другой из обработки. Анализ велся до уровня наличия любых статистически значимых связей и включал в себя по разным вопросам от 8 до 37 уровней связей. В результате было выделено 38 вопросов (17), которые повторялись в выделенных 11 «деревьях зависимости» не менее 2-х раз, в том числе 10 вопросов -которые повторялись 6-8 раз и позволяли проследить причинные связи между образом жизни, уровнем благосостояния и используемыми стратегиями выживания. Эти вопросы были проанализированы применительно к восьми изучавшимся группам 1997г. и четырем группам 1996г. дополнительно методом парных корреляций для более глубокого понимания характера взаимоотношений между ними. Этот же метод был использован и для лучшего понимания ситуации с некоторыми вопросами, отсутствовавшими в списке статистически значимых. Общий объем рассмотренных парных корреляций составил при этом около 1000 таблиц.

Сходная методика многоступенчатого анализа с выявлением «ядра» значимых показателей и последующего его анализа для выявления причинных связей была использована и при анализе ситуации с занятостью респондентов. Кроме того, при рассмотрении отдельных вопросов блока по благосостоянию и блока по занятости также широко использовались возможности программ CHAIDhSPSS.

В результате такой многоступенчатой методики обработки данных для установления причинных связей между изучавшимися переменными удалось получить достаточно надежные подтверждения того, что в плане ресурсов является определяющим при попадании людей в разряд бедных или безработных, кого на самом деле считают бедными россияне и кто является таковым на самом деле, что заставляет их чувствовать себя бедными, каковы различия в этих вопросах между изучавшимися группами и городами и т.п.(18)

Характеризуя методики, разработанные или использованные входе исследования, нужно также отметить предложенный Н.Е.Тихоновой индекс, названный «Потенциал реальной адаптации» (ПРА). Он конструировался на основе ответов на ряд вопросов, связанных с реальной ситуацией на рынке труда и теми альтернативами, которые эта ситуация предлагает лицам, входящим в кризисные группы. Среди этих вопросов: ориентация на равенство возможностей или равенство доходов, отражающая готовность к принятию социального неравен-

МИР РОССИИ. 1998. N1-2

г53~^

ства, без которой проблематична работа в негосударственном секторе экономики, согласие с тезисом, что руководителям нужно подчиняться, состояние здоровья, важность для получения работы готовности трудиться и дисциплинированности. с одной стороны, и наличия связей и знакомств - с другой, готовность работать на месте с неудобным графиком работы, готовность к удапенности работы от дома, готовность работать в условиях плохих взаимоотношений в коллективе или с начатьством. согласие на плохие условия труда, неинтересную работу, понижение социатьного статуса при трудоустройстве.

При расчете индекса ПРА ответы на каждый вопрос группировались по двоичной системе, где один ответ считался свидетельствующим о наличии потенциала адаптации и засчитывался как «да», а друтой - как показатель неадаптированное™ и засчитывался как «нет». Сумма положительных ответов давала в итоге индекс ПРА, который соответственно мог колебаться в интервале от О до 12. Для удобства пользования эта градация была укрупнена, причем первоначально предполагалось разбить полученные ответы по трем уровням в пропорции: до 4-х «да» включительно - низкий уровень адаптивности, 4-8 «да» - средний уровень адаптивности и от 8 до 12-ти «да» - высокий уровень адаптивности. Однако полученные при обсчете данных первого этапа исследования показатели оказались настолько низкими, что пришлось ввести иную шкалу. Оказалось, что в некоторых группах (среди безработных Воронежа) нет ни одного, у кого индекс ПРА превышал бы 5 баллов. В подавляющем большинстве групп показатель в 6-7 баллов являлся очень хорошим и достаточно редким. Показатель в 9 баллов из 12 возможных был характерен буквально для считанных единиц из всего массива и являлся самым высоким из имевшихся.

В свете этого за «высокий» уровень ПРА был принят показатель в 6 и более баллов. При определении границ «среднего» уровня предполагалось, что в его рамках (в соответствии с его «усредненностью») должно находиться большее число людей по массиву в целом, чем в каждой из двух крайних групп. Поэтому его рамки были заданы в масштабе от 3 до 5 баллов. Что же касается «низкого» ПРА. то он соответствовал числу баллов от 0 (а таких по массиву в целом оказалось 10 человек, в том числе 1 - в Москве, 3 - в Петербурге, 6 - в Воронеже) до 2. Возможно, если бы в качестве фонового использовался репрезентативный массив опроса населения по этим городам в целом, разбивка по уровням была бы иной, но такой массив отсутствовал, и пришлось ориентироваться только на полученные данные. Таким образом, итоговая градация по этому индексу составила высокий ПРА (от 6 до 12 положительных ответов), средний ПРА (от 3 до 5 положительных ответов) и низкий ПРА (от 0 до 2 положительных ответов).

Характеризуя использованные методики, нельзя не отметить также, что при выяснении системы ценностей респондентов за основу брались формулировки парных ценностей, предложенные и использованные Н.И.Лапиным во всероссийском исследовании ценностных ориентаций россиян в 1990г. В то же время предложенная им методика была несколько видоизменена. В ходе предыдущих исследований нами было обнаружено, что из предложенных Н.И.Лапиным 44 ценностных суждений многие никак не влияют на реальное повеление и оценки респондентов по другим вопросам, а, следовательно, являются ценностями во многом декларативными, не интериоризированными (19). Это позволи-

МИР РОССИИ. 1998. N1-2

55

2. Блок «Политика в сфере занятости» (16 вопросов) должен был помочь выявить группы субъектов социальной политики, раскрыть их вовлеченность в проблему трудоустройства, возможности влияния акторов политики занятости, степень реальности этого влияния, распределение сфер компетентности и ответственности по проведению политики занятости между федеральными и региональными властями, а также предполагал выяснение состояния федерального и регионального законодательства по проблемам рынка труда и финансирования политики занятости, ее адресной направленности, характера и эффективности деятельности частных и государственных служб трудоустройства, механизмов регуляции занятости в условиях рынка труда.

3. Блок «Занятость на фоне социальной политики» (II вопросов) в основном был посвящен стратегическим проблемам социальной политики в целом на федеральном и региональном уровнях. В частности здесь идет речь о соотношении роли регионов и федеральных органов власти в реализации социальной политики, проблемах законодательства, перспективах социального партнерства, возможности использования зарубежного опыта, финансовых механизмах социальной политики.

4. Блок «Сведения об экспертах» (13 вопросов) позволил определить их нынешний социальный статус, образовательный уровень, политические пристрастия, проследить этапы карьеры и на этой основе сделать предположения о возможности и характере адаптации к новым социально-экономическим условиям. Если же раскрыть содержание этих блоков, то получается, что опросный лист охватывал следующий круг общественно значимых вопросов:

1. Причины безработицы. Возможность массовой безработицы.

2. Потери кадрового потенциала. Причины. Возможность сохранения.

3. Скрытая безработица. Опасность структурной безработицы.

4. Слабые и незащищенные группы. Возможность поддержки.

5. Пути и перспективы профессионального переобучения групп населения.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

6. Взаимосвязь социальной политики и политики занятости.

7. Скоординированность федеральной социальной политики и социальной политики на местах.

8. Взаимосвязь социапьной политики в целом и политики занятости на местах (мэрии городов, директорат, служба занятости, профсоюзы).

9. Качество социального законодательства и направления его необходимой доработки.

10. Институт социального партнерства: оценка его действенности и перспектив.

11. Характер деятельности респондентов в сфере социальной политики и по регулированию занятости.

12. Департаменты труда и занятости городов и их территориальные службы занятости: программы, эффективность; взаимодействие с директорско-предпринимательским корпусом.

13. Взаимная оценка деятельности субъектов социальной политики.

14. Субъекты социальной политики.

15. Программы социальной политики политических партий и движений и их оценка респондентами.

16. Оценка акторами социальной политики возможности использования западных моделей социальной политики к российским условиям.

54

Методика исследования социальной политики в регионах

по выделить 16 базовых ценностей, которые являются своеобразным каркасом ценностных систем респондентов в целом и оказывают реальное влияние на их жизненное поведение. 10 ключевых ценностей из этих 16 были включены в текст формализованного интервью на первом этапе и 6 - на втором этапе исследования.

Кроме того, именно в вопросах, связанных с социальнопсихологическим состоянием респондентов использовались отдельные элементы методик зарубежных и отечественных авторов (в частности, М.Кона, Р.Смита, Н.Черниной и других, упомянутых выше).

Приводимые для сравнения данные репрезентативных общероссийских исследований позаимствованы из мониторингов, проводившихся Российским независимым институтом социальных и национальных проблем (PHИСИНП, Москва) в 1992- 1997гг. Исследование на всех этапах охватывало население 12 основных типов российских регионов плюс г.Москва. Выборка в каждом случае составляла свыше 1000 человек и достаточно полно отражала все социальные группы населения крупных городов и жителей сел. Отбор респондентов осуществлялся методом квотной выборки, где главными критериями были репрезентативность социально-демографического состава и равноправное представительство всех типов регионов России. Преимущество этих исследований по отношению к других заключалось в том, что благодаря участию в них Н.Е.Тихоновой там повторялся ряд вопросов, использованных в ходе интервьюирования критических групп на рынке труда.

3. Методика опроса акторов социальной политики (20)

3.1. Инструментарий опроса

Вопросник для фокусированного интервью был составлен нами в расчете на применение в беседе с представителем любой группы акторов социальной политики. Данная методика была выбрана как наиболее соответствующая поставленным целям для получения информации о субъективном восприятии респондентами поставленных проблем, их склонностях, мотивах деятельности, мнениях. Согласно программе исследования, опрос прошел в два этапа: весной-летом 1996 и 1997 гг. Вопросник интервью был проверен на пилотной стадии исследования в Москве и Санкт-Петербурге з феврале 1996 г.

Разработанный под задачи настоящего исследования опросный лист 1996 г. включал 48 открытых вопросов. В вопроснике был использован метод концептуальной компоновки вопросов, предполагающий постепенное вхождение респондента в содержание темы исследования и относительно равномерное распределение вопросов по различным блокам. Этих блоков в опросном листе, примененном в 1996г., было четыре:

1. Блок «Безработица в нашем городе» (8 вопросов) был направлен на оценку безработицы в городах опроса, ее причин и перспектив развития, выявление объектов безработицы и решение проблем трудоустройства мы сочли правомерным начать интервью непосредственно с проблем безработицы в городе, предполагая, что это даст общий срез, характеризующий положение на региональном рынке труда и в социальной сфере в целом.

Методика исследования социальной политики в регионах

17. Положение с ресурсным обеспечением служб занятости. Формирование, деятельность и перспективы Фонда занятости.

Опросник составлялся таким образом, чтобы сопоставление полученных в результате опроса оценок по различным тематическим блокам сделало возможным выявление скрытых значений. Так, анализ совмещенных данных по первому и второму блокам позволил определить качественную динамику развития безработицы и характер протекания этого процесса. Сопоставление 1 и 2 блока позволило определить задачи, стоящие перед потенциальными акторами социальной политики и политики занятости, их информированность и возможность выработки необходимых механизмов решения социальных проблем. Сопоставление ответов по 1, 2, 3 блокам позволило уточнить влияние экономических и социальных реформ на решение проблем социальной политики и занятости, определить перспективы развития социальной политики, заинтересованность региональной элиты в решении этих проблем и принципиальную их решаемость на данном этапе.

Все это в целом позволило получить дополнительный информационный массив по исследуемой тематике, те скрытые особенности ситуации с занятостью, которые не выявляются при помощи формальных статистических процедур, понять такие серьезные проблемы воспроизводства человеческого потенциала России как перспектива массовой структурной безработицы, потеря кадрового потенциала страны, необходимость усиления и укрепления специальных институтов занятости и перестройки социальной политики в целом и т.д.

В январе - марте 1997 г. была проведена корректировка вопросника интервью, с учетом итогов первого этапа исследования. Основные изменения касались структуры опросного листа. Был усилен акцент на социальной политике в целом, в то время как в 1996 г. больше внимания уделялось проблемам занятости; были добавлены вопросы по макроэкономическим проблемам, оказывающим влияние на социальную политику: соотношение государства и рынка, финансирование социальной сферы и т.д.; особого внимания (и соответственно введения новых вопросов) потребовала проблема «горизонтальных и вертикальных» связей и их воздействия на поведение акторов социальной политики в стране, в регионе, городе; были включены вопросы, направленные на прояснение проблем бедности в стране, городе, осведомленности экспертов о социальных программах в этой сфере; была учтена целесообразность замены ряда теоретических вопросов «картинками из реальной жизни», примерами из области реальной социальной политики, обсуждение которых позволило бы «разговорить» респондента и получить более определенную информацию (первый этап исследования показал, что далеко не все респонденты достаточно осведомлены и свободно разбираются в социальной проблематике).

Вопросник экспертного интервью 1997 г. включал 48 открытых вопросов (29 вопросов остались без изменения). Новый вариант вопросника включал 3 блока:

1. Блок «Безработица в нашем городе. Политика в сфере занятости» (19 вопросов). Как и в 1996 г., вопросы этого блока были направлены на оценку безработицы, ее причин и перспектив развития, выявление субъектов безработицы и решение проблем трудоустройства. Вопросы, направленные на выяснение вовлеченности представителей различных групп акторов-экспертов в

МИР РОССИИ. 1998. N1-2

57

проблемы трудоустройства, возможности и степени их реального влияния, выявление сфер компетентности и ответственности по проведению политики занятости между федеральными и региональными властями, а также возможностей финансирования этой деятельности были перенесены во второй блок («Политика в социальной сфере»), тем самым приобретая более широкое звучание.

Большинство вопросов обращают внимание респондента на изменения, произошедшие в сфере занятости за время между опросами; был введен вопрос о ключевых проблемах в сфере занятости в настоящее время; добавлены вопросы, связанные с ментальностью и национальными особенностями безработных в России и т.д. Отдельно были выделены два вопроса для выяснения позиций работодателей, а также три вопроса относительно промышленной политики федерального и региональных правительств, опосредованно влияющих на решение проблем занятости и трудоустройства.

2. Блок «Политика в социальной сфере» (16 вопросов) также включал в себя ряд новых вопросов, связанных, прежде всего, с оценкой эффективности социальной политики, ее изменений, становления «социального государства» в России, а также по проблемам бедности, обнищания населения, социальной защиты обездоленных. Ряд вопросов был направлен на выяснение отношения опрошенных к перераспределению сфер влияния федеральных и региональных властей в социальной политике, непосредственном участии респондентов в решении и обсуждении социальных вопросов, их конкретных действиях в социальной сфере, возможностях и перспективах социального партнерства и т.д.

3. Блок «Сведения об экспертах» практически остался в прежнем виде, представляя собой традиционную «паспортичку». Дополнительно были введены вопросы, касающиеся политической ориентации респондента, его политических пристрастий, принадлежности к той или иной политической партии или движению.

Таким образом, опросный лист на втором этапе исследования включал более широкий спектр вопросов (при сокращении части прежних вопросов):

1. Изменения в социальной политике и, в частности, политике занятости в на федеральном и региональном уровнях;

2. Оценка опрошенными правительственных программ в социальной сфере;

3. Оценка ими деятельности субъектов социальной политики (местные власти, директорат, профсоюзы, служба занятости и т.д.) в период исследования;

4. Оценка влияния особенностей российского менталитета в ситуации роста уровня безработицы;

5. Изменения в подходах к решению социальных вопросов различными политическими партиями и движениями;

6. Выявление и оценка роли социальных и экономических связей при решении социальных проблем.

3.2. Подбор респондентов. Анализ проведения интервью

Подбор акторов социальной политики для участия в исследовании провопи?.™. с л е Л V ющим образом. Мы исходили из того, что респонденты должны:

58

Методика исследования социальной политики в регионах

- обладать высокой квалификацией, жизненным и трудовым опытом, располагать необходимой информацией о процессах, происходящих в социальной сфере и на рынке труда;

- иметь прямой выход на трудовые ресурсы России, быть активно задействованными в процессах регулирования занятости населения;

- иметь непосредственное отношение к высоким государственным, партийным, идеологическим, законодательным структурам, способным оказывать влияние на формирование социальной политики.

Было выделено 5 групп респондентов:

1.Министры и чиновники высшего эшелона власти (министры, заместители министров, руководители комитетов и департаментов федерального и регионального уровней, руководители ассоциаций промышленников и пр.);

2.Чиновники среднего эшелона власти (местные чиновники, имеющие дело с политикой занятости - работники префектур административных округов, руководители городских, районных служб занятости и пр.);

3. Политические деятели;

4. Профсоюзные деятели;

5. Работодатели (директора промышленных предприятий, заместители директоров по работе с персоналом, главы фирм).

Основные социально-демографические характеристики опрошенных обобщены в таблицах 1 - 3.

Таблица 1.

Ваше нынешнее образование

Москва СПб Воронеж Всего

1996 1997 1996 1997 1996 1997 1996 1997

полное среднее 0 1 0 0 0 0 0 1

среднее специальное 2 1 0 0 0 0 2 1

высшее 24 23 21 21 11 10 56 54

ученая степень 9 10 4 4 4 5 17 19

Таблица 2.

Ваш возраст

Москва СПб Воронеж Всего

1996 1997 1996 1997 1996 1997 1996 1997

до 30 2 2 0 1 0 0 2 3

30-40 5 8 1 1 1 2 7 11

40-50 12 14 10 12 7 6 29 32

50-60 12 9 14 10 6 6 32 25

старше 60 4 2 0 1 1 1 5 4

МИР РОССИИ. 1998. Ж-2

5?

Ваш пол

Таблица 3.

Москва СПб Воронеж Всего

1996 1997 1996 1997 1996 1997 1996 1997

полное среднее 2 2 0 1 0 0 2 3

среднее специальное 5 8 1 1 1 2 7 И

В 1997г. в состав опрошенных были внесены некоторые изменения. В частности, в Москве сократилось число респондентов-чиновников службы занятости, по всем городам опроса понизился средний возраст респондентов (см. табл.2). Остальные демографические параметры опрашиваемых существенно не изменились. Состав опрошенных претерпел небольшие изменения также и по ряду не зависящих от исследователей причин: в основном это перемена места работы или длительная командировка того или иного респондента. В результате, в Москве на втором этапе исследования состав опрошенных обновился на 34%, в Санкт-Петербурге - на 15%, в Воронеже - на 26 %.

Методика предполагала свободную неформализованную беседу интервьюера с респондентом, заранее информированным о теме встречи.

Интервьюеры, соблюдая обязательность обсуждения с респондентами опорных вопросов, не следовали строго сценарию, что придало беседам характер доверительного обсуждения. Однако в некоторых случаях подлинной откровенности в беседах достичь не удалось, в большей мере это проявилось в вопросах о социальных контактах респондентов. Отвечая на эти вопросы, респонденты проявляли чрезмерную осторожность. Если угодно, этот факт свидетельствует о специфичности социокультурной среды, которая сформировалась в элитных группах нашего общества еще в советское время и будет, видимо, преодолена не скоро.

Мы обратили внимание на то, что в случаях, когда устанавливался хороший эмоциональный контакт с собеседником, в интервью фиксировалась качественно новая информация. В этом смысле положительную роль сыграло и то, что в большинстве случаев дважды опрашивались одни и те же респонденты - при повторной встрече последние были более откровенны.

Проведение интервью в свободной форме дало возможность интервьюируемым высказываться по важнейшим для них проблемам, а не только и не столько по тем вопросам, которые представлялись априори важными исследователям, помогая ослабить так называемый «эффект интервьюера», его влияние на содержательную сторону получаемой информации.

Одним из результатов проведения интервью в свободной форме явилось получение эмоционально окрашенной информации, наиболее актуализированной в сознании респондента. С другой стороны, применение свободной формы проведения интервью приводит к накоплению избыточной и противоречивой информации, что сильно затрудняет анализ. Поэтому в ходе интервью приходи-

Методика исследования социальной политики в регионах

лось не только получать сведения об интересующем явлении, но и отчасти оценивать их достоверность, предполагая, в какую сторону искажена информация, выяснять, почему респондент дает именно эту информацию, касается ли она его лично и т.д. Информация, полученная в результате фокусированного интервью, позволила выделить среди респондентов определенные типажи, являющиеся носителями неких социокультурных признаков, лучше понять ключевые фигуры, выявить специфику восприятия у той или иной группы респондентов. В большинстве случаев респонденты охотно принимали предложенный стиль беседы: для многих - это возможность быть услышанными, поделиться насущными, наболевшими проблемами, получив заинтересованного и понимающего слушателя. Средняя продолжительность интервью составила 1,5 часа при записи на диктофон. Тексты интервью после расшифровки записей и формализации были подвергнуты компьютерной обработке (21). Следует отметить, что подбор респондентов и характер проведения интервью в городах исследования отличался рядом особенностей.

3.3. Особенности подбора респондентов и проведения интервью

в городах исследования

Москва

При отборе респондентов в Москве было учтено и соблюдалось представительство возможных типов субъектов социальной политики. В Москве были достаточно широкие возможности для формирования групп опрошенных, поскольку именно здесь размещаются министерства и ведомства федерального уровня, такие политические органы как Государственная Дума, Московская дума, здесь расположено Московское (региональное) правительство, обладающее достаточной силой в решении локальных вопросов, касающихся проблем города; в Москве сконцентрированы ведущие профсоюзные силы - ФНПР (Федерация независимых профсоюзов, Московская федерация профсоюзов, руководство СОЦПРОФ). При подборе акторов социальной политики из числа руководителей предприятий мы ориентировались на директоров, активно занимающихся проблемами управления производством. Это оказало существенное влияние на содержание и характер интервью.

В Москве, как уже сказано, было опрошено 35 акторов по вопросам социальной политики и политики занятости:

Первая группа - чиновники высшего эшелона - заместители министров России, руководители департаментов федеральных и московских министерств, руководители комитетов труда и занятости, социальной защиты и т.д.

Вторая группа - чиновники среднего эшелона, непосредственно связанные с проблемой занятости, т.е. сотрудники Комитета труда и занятости правительства Москвы: начальники управлений создания и сохранения рабочих мест; статистико-аналитического; социального партнерства; правовых и законодательных вопросов; формирования Фонда занятости; руководители местных служб занятости - начальники управлений и отделений административных округов (префектур) г.Москвы и т.д. Необходимо отметить, что поскольку вопросы интервью требовали достаточно высокого уровня информированности о состоянии соци-

МИР РОССИИ. 1998. N1-2

61

альной защиты и занятости в исследуемых регионах, мы ограничили число представителей местных служб занятости (на первом этапа исследования - 5 человек, второй этап - 2 человека). Их суждения были отражением позиции представителей Комитета труда и занятости правительства Москвы. Поэтому мы объединили их в единую экспертную группу.

Третья группа - политики. Нами были опрошены представители оппозиционных партий: депутаты Московской думы, руководители

Московского отделения движения Демократический выбор России (Председатель - Е.Гайдар), руководители Московского отделения движения «Яблоко» (Председатель - Г.Явлинский), представители Московского отделения ЛДПР (партия В.Жириновского), а также Компартии РФ (любезно предоставившие нам программные документы).

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

Четвертая группа - профсоюзные деятели. Среди них были опрошены руководители традиционных (старых) профсоюзов - ФНПР (Федеральной и Московской организаций), а также ряда «новых» профсоюзов - в частности СОЦ-ПРОФ.

Пятая группа - директора и предприниматели - представлена руководителями фирм различных отраслей промышленности. Предприятия отличаются как по специализации, так и по форме собственности: государственные, акционерные, частные. Особый акцент был сделан на предприятия военно-промышленного комплекса (ВПК), где проблемы с занятостью в настоящее время стоят наиболее остро.

В 1997г. удалось повторить беседы с наиболее значимыми по статусу и информированности респондентами. О некоторых изменениях в их составе сказано выше.

Первый этап опроса совпал по времени с компанией по выборам Президента России и мэра Москвы, что негативно сказалось на нашей работе, поскольку респонденты, представляющие политическую и административную элиту России, активно участвовали в предвыборных мероприятиях и были трудно доступны для встреч. Определенные трудности, с которыми мы столкнулись при проведении интервью во время первого этапа исследования, мы связываем с недостаточной информированностью, осведомленностью респондентов в области социальной политики.

Однако второй этап опроса продемонстрировал позитивные изменения в информированности опрошенных. Полагаем, что это явилось следствием прошедших в России в 1996 г. трех выборных компаний: Президента России, Государственной Думы а также мэра Москвы. Отметим также, что в 1997г. респонденты охотнее соглашались на проведение интервью и были более откровенны в изложении своей позиции.

Можно отметить, что в целом большинство московских экспертов довольно охотно участвовали в интервью. На первом этапе исследования наиболее полными (исчерпывающими) с точки зрения содержащейся в них информации были беседы с руководителями управлений и отделений занятости округов Москвы. Встречи с ними обычно проходили в теплой и дружеской атмосфере и по времени продолжались 2-3 часа. Это объясняется прежде всего тем, что эксперты этой группы обладают «горячей» информацией и как никто другой считают себя сведущими в данной проблеме. Ответы на вопросы порой перера-

Методика исследования социальной политики в регионах

стали в настоящие дискуссии, затрагивая помимо основных и смежные с темой проблемы. Был проявлен подлинный интерес к проблематике настоящего исследования и высказано желание ознакомиться с итоговыми материалами, которые, по мнению респондентов, несомненно, будут очень полезны в их работе.

Однако при обработке материалов интервью мы обратили внимание на то, что в целом беседы с чиновниками Службы занятости «вращаются» вокруг сферы трудоустройства, проблем безработицы, переобучения, выплаты пособий и т.п. Поэтому на втором этапе в список респондентов были внесены определенные коррективы: расширены группы чиновников высшего эшелона, политиков, лидеров профсоюзов - экспертов, которые уже самой профессиональной деятельностью связаны с решением или обсуждением проблем социальной политики в целом. На втором этапе исследования интервью именно этих респондентов оказались наиболее содержательными.

Серьезный интерес к проводимому исследованию на обоих его этапах проявляли чиновники - руководители, начальники управлений и отделов Комитетов труда и занятости и социальной защиты при Правительстве Москвы.

Наименее информативными были беседы с работниками префектур, которые крайне тяжело шли на разговор. Интервью не позволяли получить четкой информации о роли и месте этих государственных учреждений в решении проблем социальной защиты и занятости критических групп, что безусловно свидетельствовало о малой заинтересованности, чтобы не сказать - безразличии этих чиновников к социальным проблемам. Сами чиновники мотивировали нежелание говорить об этих проблемах, оценивая их как не самые острые и болезненные; работает служба занятости, которая справляется со всеми социальными вопросами. Наши попытки продвинуться за границы функций службы занятости, обсудить экономические и политические причины социальной ситуации в России не находили отклика со стороны руководителей префектур. Все это позволяет считать чиновников местных органов власти скорее акторами социальной политики de иге, хотя сфера их профессиональной деятельности предполагает весьма широкий спектр возможностей и широту полномочий, вплоть до предоставления площадей предприятиям малого бизнеса, открытия новых рабочих мест, организации общественных работ и пр.

Большой интерес во время опроса вызвала позиция представителей директорского корпуса относительно политики в сфере занятости. Ведь именно эта категория респондентов способна оказывать и оказывает на практике воздействие на состояние дел в сфере найма и увольнения кадров. Между тем, часть московских респондентов - представителей группы «работодателей» явно тяготилась взятым на себя обязательством беседовать о социальных вопросах, что произвело негативное впечатление, заставившее предположить недостаточную еще вовлеченность представителей директората ряда московских предприятий в осуществление политики в социальной сфере и даже непосредственно в сфере трудоустройства, что казалось бы должно непосредственно волновать именно директоров предприятий, постоянно сталкивающихся с кадровыми проблемами.

Прежде всего такую ситуацию мы связываем с тем, что среди московских представителей этой группы (особенно на первом этапе опроса) - генеральные директора крупных московских предприятий (Авиационная корпорация «Як»,

МИР РОССИИа 1998. N1-2

швейное объединение «Космос», механический завод им. Калинина и др.). Это предприятия, нашедшие свой путь в становящейся российской рыночной экономике. Здесь нет проблемы текучести кадров, зарплата выплачивается своевременно, размер заработной платы соответствует достаточно высокому уровню прожиточного минимума в Москве. Директора, принимавшие участие в интервьюировании, прежде всего стремились обсудить перспективы развития производства, поскольку именно с этим они связывали решение проблем занятости и социального благополучия работников предприятия.

На наш взгляд, трудности (содержательного характера), возникшие в беседах с московскими директорами на первом этапе исследования, связаны еще и с тем, что большинство из них - это так называемые «красные директора», прошедшие школу патерналистского руководства предприятием. Часть из них сумела перестроиться, сориентироваться в нынешней непростой экономической ситуации, однако так и не превратилась из «отцов предприятия» в директоров-менеджеров. Даже на успешно работающих предприятиях все еще не созданы современные службы персонала, нет программы сохранения квалификационного ядра предприятия, формирования инновационного потенциала. Социальные проблемы решаются, но далеко не целенаправленно, а опосредованно, как следствие решения экономических проблем. Этим, видимо, во многом определяется характер и содержание бесед, проведенных с представителями московского директората.

Опрошенные нами политики сознательно были выбраны из представителей оппозиционных партий. Принимая такое решение, мы опирались на следующую логическую цепочку. Опрашивать представителей правящей партии «Наш дом - Россия» казалось нецелесообразным в связи с тем, что позиция безусловной поддержки деятельности федерального правительства в социальной сфере не представлялась нам интересной априори. Позиция блока «Яблоко» после ознакомления с достаточно широко опубликованной программой его деятельности показалась нам мало отличающейся от реализуемой сегодня властными структурами. Что же касается ЛДПР и КПРФ, то мнение этих партий связано с тем, что Россия должна оставаться сверхдержавой и нельзя допускать развала военно-промышленного комплекса. Предлагаемые этими партиями меры идут в русле этой позиции. Мы считаем, что мнение этих партий также должно быть услышано и учтено как вариант альтернативной политики.

Проведенный опрос выявил достаточно любопытную картину представлений, бытующих сегодня среди профессионалов по проблемам занятости и социальной политики в Москве. Сложившееся настроение респондентов можно было бы охарактеризовать даже не как безразличие к происходящим процессам, а скорее как общее ощущение безопасности, отдаленной значимости, неактуальности этих процессов, которые сами по себе где-то происходят, задевают какой-то пласт населения, но болезнь эта протекает в столь неявной, неопасной форме, что тревожиться по поводу перспектив, право же, не стоит.

Естественно, окружные отделения и управления Служб занятости, работающие в прямом контакте с критическими группами горожан, более обеспокоены ситуацией в Москве, однако их озабоченность скорее напоминает старательность «сердобольной тетушки» : вот есть несчастные (безработные) люди,

64

Методика исследования социальной политики в регионах

им нужно помочь, дать пособие, найти работу, переучить, может быть, добиться ссуды для открытия небольшого частного предприятия, чтобы трудоустроить 5-7 страдающих. Да, очереди в московские бюро по трудоустройству вытягиваются с утра. Да, руководство Службы занятости обеспокоено ростом очередей. Но все это - в рамках сценария, описанного выше.

Что же касается представителей других групп акторов социальной политики, то многие из них выказывали более чем безразличное отношение. Особенно это относится к представителям местной администрации, большей части предпринимателей и директоров ВПК, а также к руководителям политических партий. «Красные директора» из ВПК вообще считают проблему занятости и социальной незащищенности надуманной, они готовы принять на работы кого угодно, но в состоянии платить при этом смехотворную символическую заработную плату от 40 до 100 $ в месяц.

Санкт- Петербург

Интервью были взяты у 25 респондентов. Формирование выборки носило трехступенчатый характер. Главным критерием формирования группы политиков была принадлежность к депутатскому корпусу законодательного собрания города. Группа директоров включала руководителей крупных предприятий города и (преимущественно) заместителей директоров по управлению персоналом. Среди профсоюзных деятелей - председатели отраслевых профессиональных союзов. В опросе также участвовали чиновники, подготавливающие и принимающие решения на уровне города и субгородских административных единиц. Большинство из отобранных экспертов - достаточно известные во властных структурах люди.

Поиск респондентов оказался довольно сложной процедурой в силу ряда обстоятельств. Именно в апреле-мае 1996г. значительная часть экспертов, особенно по группам политиков и чиновников верхнего эшелона, были включены в предвыборную борьбу по избранию губернатора города. Именно по этой причине (недостаток времени и занятость в предвыборной кампании) отказались дать интервью председатель Комитета занятости населения Санкт-Петербурга, председатель экономической и финансовой комиссии правительства города, главы двух районных администраций Санкт-Петербурга. Недоступными оказались и представители Комитета по социальным вопросам при правительстве города. Отказ мотивировался необходимостью санкции председателя Комитета, связаться с которым не представилось возможным сначала в связи с предвыборной кампанией, затем по причине формирования нового правительства города и передачи полномочий. В 1997 г. в составе экспертов произошли некоторые изменения.

Среди опрошенных труднее всего шли на контакт директора крупных промышленных предприятий, что, по мнению наших петербургских коллег, объясняется постоянным и очень плотным графиком их работы. Тем не менее, это наиболее многочисленная группа экспертов, в большинстве случаев промышленники проявляли активную заинтересованность в обсуждении проблем занятости и социальной защищенности в городе.

Среди представителей директорского корпуса - в основном заместители

МИР РОССИИ. 1998. N1-2

директоров по работе с персоналом. Их ответы в большей мере связаны с проблемами найма и увольнения, сокращения численности работников, сохранения квалификационного потенциала. Вместе с тем. в отличие от московских респондентов, у них нет видения общего решения проблем, но больше информации о конкретных методах политики занятости. В этом смысле ответы москвичей шире, они размышляют как изменить систему в целом, как спасти производство, как адаптироваться к рынку, что в конечном итоге взаимосвязано с решением проблем занятости.

В большинстве случаев рассуждения интервьюируемых Санкт-Петербурга имели довольно яркую эмоциональную окраску. Необходимость происходящих перемен не ставилась под сомнение, но почти всегда серьезной критике подвергались методы осуществления социальной, экономической политики, политики занятости.

Практически все опрошенные открыто излагали свои взгляды. В случае недостаточного владения какой-либо проблемой, или нежелания говорить на эту тему (например, о политических пристрастиях) неловкости не возникало, так как в самом начале интервью в предварительной беседе обсуждалась возможность такой ситуации. Следует отметить довольно часто встречающуюся ситуацию, когда кратко ответив на поставленный вопрос, респондент более подробно рассуждает о проблемах, непосредственно связанных с его профессиональной деятельностью. Судя по литературным источникам, это довольно типичная картина.

Наши собственные представления о репутации того или иного эксперта проверялись в беседах с предыдущими интервьюируемыми. Однако просьбы помочь «выйти» на следующего эксперта часто приводили к неудаче.

При анализе текстов интервью обнаруживается некоторая противоречивость суждений. Довольно часто встречается негативная оценка проводимой социальной политики. Крайним выражением этого взгляда является высказывание «социальной политики у нас просто нет». Однако ответы на более конкретные вопросы проясняют, что это скорее эмоциональная реакция недовольства на разрозненность мер социальной поддержки, невнятность концептуального подхода в ее формировании.

Продолжительность интервью составила от получаса до полутора часов. Столь большая разница в длительности бесед объясняется двумя обстоятельствами: занятостью респондетов непосредственными служебными обязанностями; в более редких случаях - слабой осведомленностью в некоторых вопросах (например, о социальном партнерстве, отдельных сторонах деятельности службы занятости).

Воронеж

В 1996г. было опрошено 15 респондентов. В 1997 г. 11 из них проинтервьюированы повторно, заменено 4 (26%), являвшихся представителями местной власти и утративших свои позиции в связи с прошедшими в регионе (в 1997г.) выборами нового губернатора и областной Думы второго созыва.

Ввиду отсутствия в Воронеже такой группы акторов социальной политики, как «чиновники высшего звена» в ходе интервьюирования, исходя из целей исследования, была выделена группа «научная элита». В эту группу вошли

3 Мир России, N'? 1—2

Методика исследования социальной политики в регионах

4

и.

два эксперта, обладающие высоким уровнем информированности и компетентности по исследуемой проблематике, а также имеющие определенный вес в принятии решений на местном уровне. В ходе проведения интервью и последующего его анализа личная позиция и принадлежность к «партии власти» заместителя главы администрации по социальным вопросам позволили отнести его в группу «политических лидеров».

С первых же интервью мы обратили внимание, что характер бесед в Воронеже во многом определялся спецификой этого региона: рыночные процессы идут медленно, многие респонденты имеют просоветскую ориентацию - глядят скорее в прошлое, чем в будущее.

Выборы губернатора Воронежской области в 1997 г. усилили прокоммунистические настроения среди местной политической и экономической элиты. Нынешний губернатор - бывший секретарь областного комитета коммунистической партии. Создалось противостояние областной и городской власти. Борьба за сферы влияния, за электорат сегодня расставляет акценты в решении социальных вопросов. Прежде всего решаются вопросы пенсионного обеспечения (большинство активного электората - пенсионеры). Проблемы трудоустройства и занятости практически не решаются. Официальный уровень безработицы в городе за год практически не вырос. Но это не отражает реальной ситуации. Большинство промышленных предприятий не работает. Рабочие в долгосрочных неоплачиваемых отпусках. Те же, кто продолжают работать, месяцами не получают зарплату. И в этой ситуации в Воронеже все еще нет специальных программ по решению проблем занятости, нет регионального законодательства по занятости населения и т.д. Эти и другие факторы определили характер интервью с представителями властных структур.

Директора Воронежа и на первом, и на втором этапах исследования охотно шли на контакт. Однако определяющим здесь являлась скорее не заинтересованность в решении социальных проблем и собственно проблем занятости, а желание выступить на широкой аудитории, быть услышанными, заявить о насущных проблемах предприятия: прежде всего, по поводу задолженности в Фонд занятости. Многие директора промышленных предприятий (даже те из них, кому удалось сохранить производство) не хотят отчислять деньги в Фонд занятости, считая, что тем самым поощряют содержание иждивенцев. Директора не ощущают себя акторами политики социальной зашиты и занятости, считая последнюю компенсационной.

Содержательный анализ интервью показал, что позиции респондентов в отношении социально-экономических приоритетов значимых различий не имеют. Определенные расхождения в ответах были связаны прежде всего с особенностями профессионального и социального статуса экспертов. Средняя продолжительность интервью в Воронеже 1,5 часа.

3.4.0бработка первичных данных

Подготовка результатов интервью и их обработка носила разный характер на разных этапах исследования. После первичного анализа текстов интервью (пилотная стадия) мы убедились в том, что действительно прослеживаются определенные зависимости ответов респондентов от группы, к которой эти

МИР РОССИИ. 1998. N1-2

респонденты были отнесены в начале исследования: выявилась однородность и сходство позиций респондентов одной группы по отношению к центральным темам исследования: политики занятости в контексте социальной политики. Даже в первом приближении фактическое распределение ответов совпадало с номинальным распределением респондентов.

Получив первые результаты при обработке интервью по основным «темам» опросного листа, мы обнаружили, что ответы респондентов на открытые вопросы интервью, с одной стороны, отклоняются от тематики опроса, а с другой - могут многое прояснить, раскрыв с неожиданной для нас стороны насущные проблемы респондента, его реальные интересы в сфере социальной политики, занятости. В результате проведения интервью мы получили значительный массив информации по интересующим нас вопросам. Однако требовалась специальная обработка материалов интервью, привлечение различных социологических методик для выявления акцентов в ответах на вопросы, заинтересованности респондентов в решении той или иной проблемы как в сфере занятости, так и в социальной политике в целом.

Подготовительная работа на первом этапе исследования (1996 г.) заключалась в поиске и фиксации содержательных блоков в тексте интервью с опорой на ключевые вопросы, отражающие специфику ситуации в области социальной политики с последующей группировкой содержательных блоков, их анализом и сопоставлением. Использовалась также следующая методическая процедура. Несколько вопросов дискуссионного характера были построены в форме, вполне допускающей возможность кодировки по определенным алгоритмам ( например, с использованием пакета SPSS).

Так, с помощью пакета SPSS были рассчитаны 2-х мерные частотные таблицы (2-х мерное частотное распределение). В качестве одного из признаков выступали вопросы интервью, характеризующие вовлеченность опрошенных в политику занятости.

Основанием отбора ключевых вопросов для компьютерной обработки стали такие факторы, как осведомленность и заинтересованность в формировании рынка труда России, участие в решении проблем занятости, понимание ключевых проблем социально-экономической ситуации в стране.

Всего было отобрано 12 вопросов.

Можно сказать, что обработка носила вторичный характер, так как вопросы, отобранные по нашему принципу, пришлось сделать закрытыми, предложив типичные варианты ответов, основываясь на самих же материалах проведенных интервью. В качестве второго признака распределения рассматривались характеристики самих респондентов, что явтялось целью данного анализа и соответствовало задачам исследования: определить активность акторов социальной политики и возможность их рассмотрения в качестве ключевых фигур проводимой политики. Таблицы позволили нам получить дополнительную информацию о вовлеченности субъектов политики занятости в решение проблем рынка труда и его формирование в условиях социальной и экономической напряженности в стране.

Был также использован пакет статистической обработки эмпирического материала «Астра» («Автоматизированное рабочее место социолога»), разработанный в Томском институте автоматических систем управления и радиоэлектрони-

з*

Методика исследования социальной политики в регионах

ки. Возможности этого пакета были реализованы в двух направлениях:

1. После первичной обработки текстов интервью ответ на каждый вопрос формулировался в сжатой форме, иначе говоря, выделялась сущность ответа и записывалась четкая формулировка. Такая процедура была выполнена по всем вопросам опросного листа. Следующий этап работы заключался в сопоставлении ответов респондентов, причем суждение каждого очередного опрошенного сопоставлялось как с ответом предыдущего, так и последующего респондента и т.д. В результате были получены варианты ответов по каждому из вопросов интервью и подсчитано их распределение в процентах к общему числу ответов, что также позволило провести дополнительный анализ данных.

2. В опросный лист также входили вопросы, содержащие так называемые «подсказки интервьюера». В принципе, эти вопросы можно рассматривать в качестве «закрытых», что позволило, используя возможности пакета «Астра», представить альтернативные подходы экспертов в формализованном и упорядоченном виде. Эта работа была выполнена при содействии сотрудников Института проблем народонаселения РАН. (21)

На втором этапе исследования (1997 г.) была проведена обработка всего массива интервью (первого и второго этапов исследования) с помощью пакета SPSS. Для этого в соответствии с тематикой опросного листа были составлены кодировочные листы (два кодировочных листа для 1996 и 1997 гг.); каждый кодировочный лист включал порядка 40-45 вопросов, что позволило после проведения интервью во всех городах исследования формализовать материалы опроса. Для унификации процесса обработки каждый вопрос кодиро-вочного листа предполагал пять вариантов ответов, кодировочный лист включал также социально-демографическую информацию о респонденте.

По каждому интервью была составлена кодировочная таблица: всего 150 таблиц по результатам двух этапов исследования. Однако расхождения в составе вопросов между первым (1996 г.) и вторым (1997 г.) вопросниками потребовали от нас создать дополнительный, третий кодировочный лист, отразивший содержание интегрального производного опросного листа. Это позволило провести непосредственное полное сопоставление и сравнение ответов на двух этапах опроса. Тем самым была решена задача обеспечения преемственности в анализе ответов на основной массив вопросов (25 вопросов, общих для 1996 и 1997 гг.); была составлена матрица ответов экспертов в сравнении по годам исследования.

После обработки формализованных ответов при помощи пакета SPSS мы получили широкий массив информации о позиции экспертов по интересующим нас вопросам. Все вместе это составило порядка 500 таблиц с распределением по группам экспертов и по городам опроса (сводные и дифференцированные таблицы). По основным вопросам интервью были составлены гистограммы, иллюстрирующие полученные результате и позволяющие наглядно представить распределение ответов по городам и группам респондентов, а также динамику представлений интервьюируемых. Полученные данные позволили нам выявить изменения, проследить тенденции, расставить акценты. (22)

Наше исследование показало, что привлеченные к участию в фокусированных интервью респонденты (представители директората промышленных предприятий, чиновники министерств, политики, профсоюзные лидеры и т.д.)

МИР РОССИИ. 1998. N1-2

69

- предполагаемые акторы новой социальной политики в России, в действительности являются лишь формальными (номинальными) субъектами этой политики. Безусловно, представители выбранных нами профессиональных групп и по своему социальному статусу, и по должностному рангу, и по профессиональной принадлежности вполне вписываются в концепцию многосубъектной социальной политики. Однако сегодня это все еще потенциальные субъекты. Большинство респондентов достаточно информированы в области конкретных (затрагивающих их профессиональные интересы) проблем, при этом часто весьма неопределенно представляют себе существо социальной ситуации в обществе, задачи и цели проводимой социальной политики, ее связь с экономической политикой и т.д. В России практически не работает институт социального партнерства, деятельность профсоюзов не эффективна, социальные программы ведущих политических партий и движений не известны не только населению, но и самим предполагаемым акторам социальной политики. Можно отметить, что социальная проблематика в целом не представляет для них какого-либо серьезного интереса; на первом плане необходимость решения экономических проблем, конкретных профессиональных, политических, производственных задач. У них отсутствует внутренняя заинтересованность в осуществлении, создании эффективной социальной политики, в эффективном решении социальных вопросов. В ходе опроса сложилось стойкое впечатление, что о большинстве вопросов современной социальной жизни респонденты практически не задумывались, особенно в качестве потенциальных исполнителей необходимых решений.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1.Обзор экономики России. Основные тенденции развития. 1997// Российско-европейский центр экономической политики. М., 1997. С.89.

2. Обзор экономики России. Основные тенденции развития. 1997// Российско-европейский центр экономической политики. М., 1997. С.243-244.

3. Бирман И. Аномальное полузнайство// Свободная мысль. №9. 1997. С. 87.

4. Голов А. Массовые оценки проблем российского общества: проблемы за

год//Новая газета. 2-6 марта 1998г., №8. С.4; Информационный бюллетень «Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного

мнения». 1996. №1(21). С.84.

5. См. Шкаратан О.И., Тихонова Н.Е. Занятость в России: расслоение на рынке труда// Мир России. 1996, №1. С.94-153.

6. См.: Гордон Л.А., Чертихина Э.С. Экспертная оценка гипотез при изучении перспектив развития образа жизни//Социологические исследова-ния1983.№ 2; Шереги Ф.Э. Метод экспертной оценки//Основы прикладной социологии. Под ред. Ф.Э.Шереги и М.К.Горшкова. М.,1996. С. 63-67.

7. Белановский С.А. Методика и техника фокусированного интервью. М.,1993; Мертон Р., Фиске М., Кендалл П. Фокусированное интервью.М., 1992.

8 Вопросник для домохозяйств подготовлен Тихоновой Н.Е., Шкаратаном О.И., Меннингом Н. (Великобритания).

9. Раздел о социальном портрете опрошенных петербуржцев был подготовлен Н.Л.Русиновой (Петербург), осуществлявшей интервьюирование в Петер-

70

I • <

lh£j|

Методика исследования социальной политики в регионах

бурге. Авторы благодарны ей за сотрудничество и помощь в работе.

10. Раздел о социальном портрете опрошенных воронежцев был подготовлен с помощью Н.М.Давыдовой, осуществлявшей интервьюирование в Воронеже. Авторы благодарны ей за сотрудничество и помощь в работе.

11. Показательно было то, что пятая часть увольняемых и года не проработала на предыдущем рабочем месте, а еще 21 % не смогли назвать свою основную профессию, поскольку в процессе трудовой карьеры им приходилось часто менять род занятий.

12. См. Указ, статью Шкаратана О.И., Тихоновой Н.Е..С. 149-153.

13. Описание программы CHAI Осмотри: SPSS. SPSS for Windows. CHAID. Release 6.0. Jay Magidson/ SPSS Inc. 1993.

14. Бурдье П. Социология политики (глава «Социальное пространство и генезис классов»). М., 1993. С.53-87.

15. Burchell Brendan. The Effects of Labour Market Position, Job Inse- curity, and Unemploiment on Psychological Health// Social Change and the Experiense of Unemploiment. Edited by Duncan Gallae, Catherine Marsh and Carolyn Vogler. Oxford, 1995. P. 188-212.

16. Рабочий и инженер. Социальные факторы эффективности труда. Под редакцией О.И.Шкаратана. М., 1985. С. 11-27; в ходе работы над проектом ресурсно-потенциальный подход получил определенное развитие.

17. Это составляло с учетом подпунктов ряда вопросов, которые необходимо было анализировать как самостоятельные вопросы, менее 20% от всех вопросов анкеты 1997г. и менее 10% от анкеты 1996г.

18. См. статью Н.Е.Тихоновой «Российские безработные:иприхи к портрету»

в этом номере «Мира России».С. 93-146. ’

19. Тихонова Н.Е. Ценности россиян и перспективы политического процесса в России// Обновление России: трудный поиск решений. Вып.З. М.,1995. С. 96-119; Трансформационные процессы в сознании россиян: аксиологический аспект// Трансформационные процессы в России и Восточной Европе и их отражение в массовом сознании. М., 1996. С.45-61.

20. Вопросник для акторов социальной политики подготовлен Шкаратаном О.И., Пановой Л.В. (Петербург), Сидориной Т.Ю., Меннингом Н. (Великобритания).

21. Подробнее о характере проведения «доверительного интервью» см.: Предприятие и рынок: динамика управления и трудовых отношений в периходный период (опыт монографического исследования. Под редакцией В.И. Кабалиной.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

М., 1997г.

22. Пакет «Астра» разработан Томским институтом автоматичеких систем управления и радиоэлектронники в 1987г. для целевой и комплексной программы «Общественное мнение».

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Пользовательское соглашение Политика конфиденциальности
Открытая наука